Страница:
и палеонтологии (две степени, по флоре и по фауне). Плюс почти готовая
диссертация по вирусологии.
Одним словом, в работе Сью Фритчи была чертовски хороша.
В воздухе, примерно в десяти футах над платформой Римских Врат и футах
в четырех сбоку от нее, возникло свечение, быстро окрасившееся всеми цветами
радуги, и в нем отворился темный проем. Из него выпал маленький буро-желтый
зверек, пролетел тридцать футов до бетонного пола Общего и с глухим ударом
(хруста ломающихся косточек почти не было слышно) разбился о него. За ним
последовал еще один, а потом хлынул настоящий поток. Кит вдруг понял, что
это, и громко рассмеялся.
-- Лемминги!
Парни из санитарной отчаянно пытались перехватить этот поток сразу у
жерла Врат, опасно свешиваясь за перила помоста, чтобы подставить свои сети.
Однако на каждые пять-шесть спасенных зверьков приходилось двенадцать или
пятнадцать промахнувшихся мимо сети и пополнивших своими трупиками быстро
растущую кучу безмолвных пушистых телец. Ошеломленные этой бойней туристы
громко взывали к ребятам в серых комбинезонах, чтобы те сделали что-нибудь,
что это жестоко, бесчеловечно...
Не выдержав, Кит вмешался в разговор нескольких одетых по последней
парижской моде дам, на все голоса ругавших Сью, -- та тем временем пыталась
контролировать действия своих ребят на платформе, поставить другую группу
делать то же самое с другой стороны и задействовать третью, чтобы те
лопатами грузили мертвые тушки в большие пластиковые мешки.
-- Прошу прощения, леди, -- обаятельно улыбнулся он им. -- Я невольно
подслушал ваш разговор.
Они разом повернулись и тут же лишились дара речи, узнав его. Кит
удержался от смеха. В конце концов всемирная известность иногда не так уж и
плоха.
-- Мистер... мистер Карсон? Он поклонился.
-- Я уже сказал, что подслушал невольно вашу беседу. -- Он умело отвел
их подальше от Сью Фритчи, за что был награжден ее улыбкой. -- Скажите,
леди, вы, случайно, не знакомы с шаблоном поведения обыкновенного лемминга?
Они разом замотали головами, словно марионетки в ловких руках
кукловода.
-- Ах... позвольте мне попробовать объяснить. Лемминги относятся к
грызунам. Некоторые из них обитают в арктической тундре, где численность их
популяций ограничивается хищниками. Однако обитают они и в холодном горном
климате, встречающемся, например, в Северной Норвегии. В отсутствие хищников
наши милые маленькие грызуны размножаются, не встречая никаких ограничений,
до тех пор, пока не начинают уничтожать среду своего обитания, не говоря уже
об источниках пищи. -- Пять пар глаз в ужасе округлились. -- И когда это
происходит, -- а это случается со многими и многими стаями леммингов, уверяю
вас, -- что-то у них в генах, а может, в их крошечных мозгах включается и
заставляет их покидать насиженные места -- тысячами. Понимаете, этот
неизвестный сигнал предупреждает, что их популяция стала слишком большой,
чтобы данная местность могла прокормить их. Она нестабильна, как вот эти
Врата.
Он показал рукой на зияющее в воздухе темное отверстие и подождал, пока
пять пар удивленных глаз не вернутся к нему.
-- В общем, они снимаются с места. И не забывайте, эти стаи живут в
горной местности, где полным-полно высоких утесов и бурных рек. Можно
сказать, эти милые зверьки обладают безотказным встроенным механизмом
самоубийства. Некоторые из этих утесов обрываются в глубокие каменистые
расселины. Некоторые -- в морские заливы... полные воды, -- поспешно добавил
он, не уверенный в том, что коллективный уровень развития интеллекта этих
дам превышает таковой у одного отдельно взятого лемминга. -- И знаете ли вы,
что эти милые зверьки делают? Они бегут прямо к этим обрывам так, словно
понимают все это или даже хотят этого, и бросаются с края. Вот эти, -- он
показал на поток маленьких телец, продолжавших сыпаться из Врат, -- прыгнули
с какой-то скалы. Они все равно погибли бы, даже если бы эти Врата не
отворились здесь. Вы не можете изменить историю -- или механизм, заложенный
в генах тех или иных видов. Попробуйте -- если сможете, конечно, -- изменить
их генетический набор, избавить их от сигнала, который гонит их в эту
миграцию-самоубийство, и очень скоро вы окажетесь по колено в голодающих
леммингах. И уж наверняка на многие тысячи квадратных миль вокруг не
останется ни одной зеленой травинки.
Круглые глаза так и смотрели на него с побелевших лиц. Он снял
воображаемую шляпу и ушел, весело мурлыкая что-то себе под нос. Интересно, с
усмешкой подумал он, что эти пятеро скажут, когда вернутся в Верхнее Время?
Он присоединился к команде, собиравшей мертвые тушки в контейнеры,
подвозимые владельцами магазинов и другими готовыми помочь местными. Очень
скоро он грузил еще теплые маленькие трупики в медное мусорное ведерко,
которое могло попасть сюда только из "Радости эпикурейца". Кит улыбнулся и
продолжал работу. Все что угодно, только не это бестолковое собрание!
В толпе показалась Голди Морран, все еще жалостно шмыгавшая носом, но
не без живого интереса наблюдавшая за леммингами. Бога ради, что ей здесь
нужно? Разве не положено ей лежать сейчас в лазарете? Что ж, она быстро
оправилась. Иногда Киту казалось, что Голди слишком зловредная, чтобы
умереть. Она подошла к Сью Фритчи и пошепталась с ней немного. Сью
безразлично кивнула и пожала Голди руку. За взгляд налицо Голди, когда она
размышляла, обо что бы теперь вытереть покрытую кровью и липкой шерстью
руку, можно многое отдать. Потом лицо ее просветлело, она прислонилась к
какому-то неосторожному телерепортеру и незаметно вытерла руку о его пиджак,
спрашивая его о чем-то медовым голоском. Тут уж Кит не выдержал и -- пока
кто-то из других репортеров запечатлел-таки эту историческую минуту на
пленку -- засмеялся, но тихо, чтобы Голди его не услышала.
Чего бы ни хотела она здесь, она этого явно добилась, поскольку
удалилась с довольной улыбкой на лице. Кит пробился к Сью.
-- Чего хотела от тебя Голди?
-- А? Ох, привет, Кит. Ей нужны шкурки. Она сказала, что заплатила
кому-то из Нижних, чтобы тот содрал их для нее, а мясо, возможно, понравится
кому-нибудь из больших гурманов. Боже, надеюсь, что понравится. Ты хоть
представляешь себе, какая вонь будет стоять по всему Вокзалу, если нам
придется жечь всю эту кучу?
Кит вздрогнул.
-- Да. Я очень хорошо себе это представляю. Она быстро подняла на него
взгляд.
-- Ох, черт. Извини, Кит. Я что-то совсем обалдела... забыла про все
эти сожжения ведьм, которые тебе пришлось смотреть...
Он заставил себя пожать плечами.
-- Спасибо. Извинения принимаются. Но от одного из этих сожжений я до
сих пор просыпаюсь по ночам. И запах этот мне тоже мерещится до сих пор
вместе с рожами проклятых инквизиторов, по чьему приказу все это делалось.
-- Он прокашлялся и уставился невидящим взглядом в пространство. -- Сью,
одна из этих так называемых ведьм была маленькая девочка с рыжими
кудряшками, не старше двух лет, и она все звала свою мать -- а та горела на
соседнем костре.
Сью крепко зажмурилась.
-- Я никогда, никогда больше не буду жаловаться на свою работу.
Кит хлопнул ее по плечу.
-- Жалуйся на здоровье. Может, мне приятно слушать о чужих проблемах.
Только бы это были не мои собственные.
Сью сделала глотательное движение, потом выдавила из себя слабую
улыбку.
-- О'кей, Кит, есть у меня одна жалоба на работу, и касается она тебя.
Какого черта ты стоишь здесь, вырядившись в свой дурацкий костюм-тройку?
Бери эту чертову лопату -- и за дело!
Кит рассмеялся, обнял ее, взялся за лопату и, насвистывая, вернулся к
своему занятию.
Наконец на сцене появились мотороллеры санитарной службы с грузовыми
колясками. Бригада уборщиков принялась сваливать содержимое контейнеров в
коляски. Кит тоже выгрузил свою корзинку, потом вернулся за следующей
партией.
К счастью, нестабильные Врата закрылись прежде, чем вся стая из
нескольких тысяч леммингов свалилась на ВВ-86. Последний зверек, не успев
вывалиться из зияющего отверстия Врат, был всосан обратно. В его крошечных
черных глазках-пуговках застыло удивление, когда неведомая сила, закрывшая
Врата, швырнула его обратно в собственное время -- возможно, только для
того, чтобы он разделил судьбу своих друзей, шмякнувшись с какого они там
нашли обрыва. Судя по размерам кучи на полу, почти четверть стаи нашла свою
смерть здесь, на ВВ-86. Потребовалось еще несколько часов тяжелой работы,
чтобы погрузить всех в коляски мотороллеров, не говоря уже о том, чтобы
смыть кровь с пола. Репортеры из Верхнего Времени засняли все это событие с
начала до конца -- не только для местных новостей, но и в надежде первыми
доставить пленку Наверх через Главные Врата.
Они попытались даже -- правда, безуспешно -- взять интервью у него,
пока он стоял почти по пояс в тушках. Его дорогой костюм и некогда
безупречно белая рубашка были полностью заляпаны кровью. Несмотря на его
категорический отказ говорить ("Разве вы не видите, я занят. Поговорите с
кем-нибудь еще!"), они мухами вились вокруг него. Даже их видеокамеры, будь
они неладны, жужжали словно мухи.
Игнорируя репортеров, он продолжал грузить трупы лопатой в коляски
санитарной службы. Хотя большая часть леммингов разбилась о бетон, несколько
сотен размазались по уникальным мозаикам, выполненным на средства торговцев
Римского города художником из Нижнего Времени, занимавшегося мозаиками и в
родное время. Теперь великолепные изображения виноградных лоз, богов, богинь
и даже портреты членов семьи Императора, сделанные с поразительной точностью
по памяти, предстояло не только вымыть, но и вычистить кровь из швов между
разноцветными плитками размером не больше ногтя на мизинце Кита Карсона.
-- Ну и грязища, -- буркнул голос, который невозможно было спутать ни с
кем.
Кит посмотрел Буллу Моргану в лицо.
-- Еще какая.
-- Как думаешь, плитки потрескались?
Кит поплевал на кончик ненавистного галстука и соскреб с пола
достаточно крови и потрохов, чтобы посмотреть.
-- Боюсь, что да. Некоторые треснули, другие вообще разлетелись. Вот
черт!
-- Сью! -- заорал Булл, чертыхнувшись почти в унисон с ним.
Сью Фритчи обернулась и поспешно подошла к ним. Крови на ней было еще
больше, чем на Ките.
-- Покажи ей, Кит, -- кивнул Булл.
Он продемонстрировал ей ущерб, причиненный мозаикам. Сью застонала.
Вести об этом наверняка уже распространились по Римскому городу -- в
основном благодаря длинноносым репортерам, поспешившим к местным лавочникам,
рестораторам и владельцам гостиниц, чтобы запечатлеть их реакцию. Булл
сурово прищурился.
-- Сью, когда вы хоть немного разберетесь со всей этой грязью, пошли
своих людей, чтобы они отметили на схеме все недостающие плитки. Мое
ведомство оплатит все расходы на реставрацию. Передай это своим людям, и
побыстрее, пока еще не поздно.
Булл криво ухмыльнулся, весьма напоминая мощный пожарный насос с
приделанными к нему руками, ногами и головой. Кит, плечи которого ныли,
пожалуй, еще сильнее, чем колени, ухмыльнулся ему в ответ.
-- Хочешь посмеяться со мной? Теперь я по крайней мере могу вздохнуть.
Эти проклятые репортеришки вились вокруг меня как мухи... -- Его
передернуло. Булл ухмыльнулся еще шире и хлопнул его по спине
-- Никогда еще не слышал, чтобы Кит Карсон сдался на милость
репортеров.
-- И не услышишь, -- буркнул Кит, -- если они только не подделают
пленку. Вот тогда я смогу подать на них в суд. И разом лишиться состояния,
репутации и своего дела.
-- Угу, -- мрачно согласился Булл, сузив глаза, словно при виде роя
журналистов, атакующих любого, из которого можно выудить хоть какой-то
материал. -- Судиться с ними -- дохлый номер, это уж точно. Я все думаю, как
бы вытурить их всех через Главные и не пускать обратно.
Знаменитую на весь мир ослепительную улыбку Кита можно было видеть
воочию так редко, что даже невозмутимый Булл Морган зажмурился.
-- Что это ты задумал, Кеннет Карсон?
-- Ох, ничего особенно вредного. Мне просто показалось, что ты мог бы
подбросить кому-нибудь мыслишку насчет того, как отважные репортеры помогли
разрешить кризис на вокзале. Пусть их ассистенты заснимут, как они
ковыряются в потрохах. Представляешь, какой у них будет вид?
Булл Морган медленно достал из кармана сигару и раскурил ее, выпустив
огромное облако вонючего серо-голубого дыма. Глаза его мечтательно
затуманились.
-- Угу, -- согласился он, не выпуская изо рта сигары. -- Угу, классная
мысль. Клевая у тебя голова, Кит. Это отвлечет их на время от наших ребят,
не говоря уже о торговцах. По крайней мере до тех пор, пока они не извозятся
по уши и не побегут искать ближайший душ.
Кит усмехнулся:
-- Ты у нас, Булл Морган, великий знаток испорченных людских душ.
-- Ну, знаешь ли, Кит, уж ты-то мог бы дойти до этого сам: все людские
души испорчены. Разница только в том, насколько.
Оставив Кита переваривать эту, скажем так, не совсем свойственную Буллу
Моргану философию, управляющий вокзалом пересек окровавленную площадь и
принялся шептать что-то на ухо ближайшему репортеру -- длинноногой девице из
Верхнего Времени. Она удивленно нахмурилась, потом просияла. Вскоре все до
одного репортеры уже стояли на четвереньках, сгребая дохлых грызунов рука об
руку с командами санитарной службы и местными жителями, повидавшими,
переделавшими и пережившими уже решительно все, что только можно вообразить,
-- во всяком случае, для них эта гора дохлых леммингов была не концом света,
а так, головной болью. Бывало и хуже.
В полном соответствии с пророчеством Булла Моргана -- Кит радовался,
что не успел заключить на этот счет никаких пари, -- репортерская братия
продержалась недолго. По одному, по двое ретировались они в свои гостиничные
номера, прихватив с собой камеры и ассистентов, и их не было больше видно на
улицах до самого вечера, когда кабельные ТВ Ла-ла-ландии начали крутить
различные пленки и комментарии одного и того же события. Кит не смотрел
телевизор. Если по нему передавали что-то действительно важное, ему об этом
немедленно сообщали друзья -- сопроводив это десятком списанных с телевизора
копий.
Как только последнего дохлого лемминга увезли, а кровь соскребли с
мостовой зубными щетками, санитарная служба отсняла каждую выбитую или
треснувшую плитку. Конечно, щедрое предложение Булла несколько огорчило
кое-кого из торговцев. Хитрый, однако, он тип, их управляющий. Впрочем, он и
не мог быть другим, иначе искусственный мир Ла-ла-ландии обрушился бы, как
воздушный торт, слишком долго простоявший на ярком солнечном свете.
Да, Булл Морган был самым подходящим человеком для такой работы --
человеком, находившим закон полезным до тех пор, пока его можно было
повернуть, с тем чтобы спасти друга. Кит громко расхохотался, вызвав
удивленные взгляды ребят из санитарной службы, все еще снимавших
поврежденные мозаики. Ему было все равно. Из этого можно было сделать
потрясающий рассказ с огромными возможностями приукрасить события там и
здесь -- а Кит Карсон знал, что заливать он большой мастер. Он снова
рассмеялся, предвкушая реакцию своей внучки и лучшего друга, а в скором
времени и родственника.
Он улыбался как идиот и ни капельки не переживал из-за этого. В первый
раз за много лет Кит Карсон понял, что абсолютно счастлив. Последний
мотороллер фыркнул и укатил со своим грузом прочь. Только тут Кит посмотрел
на себя. Его шикарный костюм-тройка -- сшитый тем же модельером, что и
модные платья этих пятерых богатых безмозглых теток, -- насквозь пропитался
кровью и покрылся коричнево-желтым мехом. А уж как он пах... Неудивительно,
что Булл улыбался. Он вздохнул. Может, костюм и шелковую рубашку можно еще
отстирать.
Кит вернулся в "Замок Эдо", сумел благополучно проскользнуть мимо не
завершившегося еще собрания и поднялся на лифте в свой кабинет. Ему не
слишком хотелось сейчас идти домой, зато хотелось надеть кимоно, которое он
держал в кабинете специально для того, чтобы чувствовать себя уютнее за
работой. Кроме того, здесь имелся и душ, скрытый от посторонних глаз ширмой,
некогда составлявшей гордость дома какого-то древнего дворянина из Эдо.
Он разделся, принял душ, вытерся, потом нашел кимоно. Ох... вот так-то
лучше. Он оставил костюм на полу в душе, боясь приближаться к нему: это
кимоно обошлось ему в небольшое состояние. Уж во всяком случае, дороже, чем
костюм. Он вызвал по интеркому посыльного и почти сразу же услышал легкий
стук в дверь.
-- Не заперто!
-- Сэр? -- выдохнул посыльный, стараясь сделать вид, что не озирается
восторженно по сторонам.
-- Заходи, -- улыбнулся Кит. -- Можешь смотреть сколько душе угодно. Не
похоже на деловой кабинет, правда?
Мальчишка из Нижнего Времени, которого Кит в свое время спас и принял
на работу, осторожно вошел.
Мальчишка ни разу не видел еще эклектичного кабинета Кита со стеной
телевизионных экранов, часть которых показывала виды Верхнего и Нижнего
времени, а часть -- различные точки "Замка Эдо" и Общего зала. Сад камней с
искусственным освещением настолько завладел его вниманием, что он буквально
врезался в Кита, стоявшего у той самой знаменитой ширмы.
Паренек покраснел до корней волос.
-- О, сэр, прошу вас, простите...
Прежде чем извинения превратились в обвал, мощностью не уступавший
злополучным леммингам, Кит улыбнулся:
-- Впечатляет, правда? Я помню, как сам увидел это в первый раз после
того, как Хомако Тани исчез, оставив все это у меня на руках. Кажется,
челюсть тогда отвисла у меня чуть не до пола.
Неуверенная улыбка заиграла на губах у мальчишки -- он явно не знал,
насколько вольно может вести себя при хозяине.
-- Давай сюда, -- улыбнулся Кит. -- Я... видишь ли, испачкал немного
костюм, возясь с этими дохлыми леммингами.
Паренек просиял.
-- Да, я слышал об этом, сэр. Их там правда были миллионы миллионов?
-- Нет, -- рассмеялся Кит, -- хотя и могло так показаться. На самом
деле вряд ли было больше двух-трех тысяч.
Мальчишка округлил глаза от удивления.
-- Так много? Это ведь много, да, сэр?
Кит напомнил себе проследить, записали ли этого юнца на
общеобразовательные курсы, которые он завел в "Замке Эдо" для персонала из
Нижнего Времени и членов их семей. Многие так преуспели в образовании, что
ушли из "Замка Эдо" и завели собственное дело. Кит гордился тем, что еще
никто из его работников -- ни бывших, ни нынешних -- не проходил через Врата
в обратную сторону и не затенил себя, исчезнув навсегда в секунду, когда
шагнул сквозь них.
Мальчик забрал испорченный костюм, пообещал отнести его в лучшую
химчистку на Вокзале -- на самом деле их было только две, -- поклонился и
побежал к лифту.
Кит усмехнулся, потом вздохнул и решил, что вполне созрел сразиться с
обязательной для каждого предпринимателя ВВ-86 ежемесячной отчетностью.
Усаживаясь за стол и принимаясь за первую таблицу, Кит подумал, что,
возможно, Булла Моргана так редко видно на людях из-за необходимости
сражаться с его горами и горами бумажной работы.
Первое, что появилось, когда Скитер пришел в себя, -- это боль в
голове. Следующее -- что, собственно, и привело его в чувство -- это
осознание своей наготы. Если не считать тряпки на бедрах, он был гол, как
монгольское небо летом. Он заморгал и пошевелился. Только тут он обнаружил
цепи. Скитер негромко застонал от боли в голове, потом поморгал еще,
фокусируя взгляд на своих запястьях. Железные наручники и короткая цепь
связывали их. Железное кольцо на шее коснулось его кадыка, когда он
сглотнул, борясь с тошнотой и страхом. Дальнейший осмотр показал, что ноги
его тоже закованы в цепи, привязанные к тому же к железному кольцу в
каменной стене.
Он находился один в маленькой полутемной камере. Три каменные стены;
вместо четвертой -- железная решетка, служившая, возможно, и дверью. Из-за
нее слышались далекие голоса: крики, стоны, перепуганный визг, мольбы о
пощаде. С некоторым усилием он смог сесть. Ни с чем не сравнимый рык хищных
кошек -- больших кошек! -- заставил его вздрогнуть. На знаменитых охотничьих
вылазках Есугэя ему приходилось видеть снежных барсов и даже тигров. Ему
оч-чень не хотелось оказаться один на один с любым представителем кошачьего
рода, хотя бы отдаленно достигающим такого размера. Очень уж у них острые
когти и клыки, очень уж долгая смерть от них...
Несмотря на мешавшее ему кольцо на шее, Скитер скрючился и выблевал на
холодный каменный пол все содержимое желудка.
Чьи-то шаги приближались к его камере, цокая по полу подкованными
подошвами. Скитер поднял взгляд, все еще борясь с тошнотой и
головокружением, и постепенно смог сфокусировать его на двоих мужчинах,
смотревших на него из-за решетки. Одного из них он никогда еще не видел.
Второй был Люпус Мортиферус. Страх и тошнота стиснули его желудок ледяной
хваткой.
-- Привет, держатель ставок, -- ухмыльнулся Люпус. -- Удобно устроился?
Скитер не дал себе труда отвечать.
-- Это, -- показал Люпус на своего спутника, крепыша, руки которого в
обхвате не уступали бедрам Скитера, -- твой ланиста.
"Мой тренер?"
-- Видишь ли, вообще-то воры подлежат немедленной смерти, но мы дадим
тебе шанс. -- Глаза Люпуса блеснули, словно это было ужасно смешно. -- Если
ты выживешь, останешься собственностью Императора и будешь сражаться во
славу его. -- По крайней мере так Скитер понял его слова. Он до сих пор был
не слишком силен в латыни. -- Ты и я, -- рассмеялся Люпус, -- мы еще
встретимся с тобой, вор.
"Вот этого я и боюсь", -- безмолвно простонал Скитер.
Люпус ушел, и зловещий смех его гулял еще некоторое время эхом по
каменному коридору.
Второй человек холодно улыбнулся и отпер дверь.
Скитер хотел броситься на него, вырваться на свободу и бежать...
Но он оставался связан. Ланиста, разомкнув цепь, приковывавшую его к
стене, подхватил его, как малого ребенка, одной рукой. Скитер подавил
болезненный стон и позволил тащить себя по лабиринту коридоров. Они миновали
последнюю окованную железом дверь, и его разом ослепил яркий солнечный свет
и оглушили странный лязг -- словно медяки пригоршнями швыряли о железо -- и
крики раненых людей. Он инстинктивно дернулся и тут же получил оглушительную
оплеуху.
Почти бесчувственного Скитера поставили на ноги и толкнули вперед, в
самую гущу тренировки на песчаной учебной арене, окруженной высокими
железными оградами и вооруженными солдатами. Гладиаторы в доспехах, но с
деревянными мечами упражнялись в том, что напоминало медленный балет,
выполняя боевые приемы. Их тренеры-ланисты нараспев выкликали нужную
последовательность движений. Другие занимались гимнастикой -- прыгали через
невысокие барьеры, боролись, репетировали кувырки и резкие повороты, рубили
мечами набитые соломой чучела или толстые деревянные столбы. Третьи метали
дротики в...
Скитер дернулся, когда воздух прорезал смертный вопль.
Раб, привязанный к деревянному столбу в дальнем конце учебной арены,
обвис на веревках с торчащим из живота дротиком. Стоявший рядом солдат
одобрительно буркнул что-то, подошел к нему, выдернул дротик и точным ударом
кинжала перерезал тому горло. Скитеру и раньше приходилось видеть подобную
жестокость, но это было давным-давно, еще в стойбище Есугэя. Похоже, за
прошедшие с тех пор годы он свыкся с современной цивилизацией больше, чем
думал.
Ланиста Скитера протащил его мимо и поставил в группу, занимавшуюся
гимнастикой. Его расковали и силой, подгоняя острием копья, заставили
двигаться. Истекая пОтом, с головой, продолжавшей идти кругом, он послушно
делал все, что от него требовали. После разминки ему сунули в руки
деревянный меч с тупым концом и щит, и он оказался лицом к лицу со своим
тренером. Он еле стоял на ногах.
-- Закройсь! -- рявкнул тот и замахнулся на него коротким деревянным
мечом.
Из-за боли и шока Скитер реагировал медленно. Деревянный меч ударил его
в живот, заставив согнуться от острой боли. Ланиста подождал, пока он
отдышится немного, потом рывком выпрямил его и снова крикнул: "Закройсь!"
На этот раз Скитеру удалось двинуть рукой, приняв удар на деревянный
щит. Сила удара швырнула его на колени.
-- Руби!
Следующие две недели превратились для Скитера в сплошной кошмар. Тренер
вколачивал в него боевые приемы до тех пор, пока он не смог по меньшей мере
следовать инструкциям. Его обучили разным способам борьбы, разному оружию,
которое использовалось гладиаторами. Его ланиста по большей части ворчал,
тогда как Люпус Мортиферус как бог разгуливал по арене и издевался над ним,
лениво натравливая на него соперников.
Изнывая от безысходности, весь в синяках, Скитер спал в цепях, слишком
изможденный, чтобы двигаться после того, как ему позволялось рухнуть на
жесткую лежанку. Он ел жидкую кашу, жадно набрасываясь на нее. Странное
дело, каша слегка отдавала на вкус пивом -- может, это ячмень начал бродить?
Время от времени его навещал Люпус Мортиферус, ухмылявшийся и издевавшийся
через решетку. Скитер спокойно встречал его взгляд, хотя все внутри его
содрогалось от такого страха, какого он не знал за всю свою жизнь, сильнее
даже того, что охватил его, когда он провалился через нестабильные Врата в
жизнь Есугэя Доблестного.
Каждый вечер, перед тем как провалиться в тяжелый сон, Скитер
припоминал все, чему научил его Есугэй, каждый трюк или нечестный прием,
которому он обучился в степях Монголии. Потом до него дошло, что он,
диссертация по вирусологии.
Одним словом, в работе Сью Фритчи была чертовски хороша.
В воздухе, примерно в десяти футах над платформой Римских Врат и футах
в четырех сбоку от нее, возникло свечение, быстро окрасившееся всеми цветами
радуги, и в нем отворился темный проем. Из него выпал маленький буро-желтый
зверек, пролетел тридцать футов до бетонного пола Общего и с глухим ударом
(хруста ломающихся косточек почти не было слышно) разбился о него. За ним
последовал еще один, а потом хлынул настоящий поток. Кит вдруг понял, что
это, и громко рассмеялся.
-- Лемминги!
Парни из санитарной отчаянно пытались перехватить этот поток сразу у
жерла Врат, опасно свешиваясь за перила помоста, чтобы подставить свои сети.
Однако на каждые пять-шесть спасенных зверьков приходилось двенадцать или
пятнадцать промахнувшихся мимо сети и пополнивших своими трупиками быстро
растущую кучу безмолвных пушистых телец. Ошеломленные этой бойней туристы
громко взывали к ребятам в серых комбинезонах, чтобы те сделали что-нибудь,
что это жестоко, бесчеловечно...
Не выдержав, Кит вмешался в разговор нескольких одетых по последней
парижской моде дам, на все голоса ругавших Сью, -- та тем временем пыталась
контролировать действия своих ребят на платформе, поставить другую группу
делать то же самое с другой стороны и задействовать третью, чтобы те
лопатами грузили мертвые тушки в большие пластиковые мешки.
-- Прошу прощения, леди, -- обаятельно улыбнулся он им. -- Я невольно
подслушал ваш разговор.
Они разом повернулись и тут же лишились дара речи, узнав его. Кит
удержался от смеха. В конце концов всемирная известность иногда не так уж и
плоха.
-- Мистер... мистер Карсон? Он поклонился.
-- Я уже сказал, что подслушал невольно вашу беседу. -- Он умело отвел
их подальше от Сью Фритчи, за что был награжден ее улыбкой. -- Скажите,
леди, вы, случайно, не знакомы с шаблоном поведения обыкновенного лемминга?
Они разом замотали головами, словно марионетки в ловких руках
кукловода.
-- Ах... позвольте мне попробовать объяснить. Лемминги относятся к
грызунам. Некоторые из них обитают в арктической тундре, где численность их
популяций ограничивается хищниками. Однако обитают они и в холодном горном
климате, встречающемся, например, в Северной Норвегии. В отсутствие хищников
наши милые маленькие грызуны размножаются, не встречая никаких ограничений,
до тех пор, пока не начинают уничтожать среду своего обитания, не говоря уже
об источниках пищи. -- Пять пар глаз в ужасе округлились. -- И когда это
происходит, -- а это случается со многими и многими стаями леммингов, уверяю
вас, -- что-то у них в генах, а может, в их крошечных мозгах включается и
заставляет их покидать насиженные места -- тысячами. Понимаете, этот
неизвестный сигнал предупреждает, что их популяция стала слишком большой,
чтобы данная местность могла прокормить их. Она нестабильна, как вот эти
Врата.
Он показал рукой на зияющее в воздухе темное отверстие и подождал, пока
пять пар удивленных глаз не вернутся к нему.
-- В общем, они снимаются с места. И не забывайте, эти стаи живут в
горной местности, где полным-полно высоких утесов и бурных рек. Можно
сказать, эти милые зверьки обладают безотказным встроенным механизмом
самоубийства. Некоторые из этих утесов обрываются в глубокие каменистые
расселины. Некоторые -- в морские заливы... полные воды, -- поспешно добавил
он, не уверенный в том, что коллективный уровень развития интеллекта этих
дам превышает таковой у одного отдельно взятого лемминга. -- И знаете ли вы,
что эти милые зверьки делают? Они бегут прямо к этим обрывам так, словно
понимают все это или даже хотят этого, и бросаются с края. Вот эти, -- он
показал на поток маленьких телец, продолжавших сыпаться из Врат, -- прыгнули
с какой-то скалы. Они все равно погибли бы, даже если бы эти Врата не
отворились здесь. Вы не можете изменить историю -- или механизм, заложенный
в генах тех или иных видов. Попробуйте -- если сможете, конечно, -- изменить
их генетический набор, избавить их от сигнала, который гонит их в эту
миграцию-самоубийство, и очень скоро вы окажетесь по колено в голодающих
леммингах. И уж наверняка на многие тысячи квадратных миль вокруг не
останется ни одной зеленой травинки.
Круглые глаза так и смотрели на него с побелевших лиц. Он снял
воображаемую шляпу и ушел, весело мурлыкая что-то себе под нос. Интересно, с
усмешкой подумал он, что эти пятеро скажут, когда вернутся в Верхнее Время?
Он присоединился к команде, собиравшей мертвые тушки в контейнеры,
подвозимые владельцами магазинов и другими готовыми помочь местными. Очень
скоро он грузил еще теплые маленькие трупики в медное мусорное ведерко,
которое могло попасть сюда только из "Радости эпикурейца". Кит улыбнулся и
продолжал работу. Все что угодно, только не это бестолковое собрание!
В толпе показалась Голди Морран, все еще жалостно шмыгавшая носом, но
не без живого интереса наблюдавшая за леммингами. Бога ради, что ей здесь
нужно? Разве не положено ей лежать сейчас в лазарете? Что ж, она быстро
оправилась. Иногда Киту казалось, что Голди слишком зловредная, чтобы
умереть. Она подошла к Сью Фритчи и пошепталась с ней немного. Сью
безразлично кивнула и пожала Голди руку. За взгляд налицо Голди, когда она
размышляла, обо что бы теперь вытереть покрытую кровью и липкой шерстью
руку, можно многое отдать. Потом лицо ее просветлело, она прислонилась к
какому-то неосторожному телерепортеру и незаметно вытерла руку о его пиджак,
спрашивая его о чем-то медовым голоском. Тут уж Кит не выдержал и -- пока
кто-то из других репортеров запечатлел-таки эту историческую минуту на
пленку -- засмеялся, но тихо, чтобы Голди его не услышала.
Чего бы ни хотела она здесь, она этого явно добилась, поскольку
удалилась с довольной улыбкой на лице. Кит пробился к Сью.
-- Чего хотела от тебя Голди?
-- А? Ох, привет, Кит. Ей нужны шкурки. Она сказала, что заплатила
кому-то из Нижних, чтобы тот содрал их для нее, а мясо, возможно, понравится
кому-нибудь из больших гурманов. Боже, надеюсь, что понравится. Ты хоть
представляешь себе, какая вонь будет стоять по всему Вокзалу, если нам
придется жечь всю эту кучу?
Кит вздрогнул.
-- Да. Я очень хорошо себе это представляю. Она быстро подняла на него
взгляд.
-- Ох, черт. Извини, Кит. Я что-то совсем обалдела... забыла про все
эти сожжения ведьм, которые тебе пришлось смотреть...
Он заставил себя пожать плечами.
-- Спасибо. Извинения принимаются. Но от одного из этих сожжений я до
сих пор просыпаюсь по ночам. И запах этот мне тоже мерещится до сих пор
вместе с рожами проклятых инквизиторов, по чьему приказу все это делалось.
-- Он прокашлялся и уставился невидящим взглядом в пространство. -- Сью,
одна из этих так называемых ведьм была маленькая девочка с рыжими
кудряшками, не старше двух лет, и она все звала свою мать -- а та горела на
соседнем костре.
Сью крепко зажмурилась.
-- Я никогда, никогда больше не буду жаловаться на свою работу.
Кит хлопнул ее по плечу.
-- Жалуйся на здоровье. Может, мне приятно слушать о чужих проблемах.
Только бы это были не мои собственные.
Сью сделала глотательное движение, потом выдавила из себя слабую
улыбку.
-- О'кей, Кит, есть у меня одна жалоба на работу, и касается она тебя.
Какого черта ты стоишь здесь, вырядившись в свой дурацкий костюм-тройку?
Бери эту чертову лопату -- и за дело!
Кит рассмеялся, обнял ее, взялся за лопату и, насвистывая, вернулся к
своему занятию.
Наконец на сцене появились мотороллеры санитарной службы с грузовыми
колясками. Бригада уборщиков принялась сваливать содержимое контейнеров в
коляски. Кит тоже выгрузил свою корзинку, потом вернулся за следующей
партией.
К счастью, нестабильные Врата закрылись прежде, чем вся стая из
нескольких тысяч леммингов свалилась на ВВ-86. Последний зверек, не успев
вывалиться из зияющего отверстия Врат, был всосан обратно. В его крошечных
черных глазках-пуговках застыло удивление, когда неведомая сила, закрывшая
Врата, швырнула его обратно в собственное время -- возможно, только для
того, чтобы он разделил судьбу своих друзей, шмякнувшись с какого они там
нашли обрыва. Судя по размерам кучи на полу, почти четверть стаи нашла свою
смерть здесь, на ВВ-86. Потребовалось еще несколько часов тяжелой работы,
чтобы погрузить всех в коляски мотороллеров, не говоря уже о том, чтобы
смыть кровь с пола. Репортеры из Верхнего Времени засняли все это событие с
начала до конца -- не только для местных новостей, но и в надежде первыми
доставить пленку Наверх через Главные Врата.
Они попытались даже -- правда, безуспешно -- взять интервью у него,
пока он стоял почти по пояс в тушках. Его дорогой костюм и некогда
безупречно белая рубашка были полностью заляпаны кровью. Несмотря на его
категорический отказ говорить ("Разве вы не видите, я занят. Поговорите с
кем-нибудь еще!"), они мухами вились вокруг него. Даже их видеокамеры, будь
они неладны, жужжали словно мухи.
Игнорируя репортеров, он продолжал грузить трупы лопатой в коляски
санитарной службы. Хотя большая часть леммингов разбилась о бетон, несколько
сотен размазались по уникальным мозаикам, выполненным на средства торговцев
Римского города художником из Нижнего Времени, занимавшегося мозаиками и в
родное время. Теперь великолепные изображения виноградных лоз, богов, богинь
и даже портреты членов семьи Императора, сделанные с поразительной точностью
по памяти, предстояло не только вымыть, но и вычистить кровь из швов между
разноцветными плитками размером не больше ногтя на мизинце Кита Карсона.
-- Ну и грязища, -- буркнул голос, который невозможно было спутать ни с
кем.
Кит посмотрел Буллу Моргану в лицо.
-- Еще какая.
-- Как думаешь, плитки потрескались?
Кит поплевал на кончик ненавистного галстука и соскреб с пола
достаточно крови и потрохов, чтобы посмотреть.
-- Боюсь, что да. Некоторые треснули, другие вообще разлетелись. Вот
черт!
-- Сью! -- заорал Булл, чертыхнувшись почти в унисон с ним.
Сью Фритчи обернулась и поспешно подошла к ним. Крови на ней было еще
больше, чем на Ките.
-- Покажи ей, Кит, -- кивнул Булл.
Он продемонстрировал ей ущерб, причиненный мозаикам. Сью застонала.
Вести об этом наверняка уже распространились по Римскому городу -- в
основном благодаря длинноносым репортерам, поспешившим к местным лавочникам,
рестораторам и владельцам гостиниц, чтобы запечатлеть их реакцию. Булл
сурово прищурился.
-- Сью, когда вы хоть немного разберетесь со всей этой грязью, пошли
своих людей, чтобы они отметили на схеме все недостающие плитки. Мое
ведомство оплатит все расходы на реставрацию. Передай это своим людям, и
побыстрее, пока еще не поздно.
Булл криво ухмыльнулся, весьма напоминая мощный пожарный насос с
приделанными к нему руками, ногами и головой. Кит, плечи которого ныли,
пожалуй, еще сильнее, чем колени, ухмыльнулся ему в ответ.
-- Хочешь посмеяться со мной? Теперь я по крайней мере могу вздохнуть.
Эти проклятые репортеришки вились вокруг меня как мухи... -- Его
передернуло. Булл ухмыльнулся еще шире и хлопнул его по спине
-- Никогда еще не слышал, чтобы Кит Карсон сдался на милость
репортеров.
-- И не услышишь, -- буркнул Кит, -- если они только не подделают
пленку. Вот тогда я смогу подать на них в суд. И разом лишиться состояния,
репутации и своего дела.
-- Угу, -- мрачно согласился Булл, сузив глаза, словно при виде роя
журналистов, атакующих любого, из которого можно выудить хоть какой-то
материал. -- Судиться с ними -- дохлый номер, это уж точно. Я все думаю, как
бы вытурить их всех через Главные и не пускать обратно.
Знаменитую на весь мир ослепительную улыбку Кита можно было видеть
воочию так редко, что даже невозмутимый Булл Морган зажмурился.
-- Что это ты задумал, Кеннет Карсон?
-- Ох, ничего особенно вредного. Мне просто показалось, что ты мог бы
подбросить кому-нибудь мыслишку насчет того, как отважные репортеры помогли
разрешить кризис на вокзале. Пусть их ассистенты заснимут, как они
ковыряются в потрохах. Представляешь, какой у них будет вид?
Булл Морган медленно достал из кармана сигару и раскурил ее, выпустив
огромное облако вонючего серо-голубого дыма. Глаза его мечтательно
затуманились.
-- Угу, -- согласился он, не выпуская изо рта сигары. -- Угу, классная
мысль. Клевая у тебя голова, Кит. Это отвлечет их на время от наших ребят,
не говоря уже о торговцах. По крайней мере до тех пор, пока они не извозятся
по уши и не побегут искать ближайший душ.
Кит усмехнулся:
-- Ты у нас, Булл Морган, великий знаток испорченных людских душ.
-- Ну, знаешь ли, Кит, уж ты-то мог бы дойти до этого сам: все людские
души испорчены. Разница только в том, насколько.
Оставив Кита переваривать эту, скажем так, не совсем свойственную Буллу
Моргану философию, управляющий вокзалом пересек окровавленную площадь и
принялся шептать что-то на ухо ближайшему репортеру -- длинноногой девице из
Верхнего Времени. Она удивленно нахмурилась, потом просияла. Вскоре все до
одного репортеры уже стояли на четвереньках, сгребая дохлых грызунов рука об
руку с командами санитарной службы и местными жителями, повидавшими,
переделавшими и пережившими уже решительно все, что только можно вообразить,
-- во всяком случае, для них эта гора дохлых леммингов была не концом света,
а так, головной болью. Бывало и хуже.
В полном соответствии с пророчеством Булла Моргана -- Кит радовался,
что не успел заключить на этот счет никаких пари, -- репортерская братия
продержалась недолго. По одному, по двое ретировались они в свои гостиничные
номера, прихватив с собой камеры и ассистентов, и их не было больше видно на
улицах до самого вечера, когда кабельные ТВ Ла-ла-ландии начали крутить
различные пленки и комментарии одного и того же события. Кит не смотрел
телевизор. Если по нему передавали что-то действительно важное, ему об этом
немедленно сообщали друзья -- сопроводив это десятком списанных с телевизора
копий.
Как только последнего дохлого лемминга увезли, а кровь соскребли с
мостовой зубными щетками, санитарная служба отсняла каждую выбитую или
треснувшую плитку. Конечно, щедрое предложение Булла несколько огорчило
кое-кого из торговцев. Хитрый, однако, он тип, их управляющий. Впрочем, он и
не мог быть другим, иначе искусственный мир Ла-ла-ландии обрушился бы, как
воздушный торт, слишком долго простоявший на ярком солнечном свете.
Да, Булл Морган был самым подходящим человеком для такой работы --
человеком, находившим закон полезным до тех пор, пока его можно было
повернуть, с тем чтобы спасти друга. Кит громко расхохотался, вызвав
удивленные взгляды ребят из санитарной службы, все еще снимавших
поврежденные мозаики. Ему было все равно. Из этого можно было сделать
потрясающий рассказ с огромными возможностями приукрасить события там и
здесь -- а Кит Карсон знал, что заливать он большой мастер. Он снова
рассмеялся, предвкушая реакцию своей внучки и лучшего друга, а в скором
времени и родственника.
Он улыбался как идиот и ни капельки не переживал из-за этого. В первый
раз за много лет Кит Карсон понял, что абсолютно счастлив. Последний
мотороллер фыркнул и укатил со своим грузом прочь. Только тут Кит посмотрел
на себя. Его шикарный костюм-тройка -- сшитый тем же модельером, что и
модные платья этих пятерых богатых безмозглых теток, -- насквозь пропитался
кровью и покрылся коричнево-желтым мехом. А уж как он пах... Неудивительно,
что Булл улыбался. Он вздохнул. Может, костюм и шелковую рубашку можно еще
отстирать.
Кит вернулся в "Замок Эдо", сумел благополучно проскользнуть мимо не
завершившегося еще собрания и поднялся на лифте в свой кабинет. Ему не
слишком хотелось сейчас идти домой, зато хотелось надеть кимоно, которое он
держал в кабинете специально для того, чтобы чувствовать себя уютнее за
работой. Кроме того, здесь имелся и душ, скрытый от посторонних глаз ширмой,
некогда составлявшей гордость дома какого-то древнего дворянина из Эдо.
Он разделся, принял душ, вытерся, потом нашел кимоно. Ох... вот так-то
лучше. Он оставил костюм на полу в душе, боясь приближаться к нему: это
кимоно обошлось ему в небольшое состояние. Уж во всяком случае, дороже, чем
костюм. Он вызвал по интеркому посыльного и почти сразу же услышал легкий
стук в дверь.
-- Не заперто!
-- Сэр? -- выдохнул посыльный, стараясь сделать вид, что не озирается
восторженно по сторонам.
-- Заходи, -- улыбнулся Кит. -- Можешь смотреть сколько душе угодно. Не
похоже на деловой кабинет, правда?
Мальчишка из Нижнего Времени, которого Кит в свое время спас и принял
на работу, осторожно вошел.
Мальчишка ни разу не видел еще эклектичного кабинета Кита со стеной
телевизионных экранов, часть которых показывала виды Верхнего и Нижнего
времени, а часть -- различные точки "Замка Эдо" и Общего зала. Сад камней с
искусственным освещением настолько завладел его вниманием, что он буквально
врезался в Кита, стоявшего у той самой знаменитой ширмы.
Паренек покраснел до корней волос.
-- О, сэр, прошу вас, простите...
Прежде чем извинения превратились в обвал, мощностью не уступавший
злополучным леммингам, Кит улыбнулся:
-- Впечатляет, правда? Я помню, как сам увидел это в первый раз после
того, как Хомако Тани исчез, оставив все это у меня на руках. Кажется,
челюсть тогда отвисла у меня чуть не до пола.
Неуверенная улыбка заиграла на губах у мальчишки -- он явно не знал,
насколько вольно может вести себя при хозяине.
-- Давай сюда, -- улыбнулся Кит. -- Я... видишь ли, испачкал немного
костюм, возясь с этими дохлыми леммингами.
Паренек просиял.
-- Да, я слышал об этом, сэр. Их там правда были миллионы миллионов?
-- Нет, -- рассмеялся Кит, -- хотя и могло так показаться. На самом
деле вряд ли было больше двух-трех тысяч.
Мальчишка округлил глаза от удивления.
-- Так много? Это ведь много, да, сэр?
Кит напомнил себе проследить, записали ли этого юнца на
общеобразовательные курсы, которые он завел в "Замке Эдо" для персонала из
Нижнего Времени и членов их семей. Многие так преуспели в образовании, что
ушли из "Замка Эдо" и завели собственное дело. Кит гордился тем, что еще
никто из его работников -- ни бывших, ни нынешних -- не проходил через Врата
в обратную сторону и не затенил себя, исчезнув навсегда в секунду, когда
шагнул сквозь них.
Мальчик забрал испорченный костюм, пообещал отнести его в лучшую
химчистку на Вокзале -- на самом деле их было только две, -- поклонился и
побежал к лифту.
Кит усмехнулся, потом вздохнул и решил, что вполне созрел сразиться с
обязательной для каждого предпринимателя ВВ-86 ежемесячной отчетностью.
Усаживаясь за стол и принимаясь за первую таблицу, Кит подумал, что,
возможно, Булла Моргана так редко видно на людях из-за необходимости
сражаться с его горами и горами бумажной работы.
Первое, что появилось, когда Скитер пришел в себя, -- это боль в
голове. Следующее -- что, собственно, и привело его в чувство -- это
осознание своей наготы. Если не считать тряпки на бедрах, он был гол, как
монгольское небо летом. Он заморгал и пошевелился. Только тут он обнаружил
цепи. Скитер негромко застонал от боли в голове, потом поморгал еще,
фокусируя взгляд на своих запястьях. Железные наручники и короткая цепь
связывали их. Железное кольцо на шее коснулось его кадыка, когда он
сглотнул, борясь с тошнотой и страхом. Дальнейший осмотр показал, что ноги
его тоже закованы в цепи, привязанные к тому же к железному кольцу в
каменной стене.
Он находился один в маленькой полутемной камере. Три каменные стены;
вместо четвертой -- железная решетка, служившая, возможно, и дверью. Из-за
нее слышались далекие голоса: крики, стоны, перепуганный визг, мольбы о
пощаде. С некоторым усилием он смог сесть. Ни с чем не сравнимый рык хищных
кошек -- больших кошек! -- заставил его вздрогнуть. На знаменитых охотничьих
вылазках Есугэя ему приходилось видеть снежных барсов и даже тигров. Ему
оч-чень не хотелось оказаться один на один с любым представителем кошачьего
рода, хотя бы отдаленно достигающим такого размера. Очень уж у них острые
когти и клыки, очень уж долгая смерть от них...
Несмотря на мешавшее ему кольцо на шее, Скитер скрючился и выблевал на
холодный каменный пол все содержимое желудка.
Чьи-то шаги приближались к его камере, цокая по полу подкованными
подошвами. Скитер поднял взгляд, все еще борясь с тошнотой и
головокружением, и постепенно смог сфокусировать его на двоих мужчинах,
смотревших на него из-за решетки. Одного из них он никогда еще не видел.
Второй был Люпус Мортиферус. Страх и тошнота стиснули его желудок ледяной
хваткой.
-- Привет, держатель ставок, -- ухмыльнулся Люпус. -- Удобно устроился?
Скитер не дал себе труда отвечать.
-- Это, -- показал Люпус на своего спутника, крепыша, руки которого в
обхвате не уступали бедрам Скитера, -- твой ланиста.
"Мой тренер?"
-- Видишь ли, вообще-то воры подлежат немедленной смерти, но мы дадим
тебе шанс. -- Глаза Люпуса блеснули, словно это было ужасно смешно. -- Если
ты выживешь, останешься собственностью Императора и будешь сражаться во
славу его. -- По крайней мере так Скитер понял его слова. Он до сих пор был
не слишком силен в латыни. -- Ты и я, -- рассмеялся Люпус, -- мы еще
встретимся с тобой, вор.
"Вот этого я и боюсь", -- безмолвно простонал Скитер.
Люпус ушел, и зловещий смех его гулял еще некоторое время эхом по
каменному коридору.
Второй человек холодно улыбнулся и отпер дверь.
Скитер хотел броситься на него, вырваться на свободу и бежать...
Но он оставался связан. Ланиста, разомкнув цепь, приковывавшую его к
стене, подхватил его, как малого ребенка, одной рукой. Скитер подавил
болезненный стон и позволил тащить себя по лабиринту коридоров. Они миновали
последнюю окованную железом дверь, и его разом ослепил яркий солнечный свет
и оглушили странный лязг -- словно медяки пригоршнями швыряли о железо -- и
крики раненых людей. Он инстинктивно дернулся и тут же получил оглушительную
оплеуху.
Почти бесчувственного Скитера поставили на ноги и толкнули вперед, в
самую гущу тренировки на песчаной учебной арене, окруженной высокими
железными оградами и вооруженными солдатами. Гладиаторы в доспехах, но с
деревянными мечами упражнялись в том, что напоминало медленный балет,
выполняя боевые приемы. Их тренеры-ланисты нараспев выкликали нужную
последовательность движений. Другие занимались гимнастикой -- прыгали через
невысокие барьеры, боролись, репетировали кувырки и резкие повороты, рубили
мечами набитые соломой чучела или толстые деревянные столбы. Третьи метали
дротики в...
Скитер дернулся, когда воздух прорезал смертный вопль.
Раб, привязанный к деревянному столбу в дальнем конце учебной арены,
обвис на веревках с торчащим из живота дротиком. Стоявший рядом солдат
одобрительно буркнул что-то, подошел к нему, выдернул дротик и точным ударом
кинжала перерезал тому горло. Скитеру и раньше приходилось видеть подобную
жестокость, но это было давным-давно, еще в стойбище Есугэя. Похоже, за
прошедшие с тех пор годы он свыкся с современной цивилизацией больше, чем
думал.
Ланиста Скитера протащил его мимо и поставил в группу, занимавшуюся
гимнастикой. Его расковали и силой, подгоняя острием копья, заставили
двигаться. Истекая пОтом, с головой, продолжавшей идти кругом, он послушно
делал все, что от него требовали. После разминки ему сунули в руки
деревянный меч с тупым концом и щит, и он оказался лицом к лицу со своим
тренером. Он еле стоял на ногах.
-- Закройсь! -- рявкнул тот и замахнулся на него коротким деревянным
мечом.
Из-за боли и шока Скитер реагировал медленно. Деревянный меч ударил его
в живот, заставив согнуться от острой боли. Ланиста подождал, пока он
отдышится немного, потом рывком выпрямил его и снова крикнул: "Закройсь!"
На этот раз Скитеру удалось двинуть рукой, приняв удар на деревянный
щит. Сила удара швырнула его на колени.
-- Руби!
Следующие две недели превратились для Скитера в сплошной кошмар. Тренер
вколачивал в него боевые приемы до тех пор, пока он не смог по меньшей мере
следовать инструкциям. Его обучили разным способам борьбы, разному оружию,
которое использовалось гладиаторами. Его ланиста по большей части ворчал,
тогда как Люпус Мортиферус как бог разгуливал по арене и издевался над ним,
лениво натравливая на него соперников.
Изнывая от безысходности, весь в синяках, Скитер спал в цепях, слишком
изможденный, чтобы двигаться после того, как ему позволялось рухнуть на
жесткую лежанку. Он ел жидкую кашу, жадно набрасываясь на нее. Странное
дело, каша слегка отдавала на вкус пивом -- может, это ячмень начал бродить?
Время от времени его навещал Люпус Мортиферус, ухмылявшийся и издевавшийся
через решетку. Скитер спокойно встречал его взгляд, хотя все внутри его
содрогалось от такого страха, какого он не знал за всю свою жизнь, сильнее
даже того, что охватил его, когда он провалился через нестабильные Врата в
жизнь Есугэя Доблестного.
Каждый вечер, перед тем как провалиться в тяжелый сон, Скитер
припоминал все, чему научил его Есугэй, каждый трюк или нечестный прием,
которому он обучился в степях Монголии. Потом до него дошло, что он,