Аппиньянези Лайза. Память и желание. Книга 2

   Когда все было кончено, Алексей нежно улыбнулся и провел рукой по ее бедру.
   – Ну вот, теперь мы узнали друг друга лучше.
   – Совсем чуть-чуть, – полушутливо-полусерьезно ответила Катрин.
   – Ты хочешь узнать меня еще лучше? – поддразнил ее он.
   Она кивнула.
   – Ох уж эти современные женщины, – простонал Алексей.
   – Какой ты глупый, – надулась Катрин.
   Он встал, накинул на плечи белый халат.
   Высокий загорелый мужчина с поразительными глазами. Он направлялся к двери, уходил от нее, и Катрин сама удивилась силе своего отчаяния – она не хотела, чтобы между ними было расстояние. Катрин закрыла лицо руками, готовая разрыдаться.
   – Ты что? – обернулся он.
   Катрин подняла заплаканное лицо, увидела, что он вернулся с подносом в руках. На подносе стояла бутылка шампанского. Какая же я дура, подумала Катрин и улыбнулась.
   – Не плачь, не надо. – Он бросился к ней, стал покрывать поцелуями ее лицо. – Я так счастлив, что ты здесь, со мной.
   Катрин испытующе взглянула на него:
   – Но ведь ты уехал из Нью-Йорка, бросил меня?
   – Да, – просто сказал он и погладил ее по волосам.
   Он не хотел ничего объяснять. Вместо этого прижал к себе ее стройное тело, которое даже в своей наготе казалось одетым. Она погладила его – робко, словно между ними еще ничего не произошло. Ее грусть ранила ему сердце. Всем своим телом, всем своим существом он говорил: я здесь, я люблю тебя. Как возбуждала его робость, сочетавшаяся в ней с безудержной страстностью.
   Его нежность, деликатность его движений волновали и трогали ее. Она и не представляла, что такое возможно – во всяком случае, что это может произойти с ней. Катрин хотелось крикнуть ему: я люблю тебя, не бросай меня!
   Но когда они разомкнули объятия, Катрин вновь ощутила безотчетный страх – ей не хотелось, чтобы Алексей от нее отрывался, чтобы он выходил из комнаты. Пусть их тела всегда будут сплетены на этой белоснежной постели. И еще в ее душе пробудилось угасшее было желание знать всю правду.
   Она взяла бокал с шампанским, отпила.
   – И все-таки я хочу знать, – прошептала она. – Объясни мне смысл твоей записки. Что я должна была понять? Откуда у тебя кольцо матери? Почему ты послал его мне?
   Алексей растерялся. Правда? Что такое правда?
   – Мне кажется, что я в тебя влюбился, Катрин, – хрипло сказал он.
   Она улыбнулась, погладила его по щеке.
   – Я в тебя тоже.
   Они молча смотрели друг другу в глаза, а потом, засмеявшись, она спросила:
   – Но откуда все-таки у тебя кольцо? Ты что, купил его в антикварном магазине? Вряд ли. Сильви ни за что не продала бы его. Да и в любом случае, ты не мог знать, что оно принадлежит ей. Кто дал тебе это кольцо?
   Солгать было так легко – она сама предложила вполне правдоподобную версию. Да, он случайно купил это кольцо в антикварном магазине, увидел инициалы, провел небольшое расследование… Но нет, лгать ей он не будет. Невозможно лгать, когда смотришь в эти доверчивые, искренние глаза.
   – Она сама дала мне кольцо, – наконец вымолвил он.
   – Она сама? – переспросила Катрин и почему-то ощутила укол ревности. – Так ты знал ее?
   Алексей покачал головой. Но тут же, передумав, кивнул. Придется все ей рассказать. Ничего, они вместе посмеются над его фантазиями. И все же ему было страшно.
   – Да, я один раз видел Сильви Ковальскую. Она брала у меня интервью.
   – Интервью? Какое интервью? Она никогда не занималась журналистикой.
   Катрин совсем растерялась и непроизвольно прикрыла тело простыней.
   Алексей пожал плечами, встал с кровати и опустился в кресло.
   – Я сам толком не знаю. Потом, в шестьдесят восьмом году, я получил письмо. К письму было приложено кольцо. – Он глубоко вздохнул и ровным голосом закончил: – В письме говорилось, что Сильви – моя мать.
   – Что?!
   Катрин дернулась и выпрямилась.
   Сердце Алексея сжалось от страха. Теперь она его возненавидит. Она так враждебно относится к своей матери, что ее зловещая тень ляжет и на него.
   – Все это глупости, разумеется. Полная чушь. Моя мать умерла в момент моего рождения. Но в прошлом году, когда я увидел на выставке портрет Сильви Ковальской, я был заинтригован. С чего вдруг эта женщина написала мне такое письмо? Ломал себе голову, не мог сообразить. Специально отправился в Нью-Йорк, чтобы хоть что-то разузнать. Узнать ничего не удалось, но зато я встретил тебя. – Он взял ее за руку. – Сильви привела меня к тебе, – настойчиво повторил он.
   Но ей этого было недостаточно, Катрин хотела знать больше.
   – Сильви умерла еще в шестьдесят первому году. И почему ты мне не рассказал все это в Нью-Йорке?
   Нет, ей никогда не вырваться из паутины Сильви. Взгляд Катрин стал обвиняющим.
   – Не знаю, – грустно покачал он головой. – Не знаю. Я был растерян, думал, что, может быть, все это правда. – Он хрипло рассмеялся. – Глупо, конечно. Я боялся, что ты окажешься моей сестрой, единоутробной сестрой. В общем, полная ерунда. Но мне всегда было свойственно чересчур увлекаться фантазиями. Я чувствовал, что совсем запутался. – Он говорил все быстрее, встревоженный выражением ее лица. – Поэтому я и уехал. Уехал, хотя больше всего хотел остаться. Остаться с тобой. Катрин, ты меня слышишь?
   Она резко поднялась, стала натягивать одежду. Движения ее были порывистыми, нервными.
   – Катрин, – позвал Алексей.
   Она обернулась к нему уже одетая и отстраненная.
   – Ты и в самом деле можешь оказаться моим братом, – проговорила она с искаженным лицом. – Сильви вечно трахалась с кем придется. Это очень на нее похоже. Она вечно все портила, всем делала больно. Даже после смерти. Все мои несчастья из-за нее.
   Катрин, задыхаясь от рыданий, выбежала из комнаты.
   Алексей догнал ее, схватил за руку.
   – Куда ты?
   – Я не могу здесь больше оставаться. – Она рывком высвободилась. – Мне нужно подумать. И я еще должна позвонить Жакобу.
   – Катрин, но ведь все это ерунда. – Он обнял ее. – Забудь об этом.
   – Не могу. – В ее взгляде читались боль и ужас. – Ты ведь совсем ее не знал. Это очень похоже на правду. Сильви всегда была коварной и жестокой.
   Алексей пытался успокоить ее:
   – Жестокой? Но почему жестокой? Ведь она же не могла предположить, что мы встретимся. Тут нет никакого заговора против тебя.
   Катрин отвернулась.
   – Я позвоню Жакобу, – упрямо повторила она.
   – Зачем? – повысил голос Алексей. – Ты хочешь сделать ему больно? Если бы он что-то об этом знал, то сказал бы мне еще в Нью-Йорке.
   Катрин заколебалась, и Алексей воспользовался этим, чтобы усадить ее.
   – Да, но ведь отец считает, что «Джисмонди» – твоя настоящая фамилия, – возразила Катрин. – Откуда он мог знать?
   – Тоже верно, – пробормотал Алексей.
   Он и не предполагал, что Катрин воспримет все это так близко к сердцу. Зря он признался ей. Сам во всем виноват. Лучше бы соврал. А теперь она уйдет, и все кончится. Эта мысль приводила его в отчаяние.
   – Катрин, ты сейчас расстроена, тебе трудно собраться с мыслями. Скажи, приходилось ли тебе слышать от отца историю о пропавшем ребенке? Или о том, что у твоей матери мог быть еще один ребенок? Слышала ли ты когда-нибудь имя Иван Макаров?
   Катрин покачала головой.
   – Ну вот видишь. Если бы что-то было, до тебя наверняка дошли бы хоть какие-то отрывочные сведения, намеки. Забудь ты всю эту историю. Мне не следовало тебя в нее посвящать. Если бы я знал, что ненависть к матери стала для тебя навязчивой идеей…
   Удар пришелся в цель.
   – Навязчивой идеей? – дрогнувшим голосом повторила Катрин. – Если бы ты ее знал, то мне не пришлось бы тебе объяснять, что для нее не было ничего невозможного. – Внезапно взгляд ее переменился. – Ну вот, я все время это чувствовала. У тебя ее глаза!
   – Ладно, поступай как знаешь! – разозлился он и протянул ей телефонный аппарат. – Звони отцу. Уж он-то должен знать, что его жена вынашивала девять месяцев чужого ребенка, а затем этот ребенок исчез.
   Катрин диковато рассмеялась:
   – Это ты так думаешь. Сильви могло сойти с рук даже такое. Жакоб был слеп во всем, что ее касалось.
   Ее лицо было искажено лютой, безудержной ненавистью. Алексей хотел обнять Катрин, избавить ее от этой злой страсти. Он видел перед собой маленькую страдающую девочку и хотел обнять ее, утешить.
   – Нет! – крикнула она и тише добавила. – Я должна это выяснить, Алексей. Если мы хотим, чтобы у нас было будущее… Да и Натали… – У нее на глазах вновь выступили слезы. – До свидания.
   У самой двери Катрин оглянулась, внезапно поняв, что может больше никогда его не увидеть.
   Катрин не помнила, как добралась до гостиницы, как рухнула на кровать. Ей мерещился лабиринт каких-то пыльных коридоров, опасно пересекающихся тоннелей, которые вели в никуда. Средь глухих стен звучал жестокий, безжалостный смех, а в центре этого кошмарного места затаился зверь – нет, не зверь, а гигантский мохнатый паук, плетущий свою паутину.
   Очнувшись, Катрин не сразу избавилась от этих сумрачных видений. Постепенно мысли прояснились, и она вспомнила: Алексей – ее брат. Нет, в бледном свете утра это казалось совершенно невозможным. Она занималась любовью с собственным братом? Нет! Какая нелепица!
   Но зачем тогда Сильви написала ему письмо и послала кольцо? Нужно позвонить Жакобу. Катрин взглянула на часы. В Нью-Йорке сейчас поздняя ночь. Звонить отцу в это время нельзя. Да и потом, что она ему скажет? «Папа, был ли у Сильви роман с русским, которого звали Иван Макаров?»
   Нет, по телефону такое не спросишь. Нужно поговорить с глазу на глаз. А вдруг Жакоб ничего не знает? Нервный, злой смех стал распирать ее изнутри, и Катрин с трудом подавила этот приступ.
   По крайней мере Жакоб наверняка знает, когда именно Сильви ездила в Польшу и сколько времени она там провела. Как глупо – она забыла спросить, когда Алексей родился. Ничего, это еще не поздно выяснить. В конце концов, можно отправиться в Польшу, порыться в регистрационных книгах. Но где искать регистрационные книги за сорок пятый год? Да и будет ли в них вся правда?
   Вопросы, вопросы, вопросы, от которых никакого проку. Это было похоже на безумный заколдованный круг. У Катрин возникло чувство, словно она тонет. Подступили слезы.
   Когда она наконец встала с постели, решение созрело. Нужно возвращаться домой, в Нью-Йорк. Нужно забыть об Алексее, обо всей этой истории. Это было не более, чем зигзаг судьбы. Не следовало ей сюда приезжать. Больше ноги ее здесь не будет.
   Ничего не видя от слез, Катрин кое-как уложила в чемодан вещи.
   Зазвонил телефон.
   Она машинально подняла трубку и услышала голос Алексея:
   – Катрин, дорогая, я обзвонил все римские отели. Я сейчас приеду. Дождись меня.
   У нее подкосились ноги. Катрин опустилась на кровать.
   – Нет, не нужно, – хрипло сказала она и повесила трубку.
   Встречаться с ним нельзя. Она не выдержит, вновь упадет в его объятия. Только не это.
   Катрин выбежала из гостиницы, взяла напрокат автомобиль. Потом долго гнала машину по шоссе – подальше от этого города. Скорей бы увидеть Натали.
   Но улицы с односторонним движением никак не желали выпускать ее из своего плена, и вскоре Катрин поняла, что едет не в ту сторону. Она попробовала исправить ошибку и запуталась еще больше. Какая разница? Все равно никто ее не ждет. Главное, что она уехала.
   Ею завладел монотонный ритм движения. Мысли путались, всплывали какие-то разрозненные воспоминания. Катрин пыталась восстановить в памяти все, что ей было известно о жизни Сильви. Алексей сказал, что она могла слышать в детстве какие-то намеки… Катрин стала думать о самом раннем детстве. Польша? Нет, в семье никогда не говорили об этом. Да и не могла маленькая девочка такое запомнить. Катрин напрягала память, воскрешая эпизоды, слова, лица.
   Но это может помнить Лео, внезапно подумала она. Ведь он старше на целых восемь лет. Знал же он про Фиалку задолго до того, как об этом узнала Катрин. Сразу же после возвращения в Нью-Йорк надо будет встретиться с братом.
   Катрин вела машину как во сне. Точнее, как в кошмаре. В миг просветления она взглянула на дорожный указатель и увидела, что движется по направлению к Пизе. Она ехала в противоположную сторону от Натали. Это неважно, сказала себе Катрин. Все равно в таком состоянии появляться перед Натали нельзя. Встречу придется отложить на завтра.
   У первой же закусочной она остановилась, выпила три чашки кофе подряд, покрутила в руках булочку, а потом позвонила дочери. К счастью, ни графини, ни Натали дома не оказалось – горничная сказала, что они отправились к морю. Катрин просила передать, что позвонит завтра.
   Внезапно она подумала, что рассталась с Натали только вчера. Один день, и вся ее жизнь перевернулась. Катрин снова затряслась в приступе истерического смеха.
   А потом она опять гнала по шоссе машину, не видя ничего вокруг – ни моря, ни плавных холмов. Катрин рылась в прошлом, искала в нем полустертые следы. Вот парижская квартира в квартале Марэ. Жакоб, Сильви, Лео, маленькая Катрин. Иногда там появлялся Жак. Изредка – Фиалка…
   Принцесса Мэт! Вот кто ей нужен. Катрин прибавила газу. Матильда знает Сильви с детства. Матильда, ее добрая мать Матильда, поможет.

26

   Матильда закрыла потрепанный томик писем мадам де Севинье, сняла очки и откинулась на спинку шезлонга. На пышном газоне яркими пятнами выделялись полевые цветы. А еще дальше, за парком, возвышались массивные, надежные громады гор, увенчанные белыми конусами снега.
   Жаль, что я не владею виртуозным пером мадам де Севинье, думала Матильда. Надо было бы написать письмо Фиалке, в котором неспешным слогом запечатлелись бы и материнская забота, и нежнейшие оттенки чувств, и красоты природы. Но эпоха писем осталась в прошлом. Теперь все контакты сводились к телефонному разговору. Поболтать о том, о сем и повесить трубку.
   Принцесса вздохнула и тут же иронически улыбнулась. Ее долгая жизнь уходила корнями в далекое прошлое – казалось, оттуда не так уж далеко до века мадам де Севинье, века придворных интриг и сложнейшего этикета. Великий век эпистолярной культуры.
   Но, пережив две мировые войны со всеми их утратами и потрясениями, Матильда была неразрывно связана с веком двадцатым, где темп задавали реактивные самолеты, компьютеры и телефоны. Мир стал меньше, насыщенней скоростью и информацией. Знания теперь накапливаются не в мозгу, а на дискете. Память внесена во внешнюю среду.
   На прошлой неделе к принцессе приезжала молодая женщина, просила Матильду поделиться воспоминаниями, то есть овеществить память. Женщина была полна энтузиазма, она хотела написать биографию принцессы. Собиралась совать нос в частную переписку, мучить Матильду расспросами, встречаться с ее родственниками и друзьями. Принцесса удивленно выслушала свою гостью и вежливо, но твердо отказалась. Пусть уж воспоминания остаются ее собственным владением до конца дней, тем более что ждать этого конца осталось уже недолго. Нет, Матильда не хотела, чтобы ее память облеклась в чужие слова, чтобы публика оказалась посвящена в тайны ее жизни. Какая кошмарная идея!
   Матильда задумчиво улыбнулась. Биографии деятелей современности, должно быть, будут выглядеть презабавно. В них не окажется длинных и подробных писем, лишь официальная корреспонденция да телефонные счета. «Из телефонного счета за июнь 1980 года мы видим, что принцесса Матильда в этом месяце общалась со своей дочерью крайне редко. Возможно, это означает период охлаждения в их отношениях…»
   Матильда засмеялась. Теперь она писала длинные, подробные письма только Жакобу Жардину. Рассказывала о своих мыслях, о прочитанных книгах. Он отвечал ей тем же. Переписка возобновилась еще в тот год, когда Катрин стала учиться в швейцарском пансионе, и с тех пор не прекращалась. Благодаря почте Матильда и Жакоб как бы вели вторую жизнь, и иногда принцессе казалось, что именно эта жизнь и является настоящей реальностью. Матильда до сих пор волновалась, вскрывая конверт, адрес на котором был написал знакомым твердым почерком. Совсем как тогда, целую вечность назад.
   Принцесса посмотрела вверх, на небо, по которому ползли облака. Пожалуй, пора идти в дом – становится прохладно. Она медленно поднялась. Проклятые суставы – совсем не слушаются, раздраженно подумала принцесса.
   В это время в дальней конце парка раздался собачий лай. Гости? Но она никого не ждала.
   В дальнем конце аллеи показалась высокая стройная женщина в белых брюках.
   – Катрин, какой сюрприз! – Лицо принцессы просияло улыбкой. – Вот радость! Очень мило, что ты заехала ко мне так, запросто.
   Они поцеловались.
   – Надеюсь, я вам не помешала?
   – Вовсе нет. Сейчас как раз будут подавать чай. Ты останешься на ночь? Куда ты едешь?
   – Я ехала к вам.
   Принцесса с любопытством посмотрела на нее и подумала, что у девочки усталый и расстроенный вид. Бедняжка – она так щедро одарена природой, а жизнь ей выпала нелегкая. Неудачный брак, смерть Карло.
   – Здорова ли Натали?
   – Да, и думаю, вам будет приятно узнать, что сейчас она находится у бабушки.
   – Мне и в самом деле приятно это слышать, – медленно произнесла принцесса. – А теперь скажи, чем ты расстроена?
   Катрин не ответила, и Матильда не стала настаивать. Она отвела свою гостью в оранжерею.
   – По-моему, нашей поварихе уже известно о твоем приезде, – заметила Матильда, увидев, что в оранжерее накрыт стол для чая на двоих.
   – Я не знаю дома, который обслуживался бы лучше, чем этот, – попыталась улыбнуться Катрин.
   Матильда затеяла легкий разговор, поздравила Катрин с открытием галереи Томаса Закса – об этом писал в своем письме Жакоб. Письмо пришло только вчера. Принцесса говорила без умолку, отлично понимая, что Катрин ее почти не слушает.
   – А как дела у Фиалки? – спросила та, сделав над собой усилие.
   – Очевидно, с ее точки зрения, неплохо, – с улыбкой пожала плечами принцесса. – Она завела себе молодого любовника, всячески портит жизнь мужу. Если ты останешься на несколько дней, услышишь от нее обо всем сама. Послезавтра Фиалка должна приехать.
   Катрин промолчала. Принцесса не была уверена, что молодая женщина вообще ее слышала. Катрин сидела, оцепенело уставившись на вазу с тюльпанами.
   Внезапно она спросила тихим и решительным голосом:
   – Мэт, Сильви когда-нибудь произносила при вас имена Алексея Джисмонди или Ивана Макарова?
   В глазах Катрин читалось отчаяние.
   Принцесса задумчиво помешала ложечкой в чашке. Итак, момент настал, думала она. Надежды не оправдались.
   – Надо вспомнить, – медленно произнесла она. – Память у меня уже не та. Особенно на имена.
   Катрин нервно комкала салфетку, расправляла ее, снова комкала. Девочка совсем вышла из колеи, подумала Матильда. Обычно она держится так спокойно, так уверенно.
   – Попробуй пирожное, Кэт, оно восхитительно, – предложила принцесса.
   Катрин лишь мотнула головой.
   – Джисмонди, так-так. Это ведь итальянский промышленник, верно? – с невинным видом спросила Матильда.
   – Да, – нетерпеливо кивнула Катрин. – Сильви когда-нибудь произносила при вас это имя? Говорила про его сына? Приемного сына? – уточнила она дрогнувшим голосом.
   Матильда смотрела куда-то вдаль.
   – А почему ты хочешь это знать?
   – Мне это необходимо, – отрезала Катрин.
   Потом вскочила, да так резко, что стул чуть не перевернулся. Принялась нервно расхаживать по комнате, подошла к вазе с тюльпанами, выдернула один из них, затем, опомнившись, сунула обратно.
   – Мне необходимо это знать! – выкрикнула она. – Алексей Джисмонди сказал мне, что Сильви, возможно, его мать.
   Матильда громко рассмеялась, чтобы ослабить напряжение.
   – Это она ему такое сказала? Сильви обожала фантазировать. Вечно придумает что-нибудь несусветное. – Не в силах выдержать взгляд Катрин, она запнулась. – Послушай, какое это теперь имеет значение? Сильви давно умерла, все осталось в прошлом.
   – Для меня это имеет значение, – глухо сказала Катрин.
   Матильда хотела опять рассмеяться, но не смогла – слишком уж потерянным было лицо ее гостьи.
   – Объясни мне, Катрин. Почему это для тебя так важно?
   – Потому что я люблю Алексея, – выдохнула Катрин, и по ее лицу потоком потекли слезы. Она всхлипнула, закрыла лицо руками.
   Матильда медленно поднялась, обняла за плечи:
   – Ни о чем не беспокойся, девочка. Я пораскину мозгами, что-нибудь придумаю. А сейчас давай отдохнем, мне нужно собраться с мыслями.
   Она проводила Катрин в ее комнату, а сама, тяжело ступая, вернулась к себе в спальню. Долго сидела в кресле у окна, смотрела на горы. Сильвии уже давно нет, а вот как теперь все складывается. Сильви продолжает влиять на судьбы ее близких. Невероятное стечение обстоятельств, возникшее по ее воле. А Матильда так надеялась, что эта старая история никогда не всплывет. Она вспомнила свою последнюю встречу с Сильви, постаралась припомнить детали. Сильви была сама не своя, то вскакивала, то садилась, не находила себе места от возбуждения.
   – Я видела его! Я видела моего сына.
   – Лео?
   – Нет, не Лео. Моего второго сына. Моего потерянного сына. Алексея!
   – Что за глупости, Сильви! О чем ты говоришь?
   – Это не глупости.
   Сильви бросила на Матильду торжествующий взгляд.
   Теперь, много лет спустя, вспомнив этот взгляд, Матильда содрогнулась.
   – У меня есть еще один сын, и я его люблю. Я нашла его. Катрин – не моя дочь, – произнесла она с отвращением. – Я сейчас все вам расскажу.
   И она поведала принцессе свою историю – нелепую, запутанную, невероятную. Возбужденным голосом Сильви рассказывала о разоренной войной Польше, о подмене новорожденных младенцев, о женщине по имени Ганка, о русском офицере Иване Макарове. Принцесса слушала ее и не верила, считала, что Сильви выдумывает, фантазирует, пытается придумать оправдание той ненависти, которую вызывает в ней собственная дочь. Матильда так прямо и сказала:
   – Сильви, вы все это напридумывали. Вы хотели бы, чтобы Катрин не была вашей дочерью.
   – У меня нет дочерей, – ответила Сильви, глядя на нее лучистыми синими глазами. – Только сыновья.
   И тут принцесса впервые засомневалась. Она не хотела, отказывалась верить. Рассказ Сильви пробуждал в ее памяти слишком мучительные воспоминания – дети военной поры, сироты, разрушенные семьи. В мирном швейцарском замке вновь пахнуло войной.
   – А Жакобу вы об этом рассказывали? – тихо спросила Матильда.
   Сильви решительно покачала головой, золотистые волосы рассыпались по плечам.
   – Нет. Он недостоин того, чтобы знать.
   – А мальчику вы говорили?
   Сильви опять качнула головой, но уже не гневно, а мечтательно.
   – Пока не говорила.
   – Значит, кроме меня, никто не знает?
   – Да, вы единственный человек на земле, которому я доверяю.
   Эти слова были произнесены с вызовом, словно Сильви ставила на карту все свое достояние.
   А вскоре после этого разговора она покончила с собой.
 
   И вот принцесса сидела у окна и смотрела вдаль. Какое-то время спустя она поднялась и подошла к телефону. Ничего не поделаешь – придется все рассказать. Для этого нужно сначала всех собрать. Она вздохнула. Как воспримет эту весть Жакоб? А Катрин? Девочка и без того в тяжелом состоянии. У Лео хватает собственных проблем, важных дел и забот. И еще есть этот Алексей, которого она пока не знает. Но выбора нет. Придется рассказать им всем историю, в которую сама Матильда до конца так и не поверила.
   Пять дней спустя все были в сборе. Все, кроме одного. Гости сидели в столовой. Все-таки от телефонов и реактивных самолетов есть своя польза, подумала Матильда. Жакоб и Лео прилетели так быстро, как только смогли. Натали играла с собаками в парке. Приехала Фиалка. А Катрин – та совсем иссохла от ожидания. Принцесса ничего ей не объяснила, сказала, что придется подождать, пока соберется вся семья. Каждый из них знал и помнил Сильви по-своему; каждому придется решать самостоятельно, верить ее рассказу или нет. Не прибыл лишь Алексей – до него Матильда сумела дозвониться только вчера.
   Итак, все собрались в столовой за длинным столом орехового дерева. Блики послеполуденного солнца скользили по полированной поверхности. Лео рассказывал о Сальвадоре и Гватамале, о мире страданий и лишений, так не похожем на этот швейцарский рай. Но в его устах картины далекой жизни обретали реальность. Пожалуй, Лео Жардина принцесса знала меньше, чем остальных. Она смотрела на его худое, почти костлявое лицо, смуглое от тропического загара. Все слушали очень внимательно, но чувствовалось, что собравшиеся с нетерпением ждут дальнейшего развития событий. Матильда никому ничего не объяснила, даже Жакобу. Он совсем поседел, и Матильда иногда с трудом различала в его постаревшем лице знакомые черты. Когда она читала его письма, то видела его совсем другим, таким, как прежде. Должно быть, то же самое он думает и обо мне, мысленно вздохнула Матильда и грустно улыбнулась.
   – Мэт, скажешь ты нам или нет, зачем ты всех нас собрала? – не выдержала Фиалка. – У меня уже терпения не хватает.
   Принцесса взглянула на дочь, сидевшую в дальнем конце стола. Все те же порывистые жесты, живое, подвижное лицо. Похожа на мать и в то же время совсем другая.