географическая реальность.
Золотистые ворсинки мха снова вырвались за пределы сенаторской одежды,
и он, склонившись над мелкомасштабной картой, пыхтя и морщась, чтобы
удержать на месте непоседливый монокль, приглаживал одним, двумя, тремя
пальцами - мизинец, торчком - бело-желтую стружку, снимаемую воротничком с
толстых складок шеи.
- Теснейшее английское соседство... Господа, нам придется
удовлетвориться лишь выгодами аннексии...
- Не вижу выгод без аннексии, - ответил Мейкер Томпсон. - Если из-за
боязни подразнить немного этих свиней британцев мы откажемся от захвата, то
потеряем все.
- К несчастью, речь идет не об одних лишь англичанах. Имеются речные,
озерные и морские порты, жизненно необходимые для транспортировки кофе,
идущего в Германию, и немцы, а вместе с ними и другие великие державы сочтут
себя ущемленными нашим аннексионистским демаршем в этой области.
- Не думаю, немцы скорее поддержат нашу затею, они злы на британцев,
идущих напролом все дальше, ощипывающих землю, как индейку. Достаточно
взглянуть, что они сделали с Британским Гондурасом, - голая коленка, без
единого кустика, где население, в основном негры, живет хуже, чем вьючный
скот. Я туда наведывался и говорил с губернатором, англичанином, который
напяливает смокинг, чтобы съесть картофелину с листиком салата. Когда я
сказал ему о рабстве негров, он мне ответил: "Мой дорогой друг, где бы мы,
англичане, ни появились, мы везде даруем свободу рабам, но не скоту..." И
как ни в чем не бывало мы продолжали смотреть из огромного окна
губернаторского дома на море, божественное Карибское море. Все это я
вспомнил к слову, британцы не могут противиться нашей аннексии, потому что
обладают не большими, чем мы, правами на владение своим Белизом.
- Причин вполне достаточно, чтобы противиться,вмешался президент. -
Если у них нет законного основания для пребывания в Белизе, они боятся, что
более могущественный сосед, вроде нас, присоединив эту маленькую страну,
потребует от них очистить не принадлежащие им земли, выкатиться раз и
навсегда отсюда, убраться на свой остров.
- Вы попали в самую точку! - воскликнул Мейкер Томпсон, обжигая карим
пламенем своих глаз металлические глаза президента Компании. И, посмаковав
секунду свои мысли, продолжал: - Присоединив к себе Британский Гондурас, мы
их выбросим из этой маленькой страны на основании доктрины Монро, которая
нам уже дала один сахарный остров.
- Доктрина Монро в данном случае бессильна,вмешался в разговор сенатор.
- Не надо забывать, что еще не высохли чернила на англо-японском соглашении
и что Трафальгарское сражение началось не просто так. Англия, конечно, не
Испания, но не будем терять времени и вкратце подведем итог, чтобы прийти к
какому-то решению. Англия, Германия и другие державы воспротивятся любой
аннексии в широком плане, и мы должны сейчас удовлетвориться тем, что имеем:
фактической аннексией. Оставим в покое англичан с их голым Гондурасом без
единого кустика, - представляю себе его! Есть там, наверное, и клуб, где
можно валяться пьяным, и их женщины, эти страшные "лед"... - он произнес
"леди" на французский лад, чтобы получилось "страшными уродками" {Игра слов:
laide (фр.) - некрасивая, уродливая.}, засмеялся и провел по губам ладонью
вместо платка, который торчал из кармана и, казалось, ждал, когда сможет
вобрать в себя слюну с его пальцев.
Глава Компании тоже усмехнулся. Сенатор закончил:
- И будем довольствоваться, - повторил он, - тем, что уже имеем:
железными дорогами, причалами, плантациями... Какую еще аннексию нам надо?..
- Если уважаемый сенатор мне позволит...
- Все, что хотите, мистер Мейкер Томпсон...
- Вопрос неправильно поставлен, и потому решение, к которому пришел
господин сенатор вместе с высокочтимым государственным секретарем, я
осмелюсь назвать абсолютно неприемлемым. Я поясню. Земли, которые
эксплуатирует Компания, не принадлежат ей по закону. Мы не хозяева. У нас
нет юридической зацепки, чтобы остаться навсегда. В любой момент нам могут
сказать: вон отсюда, кабальеро, это не ваше! Мы держимся там, расшвыривая
песо и доллары в правительственных сферах. Жалобы местных крестьян не
доходят туда, куда надо, не возносятся, глохнут в их раскрытых ртах, как
зевота голодных. Между народом и правителями воздвигнута стена из золота, и
эта золотая стена - мы; стена, которая вбирает звук, не дав ему растечься
эхом, даже если это крик многих; об нее дробятся камни | и осколками разят
восставших. С другой стороны, контракт, единственный в своем роде, по
которому нам отданы железные дороги, причалы, все сооружения, резервуары,
подвижной состав, полоса земли на побережье без какой-либо компенсации или
выплаты,выгоднее, чем участие в лотерее, - этот контракт может быть в любой
момент пересмотрен и расторгнут, потому что в числе его многих правовых
изъянов имеется один, сводящий весь договор на нет: он по сути своей
противоречит конституции страны. И поскольку мы рискуем потерять все выгоды,
я предлагаю аннексию как средство защиты американских капиталов. Нельзя
забывать, что мы проникли в эту страну под предлогом доставки почты на наших
судах, что мало-помалу мы стали...
- Полными хозяевами, честь вам и хвала, Мейкер Томпсон! Весь Чикаго
рукоплещет вашему бесподобному деянию!
- Аплодисменты, - обернулся он к президенту,вовсе не страхуют нас от
катастрофы! Поэтому я продолжаю настаивать на аннексии и надеюсь, что
уважаемый сенатор, учитывая высказанные соображения, снова повидает
государственного секретаря, с которым его связывает, как я слышал, старая
дружба, и соответствующим образом осветит проблему. Нам нужно защитить наши
капиталы присоединением этой республики, которая передала нам свои железные
дороги, свои причалы, свои богатства и в банках которой, в торговле, в
политике мы безраздельно господствуем; с нами советуются, нас боятся; мы
значим больше, чем законодательная, исполнительная и судебная власти
республики, вместе взятые, а четвертую мы содержим, ибо без нашего
"паблисити" и денег, идущих тайными каналами в карманы журналистов, эта
власть не существовала бы.
- Да, конечно, если подвести такую базу, вся проблема выглядит
иначе,согласился сенатор, - но мне кажется все же рискованным обращаться в
госдепартамент с просьбой о присоединении республики, чтобы защитить
капитал, вложенный в какие-то несколько плантаций...
- Уважаемый сенатор не должен сводить проблему к одним плантациям, к
защите нашего имущества, это лишь потеря времени. Есть другой важный момент
в политической игре - общественное мнение, глупая мошка, которую наша пресса
легко поймает в свои сети. Надо развязать кампанию в защиту безопасности
нашей территории, которая, по сути дела, простирается до Панамы, потому что
Мексика, даже без Теуантепека, географически является нашим продолжением и
копией североамериканской системы. Такая кампания вместе с серией
сенсационных сообщений о широкой сети японского шпионажа в Латинской Америке
и статей о желтой опасности создаст благоприятную атмосферу для нашей
аннексионистской политики. Если до сооружения канала в Панаме в центре
внимания стояли Никарагуа и Теуантепек, ничего нет удивительного в том, что
между Теуантепеком и Никарагуа возникнет новый штат; он помешает японцам
использовать строящуюся панамериканскую магистраль для нападения со стороны
Мексики на Панамский канал и блокирования нашего флота. Упирать надо именно
на блокаду флота. Технические данные, заключения экспертов, всегда готовых
любое измыслить в нашу пользу, мы добудем и, как я думаю, можем рассчитывать
на некоторых представителей в конгрессе...
"Первосвященником божественного Карибского моря - вот кем бы тебе
быть", - подумал сенатор от Массачусетса, слушая его речи.
- Сенатор окажет нам любезность и еще раз посетит Вашингтон, - сказал
президент "Тропикаль платанеры", - а если международное положение в данный
момент не способствует аннексии а-ля Полк, аннексии в широком плане, я
полагаю, что наши капиталы будут ограждены, если на этих территориях
установить протекторат на сто или двести лет.
- Не знаю, надежно ли это будет, ибо, как я говорил, там живут не
танцоры хула-хула, а воины. Протекторат, который прельщает приманкой - осво-
бождением, стал бы сильно стимулировать их воинственные инстинкты и породил
бы мученичество за свободу, сопротивление... Напротив, аннексия не оставляет
никакой надежды, ни малейшей... Подумайте, ведь ради достижения всего, что
мы имеем, надо было выкорчевать людей из почвы, как деревья, оборвать их
старые корни и пересадить; надо было жечь их дома под предлогом борьбы с
заразой, которую мы сами заносили из Панамы. Пришлось проделать самое
невероятное - сломить их упорство, убить охоту к работе, ведь наша
конкуренция их подгоняла, и местные жители получали неплохой доход от
продажи своих фруктов. Надо было разделаться с ними самими. Одних - в
казармы, на военную службу, других - в воду, на дно, или в сельву, к
ягуарам, к змеям... Все это должно убедить вас, как трудно пришлось бы нам
при установлении протектората.
- Не менее трудно было бы, - возразил сенатор,получить подписи тех, кто
должен просить наше правительство о присоединении, как это было с Гаваями.
- Иное дело, совсем иное... О том, что они хотят присоединения,
говорит, в первую очередь, и весьма красноречиво, сам факт безвозмездной
уступки железной дороги, которую они нам не только подарили, но и -
представьте! - после использования ее для транспортировки наших банановых
богатств готовы купить у нас, уплатив за нее золотом. То, что нам подарено и
будет нами использовано, они, по контракту, у нас же купят. Случай
беспрецедентный, а потому надо действовать, чтобы завтра не был пересмотрен
договор, который выглядит как сказка из "Тысячи и одной ночи" и который надо
толковать как выражение их явного желания принадлежать нам, быть
присоединенными.
- Этого, однако, недостаточно, мистер Мейкер Томпсон, нужны граждане,
видные люди из местного населения, которые пришли бы в Вашингтон и
представили петицию об аннексии.
- Уважаемый сенатор согласится со мной, что те, кто отдал нам железные
дороги на таких "тысяча-иодноночных" условиях, непременно пойдут в Вашингтон
просить об аннексии, гордые и кичащиеся выпавшей им честью; это люди
деклассированной касты, думающие, что, сделавшись гражданами США, они
встанут рядом с нами. Они и во сне видят, что смогут сделать из своих
сыновей североамериканцев, и гнушаются всем местным, презирают все свое,
национальное.
- При таких обстоятельствах, пожалуй, не будет слишком неудобным вновь
обратиться в госдепартамент.
- Надо дать бой, - подбадривал сенатора президент Компании, снимая
трубку с зеленого аппарата, чтобы белый вкрадчивый орангутанг мог
соединиться с Вашингтоном.
- Я оставлю вас, - Мейкер Томпсон встал, - мне тоже надо съездить на
несколько дней в Новый Орлеан. Надеюсь, все удастся, и при следующей встрече
уважаемый сенатор сообщит нам, что мы станем достойными преемниками
аннексионистов высшего класса - Джексона, Полка, Мак-Кинли.

Джо Мейкер, как его называла Аурелия, прибыл в Новый Орлеан инкогнито
и, впервые в жизни играя роль отца, метался с дочерью по улицам города, как
зверь, попавший в западню, - безукоризненно блестящие ботинки, побывавшие в
руках темнокожих чистильщиков, которые улыбкой навели на кожу глянец,
обмазав ее ваксой, обмахнув щеткой и помузицировав замшей, пока кожа не
стала зеркалом; костюм из лазурной ткани, безукоризненно чистый, и
надвинутая на глаза шляпа, из-под которой выбивалась рыжая, чуть
припудренная пеплом прядь.
Аурелия, повисшая на его руке, не видела в нем будущего дедушку, как не
видела ни отца, ни родственника. Человек. Человек без семьи, человек моря,
человек банановых плантаций, человек сегодняшнего дня, который ловит
сообщения газет, несущих груз новостей по реке времени.
Аурелии были теперь полезны прогулки пешком, и Джо Мейкер сопровождал
ее от угла до угла, "пузировал", как говорят в тропиках, перед витринами.
Небо рассыпало свои драгоценности на черном бархате ночи, а город высыпал на
тротуары, побеленные луной, своих темных жителей - негров в ярких одеждах,
словно бобы на праздничную скатерть.
- Джо Мейкер, - сказала дочь, потянув его за руку, - пойдем почитаем
это сообщение, там что-то говорится о желтой лихорадке.
- Не нашла ничего лучшего!
- Пойдем почитаем, надо знать, что там написано!
- То же самое, что в других. Все объявления на один манер...
Он мягко увлек ее за собой, не дав задержаться у стены, где висел,
составленный в официальных выражениях, вестник смерти. От его букв,
окутанных трауром чумы, исходил дух тревоги, напоминавший о лете 1867 года,
когда желтая лихорадка косила людей.
Мейкер Томпсон часто проезжал мимо Нового Орлеана, но никогда здесь не
останавливался, - до настоящего времени, когда отец внял зову дочери. Он не
был здесь с той самой ночи, когда совсем еще мальчишкой выпил лишнего в
таверне и, выходя оттуда, попал в водяную лавину, - на город вдруг обрушился
страшный ливень. Волны били Мейкера Томпсона о плывущую мебель, как живую
колоду, и он скоро понял, что это не бред с похмелья, - настоящий поток
несет его, пьяного, доверху нагруженного виски. Удар головой о балкон - и
хмельной угар улетучился, не осталось винного духа ни за воротником, ни в
складках костюма, насквозь пропитавшегося вонючей водой. Он открыл глаза и,
осознав опасность, предпочел отдаться на волю потока, пока не смог наконец
зацепиться за дерево. В темноте едва рисовались очертания людей, и трудно
было разглядеть тех, кто плыл рядом, чуть шевеля руками и ногами. Какой-то
сеньор, распластавшийся на воде - без сомнения пьяный, судя по движениям, -
не Держитесь вон за ту ветку, рядом с вами!.." - крикнул Мейкер Томпсон
распластавшемуся человеку. Тут поток принес еще одного субъекта, скрюченного
и молчаливого; он не пускал даже пузырей, а вода тихо струилась, поднявшись
уже почти до самых крыш. Многие проплывали мимо безмолвно, не издавая ни
звука, не барахтаясь. Кто-то задел плечом Джо Мейкера: схватив пловца за
руку, он понял, что поймал утопленника.
Рассвет разлился над городом, и Мейкер Томпсон, для которого вечер
начался в таверне среди веселых гуляк, увидел, что плывет среди одетых
скелетов, не менее оживленных, чем члены какого-нибудь клуба; одни блистали
черепами, другие являли свету пергаментные лица - это были трупы с размытого
наводнением кладбища.
Он содрогнулся, вспомнив женщину, которая плыла, натыкаясь на всякие
предметы, и показалась ему пьяной проституткой...
Огнедышащее пекло. Влажная духота. На одном из пароходов, готовых выйти
из порта в Карибское море, Мейкер Томпсон, устрашенный клубом мертвецов,
среди которых начался для него этот день, нашел наконец прибежище; и он не
мог успокоиться до тех пор, пока не высадился на побережье Гондураса.
- Джо Мейкер, ты согласен?.. - спросила дочь, выводя его из
задумчивости. - Согласен заключить со своей дочерью договор наудачу?
- Я должен знать, о чем идет речь...
- Если тебя назначат губернатором новых территорий, ты простишь Рэя
Сальседо.
Мейкер Томпсон почти выдернул руку, лишив Аурелию опоры, но она снова
взяла его молча под локоть, и они возобновили свое шествие по улицам, она -
глядя себе под ноги: мелькали башмаки прохожих, колеса автомобилей; он - ища
глазами часы на зданиях, чтобы проверить время.
- Предположим, что не прощу... Аурелия пришла в себя, подняла голову.
- Значит, Джо Мейкер, ты не прощаешь и меня, не прощаешь...
- Отлично, значит, и тебя не прощаю. Кстати, поговорим уж обо всем
сразу... Не знаю, известили тебя мои адвокаты или нет о том, что весь
капитал твоей матери и Майари, твоей сестры, находится в твоем распоряжении,
он твой, можешь вступить во владение и действовать, как тебе угодно.
- Они вчера мне сообщили... Но речь идет не об имуществе, а о том, что
не переводится в валюту,о твоем прощении. Мне кажется, если ты простишь его,
Рэй навсегда останется для меня таким, какой, я думаю, он есть на самом
деле. Без твоего прощения, Джо Мейкер, совсем другое дело.
- Я считаю оскорблением не то, что ты станешь матерью, а то, что он
сбежал, не написав мне ни строчки о своих намерениях. Ты почти брошена. Не
имеешь о нем известий. С какой стати мне прощать его? Нет, ни в коем случае.
- Он напишет. Он в Египте, ведь археологи забывают всех живых, когда
оказываются в мире тишины, который они открывают.
- Если не оставил тебе адреса, позвони ему по телефону в Каир...
- Сказал, что вышлет...
- Он знал, в каком ты положении?
- Я ему ничего не сообщила. По-моему, это значило бы связать его еще не
появившимся на свет существом; нас и так жизнь связала помимо нашей воли.
Зачем же превращать в капкан и путы то, что еще не родилось?..
Они ускорили шаги. Джо Мейкер торопился на важное деловое свидание.
Время переодеваться. Черные брюки, черный галстук, белый смокинг, сигареты,
духи и маленький револьвер.

Кто знает, вода ли, тишина ли плыла мимо дома, если бы отблески окон не
золотили поверхность Миссисипи. Слуга-негр проводил Мейкера Томпсона в
салон, обтянутый гобеленами, заполненный фарфором, слоновой костью и
стильной мебелью. Дрогнуло на дверях драпри, и навстречу Томпсону вышел
самый крупный акционер "Тропикаль платанеры", коренастый, ноги втиснуты в
узконосые лаковые туфли.
- Добро пожаловать!.. Я знаком с вами по докладам, по докладам и нашей
переписке!
- Благодарю, мистер Грей... Очень рад пожать вашу руку. Мне тоже
доставляет большое удовольствие познакомиться с вами лично.
- Сигарету... Прикажем принести нам виски и сядем. Где хотите. В этом
кресле вам будет удобно.
- Прекрасно...
- Минеральной воды? Простой? Сколько виски?
- В тропиках, не знаю, известно ли вам, виски пьют с кокосовым молоком.
- Говорят, хорошее средство от лихорадки.
- Хорошее средство от скуки.
- А посему его едва ли выдумали англичане. Ладно, выпьем за нашу
встречу и ваш триумф на следующем собрании акционеров. Портфель президента
Компании будет ваш, и вскоре мы разопьем шампанское.
- За ваше здоровье, мистер Грей; с таким крестным отцом, как вы...
- Победа обеспечена. С нами большинство сильных акционеров. Ничего не
выйдет у группки квакеров, возглавляемой Джинджером Кайндом. Вы его знаете?
- Знал лет двадцать назад. Он, наверно, очень стар.
- Старейшина среди акционеров. Но он не имеет никакого веса, бедняга
однорукий. Большинство проголосует за вас, Мейкер Томпсон, за человека
испытанного и умеющего верно трактовать идеи деловых людей в том смысле, что
только деньги значат все, только золото дает власть.
- Мне вспоминается, как Джинджер Кайнд - я ведь был тогда очень молод,
и потому его слова мне врезались в память, - Кайнд, уезжая из тропиков,
кричал, что наша фруктовая Компания состоит из подонков нации, нации с
благороднейшими традициями.
- Он и сейчас кричит то же...
- Вы правы, мистер Грей; только золото дает власть, и "подонки", как
зовет нас Кайнд, уже ворочают более чем двумястами миллиардами долларов.
Именем Его Императорского Величества Золота мы можем присоединять страны,
которые были покорены именем каких-то ничтожных королей, закладывавших свои
бриллианты и не имевших рубахи на смену, покорены с помощью банды нищих
солдат и босых монахов.
- Времена, друг мой, меняются...
- Я полностью согласен с вами, мистер Грей: когда-то власть даровалась
богом, потом - королем, потом - народом, а сейчас - деньгами. Только деньги
дают власть.
- Я же сказал вам, Мейкер Томпсон, времена меняются. На смену
благороднейшим традициям, о которых болтает Кайнд, к счастью, пришли тресты,
и поскольку мы - один из ста трестов, направляющих политику Соединенных
Штатов, нам нечего церемониться с этими странами, надо обезопасить наше
имущество и покончить с правительствами, которые мы там поддерживаем для
того, - мне так представляется, - чтобы жители в конце концов взвыли от
отчаяния и вышли бы на улицы, крича, что пойдут за кем угодно, лишь бы
избавиться от ярма кровожадных соплеменников.
- Совершенно верно, мистер Грей...
- Ибо не надо быть очень проницательным, чтоб догадаться, что именно на
это и рассчитывает Белый дом, поддерживая такие режимы, при которых великие
бездельники - военные грабят свои страны, сеют в народе смерть и ужас.
- Вы знаете ситуацию лучше, чем протестант Библию...
- Друг мой, в Новый Орлеан раньше всего доходят жалобы этих бедняг.
Однако выпьем. Еще немного виски?.. Они надеются, что аннексия принесет
покой их очагам, будет гарантией их личной безопасности и сохранения
имущества. Надо спасать то, что уцелело, остатки диких народов...
- Нечего их спасать, мы не Армия спасения... Кайнд совсем помешался на
своих гуманистических идеях. Вы не были в тропиках, мистер Грей? Тот, кто
живет в тех краях многие годы, знает, что спасать там нечего, там нет даже
праха мертвых - в таком климате покойники не дремлют в склепах по-египетски,
не плавают, как здесь, по улицам. Я вам когда-нибудь расскажу, что в
молодости со мной случилось в вашем прекрасном городе. В тропиках нет
мертвецов, их бренные останки нельзя спасти. Все исчезает, уходит, ничего не
остается; смерть не вечна там, а жизнь слишком быстротечна...
Мейкер Томпсон прервал речь, заслышав шаги. Прибыли другие важные
персоны. Банкиры и крупные акционеры, как ему сообщил Грей, от
"Сокони-вакуум ойл"- миллиард четыреста миллионов долларов; от "Галф
ойл"миллиард двести миллионов долларов; от "Бетлэхем стил"- миллиард
долларов; от "Дженерал электрик"- миллиард долларов; от "Тексас
компани"миллиард долларов; от "Дженерал моторс"- два миллиарда восемьсот
миллионов долларов; от "Юнайтед стейтс стил"- два миллиарда пятьсот
миллионов долларов; от "Стандарт ойл"- три миллиарда восемьсот миллионов
долларов...
- Я не хотел приглашать мелкоту, - сказал Грей, улыбаясь и вставая
навстречу гостям, - пигмеев не надо! Не меньше миллиарда долларов; все самые
влиятельные акционеры и ваши сторонники.
Аромат резеды вливался в открытые окна вместе с сомнамбулическим светом
жаркой ночи и смешивался с серебристым дымом тонких Табаков и сладким
запахом кофе и ликеров, помогавших переварить сытный обед, который
изобиловал сухими белыми винами со льда и винами красными, подогретыми до
температуры кончиков пальцев.
Горы лунных бликов, горы золота... Холодок пробегал у него по спине...
Взял сигару... Жевал ее жадно, яростно и сплевывал табак... Он - Мейкер
Томпсон... Я - Мейкер Томпсон... Зеленый Папа... Мое господство - вне
времени и во времени, нереально и реально...
"Сеньор президент Панамериканского союза, Зеленый Папа повелевает вам
включить в число членов союза одно из самых сильных государств нашего
континента, то самое, где я, первосвященник с Великим Изумрудом, царствую,
опираясь на правительства и народы. Двадцать четвертое государство
панамериканской семьи владеет территорией на побережье Карибского моря и
Мексиканского залива. Зеленые массивы моих владений простираются до Тихого
океана. Кроме земель, я властвую над сотнями, тысячами, сотнями тысяч людей,
для которых являюсь правителем и высшей властью. Власть дают деньги. Земли,
люди и всемогущее правительство в Чикаго, в кабинетах "Тропикаль платанеры".
Кроме того, государство, которое я требую включить в Панамериканский союз,
имеет пароходы на обоих морях, железные дороги, порты, банки, представителей
в конгрессе Соединенных Штатов, все средства информации современного
государства, мобильную армию и флот. Денежный знак - доллар, язык - тоже
наш. Эта двадцать четвертая фруктовая республика могущественнее любого из
других государств, представляющих свои ограниченные или чужие- интересы в
Панамериканском союзе. И потому я требую, чтобы ей предоставили подобающее
место за круглым столом и присоединили к покрытым славой американским флагам
не менее славный государственный флаг нашего фруктового государства: череп
корсара над двумя скрещенными банановыми ветвями на зеленом поле". Пароход,
приводимый в движение большим колесом, оставлял за собой пенную борозду на
уснувших водах Миссисипи. Непостижимо. Он потер руки, распрощавшись с
мистером Греем и с могущественными акционерами, которые обещали ему свои
голоса на выборах президента Компании в будущем году. Непостижимо. Улица -
он проезжал Канал-стрит, - автомобиль, шофер в форме, колокольный звон -
наверное, уже утро, - холодный шум города, оглушительное чиханье рынков,
кареты "скорой помощи" и светло-медные лучи на кирпичных зданиях.
Ноль часов... Чикаго... Перестук колес на стрелках... Ноль часов...
Чикаго... Перестук колес на стрелках... Срочный вызов, очень срочный... С
Аурелией едва успел проститься... Но он еще вернется... К ней и к мистеру
Грею... С этой ночи Новый Орлеан перестал быть для него только городом
плавающих мертвецов. Это - город миллионеров, у них самое малое по
миллиарду, и они весело мурлычут: "Счастлив тот, кто плавает на поверхности,
кто на поверхности!"

Ноль часов... Чикаго... Перестук колес на стрелках... Ноль часов...
Чикаго... Перестук колес на стрелках... Вызов срочный, самый срочный...