Антоновская Анна Арнольдовна. Пробуждение барса (Великий Моурави - 1)

   Бежан с досадой отодвинул чашу.
   - Все работой сыты будут, давно не было такого горячего времени. Вот новые котлы, подносы, кувшины велели принести в Метехи. Амкарство медников большой доход получит...
   - Нам тоже кожаные кисеты велели в Метехи нести, царь марчили дружинникам будет раздавать, - вздохнул Бежан.
   - Все раздает дружинникам, князьям, только амкары ничего не получают, да еще сами подарки должны нести. Налог плати, за товар плати, туда, сюда, ничего не остается...
   Сиуш брезгливо выплеснул на пол вино и шумно поставил чашу на стол.
   - С ума сошел сегодня Пануш. Кизил в кувшине раздавил, что ли?..
   - Уксус, ишачий сын, вместо вина продает, а монеты на зуб пробует.
   - Вижу, вам духанщик испортил день... Черкесского князя Али-Баиндура угощение.
   И он налил в чаши вино из своего кувшина.
   Амкары услужливо пододвинули скамью Али-Баиндуру. Рассыпаясь во взаимных пожеланиях, чокались и, с наслаждением вытирая усы, шумно ставили чаши.
   - По делу к нам приехал, уважаемый князь?
   - Немного по делу, немного на праздник посмотреть. Молодец царь Георгий, хорошую охоту туркам устроил. Теперь Иран не мешает ущипнуть.
   - Э, князь, зачем щипать? Мы первые не лезем, а к нам придут, не спрячемся. Не всегда война удачна. Страна разоряется, заказов мало. Нет, с Ираном дружить надо. Прошлую пасху исфаханский купец приезжал, немножко на тебя был похож... Большой караван разных изделий увез.
   Да, уважаемый князь, в Иране железа мало, большие заказы берем... Вот пять лет новых людей в амкарство не принимали, а весной пришлось принять, много работы, сами не успеваем... Да, праздник веселый будет, хорошо сделал, что в Тбилиси приехал.
   - А вы тоже собираетесь праздновать?
   - Конечно, собираемся, - вскрикнули в один голос Бежан и Сиуш, - завтра увидишь! Базары закроются, все амкары в праздничных одеждах на Ванкскую площадь придут. Мелик с купцами, с нацвали и гзири, - весь город пойдет царя поздравлять.
   - Каждое амкарство по своему ремеслу подарки понесет...
   - Впереди каждого амкарства собственное знамя, а потом на бархатных носилках подарки... Вот наше амкарство белое сафьяновое седло с золотыми звездами приготовило.
   - А вы что понесете, подковы? - чуть улыбнулся Али-Баиндур.
   Заметив улыбку Баиндура, Бежан рассердился.
   - А по какому делу, уважаемый князь, приехал?
   - Хочу для своего аула седла и сбрую закупить.
   Амкары быстро переглянулись. Лица покраснели, движения сделались гибче, пальцы беспокойно пощипывали бороды.
   - Позволь, высокочтимый князь, ответное угощение поставить.
   Опять быстро переглянулись, и Сиуш бросился в другую комнату, где продолжала визжать зурна. Вскоре на столе шипела баранина, появился кувшин с янтарным вином. На медном подносе подали овечий сыр, зелень и горийские яблоки. Амкары наперебой угощали "князя".
   - А много у вас, почтенные амкары, готовых седел и уздечек имеется?
   - Много, князь, на три тысячи лошадей наберем, а если больше нужно, ждать не заставим. Я - уста-баши нашего амкарства, люблю, чтобы кипела работа.
   - Я тоже, высокочтимый князь, уста-баши, - вставил Сиуш. - Чеканной сбруей Сурамское ущелье заполним и еще на хорошего коня останется.
   - А не знаете ли, уважаемые уста-баши, найдется ли здесь оружие и сукно? Ардонскую конницу думаем вооружить... Беспокойные у нас соседи.
   - Оружия не очень много, - покосившись на золотую шашку, ответил Сиуш. - Мечи и шашки на войну взяли, а кинжалы есть. Насчет сукна и шелка купцов спроси. У Вардана Мудрого все найдешь - умеет торговать: когда все тюки зашивают, он развязывает. Хурджини кожаные не возьмешь ли, князь? Прошлый месяц хороший товар достали.
   - Хурджини тоже возьму... Поговорить надо... Где живете?
   В комнату вошел толстый духанщик и медленно стал убирать кувшины.
   - На улице новостей нет, Пануш?
   - Какие новости! Ничего нет! Вот только вся улица запружена. Караван с турецким золотом в Метехи идет, много дружинников. Еще вина дать? Шашлык, может быть? Только что молодого барашка зарезал...
   Но Али-Баиндур, с усмешкой взглянув на Пануша, быстро встал. Амкары, схватив папахи, бросились за ним на улицу.
   Огромный караван верблюдов и коней, отягощенных тюками, коваными сундуками, плетеными корзинами, в плотном кольце дружинников медленно передвигался по запруженным улицам.
   Впереди, сопровождаемый начальниками, ехал Ярали, сбоку гарцевали азнауры, позади каравана тянулись ностевцы во главе с Саакадзе. Тваладцы, держа наперевес копья, замыкали караван.
   Выкрикивая приветствия, возбужденные торговцы раздавали фрукты, сладости. Духанщики с бурдюками под мышкой теснились к дружинникам, угощая вином. С плоских крыш звенели дайра, песни, летели яблоки, шутки, смех... Али-Баиндур, стоя у дверей духана, прищурясь, измерял глазами тянувшийся караван.
   В Метехи победу готовились отпраздновать пышно. Начальник замка, Шадиман и Бартом совещались о порядке празднества. Гостеприимец, пожилой князь Чиджавадзе, с озабоченным видом размещал послов, светлейших, полководцев и многочисленных гостей, уделяя особое внимание прибывшим по личному приглашению царя Баграту и Амилахвари.
   Георгий X в малиновом бешмете с золотыми позументами лежал на груде мутак. Улыбались толстые губы. Он с удовольствием перебирал подробности возвращения в Тбилиси. Вспоминал исступленные, восторженные крики бегущих толп; тысячи тянувшихся за его конем пленных, среди которых были турецкие беи, нарочно оставленные в своих богатых одеждах; ржание арабских коней. Мелькали спущенные с крыш дорогие ковры, стройные женщины, устилающие его путь шелковыми платками, благоговение духовенства и затаенный страх придворных. Неожиданно он нахмурился. Приподнявшись, он резко ударил золотой палочкой по серебряному шару и приказал вбежавшему телохранителю позвать Баака.
   "Баака что-то с лимонным лицом ходит, может, болен? Пока Нугзар здесь, пусть в Твалади поедет отдохнуть..."
   Обожгла мысль о Русудан. Поморщился, вспомнив сухие губы Мариам. Вдруг самодовольно потянулся: запах индийского душистого масла, исходящий от Русудан, вновь приятно защекотал ноздри, розовые волны плыли перед глазами... Приход Баака оборвал мысли.
   Баака вошел, молча отстегнул шашку и положил у ног изумленного Георгия X.
   - Царь, все мои предки служили Багратидам, мною позорно закончился славный список. Я больше недостоин охранять твой дом... Орбелиани бежал...
   Царь несколько мгновений с раскрытым ртом смотрел на позеленевшего Баака и вдруг громко расхохотался.
   - Понял... Презренный, не дождавшись моего победоносного возвращения, отправился в гости к своим китайским предкам.
   - Нет, царь, Орбелиани бежал из подземелья, бежал из замка, бежал из Картли... Я забыл запереть подземелье...
   - Ты?! Ты, Баака, забыл запереть подземелье?! Князь Херхеулидзе забыл запереть подземелье, где сидит важный преступник, от признания которого зависит спокойствие не только царя, но и страны? Как видно, ты плохо меня знаешь... Я всю стражу замка подвергну испытанию железом и огнем, мясо кусками буду рвать, но узнаю правду... Эй!
   Георгий X хотел крикнуть, но Баака с необыкновенной смелостью бросился к нему.
   - Царь, не поднимай тревоги, зачем доставлять торжество твоим врагам? Брось меня в подземелье, казни, но не трогай стражу, она ничего не знает... Я один во всем виноват.
   Царь пристально посмотрел на удрученного Баака, вдруг побледнел, затрясся, быстро вскочил, схватил голову Баака, повернул к свету, стараясь заглянуть в глаза. Баака, стиснув зубы, крепко смежил веки.
   - Баака, ты можешь оградить меня от страшной опасности... Ты должен при всем дворе назвать моего злейшего врага... Я знаю только одно имя, по чьему приказу ты мог выпустить Орбелиани... Скажи, Баака.
   - Царь, клянусь, я не выпускал злодея, он сам убежал.
   - Баака, если бы знал, ты бы... да, да, с большой радостью назвал... может быть, от твоего признания зависит счастье царя... Сейчас единственный случай, другого никогда не будет, а награда...
   - Мой царь, единственная ценная для меня награда - твое доверие... но я больше не должен надеяться. Никто не посмеет сказать, что Баака Херхеулидзе бесчестен. Один отвечу за неосторожность...
   - Надень шашку, - резко сказал Георгий X. - Да, да, пусть враги не радуются, не отнять им у меня верного Баака. Ты узнал, куда скрылся изменник?
   - Да, царь... Он в Абхазети. Сейчас ищу Нестан. Найдем дочь, отец вернется.
   - Как убежал Орбелиани?
   - Через тайный ход в саду... Я приказал завалить камнями, он всегда был лишним.
   - Да, да, тайные ходы замка не для врагов.
   - Сейчас, царь, враги придавлены твоей славой, но все же надзор за всеми установлен. Я разослал людей по замкам выведать настроение князей. Плохие вести принесли. Народ везде неспокоен. Князья опять увеличили подать, а пошлина не уменьшена. Азнауры тоже против князей кипят. Нехорошо, когда благородный с плебеем якшается.
   - Теперь это хорошо, на время о заговорах забудут, а когда нужно, сумеем народ заставить молиться богу. Поговорю с Трифилием, необходимо найти Нестан. После пира сам поеду на молебствие в Кватахеви. Надо разослать монахов, они лучше разнюхают... Не беспокойся, друг, тебя обманули, но мы заставим некоторых трепетать... Да, да... Не будем портить себе праздника, о народе тоже подумаем... Скажи, ты давно знаешь Саакадзе?
   - Царь, за него просил Арчил, старший смотритель конюшен. Арчил испытанный человек, ему во всем доверяю. Мне Саакадзе очень понравился. Осмелюсь советовать - оставь Саакадзе и Дато Кавтарадзе в замке. Умные, отчаянные, такие нам сейчас необходимы.
   - Да, да... Я решил, нам нужны сильные азнауры. Через них многому можно научить народ... князей тоже. Проверь их на деле. Только пусть не сближаются с князьями, борьба требует острой вражды.
   - Об этом не придется беспокоиться, через месяц весь замок будет их ненавидеть.
   По сводчатым залам Метехи толпы слуг втаскивали последние тюки. Разгрузка каравана привлекла взоры всего замка.
   В охотничьем зале выбранные князьями Нугзар Эристави, Заза Цицишвили и Баграт делили трофеи.
   Ни керманшахские ковры, ни затканные золотом ткани, ни изделия из слоновой кости, ни гибкое дамасское оружие, ни драгоценные украшения, выплеснутые из кованых сундуков, не поразили всех так, как ожерелье из голубых бриллиантов. Вечернее солнце разбилось на двенадцать голубых звезд.
   Обычай раздачи подарков заставил князей отдать ожерелье и большую часть каравана царю.
   Весь день волновались княгини. По затаенным углам княжны шептались о голубом ожерелье, предназначенном сегодня красоваться на шее счастливой царицы.
   Сообщение тбилели, что ожерелье принадлежало первой жене Харун-Ар-Рашида, еще более взбудоражило княгинь. Мариам, спокойно улыбаясь, выслушивала восхищенных придворных.
   Перед торжественным обедом весь замок собрался в приемный зал, где царь раздавал подарки княгиням и княжнам.
   Мариам в белом атласном платье, специально подобранном для голубых бриллиантов, заняла место рядом с царем.
   Вслед за пожилыми княгинями с поздравлениями подходили княжны и, получив подарок, удалялись в глубину зала. По обычаю, в таких случаях царица получала подарок после всех.
   Уже Бартом передавал царю последние драгоценности, а сияющие Магаладзе, сжимая в руках резные шкатулки, победоносно оглядывали присутствующих, когда, случайно или умышленно, последней подошла Русудан. Зал изумленно качнулся. Впоследствии Бартом уверял, будто на мгновение все почернели.
   Царь изысканно преподнес побледневшей Русудан голубое ожерелье. И, как бы не замечая растерянности присутствующих, взял из рук Бартома шкатулку из слоновой кости, на дне которой, переливаясь чешуей и рубинами, свернувшись, лежала змея. Царь любезно стал объяснять царице устройство потайного замка шкатулки, охраняющей драгоценный браслет.
   Ощущение выпитой чаши огня сменилось ледяным холодом. Но Мариам, ужаснувшись намека, ничем не выдала своего потрясения и любезно поблагодарила царя за изумительный подарок, о котором, впрочем, она уже знала с утра...
   Гораздо спокойнее было на третьем дворе замка, где размещались царские конюшни. Ржание коней не мешало беседе в маленьком, приветливо окруженном тенистыми каштанами домике Арчила. Георгий и Папуна, выкупавшись в Куре, с удовольствием поедали жареного барашка.
   Для ностевцев Баака отвел отдельное помещение, но Саакадзе, по настоянию Папуна, устроился у Арчила.
   - Давай, Арчил, выпьем за здоровье азнаура Саакадзе... Какой переполох будет в Носте, когда Георгий приедет их господином...
   - Никогда я не буду господином, - вспыхнул Саакадзе, - поделю землю и отпущу людей на свободу.
   - Хорошее желание, - покачал головой Арчил, - но разве тебе не известно, что царские азнауры только лично владеют пожалованной землей, а продавать или дарить - закон запрещает. Получив от тебя вольную, ностевцы лишаются права на свою землю и хозяйство и вынуждены будут пойти к князьям в кабалу. Такая щедрость, дорогой друг, не принесет радости... Нельзя сгонять людей с насиженного места.
   - Я думал, царь мне разрешит, - вздохнул Георгий.
   - Если даже разрешит, не верь, даром Носте не пожаловал бы, тайную цель держит. Может, тебя в Кахети пошлет, найди предлог отказаться. Сейчас все Багратиды друг против друга меч точат, а народ свои раны лечит. В Кахети сейчас царевичи за престол дерутся, в каждом приезжем подосланного убийцу видят, сейчас же голову снимают, особенно после вероломства нашего царя...
   Папуна, любовно заворачивая в лаваш кусок баранины, спокойно перебил:
   - Пусть кушают друг друга, меньше останется.
   - О каком вероломстве говоришь? - насторожился Георгий.
   Арчил вышел, проверил, нет ли кого под окнами, и, вернувшись, близко подсел к Саакадзе.
   - Помнишь, какой переполох в Картли был, когда царевич Давид воспользовался слабостью глаз своего отца, царя Александра, и, захватив царское знамя, папаху и меч с поясом, объявил себя царем, а его брат, царевич Георгий, от такой новости к нам в Картли перебежал? А ты знаешь, каким образом царевич Георгий обратно вернулся?
   - Старики говорили, брат полцарства обещал, если обратно приедет.
   Арчил и Папуна звонко расхохотались. Арчил еще ближе придвинулся к Саакадзе.
   - Наш добрый царь Георгий дал знать Давиду, что брат его спрятался у картлийского митрополита, и, по общему уговору, Давид прислал стражу с цепями. Закованного царевича повезли в Кахети и бросили в подземелье. Потом царь Александр в церкви Пресвятой богородицы проклял Давида, и тот от отцовских проклятий к вечеру распух, как бурдюк, и умер.
   - Спасибо богородице, - запивая вином баранину, весело проговорил Папуна, заставив судорожно перекреститься Арчила, - только, думаю, это отцовское проклятие густо было посыпано персидским ядом.
   Арчил, пропустив мимо ушей последние слова Папуна, продолжал:
   - Я тебе нарочно об этом, Георгий, напоминаю. Если наш царь своего двоюродного брата не пожалел, то тебя, в нужное время, как сухой хворост, в огонь бросит.
   Георгий задумчиво смотрел на Арчила. Разговор глубоко проник в сознание, вызвал тысячу сомнений, на минуту сделалось страшно от своего возвышения.
   Поздравления и прием подарков от послов Кахети, Гурии, Абхазети, Имерети, Самегрело заканчивались, когда Георгий Саакадзе, дружески подталкиваемый князем Херхеулидзе, вошел в приемный зал.
   Толстые восковые свечи, пылающие в оленьих рогах, блестящие костюмы, искры драгоценных камней и оранжевые птицы на потолке ослепили Саакадзе. Еще утром изумил его присланный царем в подарок праздничный наряд азнаура. Казались сказочными шарвари из синего тонкого сукна с серебряными галунами, бархатная, цвета вишни, отделанная золотыми позументами куладжа, бледно-желтая шелковая рубашка, нитка золотых бус на шею, серебряный пояс и желтые сафьяновые цаги. Теперь, оглядывая ослепительную роскошь князей, он понял, что на нем одежда только скромного азнаура. Даже дорогая шашка, подарок Нугзара, не привлекла внимания.
   Словно из горных глубин долетело его имя. Качнулись разрисованные стены, дрогнул пол. Тяжело передвигая словно скованными ногами, пробирался Саакадзе через ледяные провалы устремленных на него глаз. Ударил голос царя, белым знаменем развернулся в руках Бартома пергаментный свиток, мелькали быстрые буквы, сознание ловило слова:
   "...Царь царей Картли Георгий X дарует в полное и вечное владение своему азнауру Георгию Саакадзе за оказанные им на войне услуги грамоту на владение Носте со всеми землями, угодьями и народом, живущим на земле Носте. Дарственную грамоту скрепляю письменной клятвой...
   Кто из Адамова рода: царь или царица, великий или малый - нарушит эту клятву, на того да прогневится бог, необъятный и бесконечный отец, сын и святой дух, да постигнет его проказа Гнесия, удавление Иуды, поражение громом Диоскара, трепет Каина, поглощение заживо землею Датана и Авирона, да заедят его черви, подобно Ироду, да сбудутся над ним проклятия сто восьмого псалма, и никаким покаянием да не избавится душа его от ада. Аминь.
   Я, царь Георгий X, утвердил.
   Я, во Христе картлийский католикос Доментий, законно утверждаю.
   Сие, потомок царей, царевич Луарсаб утвердил.
   В год Хроникона 292, от Р.Хр. 1604".
   Саакадзе вовремя вспомнил наказ Баака, неловко опустился на одно колено, принял из рук царя грамоту, поцеловал край его одежды и беспомощно поник, не зная, что предпринять дальше.
   - Встань, - сказал, подумав, царь, - ты останешься при мне в замке... Царевич Луарсаб, представляю тебе азнаура Саакадзе, да не оскудеет милость наша к героям Картли.
   - Прошу в мою дружину славных героев, - любезно сказал Луарсаб.
   Саакадзе склонился к протянутой руке, тонкие, изящные пальцы Луарсаба навсегда врезались в память. Могучая воля вернула сознание. Он тяжело поднялся, словно царский подарок каменной глыбой лег ему на плечи. Но уже твердым голосом он произнес:
   - Царь, ты приказал мне представить список ностевцев, выследивших турецкие караваны, они...
   - Да, да, помню, - рассмеялся царь, - и у тебя неплохая память... точно исполняешь мои приказания...
   Он, сощурясь, многозначительно посмотрел на Георгия, но Саакадзе, вытянувшись перед ним, даже не повел бровью. Довольный царь благодушно продолжал:
   - Ну что ж, давай список. Бартом, пиши, все будут награждены мною по заслугам.
   Саакадзе поспешно стал перечислять своих друзей.
   Радостные, стояли вокруг Саакадзе Дато, Гиви, Димитрий, Ростом, Матарс, Даутбек, Пануш и Папуна.
   - Мои друзья с врагами - барсы, царю покорны, как ягнята, - сказал с гордостью Саакадзе.
   - Люблю достойные речи... Да, да... Бартом, принеси для подписи азнаурские грамоты дружинникам и дарственные для азнауров - жалую их приглашением на вечерний пир... После празднества подумать о наделах... Баака, раздай сейчас ностевцам по коню с седлами, праздничную азнаурскую одежду и по сто марчили.
   Царь легко поднялся. Сопровождаемый оживленными придворными, любезно беседуя с послами, прошел через зал.
   Гостеприимец пригласил всех пройти в отведенные покои и советовал отдохнуть до начала пира, о котором известит серебряный колокол.
   Не прошло и часа, как ностевские азнауры в праздничной одежде толпились на дворе, нетерпеливо ожидая начала пира. Охваченная беспредельной радостью молодежь не думала ни о вчерашнем, ни о завтрашнем дне...
   За стенами Метехи таинственно жужжал город. Доносились отдаленные звуки зурны, длинные языки факелов облизывали синий воздух.
   Затканная звездами темная ночь свисала над багровыми пятнами пылающих факелов. В черных изгибах улиц кружились фантастические толпы. Кабаньи морды скалили острые клыки на ощетинившихся волков, ловкими прыжками барс сбивал с ног рогатого оленя, зайцы с испуганно выкаченными глазами вели на цепи яростно рычащую пантеру. Крылатые кони наскакивали на кривляющихся обезьян, бурый медведь, рыча, дергал за хвост воющих чертей. Двугорбый верблюд нежно прижимался к пятнистой корове, лающая собака и мяукающая кошка вели под руку кричащего осла, лев, обнявшись с ягненком, изображали влюбленных, лисицы, виляя хвостом, шныряли между гиенами.
   Под исступленный визг зурны, раскатистые удары барабанов, звон дайры в прыгающих языках факелов раскачивались, плясали, пели, кричали, прощая шутки и вольности.
   Ошеломленные ностевцы сначала, тесно обнявшись, неслись вперед, увлекаемые уличным потоком, но, быстро освоившись, приняли живейшее участие в безудержном веселье.
   У аспарези, в глубине темной калитки, таинственно скрылись Гиви и Даутбек. Дато, воспламененный песнями женщин, быстро взобравшись по ковру на крышу, понесся в бешеном танце, обжигая дыханием свою случайную подругу.
   Саакадзе уже не раз приходилось встречаться с Али-Баиндуром на тбилисском майдане и в лавке прозорливого уста-баши Сиуша, и они с первых же встреч оценили друг друга. "Нельзя выпускать этого азнаура из поля зрения", - решил Али-Баиндур, поднимая "за дружбу" наполненный рог. "Придется неустанно следить за этим скользким хитрецом", - решил Георгий, опустошая "за дружбу" пенящийся рог.
   И сейчас, дружески обнявшись, они развлекались выдергиванием у пищавшей лисицы хвоста. Ростом, Сандро и Пануш качали дико воющего черта.
   Димитрий, увлеченный обезьянами, хохотал на всю улицу, но радость испортил кусок яблока, запущенный в него облезлой коровой: Рассердившись, Димитрий отпустил увесистую пощечину неучтивому животному, но корова не преминула боднуть его в бок.
   Под мяуканье и рычание разгорелся поединок. Крик Ростома и Сандро, звавших Димитрия, тонул в общем исступлении и ярости Димитрия.
   На плоской крыше, в кругу разодетых женщин, Дато оборвал танец и впился острым взглядом в стройного чубукчи, кичившегося придворной одеждой. Окружающие восторгались чубукчи, искусно подражавшим женскому голосу... Заметив пристальный взгляд Кавтарадзе, чубукчи проворно сполз с крыши. Дато змеей скользнул за ним.
   Напрасно подбежавшие Ростом и Сандро старались разнять сильные пальцы.
   - Задушу! - неистово кричал Дато. - Проклятый вор, лучше отдай браслет, я узнал твой липкий голос. Презренный, ты позавидовал подарку царицы, ты заманил меня в компанию разбойников... за...
   Сандро, усмехнувшись, на ухо посоветовал Дато, во избежание больших неприятностей, оставить в покое любимого слугу князя Шадимана, тем более, что настало время возвратиться в замок.
   Дато, с презрением плюнув в лицо чубукчи, стал ожесточенно протискиваться с друзьями сквозь кривляющиеся маски.
   В комнате азнауров их встретили уже собравшиеся ностевцы. Отсутствовал только Димитрий. Взволнованные друзья решили отправиться на поиски, но вдруг дверь широко распахнулась, порывисто влетел Димитрий. На нем клочьями висела изодранная одежда.
   Азнауры остолбенели.
   Оглушительный удар серебряного колокола привел друзей в еще большее замешательство. Дато с проклятием помчался к Баака выпрашивать "ишачьей голове" новую одежду.
   Вскоре ностевские азнауры под уверенным предводительством Саакадзе поднимались по изменчивой лестнице Метехского замка к политическим победам и военной славе.
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
   Гульшари, дочь Баграта светлейшего, вплетая серебряные ленты в черные косы, ласково смотрела на свое отражение в венецианском зеркале... Как она прекрасна! Она восхищает старых князей и туманит головы молодым.
   Лишившись матери, Гульшари, как светлейшая княжна, уже год жила в Метехи под покровительством царицы. Четырнадцатая весна всколыхнула монотонную жизнь девочки. Вслушиваясь в разговоры придворных, она рано научилась скрывать чуства и познала власть красоты.
   Гульшари улыбнулась загадочному стеклу. Изящный Луарсаб с некоторого времени не скупился на приятные слова и даже несколько раз ее поцеловал у Розовой беседки, но наследнику только четырнадцать лет, что за толк в пустых поцелуях?
   В глубине стекла качнулся Андукапар... Что ж, он первый пригласил ее на тваладский танец, и она вызвала восторг и восхищение князей своей гибкостью и красотой. Молодежь бросилась к ней, оставив Хорешани, Тасо и других княжен.
   Гульшари надменно откинула косу.
   Под окном нетерпеливо фыркал белоснежный конь.
   Да, Андукапар первый оценил ее. Правда, Андукапар не красавец, пожалуй, слишком высок и худощав, но у князя сильные руки и властные глаза, потом он дружит с отцом и братом... Смешной Луарсаб, ревнует, грозит убить соперников, но ему только четырнадцать лет.
   - Княжна, ты сейчас похожа на уставшее солнце. С печалью думаю о твоем отъезде. Да, да, Метехи погрузится в темноту.
   - Странно говоришь, царь, точно ты не женат...
   - Женат, потому и говорю странно. Иначе повел бы прекрасную Русудан к трону... Да, да, одна Русудан живет в мыслях царя. Подумай, княжна... Знаю, почему не выходишь замуж... Правда, ты не совсем спокойна ко мне?
   - Царь, перед тобою дочь Нугзара. Княжна Эристави может быть только женою... но ты слишком слаб, и Русудан подумает о более сильном муже.
   Разгневанная Русудан распахнула дверь и столкнулась с Магаладзе. Нино скромно опустила глаза и преувеличенно поспешно покинула зал. Смущенный царь посмотрел ей вслед.
   "Теперь непременно сдерет имение... Хорошо, Носте пристроил, а то бы выклянчила..."
   Старый князь Амилахвари выразительно посмотрел на сына. Тот ответил ему понимающим взглядом и поинтересовался, не приснился ли Шадиману союз трех могущественных князей иранской ориентации - Эристави Ксанского, Эристави Арагвского и Мухран-батони, и если приснился, то не думает ли уважаемый Шадиман посоветовать князьям скрепить этот союз замечательным браком племянника отважного Эристави Ксанского на племяннице отважного Мухран-батони.