Страница:
Скитеру. Просто Скитер Джексон испытывал здоровый благоговейный ужас перед
всеми родственниками мужского пола любой из девиц, которых он когда-либо
пытался затащить в постель. Большинство их имело очень туманное
представление о роде его занятий.
И потом Скитер без особого восторга относился к возможности поединка
один на один с человеком, способным крушить кости с той же легкостью, с
какой Скитер извлекал кошельки из чужих карманов.
К счастью, Маркус оказался именно там, где говорил Кит, -- разносил
напитки в задней комнате. Скитер сразу же просветлел, постаравшись убедить
себя в том, что встретить Кита на пороге нового приключения -- это вовсе не
дурная примета А вот Маркус уж точно послужит его небольшому предприятию
добрым талисманом. Знакомый зуд между лопатками еще ни разу не подводил его.
Скитер расплылся в счастливой улыбке.
"А ну, сопляки, всем стоять! Готов я или нет, я иду!"
* * *
Маркус как раз нес заказанное питье на только что занятый столик в
дальнем углу, когда Скитер Джексон триумфально вступил в заднюю комнату и
улыбнулся ему. Маркус улыбнулся в ответ, чуть было не рассмеявшись в голос.
Скитер вырядился по-рабочему, что в данном случае означало короткую, яркого
цвета тунику, скорее даже не римскую, а греко-ионический хитон, оставлявшую
открытыми колени и ноги, значительно более мускулистые, чем можно было бы
предположить по довольно субтильной верхней части туловища. Судя по наряду,
Скитер снова собрался обрабатывать толпы зевак, всегда собирающихся
поглазеть на открытие Римских Врат.
По одной ему известной причине Янус -- римский бог дверей и порталов --
решил, что Римские Врата должны снова отвориться меньше чем через час.
Маркуса пробрала дрожь при воспоминании о своем единственном путешествии
через эти Врата, когда он оказался здесь. Он никогда особенно не верил в
странных римских богов до тех пор. пока его последний хозяин не протащил
его, почти бездыханного от страха, через _Porta Romae_ в Ла-ла-ландию.
Теперь-то он все хорошо понял и никогда не забывал уделять всесильным
римским богам их заслуженную долю выпивки.
-- Маркус! Ты-то мне и нужен! -- Улыбка Скитера была неподдельна и
заразительна.
И эта открытая улыбка всегда удивляла Маркуса, потому что он знал:
Скитер Джексон на самом деле очень-очень одинок, хотя по нему этого никогда
не скажешь.
-- Привет, Скитер. Тебе, как всегда, пива?
Образ жизни Скитера так тревожил Маркуса, что не касаться его в
разговоре стоило ему немалых усилий, ибо он лелеял несбыточную мечту спасти
когда-нибудь молодого путешественника по времени, вернув его к какой-нибудь
более почтенной профессии. Собственно, Маркус был единственным из Найденных,
кто предложил этому странному молодому человеку свою дружбу. Вырасти в двух
временах, чтобы потом тебя швырнули в третье...
А друг Скитеру Джексону как раз был очень нужен. В результате у
Маркуса, как бы ни был занят он в баре и -- что было, несомненно, приятнее,
но не менее хлопотно -- дома, воспитывая двух очаровательных девчушек,
прибавилась и третья геркулесова задача: постепенное обращение Скитера
Джексона из негодяя в порядочного человека, достойного титула Найденного.
Улыбка Скитера сделалась еще шире.
-- Разумеется. Ты же знаешь, разве могу я отказаться от пивка? -- Оба
рассмеялись. -- Но вообще-то я пришел переговорить с тобой. Минута найдется?
Маркус оглядел соседние столики. Почти все были пусты. Большинство
клиентов уже ушли на улицу наслаждаться зрелищем открытия Римских Врат
Ла-ла-ландии в прошлое. Действительно, мало найдется зрелищ занятнее, чем
вид толп туристов и гидов из "Путешествий во времени", рвущихся проскочить
через портал со всем своим багажом, кошельками и детьми всех возрастов, но
вынужденных ждать, пока из портала им навстречу не вывалится большая часть
предыдущего заезда с побелевшими лицами. Впрочем, всегда находились и такие,
кто, возвращаясь, спускался по пандусу с самодовольством римских сенаторов.
Маркус не переставал удивляться тому, что каждый заезд заканчивался
одинаково: одни довольны как котята при виде плошки со сливками, а другие...
Ну, впрочем, картинки, ходившие по рукам Найденных, все объясняли, не так
ли?
Маркус снова улыбнулся Скитеру -- тот с надеждой ждал ответа.
-- Конечно. Сейчас, только пива тебе принесу.
-- Захвати тогда себе тоже. Я плачу.
Ну-ну... Маркус сдержал улыбку. Скитеру точно что-то от него нужно. Он
был закоренелым негодяем, этот Скитер Джексон, но Маркус понимал почему --
чего большинство обитателей Восемьдесят Шестого не поняли бы ни за что. Это
знали даже не все Найденные. Маркус не говорил этого даже своей прекрасной
Йанире, хотя то, что знала и чего не знала Йанира, оставалось для Маркуса
полной загадкой.
В тот вечер Скитер напился до такой степени, что, должно быть, сам не
помнил всего, что наговорил. Но Маркус-то помнил. Поэтому он, пусть даже без
особой надежды на успех, не оставлял попыток наставить Скитера на путь
истинный, моля богов, тех, что приглядывали за его собственной жизнью, чтобы
они помогли его другу разобраться во всем и покончить со своими нынешними
занятиями, пока те не свели его в могилу.
Маркус принес сначала пива Скитеру, потом сам уселся напротив, как и
положено радушному хозяину ожидая, пока тот отопьет первым. Скитер всегда
был свободным человеком, он родился в одной хорошей семье, и воспитал его
другой хороший человек. Даже несмотря на то что Маркус постепенно свыкся с
мыслью, что никто здесь больше не назовет его рабом, Скитер в его глазах
стоял выше во всех отношениях.
-- Да, пока не забыл... -- спохватился Скитер, сделав большой глоток.
-- Да... Ты ведь родом из Рима, верно?
-- Ну... нет. На самом деле не оттуда. Скитер зажмурился.
-- Правда?
-- Да. Я родом из Галлии Коматы, из маленькой деревни под названием
Котес, -- сказал он с нескрываемой гордостью. Тысяча, нет, две тысячи лет
миновало, а его маленькая деревушка все еще стояла на том же самом месте --
ну конечно, она изменилась с тех пор, но все еще стояла у подножия высоких
гор его детства, прекрасных даже в одеянии из туч и снегов. Все та же
буйная, бурливая речка протекала прямо посреди деревни, и вода в ней была
все так же студена, что дух захватывало и у самого закаленного мужика.
-- Котес? Где это, черт побери?
Маркус только усмехнулся.
-- Я спросил как-то Брайана Хендриксона из библиотеки про свою деревню.
Она еще там, только называется чуть иначе. Теперь ее знают как Котерес, и
она расположена в стране, которую вы зовете Францией, но она до сих пор
знаменита священными горячими источниками, исцеляющими женщин, которые не
могут иметь детей.
Скитер заулыбался, но передумал.
-- Ты, похоже, не шутишь.
-- Конечно, с чего это мне шутить? Разве могу я что-нибудь поделать с
тем, что родился на покоренных землях и...
-- Я имею в виду женщин. -- На выражение лица Скитера стоило
посмотреть: на нем явственно проступал какой-то новый хитроумный замысел.
-- Не знаю наверняка, Скитер, -- усмехнулся Маркус. -- Меня ведь
забрали оттуда, когда я был совсем еще маленьким, так что не могу утверждать
этого с уверенностью, но все деревенские так говорили. Римлянки со всей
Южной Галлии съезжались туда искупаться в водах этого источника, чтобы
зачать ребенка.
Скитер тоже усмехнулся в ответ, но в глазах его все еще отражалась
напряженная умственная работа.
-- Им бы лучше почаще спать со своими мужьями -- или хотя бы с чужими,
если уж на то пошло.
-- Или пить меньше свинца, -- добавил Маркус, явно гордясь тем, как
много узнал всего за несколько лет в Ла-ла-ландии. Рэчел Айзенштайн,
главврач Вокзала Времени, объясняла ему, что процент содержания свинца в его
крови заметно понизился, и только это позволило ему стать отцом маленьких
Артемисии и Геласии.
-- Туше! -- Скитер поднял стакан и одним глотком осушил его наполовину.
-- Ты-то свое пиво будешь пить?
Маркус не забыл совершить подношение богам -- всего несколько капель на
дощатый пол, -- потом пригубил из своего стакана. Позже ему все равно мыть
пол, так что этот маленький ритуал вряд ли будет раздражать хозяев. Те
гораздо больше ворчали по поводу даровой выпивки, которой Маркус иногда
угощал тех, кто отчаянно в ней нуждался, чем по поводу пролитого пива.
-- О'кей, -- зашел Скитер с другой стороны, -- ты родился во Франции,
но большую часть своей жизни прожил в Риме, так?
-- Да. Меня мальчишкой продали торговцу рабами из тех, что приходили по
Римской дороге из Аква Тарбелики. -- Маркус зябко передернул плечами. --
Первое, что он сделал, -- это поменял мне имя. Он сказал, с моим язык
сломаешь.
Скитер прищурился.
-- Так тебя по-настоящему зовут не Маркус?
Тот попытался улыбнуться.
-- Так меня зовут уже больше восемнадцати лет. И скорее всего тебе
произнести мое настоящее имя будет не легче, чем римлянам. Я давно уже
привык к "Маркусу", так что решил оставить все как есть.
Скитер уставился на него, словно не верил своим ушам. Маркус пожал
плечами.
-- Я пытался объяснить это, правда, Скитер. Но никто здесь не понимает.
-- Нет, я... так, ничего. -- Он прокашлялся, и, глядя на выражение его
глаз, Маркус попробовал представить себе, что такого вспомнилось Скитеру. --
Ладно, ты говорил что-то про Рим...
-- Верно. Меня отвели в город Нарбо на берегу Средиземного моря,
посадили на невольничий корабль и отвезли в Рим, а там держали в железной
клетке до тех пор, пока не пришла моя очередь быть выставленным на аукционе.
-- Маркус залпом проглотил свое пиво, чтобы скрыть дрожь в руках. Эти
воспоминания до сих пор мучили его в ночных кошмарах, и он просыпался в
холодном поту. -- Я жил в Риме с восьмилетнего возраста.
Скитер придвинулся поближе.
-- Отлично. Послушай, Агнес устроила мне бесплатный билет через Римские
Врата -- она сопровождает группу туристов в двухнедельный тур. Две тихие
недели, и только в самый последний день Игры. Поэтому она смогла взять меня
в качестве гостя.
Маркус покачал головой. Бедняжка Агнес. Она в Ла-ла-ландии еще совсем
недавно.
-- Постыдился бы, Скитер. Агнес такая славная девушка.
-- Не сомневаюсь. Самому мне никогда не накопить на билет в Рим. Пойми,
у меня совершенно гениальная идея, но я же не был там ни разу, так что,
может, поможешь мне?
Маркус повертел в руках пустой стакан.
-- Что за идея? -- Он всегда остерегался оказаться впутанным в темные
делишки Скитера.
-- Совершенно безупречная, -- просиял Скитер. -- Я хочу поставить
немного...
-- Поставить? На Играх? -- Если это все, чего хотел Скитер, это не так
уж и страшно. Разумеется, это незаконно, но Маркус не слышал еще, чтобы хоть
один турист не пытался сделать этого. Нет, право же, все могло быть гораздо
хуже, так что Маркус испытал изрядное облегчение. Может, это Агнес действует
на него так благотворно? -- Очень хорошо, так что ты хотел у меня спросить?
Улыбка Скитера сияла торжеством.
-- Куда мне пойти? В смысле, чтобы сделать ставки.
-- В Большой Цирк, конечно, -- усмехнулся Маркус.
-- Угу, но там куда? Эта чертова штуковина длиной в милю! Давай же!..
-- Ну... Лучше всего делать это со стороны Авентина, около того места,
откуда гладиаторы выходят на арену. Они проходят через камеры в
прямоугольном конце Цирка, ближе к Тибру. Но и ближние к этому месту входы
для зрителей тоже ничего. Конечно, есть и ложи профессиональных букмекеров,
но я бы держался от них подальше. Любой сочтет своим долгом надуть
нездешнего. Ну и, конечно, большинство ставок делаются на зрительских
местах. -- Он помолчал, пытаясь представить, как будет Скитер реагировать на
зрелище убивающих друг друга людей. Многие туристы возвращались из Рима
потрясенные до дурноты.
-- Потрясающе, Маркус! Спасибо, дружище! Если я выиграю, возьму тебя в
долю.
Если Скитер Джексон не забудет через две недели этого своего
великодушного обещания -- и если выполнит его -- он сделает для Маркуса
гораздо больше, чем полагает. Мысли о вечных финансовых неурядицах быстро
завладели Маркусом, и он почти забыл даже о друге, допивавшем за столиком
свое пиво. Несмотря на все его протесты, Йанира настояла на том, чтобы он,
расплачиваясь со своими долгами, принял и изрядную часть ее сбережений --
того, что она заработала, продавая историкам информацию "из первых рук".
Помимо этого, она продала подлинные древнегреческие рецепты всевозможных
сырных пирогов -- знание, которое досталось ей дорогой ценой (поркой, а то и
чем похуже) в доме ее первого мужа, в Нижнем Времени.
Изысканные ароматы сырных пирогов, равно как и прочие их
характеристики, -- теперь это знал и Маркус -- обсуждались в свое время на
Афинской агоре с не меньшей серьезностью, чем труды крупнейших философов. Их
рецепты были утрачены много веков назад, но, если так можно сказать,
благодаря жестокости мужа Йанира помнила их теперь наизусть; собственно,
тогда у нее другого выбора и не было, если она хотела выжить. Теперь же ее
старые шрамы начали окупаться: она продавала эти рецепты по одному Арли
Айзенштайну, исправно платившему ей процент от своих доходов. Немалых,
кстати, поскольку пироги имели ошеломительный успех.
Йанира вообще зарабатывала деньги быстрее, чем Маркус полагал это
возможным, -- особенно после того, как сделалась гордой владелицей киоска,
пользовавшегося большой популярностью у "послушников", буквально совершавших
к ней паломничество. Некоторые готовы были оплачивать билет через Главные
Врата, чтобы посмотреть на нее, умоляя ее сказать им хоть слово. Некоторые
даже давали ей деньги, словно поклонялись ей более всего на свете, а деньги
были всем, что они могли принести в жертву.
Ох уж эти деньги... Когда Маркус попробовал отказаться из гордости от
ее жертвы, она взяла его за руку и силой заставила посмотреть ей в лицо.
-- Ты мой единственный избранник, милый! -- Темные глаза казались
бездонными колодцами, таившими в себе то, что Маркусу так хотелось стереть
из ее памяти. Однако ни Маркус, ни деньги не могли стереть прошлого:
жестокого мужа, а что еще хуже -- ужасающих мистерий Артемиды Эфесской, во
всемирно знаменитом храме которой она выросла. Впрочем, даже так эти
бездонные глаза таили в себе и еще что-то -- возможно, то же самое, что в
свое время заставило горячего троянского паренька Париса, забыв про все,
удрать с Пелопоннеса к себе в продуваемую всеми ветрами Трою, прихватив с
собой ненаглядную Елену.
Даже одного воспоминания об этих глазах бывало достаточно, чтобы голова
у Маркуса начала идти кругом. Разумеется, он растаял от последовавшей за
этим взглядом победной улыбки, не говоря уж о нежных прикосновениях рук
Йаниры.
-- Я отчаянно ревную тебя, Маркус. Мне не понять этой твоей "гордости",
не понять, с какой стати ты так упрямо стараешься выплатить долг, который с
тебя требуют незаконно. Но если эти деньги помогут тебе обрести душевный
покой, я ни за что не позволю тебе отказаться от моей помощи. -- И в редком
для нее порыве так явно проявляемых чувств она крепко прижала его к себе,
словно боясь потерять. Ее глаза наполнились слезами, которые она отважно
пыталась сдержать, опустив длинные ресницы. Так и не отпуская его, она
заговорила снова, срывающимся голосом: -- Прошу тебя. Я понимаю, что ты
горд, и люблю тебя за это. Но если я потеряю тебя...
Он стиснул ее в объятиях, всеми силами стараясь уверить в том, что он
ее навеки, что он с радостью назовет ее своей женой -- как только сможет
освободиться от ненавистного долга человеку, который привел его сюда и
поручил вести тайные записи: он велел узнавать и записывать, кто
путешествует через Врата в Рим и Афины и что везет оттуда обратно.
Он не понимал приказов своего бывшего господина, как не понимал и того,
как прекрасная, высокорожденная Йанира может любить человека, почти всю свою
жизнь бывшего рабом. Поэтому он просто вел записи, предоставляя ломать над
ними голову бывшему хозяину и понемногу копя деньги, чтобы вернуть свой
рабский долг. Он брал деньги у Йаниры, по возможности немного, но все-таки
брал, ибо почти ничего не желал так страстно, как вырваться из-под этой
зависимости, чтобы обрести статус, хоть немного приближающий его к ее
уровню.
Эти горько-сладкие мысли Маркуса были бесцеремонно прерваны голосом,
несомненно принадлежащим Голди Морран. От мгновенной неприязни дрожь
пробежала по коже, как у коня при виде жирных, истосковавшихся по кровушке
мух. Глядя на Голди Морран, Маркус иногда задавал себе вопрос, назвали ли ее
Голди за цвет волос, ценившийся у римских матрон так высоко, что они носили
парики из кос своих рабынь (впрочем, в настоящий момент определить это было
невозможно, ибо шевелюра Голди имела причудливый пурпурный оттенок, не
имеющий ничего общего с изначальной окраской), или за то, что эта алчная
старая гарпия ничего не любила так сильно, как наличные деньги,
предпочтительно в виде золотых монет, песка, слитков -- всего, на что она
могла наложить свои когтистые лапы.
А тем временем глаза гарпии смотрели уже на него.
-- Маркус, налей мне пива.
Она без приглашения плюхнулась на соседний от Скитера стул. Пока Маркус
наливал ей пива у стойки, кипя от возмущения, но мужественно стиснув зубы,
-- Голди Морран была постоянным клиентом -- она переключилась на Скитера.
-- Слыхала я, что ты собрался в Нижнее Время. Новенького захотелось?
Маркус поставил пиво на стол перед Голди. Она жадно припала к нему,
ожидая обычных для Скитера уклончивых ответов.
Скитер, однако, удивил их обоих.
-- Да, я собираюсь в Рим. Тихий двухнедельный отдых -- хочу получше
познакомиться с Агнес Ферчайлд. Мы с ней за последнюю неделю здорово
сблизились, и потом она имеет право брать с собой гостя в несложные туры. --
Он развел руками. -- А кто я такой, чтобы отказаться от даровой поездки в
Древний Рим?
-- А что, -- Голди с притворной скромностью подняла на него глаза, --
что ты собираешься потырить на этот раз?
Скитер с облегчением рассмеялся.
-- Я, конечно, негодяй, чего скрывать, и ты это прекрасно знаешь, но
красть я не собираюсь ничего. Разве что сердце Агнес. Я бы, возможно,
попробовал украсть твое, Голди, если бы только верил, что оно у тебя есть.
Голди возмущенно фыркнула, смерила его свирепым взглядом, но смолчала,
возможно, не найдя слов -- впервые в истории "Нижнего Времени". Потом,
повернувшись к нему спиной, она залпом проглотила остатки пива и швырнула на
стол пригоршню монет. Они со звоном раскатились по столу; одна слетела на
пол и задребезжала там, описывая круги по доскам.
"Серебро", -- автоматически отметил про себя Скитер, хорошо
ознакомившийся за последние дни с монетами античного Рима.
-- Ты еще пожалеешь об этом, Скитер Джексон, -- сказала Голди,
перегнувшись через спинку его стула. Теперь она один в один -- гарпия,
ниспосланная богами, чтобы покарать нечестивых. Голос ее был леденее
арктического льда, и за этими ледяными словами Маркус явственно услышал
угрозу, терпкую и густую, как неразбавленное римское вино. На мгновение
угроза зависла в воздухе. Потом Голди немного отодвинулась. -- Вот уж чего
не пойму, так это зачем ты водишь дружбу с этими неучами, с этими недоумками
из Нижнего Времени, да они и умыться-то толком не умеют. Это тебя точно
погубит! -- бросила она через плечо и вышла.
Маркус обнаружил, что его трясет от гнева. Его неприязнь к Голди
Морран, ее острому языку и предрассудкам сменилась совсем другим чувством,
напугавшим даже его самого. Из неприязни -- как огонь из едва тлеющей
головешки -- взметнулось яркое пламя ненависти, мгновенно охватившее всю его
душу. Так недолго и до греха...
Маркус очень гордился приобретенным образованием: несколько языков,
новые чудесные науки, напоминавшие ему магические заклинания, заставлявшие
мир нестись среди звезд -- а не наоборот, -- и даже преподаватели математики
объясняли свой предмет достаточно доходчиво, чтобы он смог обучиться новым
способам сложения, умножения, деления, ведения бухгалтерских счетов, -- что
не под силу было бы никому в Древнем Риме.
Возможно, парня из Галлии Коматы и можно счесть недоумком, но даже
когда он был закованным в цепи, насмерть перепуганным восьмилетним
мальчишкой, он прекрасно знал, как и зачем умываться. Более того, он
забавлял своих хозяев, требуя каждый вечер воды, чтобы смыть грязь и вонючий
пот от дневной работы.
Он даже подпрыгнул, когда Скитер заговорил.
-- Грязная старая гарпия, -- произнес тот совершенно спокойно --
поведение его оставалось настолько же невозмутимым, насколько внешность
неизменно безупречной. -- Она готова на все, только бы вывести соперника из
формы. -- Он усмехнулся. -- Знаешь, Маркус... кстати, сядь, успокойся -- я с
удовольствием бы посмотрел, как кто-нибудь обведет ее вокруг пальца.
Маркус сел и каким-то образом сумел умерить внезапный приступ смеха до
простой улыбки, хотя смех все равно продолжал рваться наружу, играя
бесенятами в глазах.
-- На это и впрямь стоило бы посмотреть. Ты только подумай, как, должно
быть, интересно наблюдать: вы оба ходите кругами, ищете слабые места в
защите, и только потом несутся смертоносные стрелы.
Скитер молча смотрел на него.
-- Вы оба, Скитер, отличаетесь сильной волей, -- добавил Маркус. -- Вы,
как правило, получаете от жизни все, что хотите, ты и Голди. Но ты погоди, я
скажу тебе кое-что важное. -- По меньшей мере в данном конкретном случае он
мог предвидеть будущее ничуть не хуже Йаниры. Впрочем, это под силу было бы
любому, кто умеет наблюдать и делать выводы, а с его-то знанием людей он
видел, чем все может кончиться. Одним долгим глотком он расправился с
остатками пива, продолжая ощущать на лице пристальный взгляд Скитера.
-- Голди, -- негромко сказал Маркус, -- объявила тебе, Скитер, войну,
хочешь ты того или нет. Она напоминает мне средиземноморских акул, что
плывут за невольничьим кораблем, поджидая, пока им сбросят умерших. Да
нет... акулы делают всего лишь то, для чего их и создали. Голди так далеко
зашла, наслаждаясь своими грязными делами, что нечего и надеяться найти хоть
что-нибудь хорошее в ее грязной душе.
Несколько секунд он в упор смотрел на Скитера, выдерживая его взгляд.
-- Ты хочешь сказать, что я кажусь тебе еще достойным спасения? --
произнес Скитер почти таким же ледяным тоном, как Голди. -- Да, друг?
Маркус похолодел.
-- Ты хороший человек, Скитер, -- искренне сказал он, подавшись вперед,
в надежде, что друг поймет его. -- Твое сердце щедро, как и твой смех. Я
надеюсь только, что и нравственность твоя будет им под стать. Ты мой добрый
друг. Мне не хотелось бы видеть, как ты страдаешь.
Скитер даже зажмурился.
-- Страдаю? -- Он засмеялся. -- Нет, Маркус, право же, ты чудо всех
веков! -- Его улыбка согрела немного сердце Маркуса. -- О'кей, обещаю тебе,
что постараюсь вести себя в Риме, как подобает маленькому примерному
туристу, идет? Я все еще хочу поиграть на Играх, но ничего страшнее этого.
Доволен?
Маркус чуть успокоился.
-- Да, Скитер. -- Пожалуй, ни разу за последние месяцы он не надеялся
сильнее. -- Мне ужасно неудобно, друг мой, но мне надо возвращаться к своим
делам, пока менеджер не вернулся с перрона, а то я еще не переделал всего,
что он мне поручил. Так пусть боги будут с тобой, когда ты шагнешь через
Римские Врата, Скитер. Спасибо тебе за пиво. И за общество.
Улыбка снова осветила лицо Скитера.
-- Конечно. Тебе спасибо. Увидимся через пару недель, ладно?
Маркус улыбнулся и снова принялся протирать стойку. Скитер Джексон
вышел из бара так, словно весь мир лежал у его ног.
Агнес Ферчайлд была хо-о-орошей девушкой. Не то чтобы красавица, но
мила и щедра. А в постели и вовсе бесподобна. По многолетнему опыту Скитер
знал, что застенчивые, робкие институточки доставляют больше всего
удовольствия: нет ничего занятнее, чем преодолевать их предрассудки и
обучить nape-другой безумных штучек. Он часто сожалел, что женщины никогда
не остаются с ним надолго, но с другой стороны, черт возьми, недостатка в
новых в Ла-ла-ландии тоже никогда не было. И все тот же многолетний опыт
научил Скитера не быть слишком требовательным к внешности. Отзывчивость и
искренность -- вот что гораздо ценнее.
Поэтому, когда в жизни Скитера появилась Агнес Ферчайлд, он был более
чем доволен. А когда она предоставила ему шанс сотворить что-то вне Вокзала
Времени, он осыпал ее всеми знаками внимания из своего арсенала. Она даже
обучила его азам латыни, достаточным, чтобы продержаться недолго на случай,
если они отобьются друг от друга -- чего он ни за что не допустил бы... до
самого дня Игр. Да и гид из Агнес был что надо. Скитеру нравилось таскаться
с их группой почти так же, как проводить со своей страстной возлюбленной
душные римские ночи. Оживший древний город напоминал Скитеру голливудскую
киношку, поставленную специально для него, но наполненную живыми людьми,
живые руки которых он мог освободить от некоторого количества живых денег
без риска, что они побегут жаловаться на него -- все равно они все
давным-давно уже померли.
Разумеется, Агнес он этого не говорил. Он просто наслаждался ее
обществом и видом, как наслаждался огромным форумом Августа или
нагромождением торговых рядов у пристаней, где ловкие пальцы помогли ему
несколько улучшить свое материальное положение. Впрочем, большую часть
времени он занимался очаровыванием всех в группе, от самого богатого из
всеми родственниками мужского пола любой из девиц, которых он когда-либо
пытался затащить в постель. Большинство их имело очень туманное
представление о роде его занятий.
И потом Скитер без особого восторга относился к возможности поединка
один на один с человеком, способным крушить кости с той же легкостью, с
какой Скитер извлекал кошельки из чужих карманов.
К счастью, Маркус оказался именно там, где говорил Кит, -- разносил
напитки в задней комнате. Скитер сразу же просветлел, постаравшись убедить
себя в том, что встретить Кита на пороге нового приключения -- это вовсе не
дурная примета А вот Маркус уж точно послужит его небольшому предприятию
добрым талисманом. Знакомый зуд между лопатками еще ни разу не подводил его.
Скитер расплылся в счастливой улыбке.
"А ну, сопляки, всем стоять! Готов я или нет, я иду!"
* * *
Маркус как раз нес заказанное питье на только что занятый столик в
дальнем углу, когда Скитер Джексон триумфально вступил в заднюю комнату и
улыбнулся ему. Маркус улыбнулся в ответ, чуть было не рассмеявшись в голос.
Скитер вырядился по-рабочему, что в данном случае означало короткую, яркого
цвета тунику, скорее даже не римскую, а греко-ионический хитон, оставлявшую
открытыми колени и ноги, значительно более мускулистые, чем можно было бы
предположить по довольно субтильной верхней части туловища. Судя по наряду,
Скитер снова собрался обрабатывать толпы зевак, всегда собирающихся
поглазеть на открытие Римских Врат.
По одной ему известной причине Янус -- римский бог дверей и порталов --
решил, что Римские Врата должны снова отвориться меньше чем через час.
Маркуса пробрала дрожь при воспоминании о своем единственном путешествии
через эти Врата, когда он оказался здесь. Он никогда особенно не верил в
странных римских богов до тех пор. пока его последний хозяин не протащил
его, почти бездыханного от страха, через _Porta Romae_ в Ла-ла-ландию.
Теперь-то он все хорошо понял и никогда не забывал уделять всесильным
римским богам их заслуженную долю выпивки.
-- Маркус! Ты-то мне и нужен! -- Улыбка Скитера была неподдельна и
заразительна.
И эта открытая улыбка всегда удивляла Маркуса, потому что он знал:
Скитер Джексон на самом деле очень-очень одинок, хотя по нему этого никогда
не скажешь.
-- Привет, Скитер. Тебе, как всегда, пива?
Образ жизни Скитера так тревожил Маркуса, что не касаться его в
разговоре стоило ему немалых усилий, ибо он лелеял несбыточную мечту спасти
когда-нибудь молодого путешественника по времени, вернув его к какой-нибудь
более почтенной профессии. Собственно, Маркус был единственным из Найденных,
кто предложил этому странному молодому человеку свою дружбу. Вырасти в двух
временах, чтобы потом тебя швырнули в третье...
А друг Скитеру Джексону как раз был очень нужен. В результате у
Маркуса, как бы ни был занят он в баре и -- что было, несомненно, приятнее,
но не менее хлопотно -- дома, воспитывая двух очаровательных девчушек,
прибавилась и третья геркулесова задача: постепенное обращение Скитера
Джексона из негодяя в порядочного человека, достойного титула Найденного.
Улыбка Скитера сделалась еще шире.
-- Разумеется. Ты же знаешь, разве могу я отказаться от пивка? -- Оба
рассмеялись. -- Но вообще-то я пришел переговорить с тобой. Минута найдется?
Маркус оглядел соседние столики. Почти все были пусты. Большинство
клиентов уже ушли на улицу наслаждаться зрелищем открытия Римских Врат
Ла-ла-ландии в прошлое. Действительно, мало найдется зрелищ занятнее, чем
вид толп туристов и гидов из "Путешествий во времени", рвущихся проскочить
через портал со всем своим багажом, кошельками и детьми всех возрастов, но
вынужденных ждать, пока из портала им навстречу не вывалится большая часть
предыдущего заезда с побелевшими лицами. Впрочем, всегда находились и такие,
кто, возвращаясь, спускался по пандусу с самодовольством римских сенаторов.
Маркус не переставал удивляться тому, что каждый заезд заканчивался
одинаково: одни довольны как котята при виде плошки со сливками, а другие...
Ну, впрочем, картинки, ходившие по рукам Найденных, все объясняли, не так
ли?
Маркус снова улыбнулся Скитеру -- тот с надеждой ждал ответа.
-- Конечно. Сейчас, только пива тебе принесу.
-- Захвати тогда себе тоже. Я плачу.
Ну-ну... Маркус сдержал улыбку. Скитеру точно что-то от него нужно. Он
был закоренелым негодяем, этот Скитер Джексон, но Маркус понимал почему --
чего большинство обитателей Восемьдесят Шестого не поняли бы ни за что. Это
знали даже не все Найденные. Маркус не говорил этого даже своей прекрасной
Йанире, хотя то, что знала и чего не знала Йанира, оставалось для Маркуса
полной загадкой.
В тот вечер Скитер напился до такой степени, что, должно быть, сам не
помнил всего, что наговорил. Но Маркус-то помнил. Поэтому он, пусть даже без
особой надежды на успех, не оставлял попыток наставить Скитера на путь
истинный, моля богов, тех, что приглядывали за его собственной жизнью, чтобы
они помогли его другу разобраться во всем и покончить со своими нынешними
занятиями, пока те не свели его в могилу.
Маркус принес сначала пива Скитеру, потом сам уселся напротив, как и
положено радушному хозяину ожидая, пока тот отопьет первым. Скитер всегда
был свободным человеком, он родился в одной хорошей семье, и воспитал его
другой хороший человек. Даже несмотря на то что Маркус постепенно свыкся с
мыслью, что никто здесь больше не назовет его рабом, Скитер в его глазах
стоял выше во всех отношениях.
-- Да, пока не забыл... -- спохватился Скитер, сделав большой глоток.
-- Да... Ты ведь родом из Рима, верно?
-- Ну... нет. На самом деле не оттуда. Скитер зажмурился.
-- Правда?
-- Да. Я родом из Галлии Коматы, из маленькой деревни под названием
Котес, -- сказал он с нескрываемой гордостью. Тысяча, нет, две тысячи лет
миновало, а его маленькая деревушка все еще стояла на том же самом месте --
ну конечно, она изменилась с тех пор, но все еще стояла у подножия высоких
гор его детства, прекрасных даже в одеянии из туч и снегов. Все та же
буйная, бурливая речка протекала прямо посреди деревни, и вода в ней была
все так же студена, что дух захватывало и у самого закаленного мужика.
-- Котес? Где это, черт побери?
Маркус только усмехнулся.
-- Я спросил как-то Брайана Хендриксона из библиотеки про свою деревню.
Она еще там, только называется чуть иначе. Теперь ее знают как Котерес, и
она расположена в стране, которую вы зовете Францией, но она до сих пор
знаменита священными горячими источниками, исцеляющими женщин, которые не
могут иметь детей.
Скитер заулыбался, но передумал.
-- Ты, похоже, не шутишь.
-- Конечно, с чего это мне шутить? Разве могу я что-нибудь поделать с
тем, что родился на покоренных землях и...
-- Я имею в виду женщин. -- На выражение лица Скитера стоило
посмотреть: на нем явственно проступал какой-то новый хитроумный замысел.
-- Не знаю наверняка, Скитер, -- усмехнулся Маркус. -- Меня ведь
забрали оттуда, когда я был совсем еще маленьким, так что не могу утверждать
этого с уверенностью, но все деревенские так говорили. Римлянки со всей
Южной Галлии съезжались туда искупаться в водах этого источника, чтобы
зачать ребенка.
Скитер тоже усмехнулся в ответ, но в глазах его все еще отражалась
напряженная умственная работа.
-- Им бы лучше почаще спать со своими мужьями -- или хотя бы с чужими,
если уж на то пошло.
-- Или пить меньше свинца, -- добавил Маркус, явно гордясь тем, как
много узнал всего за несколько лет в Ла-ла-ландии. Рэчел Айзенштайн,
главврач Вокзала Времени, объясняла ему, что процент содержания свинца в его
крови заметно понизился, и только это позволило ему стать отцом маленьких
Артемисии и Геласии.
-- Туше! -- Скитер поднял стакан и одним глотком осушил его наполовину.
-- Ты-то свое пиво будешь пить?
Маркус не забыл совершить подношение богам -- всего несколько капель на
дощатый пол, -- потом пригубил из своего стакана. Позже ему все равно мыть
пол, так что этот маленький ритуал вряд ли будет раздражать хозяев. Те
гораздо больше ворчали по поводу даровой выпивки, которой Маркус иногда
угощал тех, кто отчаянно в ней нуждался, чем по поводу пролитого пива.
-- О'кей, -- зашел Скитер с другой стороны, -- ты родился во Франции,
но большую часть своей жизни прожил в Риме, так?
-- Да. Меня мальчишкой продали торговцу рабами из тех, что приходили по
Римской дороге из Аква Тарбелики. -- Маркус зябко передернул плечами. --
Первое, что он сделал, -- это поменял мне имя. Он сказал, с моим язык
сломаешь.
Скитер прищурился.
-- Так тебя по-настоящему зовут не Маркус?
Тот попытался улыбнуться.
-- Так меня зовут уже больше восемнадцати лет. И скорее всего тебе
произнести мое настоящее имя будет не легче, чем римлянам. Я давно уже
привык к "Маркусу", так что решил оставить все как есть.
Скитер уставился на него, словно не верил своим ушам. Маркус пожал
плечами.
-- Я пытался объяснить это, правда, Скитер. Но никто здесь не понимает.
-- Нет, я... так, ничего. -- Он прокашлялся, и, глядя на выражение его
глаз, Маркус попробовал представить себе, что такого вспомнилось Скитеру. --
Ладно, ты говорил что-то про Рим...
-- Верно. Меня отвели в город Нарбо на берегу Средиземного моря,
посадили на невольничий корабль и отвезли в Рим, а там держали в железной
клетке до тех пор, пока не пришла моя очередь быть выставленным на аукционе.
-- Маркус залпом проглотил свое пиво, чтобы скрыть дрожь в руках. Эти
воспоминания до сих пор мучили его в ночных кошмарах, и он просыпался в
холодном поту. -- Я жил в Риме с восьмилетнего возраста.
Скитер придвинулся поближе.
-- Отлично. Послушай, Агнес устроила мне бесплатный билет через Римские
Врата -- она сопровождает группу туристов в двухнедельный тур. Две тихие
недели, и только в самый последний день Игры. Поэтому она смогла взять меня
в качестве гостя.
Маркус покачал головой. Бедняжка Агнес. Она в Ла-ла-ландии еще совсем
недавно.
-- Постыдился бы, Скитер. Агнес такая славная девушка.
-- Не сомневаюсь. Самому мне никогда не накопить на билет в Рим. Пойми,
у меня совершенно гениальная идея, но я же не был там ни разу, так что,
может, поможешь мне?
Маркус повертел в руках пустой стакан.
-- Что за идея? -- Он всегда остерегался оказаться впутанным в темные
делишки Скитера.
-- Совершенно безупречная, -- просиял Скитер. -- Я хочу поставить
немного...
-- Поставить? На Играх? -- Если это все, чего хотел Скитер, это не так
уж и страшно. Разумеется, это незаконно, но Маркус не слышал еще, чтобы хоть
один турист не пытался сделать этого. Нет, право же, все могло быть гораздо
хуже, так что Маркус испытал изрядное облегчение. Может, это Агнес действует
на него так благотворно? -- Очень хорошо, так что ты хотел у меня спросить?
Улыбка Скитера сияла торжеством.
-- Куда мне пойти? В смысле, чтобы сделать ставки.
-- В Большой Цирк, конечно, -- усмехнулся Маркус.
-- Угу, но там куда? Эта чертова штуковина длиной в милю! Давай же!..
-- Ну... Лучше всего делать это со стороны Авентина, около того места,
откуда гладиаторы выходят на арену. Они проходят через камеры в
прямоугольном конце Цирка, ближе к Тибру. Но и ближние к этому месту входы
для зрителей тоже ничего. Конечно, есть и ложи профессиональных букмекеров,
но я бы держался от них подальше. Любой сочтет своим долгом надуть
нездешнего. Ну и, конечно, большинство ставок делаются на зрительских
местах. -- Он помолчал, пытаясь представить, как будет Скитер реагировать на
зрелище убивающих друг друга людей. Многие туристы возвращались из Рима
потрясенные до дурноты.
-- Потрясающе, Маркус! Спасибо, дружище! Если я выиграю, возьму тебя в
долю.
Если Скитер Джексон не забудет через две недели этого своего
великодушного обещания -- и если выполнит его -- он сделает для Маркуса
гораздо больше, чем полагает. Мысли о вечных финансовых неурядицах быстро
завладели Маркусом, и он почти забыл даже о друге, допивавшем за столиком
свое пиво. Несмотря на все его протесты, Йанира настояла на том, чтобы он,
расплачиваясь со своими долгами, принял и изрядную часть ее сбережений --
того, что она заработала, продавая историкам информацию "из первых рук".
Помимо этого, она продала подлинные древнегреческие рецепты всевозможных
сырных пирогов -- знание, которое досталось ей дорогой ценой (поркой, а то и
чем похуже) в доме ее первого мужа, в Нижнем Времени.
Изысканные ароматы сырных пирогов, равно как и прочие их
характеристики, -- теперь это знал и Маркус -- обсуждались в свое время на
Афинской агоре с не меньшей серьезностью, чем труды крупнейших философов. Их
рецепты были утрачены много веков назад, но, если так можно сказать,
благодаря жестокости мужа Йанира помнила их теперь наизусть; собственно,
тогда у нее другого выбора и не было, если она хотела выжить. Теперь же ее
старые шрамы начали окупаться: она продавала эти рецепты по одному Арли
Айзенштайну, исправно платившему ей процент от своих доходов. Немалых,
кстати, поскольку пироги имели ошеломительный успех.
Йанира вообще зарабатывала деньги быстрее, чем Маркус полагал это
возможным, -- особенно после того, как сделалась гордой владелицей киоска,
пользовавшегося большой популярностью у "послушников", буквально совершавших
к ней паломничество. Некоторые готовы были оплачивать билет через Главные
Врата, чтобы посмотреть на нее, умоляя ее сказать им хоть слово. Некоторые
даже давали ей деньги, словно поклонялись ей более всего на свете, а деньги
были всем, что они могли принести в жертву.
Ох уж эти деньги... Когда Маркус попробовал отказаться из гордости от
ее жертвы, она взяла его за руку и силой заставила посмотреть ей в лицо.
-- Ты мой единственный избранник, милый! -- Темные глаза казались
бездонными колодцами, таившими в себе то, что Маркусу так хотелось стереть
из ее памяти. Однако ни Маркус, ни деньги не могли стереть прошлого:
жестокого мужа, а что еще хуже -- ужасающих мистерий Артемиды Эфесской, во
всемирно знаменитом храме которой она выросла. Впрочем, даже так эти
бездонные глаза таили в себе и еще что-то -- возможно, то же самое, что в
свое время заставило горячего троянского паренька Париса, забыв про все,
удрать с Пелопоннеса к себе в продуваемую всеми ветрами Трою, прихватив с
собой ненаглядную Елену.
Даже одного воспоминания об этих глазах бывало достаточно, чтобы голова
у Маркуса начала идти кругом. Разумеется, он растаял от последовавшей за
этим взглядом победной улыбки, не говоря уж о нежных прикосновениях рук
Йаниры.
-- Я отчаянно ревную тебя, Маркус. Мне не понять этой твоей "гордости",
не понять, с какой стати ты так упрямо стараешься выплатить долг, который с
тебя требуют незаконно. Но если эти деньги помогут тебе обрести душевный
покой, я ни за что не позволю тебе отказаться от моей помощи. -- И в редком
для нее порыве так явно проявляемых чувств она крепко прижала его к себе,
словно боясь потерять. Ее глаза наполнились слезами, которые она отважно
пыталась сдержать, опустив длинные ресницы. Так и не отпуская его, она
заговорила снова, срывающимся голосом: -- Прошу тебя. Я понимаю, что ты
горд, и люблю тебя за это. Но если я потеряю тебя...
Он стиснул ее в объятиях, всеми силами стараясь уверить в том, что он
ее навеки, что он с радостью назовет ее своей женой -- как только сможет
освободиться от ненавистного долга человеку, который привел его сюда и
поручил вести тайные записи: он велел узнавать и записывать, кто
путешествует через Врата в Рим и Афины и что везет оттуда обратно.
Он не понимал приказов своего бывшего господина, как не понимал и того,
как прекрасная, высокорожденная Йанира может любить человека, почти всю свою
жизнь бывшего рабом. Поэтому он просто вел записи, предоставляя ломать над
ними голову бывшему хозяину и понемногу копя деньги, чтобы вернуть свой
рабский долг. Он брал деньги у Йаниры, по возможности немного, но все-таки
брал, ибо почти ничего не желал так страстно, как вырваться из-под этой
зависимости, чтобы обрести статус, хоть немного приближающий его к ее
уровню.
Эти горько-сладкие мысли Маркуса были бесцеремонно прерваны голосом,
несомненно принадлежащим Голди Морран. От мгновенной неприязни дрожь
пробежала по коже, как у коня при виде жирных, истосковавшихся по кровушке
мух. Глядя на Голди Морран, Маркус иногда задавал себе вопрос, назвали ли ее
Голди за цвет волос, ценившийся у римских матрон так высоко, что они носили
парики из кос своих рабынь (впрочем, в настоящий момент определить это было
невозможно, ибо шевелюра Голди имела причудливый пурпурный оттенок, не
имеющий ничего общего с изначальной окраской), или за то, что эта алчная
старая гарпия ничего не любила так сильно, как наличные деньги,
предпочтительно в виде золотых монет, песка, слитков -- всего, на что она
могла наложить свои когтистые лапы.
А тем временем глаза гарпии смотрели уже на него.
-- Маркус, налей мне пива.
Она без приглашения плюхнулась на соседний от Скитера стул. Пока Маркус
наливал ей пива у стойки, кипя от возмущения, но мужественно стиснув зубы,
-- Голди Морран была постоянным клиентом -- она переключилась на Скитера.
-- Слыхала я, что ты собрался в Нижнее Время. Новенького захотелось?
Маркус поставил пиво на стол перед Голди. Она жадно припала к нему,
ожидая обычных для Скитера уклончивых ответов.
Скитер, однако, удивил их обоих.
-- Да, я собираюсь в Рим. Тихий двухнедельный отдых -- хочу получше
познакомиться с Агнес Ферчайлд. Мы с ней за последнюю неделю здорово
сблизились, и потом она имеет право брать с собой гостя в несложные туры. --
Он развел руками. -- А кто я такой, чтобы отказаться от даровой поездки в
Древний Рим?
-- А что, -- Голди с притворной скромностью подняла на него глаза, --
что ты собираешься потырить на этот раз?
Скитер с облегчением рассмеялся.
-- Я, конечно, негодяй, чего скрывать, и ты это прекрасно знаешь, но
красть я не собираюсь ничего. Разве что сердце Агнес. Я бы, возможно,
попробовал украсть твое, Голди, если бы только верил, что оно у тебя есть.
Голди возмущенно фыркнула, смерила его свирепым взглядом, но смолчала,
возможно, не найдя слов -- впервые в истории "Нижнего Времени". Потом,
повернувшись к нему спиной, она залпом проглотила остатки пива и швырнула на
стол пригоршню монет. Они со звоном раскатились по столу; одна слетела на
пол и задребезжала там, описывая круги по доскам.
"Серебро", -- автоматически отметил про себя Скитер, хорошо
ознакомившийся за последние дни с монетами античного Рима.
-- Ты еще пожалеешь об этом, Скитер Джексон, -- сказала Голди,
перегнувшись через спинку его стула. Теперь она один в один -- гарпия,
ниспосланная богами, чтобы покарать нечестивых. Голос ее был леденее
арктического льда, и за этими ледяными словами Маркус явственно услышал
угрозу, терпкую и густую, как неразбавленное римское вино. На мгновение
угроза зависла в воздухе. Потом Голди немного отодвинулась. -- Вот уж чего
не пойму, так это зачем ты водишь дружбу с этими неучами, с этими недоумками
из Нижнего Времени, да они и умыться-то толком не умеют. Это тебя точно
погубит! -- бросила она через плечо и вышла.
Маркус обнаружил, что его трясет от гнева. Его неприязнь к Голди
Морран, ее острому языку и предрассудкам сменилась совсем другим чувством,
напугавшим даже его самого. Из неприязни -- как огонь из едва тлеющей
головешки -- взметнулось яркое пламя ненависти, мгновенно охватившее всю его
душу. Так недолго и до греха...
Маркус очень гордился приобретенным образованием: несколько языков,
новые чудесные науки, напоминавшие ему магические заклинания, заставлявшие
мир нестись среди звезд -- а не наоборот, -- и даже преподаватели математики
объясняли свой предмет достаточно доходчиво, чтобы он смог обучиться новым
способам сложения, умножения, деления, ведения бухгалтерских счетов, -- что
не под силу было бы никому в Древнем Риме.
Возможно, парня из Галлии Коматы и можно счесть недоумком, но даже
когда он был закованным в цепи, насмерть перепуганным восьмилетним
мальчишкой, он прекрасно знал, как и зачем умываться. Более того, он
забавлял своих хозяев, требуя каждый вечер воды, чтобы смыть грязь и вонючий
пот от дневной работы.
Он даже подпрыгнул, когда Скитер заговорил.
-- Грязная старая гарпия, -- произнес тот совершенно спокойно --
поведение его оставалось настолько же невозмутимым, насколько внешность
неизменно безупречной. -- Она готова на все, только бы вывести соперника из
формы. -- Он усмехнулся. -- Знаешь, Маркус... кстати, сядь, успокойся -- я с
удовольствием бы посмотрел, как кто-нибудь обведет ее вокруг пальца.
Маркус сел и каким-то образом сумел умерить внезапный приступ смеха до
простой улыбки, хотя смех все равно продолжал рваться наружу, играя
бесенятами в глазах.
-- На это и впрямь стоило бы посмотреть. Ты только подумай, как, должно
быть, интересно наблюдать: вы оба ходите кругами, ищете слабые места в
защите, и только потом несутся смертоносные стрелы.
Скитер молча смотрел на него.
-- Вы оба, Скитер, отличаетесь сильной волей, -- добавил Маркус. -- Вы,
как правило, получаете от жизни все, что хотите, ты и Голди. Но ты погоди, я
скажу тебе кое-что важное. -- По меньшей мере в данном конкретном случае он
мог предвидеть будущее ничуть не хуже Йаниры. Впрочем, это под силу было бы
любому, кто умеет наблюдать и делать выводы, а с его-то знанием людей он
видел, чем все может кончиться. Одним долгим глотком он расправился с
остатками пива, продолжая ощущать на лице пристальный взгляд Скитера.
-- Голди, -- негромко сказал Маркус, -- объявила тебе, Скитер, войну,
хочешь ты того или нет. Она напоминает мне средиземноморских акул, что
плывут за невольничьим кораблем, поджидая, пока им сбросят умерших. Да
нет... акулы делают всего лишь то, для чего их и создали. Голди так далеко
зашла, наслаждаясь своими грязными делами, что нечего и надеяться найти хоть
что-нибудь хорошее в ее грязной душе.
Несколько секунд он в упор смотрел на Скитера, выдерживая его взгляд.
-- Ты хочешь сказать, что я кажусь тебе еще достойным спасения? --
произнес Скитер почти таким же ледяным тоном, как Голди. -- Да, друг?
Маркус похолодел.
-- Ты хороший человек, Скитер, -- искренне сказал он, подавшись вперед,
в надежде, что друг поймет его. -- Твое сердце щедро, как и твой смех. Я
надеюсь только, что и нравственность твоя будет им под стать. Ты мой добрый
друг. Мне не хотелось бы видеть, как ты страдаешь.
Скитер даже зажмурился.
-- Страдаю? -- Он засмеялся. -- Нет, Маркус, право же, ты чудо всех
веков! -- Его улыбка согрела немного сердце Маркуса. -- О'кей, обещаю тебе,
что постараюсь вести себя в Риме, как подобает маленькому примерному
туристу, идет? Я все еще хочу поиграть на Играх, но ничего страшнее этого.
Доволен?
Маркус чуть успокоился.
-- Да, Скитер. -- Пожалуй, ни разу за последние месяцы он не надеялся
сильнее. -- Мне ужасно неудобно, друг мой, но мне надо возвращаться к своим
делам, пока менеджер не вернулся с перрона, а то я еще не переделал всего,
что он мне поручил. Так пусть боги будут с тобой, когда ты шагнешь через
Римские Врата, Скитер. Спасибо тебе за пиво. И за общество.
Улыбка снова осветила лицо Скитера.
-- Конечно. Тебе спасибо. Увидимся через пару недель, ладно?
Маркус улыбнулся и снова принялся протирать стойку. Скитер Джексон
вышел из бара так, словно весь мир лежал у его ног.
Агнес Ферчайлд была хо-о-орошей девушкой. Не то чтобы красавица, но
мила и щедра. А в постели и вовсе бесподобна. По многолетнему опыту Скитер
знал, что застенчивые, робкие институточки доставляют больше всего
удовольствия: нет ничего занятнее, чем преодолевать их предрассудки и
обучить nape-другой безумных штучек. Он часто сожалел, что женщины никогда
не остаются с ним надолго, но с другой стороны, черт возьми, недостатка в
новых в Ла-ла-ландии тоже никогда не было. И все тот же многолетний опыт
научил Скитера не быть слишком требовательным к внешности. Отзывчивость и
искренность -- вот что гораздо ценнее.
Поэтому, когда в жизни Скитера появилась Агнес Ферчайлд, он был более
чем доволен. А когда она предоставила ему шанс сотворить что-то вне Вокзала
Времени, он осыпал ее всеми знаками внимания из своего арсенала. Она даже
обучила его азам латыни, достаточным, чтобы продержаться недолго на случай,
если они отобьются друг от друга -- чего он ни за что не допустил бы... до
самого дня Игр. Да и гид из Агнес был что надо. Скитеру нравилось таскаться
с их группой почти так же, как проводить со своей страстной возлюбленной
душные римские ночи. Оживший древний город напоминал Скитеру голливудскую
киношку, поставленную специально для него, но наполненную живыми людьми,
живые руки которых он мог освободить от некоторого количества живых денег
без риска, что они побегут жаловаться на него -- все равно они все
давным-давно уже померли.
Разумеется, Агнес он этого не говорил. Он просто наслаждался ее
обществом и видом, как наслаждался огромным форумом Августа или
нагромождением торговых рядов у пристаней, где ловкие пальцы помогли ему
несколько улучшить свое материальное положение. Впрочем, большую часть
времени он занимался очаровыванием всех в группе, от самого богатого из