Страница:
относящихся ко всякому движению. Если всякий движущийся [предмет] движется
каким-либо из указанных [в начале главы] движений и покоится в состояниях
покоя, противостоящих [этим движениям] (ибо других помимо них нет), то, что
не всегда движется одним и тем же движением (разумею другие по виду
движения, а не какую-нибудь часть целого), должно прежде покоиться
противолежащим покоем (так как покой есть лишенность движения). Если, таким
образом, движения по прямой противоположны, а невозможно одновременно
двигаться по противоположным направлениям, то перемещение от А к Г не будет
одновременно перемещением от Г к А. И так как одновременно перемещаться [в
обоих этих направлениях] нельзя, а это последнее движение, [от Г к А], все
же имеет место, то перед ним (тело) должно покоиться в [точке] Г; этот
покой, как мы видели, противостоит движению от Г. Из сказанного, таким
образом, с очевидностью следует, что движение [А -- Г -- А] не будет
непрерывным.
И еще одно соображение, [еще] в большей степени соответствующее
сказанному. Одновременно исчезло несветлое и возникло светлое.
Следовательно, если качественное изменение в светлое и из светлого
непрерывно и нет остановки на некоторое время, то одновременно исчезло
несветлое, возникло светлое и возникло несветлое, так как все три
[изменения] будут происходить в одно время. Кроме того, если время
непрерывно, то движение еще не должно быть таковым, но последовательным: ибо
каким образом конечные точки противоположных [состояний), например белизны и
черноты, могут быть одним и тем же?
А движение круговое [в отличие от движения по прямой] будет единым и
непрерывным, так как отсюда не вытекает ничего невозможного, ибо движущееся
из А одновременно движется к А одним и тем же движением (куда [тело] должно
прибыть, туда оно и движется), но противоположными или противолежащими
движениями оно будет двигаться не в одно и то же время. Ибо не всякое
[движение], идущее куда-либо, будет противоположным или противолежащим по
отношению к движению, идущему оттуда, но движения по прямой будут
противоположными (ибо здесь имеются противоположности в отношении места,
как, например, [конечные точки] на диаметре; ведь это в наибольшей степени
удаленные [друг от друга точки окружности]); с другой стороны, [движение] по
одной и той же линии будет [только] противолежащим. Таким образом, ничто не
мешает двигаться [по кругу] непрерывно и не прекращаясь ни на какое время,
ибо движение по кругу идет из любой [точки] в ту же самую [точку], а
движение по прямой -- из одной [точки] в другую, и движение по кругу никогда
не проходит через одни и те же точки, а движение по прямой многократно. То,
что всегда оказывается в ином и ином [месте], может двигаться непрерывно, то
же, что многократно проходит одни и те же [места], -- не может, так как
[ему] необходимо в одно и то же время совершать противолежащие (по отношению
друг к другу] движения. Таким образом, нельзя двигаться непрерывно по
полукругу или по другой части окружности, так как тогда необходимо
многократно проходить один и тот же путь и испытывать повороты в
противоположном направлении, ибо конец здесь не смыкается с началом. У
кругового же движения [конец и начало] смыкаются, поэтому только оно одно
совершенно.
Из этого различия явствует, что и другие [роды] движения не могут быть
непрерывными, ибо во всех них приходится многократно проходить одно и то же,
например в качественном изменении промежуточные ступени, а в количественном
-- средние величины, и так же в возникновении и уничтожении. Безразлично,
делать много или мало (промежуточных ступеней], через которые проходит
изменение, помещать ли что-нибудь в промежутке или отнимать: в обоих случаях
приходится многократно проходить одно и то же. Отсюда становится очевидным,
что неправильно говорят физиологи, утверждающие, что все
чувственно-воспринимаемые [предметы] всегда движутся; необходимо ведь
двигаться каким-нибудь из указанных движений и больше всего, согласно их
мнению, качественно изменяться; ведь они говорят, что все течет и проходит;
и кроме того, возникновение и уничтожение они называют качественным
изменением. Наши же рассуждения, относящиеся вообще ко всякому движению,
показали, что никакое движение не может совершаться непрерывно, за
исключением кругового, а значит, ни качественное изменение, ни возрастание.
Итак, вот что мы смогли сказать по поводу того, что никакое изменение не
может быть бесконечным и непрерывным кроме перемещения по кругу.
А что из [всех] перемещений первым является круговое движение -- это
очевидно. Ибо всякое перемещение, как мы сказали раньше, [гл. 8], может быть
или круговым, или прямолинейным, или смешанным; причем первые два первичнее
последнего, ибо оно составлено из тех. А круговое движение первичнее
прямолинейного, поскольку оно проще и более совершенно. Ведь бесконечно
перемещаться по прямой нельзя (ибо такого рода бесконечности не существует,
а если бы она и была, ничто [таким образом] не двигалось бы, ибо
невозможного не происходит, пройти же бесконечную [прямую] невозможно).
Движение же по конечной прямой, если оно поворачивает назад, представляет
собой сложное движение, составленное из двух, если же оно не поворачивает
назад, оно несовершенно и преходяще. А совершенное первичнее несовершенного
и по природе, и по определению, и по времени, так же как непреходящее
[первичнее] подверженного гибели. Далее, то, что может быть вечным,
первичнее того, которое не может им быть; и вот, движение по кругу может
быть вечным, из других же (видов движения) ни перемещение, ни какое-либо
иное не может, так как должна наступить остановка, а остановка есть
исчезновение движения.
Вполне основательно выходит, что именно круговое движение едино и
непрерывно, а не движение по прямой, так как на прямой определены и начало,
и конец, и середина и она все заключает в себе, так что есть [место], откуда
начинается движение и где оно кончится (ведь в конечных пунктах, откуда и
куда [идет движение], все покоится); в круговом же движении ничто не
определено, ибо почему та или иная [точка] будет в большей степени границей
на [круговой] линии, чем другая? Ведь каждая [точка) одинаково и начало, и
середина и конец, так что [на окружности] всегда и никогда находишься в
начале и в конце. Поэтому [вращающийся] шар движется и в некотором отношении
покоится, так как он занимает одно и то же место. Причиной служит то, что
все это вытекает из свойств центра: ведь он и начало, и середина [этой]
величины, и ее конец, так что из-за его расположения вне окружности негде
движущемуся [телу] успокоиться как закончившему свой ход (оно все время
перемещается вокруг середины, а не [по направлению] к концу), вследствие
этого целое всегда пребывает в некоторого рода покое и [в то же время]
непрерывно движется. Получается взаимное отношение: так как круговращение
есть мера движений, ему необходимо быть первым (ведь все измеряется первым);
с другой стороны, так как оно первое, оно мера всему прочему. Далее, быть
равномерным может только одно круговое движение: ведь [тело, движущееся] по
прямой, неравномерно перемещается от начала к концу, ибо все движется
быстрее, по мере того как удаляется от состояния покоя; только у кругового
движения нет ни начала, ни конца в нем самом: они находятся вовне.
Что перемещение есть первое из движений, об этом свидетельствуют все,
которые упоминают о движении, а именно начало его они приписывают тем
[телам], которые совершают это движение. Разъединение и соединение суть
движения в отношении места: так движут Любовь и Вражда (у Эмпедокла], ибо
одна из них разъединяет, а другая соединяет. И относительно Разума Анаксагор
говорит, что он разъединяет, впервые сообщив движение [вещам]. Равным
образом и те, которые не признают ни одной из этих причин, а утверждают, что
движение происходит из-за пустоты, -- и они говорят, что движение природы --
это движение в отношении места (так как движение в пустоте, как [движение] в
некотором месте, [есть перемещение]). Они думают, что ни одно из прочих
[движений] не присуще первым [телам], а только тем, которые состоят из них,
так как рост, убыль и качественное изменение они приписывают соединению и
разъединению неделимых тел. Таким же способом [рассуждают] и те, которые
возникновение и уничтожение [вещей] объясняют уплотнением и разрежением: они
устраивают это путем соединения и разделения. И еще кроме них те, которые
делают душу причиной движения, так как они говорят, что движущее само себя
есть начало движущихся [предметов], а животное и всякое одушевленное
[существо] движет самого себя в отношении места. И состояние движения в
собственном смысле слова мы приписываем только тому, что меняет место, а
если что-нибудь покоится в самом себе, увеличивается, убывает или
качественно изменяется, о том мы говорим, что движется в определенном
смысле, а не просто что оно движется.
Итак, о том, что движение всегда было и во всякое время будет, и каково
начало вечного движения, а затем какое движение является первым и какой вид
движения только и может быть вечным, и что первый двигатель неподвижен, --
обо всем этом сказано.
А о том, что этот [первый] двигатель по необходимости не имеет частей и
никакой величины, -- об этом мы скажем теперь, предварительно определив
предпосылки.
Из них первая состоит в том, что ничто конечное не может двигать в
течение бесконечного времени. Существует ведь три [основных вещи]: движущее,
движимое и третье -- в чем [происходит движение], т. е. время. А они или все
бесконечны, или все конечны, или конечны некоторые [из них], например две
или одна. Пусть А -- движущее, В -- движимое, Г -- бесконечное время. Пусть
Д будет двигать какую-нибудь часть В, например Е. Конечно, это произойдет в
течение времени, не равном Г, так как в большее [время] двигается большая
[величина], следовательно, это время Z не бесконечно. И вот,
[последовательно] прибавляя все время к Д [какую-нибудь величину], я
исчерпаю А, а [прибавляя] к Е, [исчерпаю] В; время же я не исчерпаю, отнимая
всегда равную [величину], так как оно бесконечно; таким образом, целое А
будет приводить в движение все В в конечное время Г. Следовательно,
невозможно сообщить бесконечное движение с помощью конечной [величины].
Итак, что конечное не может двигать что-нибудь в бесконечное время --
это ясно, а что вообще невозможно, чтобы в конечной величине была
бесконечная сила, очевидно из следующего. Пусть большей силой будет такая,
которая в меньшее время производит равное [действие], например нагревает,
делает сладким, бросает и вообще приводит в движение. Необходимо,
следовательно, чтобы [предмет], испытывающий воздействие от [предмета]
конечного, но обладающего бесконечной силой, испытывал что-нибудь, и
[притом] в большей степени, чем от другого, так как бесконечная сила больше
[конечной]. А между тем никакого времени для этого быть не может. Ибо если А
будет время, в течение которого бесконечная сила нагревала что-нибудь или
толкала, а АВ -- время, в течение которого это делала какая-нибудь конечная
[сила], то, беря вместо нее все большую конечную силу, я дойду когда-нибудь
до того, что она совершит во время А то же движение, [что и бесконечная
сила], так как, прибавляя все время к конечной [величине], я превзойду
всякую данную величину и, отнимая таким же образом, уменьшу. Таким образом,
конечная [сила] будет двигать что-нибудь в равное время с бесконечной
[силой], а это невозможно. Следовательно, ничто конечное не может обладать
бесконечной силой.
Так же и в бесконечном нет конечной силы, хотя в меньшей величине и
возможно присутствие большей силы, но еще скорее в большей [величине]
большей [силы]. Пусть АВ будет бесконечное, а ВГ обладает некоторой силой,
которая в течение какого-то времени двигала [тело] Д, именно в течение
времени EZ. Если я возьму ВГ в двойном количестве, оно будет двигать [то же
самое] в половину времени EZ (ведь такова будет пропорция), следовательно, в
течение времени ZТ. Продолжая всегда брать таким образом, я никогда не
пройду [всю бесконечную величину] АВ, но от данного времени буду получать
все меньшую часть. Сила, таким образом будет бесконечной, так как она
превзойдет всякую конечную силу, а всякой конечной силе по необходимости
соответствует и конечное время (ведь если в некоторое время двигала такая-то
сила, большая [сила] будет двигать в меньшее время, хотя и в определенное,
соответственно обратной пропорции). А бесконечными будут всякая сила, а
также количество и величина, превосходящие всякую конечную [величину]. Можно
доказать это и таким образом: возьмем силу такого же рода, что и в
бесконечной величине, но [содержащуюся] в конечной величине, и она измерит
конечную силу в бесконечной величине.
Итак, что невозможно бесконечной силе быть в конечной величине, так же
как конечной [силе] в бесконечной [величине], -- это очевидно из сказанного.
А что касается перемещающихся [предметов], будет хорошо сначала разобрать
одну трудность. Раз всякий движущийся [предмет], который не движет сам себя,
приводится в движение чем-нибудь иным, то спрашивается: как некоторые
[предметы] движутся непрерывно без соприкосновения с движущим, например
[тела] брошенные? Если [предмет], сообщивший движение, одновременно движет и
что-нибудь другое, например воздух, который, будучи приведен в движение,
движет, то [все же] движение в равной степени невозможно, если первое
[движущее] не касается и не движет, но все вместе должно одновременно и
находиться в движении, и останавливаться, когда первое движущее прекратит
[свое действие], даже если оно делает это как магнит, т. е. движет то, что
привело в движение. Необходимо все-таки сказать, что первое [движущее] может
сообщить двигательную способность или обладающему такими свойствами воздуху,
или воде, или чему-нибудь иному, что по природе способно двигать или
находиться в движении. Но движущее и движимое останавливаются не
одновременно, а движимое останавливается вместе с тем, как приводящее в
движение перестает двигать, движущее же еще существует. Поэтому и движется
что-нибудь смежное с другим, и к нему применимо то же рассуждение.
[Движение] прекращается, когда у смежного тела способность движения
становятся меньше и меньше: окончательно же прекращается, когда не будет
действовать предыдущий двигатель, а только то, что было [им] приведено в
движение; они необходимо останавливаются вместе: движущее, движимое и все
движение. Такое [пере-даточное] движение возникает в [предметах], которые
могут иногда двигаться, а иногда покоиться, и оно не непрерывно, а только
кажется [таким]: ведь оно принадлежит [предметам], расположенным друг за
другом или касающимся [друг друга], так как движущее не есть что-нибудь
единое, а ряд смежных друг с другом [предметов]. Поэтому в воздухе и воде и
происходит такое движение, которое некоторые называют обратным круговым
давлением. Иначе как указанным образом нельзя разрешить затруднение. А
обратное круговое давление заставляет все одновременно двигаться и двигать,
следовательно, и останавливаться. Но сейчас мы имеем перед нашими глазами
[иное, а именно] нечто единое, что непрерывно движется. Чем же оно приводит
в движение? Ведь не самим собой.
Так как в существующих [предметах] необходимо должно быть непрерывное
движение, а оно едино, и единое движение должно быть движением какой-то
величины (так как не имеющее величины не движется), и притом единой,
приводимой в движение единым (иначе оно не будет непрерывным, а будет рядом
следующих друг за другом смежных и разделенных [движений]), то если
существует единый двигатель, он приводит в движение или двигаясь, или будучи
неподвижным. Если двигаясь, то он должен будет следовать [за движением
движимого] и сам изменяться, а вместе с тем приводиться чем-нибудь в
движение. Следовательно, он остановится, и дело придет к движению,
вызываемому неподвижным. Ему уже нет необходимости совместно изменяться, но
он всегда будет в состоянии двигать (ибо двигать таким образом не требует
усилий), и это [вызываемое им] движение должно быть равномерным или
единственно, или в наибольшей степени, так как двигатель не испытывает
никакого изменения. И приводимое им в движение также не должно испытывать
никакого изменения, чтобы движении было однородным. Оно необходимо должно
происходить или в середине, или по кругу, ибо это -- начала. Но скорее всего
движется то, что находится ближе всего к двигателю. Таким будет движение
(внешнего) круга, там, следовательно, и находится двигатель.
И еще вопрос: может ли что-нибудь движущееся двигать непрерывно, а не
так, как толкающий [предмет], -- новыми и новыми толчками, у которого
непрерывность равносильна последовательности? Оно должно либо само толкать,
или тянуть, или делать и то и другое, либо же [должно быть] нечто иное,
принимающее друг от друга [переданное действие], как выше было сказано о
брошенных [предметах]. Если воздух и вода движут, будучи делимыми, но только
так, что сами приводятся в движение, то в обоих случаях движение не может
быть единым, а только смежным. Следовательно, непрерывно только то движение,
которое вызывает неподвижный [двигатель], так как, будучи всегда в
одинаковом состоянии, он будет одинаковым и непрерывным образом относиться к
движимому.
После того как это установлено, ясно, что первый двигатель, и притом
неподвижный, не может иметь величины, ибо, если он имеет величину, ему
необходимо быть или конечным, или бесконечным. Что бесконечное не может
иметь величины, было доказано раньше, в [первых] книгах. "Физики"; а что
конечное не может обладать бесконечной силой и что невозможно чему-либо
приводиться в движение конечным в течение бесконечного времени, это доказано
теперь. А первый двигатель движет вечным движением в течение бесконечного
времени. Таким образом, ясно, что он неделим, не имеет ни частей, ни
какой-либо величины.
Единственный совет, который хотелось бы дать читателю "Физики", -- не
уподобляться тому ученому читателю, который любит указывать на
ограниченность физического мышления Аристотеля, на его "поразительную
слепоту" в отношении того, что этому читателю стало известно из современных
школьных учебников. Это все равно, что упрекать китайского живописца
классической школы, не использующего перспективы, за неправильное
изображение пространства. Лучше исходить из того, что Аристотель вполне
правильно понимал природу, но иначе, чем понимаем ее мы. Как он ее понимал,
вот в чем следует разобраться.
Книга первая. В ней Аристотель рассуждает о началах, поскольку всякое
исследование предполагает выяснение начал, причин и элементов.
Рассматриваются три вопроса: существуют ли начала, каковы они и сколько их.
Начала отличаются от элементов, и это не вполне ясно с современной точки
зрения. Известные примеры первых начал, предлагаемые разными мыслителями, --
вода, воздух и т. п. Аристотель не согласен с Парменидом, утверждающим, что
все едино, т.е. начало одно. Но и атомисты, полагающие что начал много, его
не убеждают "Лучше брать меньше начал и в ограниченном числе, как это делает
Эмпедокл", -- замечает Аристотель. Позже модель Эмпедокла будет
использована. Мир представляется Аристотелю в виде сфер из земли, воды,
воздуха и огня, охватывающих одна другую.
Книга вторая. Центральное понятие этой книги -- природа. Оно
используется не в привычном для нас смысле -- окружающий мир, а в смысле
рождения. И начала понимаются во временном смысле (архе). То, что существует
по природе, имеет в себе самом начало движения и изменения. Не по природе
существуют вещи, сделанные человеком. Человек рождается от человека, но не
стул от стула. Согласно с природой ведет себя, например, огонь,
устремляющийся вверх. Смысл этого понятия проясняется и выражением "природа
чего-то".
Далее рассматриваются причины, каковы они и сколько их. Всего причин
четыре: материальная -- "то, из чего", например, медь -- причина статуи;
формальная -- "что такое" (или сущность), производящая -- источник
изменения; и целевая -- "то, ради чего". Это число соответствует четырем
возможным ответам на вопрос "почему". В физическом мире Аристотеля возможны
случайные и самопроизвольные (спонтанные) явления. Любопытен критерий
случайности -- она бывает у тех существ, которым присуще счастье. Речь идет
о свободе выбора, стало быть, о человеке. Самопроизвольность же свойственна
более широкому классу объектов.
Вообще, понятие "природа" имеет в физике Аристотеля фундаментальное
значение. Из него следуют все другие понятия, и этим определяется структура
"Физики". Природа -- начало движения и изменения. Стало быть, после того,
как смысл этого понятия установлен, естественно перейти к анализу движения и
изменения.
Книга третья. Начинается она с вопроса о движении. Утверждается, что,
не зная движения, мы не можем знать природы. Снова приходится уточнить, что
под природой Аристотель понимает не окружающий мир, а то основание, из
которого нечто возникает. Удивительно, как мало интересует Аристотеля
движение механическое. В этом иногда видят недостаток его физики. Но мы
согласились так не считать. Интересно, что у Аристотеля тема движения влечет
за собой тему бесконечности, и, кроме того, что нам привычнее, она
предполагает обращение к понятиям пространства и времени. На языке
Аристотеля речь идет о месте, пустоте и времени.
Аристотель считает, что бесконечное существует (но не в отношении
чувственно-воспринимаемого тела), и оно есть начало (всего). Этому понятию
уделяется много места. Оно, как уже упоминалось, естественным образом
появляется после понятия "движение". Действительно, движение непрерывно, а
непрерывность (континуум) выводит нас на понятие бесконечности. Странным
может показаться такое утверждение: "для числа имеется предел в направлении
к наименьшему, а в направлении к большему оно всегда превосходит любое
множество". Дело в том, что у греков числа вообще начинались с единицы.
Бесконечно время и движение, но Вселенная как тело пространственно конечна.
Книга четвертая. Ее темы -- место, пустота и время. Логика строго
выдерживается: из понятия природы следует понятие движения и бесконечности.
А движение "невозможно без места, пустоты и времени". В начале ставится
задача уяснить, что есть место. Место не есть просто пустое пространство.
Хотя бы потому, что понятие о месте возникает при наблюдении взаимной
перестановке различных вещей. Аристотель приписывает месту некую силу. Ведь
каждое тело стремится занять как бы положенное ему место. Этим объясняется
то, что камень, предоставленный самому себе, падает и тонет, а, скажем,
пузырек воздуха всплывает. Это и есть движение по природе. Сила места, по
Аристотелю, удивительна и является первой из всех прочих сил. Сущность места
трудно понять. Оно не относится ни к причинам, ни к свойствам, ни к форме
или материи. Остается сказать нечто банальное: место есть что-то вроде
сосуда, точнее, непередвигающийся сосуд. А в более общем смысле -- это
граница объемлющего тела. Стало быть, место не может быть чем-то отдельно
существующим. Против этого положения впоследствии будут возражать сторонники
Ньютона, но сторонники Эйнштейна как будто вновь к нему вернутся.
Наши современники иногда упрекают Аристотеля за то, что в его физике
нет понятия пространства, иными словами, за то, что его физика не похожа на
их физику. Она действительно не похожа, она не механистична, а, скорее,
биологична. Вспоминается Платон и его формула "каждому свое место". Там речь
о людях в идеальном государстве, здесь -- о телах, упорядоченных в целостную
систему наподобие организма.
Важный для Аристотеля вопрос -- вопрос о пустоте. Он утверждает, что
пустоты нет, и доказывает это весьма скрупулезно. Одно из доказательств
опирается на такую мысль: если бы была пустота, не было бы движения по
природе, ибо не было бы различия между верхом и низом. Поскольку движение по
природе есть, стало быть, нет пустоты.
Время связано с движением, это -- мера, или, как выражается Аристотель,
"число движения". Но числа надо кому-то считать. Кроме души, некому.
Следовательно, "без души не может существовать время". В свою очередь и
время измеряется движением. Каким именно? Движением по кругу, так как
перемещение -- первичное движение, а в нем первичным является круговое.
Понятно, что эти соображения об измерении времени движением предопределены
наблюдением над вращением небесной сферы, последней от земной сферы.
Книга пятая. Итак, резюмируем все предыдущее цепочкой понятий: природа
-- причина -- движение -- бесконечность -- место -- пустота -- время. В
четырех первых книгах программа определения и истолкования основных
физических понятий завершена. Далее, в остальных четырех книгах, Аристотель
исследует различные аспекты движения. Можно поэтому утверждать, что
"движение" является центральным понятием "Физики".
Прежде всего устанавливаются типы движения. Их три -- движение
каким-либо из указанных [в начале главы] движений и покоится в состояниях
покоя, противостоящих [этим движениям] (ибо других помимо них нет), то, что
не всегда движется одним и тем же движением (разумею другие по виду
движения, а не какую-нибудь часть целого), должно прежде покоиться
противолежащим покоем (так как покой есть лишенность движения). Если, таким
образом, движения по прямой противоположны, а невозможно одновременно
двигаться по противоположным направлениям, то перемещение от А к Г не будет
одновременно перемещением от Г к А. И так как одновременно перемещаться [в
обоих этих направлениях] нельзя, а это последнее движение, [от Г к А], все
же имеет место, то перед ним (тело) должно покоиться в [точке] Г; этот
покой, как мы видели, противостоит движению от Г. Из сказанного, таким
образом, с очевидностью следует, что движение [А -- Г -- А] не будет
непрерывным.
И еще одно соображение, [еще] в большей степени соответствующее
сказанному. Одновременно исчезло несветлое и возникло светлое.
Следовательно, если качественное изменение в светлое и из светлого
непрерывно и нет остановки на некоторое время, то одновременно исчезло
несветлое, возникло светлое и возникло несветлое, так как все три
[изменения] будут происходить в одно время. Кроме того, если время
непрерывно, то движение еще не должно быть таковым, но последовательным: ибо
каким образом конечные точки противоположных [состояний), например белизны и
черноты, могут быть одним и тем же?
А движение круговое [в отличие от движения по прямой] будет единым и
непрерывным, так как отсюда не вытекает ничего невозможного, ибо движущееся
из А одновременно движется к А одним и тем же движением (куда [тело] должно
прибыть, туда оно и движется), но противоположными или противолежащими
движениями оно будет двигаться не в одно и то же время. Ибо не всякое
[движение], идущее куда-либо, будет противоположным или противолежащим по
отношению к движению, идущему оттуда, но движения по прямой будут
противоположными (ибо здесь имеются противоположности в отношении места,
как, например, [конечные точки] на диаметре; ведь это в наибольшей степени
удаленные [друг от друга точки окружности]); с другой стороны, [движение] по
одной и той же линии будет [только] противолежащим. Таким образом, ничто не
мешает двигаться [по кругу] непрерывно и не прекращаясь ни на какое время,
ибо движение по кругу идет из любой [точки] в ту же самую [точку], а
движение по прямой -- из одной [точки] в другую, и движение по кругу никогда
не проходит через одни и те же точки, а движение по прямой многократно. То,
что всегда оказывается в ином и ином [месте], может двигаться непрерывно, то
же, что многократно проходит одни и те же [места], -- не может, так как
[ему] необходимо в одно и то же время совершать противолежащие (по отношению
друг к другу] движения. Таким образом, нельзя двигаться непрерывно по
полукругу или по другой части окружности, так как тогда необходимо
многократно проходить один и тот же путь и испытывать повороты в
противоположном направлении, ибо конец здесь не смыкается с началом. У
кругового же движения [конец и начало] смыкаются, поэтому только оно одно
совершенно.
Из этого различия явствует, что и другие [роды] движения не могут быть
непрерывными, ибо во всех них приходится многократно проходить одно и то же,
например в качественном изменении промежуточные ступени, а в количественном
-- средние величины, и так же в возникновении и уничтожении. Безразлично,
делать много или мало (промежуточных ступеней], через которые проходит
изменение, помещать ли что-нибудь в промежутке или отнимать: в обоих случаях
приходится многократно проходить одно и то же. Отсюда становится очевидным,
что неправильно говорят физиологи, утверждающие, что все
чувственно-воспринимаемые [предметы] всегда движутся; необходимо ведь
двигаться каким-нибудь из указанных движений и больше всего, согласно их
мнению, качественно изменяться; ведь они говорят, что все течет и проходит;
и кроме того, возникновение и уничтожение они называют качественным
изменением. Наши же рассуждения, относящиеся вообще ко всякому движению,
показали, что никакое движение не может совершаться непрерывно, за
исключением кругового, а значит, ни качественное изменение, ни возрастание.
Итак, вот что мы смогли сказать по поводу того, что никакое изменение не
может быть бесконечным и непрерывным кроме перемещения по кругу.
А что из [всех] перемещений первым является круговое движение -- это
очевидно. Ибо всякое перемещение, как мы сказали раньше, [гл. 8], может быть
или круговым, или прямолинейным, или смешанным; причем первые два первичнее
последнего, ибо оно составлено из тех. А круговое движение первичнее
прямолинейного, поскольку оно проще и более совершенно. Ведь бесконечно
перемещаться по прямой нельзя (ибо такого рода бесконечности не существует,
а если бы она и была, ничто [таким образом] не двигалось бы, ибо
невозможного не происходит, пройти же бесконечную [прямую] невозможно).
Движение же по конечной прямой, если оно поворачивает назад, представляет
собой сложное движение, составленное из двух, если же оно не поворачивает
назад, оно несовершенно и преходяще. А совершенное первичнее несовершенного
и по природе, и по определению, и по времени, так же как непреходящее
[первичнее] подверженного гибели. Далее, то, что может быть вечным,
первичнее того, которое не может им быть; и вот, движение по кругу может
быть вечным, из других же (видов движения) ни перемещение, ни какое-либо
иное не может, так как должна наступить остановка, а остановка есть
исчезновение движения.
Вполне основательно выходит, что именно круговое движение едино и
непрерывно, а не движение по прямой, так как на прямой определены и начало,
и конец, и середина и она все заключает в себе, так что есть [место], откуда
начинается движение и где оно кончится (ведь в конечных пунктах, откуда и
куда [идет движение], все покоится); в круговом же движении ничто не
определено, ибо почему та или иная [точка] будет в большей степени границей
на [круговой] линии, чем другая? Ведь каждая [точка) одинаково и начало, и
середина и конец, так что [на окружности] всегда и никогда находишься в
начале и в конце. Поэтому [вращающийся] шар движется и в некотором отношении
покоится, так как он занимает одно и то же место. Причиной служит то, что
все это вытекает из свойств центра: ведь он и начало, и середина [этой]
величины, и ее конец, так что из-за его расположения вне окружности негде
движущемуся [телу] успокоиться как закончившему свой ход (оно все время
перемещается вокруг середины, а не [по направлению] к концу), вследствие
этого целое всегда пребывает в некоторого рода покое и [в то же время]
непрерывно движется. Получается взаимное отношение: так как круговращение
есть мера движений, ему необходимо быть первым (ведь все измеряется первым);
с другой стороны, так как оно первое, оно мера всему прочему. Далее, быть
равномерным может только одно круговое движение: ведь [тело, движущееся] по
прямой, неравномерно перемещается от начала к концу, ибо все движется
быстрее, по мере того как удаляется от состояния покоя; только у кругового
движения нет ни начала, ни конца в нем самом: они находятся вовне.
Что перемещение есть первое из движений, об этом свидетельствуют все,
которые упоминают о движении, а именно начало его они приписывают тем
[телам], которые совершают это движение. Разъединение и соединение суть
движения в отношении места: так движут Любовь и Вражда (у Эмпедокла], ибо
одна из них разъединяет, а другая соединяет. И относительно Разума Анаксагор
говорит, что он разъединяет, впервые сообщив движение [вещам]. Равным
образом и те, которые не признают ни одной из этих причин, а утверждают, что
движение происходит из-за пустоты, -- и они говорят, что движение природы --
это движение в отношении места (так как движение в пустоте, как [движение] в
некотором месте, [есть перемещение]). Они думают, что ни одно из прочих
[движений] не присуще первым [телам], а только тем, которые состоят из них,
так как рост, убыль и качественное изменение они приписывают соединению и
разъединению неделимых тел. Таким же способом [рассуждают] и те, которые
возникновение и уничтожение [вещей] объясняют уплотнением и разрежением: они
устраивают это путем соединения и разделения. И еще кроме них те, которые
делают душу причиной движения, так как они говорят, что движущее само себя
есть начало движущихся [предметов], а животное и всякое одушевленное
[существо] движет самого себя в отношении места. И состояние движения в
собственном смысле слова мы приписываем только тому, что меняет место, а
если что-нибудь покоится в самом себе, увеличивается, убывает или
качественно изменяется, о том мы говорим, что движется в определенном
смысле, а не просто что оно движется.
Итак, о том, что движение всегда было и во всякое время будет, и каково
начало вечного движения, а затем какое движение является первым и какой вид
движения только и может быть вечным, и что первый двигатель неподвижен, --
обо всем этом сказано.
А о том, что этот [первый] двигатель по необходимости не имеет частей и
никакой величины, -- об этом мы скажем теперь, предварительно определив
предпосылки.
Из них первая состоит в том, что ничто конечное не может двигать в
течение бесконечного времени. Существует ведь три [основных вещи]: движущее,
движимое и третье -- в чем [происходит движение], т. е. время. А они или все
бесконечны, или все конечны, или конечны некоторые [из них], например две
или одна. Пусть А -- движущее, В -- движимое, Г -- бесконечное время. Пусть
Д будет двигать какую-нибудь часть В, например Е. Конечно, это произойдет в
течение времени, не равном Г, так как в большее [время] двигается большая
[величина], следовательно, это время Z не бесконечно. И вот,
[последовательно] прибавляя все время к Д [какую-нибудь величину], я
исчерпаю А, а [прибавляя] к Е, [исчерпаю] В; время же я не исчерпаю, отнимая
всегда равную [величину], так как оно бесконечно; таким образом, целое А
будет приводить в движение все В в конечное время Г. Следовательно,
невозможно сообщить бесконечное движение с помощью конечной [величины].
Итак, что конечное не может двигать что-нибудь в бесконечное время --
это ясно, а что вообще невозможно, чтобы в конечной величине была
бесконечная сила, очевидно из следующего. Пусть большей силой будет такая,
которая в меньшее время производит равное [действие], например нагревает,
делает сладким, бросает и вообще приводит в движение. Необходимо,
следовательно, чтобы [предмет], испытывающий воздействие от [предмета]
конечного, но обладающего бесконечной силой, испытывал что-нибудь, и
[притом] в большей степени, чем от другого, так как бесконечная сила больше
[конечной]. А между тем никакого времени для этого быть не может. Ибо если А
будет время, в течение которого бесконечная сила нагревала что-нибудь или
толкала, а АВ -- время, в течение которого это делала какая-нибудь конечная
[сила], то, беря вместо нее все большую конечную силу, я дойду когда-нибудь
до того, что она совершит во время А то же движение, [что и бесконечная
сила], так как, прибавляя все время к конечной [величине], я превзойду
всякую данную величину и, отнимая таким же образом, уменьшу. Таким образом,
конечная [сила] будет двигать что-нибудь в равное время с бесконечной
[силой], а это невозможно. Следовательно, ничто конечное не может обладать
бесконечной силой.
Так же и в бесконечном нет конечной силы, хотя в меньшей величине и
возможно присутствие большей силы, но еще скорее в большей [величине]
большей [силы]. Пусть АВ будет бесконечное, а ВГ обладает некоторой силой,
которая в течение какого-то времени двигала [тело] Д, именно в течение
времени EZ. Если я возьму ВГ в двойном количестве, оно будет двигать [то же
самое] в половину времени EZ (ведь такова будет пропорция), следовательно, в
течение времени ZТ. Продолжая всегда брать таким образом, я никогда не
пройду [всю бесконечную величину] АВ, но от данного времени буду получать
все меньшую часть. Сила, таким образом будет бесконечной, так как она
превзойдет всякую конечную силу, а всякой конечной силе по необходимости
соответствует и конечное время (ведь если в некоторое время двигала такая-то
сила, большая [сила] будет двигать в меньшее время, хотя и в определенное,
соответственно обратной пропорции). А бесконечными будут всякая сила, а
также количество и величина, превосходящие всякую конечную [величину]. Можно
доказать это и таким образом: возьмем силу такого же рода, что и в
бесконечной величине, но [содержащуюся] в конечной величине, и она измерит
конечную силу в бесконечной величине.
Итак, что невозможно бесконечной силе быть в конечной величине, так же
как конечной [силе] в бесконечной [величине], -- это очевидно из сказанного.
А что касается перемещающихся [предметов], будет хорошо сначала разобрать
одну трудность. Раз всякий движущийся [предмет], который не движет сам себя,
приводится в движение чем-нибудь иным, то спрашивается: как некоторые
[предметы] движутся непрерывно без соприкосновения с движущим, например
[тела] брошенные? Если [предмет], сообщивший движение, одновременно движет и
что-нибудь другое, например воздух, который, будучи приведен в движение,
движет, то [все же] движение в равной степени невозможно, если первое
[движущее] не касается и не движет, но все вместе должно одновременно и
находиться в движении, и останавливаться, когда первое движущее прекратит
[свое действие], даже если оно делает это как магнит, т. е. движет то, что
привело в движение. Необходимо все-таки сказать, что первое [движущее] может
сообщить двигательную способность или обладающему такими свойствами воздуху,
или воде, или чему-нибудь иному, что по природе способно двигать или
находиться в движении. Но движущее и движимое останавливаются не
одновременно, а движимое останавливается вместе с тем, как приводящее в
движение перестает двигать, движущее же еще существует. Поэтому и движется
что-нибудь смежное с другим, и к нему применимо то же рассуждение.
[Движение] прекращается, когда у смежного тела способность движения
становятся меньше и меньше: окончательно же прекращается, когда не будет
действовать предыдущий двигатель, а только то, что было [им] приведено в
движение; они необходимо останавливаются вместе: движущее, движимое и все
движение. Такое [пере-даточное] движение возникает в [предметах], которые
могут иногда двигаться, а иногда покоиться, и оно не непрерывно, а только
кажется [таким]: ведь оно принадлежит [предметам], расположенным друг за
другом или касающимся [друг друга], так как движущее не есть что-нибудь
единое, а ряд смежных друг с другом [предметов]. Поэтому в воздухе и воде и
происходит такое движение, которое некоторые называют обратным круговым
давлением. Иначе как указанным образом нельзя разрешить затруднение. А
обратное круговое давление заставляет все одновременно двигаться и двигать,
следовательно, и останавливаться. Но сейчас мы имеем перед нашими глазами
[иное, а именно] нечто единое, что непрерывно движется. Чем же оно приводит
в движение? Ведь не самим собой.
Так как в существующих [предметах] необходимо должно быть непрерывное
движение, а оно едино, и единое движение должно быть движением какой-то
величины (так как не имеющее величины не движется), и притом единой,
приводимой в движение единым (иначе оно не будет непрерывным, а будет рядом
следующих друг за другом смежных и разделенных [движений]), то если
существует единый двигатель, он приводит в движение или двигаясь, или будучи
неподвижным. Если двигаясь, то он должен будет следовать [за движением
движимого] и сам изменяться, а вместе с тем приводиться чем-нибудь в
движение. Следовательно, он остановится, и дело придет к движению,
вызываемому неподвижным. Ему уже нет необходимости совместно изменяться, но
он всегда будет в состоянии двигать (ибо двигать таким образом не требует
усилий), и это [вызываемое им] движение должно быть равномерным или
единственно, или в наибольшей степени, так как двигатель не испытывает
никакого изменения. И приводимое им в движение также не должно испытывать
никакого изменения, чтобы движении было однородным. Оно необходимо должно
происходить или в середине, или по кругу, ибо это -- начала. Но скорее всего
движется то, что находится ближе всего к двигателю. Таким будет движение
(внешнего) круга, там, следовательно, и находится двигатель.
И еще вопрос: может ли что-нибудь движущееся двигать непрерывно, а не
так, как толкающий [предмет], -- новыми и новыми толчками, у которого
непрерывность равносильна последовательности? Оно должно либо само толкать,
или тянуть, или делать и то и другое, либо же [должно быть] нечто иное,
принимающее друг от друга [переданное действие], как выше было сказано о
брошенных [предметах]. Если воздух и вода движут, будучи делимыми, но только
так, что сами приводятся в движение, то в обоих случаях движение не может
быть единым, а только смежным. Следовательно, непрерывно только то движение,
которое вызывает неподвижный [двигатель], так как, будучи всегда в
одинаковом состоянии, он будет одинаковым и непрерывным образом относиться к
движимому.
После того как это установлено, ясно, что первый двигатель, и притом
неподвижный, не может иметь величины, ибо, если он имеет величину, ему
необходимо быть или конечным, или бесконечным. Что бесконечное не может
иметь величины, было доказано раньше, в [первых] книгах. "Физики"; а что
конечное не может обладать бесконечной силой и что невозможно чему-либо
приводиться в движение конечным в течение бесконечного времени, это доказано
теперь. А первый двигатель движет вечным движением в течение бесконечного
времени. Таким образом, ясно, что он неделим, не имеет ни частей, ни
какой-либо величины.
Единственный совет, который хотелось бы дать читателю "Физики", -- не
уподобляться тому ученому читателю, который любит указывать на
ограниченность физического мышления Аристотеля, на его "поразительную
слепоту" в отношении того, что этому читателю стало известно из современных
школьных учебников. Это все равно, что упрекать китайского живописца
классической школы, не использующего перспективы, за неправильное
изображение пространства. Лучше исходить из того, что Аристотель вполне
правильно понимал природу, но иначе, чем понимаем ее мы. Как он ее понимал,
вот в чем следует разобраться.
Книга первая. В ней Аристотель рассуждает о началах, поскольку всякое
исследование предполагает выяснение начал, причин и элементов.
Рассматриваются три вопроса: существуют ли начала, каковы они и сколько их.
Начала отличаются от элементов, и это не вполне ясно с современной точки
зрения. Известные примеры первых начал, предлагаемые разными мыслителями, --
вода, воздух и т. п. Аристотель не согласен с Парменидом, утверждающим, что
все едино, т.е. начало одно. Но и атомисты, полагающие что начал много, его
не убеждают "Лучше брать меньше начал и в ограниченном числе, как это делает
Эмпедокл", -- замечает Аристотель. Позже модель Эмпедокла будет
использована. Мир представляется Аристотелю в виде сфер из земли, воды,
воздуха и огня, охватывающих одна другую.
Книга вторая. Центральное понятие этой книги -- природа. Оно
используется не в привычном для нас смысле -- окружающий мир, а в смысле
рождения. И начала понимаются во временном смысле (архе). То, что существует
по природе, имеет в себе самом начало движения и изменения. Не по природе
существуют вещи, сделанные человеком. Человек рождается от человека, но не
стул от стула. Согласно с природой ведет себя, например, огонь,
устремляющийся вверх. Смысл этого понятия проясняется и выражением "природа
чего-то".
Далее рассматриваются причины, каковы они и сколько их. Всего причин
четыре: материальная -- "то, из чего", например, медь -- причина статуи;
формальная -- "что такое" (или сущность), производящая -- источник
изменения; и целевая -- "то, ради чего". Это число соответствует четырем
возможным ответам на вопрос "почему". В физическом мире Аристотеля возможны
случайные и самопроизвольные (спонтанные) явления. Любопытен критерий
случайности -- она бывает у тех существ, которым присуще счастье. Речь идет
о свободе выбора, стало быть, о человеке. Самопроизвольность же свойственна
более широкому классу объектов.
Вообще, понятие "природа" имеет в физике Аристотеля фундаментальное
значение. Из него следуют все другие понятия, и этим определяется структура
"Физики". Природа -- начало движения и изменения. Стало быть, после того,
как смысл этого понятия установлен, естественно перейти к анализу движения и
изменения.
Книга третья. Начинается она с вопроса о движении. Утверждается, что,
не зная движения, мы не можем знать природы. Снова приходится уточнить, что
под природой Аристотель понимает не окружающий мир, а то основание, из
которого нечто возникает. Удивительно, как мало интересует Аристотеля
движение механическое. В этом иногда видят недостаток его физики. Но мы
согласились так не считать. Интересно, что у Аристотеля тема движения влечет
за собой тему бесконечности, и, кроме того, что нам привычнее, она
предполагает обращение к понятиям пространства и времени. На языке
Аристотеля речь идет о месте, пустоте и времени.
Аристотель считает, что бесконечное существует (но не в отношении
чувственно-воспринимаемого тела), и оно есть начало (всего). Этому понятию
уделяется много места. Оно, как уже упоминалось, естественным образом
появляется после понятия "движение". Действительно, движение непрерывно, а
непрерывность (континуум) выводит нас на понятие бесконечности. Странным
может показаться такое утверждение: "для числа имеется предел в направлении
к наименьшему, а в направлении к большему оно всегда превосходит любое
множество". Дело в том, что у греков числа вообще начинались с единицы.
Бесконечно время и движение, но Вселенная как тело пространственно конечна.
Книга четвертая. Ее темы -- место, пустота и время. Логика строго
выдерживается: из понятия природы следует понятие движения и бесконечности.
А движение "невозможно без места, пустоты и времени". В начале ставится
задача уяснить, что есть место. Место не есть просто пустое пространство.
Хотя бы потому, что понятие о месте возникает при наблюдении взаимной
перестановке различных вещей. Аристотель приписывает месту некую силу. Ведь
каждое тело стремится занять как бы положенное ему место. Этим объясняется
то, что камень, предоставленный самому себе, падает и тонет, а, скажем,
пузырек воздуха всплывает. Это и есть движение по природе. Сила места, по
Аристотелю, удивительна и является первой из всех прочих сил. Сущность места
трудно понять. Оно не относится ни к причинам, ни к свойствам, ни к форме
или материи. Остается сказать нечто банальное: место есть что-то вроде
сосуда, точнее, непередвигающийся сосуд. А в более общем смысле -- это
граница объемлющего тела. Стало быть, место не может быть чем-то отдельно
существующим. Против этого положения впоследствии будут возражать сторонники
Ньютона, но сторонники Эйнштейна как будто вновь к нему вернутся.
Наши современники иногда упрекают Аристотеля за то, что в его физике
нет понятия пространства, иными словами, за то, что его физика не похожа на
их физику. Она действительно не похожа, она не механистична, а, скорее,
биологична. Вспоминается Платон и его формула "каждому свое место". Там речь
о людях в идеальном государстве, здесь -- о телах, упорядоченных в целостную
систему наподобие организма.
Важный для Аристотеля вопрос -- вопрос о пустоте. Он утверждает, что
пустоты нет, и доказывает это весьма скрупулезно. Одно из доказательств
опирается на такую мысль: если бы была пустота, не было бы движения по
природе, ибо не было бы различия между верхом и низом. Поскольку движение по
природе есть, стало быть, нет пустоты.
Время связано с движением, это -- мера, или, как выражается Аристотель,
"число движения". Но числа надо кому-то считать. Кроме души, некому.
Следовательно, "без души не может существовать время". В свою очередь и
время измеряется движением. Каким именно? Движением по кругу, так как
перемещение -- первичное движение, а в нем первичным является круговое.
Понятно, что эти соображения об измерении времени движением предопределены
наблюдением над вращением небесной сферы, последней от земной сферы.
Книга пятая. Итак, резюмируем все предыдущее цепочкой понятий: природа
-- причина -- движение -- бесконечность -- место -- пустота -- время. В
четырех первых книгах программа определения и истолкования основных
физических понятий завершена. Далее, в остальных четырех книгах, Аристотель
исследует различные аспекты движения. Можно поэтому утверждать, что
"движение" является центральным понятием "Физики".
Прежде всего устанавливаются типы движения. Их три -- движение