36

   9-1-1 Трррррррр…
   — Служба спасения, дежурная Уотсон. Что у вас случилось?
   — Это не у меня случилось! Это у вас случилось! Инопланетяне захватывают Землю, а вы и в ус не дуете. Я требую, вы слышите — требую: спасите меня от инопланетян.
   — Подождите, мэм. Успокойтесь, пожалуйста, и расскажите, что произошло. Вы увидели инопланетянина?
   — Она еще издевается! Вы что, газет не читаете совсем? Инопланетяне захватили все наши спутники и готовятся уничтожить человечество. Вы обязаны меня спасти.
   — Простите, мэм, вы прочитали об этом в газете? В какой?
   «Боже, дай мне терпения! Как много развелось сумасшедших».
   — В газете «Шабаш». Ее редактирует Стефани Бэр, это замечательная женщина. Она неустанно разоблачает инопланетян, которых правительство прячет от суда общественности. Завтра пришельцы захватят Землю, и вы первая будете плакать.
   — Извините, пожалуйста, но мы не занимаемся спасением Земли от инопланетян. Если вы не больны и не ранены, а в вашем доме нет пожара, то я не могу разговаривать с вами дольше. Меня ждут пострадавшие.
   — Пожар в доме! Она говорит про пожар в доме! Пожар уже полыхает по всей планете!!!
   — Соединяю вас со специалистом. (С доктором психиатрии Мередитом.) «О Господи, дай мне терпения!» Трррррррр…
   — Си-эн-эн, дежурный редактор службы новостей слушает вас.
   — Вы что там, ополоумели совсем?! Что вы показываете по каналу новостей?
   — Простите, вы звоните из Европы?
   — Да, именно. И я выставлю вашей компании счет за переговоры и за моральный ущерб.
   — Понятно, сэр. Вы имеете право упрекать нас. Но я должен все объяснить. Наш европейский спутник по какой-то причине вышел из строя и стал ретранслировать другой канал. Мы пока не можем определить источник сигнала и отключить его. Это технический сбой, от него никто не застрахован. Сейчас я продиктую вам данные канала, по которому вы сможете смотреть наши новости, пока неполадка не будет устранена. Запишите…
   — Век бы не видеть ваши новости! У меня дети в школу ходят, а вы им этакий разврат прямо в глаза… «О Боже, дай мне терпения!» Трррррррр…
   — Технический центр? Ну что там у вас?
   — Ничего хорошего. Управление спутником перехвачено извне и наш управляющий канал отключен. Мы не можем вернуть себе контроль.
   — Как это произошло? Кто мог перехватить управление?
   — Не знаю, Сэм. Честно, не знаю. По идее — никто не мог. Есть несколько центров, которые теоретически на это способны, но они вряд ли стали бы показывать через наш спутник порнографию.
   — Но его можно хоть как-нибудь отключить?
   — А у тебя есть базука для звездных войн? Или противоспутниковое ружье? Нет? Тогда никак. Пока таинственный некто не вернет нам управление аппаратом, мы можем только сидеть и смотреть.
   «Дай терпения, Господи!»
   Трррррррр…
   — Пайн у телефона.
   — Добрый день. Это сенатор Хаммерсмит.
   — Добрый день, что нового?
   — Я выполнил вашу просьбу и могу с полной ответственностью заявить, что спутник «Янг Игл» существует и с ним творится что-то неладное. Подробностей пока не знаю, но узнаю обязательно. Похоже, здесь есть материал для большого сенатского расследования.
   — Спасибо, сенатор, я уже в курсе.
   — В курсе чего?
   — Что спутник существует. Я разговаривал с CNN. Сегодня их космический ретранслятор на два часа вышел из повиновения и вместо новостей показывал порнографию для всей Европы. Сдается мне, это шуточки наших друзей — «пришельцев».
   — Вы хотите сказать, что они сумели пустить оружие в ход?
   — Очень похоже на то.
   — Тогда я, пожалуй, начну действовать немедленно.
   — Я тоже. В ближайшем выпуске новостей CNN передаст сообщение, а в вечерних газетах будет моя статья. Трррррррр…
   — Гроссман.
   — Это Пайн. Привет. Есть две новости.
   — И обе плохие?
   — Суди сам. Сенатор подтверждает, что спутник есть и с ним что-то происходит.
   — Я и без него это знаю.
   — И тем не менее. Хаммерсмит грозится учинить сенатское расследование. По крайней мере, Пентагон нас не съест.
   — Все равно бы подавился. А вторая новость?
   — Нас опередили с сообщением. Моя жена помешана на потусторонних силах и читает одну газетенку. «Шабаш» называется. Так вот, в сегодняшнем номере напечатана статья какой-то Стефани Бэр и письмо наших инопланетчиков.
   — Этого следовало ожидать. Серьезные конторы решили, что это бред параноика, а газета для таких параноиков как раз и клюнула.
   — А ты не боишься, что с таким отношением к горячей информации твоя фирма останется без рекламодателей? Возьмут да и уйдут в «Шабаш».
   — А что, у «Шабаша» большой тираж? И потом, не ты ли мне рассказывал про парня, который украл статую Свободы?
   — Рассказывал, это верно… А тираж у «Шабаша» до сих пор был маленький, но теперь может и подрасти. Ну, да это мелочь. Я тебе главного не сказал.
   — И что же главное?
   — Главное то, что текст письма в газете отличается от того, который есть у нас с тобой. Заметно отличается. Например, больше угроз и говорится о каких-то условиях, которые правительство должно будет выполнить, чтобы центаврийцы оставили нас в покое.
   — Интересно. Думаешь, надо с ней поговорить?
   — Не исключено, что к ней попала новая версия послания. Мало ли — может, они поняли свою ошибку и стали рассылать меморандумы оккультистам и уфологам.
   — Кто пойдет?
   — Давай вдвоем. Устроим перекрестный допрос.
   — Почему бы и нет… Трррррррр…
   — Дуглас слушает.
   — Генерал! Все катится к чертям. Через десять минут по CNN пойдет сообщение насчет «Янг Игла». И еще— сенатор Хаммерсмит наводил справки и собирается подать официальный запрос, а потом возбудить сенатское расследование.
   — Что им известно? Только точно.
   — Что известно сенатору, не знаю, а у прессы есть письмо похитителей и факт внезапного отключения европейского ретранслятора CNN. Мы никак не можем запретить им выдать эту информацию в эфир.
   — Есть какой-нибудь шанс минимизировать скандал? Спустить дело на тормозах?
   — Убить сенатора Хаммерсмита, посадить в тюрьму всех журналистов и установить военную диктатуру. Других способов нет.
   — Не надо так шутить. Вдруг нас уже прослушивают. «О Господи, смилуйся над нами!!!»

37

   — Ну, и что мы будем делать теперь? — спросил лейтенант военно-воздушных сил США Джон Рафферти, когда сумел наконец отдышаться после бури. Ощущения у него были такие, словно он в течение нескольких суток участвовал в непрерывном марафонском забеге.
   — Радоваться жизни, — ответила Аора Альтман, снимая с себя довольно-таки неуместный на ее роскошной фигуре спасательный жилет. — Ты только посмотри, какая погода на дворе.
   Погода была просто замечательная. Словно в слайд-шоу сменился кадр. Только что вокруг творилась адская свистопляска, а теперь наступила самая натуральная тишь да гладь и божья благодать в придачу.
   — Не хочу хорошую погоду, хочу домой в Кентукки, — тоном капризного ребенка заявил Рафферти.
   — А больше ты ничего не хочешь? — спросила нагая и прекрасная островитянка, склоняясь над офицером и закрывая панораму неба перед его глазами.
   — Хочу. Тебя, — совершенно искренне ответил Джон, протягивая руки к бронзовым полушариям, которые по полинезийским воззрениям могут возбудить разве что голодного младенца. Рафферти был довольно-таки голоден, но он вряд ли согласился бы причислить себя к младенцам. Что касается женских прелестей, которые американки в массе своей склонны скрывать под нижним бельем или на худой конец под верхней одеждой, тогда как полинезийки, несмотря на все старания миссионеров, согласны демонстрировать любому встречному — то они возбуждали Джона Рафферти всегда, пусть даже он был сыт и находился в зрелом возрасте.
   — Ну что это такое? Как вам не стыдно! Тут, понимаешь, раненый товарищ, можно сказать, загибается, а у них только секс на уме! — высказал претензию Харви Линдсей, жуя кусочек шоколадки из неприкосновенного запаса.
   Он, естественно, шутил и отнюдь не загибался. Нога у него, конечно, болела, но как-то тупо и не слишком назойливо. Его претензия насчет секса тоже не выдерживала никакой критики. Голова молодого авиатора покоилась на животе белокурой (в том числе и в самых укромных местах) госпожи Ларсен из племени викингов, и ему достаточно было перевернуться ничком, чтобы приступить к занятиям любовью в самых изысканных формах. Поведение девушки ясно показывало, что возражать против этого она не станет. Однако Линдсею было лень, он устал и не хотел тревожить больную конечность, а также больные (отбитые о бальсовые бревна) ребра и гудящую голову. Кроме того, строгое воспитание и религиозные воззрения не позволяли Харви заниматься любовью в присутствии посторонних. Поэтому он старательно изображал тяжелобольного, что, однако, не мешало ему созерцать эротическое действо в исполнении
   Джона и Аоры и вставлять между делом свои замечания по этому поводу.
   Мануэла Мартинес участия во всем этом не принимала. Надо отметить, что люди из племени инков, в отличие от полинезийцев, ходили одетыми задолго до появления конкистадоров. С другой стороны, католическая вера, которую конкистадоры принесли с собой, пустила в этом племени глубокие корни. Вообще говоря, Мануэла была уже никакой не индеанкой, а обыкновенной испаноязычной перуанкой и хорошей католичкой, которой не пристало появляться голой перед посторонними мужчинами. В первые дни путешествия она и подруг по команде стеснялась — носила бикини, в то время как Хелен и Аора обходились без всякой одежды и даже не обращали внимания на проходящие мимо корабли. Но потом в течение нескольких дней на горизонте не появлялось ни одного корабля, и Мануэла решилась последовать примеру подруг. И надо же было такому случиться: через несколько часов началась буря и всю одежду унесло в океан.
   Буря смела с плота буквально все, но почему-то милосердно оставила пластиковую цистерну с водой. Правда, в этом была заслуга и самих девушек — именно цистерну они бросились спасать в первую очередь, как только началась буря. И спасли — но зато упустили рацию и запас продовольствия, не говоря уже об одежде.
   Теперь Мануэла лежала на мокрых бальсовых бревнах ничком, прикрыв бедра форменной курткой Линдсея, которая тоже еще не успела просохнуть. В ногах у нее валялись штаны лейтенанта Рафферти, которые перуанка милостиво согласилась надеть, когда, во-первых, они высохнут, и когда, во-вторых, Харви хотя бы на минуту перестанет пялить на нее глаза.
   — Никогда не перестанет, — ответил на это Рафферти, в промежутке между сеансами полинезийской любви. — Не пялить на тебя глаза — это грех пострашнее богохульства.
   Следует отметить, что Харви был примерным прихожанином баптистской церкви и действительно считал богохульство грехом. Поэтому он смутился и отвел взгляд от индеанки, да вдобавок еще и отстранился от норвежки, которую использовал в качестве подушки.
   Мануэла, в свою очередь, сочла богохульством саму фразу темпераментного итало-американца и слегка обиделась.
   — Интересно, что за ребенок у вас родится… — пробормотал Харви спустя несколько минут, адресуясь к Аоре и Джону. — Итало-ирландец плюс полинезийская еврейка равняется любовь.
   — Мой прадедушка по материнской линии был индеец, — ответствовал Рафферти, не прерывая основного занятия, — поэтому я имею полное право задушить тебя за расизм.
   Душить он, однако, никого не стал, а Линдсей принялся оправдываться.
   — При чем тут расизм? Я просто к тому, что смесь получается взрывоопасная.
   — У этой смеси есть общеизвестное название, — заметила Аора, когда Джон завершил акт, теоретически способный привести к зачатию. — «Чистокровный американец» — может, слышал?
   — Я много чего слышал. Лучше скажи, как вы назовете своего бэби?
   — Никак не назовем. У меня как раз сейчас противозачаточные дни.
   Все расхохотались, даже Мануэла, которая вообще-то всегда смущалась при обсуждении таких тем.
   Отсмеявшись, Харви решил тему сменить и задал риторический вопрос:
   — А кстати, что мы будем жрать, если нас не подберут в ближайшие несколько суток?
   Никто не ответил, и пауза затянулась на несколько минут.
   Прервала ее летучая рыба, которая шлепнулась прямо на спину Мануэле, отчего та взвизгнула и вскочила, представив взору Харви Линдсея свои тщательно скрываемые достоинства. При этом перуанка поскользнулась и, еще раз взвизгнув, выпала за борт. Харви первый кинулся ее ловить, довольно легко поймав, втащил обратно на плот и, якобы случайно, прижал на секунду к себе. Ма-нуэла отстранилась с некоторым запозданием, из чего молодой офицер заключил, что девушка еще не окончательно потеряна для половой жизни, а Рафферти мгновенно изменил мнение о расовых предпочтениях товарища.
   — Нет, ты не расист, — сказал он, сравнив оценивающим взглядом типичную индеанку из Перу с белокурой красавицей из Норвегии.
   — Я это всегда утверждал, — ответил Харви.
   Но Рафферти его уже не слушал. Он размышлял о любви и о том, почему многим мужчинам неинтересны доступные женщины, обладание которыми достигается без труда. Почему юный птенец Харви Линдсей не хочет наслаждаться с этой норвежкой, которая откровенно предлагает себя, не придавая этой мимолетной связи никакого значения? Зачем ему индеанка, некрасивая по европейским и американским представлениям, да к тому же строящая из себя недотрогу?
   «Странная это штука — любовь», — думал Джон Рафферти, жуя сырое мясо летучей рыбы, которая в конечном счете и послужила причиной этих философских мыслей.

38

   — Я не раскрываю свои источники информации, — сказала Стефани Бэр, когда Гроссман и Пайн прорвались в ее кабинет, осажденный защитниками Земли от инопланетян. Защитники, вооруженные подручными средствами от топоров до кольтов 45-го калибра включительно, жаждали действия и были готовы изрешетить пулями и изрубить в куски любого инопланетянина, который попадется им на пути. Преобладали, впрочем, дамы бальзаковского возраста, вооруженные газовыми баллончиками и дамскими револьверами, однако не следует думать что такие дамы менее опасны, чем громилы с бицепсами Ван Дамма и челюстью Шварценеггера. Журналистов спасло только то, что они ни капельки не походили на инопланетян.
   — Поймите меня правильно, — не сдавался Гроссман. — Дело принимает серьезный оборот. Эти люди не шутят…
   — Это не люди, — перебила Стефани, но Гроссман, словно не слыша, продолжал:
   —… и чем раньше общественность узнает обо всем, что связано с этим делом, тем проще будет предотвратить серьезную беду.
   — Общественность узнает об этом от меня!
   — Хорошо, хорошо. От вас. Съемочная группа со мной, мы готовы предоставить вам эфир, только расскажите, откуда вы получили меморандум. Он отличается от того текста, который попал к нам в CNN и в другие редакции тоже.
   Меморандум Стефани Бэр переделывала собственноручно. Текст, который она получила от Роберта Стерлинга из «USA Today», показался Стефани недостаточно впечатляющим, и она добавила в него несколько фраз погорячее. А теперь пожинала плоды. Во-первых, у ее дома, который одновременно был редакцией «Шабаша», толпились вооруженные читатели, вообразившие, что инопланетяне уже высадили десант в окрестностях Вашингтона. Истребители пришельцев почему-то решили, что именно Стефани должна возглавить их маленькую армию, и она теперь не знала, что делать. А тут еще эти два типа с мудреными вопросами, на которые невозможно ответить. Потому что если сказать правду, то поклонники Стефани Бэр немедленно перестанут ей верить. А если городить чушь в привычном стиле, то не поверят Гроссман и Пайн — и тогда не видать ей выступления по телевизору, как своих ушей без зеркала.
   — Я готова выступить по телевидению, не могу сказать ничего определенного по поводу источника информации, — сказала наконец Стефани. — Сообщение появилось на моем компьютере совершенно таинственным образом, когда машина была выключена. Судите сами, кто мог послать мне меморандум таким образом.
   Она все-таки решила городить чушь.
   Гроссман и Пайн не поверили.
   — А может быть, машина все-таки работала? — спросил Пайн. — Мало ли: пришло по модему, а вы не заметили.
   — Я всегда проверяю входящую корреспонденцию, — отрезала Стефани. — И к тому же мой компьютер ведет автоматический учет. А меморандум появился не в каталоге электронной почты, а прямо на «рабочем столе».
   Это было похоже на правду. Другие получатели меморандума тоже прочитали его без промедления именно потому, что он ни с того ни с сего появился на «рабочем столе». Каждый порядочный пользователь хорошо помнит содержимое своего «стола», и незнакомый файл мгновенно привлекает внимание.
   Но вот в то, что файл появился на компьютере в тот момент, когда он не был подключен к модему и, более того — вообще не работал, верилось с трудом. Скорее всего, Стефани сочиняла, а, может быть, просто добросовестно заблуждалась на этот счет. И первое вероятнее, чем второе: чтобы не заметить новый файл, появившийся на «рабочем столе» без всякого на то разрешения, надо быть человеком крайне рассеянным, а Стефани Бэр не производила такого впечатления.
   Так рассуждали Пайн и Гроссман, и они были правы. Стефани сама поместила меморандум на «рабочий стол» своего компьютера, потому что Стерлинг из «USA Today», передавая ей файл, рассказал, где и при каких обстоятельствах он его обнаружил.
   Итак, Пайн и Гроссман в этот день остались при своих подозрениях, но без фактов. Стефани Бэр твердо стояла на своем и про Стерлинга ни словом не заикнулась.
   Сам Стерлинг в это время сидел в своей редакции и кусал локти. В его руках была такая сенсация — и он ее упустил. Упустил, поддавшись бытующему среди здравомыслящих людей мнению, что все ловцы инопланетян— сумасшедшие.
   И уж конечно Стерлинг не собирался рассказывать коллегам, как из его рук уплыла сенсация первой величины. Он намеревался сам распутать эту историю. Опубликовать письмо звездных террористов может каждый, а вот если кто сумеет разузнать, кто эти террористы на самом деле, слава его не померкнет долго.

39

   — Черт бы побрал все эти компьютеры! — воскликнул начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал-полковник Переверзев, когда ему доложили, что из надежнейшим образом защищенной компьютерной сети вверенного ему ведомства произошла утечка информации.
   Определить масштабы утечки не удалось, но зато компьютерщики нашли способ установить, откуда звонил взломщик — вернее, модем его компьютера.
   Звонил он из Таллина, столицы ныне независимой и крайне гордой страны Эстонии. Услышав об этом, генерал Переверзев рвал и метал минут сорок. Больше всего его бесило не то, что у ГРУ из-под носа выкрали совершенно секретную информацию, а то, что это сделали какие-то паршивые чухонцы, которых дурак Сталин недодавил в сороковом и сорок пятом. А ведь мог вполне — их всего-то полтора миллиона. Нет, сохранили на свою голову, да еще дали им независимость — а они теперь на тебе! — нагло залезают в тайные архивы российской военной разведки и копаются там, словно в своем шкафу.
   Переверзев ненавидел эстонцев с молодых лет, еще с тех пор, когда лейтенантом служил в этом самом Таллине. Ненавидел за то, что они живут лучше русских за то, что умеют жить, за то, что не хотят жить, как прочие советские люди, покорно склоняясь перед силой и властью.
   А теперь он ненавидел их еще больше.
   Надо же — полтора миллиона эстонцев нагло прут против ста пятидесяти миллионов русских, а их спецслужбы воруют российские государственные тайны.
   И главное — как точно уловили момент! У начальника ГРУ генерала Переверзева как раз сейчас куча неприятностей. Всчлег к тому, что его вот-вот снимут с должности и наравят в отставку, поскольку в то время, как вся Россия в едином порыве дружит с Западом, начальник ГРУ позволяет себе иметь особое мнение на сей счет.
   Хорошо еще, что министр обороны горой стоит за Переверзева, а президент Дорогин не слишком вникает в вопросы военной разведки. Дело об утечке информации можно будет замять.
   Но не стоит надеяться, что это спасет Переверзева от ухода с поста начальника ГРУ. Отставки, может быть, удастся избежать — но вот мечту о том, чтобы стать начальником Генерального штаба, придется оставить, это уж как пить дать.

40

   Капитан перуанского корабля «Эльдорадо» Алехандро Штемлер считал долгом чести спасти смелую соотечественницу, которая оказалась на грани гибели. Если бы сухогрузу удалось спасти Мануэлу Мартинес и ее спутниц, то капитан Штемлер был готов изменить курс и зайти в Гонолулу, чтоеы дать девушкам сойти на берег.
   Именно ради спасения экипажа плота «Хейердал» перуанский сухогруз отклонился от обычной трассы и принялся бороздить бушующий океан в том районе, где этот плот должен был теоретически находиться.
   Однако в процессе этих поисков «Эльдорадо» принял SOS профессора Лемье, и капитан Штемлер решил спасти хоть кого-нибудь. Тем более что океан уже перестал бушевать и операция по спасению терпящего бедствие ученого была совершенно безопасной.
   Таким образом вместо героических путешественниц на борт «Эльдорадо» поднялся профессор из Луизианы, который немедленно заявил, что категорически не хочет высаживаться на американской территории и в странах, имеющих союзнические отношения с США, тоже предпочел бы этого не делать.
   Капитан Штемлер не настаивал. Профессор намекнул ему, что хотел бы добраться до Южной Америки, и как можно скорее. Он даже показал капитану свою банковскую карточку и назвал на ухо сумму депозита, но на Штемлера это не подействовало. Он заявил, что не намерен менять курс и сначала зайдет в Кению, потом в ЮАР и только затем пойдет к берегам Бразилии.
   — Почему вы так не хотите к своим? — поинтересовался Штемлер, когда профессор в очередной раз попытался уточнить у него, при каких обстоятельствах его могут выдать американцам.
   Хотя дедушка Штемлера был немец, сам капитан являлся убежденным патриотом Перуанской Республики и с недоверием относился к людям, которые не любят свою страну. Впрочем, к Соединенным Штатам вообще и конкретным американцам в частности он тоже особого доверия не питал, а профессор сразу взял верную ноту, представившись франко-канадцем, которого бессовестные гринго наняли работать на себя, а потом бросили на произвол судьбы в открытом море.
   — Я ученый и сделал несколько открытий, которые могут пригодиться любой стране. Американцы хотят, чтобы все это досталось им. Но, после того как они меня обманули, я этого не хочу. Поэтому мне нужно попасть в Южную Америку, и как можно скорее.
   — Думаете, там захотят ссориться со Штатами из-за ваших открытий?
   — А я не собираюсь иметь дело с властями. Мои проекты пригодятся бизнесменам. Они могут принести много денег и огромную власть.
   — Вы изобретаете оружие?
   — Смотря что считать оружием. В любом случае, подробностей я вам сообщить не могу. Подробности я, собираюсь продать, а у вас вряд ли есть такие деньги. Но за помощь я хорошо заплачу.
   — Люди братья — и должны помогать друг другу, — кивнул головой Штемлер.
   Сказал он это таким тоном, что профессор Лемье понял — какой-то особой помощи от капитана ждать не приходится. Однако есть надежда, что он, по крайней мере, не сдаст неожиданного пассажира американским представителям в ближайшем порту.
   Капитан заговорил по внутренней связи на языке кечуа, всем своим видом давая понять, что профессор на мостике лишний. Лемье прекрасно знал испанский, точно так же, как и все члены экипажа «Эльдорадо», так что прибегать к индейскому языку имело смысл только для того, чтобы скрыть от профессора суть разговора. Лемье понял это и спустился вниз.
   Рулевой, на протяжении всего этого разговора молча стоявший у штурвала с каменным лицом, не поворачивая головы, спросил у капитана, опять-таки на языке кечуа:
   — Значит, он делает оружие?
   — Ты все слышал, зачем спрашиваешь? — ответил Штемлер.
   — Его нельзя отдавать американцам. И выпускать на берег — тоже.
   — Если мне прикажут сверху, — капитан многозначительно поднял палец, — или если американская подводная лодка пригрозит мне торпедой, то я отдам этого гринго кому угодно. Могу даже выкинуть за борт.
   — Если ты это сделаешь, то проживешь потом очень недолго, — без тени эмоций произнес рулевой и опять замолчал, вглядываясь в горизонт.

41

По документам рулевого звали Хосе Гомесом, однако среди друзей он имел другое имя, гораздо более звучное, гордое и прославленное в веках. Члены Фронта освобождения Страны Инков называли его Тупак Юпанки. Так звали одного из древних императоров Империи инков.