Джем шел по проходу между скамьями с красивыми резными спинками. В конце прохода его ждал алтарь. Огромный круг Агониса, вырезанный из красного дерева, упал и лежал, истачиваемый древесными жучками и плесенью. Взгляд Джема скользнул к каменному возвышению, где к кафедре толстой железной цепью были прикованы полусгнившие останки громадной книги.
   Джем повернулся и пошел вдоль боковой стены. Зачарованно он взирал на памятники в честь знаменитых покойников: вмурованные в стену мраморные свитки с их именами, резные плиты в полу у стены, надгробия с лежащими на спине статуями… Рядом со своей дамой лежал каменный рыцарь в доспехах, их каменные руки встречались в последнем ледяном рукопожатии. То был четвертый эрцгерцог Ирионский. В храме была увековечена память всех эрцгерцогов с древнейших времен. Джем подумал о том, что здесь лежат все те, чьи портреты вывешены в галерее, что их кости до сих пор лежат здесь — в стенах и под плитами пола.
   Мысль эта очень опечалила Джема, и он решил сказать об этом тетке.
   — Тетя?
   Они ведь молчали с того мгновения, как вошли в храм. Покуда юноша бродил по проходу и вдоль стен, Умбекка сидела на последней скамье, где нашлось более или менее чистое местечко.
   — Тетя?

ГЛАВА 36
САМАЯ БОЛЬШАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ

   Только одна из их прогулок не удалась. Она была испорчена происшествием, которое Умбекка затем назвала «Самой большой неприятностью».
   В тот день они пошли по другой тропе — вдоль кладбищенской ограды, но не в сторону проповедницкой, а в противоположную. Умбекка сказала, что хочет отвести Джема к Цветущему Домику, который стоял на самой опушке леса. Умбекка сказала, что там живет одинокая старушка, и что когда-то они с сестрой Руанной навещали ее — они в то время занимались благотворительностью.
   Они уходили все дальше и дальше от деревни, свернули раз, потом другой, и Джем стал задумываться, а далеко ли еще до Цветущего Домика? Тетка углубилась в воспоминания об ушедшей молодости. Она, видно, и мысли не допускала, что они могут заблудиться. Умбекка рассказывала о том, как Руанна вышла замуж за эрцгерцога, о том, как этому обрадовались все, кто жил в долине.
   — Все так и говорили: это будет одна из сестер Ренч, Умбекка или Руанна. Представляешь, Джем, в «Ленивом тигре» даже бились об заклад. Представляешь? Но о выборе и речи быть не могло. Всякому было ясно, кого выберет эрцгерцог.
   — Но вы же рады, что он не вас выбрал, тетя? Рады, да? — наконец удалось вставить Джему вопрос в поток воспоминаний Умбекки.
   — Что?
   — Ну, он же был предатель. Эрцгерцог.
   Умбекка сразу как-то сникла. Она вяло улыбнулась. Воспользовавшись наступившей паузой, Джем поинтересовался:
   — Тетя, мы заблудились?
   Да, они, конечно, заблудились, но не это стало «самой большой неприятностью».
   — О боже! — вдруг спохватилась Умбекка. — Я была уверена, что прекрасно знаю дорогу, но что поделаешь — ведь прошло… добрых четыре цикла! — она остановилась, глубоко задумалась и сказала: — Знаешь что, милый, нам, пожалуй, будет лучше вернуться. Что скажешь?
   Джема знобило. Солнечные лучи едва проникали сквозь густые кроны вязов. Подул ветер — но не ласковый ветерок, а холодный, порывистый. Еще несколько мгновений — и полил дождь. Они не только заблудились, теперь они могли и промокнуть.
   Но не это стало «самой большой неприятностью».
   «Самая большая неприятность» произошла тогда, когда короткий ливень кончился и, как выяснилось, на ту пору Джем и Умбекка уже успели найти тропинку, что вывела бы их к деревне.
   — Честное слово, милый, я была уверена, что знаю дорогу! Мы с сестрой были так прилежны, когда занимались благотворительностью, так прилежны. Кому, как не нам, было знать, что это такое — не иметь в этой жизни никаких надежд. «Девочки, — говорила нам наша мать, — такова ваша судьба — только называться дамами благородного происхождения. Только ваша красота поможет вам пробиться в жизни и занять высокое положение». О, мир еще не слышал слов вернее этих!
   — Тетя! — первым закричал Джем. Потом, когда он вспоминал об этом происшествии, ему было стыдно за то, как он закричал — и так визгливо.
   Но и тетка вскрикнула срывающимся от страха голосом:
   — Джем! О, смилуйся над нами, бог Агонис!
   Они прижались друг к другу, а прямо у них на пути, на мокрой от дождя лесной тропинке, с любопытством глядя на них, стояла огромная кошка с желто-черной полосатой шерстью.
   — Тетя… это… тигр?
   — Это… тигр, Джем. Давным-давно я слышала… как про него рассказывали. Но я… никогда не думала… что он на самом деле есть. Ой, Джем, мне кажется, он сейчас бросится на нас. А тебе не кажется?
   Умбекка принялась причитать, а Джем не мог отвести глаз от тигра. Он смотрел в узкие щели черных зрачков, и, как ни странно, этот взгляд золотых глаз тигра наполнил душу юноши удивительным спокойствием. Ему не верилось, что тигр может сделать ему и тетке что-нибудь плохое.
   Было тихо-тихо, только капли падали с вымокших веток. И вдруг откуда-то издалека, словно струйка ртути по глади тишины, прокатилось улюлюканье — клич не клич, окрик не окрик, а нечто среднее. Звук был на удивление чистым.
   Глаза тигра полыхнули огнем. Зверь пригнул голову и медленно отступил, исчез в зарослях леса. И только тогда, когда тигр исчез, Джем увидел незнакомца, из уст которого и вырвался этот странный звук. В тени под деревьями стоял некто очень высокого роста, в капюшоне.
   Сердце Джема ушло в пятки. Почему-то страшно ему стало именно сейчас.
   А вот тетка, похоже, вовсе не испугалась.
   — Сайлас! — имя сорвалось с губ Умбекки, словно ругательство.
   — Милая моя Умбекка! Нет, не надо меня благодарить, — отозвался старческий голос. Говорил он сухо и даже несколько изумленно.
   — Сайлас, мы заблудились. В какой стороне деревня? Надеюсь, это ты нам можешь сказать? — проговорила Умбекка таким голосом, словно старик скрывал от нее эти важные сведения давно и долго.
   — О Умбекка! Только не притворяйся, что готова сделать то же самое для меня, — фыркнул старик, взмахнул посохом и отвернулся.
   Мгновение — и он исчез за деревьями. Вот и вся встреча. Как раз ее Умбекка и назвала потом «самой большой неприятностью».
   — Тетя, кто это был? — удивленно поинтересовался Джем. Еще более удивила резкость ответа.
   — Грешник! — взорвалась Умбекка. — Страшный, неисправимый грешник!
   Еще немного — и впереди показалась деревня, буквально за следующим поворотом тропинки.

ГЛАВА 37
СКАЛА УБИЙЦА

   — Ох, и давно же мы тут не были!
   — И правда!
   — Я соскучился.
   — Еще бы!
   Боб, как когда-то в детстве, неуклюже пробирался вперед, раздвигая побеги папоротника. Над его головой зеленели кроны деревьев Диколесья. «Диколесье зеленеет!» — распевал Боб — хрипло и фальшиво. С веток на его пути срывались и разлетались в стороны ласточки.
   — Полти, догоняй! — весело крикнул Боб, обернувшись назад.
   В этом году дни жаркого сезона Терона, казалось, никогда не закончатся, и с каждым днем Боб становился счастливее. Куда девались его былые тревоги! Полти так переменился. Теперь, когда у него появилась красивая жилетка и драгоценный перстень, он стал совсем другим парнем. Порой вообще казалось, будто вернулось прошлое. Вот и сейчас так казалось. Впервые за долгое время парни шли вдвоем купаться на реку. На плечи их были накинуты грубые одеяла.
   — Полти, — сказал Боб, когда они зашли поглубже в лес. — А что за тайну ты мне не хотел раскрыть?
   Полти невольно расхохотался. Вопрос вышел донельзя глупым. Но Боб был так счастлив, что почему-то решил, что Полти ему ответит.
   — А с чего ты взял, что у меня есть какая-то тайна, дружище?
   — Я точно знаю, Полти. У тебя всегда были какие-нибудь тайны.
   — Это не так. Задумки у меня были. И сейчас тоже есть.
   Немного погодя Боб спросил:
   — Ну и какая у тебя нынче задумка, Полти?
   За деревьями показалась река. Полти толкнул друга в плечо:
   — Давай наперегонки до берега?
   И он бросился вперед.
   Эта игра была Бобу отлично знакома. Но и здесь что-то переменилось. На этот раз все вышло по-другому. Полти запыхался, не добежав до берега.
   — Устал. Не могу!
   — Полти?
   Тот прислонился к берегу. Он махал жирными руками и гнал Боба прочь:
   — Беги, дружище, беги сам. Я просто запыхался. Беги, давай.
   Какое-то время Боб колебался. А потом побежал, все дальше и дальше.
   Он мчался, набирая скорость. Наконец он уже бежал, позабыв обо всем, продираясь на бегу сквозь буреломы, перепрыгивая через стволы упавших деревьев, преодолевая без труда густой подлесок.
   Он запрокинул голову.
   Он весело хохотал.
   Длинные ноги Боба ни на что не годились. Он и сам так думал. И все остальные тоже. А теперь вдруг эти длинные ноги обрели силу и уверенность. За изрядно поредевшими деревьями серебрилась река. Боб, выскочив из леса, промчался по лугу и чуть было не влетел с разбега прямо в воду.
   Размахивая руками, он остановился у самой кромки воды.
   — Я победил! — крикнул он, глупо радуясь неизвестно чему. — Полти, я победил! — повторил Боб, обернувшись к лесу.
   Река сверкала и журчала. Ботинки утопали в прибрежной траве.
   Боб разулся.
 
   Река в это жаркое время года являла собой могучую силу. Громко ревя, она неслась по каменистому руслу, огибала зеленые лесистые берега и мчалась вниз, к водоскату, где скорость ее возрастала во много раз. Боб плыл, раздвигая волны крепкими Руками, боролся с сильным течением.
   Немного погодя он вдруг опомнился и не на шутку испугался.
   — Полти! — крикнул он. — Полти, ты где? Боб выбрался на берег и упал без сил.
   Он совершенно забыл о Полти. А теперь он пытался вспомнить, выходил ли вообще Полти из леса. Он бежал за ним или нет?
   А потом увидел в траве что-то яркое. То был вышитый жилет Полти.
   Схватив жилет и прижав его к груди, Боб бегом бросился по берегу.
   Вода.
   Валуны на берегу.
   И нигде ни намека на рыжеволосую голову Полти.
   Боб бежал и бежал по берегу, все быстрее и быстрее, до излучины.
   — Полти! — вопил он на бегу. — Полти! — намокший жилет болтался в его руке, зацеплялся за осоку, пачкался в грязи. От солнечных бликов на воде слепило глаза. Боб задыхался, хрипел. Он не мог думать ни о чем, кроме: что-то случилось. Но что именно — он не понимал, и даже думать об этом ему не хотелось. Понимание ожидало его где-то впереди — вот единственное, что он знал наверняка.
   Вниз по течению.
   Только потом у Боба возникло такое чувство, что за ним кто-то наблюдает. Это чувство не покидало его весь день.
   Кто-то наблюдал за ним исподтишка.
 
   В том месте, где река отворачивала от Диколесья, как раз перед опасной быстриной мельничного водоската, из берега выступала скала, которую жители деревни называли Скалой Убийцей. В стародавние времена вожди тарнских племен сбрасывали со скалы побежденных ими врагов, тем самым верша суд. Пленных врагов связывали по рукам и ногам и швыряли в реку. Мятущиеся волны вертели и переворачивали тела, уносили их туда, где бешено крутились водовороты на порогах. Если кому-то удавалось выжить в этом испытании, его отпускали на волю.
   Мало кто выживал.
   Позднее, во времена особой строгости нравов, стало принято, чтобы согрешившие вручали мельничному водоскату свою судьбу.
   Падшие на ту пору чаще всего были утратившими девственность девушками, что искали в смерти спасения от позора.
   Детям не разрешали играть около Скалы Убийцы.
   Только они все равно там играли.
   Боб спешил к скале. Раньше Пятерка частенько играла там. Много раз Полти и Вел — лучшие пловцы — осмеливались нырять в бурную реку и соревновались — кто сумеет подплыть ближе к мельничному водоскату так, чтобы его не унесло течением. Ясное дело, кто побеждал.
   «Ты слишком быстро выдыхаешься, Вел. В этом твоя беда».
   — Просто я не такой жирный, как ты. А тебя жир держит.
   — А ты выдыхаешься быстро.
   Боб выбежал из-за поворота, тяжело дыша.
   — Что случилось?
   Но он и сам сразу все понял. На берегу, под Скалой Убийцей на корточках сидела Лени, одетая в тонкую блузку, и Вел — без рубахи. С них ручьями стекала вода, а рядом с ними на песке на спине распростерся Полти.
   — Он мертвый? — надтреснутым голосом спросил ошеломленный Боб.
   — Полти! Полти! — кричала Лени и била его по пухлым щекам.
   — П-привет… — вяло проговорил Полти и открыл глаза. — Боб, а вот и ты… — Жирный парень несколько раз подряд кашлянул. При этом по его груди и животу перекатились валики жира. Между грудными мышцами — толстыми, как у женщины, — краснели мокрые волосы. Намокшие штаны облепили толстенные бедра. — Хорош дружок, да? — ухмыльнулся Полти, подмигнув Лени.
   — Боб?
   — Он-то знает, что я болел. Думаете, он хоть посмотрел, как я плыву? И не подумал даже. Меня течением понесло, а ему хоть бы что. Ну да от него толку, как от богомола. Умница ты, Лени. Ты того парня выбрала, какого надо. — С этими словами Полти сжал руку Вела. Мышцы оказались твердокаменными. — Дружище Вел, ты спас мне жизнь.
   Сын кузнеца усмехнулся.
   — Ты же герой, Вел. Нет, честно!
   Боб неловко переминался с ноги на ногу. Как он мог чувствовать себя сейчас, когда все уже было позади? В высшей степени по-дурацки. Все силы он потратил на бег, и теперь ему казалось, что они вытекали из него, просочились, словно вода в дырочку. Разве он смог бы вытащить Полти из реки, если бы его понесло течением? В детстве в Пятерке Боб плавал хуже всех. Теперь их осталось четверо, но Боб понимал: он и теперь оставался на последнем месте. Боб не нашел ничего лучше, как торжественно провозгласить:
   — Я принес твой жилет, Полти.
   С этими словами он поднял вверх мокрую замызганную тряпку. Если бы его товарищ в ответ стукнул его как следует, Боб бы даже не обиделся, он счел бы, что получил по заслугам. Но Полти просто молча взял у него жилет и набросил его на плечи, так как здорово дрожал.
   — А у нас тут… пикник, — смутилась Лени и взяла Полти под руку. — Но мы же тебе говорили, верно?
   — Не припоминаю, — покачал головой Полти. — Мы-то с Бобом просто решили на речку сходить, и все. А видите, как здорово получилось! Ну да ладно, мы вам мешать не будем. Мы пойдем. Голубкам лучше всего наедине.
   — Полти, да ты что! Пошли, вы должны к нам присоединиться.
   Жирняю Полти ничего не оставалось, как согласиться.
   Компания поднялась по берегу вверх, на скалу, где Лени разложила на клетчатой скатерти роскошное угощение — пироги, холодную курицу, пирожные с кремом. Бутылки с пивом и вином стояли аккуратными рядками.
   — Ты отошел, Полти? — поинтересовалась Лени, когда почетный гость уселся на краешке коврика. Да нет, чего там «краешек»… Полти развалился на коврике. Лени вынула пробку из первой бутылки.
   Полти немного побледнел. Бедняга Полти. Сможет ли он хоть немного выпить, вот интересно?
   — Крошечный глоточек, больше ничего, — сказал Полти.
   — А? — обернулась Лени. — Выпить хочешь? Я тебе сейчас налью.
   Но Полти, оказывается, имел в виду не выпивку. Он шарил во внутреннем кармане жилета.
   — Вот радость-то! — воскликнул Полти. — Хотя бы этого не потерял! — и, бросив убийственный взгляд на Боба, Полти извлек из кармана маленькую бутылочку темного стекла — ту самую, которую Боб впервые увидел днем раньше.
   Хлоп! — сказала пробка, и Полти на краткое мгновение поднес пузырек к губам.
   — А-а-ах! — довольно ухмыльнулся Полти, закрыл пузырек и убрал в карман. — Мое лекарство, — оповестил он Лени и Вела. — Маленький глоточек, и больше не нужно.
   Между тем, несмотря на эти слова, Полти затем неоднократно вынимал пузырек из кармана и прикладывался к нему — или делал вид, что прикладывается.
   Пикник удался на славу.
   Наконец и отвергнутый Боб был принят в ряды присутствующих. Он неловко устроился с краю и большей частью наблюдал за тем, как его товарищи поглощают галлонами пиво и вино и угощаются курятиной, пирогами и пирожными. Боб пил и ел очень мало, но этого никто не замечал. Теперь Боб уже не сомневался — за ними кто-то наблюдал. Наверное, ему бы следовало рассказать о своих подозрениях, но он понимал, что вряд ли сумеет. Ему казалось, что для остальной компании он как бы не существует.
   Бедняга Боб!
   Солнце ярко освещало высокую скалу, вершина которой была гладкой, широкой и плоской.
   — Ну, совсем как в старые добрые времена, — усмехнулась Лени, набивая джарвельскую трубочку. Видно было, что она с любовью вспоминает дни, когда Пятерка была неразлучна. Пожалуй, сегодняшний долгий теплый день и впрямь походил на один из дней их детства. Как они были счастливы тогда! Голые, загорелые до черноты, вдоволь наплескавшись в реке, члены Пятерки забирались на скалу и грелись там под лучами золотого солнца. Когда им становилось жарко, они прыгали в реку, а потом, немного поплавав, снова выбирались на берег и залезали на скалу. Течению не удавалось утащить ребят к водоскату — они были легкими, быстрыми и ловкими.
   Теперь они повзрослели.
   Полти в очередной раз полез в карман жилета за лекарством.
   — Что за зелье? — поинтересовалась Лени, лениво глянув на пузырек темного стекла. В детстве Полти частенько таскал своим друзьям на пробу множество всяких снадобий из аптечки отца — порошки, пилюли, настойки. Еще тогда ребята оценили медицину по достоинству и убедились в том, что те же самые снадобья, которые больным помогают поправиться, заставляют здоровых чувствовать себя еще лучше.
   Или хуже.
   — Попробуй! — и Полти передал Лени пузырек.
   — М-м-м! Вкуснотища-то какая, на патоку похоже.
   — Немножко, много не надо.
   — Ну-у-у. Я замерз! — сообщил выкупавшийся Вел и улегся рядом с Лени. Она поднесла пузырек к его губам.
   — Вел, попробуй. Вел попробовал:
   — М-м-м. Неплохо.
   Он стащил штаны и лег на спину, выгнув шею. Пока он пил снадобье, его кадык несколько раз подпрыгнул и опустился. С его гладкой кожи стекали светлые, чистые капли речной воды.
   — Где эта патока? — поинтересовался он несколько сонно немного погодя.
   — Ага-ага? И мне бы еще немножко… — промурлыкала Лени. Толстые пальцы Полти сжали бутылочку и снова протянули ее товарищам.
   — Вы только понемножку, много-то не надо, — увещевал Полти.
   Но пузырек пропутешествовал из рук в руки еще несколько раз, причем к снадобью прикладывались только Вел и его суженая. Боб только смотрел, хотя не сказать, чтобы испытывал зависть.
   Да, он не слишком завидовал.
   Потому что чувствовал: что-то неладно.
   — Самую капельку, больше нельзя, — в очередной раз проговорил Полти, прервав свой рассказ. А потом и не подумал продолжать. Никто и не просил его продолжать — рассказ был так себе, какие-то детские воспоминания. Их унесло — как и не было, будто они упали в реку и уплыли по течению.
   Вел потер кулаком слипающиеся глаза.
   — Тебе что-то в глаз попало? — участливо поинтересовался Полти и наклонился над лежащим на спине другом. — Ну-ка, дай я гляну. — Он оттянул верхнее веко и заглянул в глаз Вела так, словно был заправским лекарем. — Да нет, вроде ничего не попало, — заключил Полти и опустил веко.
   Лени и Вел дремали. Лени легла на бок и прижалась к Велу. Ее огромные груди готовы были вывалиться через вырез платья. Все вокруг было завалено куриными костями и пустыми бутылками. Скатерть превратилась в клетчатые горы и ущелья.
   — В глаз что-то попало, — сонно пробормотал Вел.
   — Да нет, тебе только кажется. Ничего нету там.
   — Полти, что ты делаешь?!
   Это вскрикнул Боб. Ему никто не ответил. Полти преспокойно улегся по другую сторону от Лени. Время шло.
   — Вел?
   — М-м-м?
   — Вел? — тихо-тихо проговорил Полти. — Знаешь, я не то хотел сказать тогда. Ну, когда сказал, что у тебя примесь зензанской крови имеется. Я хотел сказать тебе, Вел, что был не прав. Давно собирался сказать.
   — М-м-м, м-м-м…
   — Полти, да ты что делаешь-то? — прошипел Боб, жутко наморщив лоб. Ему безумно хотелось выкрикнуть: «Полти! За нами кто-то следит!»
   Но почему-то не мог крикнуть. Или не хотел?
   Рука Полти скользнула по груди, по животу Вела. Пальцы ощупали мышцы груди, бедер…
   — Ох, Вел! Какой же ты крепыш! А я такой слабак! Уродливый розовый пузырь. Да еще больной! Где уж мне с тобой тягаться, верно? Ты доказал, что ты первый, Вел. Ты у нас самый лучший. Первый в Пятерке. Теперь-то уж тебя течение точно не унесет, правда?
   И он ткнул пальцами в лицо Вела.
   И вот тут что-то повернулось в мозгу у Боба. Тайна Полти. Теперь он все понял! Волна восхищения захлестнула Боба, но тут же сменилась волной ужаса.
   — Полти! Не надо!
   Но Вел уже поднялся. Он, покачиваясь, шел на Полти. Боб протянул руки, попытался удержать Полти. Он кричал, но его крики безответно повисали в воздухе. Почему-то выходило так, что сам Боб ничего для Вела сделать не мог — получалось, что спасти его, если бы, конечно, захотел, смог бы только Полти.
   — Боб, прекрати дурака валять! — рявкнул Полти и отшвырнул от себя друга. — Ты что, не понимаешь? Сколько же ты можешь ко мне цепляться?
   — Полти, кто-то следит за нами! Но Полти не слышал.
   — Неужели ты не чувствуешь? Нет, видно, не чувствовал.
   — Чего такое-то? — сонно пробормотала Лени. Ошарашенно моргая налитыми кровью глазами, девушка увидела, что Вел прыгнул в воду — но ведь он и раньше нырял, ничего такого особенного.
   Она слышала, что говорил Полти. Слышала, как он признал превосходство Вела. Все точно. Но что же такое творится? У Лени перед глазами плыли золотистые пятна.
   Послышался голос:
   — Милашка Лени.
   Вел? Уже вернулся? Лени протянула руки навстречу любимому, но обняли ее не руки Вела. Эти руки были обвешаны жирными, дряблыми, похожими на губки, мышцами. Лени затошнило. Колени ее подогнулись.
   — Лени. Лени. Милашка Лени…
   — Полти! — не выдержал и вскочил на ноги Боб. Он только-только пришел в себя — пребольно ударился головой, когда его друг швырнул его на землю. Боб покачивался. Взгляд его дико метался.
   Скала, река… Река, скала.
   Какая ты славненькая, Лени…
   Грубые руки рвали на Лени платье. А под платьем-то на ней ничегошеньки не было…
   В барашках волн показалась голова Вела. Боб бросился к обрыву.
   — Милашка, милашка Лени, — хрипло выдыхал Полти. Он швырнул сопротивлявшуюся девушку на одеяло.
   Боб прыгнул со скалы.
   Скала.
   Река.
   Последнее, что он слышал, — жаркие хрипы, вырывавшиеся из груди Полти.
   А потом — ужас от того, с какой силой его подхватило течение. Потом — страх.
   Боб отчаянно молотил по воде руками.
   Потом, потом он будет думать: «Я пытался спасти его». И еще он будет думать так: «Больше ничего нельзя было сделать».
   О радость! Из воды торчал длинный сучок затонувшей коряги. Боб ухватился за сучок и подтянулся к берегу.
   Он еще долго лежал на илистом берегу, переводя дыхание. Он был полон реки, она захватила его, владела им. Весь мир для Боба превратился в серебристый поток, несущийся к жестокому, беспощадному водоскату.
   Боб, шатаясь, поднялся на ноги.
   «Теперь нам нечего соревноваться, верно?»
   Боб, покачиваясь, побрел по мшистому берегу.
   «Ты доказал, что ты первый, Вел».
   Он шел в сторону мельницы.
   «Ты самый лучший, ты первый в Пятерке».
   Боб добрался туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как изуродованное о камни тело поднимается вверх над лопатками мельничного колеса.
 
   Он дико закричал.
   Он упал на колени в грязь и закрыл глаза. А когда он снова открыл их — наверное, прошла целая вечность, — он никого не увидел. Между тем с противоположного берега за ним следила широкоскулая темноглазая девушка — да-да, именно она наблюдала за их компанией весь день. Бобу это не зря казалось.
   Это была Ката.
   Ката видела все.

ГЛАВА 38
СИНИЕ МУНДИРЫ

   Карета, похоже, свернула за угол.
   Капеллан, которого чуть-чуть прижало к золоченой дверце, улучил мгновение и едва заметно приподнял занавеску. Нет, никакого угла он не обнаружил. Поворот карета совершила на вершине холма. Внизу, под холмом, капеллан увидел внушительный конвой. Зрелище, он был вынужден это признать, было весьма впечатляющее. Конечно, когда день за днем трясешься в карете, где душно, тесно и темно, можно и забыть о том, как замечательно твое сопровождение.
   Перед взором капеллана предстали длинные вереницы окрашенных синей краской фургонов — конец обоза еще не был виден, фургоны терялись где-то в предыдущей долине. Впереди обоза маршировали шеренги пехотинцев в синих мундирах, а непосредственно за каретой гарцевали кавалеристы — также в синей форме, и притом на скакунах в синих попонах. В целом создавалось впечатление огромной синей змеи, которая, медленно извиваясь, ползла по холмам, повторяя все подъемы и спуски белесой дороги. На ветру трепетали синие флаги и штандарты. Уставленные вверх штыки как бы протыкали синий-синий воздух. До слуха капеллана донеслось мерное «бум-бум» барабана. И он понял, что, оказывается, слышал этот звук всю дорогу!
   Синие мундиры шагали в Ирион.
   Скоро пути конец. Скоро они придут.
   Вот только в Ирион сразу не войдут. Командор отдал приказ о проведении самой тщательной разведки. Капеллан давно знал, каковы планы командира, но только теперь задумался об этих планах по-настоящему. И они его растревожили. Ну, так… совсем немного.