- Ныне покойного Строганова, - ответил я.
   - К Анне Аксаковой? - переспросила она.
   Теперь настал мой черед удивляться, поскольку Мире я ее имя не называл.
   - Откуда ты об этом узнала?
   - Так ведь она - моя подруга, - невозмутимо ответила индианка.
   - Что же ты раньше молчала? - воскликнул я. Мне и в голову не приходило, что у Миры в свете могут появиться подруги. Я, как всегда, ее недооценивал.
   - А вы меня, Яков Андреевич, и не спрашивали, - из- рекла она с видом оскорбленного собственного достоинства.
   - Каюсь, - смутился я. - Так я могу рассчитывать на тебя?
   - Что вы имеете в виду, Яков Андреевич? - Мира сделала вид, что не понимает, чтобы побольше раззадорить меня. Она присела на оттоманку и откинулась на подушки. Иногда у нее побаливала спина вследствие перенесенных ею на родине страданий.
   Я же прикинулся, что не понял ее игры:
   - Ты не могла бы меня представить Аксаковой?
   - Пожалуй, - на мгновение Мира смолкла, притворившись, что серьезно раздумывает над моим предложением. - Могла бы, - наконец-то выговорила она. - Кстати, сегодня Анечка приглашала меня к обеду, - девушка по-заговорщически улыбнулась, змеи на ее кадуцее загадочно поблескивали в свете камина, который был предусмотрительно разожжен, как только повеяло прохладой.
   Как тут было ни возблагодарить Господа Бога за ниспосланную удачу. И невольно мне на ум пришли слова из псалма, которые я и прошептал к удивлению присутствующих:
   "Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет".
   - Она никогда не говорила тебе о своем женихе? - оживленно поинтересовался я.
   - Что-то припоминаю, - наморщила Мира высокий лоб. - Кажется, он оказался chevalier d' industrie!
   - Мошенником? - я не поверил своим ушам.
   - Точно не знаю, - призналась Мира. - По-моему, это как-то связано с картами.
   - Возможно, речь шла всего лишь шла о карточном долге?
   - Утверждать не берусь, - индианка развела ухоженными руками. - Аня не любит об этом говорить. Вероятно, вы правы.
   Я покинул своих друзей для того, чтобы провести несколько часов, уединившись в любимом кабинете. В полумраке своей почти что отшельнической кельи мне думалось яснее. Однако я решил на некоторое время отвлечься от мыслей, касающихся моего расследования, и заняться одним из философских трудов Сен-Мартена, который мне до сих пор недосуг было изучить. Но голова моя была всецело занята Виталием Строгановым, его трагической смертью и записями, сделанными им на часах. Я возлагал большие надежды на Английский клуб и господина Л., если, конечно, мои соображения соответствовали истине, и буквы, нацарапанные на крышке, означали конкретных лиц. Особенно меня интересовало, приходился ли он Виталию заимодавцем? Я полагал, что господин этот мог бы мне поведать прелюбопытнейшие вещи!
   В дверь постучали, и в тот же миг мой взгляд невольно остановился на циферблате фарфоровых часов. Подумать только, ведь я и не заметил, как быстро пролетело время!
   - К вам можно? - услышал я нежный голос Миры, затем позволил:
   - Войдите!
   Дверь приоткрылась, и на пороге возникла черноокая ин- дианка.
   Выглядела она обворожительно: короткий глухой жакет из темно-синего бархата в обтяжку, с длинными, узкими рукавами, окаймленными кружевными манжетами, выигрышно подчеркивал изгибы ее фигуры, в глубоком вырезе с высоким гофрированным воротником виднелись смуглые прелести дочери диких джунглей, нитка розового жемчуга украшала лебединую шею. Волосы Миры были убраны кверху, разделены побором и распущены вдоль висков по плечам длинными локонами, перехваченными местами такими же нитками жемчуга, что и на шее. Перкалевая юбка, пышно украшенная блондами, покачивалась в такт изящным шажкам. Я не встречал еще ни одной женщины, умеющей столь грациозно ходить. Левое запястье индианки было стянуто узкой бархатной лентой в виде браслета с миниатюрным замком из чистого золота. На браслете сверкал прозрачный большой сапфир, в прошлом гордость самой Калькутты.
   Ручками в шелковых перчатках Мира сжимала вязаную су- мочку.
   Мне невольно подумалось, что не зря меня в столичном свете величают любителем экзотов. Есть на то особенная причина!
   - Яков Андреевич, вы еще не готовы? - ужаснулась она, как только увидела мой халат.
   Я едва не хлопнул себя по лбу, потому как позабыл о званом обеде. Ничего не скажешь, хорош сыщик!
   - Я мигом, - пообещал я ей, и она послушно вернулась в холл, дожидаться, пока я выйду. Мне пришлось наспех переодеться в длинные панталоны до щиколоток, ослепительно белую рубашку с крахмальным воротником, который неприятно кололся, впиваясь в подбородок, повязать вокруг шеи батистовый галстук бантом, обрядиться в короткий жилет из пике цветочками с двумя рядами серебряных пуговиц, а потом и во фрак с завышенной талией. Пришлось набросить поверх него и походный серый сюртук.
   Кто ее знает, эту Аксакову, по каким критериям она судит о людях! Пожалуй, уж лучше перестараться с выбором одежды, но даме понравиться, чем натолкнуться затем на непонимание и глухую стену молчания замкнувшейся чопорной особы. Кому как не вашему покорному слуге знать, какие шутки с нами может сыграть симпатия!
   Кинрю навязывался с нами к "невесте", но я напрочь отказался везти его с нами к Аксаковой. Довольно с нее экзотики, а то еще разговаривать не захочет! Свой отказ я пообещал японцу компенсировать поездкой в Английский клуб. Он проворчал что-то о европейской неблагодарности, но все же смирился и проглотил обиду из нежелания спорить, а может, потому что просто вспомнил о том, что его сила - невозмутимость!
   Мира в нетерпении расхаживала по дому, размахивая из стороны в сторону ридикюлем, когда я приказал закладывать лошадей. Мой кучер, вытребованный из имения, высокий статный мужик в поярке, с окладистой кучерявой бородой, помчался готовить карету к вояжу.
   Я взял Миру под руку и вывел ее на улицу. Это ее так развеселило, что она едва не задохнулась от смеха.
   - Будто кисейную барышню, - объяснила она.
   В экипаже я забросал мою спутницу вопросами, напрямую касающимися ее подруги, и выяснил кое-что интересное!
   - Сколько лет нашей Анечке? - осведомился я, как только лошади тронулись с места.
   - Летом девятнадцать исполнилось, - сообщила Мира, играя браслетом.
   - Серьезный возраст, - заметил я.
   - Напрасно иронизируете, Яков Андреевич, - сказала Мира с видом оракула. - Анна Александровна - не по годам разумная девушка.
   - Что ты имеешь в виду? - поинтересовался я.
   Мира пожала плечами, словно дивясь моему непониманию:
   - В омут с головой не бросается, - растолковала она.
   - Вот оно что, - ответил я. - Так речь всего-навсего идет о несостоявшейся помолвке!
   - Всего-навсего, - подтвердила индианка. - Но, я думаю, вы должны понимать, что это ее во многом характеризует, - с данным выводом мне трудно было не согласиться. - Она практична, умна и может за себя постоять, продолжала Мира, потом задумалась на мгновение, а затем добавила:
   - Все свои решения Аня принимает самостоятельно, так что, я думаю, вам с ней придется нелегко!
   Индианка сочувственно на меня взглянула, а потом тяжело вздохнула. Теперь я понял, что она согласилась представить меня Аксаковой только из чувства привязанности ко мне, рискуя потерять недавно завязавшееся знакомство.
   - Она в самом деле богата? Или это только слухи? - осведомился я.
   - Не знаю, - честно призналась Мира. - Доподлинно мне известно только то, что в приданое ей достались пензенские имения, на которые и соблазнился ваш подопечный, то есть... покойный, - поправилась она.
   - Анна им увлеклась?
   - Пожалуй, - сказала Мира. - Но я не уверена, - развела она руками. Как я и говорила, Аксакова - особа весьма практичная, я бы сказала меркантильная, - добавила она. - Если хотите, Яков Андреевич, - глаза ее игриво блеснули, - могу вам на нее погадать!
   Я до поры до времени отказался от этого любезного предложения.
   - Кстати, - вдруг вспомнила Мира, лицо ее сделалось серьезным и, пожалуй, даже взволнованным. - Анна как-то говорила мне, что ей знакома ваша фамилия!
   Приятно было осознавать, что столь очаровательные барышни обсуждали мою персону.
   - У меня известное имя, - успокоил я Миру. - Так что в этом нет ничего удивительного!
   Однако я не был так уж уверен на этот счет, совпадения и случайности мне всегда не нравились. Я полагал, что Строганов вряд ли стал бы упоминать обо мне в разговоре с невестой. В конце концов он был хотя и новообращенным, но масоном и должен был уметь держать язык за зубами.
   Анна Александровна Аксакова проживала на Сергиевской улице совместно с двумя престарелыми тетками, одна из которых звалась Пульхерией, нюхала табак и молодилась, а другая - Авророй, которая, напротив, все время изображала из себя умирающую и брала на себя труд учить всех и каждого, рассыпая советы направо и налево. Этой суровой менторше, которую, как говорили в свете, побаивался и стар и млад, умела противостоять одна только ее своенравная племянница. Но тетка ее любила и порою даже с ней соглашалась, а после расторжения помолвки со Строгановым зауважала Анюту еще сильнее.
   Экипаж остановился у парадного подъезда двухэтажного белокаменного дома с колоннами. Я помог своей даме выбраться из кареты и направился прямиком к особняку, дернул ручку звонка, и дверь незамедлительно отворилась. Лакей оглядел нас с Мирой зоркими глазами с головы до пят, на мгновение его взгляд задержался на моей спутнице, затем скользнул по моим сапогам с узкими голенищами и остановился на экипаже. Оценив все увиденное, он отнесся к нам как к настоящим аристократам. Из чего я заключил, что лакею не откажешь в здравом уме.
   Слуга проводил нас в гостиную с огромными зеркалами. Через некоторое время на пороге появилась хозяйка и радостно заулыбалась при виде Миры. Charmee de vous voir, - запела она дежурную фразу.
   Индианка представила меня:
   - Яков Андреевич Кольцов, поручик в отставке, - и добавила, полусерьезно-полушутя:
   - Мой господин и повелитель.
   Анне Александровне шутка понравилась.
   - Вы были на Востоке, - мечтательно сказала она.
   Я согласно кивнул и только теперь принялся за изучение объекта, а он и в самом деле представлял из себя огромный интерес, особенно для ловеласа. Вот только если бы не характер!
   Анна Аксакова была обладательницей огромных зеленых глаз с полуопущенными богатыми ресницами, боярских соболиных бровей, чуть вздернутого тонкого носа и пухлого чувственного рта. Ее золотистые волосы на темени были собраны в пучки и спрятаны под тонкую жемчужную сетку. Одета она была в вышитую канзу с тончайшим кружевом валансьен, как я полагал, напрямую выписанным из Франции.
   "Не пара ей Виталий, не пара", - заключил я, едва только увидел Анну Аксакову.
   - Пройдемте, пожалуйста, в столовую, - попросила она, подобрала обе свои юбки и поманила нас за собой. Мы вслед за ней покинули комфортно обставленную, гостиную.
   Столовая в этом доме была скромная, но уютная. В центре комнаты, между двух окошек, располагался огромный стол с закуской. Разговор поначалу как-то не клеился, но в итоге мне на правах скорбящего друга ее покойного жениха все-таки удалось Анну Александровну мало-помалу расспросить о ее расстроившейся помолвке.
   Особо расстроенной бывшая невеста не выглядела, скорее наоборот, можно было подумать, что она испытывает огромное облегчение.
   - Где же я слышала вашу фамилию? - пыталась вспомнить Анюта.
   - Не расстраивайтесь, - успокаивал я ее, немного лукавя. - Не так уж это и важно.
   - Были ли вы на похоронах? - спросил я ее чуть позже, когда горничные стали убирать со стола.
   - Была, - вздохнула Анна Аксакова, и прозрачные глаза ее с томной поволокой все-таки заблестели от нахлынувших слез.
   - Вы любили его? - спросил я с сочувствием.
   Она подняла на меня глаза и медленно выговорила:
   - Не знаю, - Анна помолчала немного, а потом нервно воскликнула:
   - Вы только подумайте, я бы уже овдовела!
   - Но вам вопреки всему удалось-таки избежать столь печальной участи, - заметил я с невольной иронией.
   Мира бросила на меня укоризненный взгляд и ущипнула за локоть. Хотя она ничего при этом не сказала, но я так и услышал ее слова:
   "Яков Андреевич, вы просто невыносимы!"
   И я отмахнулся от ее взгляда, словно от наваждения.
   - Что с вами? - поинтересовалась Аксакова.
   - Нервы, - я улыбнулся как можно любезнее. - Вы ведь тоже готовы расплакаться!
   - Даже не знаю почему, - ответила Анна. - Виталий-то интересовался мной только корысти ради!
   - Вы считали его мошенником?
   - Ну что вы, - возмутилась Аксакова. - Это, пожалуй, сказано слишком громко! - она улыбнулась и рукою поправила и без того безукоризненную прическу. - Виталия погубило его пагубное пристрастие, - сказала она даже с некоторым презрением. - Он обещал мне бросить играть. Я ведь как-то ссудила ему семьсот рублей, - Анна махнула рукой. - Но все без толку!
   - Вы уверены в том, что он покончил с собой?
   Анна вспыхнула и пролепетала:
   - А вы полагаете, что?..
   - Я только интересуюсь, - сказал я в ответ.
   - Но это очень странно, - заметила Анна Александровна. - Хотя...
   Я насторожился, мне показалось, что девушка что-то знает, но не решается мне сказать.
   - Вы вспомнили что-то подозрительное? - поинтересовался я.
   - Я видела его в обществе странного человека, типа пренеприятнейшего... По-моему, он промышляет себе на жизнь чем-то грязным, мерзким, - Анна сморщила свой очаровательный носик. - Мне кажется, что он шулер, - добавила девушка вполголоса, словно считала это слово неприличным в устах воспитанной девицы, каковою она считала себя.
   Я заключил, что наш разговор удался, и покинул Анну вполне довольный собой, особливо от того, что ее знаменитые тетушки так и не появились. Паче всего меня радовало отсутствие Авроры Вениаминовны.
   В карете, уже оставив Сергиевскую улицу далеко позади, я вспомнил про записки Виталия, заглавную букву "А" и цифру семьсот. Выходило так, что под этой буквой Виталий обозначил свою невесту.
   - Где ты познакомилась с Анной? - обратился я к Мире, погруженной, похоже, в собственные невеселые мысли. Индианка не сразу меня услышала.
   - Мира! - снова позвал я ее.
   В этот раз Мира отозвалась:
   - Вы о чем-то спрашивали, Яков Андреевич?
   Я кивнул и повторил свой вопрос.
   - Меня с ней познакомил Рябинин, - невозмутимо ответила индианка, словно говорила о вещах само собой разумеющихся.
   Серж Рябинин, мой приятель, гвардейский офицер, жгучий брюнет с цыганскими глазами, с некоторых пор сделался ее поклонником, которому она так и не удосужилась ответить взаимностью, но тем не менее благосклонно принимала его ухаживания.
   - И какое же отношение он имеет к Аксаковой? - осведомился я, начиная уже терять терпение. От дела Виталия Строганова у меня к этому времени голова кругом пошла.
   - Самое непосредственное, - сказала Мира, поправив кружевные манжеты.
   - А нельзя ли конкретнее? - я весь уже превратился в натянутую пружину, готовую вот-вот лопнуть.
   Мира это заметила и воспользовалась моментом, чтобы поиграть на моих нервах. Скорее всего, это была маленькая месть с ее стороны в ответ на мое невольное невнимание.
   - Разумеется, можно, - отвечала она. - Серж приходится ей каким-то троюродным кузеном.
   - Так, значит, - воскликнул я, - он тоже может что-нибудь знать о Виталии!
   - Думаю, да, - согласилась Мира.
   Тогда я и велел своему кучеру свернуть на другую дорогу, которая вела к дому Рябинина.
   Сергей был искренне рад нашему визиту, главным образом внезапному появлению Миры у него в гостях. Он по-прежнему был ею очарован, как в первый день знакомства.
   Индианка уселась в массивное темно-зеленое кресло в имперском стиле и полностью погрузилась в изучение орнаментального рисунка на стенах.
   - Мы по делу, - сказал я Сержу многозначительно. Он поднял удивленные брови и, ничего не понимая, уставился на меня. Рябинин был в курсе того, чем я занимался, и знал о моем членстве в Ордене, но в обстоятельства своих дел я его обычно не посвящал.
   - Буду очень рад, Яков Андреевич, оказаться вам чем-нибудь полезным, - ответил он, и лицо его сделалось сосредоточенным.
   - Речь пойдет о вашей родственнице Ане Аксаковой и о Виталии Строганове. Главным образом меня интересует Анин жених, - я перешел сразу к делу.
   Сергей Арсеньевич немного задумался, помолчал, покрутил нафабренные усы и только потом заговорил, прервав затянувшуюся паузу:
   - Мне этот господин никогда не внушал доверия, и я не скрывал этого от Анны!
   Мне вспомнилось ангельское личико Строганова, его светло-голубые глаза, белокурые завитки волос, нежная улыбка. Неужели я совсем не знал этого человека? Я и подумать не мог двумя днями раньше, что о нем кто-нибудь сможет так неподобающе отзываться!
   - И в чем же причина неприязни? - сухо осведомился я.
   - В его пороке! - воскликнул кавалергард.
   - А разве вы сами не играете в карты? - напомнил я Сержу. Или он запамятовал, при каких обстоятельствах мы с ним познакомились?! Серж проиграл мне партию в карты, хотя справедливости ради я должен заметить, что произошло это не случайно, и я лишь позволил ему отыграться, что, в общем-то, и послужило началом наших с ним приятельских отношений.
   - Играю, - не стал отрицать Рябинин. - Но я не болен, - произнес он едва ли не по слогам. - Виталия сгубила страсть, и я очень рад за Анечку, что она не связала свою жизнь с этим человеком. Мне даже кажется, - добавил Серж, - что умер он не по своей воле. Долги долгами, но что-то тут не так!
   - Почему вы так считаете? - ухватился я за предоставленную мне возможность разузнать об этом деле побольше. - Возможно, он страдал от того, что его бросила невеста!
   - Вся его жизнь была окружена какой-то таинственностью, иногда он исчезал, не сказав ни слова, и Аня переживала, - сказал Рябинин.
   Но в этом для меня не было ничего удивительного, принадлежность к "Золотому скипетру" иногда вынуждала человека вести в некотором роде странный образ жизни.
   - И больше никаких оснований? - спросил я разочарованно.
   - Он водил дружбу с подозрительными личностями, - продолжил Серж.
   - С кем именно?
   Рябинин пожал плечами и сказал:
   - Имен я не знаю. Но один такой тип крутился возле него последнее время постоянно.
   - Ну, припомните хотя бы какие-нибудь приметы, - попросил я его. Как он выглядел?
   - Невысокий, одевался обычно франтом, на лбу написано, что пройдоха. Глазки такие узкие, бегают все время, по-моему, серые или светло-карие, болотного такого оттенка. Нос широкий с горбинкой, губы толстые, мясистые. В общем-то ничего особенного, никаких особых примет, ни родимых пятен, ни шрамов, - ответил Серж.
   - А жаль, - вставила свое слово Мира.
   - Жаль, - согласился Сергей Арсеньевич. - А, вспомнил, - он поднял вверх указательный палец. - Виталий как-то проговорился, что он - игрок. Я полагаю - шулер!
   - Это тот самый, о котором вы, Серж, так много рассказывали, в цветном жилете и с седыми бакенбардами? - спросила индианка, вдруг заинтересовавшись нашей беседой.
   - Абсолютно точно! - подтвердил Рябинин.
   - Но вы же утверждали, что он заика, - сказала Мира.
   - Конечно, - согласился Сергей Арсеньевич. - Как же я мог забыть? Совсем вылетело из головы, - смутился он.
   Итак, это было уже кое-что, от чего я мог оттолкнуться в своих поисках. Я не знал еще точно, что или кого именно я ищу, и нащупывал дорогу впотьмах, но я был уверен, что во что бы то ни стало разыщу этого игрока-заику. Интересная получалась картинка, занимательная!
   Я рассуждал следующим образом.
   Виталий Строганов каким-то образом, вероятно, вследствие своей пагубной страсти к игре, становится жертвой ловкого мошенника - карточного шулера и оказывается должным ему, ну, скажем, около пяти тысяч рублей. Этакому заикающемуся щеголю! Смех да и только!
   Я предполагал, что на строгановских часах он записан под именем господина "Г", около которого была обозначена цифра пять и красовалась кривая виселица. Я исходил из того, что это число в записях Строганова было самым значительным, если предположить, что Виталий просто-напросто опустил несколько нулей. Оно и означало ту самую сумму его долга, которую он никак не мог выплатить проходимцу по причине разорения своего семейства.
   Кто-то в день похорон обыскивает его кабинет в поисках какого-то обличающего документа. Что это за личность, по-прежнему является огромным вопросом!
   Мне оставалось только найти связь между двумя этими событиями и его самоубийством или, pardon, убийством. Но вряд ли Виталия сбросил с моста карточный шулер. Мелкая птица, полет не тот!
   Я же предполагал, что важнейшим моментом во всей этой истории является членство Строганова в масонской ложе. Но доказательств сего я раздобыть пока так и не сумел, несмотря на все свои титанические старания.
   Часам к четырем мы вернулись с Мирой домой. Она сразу поднялась к себе в будуар, я же, сбросив с себя сюртук вместе со шляпой, вернулся в гостиную, где и застал задумчивого Кинрю с грустью на усталом челе. Мой японец в полосатой легкой юкате - просторном национальном халате, восседал за хрупким столиком в стиле Людовика XIV, украшенном белоснежными раковинами, инкрустированными перламутром, и грыз измятое, плохо заточенное перо, представляя собою весьма необычное и комичное зрелище. Кажется, он взялся за сочинение очередного хокку. Если мой Кинрю погружался в поэзию, то лучше было его не трогать, это я уже знал по опыту.
   Он оторвал свой зачарованный взор от исписанного иероглифами листа бумаги и продекламировал вслух:
   Тяжело нести
   закаленный меч.
   Но в бою - победа!
   К сожалению, я не был поклонником японской лирики и отдавал предпочтение творчеству Николая Карамзина. Однако я не смел об этом и заикнуться своему самураю. Несмотря на все свое мужество, силу воли, выносливость и прочие замечательные качества японского дворянина, он обладал не в меру обидчивым характером, отчего нередко попадал в щекотливое положение, так как до сих пор не адаптировался к европейской культуре. А я, признаться, относился к нему с огромной теплотой и желал ему только добра.
   - Великолепно, - польстил я золотому дракону и собрался уже отправиться в свой кабинет, чтобы так же заняться записями. Правда в моем случае я намеревался продолжить свою искреннюю исповедь в собственном дневнике, недавно приобретенной тетради, переплетенной лиловым бархатом.
   - Яков Андреевич! - окликнул меня Кинрю, окончательно выйдя из своего поэтического оцепенения.
   - Что? - обернулся я.
   - Вам послание от Кутузова, - сообщил японец и передал мне конверт.
   Я поблагодарил его и наконец отправился в кабинет, где и распечатал письмо, в котором Иван Сергеевич желал мне всяческого успеха. К письму прилагалось обещанное приглашение в Английский клуб, из чего я заключил, что мое исповедание этим вечером снова отменяется.
   Я вернулся в гостиную, где Кинрю продолжал по-прежнему творить свои вирши.
   - Не желаешь ли прокатиться в Английский клуб? - поинтересовался я как бы невзначай у Юкио Хацуми.
   - Пожалуй, - заметил он. - Хотя я привлеку к себе слишком много внимания. В этом трудно было не согласится с Кинрю, но у меня были совсем иные планы на его счет.
   В клубе собирались в основном гвардейские офицеры и цвет штатской аристократии, в число которой входил и сам Виталий. Естественно, появление Кинрю, несмотря на его высокородное происхождение, в данном обществе не осталось бы незамеченным. Я рассчитывал взять его с собой в качестве преданного телохранителя и попросить подождать меня в экипаже.
   - Если только я останусь в карете, - опередил меня Юкио Хацуми.
   - Именно об этом я и хотел тебя попросить, - сказал я, опасаясь, что наше предприятие может оказаться опасным.
   - Оказывается, я умею читать мысли на расстоянии, - пошутил японец. Мира могла бы у меня поучиться, - добавил он.
   - Вы говорили обо мне? - появление индианки застало нас обоих врасплох. Я не хотел далее втягивать ее в это дело и подвергать ее жизнь опасности. Мира и так, вопреки моему желанию, оказалась в эпицентре событий.
   - Ты - единственная тема для наших разговоров, - ус- мехнулся японец.
   - Так, значит, мне показалось? - усомнилась она. - А куда это вы собираетесь?
   - В Английский клуб, - честно ответил я. - Переки- нуться в карты.
   - Понятно, - сообразила Мира. Провести эту женщину было не так-то просто. - Вы, Яков Андреевич, собираетесь шулера искать, - она вздохнула. Я надеюсь, вы одели ваш амулет?
   Я инстинктивно дотронулся до груди, ромбики Миры были на месте. У меня появилось ощущение, что от них исходит магическое тепло.
   - Разумеется, - успокоил я Миру.
   Собираясь в Английский клуб, я прихватил с собой в ящичке пару пистолетов и был уверен в том, что Кинрю также позаботился о своей самурайской экипировке. Чего только стоило его платиновое кольцо со спицей. Он умел обращаться с ней не хуже, чем гвардеец со шпагой.
   Клуб располагался в Адмиралтейской части города, поэтому мы добирались к нему совсем недолго. Он занимал один из роскошных особняков с бельэтажем.
   Кинрю пообещал дождаться меня во что бы то ни стало, я же просил его быть начеку. Появилось такое ощущение, что я собираюсь в какой-то вертеп, а не на светское мероприятие.
   Предъявив швейцару на входе свой пригласительный билет, я поднялся по лестнице с зеркалами в большую овальную залу, где располагались карточные столы. В одном из понтирующих я узнал знакомого по Лейпцигскому сражению князя Львова. Дождавшись конца тальи, я подошел к нему. Он очень оживился, узнав меня.