Страница:
– Ах ты! – воскликнул волхв, бросился к князю. – Пойдем, княже. Доведу я тебя до постели. Быстренько, быстренько…
Хельгер с трудом переставлял ослабшие ноги. На галерее Шелест кликнул еще людей, и слуги, перехватив у него князя, повели его в опочивальню. А Шелест тут же, не мешкая, отправился к Свару. Добыть противоядие для князя и сообщить, что тайный враг нанес новый нежданный удар.
IV
V
Хельгер с трудом переставлял ослабшие ноги. На галерее Шелест кликнул еще людей, и слуги, перехватив у него князя, повели его в опочивальню. А Шелест тут же, не мешкая, отправился к Свару. Добыть противоядие для князя и сообщить, что тайный враг нанес новый нежданный удар.
IV
Черное ночное небо начало светлеть, звезды, усыпавшие его, заметно потускнели. Некрасу не верилось, что он смог заснуть. Сколько он спал? Наверное, совсем недолго. Повернув голову, юноша увидел Ольгу – она тоже спала, и ее растрепанные волосы смешались с душистым сеном, таким же мягким и золотистым, как они. Некрас осторожно повернулся на бок, начал потихоньку вытаскивать соломинки из волос любимой, а пуще – любоваться ее лицом, таким нежным, таким прекрасным, таким дорогим и таким безмятежным.
Все бедствия, все страхи и все испытания последних дней казались теперь Некрасу дурным сном. Резня, устроенная норманнами в Выбутах, Полчев, Сумеречная Тропа, Стая, страшная гибель Ворша и Ивки – все было забыто. Осталось только всепоглощающее счастье, какое может дать человеку лишь разделенная любовь. Эта ночь стала главной ночью в его жизни. Такого счастья он не заслужил. Но Ольга решила по-другому.
– Щекотно, – прошептала девушка. Глаза ее оставались закрытыми, но она улыбалась. – Негодный Некрас! Глупый, глупый.
– Ты не спишь, желанная моя?
– Спала. Утомилась я с тобой, но истома какая-то… хорошая. Тело будто поет. – Ольга перевернулась на спину, запустила пальцы в густые кудри Некраса. – Светает уж. Ехать надо, а не хочется.
– Не хочется, – Некрас наклонился к девушке, коснулся губами ее маленькой груди с розовым соском. – Умереть бы сейчас рядом с тобой.
– Только не сейчас. – Ольга лукаво улыбнулась. – Неужто не хочешь меня еще раз порадовать? Нынче ночью у тебя хорошо получалось. Ивка, бедненькая, сказывала мне про мужскую любовь. Говорила, когда муж в тебя входит, по первой больно бывает. А мне не было больно, Некрасушка. Ничуточки не было. А если бы и было, не сказала бы я тебе. От тебя стерпела бы. Хотела я, чтобы такую боль ты мне причинил, а не Ингвар.
– Разве я мог бы тебе боль причинить? Да я за тебя жизнь положу, не задумываясь!
– Хороший ты у меня, Некрасушка, – прошептала Ольга, ласково перебирая его волосы. – Ласковый, нежный. Чистый такой, как родниковая вода. Сказывай: других девушек у тебя не было?
– Никогда! Ты у меня первая. И последняя.
– Вскую говоришь, любый мой. Я-то замуж выйду. Неужто один останешься?
– И останусь. Всю жизнь только тебя любить буду.
– Не надо, Некрасушка. Ничего эта любовь тебе кроме горя не принесет. Разный у нас с тобой удел. Мой горше. Я ведь жалею сейчас, что дядю Хельгера послушалась, приехала сюда. Не люблю я Ингвара. Только ты мне дорог. Только тебя люблю. Веришь ли?
– Солнечная моя, единственная, Олюшка моя! Мне ныне хоть молиться Хорсу пресветлому, чтобы не выходил из-за горизонта, чтобы ночь эта никогда не кончалась.
– Она и не кончится. В нашем сердце навсегда будет эта ночь. Это поле, стог этот, что приютил нас. Ты и я – и более никого рядом. Поцелуй меня. Да, Некрасушка, еще, еще…
Ночь кончилась. Над полем плыли клочья предрассветного тумана, лошади, стреноженные у стога, многозначительно фыркали, ожидая, когда хозяева о них вспомнят. Но Ольга и Некрас сейчас выпали из мира. Их тела, их сердца, их души стали единым целым. Время остановилось, теплая летняя ночь продолжалась для двух молодых людей, невзирая на наступление зари, и только когда Ольга нашла в себе силы открыть глаза и посмотреть в лицо любимого, золотое пламя Хорса вспыхнуло в них. И только тогда Некрас понял, что солнце уже взошло. Для двух влюбленных наступил новый день – время, когда придется расстаться.
– Постой, – шепнул Некрас, увидев, что Ольга потянулась за одеждой. – Позволь еще раз поцелую, коснусь тебя…
– Утро уже, – ответила Ольга, и Некрас увидел на ее глазах слезы. – Ольга позволяет. Княгиня киевская – нет.
Некрас отвернулся. Он не мог смотреть, как она одевается. Он никогда больше не увидит этого прекрасного тела, не коснется бархатной кожи, не ощутит исходящего от Ольги солнечного тепла. Он сам одевался, как во сне. Голос Ольги вывел его из оцепенения.
– Что же ты, Некрасушка?
Девушка уже оделась и теперь торопливо заплетала волосы в косу. Некрас натянул рубаху, очень долго провозился с ремнями юшмана. Он будто оковы на себя надевал. Солнце медленно поднималось над горизонтом, и туман между скирдами таял на глазах. У Некраса появилось странное чувство – они словно прячутся от кого-то. Их с Ольгой любовь будто любовь двух воров, будто преступление какое. Неправильно это, нехорошо. И еще, Ольга показалась Некрасу повзрослевшей, совсем другой, не такой, как вчера.
– Готов? – спросила Ольга, когда он покончил с юшманом и натянул сапоги. – Теперь сделаешь то, о чем попрошу.
– Все, что пожелаешь.
– Пей. – Ольга протянула Некрасу флягу с живой водой. – Я не всю воду на Ивку вылила. Там еще осталось по глотку. Тебе и мне.
– Зачем, Олюшка?
– А ты не понял? Хочу, чтобы ты жил долго. Устала я родных мне людей оплакивать. Никого у меня не осталось, кроме тебя, Некрасушка. Если и ты меня покинешь, останусь я совсем одна. Пей, ну же!
– Как велишь. – Некрас принял флягу, сделал глоток. Попроси его Ольга, он бы и яд выпил. Вода была свежей и такой холодной, что заломило зубы.
– А теперь дай мне. – Ольга допила воду, отшвырнула пустую флягу. – Вот и все, Некрасушка. Едем! Нас в Киеве ждут.
– Оленька, – решился Некрас, – а если нам… Если не возвращаться туда. Я ведь тебе до смерти опорой буду. Росе утренней, тени вечерней не дам на тебя упасть. Уедем куда вдво-ем. Не могу я подумать даже, что потеряю тебя. Сердце у меня разрывается. На что тебе Ингвар этот? Я не князь, но я люблю тебя. Так люблю, что…
– Довольно. – Ольга мягко коснулась рукой груди юноши. – Не то ты говоришь, Некрасушка, хороший мой, не то. Я ведь не могу тебе всего рассказать. Так уж судьба моя оборачивается, что должна я в Киев вернуться. Это не я решила, не ты, даже не Хельгер. Еще вчера я бы вслед за тобой на край света ушла и не вспомнила бы о Ингваре, о престоле киевском. Но после того, что с Воршем сталось, с Ивкой, понимаю, что должна вернуться в Киев. Только ты будь со мной рядом. Защитником мне будь, отрадой моей, душой близкой. Не бросай меня. Один ты у меня, любимый, дорогой сердцу, так что не оставляй одну. Не бросишь?
– Еще спрашиваешь? Мы теперь до смерти будем вместе, если только ты сама меня не оттолкнешь. Вернее пса для тебя буду.
– Хорошо. Только напоследок об одном тебя попрошу, родимый. Клянись Сварогом, Хорсом, Мокошью, нет, лучше любовью нашей поклянись, что никогда никому не расскажешь о сегодняшней ночи. До самого последнего часа не расскажешь о том, что меж нами произошло. Клянешься ли?
– Клянусь!
– Вот и славно, Некрасушка. – Ольга прижалась к юноше всем телом.
Некрас заглянул в ее глаза и почувствовал, как сердце его замирает от радости и острой тоски.
– Я знала, что ты это скажешь. Не кручинься. Думай о том, что только тебе я сердце свое отдаю, более никому. А сейчас пора в путь. Дядя меня ждет.
За спиной послышались шум и глухое ворчание, и Олав испуганно обернулся, но тут же успокоился – это была всего лишь дворняга, роющаяся в куче отбросов у забора. Убедившись, что Олав не посягает на ее добычу, собака замахала хвостом и потеряла к нему интерес. Скальд быстро прошел по узкому темному проулку и оказался на пристани, уставленной бочками, ящиками, штабелями досок. Отсюда он мог хорошо видеть мачту ромейского корабля. Капитан не солгал – византийское судно продолжало стоять на якоре у дальнего замола. Олав облегченно вздохнул: больше всего он боялся, что ромей его обманет, уйдет ночью из Киева, так и не отдав ему перстень. И еще – теперь он сможет наконец-то покинуть Киев.
Еще до рассвета по Вышнеграду пронеслась весть, что Хельгера свалил новый приступ болезни. Олаву рассказал об этом княжеский огнищанин Велех. Так что задание ромеев Олав выполнил. Флакон, в котором была ртуть, Олав выбросил в колодец во дворе Вышнеграда. Никто теперь не докажет, что разлитый в покоях Хельгера ядовитый металл – дело его рук. Впрочем, утром Олав все же испытал беспокойство.
В великокняжеском тереме ни с того ни с сего появились боевые волхвы Перуна. Раньше при князе неотлучно находился только один воин-маг, теперь их в Вышнеграде объявился чуть ли не десяток. Олав тут же заподозрил неладное. И у него сразу появилась мысль бежать из Киева. Он вернулся к себе, достал из тайника мешок с золотом, скопленным за годы службы ромеям, переоделся в темное неприметное платье и незаметно выскользнул из Вышнеграда. Петляя, как заметающий следы заяц, по переулкам Подола, добрался до пристани на Почайне. Теперь осталось встретиться с капитаном и уговорить его помочь. Олав не сомневался, что ромей не откажет. Ромеи любят деньги, а денег у Олава было достаточно. Хватит подкупить дюжину капитанов.
До ромейского корабля осталось пройти несколько десятков саженей, когда Олав увидел стражу. Он остановился, соображая, как поступить. Время было раннее, народу у пристаней было немного – в основном слоняющиеся без дела моряки и грузчики, ищущие работу. Олав стоял и смотрел на стражников, но те не обратили на него никакого внимания, прошли мимо. Теперь можно было спокойно идти к кораблю.
Сходни были подняты. Олав терпеливо ждал, когда у борта византийского корабля появится кто-нибудь из экипажа. Наконец, он увидел самого капитана – ромей подошел к борту, держа в руке глиняный кубок.
– Эй! – крикнул Олав, помахав рукой. – Опусти сходни!
– Ты? – Ромей, казалось, был удивлен. – Чего тебе нужно?
– Пришел посмотреть твои товары, как и договаривались.
– А деньги принес?
– Принес. – Олав похлопал себя по тяжелой калите на поясе. – Опускай сходни.
Капитан кивнул, отошел от борта. Засуетились появившиеся на палубе матросы, опуская трап, и Олав поднялся на корабль.
Капитан провел гостя в каюту, поставил кубок на стол, посмотрел на Олава выжидающе.
– Все, – сказал Олав, улыбаясь. – Я сделал то, что ты велел. Пора расплатиться.
– Почему я должен тебе верить?
– Потому что я говорю правду, – улыбка сошла с лица Олава. – И еще я хочу, чтобы ты спрятал меня на своем корабле и отвез в Царь-град. Мне теперь опасно оставаться в Киеве.
– Тебя подозревают?
– Нет, но я чувствую, что мне угрожает опасность. Сегодня в палатах Хельгера появились волхвы Перуна. Боевые маги-охранители. Мыслю, они догадываются, в чем дело.
– С чего решил?
– Предчувствие. Неужто думаешь, что наши волхвы смыслят в ядах менее ваших алхимиков, ромей? Давай перстень.
– Хорошо. – Капитан снял с шеи ключ, отпер сундук, достал коробочку с перстнем и подал скальду. Олав схватил коробку, открыл – перстень был на месте. Еще несколько секунд скальду потребовалось на то, чтобы убедиться, что чудесный аметист – не подделка. Ромеи великие мастера обмана, а Олаву не хотелось, чтобы после всего, что он сделал для империи, его оставили в дураках.
– Теперь о деле, – сказал скальд, убрав перстень в калиту. – Ты заберешь меня на своем корабле?
– Евсевий ничего не говорил мне о том, что я должен помочь тебе убраться из Киева.
– Я сам все объясню Евсевию.
– Мне надо подумать.
– Некогда думать. Назови свою цену.
– Послушай, друг мой, я лишь выполняю приказы. Мне не было приказано доставить тебя в имперские земли.
– Значит, я поищу другого капитана.
– Постой, зачем же так сразу? – Капитан жестом велел Олаву сесть на лавку, подошел к двери, открыл ее и кого-то окликнул. – Мы деловые люди, можем договориться.
– Давно бы так, – проворчал Олав, успокаиваясь.
За дверью каюты затопали, и внутрь вошел огромный полуголый детина с бритой головой и тупым жестоким лицом. Он так глянул на Олава, что скальд ощутил неприятный озноб в теле.
– Это Феофан, мой помощник и начальник охраны, – представил детину капитан. – Надо спросить его, согласен ли он рискнуть, помогая разоблаченному шпиону.
– Но меня не разоблачили! – вскрикнул Олав.
– Ты же сам сказал, что тебе опасно долее оставаться в Киеве.
– Я лишь хотел сказать, что меня могут заподозрить. Эти волхвы…
– Ты ничего не сказал о том, что сейчас с Хельгером.
– Он болен. Я выполнил все, о чем мы договаривались! – Олав задрожал. – Я разлил ртуть в его покоях.
– Чего же ты хочешь? Тебя не видели, никто тебя не подозревает.
– Я думаю, что волхвы… – начал Олав и осекся: он вдруг с ужасом понял, что своими словами сам подписывает себе смертный приговор. Каюта поплыла перед его взором, и Олав увидел, как детина достал что-то из кармана своих коротких штанов – вроде как шелковый шнур.
– Я понял! – завопил Олав, вскочив с лавки. – Я ухожу!
Больше он ничего не успел сказать: Феофан ловко и молниеносно накинул удавку на его шею. Олав захрипел, задергался, пытаясь освободиться, но детина знал свое дело. Капитан стоял и равнодушно наблюдал, как жизнь покидает скальда, заметил, как штаны Олава пропитывает моча, – и брезгливо поморщился. Феофан резко тряхнул свою жертву, ломая Олаву горловые хрящи, – и скальд испустил дух.
– Обыщи его, – велел капитан.
Убийца снял с пояса Олава калиту, почтительно подал капитану. Ромей высыпал на стол ее содержимое, даже присвистнул от радости – сумма явно превышала все его ожидания. Даже на первый взгляд в калите Олава оказалось не меньше сотни безантов. Несколько золотых монет капитан придвинул Феофану. Тот с поклоном принял плату. Затем капитан забрал коробочку с перстнем, деньги ссыпал обратно в калиту и запер в сундуке.
– Спрячь тело в трюме, – велел он Феофану. – Избавимся от него, когда оставим Киев. И скажи команде, пусть готовится к отплытию.
– Слушаюсь, деспот. – Феофан подхватил труп Олава и легко выволок его из каюты. Капитан остался один. Допив вино из кубка, он надел на палец перстень, который должен был отдать Олаву, и вышел на палубу, чтобы полюбоваться игрой камня на солнце. Сегодняшний день оказался для него прибыльным. Никогда нельзя отказываться от того, что сам Бог передает в твои руки. Было бы глупо отдавать такую драгоценность жалкому предателю. Евсевию он напишет, что руссы разоблачили его агента после того, как тот выполнил задание. Он выполнил поручение Евсевия в лучшем виде, а это главное. Хельгер теперь проболеет долго, если не умрет. Так что гонорар за хорошую работу от Евсевия ему обеспечен. Чего еще желать?
– Поднять якорь! – крикнул капитан, еще раз полюбовался, как солнце играет фиолетовыми искорками в глубине аметиста на его руке, и пошел писать отчет Евсевию.
Все бедствия, все страхи и все испытания последних дней казались теперь Некрасу дурным сном. Резня, устроенная норманнами в Выбутах, Полчев, Сумеречная Тропа, Стая, страшная гибель Ворша и Ивки – все было забыто. Осталось только всепоглощающее счастье, какое может дать человеку лишь разделенная любовь. Эта ночь стала главной ночью в его жизни. Такого счастья он не заслужил. Но Ольга решила по-другому.
– Щекотно, – прошептала девушка. Глаза ее оставались закрытыми, но она улыбалась. – Негодный Некрас! Глупый, глупый.
– Ты не спишь, желанная моя?
– Спала. Утомилась я с тобой, но истома какая-то… хорошая. Тело будто поет. – Ольга перевернулась на спину, запустила пальцы в густые кудри Некраса. – Светает уж. Ехать надо, а не хочется.
– Не хочется, – Некрас наклонился к девушке, коснулся губами ее маленькой груди с розовым соском. – Умереть бы сейчас рядом с тобой.
– Только не сейчас. – Ольга лукаво улыбнулась. – Неужто не хочешь меня еще раз порадовать? Нынче ночью у тебя хорошо получалось. Ивка, бедненькая, сказывала мне про мужскую любовь. Говорила, когда муж в тебя входит, по первой больно бывает. А мне не было больно, Некрасушка. Ничуточки не было. А если бы и было, не сказала бы я тебе. От тебя стерпела бы. Хотела я, чтобы такую боль ты мне причинил, а не Ингвар.
– Разве я мог бы тебе боль причинить? Да я за тебя жизнь положу, не задумываясь!
– Хороший ты у меня, Некрасушка, – прошептала Ольга, ласково перебирая его волосы. – Ласковый, нежный. Чистый такой, как родниковая вода. Сказывай: других девушек у тебя не было?
– Никогда! Ты у меня первая. И последняя.
– Вскую говоришь, любый мой. Я-то замуж выйду. Неужто один останешься?
– И останусь. Всю жизнь только тебя любить буду.
– Не надо, Некрасушка. Ничего эта любовь тебе кроме горя не принесет. Разный у нас с тобой удел. Мой горше. Я ведь жалею сейчас, что дядю Хельгера послушалась, приехала сюда. Не люблю я Ингвара. Только ты мне дорог. Только тебя люблю. Веришь ли?
– Солнечная моя, единственная, Олюшка моя! Мне ныне хоть молиться Хорсу пресветлому, чтобы не выходил из-за горизонта, чтобы ночь эта никогда не кончалась.
– Она и не кончится. В нашем сердце навсегда будет эта ночь. Это поле, стог этот, что приютил нас. Ты и я – и более никого рядом. Поцелуй меня. Да, Некрасушка, еще, еще…
Ночь кончилась. Над полем плыли клочья предрассветного тумана, лошади, стреноженные у стога, многозначительно фыркали, ожидая, когда хозяева о них вспомнят. Но Ольга и Некрас сейчас выпали из мира. Их тела, их сердца, их души стали единым целым. Время остановилось, теплая летняя ночь продолжалась для двух молодых людей, невзирая на наступление зари, и только когда Ольга нашла в себе силы открыть глаза и посмотреть в лицо любимого, золотое пламя Хорса вспыхнуло в них. И только тогда Некрас понял, что солнце уже взошло. Для двух влюбленных наступил новый день – время, когда придется расстаться.
– Постой, – шепнул Некрас, увидев, что Ольга потянулась за одеждой. – Позволь еще раз поцелую, коснусь тебя…
– Утро уже, – ответила Ольга, и Некрас увидел на ее глазах слезы. – Ольга позволяет. Княгиня киевская – нет.
Некрас отвернулся. Он не мог смотреть, как она одевается. Он никогда больше не увидит этого прекрасного тела, не коснется бархатной кожи, не ощутит исходящего от Ольги солнечного тепла. Он сам одевался, как во сне. Голос Ольги вывел его из оцепенения.
– Что же ты, Некрасушка?
Девушка уже оделась и теперь торопливо заплетала волосы в косу. Некрас натянул рубаху, очень долго провозился с ремнями юшмана. Он будто оковы на себя надевал. Солнце медленно поднималось над горизонтом, и туман между скирдами таял на глазах. У Некраса появилось странное чувство – они словно прячутся от кого-то. Их с Ольгой любовь будто любовь двух воров, будто преступление какое. Неправильно это, нехорошо. И еще, Ольга показалась Некрасу повзрослевшей, совсем другой, не такой, как вчера.
– Готов? – спросила Ольга, когда он покончил с юшманом и натянул сапоги. – Теперь сделаешь то, о чем попрошу.
– Все, что пожелаешь.
– Пей. – Ольга протянула Некрасу флягу с живой водой. – Я не всю воду на Ивку вылила. Там еще осталось по глотку. Тебе и мне.
– Зачем, Олюшка?
– А ты не понял? Хочу, чтобы ты жил долго. Устала я родных мне людей оплакивать. Никого у меня не осталось, кроме тебя, Некрасушка. Если и ты меня покинешь, останусь я совсем одна. Пей, ну же!
– Как велишь. – Некрас принял флягу, сделал глоток. Попроси его Ольга, он бы и яд выпил. Вода была свежей и такой холодной, что заломило зубы.
– А теперь дай мне. – Ольга допила воду, отшвырнула пустую флягу. – Вот и все, Некрасушка. Едем! Нас в Киеве ждут.
– Оленька, – решился Некрас, – а если нам… Если не возвращаться туда. Я ведь тебе до смерти опорой буду. Росе утренней, тени вечерней не дам на тебя упасть. Уедем куда вдво-ем. Не могу я подумать даже, что потеряю тебя. Сердце у меня разрывается. На что тебе Ингвар этот? Я не князь, но я люблю тебя. Так люблю, что…
– Довольно. – Ольга мягко коснулась рукой груди юноши. – Не то ты говоришь, Некрасушка, хороший мой, не то. Я ведь не могу тебе всего рассказать. Так уж судьба моя оборачивается, что должна я в Киев вернуться. Это не я решила, не ты, даже не Хельгер. Еще вчера я бы вслед за тобой на край света ушла и не вспомнила бы о Ингваре, о престоле киевском. Но после того, что с Воршем сталось, с Ивкой, понимаю, что должна вернуться в Киев. Только ты будь со мной рядом. Защитником мне будь, отрадой моей, душой близкой. Не бросай меня. Один ты у меня, любимый, дорогой сердцу, так что не оставляй одну. Не бросишь?
– Еще спрашиваешь? Мы теперь до смерти будем вместе, если только ты сама меня не оттолкнешь. Вернее пса для тебя буду.
– Хорошо. Только напоследок об одном тебя попрошу, родимый. Клянись Сварогом, Хорсом, Мокошью, нет, лучше любовью нашей поклянись, что никогда никому не расскажешь о сегодняшней ночи. До самого последнего часа не расскажешь о том, что меж нами произошло. Клянешься ли?
– Клянусь!
– Вот и славно, Некрасушка. – Ольга прижалась к юноше всем телом.
Некрас заглянул в ее глаза и почувствовал, как сердце его замирает от радости и острой тоски.
– Я знала, что ты это скажешь. Не кручинься. Думай о том, что только тебе я сердце свое отдаю, более никому. А сейчас пора в путь. Дядя меня ждет.
За спиной послышались шум и глухое ворчание, и Олав испуганно обернулся, но тут же успокоился – это была всего лишь дворняга, роющаяся в куче отбросов у забора. Убедившись, что Олав не посягает на ее добычу, собака замахала хвостом и потеряла к нему интерес. Скальд быстро прошел по узкому темному проулку и оказался на пристани, уставленной бочками, ящиками, штабелями досок. Отсюда он мог хорошо видеть мачту ромейского корабля. Капитан не солгал – византийское судно продолжало стоять на якоре у дальнего замола. Олав облегченно вздохнул: больше всего он боялся, что ромей его обманет, уйдет ночью из Киева, так и не отдав ему перстень. И еще – теперь он сможет наконец-то покинуть Киев.
Еще до рассвета по Вышнеграду пронеслась весть, что Хельгера свалил новый приступ болезни. Олаву рассказал об этом княжеский огнищанин Велех. Так что задание ромеев Олав выполнил. Флакон, в котором была ртуть, Олав выбросил в колодец во дворе Вышнеграда. Никто теперь не докажет, что разлитый в покоях Хельгера ядовитый металл – дело его рук. Впрочем, утром Олав все же испытал беспокойство.
В великокняжеском тереме ни с того ни с сего появились боевые волхвы Перуна. Раньше при князе неотлучно находился только один воин-маг, теперь их в Вышнеграде объявился чуть ли не десяток. Олав тут же заподозрил неладное. И у него сразу появилась мысль бежать из Киева. Он вернулся к себе, достал из тайника мешок с золотом, скопленным за годы службы ромеям, переоделся в темное неприметное платье и незаметно выскользнул из Вышнеграда. Петляя, как заметающий следы заяц, по переулкам Подола, добрался до пристани на Почайне. Теперь осталось встретиться с капитаном и уговорить его помочь. Олав не сомневался, что ромей не откажет. Ромеи любят деньги, а денег у Олава было достаточно. Хватит подкупить дюжину капитанов.
До ромейского корабля осталось пройти несколько десятков саженей, когда Олав увидел стражу. Он остановился, соображая, как поступить. Время было раннее, народу у пристаней было немного – в основном слоняющиеся без дела моряки и грузчики, ищущие работу. Олав стоял и смотрел на стражников, но те не обратили на него никакого внимания, прошли мимо. Теперь можно было спокойно идти к кораблю.
Сходни были подняты. Олав терпеливо ждал, когда у борта византийского корабля появится кто-нибудь из экипажа. Наконец, он увидел самого капитана – ромей подошел к борту, держа в руке глиняный кубок.
– Эй! – крикнул Олав, помахав рукой. – Опусти сходни!
– Ты? – Ромей, казалось, был удивлен. – Чего тебе нужно?
– Пришел посмотреть твои товары, как и договаривались.
– А деньги принес?
– Принес. – Олав похлопал себя по тяжелой калите на поясе. – Опускай сходни.
Капитан кивнул, отошел от борта. Засуетились появившиеся на палубе матросы, опуская трап, и Олав поднялся на корабль.
Капитан провел гостя в каюту, поставил кубок на стол, посмотрел на Олава выжидающе.
– Все, – сказал Олав, улыбаясь. – Я сделал то, что ты велел. Пора расплатиться.
– Почему я должен тебе верить?
– Потому что я говорю правду, – улыбка сошла с лица Олава. – И еще я хочу, чтобы ты спрятал меня на своем корабле и отвез в Царь-град. Мне теперь опасно оставаться в Киеве.
– Тебя подозревают?
– Нет, но я чувствую, что мне угрожает опасность. Сегодня в палатах Хельгера появились волхвы Перуна. Боевые маги-охранители. Мыслю, они догадываются, в чем дело.
– С чего решил?
– Предчувствие. Неужто думаешь, что наши волхвы смыслят в ядах менее ваших алхимиков, ромей? Давай перстень.
– Хорошо. – Капитан снял с шеи ключ, отпер сундук, достал коробочку с перстнем и подал скальду. Олав схватил коробку, открыл – перстень был на месте. Еще несколько секунд скальду потребовалось на то, чтобы убедиться, что чудесный аметист – не подделка. Ромеи великие мастера обмана, а Олаву не хотелось, чтобы после всего, что он сделал для империи, его оставили в дураках.
– Теперь о деле, – сказал скальд, убрав перстень в калиту. – Ты заберешь меня на своем корабле?
– Евсевий ничего не говорил мне о том, что я должен помочь тебе убраться из Киева.
– Я сам все объясню Евсевию.
– Мне надо подумать.
– Некогда думать. Назови свою цену.
– Послушай, друг мой, я лишь выполняю приказы. Мне не было приказано доставить тебя в имперские земли.
– Значит, я поищу другого капитана.
– Постой, зачем же так сразу? – Капитан жестом велел Олаву сесть на лавку, подошел к двери, открыл ее и кого-то окликнул. – Мы деловые люди, можем договориться.
– Давно бы так, – проворчал Олав, успокаиваясь.
За дверью каюты затопали, и внутрь вошел огромный полуголый детина с бритой головой и тупым жестоким лицом. Он так глянул на Олава, что скальд ощутил неприятный озноб в теле.
– Это Феофан, мой помощник и начальник охраны, – представил детину капитан. – Надо спросить его, согласен ли он рискнуть, помогая разоблаченному шпиону.
– Но меня не разоблачили! – вскрикнул Олав.
– Ты же сам сказал, что тебе опасно долее оставаться в Киеве.
– Я лишь хотел сказать, что меня могут заподозрить. Эти волхвы…
– Ты ничего не сказал о том, что сейчас с Хельгером.
– Он болен. Я выполнил все, о чем мы договаривались! – Олав задрожал. – Я разлил ртуть в его покоях.
– Чего же ты хочешь? Тебя не видели, никто тебя не подозревает.
– Я думаю, что волхвы… – начал Олав и осекся: он вдруг с ужасом понял, что своими словами сам подписывает себе смертный приговор. Каюта поплыла перед его взором, и Олав увидел, как детина достал что-то из кармана своих коротких штанов – вроде как шелковый шнур.
– Я понял! – завопил Олав, вскочив с лавки. – Я ухожу!
Больше он ничего не успел сказать: Феофан ловко и молниеносно накинул удавку на его шею. Олав захрипел, задергался, пытаясь освободиться, но детина знал свое дело. Капитан стоял и равнодушно наблюдал, как жизнь покидает скальда, заметил, как штаны Олава пропитывает моча, – и брезгливо поморщился. Феофан резко тряхнул свою жертву, ломая Олаву горловые хрящи, – и скальд испустил дух.
– Обыщи его, – велел капитан.
Убийца снял с пояса Олава калиту, почтительно подал капитану. Ромей высыпал на стол ее содержимое, даже присвистнул от радости – сумма явно превышала все его ожидания. Даже на первый взгляд в калите Олава оказалось не меньше сотни безантов. Несколько золотых монет капитан придвинул Феофану. Тот с поклоном принял плату. Затем капитан забрал коробочку с перстнем, деньги ссыпал обратно в калиту и запер в сундуке.
– Спрячь тело в трюме, – велел он Феофану. – Избавимся от него, когда оставим Киев. И скажи команде, пусть готовится к отплытию.
– Слушаюсь, деспот. – Феофан подхватил труп Олава и легко выволок его из каюты. Капитан остался один. Допив вино из кубка, он надел на палец перстень, который должен был отдать Олаву, и вышел на палубу, чтобы полюбоваться игрой камня на солнце. Сегодняшний день оказался для него прибыльным. Никогда нельзя отказываться от того, что сам Бог передает в твои руки. Было бы глупо отдавать такую драгоценность жалкому предателю. Евсевию он напишет, что руссы разоблачили его агента после того, как тот выполнил задание. Он выполнил поручение Евсевия в лучшем виде, а это главное. Хельгер теперь проболеет долго, если не умрет. Так что гонорар за хорошую работу от Евсевия ему обеспечен. Чего еще желать?
– Поднять якорь! – крикнул капитан, еще раз полюбовался, как солнце играет фиолетовыми искорками в глубине аметиста на его руке, и пошел писать отчет Евсевию.
V
Верховный волхв Перуна Свар смотрел со Священного холма на Днепр. На одинокий парус, едва различимый на обширной водной глади реки. Из Киева уходил ромейский корабль, четыре дня назад прибывший из Херсонеса.
– Что князь Олег? – спросил Свар Шелеста, стоявшего подле него вместе с еще несколькими боевыми магами.
– Пока не встает, но жить будет. Вовремя мы ему противоядие дали. Не успело ромейское мертвое серебро его до смерти отравить.
– Лепо, – сказал Свар и снова посмотрел на удаляющийся от Киева парус. Очень скоро в Херсонесе, а потом и в Царьграде станет известно о том, что Олег или умер, или при смерти. Пусть греки считают, что это так. Пусть надеются, что порабощенный их талисманом молодой Игорь поведет Русь к погибели. Тем горше будет их разочарование, когда узнают, собаки, что их хитроумный план провалился.
– А где будущая княгиня киевская? – спросил Свар.
– Вернулась в Вышнеград.
– На этот раз мы не допустили беды, – произнес Свар. – Перун нас не оставил. Что будет завтра?
– Вилк прибыл, – подал голос Шелест. – Привез скорбную весть о Ворше и его посох.
– Стало быть, кончено все. – Свар перевел взгляд на молодого волхва. – Где Вилк?
– Тут он. Ждет, когда позовешь.
– Приведи.
Шелест поклонился, ушел. Свар вновь вернулся мыслями к ромейскому кораблю. Ночью, как стало известно, что причиной новой болезни Хельгера стал яд, Шелест расспросил людей в княжеских хоромах, доискался-таки, кто мог принести отраву в опочивальню князя. Доложил о том верховному волхву. А Свар решил, что лучше будет намекнуть ромейскому капитану, что стало известно в Вышнеграде, кто из ближних к князю подкуплен ромейским золотом. Капитан этот не просто негоциант, неспроста он тут появился в канун свадьбы молодого княжича. А коли с умыслом он в Киев послан, значит, может быть причастен к попытке отравить князя.
И Шелест отправился рано утром на ромейский корабль. Поверил ли ему капитан? Теперь это дело прошлое. Затаившаяся змея больше не опасна, а уж как ромеи поступят со своим лазутчиком, Свара не волновало. Хельгера надо лечить – вот что главное. Нужен Хельгер русской земле. Не время еще Игорю престол занять.
– Пришел? – бросил Свар, увидев приближающегося Вилка. – Не помогла, стало быть, живая вода?
– Опоздала княгиня, – отвечал Вилк, передавая верховному волхву посох Ворша. – Ненамного опоздала.
– Значит, то воля богов была… Хлюст, поди ко мне!
Один из молодых жрецов отделился от группы, приблизился к Свару. Верховный волхв окинул юного статного ведуна одобрительным взглядом, протянул ему посох Ворша.
– Возьми, – велел он. – Достойный муж им до тебя владел. Будь таким же.
– Буду, владыка. – Хлюст принял посох, прижал его к груди.
– Откуда знаешь про живую воду? – шепнул Шелест, когда молодой жрец, радостный и гордый, отошел к своим товарищам.
– Княгиня Хельгеру сказала, а он мне открылся. Не ошиблись мы в ней, Шелест. Не будь ее, не смогли бы мы это все остановить.
– Неужто такой силой этот оберег обладал?
– Великой силой. – Свар помолчал. – Всей силой Нави. Кабы не девушка эта, Ольга, стала бы наша земля безжизненной. Так вышло, что сила, что от отца ей досталась, перемогла ромейскую волшбу. Хвала Перуну, нет больше ромейского талисмана. Вернулось Зло туда, откуда вышло. Не напрасно Ворш жизнь свою отдал.
– Что теперь, владыка?
– Князя надо исцелить, на ноги поставить. Силен и крепок наш Олег, чаю, он еще ромеям припомнит все их козни.
– Значит, война?
– Нет, – усмехнулся Свар. – Сначала свадьба.
Ларец со свадебными дарами от Ингвара стоял перед ней на столике, и Ольга, скорее от скуки, чем из любопытства перебирала драгоценные безделушки. Богатые были дары, воистину княжеские, редкой красоты. Золотые цепи и серьги с самоцветами, шитые жемчугом головные повязки, наборные пояса с эмалями, пряжки, колты, булавки искуснейшей работы с головками в виде звериных голов с глазами из рубинов и смарагдов, арабские благовония в драгоценных флаконах. Но Ольга, равнодушно перебирая все эти драгоценные безделушки, почему-то думала об Ивке. Как бы сейчас радовалась подруга, видя все это! От тоски и боли сердце Ольги сжалось. И почему-то захотелось бежать вон из великокняжеского терема. Найти Некраса, сказать ему, как он ей нужен, как ей плохо без него сейчас. Сесть на Алтына и ускакать – куда угодно, в любую сторону, лишь бы только Некрас последовал за ней. Единственный, любимый, ненаглядный.
Хельгер вошел тяжело, опираясь на палку, знаком велел ей сесть, сам опустился на скамью подле девушки. Недавняя болезнь совсем состарила его: лицо старого князя было бледным и изнуренным, морщины стали еще глубже, а борода совсем поседела. Но в глазах Хельгера Ольга увидела теплые огоньки.
– Выбираешь, что надеть на свадьбу? – спросил князь.
– О своем думаю. Не в радость мне все это, дядя Хельгер.
– Свадьба – и не в радость? – Хельгер улыбнулся. – Я думал, все девушки только о дне свадьбы и мечтают.
– Не о такой свадьбе я мечтала.
– Ты не любишь Ингвара?
– Нет.
– Смелый ответ, дочка. Я сразу понял, что он тебе не приглянулся. Но любовь не всегда приходит сразу. Ингвар неплохой юноша. Я знаю его много лет, он вырос у меня на руках. Поверь, он будет тебе добрым мужем.
Ольга не ответила. Выбрала из кучи драгоценностей красивую ромейскую вещицу – нагрудный медальон, эмаль на золоте. С изображением воина на коне, поражающего змея.
– Кто это? – спросила она, показав князю медальон.
– Не знаю. Наверное, какой-нибудь ромейский герой.
– У ромеев есть герои? Я думала, они только подлостью побеждают.
– Герои есть у любого народа, дочка. Только их всегда не хватает. А когда не хватает героев, правители начинают использовать подлецов.
– Мой отец был героем?
– Лучшим из всех, кого я знал, – искренне сказал Хельгер. – Он был воистину отмечен печатью Одина. Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Твой отец никогда бы не позволил себе бесчестного поступка. Он потому и отказался от престола, что всегда хотел только одного – жить в согласии со своим сердцем. Каюсь, я не понимал его. И восхищался им. И еще – он очень любил твою мать.
– И отказался от меня?
– Нет, дочка. Ты должна понять и простить своего отца. Власть порой требует от людей совершать поступки, которые не под силу простым смертным. Руси нужен был правитель. И Рорк сделал выбор.
– Усыновив мальчика, который был сыном его врага?
– Который мог бы стать законным правителем этого народа. Никто не знает о том, кто же Ингвар-Рогволод на самом деле. Мои дружинники в тот день поклялись Одином, что сохранят тайну навсегда. Они сдержали клятву. И я ее храню. Ингвар не знает, что он не родной сын Рорка. Но я сумел исправить ту ошибку, которую допустил твой отец. Я сделаю так, что в жилах правителей этой земли будет течь кровь героя, призванного богами. Воля богов должна свершиться. Ты должна стать женой Ингвара, чтобы семя Рорка продолжало править.
– Почему мой отец не захотел быть князем?
– Любовь, дочка. Она иногда бывает сильнее воли богов. Он предпочел власти любовь.
– А если я захочу так поступить, дядя? Если я тоже скажу: я выбираю любовь?
– Ты и в самом деле так любишь этого мальчишку?
– Ты… знаешь?
– Я увидел это в то утро, когда вы с ним вернулись с левого берега Днепра. Ты поступила очень необдуманно, Ольга. Я должен был бы избавиться от этого Некраса. Но я не сделаю этого. Знаешь, почему?
– Почему? – затаив дыхание, промолвила Ольга.
– Потому что нельзя гладить волчицу против шерсти, – с улыбкой сказал старый князь. – Ты ведь возненавидишь меня, если с этим молодцом случится беда, так ведь?
– Да, дядя.
– Вот видишь. Но Ингвар может узнать вашу тайну. Тогда я не поручусь за жизнь этого Некраса.
– Я понимаю.
– Не беспокойся. После свадьбы вы с Ингваром отправитесь в Новгород, а Некрас останется здесь, при мне. Дам ему место в своей дружине. Воин он, конечно, не ахти, но ничего, выучится. Знаю, знаю, ты не хочешь с ним расставаться. Но любовь не должна разрушить твою жизнь, Ольга. Клянусь Одином, я позабочусь о Некрасе. Ты не должна волноваться.
– Спасибо, дядя! – Ольга в порыве искренней благодарности обхватила Хельгера за шею, поцеловала его. – Ты такой родной мне, такой… добрый!
– Князь Хельгер – добрый? – усмехнулся старый варяг. – Не слышат тебя хазары. Итак, решено. И больше я не должен слышать о Некрасе. Учти, я ведь не только добрым могу быть.
– Можно, я подарю ему это? – Ольга показала князю эмалевый медальон с воином.
– Это твои драгоценности, поступай, как знаешь. Однако Ингвар может узнать свой подарок, увидев его на Некрасе. Как ты думаешь, что он подумает?
– Верно. – Ольга с досадой швырнула медальон в ларец.
– Не волнуйся, дочка. – Хельгер ласково погладил девушку по плечу. – Я понял тебя. Думай о свадьбе с Ингваром, осталась ровно неделя. И помни, что от того, состоится эта свадьба или нет, зависит будущее земли Русской. Не думай о плохом, не думай о том, что теряешь. Ты приобретешь много больше. И однажды ты придешь на курган, насыпанный над прахом старого Хельгера, и поблагодаришь меня за то, что я не дал тебе совершить глупость. И не думай о мести. Я отомщу за тебя. – Хельгер помолчал и добавил: – И за себя тоже.
С высоты небес Ольга могла видеть весь Киев. Большой, многолюдный, раскинувшийся на холмах по правому берегу Днепра. Она могла видеть пестрые паруса торговых судов в гавани Почайны, мощные рубленые укрепления Вышнеграда, идолов и неугасимые костры на Священном холме, россыпь домов Подола. Это был теперь ее город. Город, в котором она будет править, когда придет ее час. И в котором будут править ее сыновья, и сыновья ее сыновей.
Потом ее взгляд скользнул далеко на север, и она увидела Псков. Искрящуюся под сентябрьским солнцем ленту реки Великой. Деревянные башни и палисады Крома, в котором она еще ребенком излазила все уголки. Увидела дом, в котором прошло ее детство. Увидела погост, на котором покоится ее названный отец Ратша.
Она перенеслась в Выбуты. На месте домов, сожженных варягами Гутлейфра в ту ночь, когда приехали за ней киевляне, уже красовались свежесрубленные избы. На берегу затона, в той самой бане, где они парились с Ивкой, теперь с визгом и хохотом охаживали друг друга веником другие женщины. По дорожке между избами маленький мальчик, помахивая хворостиной, гнал стадо важных белых гусей. У домов суетились люди – кормили скотину, кололи дрова, чистили рыбу. Ольга знала этих людей. Почему-то сейчас они казались ей особенно родными.
– Что князь Олег? – спросил Свар Шелеста, стоявшего подле него вместе с еще несколькими боевыми магами.
– Пока не встает, но жить будет. Вовремя мы ему противоядие дали. Не успело ромейское мертвое серебро его до смерти отравить.
– Лепо, – сказал Свар и снова посмотрел на удаляющийся от Киева парус. Очень скоро в Херсонесе, а потом и в Царьграде станет известно о том, что Олег или умер, или при смерти. Пусть греки считают, что это так. Пусть надеются, что порабощенный их талисманом молодой Игорь поведет Русь к погибели. Тем горше будет их разочарование, когда узнают, собаки, что их хитроумный план провалился.
– А где будущая княгиня киевская? – спросил Свар.
– Вернулась в Вышнеград.
– На этот раз мы не допустили беды, – произнес Свар. – Перун нас не оставил. Что будет завтра?
– Вилк прибыл, – подал голос Шелест. – Привез скорбную весть о Ворше и его посох.
– Стало быть, кончено все. – Свар перевел взгляд на молодого волхва. – Где Вилк?
– Тут он. Ждет, когда позовешь.
– Приведи.
Шелест поклонился, ушел. Свар вновь вернулся мыслями к ромейскому кораблю. Ночью, как стало известно, что причиной новой болезни Хельгера стал яд, Шелест расспросил людей в княжеских хоромах, доискался-таки, кто мог принести отраву в опочивальню князя. Доложил о том верховному волхву. А Свар решил, что лучше будет намекнуть ромейскому капитану, что стало известно в Вышнеграде, кто из ближних к князю подкуплен ромейским золотом. Капитан этот не просто негоциант, неспроста он тут появился в канун свадьбы молодого княжича. А коли с умыслом он в Киев послан, значит, может быть причастен к попытке отравить князя.
И Шелест отправился рано утром на ромейский корабль. Поверил ли ему капитан? Теперь это дело прошлое. Затаившаяся змея больше не опасна, а уж как ромеи поступят со своим лазутчиком, Свара не волновало. Хельгера надо лечить – вот что главное. Нужен Хельгер русской земле. Не время еще Игорю престол занять.
– Пришел? – бросил Свар, увидев приближающегося Вилка. – Не помогла, стало быть, живая вода?
– Опоздала княгиня, – отвечал Вилк, передавая верховному волхву посох Ворша. – Ненамного опоздала.
– Значит, то воля богов была… Хлюст, поди ко мне!
Один из молодых жрецов отделился от группы, приблизился к Свару. Верховный волхв окинул юного статного ведуна одобрительным взглядом, протянул ему посох Ворша.
– Возьми, – велел он. – Достойный муж им до тебя владел. Будь таким же.
– Буду, владыка. – Хлюст принял посох, прижал его к груди.
– Откуда знаешь про живую воду? – шепнул Шелест, когда молодой жрец, радостный и гордый, отошел к своим товарищам.
– Княгиня Хельгеру сказала, а он мне открылся. Не ошиблись мы в ней, Шелест. Не будь ее, не смогли бы мы это все остановить.
– Неужто такой силой этот оберег обладал?
– Великой силой. – Свар помолчал. – Всей силой Нави. Кабы не девушка эта, Ольга, стала бы наша земля безжизненной. Так вышло, что сила, что от отца ей досталась, перемогла ромейскую волшбу. Хвала Перуну, нет больше ромейского талисмана. Вернулось Зло туда, откуда вышло. Не напрасно Ворш жизнь свою отдал.
– Что теперь, владыка?
– Князя надо исцелить, на ноги поставить. Силен и крепок наш Олег, чаю, он еще ромеям припомнит все их козни.
– Значит, война?
– Нет, – усмехнулся Свар. – Сначала свадьба.
* * *
Ларец со свадебными дарами от Ингвара стоял перед ней на столике, и Ольга, скорее от скуки, чем из любопытства перебирала драгоценные безделушки. Богатые были дары, воистину княжеские, редкой красоты. Золотые цепи и серьги с самоцветами, шитые жемчугом головные повязки, наборные пояса с эмалями, пряжки, колты, булавки искуснейшей работы с головками в виде звериных голов с глазами из рубинов и смарагдов, арабские благовония в драгоценных флаконах. Но Ольга, равнодушно перебирая все эти драгоценные безделушки, почему-то думала об Ивке. Как бы сейчас радовалась подруга, видя все это! От тоски и боли сердце Ольги сжалось. И почему-то захотелось бежать вон из великокняжеского терема. Найти Некраса, сказать ему, как он ей нужен, как ей плохо без него сейчас. Сесть на Алтына и ускакать – куда угодно, в любую сторону, лишь бы только Некрас последовал за ней. Единственный, любимый, ненаглядный.
Хельгер вошел тяжело, опираясь на палку, знаком велел ей сесть, сам опустился на скамью подле девушки. Недавняя болезнь совсем состарила его: лицо старого князя было бледным и изнуренным, морщины стали еще глубже, а борода совсем поседела. Но в глазах Хельгера Ольга увидела теплые огоньки.
– Выбираешь, что надеть на свадьбу? – спросил князь.
– О своем думаю. Не в радость мне все это, дядя Хельгер.
– Свадьба – и не в радость? – Хельгер улыбнулся. – Я думал, все девушки только о дне свадьбы и мечтают.
– Не о такой свадьбе я мечтала.
– Ты не любишь Ингвара?
– Нет.
– Смелый ответ, дочка. Я сразу понял, что он тебе не приглянулся. Но любовь не всегда приходит сразу. Ингвар неплохой юноша. Я знаю его много лет, он вырос у меня на руках. Поверь, он будет тебе добрым мужем.
Ольга не ответила. Выбрала из кучи драгоценностей красивую ромейскую вещицу – нагрудный медальон, эмаль на золоте. С изображением воина на коне, поражающего змея.
– Кто это? – спросила она, показав князю медальон.
– Не знаю. Наверное, какой-нибудь ромейский герой.
– У ромеев есть герои? Я думала, они только подлостью побеждают.
– Герои есть у любого народа, дочка. Только их всегда не хватает. А когда не хватает героев, правители начинают использовать подлецов.
– Мой отец был героем?
– Лучшим из всех, кого я знал, – искренне сказал Хельгер. – Он был воистину отмечен печатью Одина. Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Твой отец никогда бы не позволил себе бесчестного поступка. Он потому и отказался от престола, что всегда хотел только одного – жить в согласии со своим сердцем. Каюсь, я не понимал его. И восхищался им. И еще – он очень любил твою мать.
– И отказался от меня?
– Нет, дочка. Ты должна понять и простить своего отца. Власть порой требует от людей совершать поступки, которые не под силу простым смертным. Руси нужен был правитель. И Рорк сделал выбор.
– Усыновив мальчика, который был сыном его врага?
– Который мог бы стать законным правителем этого народа. Никто не знает о том, кто же Ингвар-Рогволод на самом деле. Мои дружинники в тот день поклялись Одином, что сохранят тайну навсегда. Они сдержали клятву. И я ее храню. Ингвар не знает, что он не родной сын Рорка. Но я сумел исправить ту ошибку, которую допустил твой отец. Я сделаю так, что в жилах правителей этой земли будет течь кровь героя, призванного богами. Воля богов должна свершиться. Ты должна стать женой Ингвара, чтобы семя Рорка продолжало править.
– Почему мой отец не захотел быть князем?
– Любовь, дочка. Она иногда бывает сильнее воли богов. Он предпочел власти любовь.
– А если я захочу так поступить, дядя? Если я тоже скажу: я выбираю любовь?
– Ты и в самом деле так любишь этого мальчишку?
– Ты… знаешь?
– Я увидел это в то утро, когда вы с ним вернулись с левого берега Днепра. Ты поступила очень необдуманно, Ольга. Я должен был бы избавиться от этого Некраса. Но я не сделаю этого. Знаешь, почему?
– Почему? – затаив дыхание, промолвила Ольга.
– Потому что нельзя гладить волчицу против шерсти, – с улыбкой сказал старый князь. – Ты ведь возненавидишь меня, если с этим молодцом случится беда, так ведь?
– Да, дядя.
– Вот видишь. Но Ингвар может узнать вашу тайну. Тогда я не поручусь за жизнь этого Некраса.
– Я понимаю.
– Не беспокойся. После свадьбы вы с Ингваром отправитесь в Новгород, а Некрас останется здесь, при мне. Дам ему место в своей дружине. Воин он, конечно, не ахти, но ничего, выучится. Знаю, знаю, ты не хочешь с ним расставаться. Но любовь не должна разрушить твою жизнь, Ольга. Клянусь Одином, я позабочусь о Некрасе. Ты не должна волноваться.
– Спасибо, дядя! – Ольга в порыве искренней благодарности обхватила Хельгера за шею, поцеловала его. – Ты такой родной мне, такой… добрый!
– Князь Хельгер – добрый? – усмехнулся старый варяг. – Не слышат тебя хазары. Итак, решено. И больше я не должен слышать о Некрасе. Учти, я ведь не только добрым могу быть.
– Можно, я подарю ему это? – Ольга показала князю эмалевый медальон с воином.
– Это твои драгоценности, поступай, как знаешь. Однако Ингвар может узнать свой подарок, увидев его на Некрасе. Как ты думаешь, что он подумает?
– Верно. – Ольга с досадой швырнула медальон в ларец.
– Не волнуйся, дочка. – Хельгер ласково погладил девушку по плечу. – Я понял тебя. Думай о свадьбе с Ингваром, осталась ровно неделя. И помни, что от того, состоится эта свадьба или нет, зависит будущее земли Русской. Не думай о плохом, не думай о том, что теряешь. Ты приобретешь много больше. И однажды ты придешь на курган, насыпанный над прахом старого Хельгера, и поблагодаришь меня за то, что я не дал тебе совершить глупость. И не думай о мести. Я отомщу за тебя. – Хельгер помолчал и добавил: – И за себя тоже.
С высоты небес Ольга могла видеть весь Киев. Большой, многолюдный, раскинувшийся на холмах по правому берегу Днепра. Она могла видеть пестрые паруса торговых судов в гавани Почайны, мощные рубленые укрепления Вышнеграда, идолов и неугасимые костры на Священном холме, россыпь домов Подола. Это был теперь ее город. Город, в котором она будет править, когда придет ее час. И в котором будут править ее сыновья, и сыновья ее сыновей.
Потом ее взгляд скользнул далеко на север, и она увидела Псков. Искрящуюся под сентябрьским солнцем ленту реки Великой. Деревянные башни и палисады Крома, в котором она еще ребенком излазила все уголки. Увидела дом, в котором прошло ее детство. Увидела погост, на котором покоится ее названный отец Ратша.
Она перенеслась в Выбуты. На месте домов, сожженных варягами Гутлейфра в ту ночь, когда приехали за ней киевляне, уже красовались свежесрубленные избы. На берегу затона, в той самой бане, где они парились с Ивкой, теперь с визгом и хохотом охаживали друг друга веником другие женщины. По дорожке между избами маленький мальчик, помахивая хворостиной, гнал стадо важных белых гусей. У домов суетились люди – кормили скотину, кололи дрова, чистили рыбу. Ольга знала этих людей. Почему-то сейчас они казались ей особенно родными.