Асприн Роберт Линн. Смертоносная Зима

   - Ваш друг... Расскажите о нем.
   - Он был цербером, как и я. Его звали Рэзкьюли...
   Зэлбар хотел продолжить, но Ишад вдруг подняла руку ко лбу и с недовольным видом стала растирать его.
   - Рэзкьюли. Вот на ком я видела уже этот мундир. Но он не из тех, кого я контролирую.
   - Не понимаю, - нахмурился цербер. - Вы что, знаете его?
   - Он... время от времени помогал мне, - сказала Ишад, едва пожав плечами. - Итак, чем я могу помочь вам?
   Зэлбар попытался переварить то, что поведала колдунья, но его мозг отказался воспринимать подобные сложности. Наконец, прекратив бесплодные попытки, он вновь вернулся к своим вопросам.
   - Можете ли вы объяснить, что происходит? Что имел в виду Рэзкьюли, когда говорил, что не может перейти на ту сторону?
   - По какой-то причине его дух застрял между миром живых и миром мертвых. Что-то не дает его душе успокоения, и он хочет, чтобы вы помогли ему из мира живых.
   - Помог? Но как? Что я должен сделать?
   - Точно не знаю. Думаю, самое простое - это спросить его самого!
   Выпрямившись в кресле, Зэлбар нервно оглядел комнату.
   - Вы хотите сказать, что призовете его дух? Сюда? Сейчас?
   Ишад отрицательно покачала головой.
   - Во-первых, это не совсем так. Я не призываю духов... Я посылаю за ними гонцов, а иногда привожу их сама. В данном случае, однако, я считаю, что духа следует оставить в покое и применить другие способы получения необходимой информации. Как вы, вероятно, уже заметили, духи не очень-то разговорчивы и от них мало чего можно добиться. К тому же я только что вернулась с похожего дела, и будь я проклята, если хоть на миг снова спущусь в Ад.
   - Что значит "снова"? - нахмурился цербер.
   - Ничего. Просто маленькая шутка. А хочу я сказать вот что: возможно, нам больше повезет, если мы просто оживим труп и спросим у него, в чем проблема.
   - Его труп, - гулким эхом откликнулся Зэлбар.
   - Разумеется, кому-то придется достать его. Вам известно, где он похоронен?
   - На гарнизонном кладбище на север от города... могила помечена.
   - Хорошо. Когда вы принесете труп сюда, мы сможем...
   - Я?! - воскликнул Зэлбар. - Вы ждете, что я раскопаю могилу...
   - Именно. А почему нет?
   Мысль о выкапывании старого трупа... трупа вообще не говоря уж о трупе друга, ужаснула Зэлбара. И все же по какой-то странной причине он испытывал нежелание выразить свое отвращение этой женщине, так просто говорившей об оживлении трупов и путешествиях в Ад.
   - Гмм... я один из церберов и состою на службе у принца, - начал он. Если меня поймают и обвинят в разграблении могил, будет большой скандал.
   Хаут хмыкнул:
   - На улицах идут бои, а власти тревожатся из-за разграбления могил? Сомневаюсь, что существует хоть какая-то опасность быть обнаруженным.
   - Тогда сам и принеси труп, раз ты так уверен, что опасности никакой нет, - огрызнулся Зэлбар.
   - А что, хорошая мысль, - кивнула Ишад. - Хаут, сбегай-ка и принеси нам содержимое могилы Рэзкьюли. Если повезет, мы сможем прояснить это дело до восхода солнца.
   - Я? - оскалился тот. - Но...
   - Ты, - жестко приказала Ишад. - И немедленно.
   Хаут хотел, было что-то сердито сказать в ответ, но, видимо, передумал и без единого слова, хлопнув дверью, скрылся в ночи.
   - А теперь, господин военный, - ласково заворковала Ишад, сосредоточив из-под капюшона взгляд на Зэлбаре, - может, пока мы ждем, вы расскажете мне, что думаете о бейсибско-нисибийском союзе.
   * * *
   В течение следующего часа Зэлбар, с нетерпением дожидаясь возвращения Хаута, прочно утвердился в мысли, что Ишад сумасшедшая. Глупая женщина, похоже, вбила себе в голову, что появление в Санктуарии бейсибцев каким-то образом является частью заговора ниси... и это наблюдение, по-видимому, основывалось на том, что у обоих народов существует культ змей. Все попытки Зэлбара указать на то, что бейсибцы предпочитают маленьких ядовитых змеек, в то время как военные сводки сообщают о применении нисибиси боевых удавов ростом с человека, оказались тщетны. В лучшем случае они лишь укрепили убежденность Ишад в том, что она - единственная, кто видит истинную суть происходящего в Санктуарии.
   Зэлбар сделал вывод, что ее умственный дисбаланс является результатом ее профессии. Если она на самом деле некромантка, постоянное общение со смертью и трупами просто обязано было помутить ее разум. В конце концов, только посмотрите, что сделало с ним общение всего с одним мертвецом!
   Как ни боялся Зэлбар увидеть останки своего друга, его разговор с Ишад настолько действовал ему на нервы, что он прямо-таки с облегчением услышал шаги, зазвучавшие у двери. В гостиной снова появился Хаут.
   - Мне пришлось украсть тачку, - произнес подручный некромантки так, словно это было обвинение. - В могиле было два трупа.
   - Два? - нахмурился цербер; слова его упали в пустоту.
   Хаут через мгновение появился вновь, притащив первый разложившийся труп. Он бесцеремонно швырнул его на пол и собрался за вторым.
   Ишад склонилась над добычей, кивком приглашая Зэлбара приблизиться.
   - Это ваш друг?
   Зэлбар тряхнул головой.
   - Я не знаю, как в одной могиле оказались два трупа!
   - Такое случается нередко, - пожала плечами Ишад. - Могильщикам платят за тело, так что, если не следить за ними, они запихнут в одну могилу два и даже больше трупов, вместо того чтобы утруждать себя копанием могил каждому... особенно если речь идет о разных концах кладбища. Могильщики не испытывают желания таскать покойников через все кладбище. Ваш друг, вероятно, был похоронен вместе с кем-то, умершим примерно в то же время. Вопрос в другом: это он?
   Труп было невозможно узнать. Уцелевшая плоть высохла и мумифицировалась; во многих местах сквозь кожу проглядывали кости. В животе зияла дыра, внутренностей не было.
   - Н... нет, - осторожно произнес Зэлбар. - Я уверен, что это кто-то другой... может, Керд.
   - Кто?
   - Керд. Лекарь, он... называл себя медиком-исследователем, но свои эксперименты ставил на телах живых рабов. Он умер в тот же день, что и Рэзкьюли, ему вспорол живот... неудовлетворенный клиент. Я видел его труп
   на скотобойне, когда ходил опознавать своего друга. В то время их было там всего двое, так что, если вы правы насчет недобросовестности могильщиков, разумно будет предположить, что второе тело принадлежит Керду.
   Он перешел на еле внятное бормотание, пытаясь избежать необходимости рассматривать труп вблизи.
   - Любопытно, - сама себе проговорила Ишад. - Лекарь бы мне пригодился. Но вы уверены, что это не ваш друг?
   - Абсолютно. Во-первых, Рэзкьюли...
   - Вот второй, - объявил от дверей Хаут. - А теперь, если не возражаете, я пойду спать. Дела такого рода долго дают о себе знать.
   - Это он! - воскликнул Зэлбар, указывая на новый труп.
   - Кажется, я поняла, в чем дело, - вздохнула колдунья. - Вы избавили бы нас от множества затруднений, если бы говорили точнее. Почему вы не сообщили мне, что ваш друг был обезглавлен?
   Вне всяких сомнений, труп, прислоненный Хаутом к стене, явно не имел того, на что надевают шлем.
   - Я не думал, что это важно. А это важно?
   - Ну разумеется. Одно из обстоятельств, которое всегда держит дух в подвешенном состоянии, заключается в том, что, если физическое тело было расчленено... возможно, важная часть, например голова, осталась незахороненной.
   - Что? Вы хотите сказать, голову не похоронили?
   - Судя по всему, нет. Как я уже говорила, могильщики страшно ленивы, так что я сомневаюсь, что они выкопали отдельную яму только для головы. Мое предположение таково: с головой вашего друга случилось нечто неожиданное. И причина, по которой дух не может указать вам подробно, что делать, заключается в том, что он не знает, какая его часть отсутствует, и тем более, где она.
   Ишад с улыбкой повернулась к Зэлбару.
   - Это оказалось проще, чем я думала. Принесите мне голову Рэзкьюли, и я успокою дух вашего друга. Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, где она находилась все это время?
   - Нет, - угрюмо произнес цербер, - но я знаю кое-кого, кто может сообщить это. Не ложитесь спать. Если я прав, много времени это не займет.
   * * *
   Иннос, один из конюхов гарнизонной конюшни, пробудился от глубокого сна и увидел острие меча у своего горла.
   - Вспоминай, Иннос!
   Это был Зэлбар. Иннос следил за деградацией цербера и его превращением в попрошайку, ищущего дармовую выпивку, без особого интереса: разве только ему придется убирать на одно стойло меньше. Однако сейчас глаза цербера пылали той дикой яростью, которая напоминала о старых временах. Взглянув в эти глаза, Иннос решил, что не будет лгать, какой бы вопрос ему не задали... точно так же, как ночной сторож не решился посмеяться над Зэлбаром, когда тот стремглав примчался от Ишад.
   - Н... но Зэлбар! Я ничего не сделал!
   - Вспоминай! - снова приказал тот. - Вспоминай, это было несколько лет назад. Я возвратился с приема у принца... такой расстроенный, что не ведал, что со мной происходит. Я вручил тебе нечто и сказал, чтобы ты распорядился этим надлежащим образом. Вспомнил?
   Иннос вспомнил, и кровь в его жилах заледенела.
   - Д... да. Это была голова вашего друга Рэзкьюли.
   - Где она?
   - Как где, конечно же, я похоронил ее. В точности, как вы приказали.
   Острие меча подалось вперед, и по горлу Инноса потекла тоненькая струйка крови.
   - Не лги мне! Я знаю, что она не была похоронена.
   - Но... если вы знали...
   - Я выяснил это только сегодня вечером. Итак, где она?
   - Пожалуйста, не убивайте меня. Я бы ни за что...
   - Где?!
   - Я ее продал... в Дом Плеток и Кандалов. Там используют черепа для создания антуража.
   Иннос отлетел назад и, закрыв глаза, стал покорно ждать, когда опустится занесенный для удара меч Зэлбара.
   Через несколько секунд мучительного ожидания Иннос рискнул приоткрыть глаз. Цербер стоял, опустив меч.
   - Нет. Я не могу убить тебя, Иннос, - тихо проговорил он. - Трудно было бы ожидать чего-либо иного от кого бы то ни было в этом городе. Если кто и виноват, так это я сам. Я должен был проследить за головой.
   Он пристально оглядел Инноса, и конюх заметил, что Зэлбар улыбается.
   - Однако, - дружелюбным тоном продолжил он, - хочу предложить тебе собрать свои вещи и покинуть город... сегодня же. Вдруг в следующий раз, когда я встречу тебя, я не буду настолько добрым.
   Не потрудившись постучать, Зэлбар мощным ударом ноги вышиб дверь Дома Плеток и Кандалов. Это было его первое посещение публичного дома, ублажающего вкусы, редкие даже для Санктуария, но сегодня гнев перевесил любопытство. Когда хозяйка заведения, широко раскрыв глаза, попыталась, было остановить его, он был краток и сразу перешел к делу.
   - У вас есть череп, являющийся частью обстановки. Он мне нужен.
   - Но, господин военный, мы никогда не продаем предметы обстановки. Им слишком трудно найти замену...
   - Я не говорил, что собираюсь покупать его, - отрезал Зэлбар. - Я просто заберу его с собой... и советую не спорить.
   Он быстро обежал комнату взглядом, не обращая внимания на выглядывающих из дверей девиц.
   - Что это? Жаровня?.. Как раскалилась кочерга! Может случиться пожар. Я могу закрыть ваше заведение прямо сейчас, мадам, и сомневаюсь, что вы сможете исправлять нарушения быстрее, чем я буду находить их, когда вы вздумаете открыть его заново.
   - Но... ох, да заберите вы эту гадость. Заберите их все. Мне все равно.
   - Все?
   Зэлбар неожиданно осознал, что не меньше дюжины черепов таращатся на него с подставок и каминных полок.
   - Вы очень добры, мадам, - тяжело вздохнул он. - А теперь не могу ли я попросить у вас мешок?
   * * *
   Остаток ночи, когда усталость и потрясения притупили чувства Зэлбара, прошел в милосердном забытьи. Ко времени его возвращения Ишад оживила Керда... что оказалось весьма кстати, ибо вивисектор оказал неоценимую помощь, когда встала мрачная задача сопоставления рассеченных шейных позвонков, чтобы определить, какой из целого мешка черепов принадлежал Рэзкьюли.
   Собранное тело друга Зэлбар похоронил сам, не доверив это дело некромантке и выкопав могилу вдалеке от кладбища, под деревом, которое они оба любили. Завершив наконец это дело, Зэлбар, шатаясь, вернулся в Дом Сладострастия и проспал непотревоженным больше суток.
   Когда он проснулся, прошедшие события показались такими далекими и смутными, что от них можно было бы отмахнуться, как от бредового сна, если бы не два обстоятельства. Во-первых, дух Рэзкьюли не являлся больше, чтобы тревожить его сон, а во-вторых, Миртис выгнала его из Дома Сладострастия, услыхав, что он посещал Дом Плеток и Кандалов. (Скоро она простила его, так было всегда - гнев ее на него таял словно по волшебству.)
   Другим следствием всего случившегося было то, что неделю спустя Зэлбар получил официальный выговор. Дело было в том, что, упражняясь на мечах вместе с другими церберами, он вдруг прервал тренировку и жестоко избил одного из зевак. Внушающие доверие свидетели заявили, что единственным оскорблением, которое сделала жертва, было небрежное замечание: "Ну, церберы сделают все, чтобы быть первыми!"
   Диана Л. Пакссон
   ЦВЕТ ВОЛШЕБСТВА
   Небо плакало, словно какой-то художник, смешав краски, раскрасил мир серым, а теперь пытался все смыть. Вода с помятой шляпы капнула Лало за шиворот, и он, выругавшись, попытался плотнее закутаться в плащ. Считалось, что погода в Санктуарии делится на два сезона - жаркий и нет. Второй как раз и стоял на дворе. Дождь был несильный - скорее настойчивая изморось, окутавшая город обманчивой умиротворенностью, - в такую погоду сотни боевиков десятка с лишним группировок не имели желания бродить по улицам.
   "Мне тоже следовало остаться дома", - подумал Лало. Но еще один час в комнатах, кишащих детьми и наполненных запахом промокшей одежды и готовящейся пищи, привел бы к ссоре с Джиллой, а художник поклялся никогда больше не делать этого. "Распутный Единорог" для него закрыт, но, насколько он слышал, "Зеленая гроздь" все еще стояла на углу, где Губернаторская Аллея пересекалась с Крестьянской улицей. Там можно будет спокойно выпить стаканчик-другой и решить, что делать...
   * * *
   Лало нырнул под навес, рядом с которым сиротливо билась о стену потемневшая от непогоды вывеска с изображенными на ней очищенными фруктами. Единственным свидетельством жизни здесь был облезлый серый пес, дрожащий у двери. Лало толчком распахнул дверь, и приветливый аромат подогретого вина заглушил обычные запахи плесени и затхлости.
   Сбросив с плеч плащ, Лало встряхнул его. У пса, который тоже встряхнулся, затряслись уши и зазвенел ошейник. Чихнув, он последовал за художником в таверну.
   Усевшись рядом с камином, Лало перебросил свой уже источающий пар плащ через спинку стула. Тощий мальчишка-слуга принес подогретого вина с пряностями, и Лало перед тем, как позволить сладкому горячему напитку обжечь ему горло, стиснул перепачканными краской пальцами кружку, чтобы согреть руки. Опустив кружку на стол, он посмотрел на свое не очень-то симпатичное отражение в загаженном зеркале и поспешно отвернулся.
   Однажды Лало глянул в зеркало и увидел там бога. Был ли это сон? Нет, но как могло тогда ожить все его спрятанное в душе зло на стене "Распутного Единорога"? Кошмар, который унес жизни многих.
   Дар изображать на холсте правду о человеке изначально исходил от Иноса Йорла. Теперь художник почти жалел, что не принял предложение чародея забрать этот дар назад. А в настоящее время Инас Йорл был полностью поглощен своими постоянными превращениями - похоже, мутации чародея отражали происходящее в Санктуарии.
   Теперь, когда Инасу Йорлу не до него, а Литанде не было в городе, кто научит Лало пользоваться его силой? От жрецов никакого проку, а Гильдия магов вызывала у него тошноту.
   Рядом с художником кто-то чихнул. Лало вздрогнул, поставил кружку на самый край стола, затем опять схватил ее.
   - Вы ничего не будете иметь против, если я возьму ваш плащ?
   Лало поморгал и только потом сосредоточенно посмотрел на молодого человека, одетого только в железный собачий ошейник, который тянулся за плащом художника, висевшим на спинке стула.
   - Он еще влажный, - беспомощно пробормотал Лало.
   - Единственная неприятность с этими превращениями, - дрожал незнакомец, кутаясь в плащ, - особенно в такую погоду.. Но иногда передвигаться замаскированным безопаснее.
   Подключив свои сверхъестественные чувства, Лало увидел голубое свечение волшебства. Гордость на лице незнакомца смягчилась почти щенячьей настырностью и намеком на хитрость. Было похоже, что все его колдовство не могло дать ему того, чего он хотел.
   - Что вам от меня нужно, колдун?
   - О, можете называть меня Рэндал, господин живописец... - усмехнулся тот. Он пригладил свои влажные волосы, пытаясь скрыть уши. - А нужны мне вы, точнее, нужны Санктуарию...
   Лало попытался скрыть замешательство глотком вина. Он слышал о чародее класса Хазарда, воюющем на стороне пасынков, но в те дни, когда Лало пытался выучиться магии у жрецов Саванкалы, тайзский колдун где-то пропадал, и Лало никогда раньше не видел его.
   Пошарив в кармашке ошейника, Рэндал вытащил тугой свиток холста. С уверенной ухмылкой, уже начинавшей действовать Лало на нервы, он развернул холст на столе.
   - Вы узнаете этот рисунок?
   Это был портрет наемника Нико, на фоне двух других фигур.
   Лало скорчил гримасу, он сразу узнал рисунок, и в который уже раз пожалел, что отдал эту проклятую вещь Молину Факельщику. Естественно, с той поры он не ведал покоя.
   - Как это попало к вам в руки? - печально спросил Лало. - Я полагал, что его высокое всемогущество держится за картину крепче, чем за императорское прощение.
   - Я взял ее взаймы, - загадочно ответил Рэндал. Он потряс холстом перед носом Лало. - Вы понимаете, что наделали?
   - То же самое постоянно твердит мне Молин - спросите у него!
   - Возможно, ваши слова я пойму лучше...
   - Нет! - резко произнес Лало. - Я действительно не знаю, что произойдет, если вы уничтожите один из моих портретов. Я никогда не пытался оживлять портреты и не собираюсь экспериментировать. Особенно после Черного Единорога... Вы колдун - вот вы и скажите, что мне делать!
   - Может, и скажу, - многозначительно ответил Рэндал, - если вы поможете нам.
   - Нам? Кому это "нам"? - озабоченно посмотрел на него Лало. Как сильно ни стремился он к знанию, мысль о том, что его хотели использовать, приводила в отчаяние.
   На этот раз заколебался уже Рэндал.
   - Всем, кто желает, чтобы в Санктуарии установилось хотя бы какое-то подобие порядка, - наконец выдавил он.
   - Вы хотите выбить из города рыбоглазых? Моя дочь прислуживает одной из них во дворце. Не все они плохие...
   Рэндал пожал плечами.
   - А в отношении кого это можно сказать? - Он нахмурился. - Мы просто не хотим, чтобы они заправляли нами, только и всего. Нет, бейсибцы - не самая сложная наша проблема...
   Его длинный палец ткнул в женское лицо на картине, чарующе-прекрасное, чьи глаза были подобны глазам Черного Единорога.
   - Она... - прошипел колдун. - Она стоит за всем. Если мы сможем уничтожить ее - или хотя бы сдержать, - может, тогда мы сумеем сделать хоть что-то!
   - Можете начинать прямо сейчас! - бросил Лало. - Уже одно то, что нарисован ее портрет, плохо само по себе. Ведите свои войны сами - ко мне это не имеет никакого отношения!
   Рэндал вздохнул.
   - Я не могу заставить вас, но другие, возможно, попробуют. Тогда вы пожалеете, что у вас нет союзников.
   Лало тупо уставился в свое вино.
   - В отношении меня угрозы ни к чему не приведут, колдун!
   Последовало молчание. Затем Рэндал вновь зашарил в ошейнике.
   - Я не угрожаю вам, - устало проговорил он. - В этом нет необходимости. Возьмите вот это...
   Из необъятного, судя по всему, тайника в ошейнике он вытащил тряпку. Падая, она развернулась, и Лало увидел радугу из красного, синего, желтого, черного и зеленого цветов.
   - Это поможет вам пройти через город, когда вы решите, что нуждаетесь в моей помощи. Спросите меня во дворце...
   Он умолк, но Лало избегал встречаться с ним взглядом. Рэндал поднялся, задев при этом холст, - в углах комнаты маленькими черными пятнышками поднялись тени. "Подобно крылатым теням на картине", - подумал Лало с дрожью. Колдун очень тщательно скатал холст. Лало не возражал. У него не было желания видеть ни картину, ни колдуна. Его зрение затуманилось, образы вышли за грань чувств. Художник вздрогнул.
   - Благодарю вас за то, что одолжили свой плащ...
   Слова как-то странно повисли в воздухе.
   Лало поднял глаза как раз в тот момент, когда его плащ словно сдувшийся шар опустился на стул. Под ним что-то заерзало, чихнуло, выбралось наружу. Художник увидел поджарого пса, похожего на юлка, который встряхнулся и вопросительно поднял ухо.
   "Для собаки его уши великоваты", - подумал Лало. Зачарованный помимо воли, он проследил, как животное вновь чихнуло и затрусило через комнату. Дверь таверны предупредительно сама собой отворилась и следом за псом закрылась. Лало остался в обществе потрескивающего огня и шепота дождя за окном.
   "Мне это пригрезилось", - решил живописец, но перед ним лежала повязка, исполосованная цветами линий, разделяющих Санктуарий. "А какой мой цвет, цвет волшебства?" - подумал Лало, но ответить ему было некому.
   Бросив на стол несколько медяков, художник запихнул повязку в карман. Потом, натянув шляпу на редеющие волосы, закутался во влажный плащ. Теперь одежда пахла не только мокрой шерстью, но и псиной.
   Так же, как запах пристал к плащу, в память Лало запали слова колдуна. По мере приближения к дому его шаги все убыстрялись. Надо предупредить Джиллу...
   * * *
   - Скажи мне, Ведемир, - ты чаще, чем я, бываешь в городе. Прав ли твой отец, что боится?
   Прекратив подметать пол, Джилла оперлась на метлу и посмотрела на старшего сына. Двое младших сидели за столом на кухне, рисуя на грифельных досках огрызками мелков Лало. Мелки заскрипели, Ведемир состроил гримасу.
   - Ну, для того, чтобы без опаски передвигаться по городу, нужен пропуск, - ответил он матери, - и ситуация - кто с кем воюет и почему меняется день ото дня. Но тот факт, что настоящие пасынки вернулись в свои казармы, похоже, успокоил бейсибцев.
   Латилла вдруг вскрикнула и схватила за руку младшего брата. Грифельная доска Альфи грохнулась на пол, мальчик заплакал.
   - Мама, он вырвал мелок у меня из руки! - воскликнула Латилла.
   - Красный мелок! - сквозь слезы выговорил Альфи, словно это все объясняло. Он сверкнул на сестренку глазами. - Вот нарисую красного дракона, и он съест тебя!
   И соскользнул со стула за грифельной доской.
   Шлепнув сына по попке, Джилла поставила его перед собой.
   - Ты ничего не будешь рисовать до тех пор, пока не научишься сдерживать себя!
   Она бросила взгляд на закрытую дверь в мастерскую Лало. Муж сказал, что собирается рисовать, однако, заглянув к нему четверть часа назад, Джилла обнаружила его крепко спящим на кушетке.
   - Уходите к себе в комнату, оба! - сказала она младшему сыну и дочери. - Вашему отцу нужен отдых, так что ведите себя тихо!
   Когда дети ушли, Джилла подобрала упавшую грифельную доску, обломки мелков и повернулась к Ведемиру, который во время скандала сидел с таким видом, словно впервые в жизни видел брата и сестру.
   - Я имела в виду совершенно другое, и ты знаешь это, - тихо произнесла Джилла. - Лало не боится бейсибцев. Он боится колдовства.
   - Во имя Ильса, мама, - колдун пасынков пытался завербовать его. Ведемир нахмурился, его черные брови почти сомкнулись. - Чего ты ждешь от меня?
   - Будь рядом с ним! Оберегай его! - с чувством проговорила мать.
   Она снова начала длинными резкими движениями мести пол, точно пыталась прогнать этим все свои страхи.
   - Ему не понравится, что я буду таскаться за ним по пятам...
   - Нам всем не понравится, если он, будучи один, столкнется с какой-нибудь опасностью...
   В воздухе внезапно повисла какая-то тяжесть; услышав странное "хлоп", Джилла обернулась, и слова застряли у нее в горле.
   Над кухонным столом висела сфера мрака, переливающаяся кобальтово-синими искрами. Женщина оцепенело уставилась на нее, а сфера, задрожав, начала увеличиваться в размерах и полетела в направлении мастерской. Джилла, сотрясая пол, бросилась к ней.
   - Мама, нет!
   Грохнулся стул Ведемира, когда парень попытался обежать стол, но мать уже стояла между сферой и дверью в мастерскую.
   - Убирайся из моей кухни, дьявольский пердун! - Она ткнула во мрак метлой, и сфера попятилась назад. - Рассчитываешь получить моего Лало, да? Я тебе покажу!
   Когда Джилла произнесла имя мужа, сфера застыла и вдруг опять стала увеличиваться в размерах. Женщина заморгала, увидев, как на ее гладкой поверхности с головокружительной скоростью забегали разные цветные огоньки.
   - Именем меча Сивени, убирайся!
   Оправившись от испуга, Джилла ударила сферу метлой. Жесткая солома пропала, словно ее окунули в непроницаемо-черную лужу, затем начал исчезать и черенок. Яростный крик Джиллы потонул в обволакивающем ее мраке. Она услышала второе "хлоп" перемещающегося воздуха, а затем исчезли все ощущения времени и пространства.
   * * *
   - Папа, мы еще долго пробудем здесь?
   Оглядев внутренний двор дворца, блеск которого был несколько затушеван дождем, Латилла крепче прижалась к Лало.
   - Надеюсь, нет, моя милая, - ответил тот, озабоченно изучая двери под арками.
   - Мне здесь не нравится, - решительно сказал Альфи. - Я хочу к маме. Я хочу домой. Папа, мама скоро вернется?
   - Надеюсь... - прошептал Лало.
   Его взгляд затуманили слезы, когда он опустился на колени, чтобы крепче прижать к себе детей, находя обманчивое успокоение в теплоте их тел. Они с Джиллой родили их. Она не может вот так исчезнуть!