Страница:
В этот момент я снова почувствовал присутствие силы. Женес что-то пробормотал и с тихим стоном выдернул из раны кинжал. Его начало окружать рубиново-красное сияние, которое становилось всё ярче и ярче. Высоко в небе загрохотал гром. Женес медленно поднялся с пола и сел. Его глаза вновь запылали дьявольским огнём.
Я выхватил из ножен меч и ударил им в сердце Женеса...
Дзинь!!!
Щёлкнул высокий звук, во все стороны посыпались искры, и остриё меча остановилось в каком-то сантиметре от груди, точно наткнувшись на твёрдую броню. Я замахнулся для нового удара, а Инна тем временем обрушила на Женеса волну голубого света.
Мой клинок сверкнул серебряной молнией, без труда пробил «броню» противника и вонзился ему точно в сердце...
Вспышка!!!
Тело Женеса вмиг скрючилось и разлилось горящей жижей у наших ног. Мы с Инной отступили на шаг. Воздух наполнился зловонным смрадом, от которого нас затошнило. Призванный нами ветер разогнал клубы зелёного дыма, подхватил серый пепел и понёс его прочь от башни и замка – туда, где лишь пару часов назад садилось солнце...
Преодолевая брезгливость, я наклонился и поднял с пола покрытый затейливой резьбой посох из чёрного дерева и золотой перстень с небольшим зеленовато-жёлтым камнем, похожим на хризолит. Ко мне подбежал Леопольд и потёрся боком о мою ногу.
– Здорово мы его, а?
У меня не было сил отвечать. Я легонько почесал кота за ухом, затем выпрямился и положил перстень в карман, а посох зажал подмышкой. Моя левая рука болела, но, к удивлению, не очень сильно. Я мог свободно сгибать и разгибать пальцы и запястье, не испытывая при этом жгучей боли.
Бросив последний взгляд на коническую воронку, я, наконец, повернулся к герцогу. Он молча смотрел на меня, вид его был хмурый, но на лице явственно отражалось облегчение. Стоявший рядом с ним Штепан крестился и шептал молитву.
Инна тронула меня за плечо.
– Пошли, – тихо сказала она.
– Да, – кивнул я. – Пошли.
Мы направились к выходу. Гарен де Бреси и Штепан последовали за нами. На нижнем пролёте лестницы и у входа в башню нас ждали воины и слуги. В их глазах светилось любопытство и нетерпение, но, встречаясь с мрачным взглядом герцога, они молча расступались перед нами и не задавали никаких вопросов.
Когда мы оказались во дворе, я почувствовал, как посох в моей руке легонько завибрировал. Он будто оживал, приближаясь к какой-то цели. Инна прикоснулась к моему локтю и указала на церковь. Доверившись её интуиции, я сделал шаг в этом направлении. Вибрация усилилась.
– Его что-то тянет к церкви, – сказал я.
– Так пойдём же!
Я в нерешительности переступил с ноги на ногу и с сомнением произнёс:
– Не знаю, стоит ли...
– Думаю, стоит. Ведь по какой-то причине ты взял посох и кольцо.
– Чтобы не оставлять их без присмотра.
– Да. Но не только... В конце концов, чего нам бояться? Коль скоро мы одолели Женеса с посохом, то наверняка справимся с посохом без Женеса.
Я вздохнул:
– Ладно, пошли.
И мы уступили требованию посоха. Герцог и Штепан неотступно следовали за нами. По мере нашего приближения к церкви, вибрация посоха всё усиливалась, и я уже с трудом удерживал его. Слабая дрожь превратилась в горячую безумную пляску в моей руке, посох словно магнитом тянуло вперёд.
Когда мы вошли в церковь, посох резко дёрнулся и вырвался из моей руки. Инна попыталась поймать его, но лишь ухватила воздух в том месте, где он только что находился. Посох поплыл между рядами скамеек и замер у алтаря перед телами сыновей герцога. Он засветился кроваво-красным светом, постепенно перешедшим в голубой, а затем рухнул на пол. Каменная плита в этом месте раскалилась докрасна, а посередине даже расплавилась, и посох погрузился в неё на несколько сантиметров.
От тел Сигурда и Гийома отделились две призрачные фигуры и поднялись над алтарём. Они грустно смотрели на нас и улыбались; от них во все стороны расходилось золотое сияние. Стоявший справа от меня герцог потрясённо прошептал их имена. Призраки помахали нам руками, словно прощаясь, после чего взлетели к потолку церкви и там растаяли...
– Господи всемогущий! – с благоговейным трепетом промолвил Штепан, опускаясь на колени. – Прости меня, грешного, что я порой сомневался в Твоём существовании...
Признаться, в тот момент я и сам едва не уверовал в Бога.
„Странное дело,” – обратился я к жене, бросив настороженный взгляд в потолок. – „Если бы сейчас мы находились где-нибудь в лесу под открытым небом, я чувствовал бы себя гораздо в большей безопасности, чем здесь. У меня такое впечатление, что каждая стена в этом замке таит в себе угрозу... А ещё меня не покидает мысль, что мы упустили что-то важное. Но я не могу понять, что именно, и это меня тревожит.”
„Я тоже об этом думаю,” – ответила Инна. – „Но всё, что осталось после Женеса, это перстень и посох. Вряд ли они так опасны для нас; во всяком случае, не больше, чем сам Женес, а с ним мы сумели справиться. Правда, мы до сих пор не знаем, что это за предметы и как они действуют; а неизвестность зачастую порождает неосознанное чувство опасности... У тебя есть какие-нибудь соображения?”
„Ну, о посохе я ничего сказать не могу – разумеется, кроме того очевидного факта, что с его помощью мы сумели освободить души детей герцога... или, скорее, он сам их освободил при нашем пассивном содействии. А вот по поводу перстня у меня есть некоторые догадки. Похоже, это тот самый талисман, который девять с веков назад защитил Бодуэна де Бреси от магии Женеса. Помнишь, в письме говорилось о каком-то перстне, который прапрадед герцога нашёл при перестройке часовни?”
„Да. Думаешь, это он?”
„Я почти не сомневаюсь. Видимо, во время строительных работ гробница Бодуэна была повреждена или совсем разрушена. А может, это случилось гораздо раньше, но перстень был найден лишь при перестройке часовни. В любом случае, он оказался у потомков Бодуэна де Бреси, и один из них, герцог Олаф, неосмотрительно подарил его кровному врагу своей семьи. Женес воспользовался им, когда понял, что проигрывает нам в колдовском поединке. Судя по всему, будучи надетым на средний палец правой руки, перстень блокирует воздействие сил на его обладателя...”
„И одновременно перекрывает доступ к силам для самого обладателя,” – добавила Инна. – „Женес был вынужден снять перстень, чтобы снова прибегнуть к магии... которая, впрочем, его не спасла. Я думаю, что именно перстень помог Женесу уцелеть после удара «мортиры» де Каэрдена. Очевидно, он держал его наготове и успел надеть, как только рухнули ворота.”
„Всё верно,” – согласился я. – „Но сейчас меня беспокоит не перстень и даже не посох. Здесь что-то другое. Что-то, связанное не столько с конкретными предметами, сколько с обстоятельствами – места, времени, действия...”
„Вот именно!”
„Что?”
„Башня! Вот тебе обстоятельство места. За тысячу лет поменялось всё, кроме Женеса и башни. Она опять оказалась в центре конфликта – и это не просто совпадение, здесь кроется нечто большее. Мы забыли задать себе главный вопрос: что Женес делал на южной башне? Искал посох? Вряд ли это тот самый посох. Очень сомневаюсь, что он пролежал там в течение девяти с лишним веков. И Ривал де Каерден уж неверняка должен был забрать его от греха подальше. Но даже если посох никто не трогал, и Женес искал именно его, это всё равно не объясняет его последующих действий. Завладев посохом, он не убрался восвояси, что было бы логично, а остался на верхней площадке башни, рискуя в любой момент быть замеченным, и принялся творить там свои чары. Но почему именно там? Почему не в каком-нибудь другом месте, более укромном, где ему никто не мог помешать? Этому я нахожу лишь одно объяснение: то, что хотел сделать Женес, можно было сделать только на башне. Он замышлял что-то серьёзное и очень опасное, а мы вовремя остановили его... Но что же он замышлял?”
Мы посмотрели на вплавленный в каменную плиту перед алтарём посох, от которого лился голубой свет. Это был очень мощный и очень сложный магический инструмент. Нам явно не хватало знаний и опыта, чтобы разобраться в его действии. Мы могли только предполагать и делать выводы, основываясь на собственных наблюдениях, логике и интуиции...
„Да,” – сказала Инна, отзываясь на мои мысли. – „Больше нам ничего не остаётся... Итак, давай рассуждать логически. Посох освободил души детей герцога, снял с них наложенное Женесом заклятие. Поскольку мы ничего с ним не делали, то его активизировал и настроил соответствующим образом сам Женес. Но зачем? Вряд ли он собирался освобождать своих рабов, пусть даже после их смерти.”
„Раз посох настроен на освобождение,” – предположил я, – „то, может, Женес хотел открыть для кого-то путь. Или для чего-то. Мы помешали ему, а затем неосознанно применили активизированный посох, чтобы снять заклятие с сыновей герцога.”
„Вполне возможно. В любом случае, мы должны внимательно осмотреть башню. Нам следовало сделать это сразу.”
„Да, пойдём,” – согласился я и, не мешкая, стал пробираться к выходу. Инна последовала за мной.
Мы подошли к башне с уверенным видом людей, к которым общий запрет не относится. А у охраны, в свою очередь, даже в мыслях не было препятствовать нам.
– Внутри кто-нибудь есть? – небрежно осведомился я.
– Только кот ваших светлостей, – ответил один из стражников. – Он заявил, что приказ монсеньора его не касается, и наотрез отказался уходить. – Стражник развёл руками. – Гоняться за ним мы не стали. Коты, как известно, гуляют сами по себе и не очень-то считаются с желанием людей. Тем более коты-оборотни.
– Ничего, мы его заберём, – сказала Инна. – Нас он послушается.
Мы уже собирались войти в дверь, когда сзади нас кто-то окликнул. Мы обернулись и увидели спешащего к нам Никорана.
– Нам по-прежнему что-то угрожает? – спросил он, мигом уловив наше беспокойство.
– Не знаем, – честно ответил я. – Мы хотим ещё раз проверить и убедиться, что всё в порядке... или не в порядке. Господину герцогу мы пока ничего не сказали. Сегодня он и так много перенёс.
Никоран утвердительно кивнул:
– Да, вы правы.
– Но на всякий случай, – заметила Инна, – следует привести в боевую готовность гарнизон замка. Мы, конечно, надеемся, что это ложная тревога... хотя чем чёрт не шутит.
Инна помянула черта в фигуральном смысле, но Никоран воспринял это буквально и торопливо перекрестился.
– Тогда вы обратились по адресу, – сказал он. – После смерти господина де Каэрдена монсеньор поручил мне исполнять обязанности мажодорма. Я немедленно обойду все посты и прикажу людям снова надеть «цепи силы».
– Хорошо, господин Никоран. Делайте своё дело, а мы будем делать своё.
Мы прошли внутрь башни и стали подниматься по лестнице. Поначалу всё было нормально – но только поначалу. Миновав первый пролёт, мы обнаружили, что стены начали слабо пульсировать зловещим рубиново-красным светом.
– Ну вот, опять начинается! – сокрушённо произнёс я. – Сущий Hell on Earth12. Любители DOOMа были бы в восторге. Такой шикарной аркады им не найти ни в одной виртуальной реальности.
– Это тебе наказание, – немного рассеянно ответила Инна. – Нечего было жаловаться на отсутствие компьютеров на Гранях. Вот и получил их худшие эффекты... Но, увы, далеко не виртуальные.
Последние слова были сказаны женой через силу. Начав подниматься по следующему пролёту, мы столкнулись с неожиданным препятствием: каменные ступени внезапно размякли и превратились в вязкую грязеподобную массу. Я бы, пожалуй, подумал, что сплю и вижу кошмарный сон, если бы не острое, чуть ли не болезненное ощущение реальности происходящего. Мои ноги увязали в камне – и это было наяву!..
– Чем дальше, тем интереснее, – пробормотал я.
Инна тяжело вздохнула.
– У меня есть одна гипотеза, – с трудом переставив ногу, отозвалась она. – И если моя догадка подтвердится, то конец этого дня превзойдёт всё, что было с нами до сих пор.
– Что за гипотеза?.. – Я обхватил правую ногу руками и потянул её вверх. С громким чавканьем она освободилась из плена размякшего камня. Я поднялся ещё на одну ступеньку.
Это начинало походить на летний штурм Карпат, когда дороги размокли от дождей, и люди, утопая по колена в вязкой жиже, карабкались по перевалам. Легче было только в одном: нам не приходилось тащить на плечах пушки и толкать забуксовавшие машины. Зато в любой момент мы рисковали застрять в этой каменной ловушке...
Инна ответила не сразу. Сначала она сделала ещё один шаг, затем остановилась, убрала со лба прядь непокорных волос и лишь тогда заговорила:
– Из рассказа герцога следует, что его предок Бодуэн пришёл сюда, как посланник высших сил, чтобы погасить один из последних очагов конфликта на стыке тысячелетий. Этот конфликт длился ни много, ни мало, целое столетие, а значит, для его поддержания необходим был постоянный канал пополнения тёмных сил...
– То есть, ты хочешь сказать, что здесь было что-то вроде трактового пути, но не на другую Грань, а... чёрт знает куда!
– Вот именно, что чёрт знает. Уж он-то наверняка знает. И по этим инфернальным трактам отправляет на Грани свою рать. Здесь это называется Прорывом. – Инна посмотрела на меня с не совсем уместным в данный момент торжеством. – Вот тебе и ключ, о котором говорил Ривал де Каэрден. Мы нашли его. А теперь нам нужно поставить точку в этом деле – и поскорее, иначе сегодня мы не сможем ещё раз заняться любовью.
Меня всегда восхищала способность жены при любых обстоятельствах не терять присутствия духа, но сейчас я был просто сражён наповал. При одной лишь мысли о том, что ждёт нас наверху, у меня волосы вставали дыбом, пугливый, малодушный человечек внутри меня надсадно вопил от страха, требуя немедленно повернуть назад, сердце стучало так сильно, что едва не вырывалось из груди, ноги тряслись и подгибались, спину заливал холодный пот... А Инна ещё могла шутить!
Мы продолжали подъём. Постепенно я убеждался, что сравнение происходящего с виртуальной реальностью не выдерживает никакой критики. Нахлынувший на нас ужас нельзя было смоделировать даже на самом мощном из существующих компьютеров. А если когда-нибудь в будущем это станет возможным, то все последующие поколения игровых фанов превратятся в агрессивных психов, повредившихся умом во время любимых игр. Стены уже не просто пульсировали, они давили со всех сторон, мешая нам дышать и двигаться. Мы с Инной удерживали лишь маленький коридор перед собой и с огромным трудом продвигались вперёд. Каждый наш шаг был равен сотне миль, а каждая секунда длилась годы.
И вот настал момент, когда я понял, что ещё немного, и моя голова совсем перестанет соображать. Весь мой разум перейдёт под контроль рефлексов самосохранения, и я буду думать только о том, чтобы при следующем же шаге не увязнуть в камне. А между тем решение нашей проблемы было где-то рядом...
Мои руки снова обхватили правую ногу и потянули её вверх, а локоть упёрся в полусогнутую опорную левую. И тогда я почувствовал, как перстень моём кармане больно вдавился в бедро. Мои мысли сразу зацепились за это обстоятельство, которое показалось мне очень существенным Ещё толком не понимая, что делаю, я достал з кармана перстень и надел его на средний палец правой руки. Камень сверкнул зеленовато-жёлтым огнём и хлопком разметал его по сфере вокруг нас. Всё произошло настолько внезапно, что я, не удержав равновесие, рухнул на мигом затвердевшие ступени, а сзади на меня упала Инна. Для неё всё случившееся было полнейшей неожиданностью, и если бы я не шёл впереди, дело не закончилось бы лёгким ушибом.
Несколько секунд я пролежал ничком, затем осторожно перевернулся на спину, взял Инну на руки, сел и огляделся вокруг. У меня было такое ощущение, словно мы находились под стеклянным колпаком, а снаружи бушевал ураган. Разъярённая стихия бесновалась в каких-то двух метрах от нас, но не могла причинить нам никакого вреда.
– Владик, – растерянно произнесла Инна. – Что случилось? Я не могу прикоснуться к силам.
– И точно так же они не могут прикоснуться к тебе. – Я поднял правую руку и продемонстрировал ей перстень герцога Бодуэна. – С его помощью мы окажемся наверху гораздо быстрее и с куда меньшей затратой сил.
– А что потом?
– Пока не знаю. Посмотрим по обстоятельствам.
– Тогда пошли. – И, улыбнувшись, она добавила: – Если, конечно, у нас ещё остались силы.
Я встал, помог подняться жене, и мы наигранно бодрым шагом двинулись дальше. Инна крепко прижималась ко мне, чтобы действие перстня, защищавшего меня от окружающего неистовства, распространялась и на неё. Казалось бы, всё снова пришло в норму, ничто не мешало нам продолжать подъём, ничто не давило на нас, но тем не менее я чувствовал себя обнажённым без контакта с силами – настолько быстрым оказалось привыкание к ним. Я уже испытывал нечто подобное, когда к помощи перстня прибегнул Женес. Однако в пылу схватки, когда в каждое мгновение решался поистине гамлетовский вопрос – жить или не жить, – у меня не было времени анализировать свои ощущения. А они (то есть, ощущения) были чертовски неприятными...
Первое, что мы заметили, поднявшись на верхнюю площадку, так это Леопольда со вздыбленной шерстью и выпученными от страха глазами. Он метался в углу, жалобно мяукал и звал на помощь, но его голос звучал слабо, еле слышно, что производило ещё более жуткое впечатление.
– Давай сюда, котик! – крикнула ему Инна. – Сюда, мой маленький!
Леопольд в два прыжка преодолел разделявшее нас расстояние и оказался у неё на руках.
– Здесь плохо, очень плохо! – пожаловался кот, прижимаясь к Инне. – Оно не хотело меня отпускать! Оно хотело меня убить!.. Как я рад, что вы пришли за мной. Оно такое злое!
Инна гладила Леопольда и уверяла, что с нами ему больше ничего не грозит, а я тем временем огляделся по сторонам.
Над нами было спокойное ночное небо Агриса, усеянное мириадами далёких звёзд, зато под нашими ногами творилось нечто невообразимое. Пол превратился в колеблющуюся красную массу, и лишь благодаря действию перстня мы не увязали в ней; а в том углу, где раньше была коническая воронка, теперь зияло чёрное отверстие. Оно вело не вниз, к земле, а гораздо ниже – в самые глубины... Я чуть не подумал: «преисподней», но в последний момент сдержался. Я по-прежнему сомневался в существовании ада, как объективной реальности. Ад же подчистую игнорировал мои сомнения и чем дальше, тем громче заявлял о себе...
Леопольд всё ещё хныкал на руках Инны, но постепенно успокаивался, как ребёнок в присутствии матери. Я посмотрел на жену и сказал:
– Похоже, твоя догадка подтвердилась. Здесь намечается Прорыв. Что будем делать?
– По-моему, ответ очевиден, – задумчиво произнесла она, глядя на неуклонно расширявшееся отверстие. – Мы должны остановить это безобразие. Во всяком случае, должны попытаться.
Я кивнул:
– Ты права. У нас просто нет выбора.
– Ошибаешься, – возразила Инна. – Выбор у нас есть. Мы можем уйти отсюда и не вмешиваться в происходящее. Самих себя мы, скорее всего, сумеем защитить. Но тогда погибнет много ни в чём не повинных людей, чьи жизни мы ещё можем спасти... если, конечно, можем. Не попытавшись, мы никогда не узнаем это наверняка и всю оставшуюся жизнь будем чувствовать себя виновными в их смерти. Готов ли ты заплатить такую цену за наше спасение?
– Нет, не готов, – ответил я. – У меня не хватит мужества жить с этим грузом на совести.
– Значит, решено. – Левой рукой она продолжала прижимать к себе Леопольда, а правую положила мне на плечо и добавила мысленно: – „Жаль только, что если мы погибнем, пострадает бедный котик.”
Я обнял Инну и нежно поцеловал её в губы. Возможно, это был наш последний поцелуй...
– Я люблю тебя, Владик, – сказала она.
– Я тоже люблю тебя, родная, – сказал я. – Последние восемь месяцев были самой прекрасной порой в моей жизни. Спасибо тебе за всё, Инночка. Спасибо за твою любовь и нежность. Спасибо за то, что ты есть... – И с этими словами я стянул с пальца перстень.
Пол тут же ушёл у нас из-под ног, и мы полетели вниз. Слившись воедино, мы ударили в первый же попавшийся нам пучок враждебных сил. Мы вложили в этот удар всю нашу ненависть к тому, что мешало нам жить и любить.
Затем мы били направо и налево по тянувшимся к нам когтям и щупальцам, по окружавших нас со всех сторон адским ликам. Их глаза горели исступлённой злобой, а кривые зубы обнажились в диком оскале на фоне чёрной пустоты рта. От этих лиц несло могильным холодом и болью неприкаянных душ, не нашедших покоя после смерти своих тел. Мы били по ним, сокрушали их, и они с облегчением уходили в небытие...
Секунды для нас растянулись в вечность, а вечность стала подобна мгновению. Впервые в жизни мы смотрели в бездну, а бездна смотрела в нас. Всё, что было внутри вышло наружу, а что было сверху, опустилось на дно. Причина и следствие поменялись местами и, кружа в безумном хороводе, унеслись туда, где дракон пожирает собственный хвост. Время перестало диктовать свои условия и остановилось в ожидании лучших времён. Добро и зло сшиблись лбами и забыли, кто из них есть кто. Они прекратили свой извечный спор, ибо не могли вспомнить о его предмете, и тихонько отошли в сторону, предоставив нам отделять зёрна от плевел...
От смрадных запахов стало невыносимо дышать; серные испарения ударяли нам в ноздри, вызывая тошноту. То, что вначале мы считали мерзким и отвратительным, теперь казалось чуть ли не прекрасным по сравнению с тем, что устремилось к нам по инфернальному тракту. Это был авангард Прорыва. Первые из тех существ, которых сотворили недра ада. Существ, жаждущих крови и плоти человеческой. Существ, идущих на смерть ради того, чтобы упиться единым мигом людских страданий...
Но они опоздали – мы опередили их. Может, на одно мгновение, а может, на целую вечность. Мы уже стояли у прохода, когда они лишь подходили к нему. Небесная лазурь пульсировала вокруг нас, преграждая им путь. Увидев это, существа взвыли в ярости и бросились в атаку.
Это был конец. Последнее напряжение сил и последний крик боли. Последний всплеск энергии и последняя вспышка взрыва. Последний натиск и последний отпор. И хлопок сомкнувшегося пространства, последний стон раненного континуума...
Потом была пустота. Я парил в ней, ничего не видя, не слыша, не чувствуя... А потом пришла боль. Боль душевная и физическая. Боль, которая должна приходить первой, немного запоздала, но взяла своё, нещадно истязая каждую клетку моего тела, каждый мой нерв, каждый нейрон моего мозга...
Я открыл глаза. Я повернул голову. Я что-то увидел. Я снова стал человеком...
И, будучи просто человеком, я не выдержал этого нечеловеческого напряжения.
Я потерял сознание.
Глава 5
Когда я очнулся в первый раз, за окном едва занимался рассвет. Рядом со мной в постели лежала Инна, а у её ног свернулся калачиком Леопольд.
Инна крепко спала, кот только дремал. Увидев, что я бодрствую, он с радостным мяуканьем бросился мне на грудь. Именно от него я узнал, что после нашей схватки с нечистью прошло не несколько часов, как мне показалось вначале, а свыше трёх суток. Всё это время Леопольд не отходил от нас ни на шаг, очень переживал и не верил бодрым рапортам доктора о постепенном улучшении нашего состояния. В своём привычном стиле кот принялся распекать меня за то, что я вечно лезу в неприятности и втягиваю в них Инну, подвергая наши жизни опасности. Он продолжал бы ныть до бесконечности, но меня выручил Штепан, который дежурил в соседней комнате и, услышав причитания Леопольда, вошёл к нам в спальню. За ним по пятам следовал доктор, как мы позже узнали – известный специалист, которого герцог спешно вызвал из Хасседота ещё в ту ночь, когда мы с Инной остановили Прорыв.
Штепан тут же отправил кота будить служанку, чтобы она принесла мне поесть, а доктор без промедления приступил к медосмотру. Его методы были вполне современными: он сунул мне подмышку термометр, измерил пульс и давление, с помощью стетоскопа прослушал сердце, постучал там и сям своим молоточком, посветил мне в глаза, осмотрел полость рта и, наконец, заявил, что я в полном порядке, только сильно истощён.
Я выхватил из ножен меч и ударил им в сердце Женеса...
Дзинь!!!
Щёлкнул высокий звук, во все стороны посыпались искры, и остриё меча остановилось в каком-то сантиметре от груди, точно наткнувшись на твёрдую броню. Я замахнулся для нового удара, а Инна тем временем обрушила на Женеса волну голубого света.
Мой клинок сверкнул серебряной молнией, без труда пробил «броню» противника и вонзился ему точно в сердце...
Вспышка!!!
Тело Женеса вмиг скрючилось и разлилось горящей жижей у наших ног. Мы с Инной отступили на шаг. Воздух наполнился зловонным смрадом, от которого нас затошнило. Призванный нами ветер разогнал клубы зелёного дыма, подхватил серый пепел и понёс его прочь от башни и замка – туда, где лишь пару часов назад садилось солнце...
Преодолевая брезгливость, я наклонился и поднял с пола покрытый затейливой резьбой посох из чёрного дерева и золотой перстень с небольшим зеленовато-жёлтым камнем, похожим на хризолит. Ко мне подбежал Леопольд и потёрся боком о мою ногу.
– Здорово мы его, а?
У меня не было сил отвечать. Я легонько почесал кота за ухом, затем выпрямился и положил перстень в карман, а посох зажал подмышкой. Моя левая рука болела, но, к удивлению, не очень сильно. Я мог свободно сгибать и разгибать пальцы и запястье, не испытывая при этом жгучей боли.
Бросив последний взгляд на коническую воронку, я, наконец, повернулся к герцогу. Он молча смотрел на меня, вид его был хмурый, но на лице явственно отражалось облегчение. Стоявший рядом с ним Штепан крестился и шептал молитву.
Инна тронула меня за плечо.
– Пошли, – тихо сказала она.
– Да, – кивнул я. – Пошли.
Мы направились к выходу. Гарен де Бреси и Штепан последовали за нами. На нижнем пролёте лестницы и у входа в башню нас ждали воины и слуги. В их глазах светилось любопытство и нетерпение, но, встречаясь с мрачным взглядом герцога, они молча расступались перед нами и не задавали никаких вопросов.
Когда мы оказались во дворе, я почувствовал, как посох в моей руке легонько завибрировал. Он будто оживал, приближаясь к какой-то цели. Инна прикоснулась к моему локтю и указала на церковь. Доверившись её интуиции, я сделал шаг в этом направлении. Вибрация усилилась.
– Его что-то тянет к церкви, – сказал я.
– Так пойдём же!
Я в нерешительности переступил с ноги на ногу и с сомнением произнёс:
– Не знаю, стоит ли...
– Думаю, стоит. Ведь по какой-то причине ты взял посох и кольцо.
– Чтобы не оставлять их без присмотра.
– Да. Но не только... В конце концов, чего нам бояться? Коль скоро мы одолели Женеса с посохом, то наверняка справимся с посохом без Женеса.
Я вздохнул:
– Ладно, пошли.
И мы уступили требованию посоха. Герцог и Штепан неотступно следовали за нами. По мере нашего приближения к церкви, вибрация посоха всё усиливалась, и я уже с трудом удерживал его. Слабая дрожь превратилась в горячую безумную пляску в моей руке, посох словно магнитом тянуло вперёд.
Когда мы вошли в церковь, посох резко дёрнулся и вырвался из моей руки. Инна попыталась поймать его, но лишь ухватила воздух в том месте, где он только что находился. Посох поплыл между рядами скамеек и замер у алтаря перед телами сыновей герцога. Он засветился кроваво-красным светом, постепенно перешедшим в голубой, а затем рухнул на пол. Каменная плита в этом месте раскалилась докрасна, а посередине даже расплавилась, и посох погрузился в неё на несколько сантиметров.
От тел Сигурда и Гийома отделились две призрачные фигуры и поднялись над алтарём. Они грустно смотрели на нас и улыбались; от них во все стороны расходилось золотое сияние. Стоявший справа от меня герцог потрясённо прошептал их имена. Призраки помахали нам руками, словно прощаясь, после чего взлетели к потолку церкви и там растаяли...
– Господи всемогущий! – с благоговейным трепетом промолвил Штепан, опускаясь на колени. – Прости меня, грешного, что я порой сомневался в Твоём существовании...
Признаться, в тот момент я и сам едва не уверовал в Бога.
6
Мы с Инной стояли у стены возле исповедальни и смотрели на три безжизненных тела перед алтарём. Слух о происшедшем чуде мигом облетел весь замок, и с каждой минутой в церковь прибывали всё новые люди, которые присоединялись к импровизированному благодарственному молебну за избавление от зла и освобождение невинно загубленных душ. Голубой свет от посоха продолжал литься к церковным сводам и как бы обволакивал всё помещение, что придавало действу оттенок мистерии...„Странное дело,” – обратился я к жене, бросив настороженный взгляд в потолок. – „Если бы сейчас мы находились где-нибудь в лесу под открытым небом, я чувствовал бы себя гораздо в большей безопасности, чем здесь. У меня такое впечатление, что каждая стена в этом замке таит в себе угрозу... А ещё меня не покидает мысль, что мы упустили что-то важное. Но я не могу понять, что именно, и это меня тревожит.”
„Я тоже об этом думаю,” – ответила Инна. – „Но всё, что осталось после Женеса, это перстень и посох. Вряд ли они так опасны для нас; во всяком случае, не больше, чем сам Женес, а с ним мы сумели справиться. Правда, мы до сих пор не знаем, что это за предметы и как они действуют; а неизвестность зачастую порождает неосознанное чувство опасности... У тебя есть какие-нибудь соображения?”
„Ну, о посохе я ничего сказать не могу – разумеется, кроме того очевидного факта, что с его помощью мы сумели освободить души детей герцога... или, скорее, он сам их освободил при нашем пассивном содействии. А вот по поводу перстня у меня есть некоторые догадки. Похоже, это тот самый талисман, который девять с веков назад защитил Бодуэна де Бреси от магии Женеса. Помнишь, в письме говорилось о каком-то перстне, который прапрадед герцога нашёл при перестройке часовни?”
„Да. Думаешь, это он?”
„Я почти не сомневаюсь. Видимо, во время строительных работ гробница Бодуэна была повреждена или совсем разрушена. А может, это случилось гораздо раньше, но перстень был найден лишь при перестройке часовни. В любом случае, он оказался у потомков Бодуэна де Бреси, и один из них, герцог Олаф, неосмотрительно подарил его кровному врагу своей семьи. Женес воспользовался им, когда понял, что проигрывает нам в колдовском поединке. Судя по всему, будучи надетым на средний палец правой руки, перстень блокирует воздействие сил на его обладателя...”
„И одновременно перекрывает доступ к силам для самого обладателя,” – добавила Инна. – „Женес был вынужден снять перстень, чтобы снова прибегнуть к магии... которая, впрочем, его не спасла. Я думаю, что именно перстень помог Женесу уцелеть после удара «мортиры» де Каэрдена. Очевидно, он держал его наготове и успел надеть, как только рухнули ворота.”
„Всё верно,” – согласился я. – „Но сейчас меня беспокоит не перстень и даже не посох. Здесь что-то другое. Что-то, связанное не столько с конкретными предметами, сколько с обстоятельствами – места, времени, действия...”
„Вот именно!”
„Что?”
„Башня! Вот тебе обстоятельство места. За тысячу лет поменялось всё, кроме Женеса и башни. Она опять оказалась в центре конфликта – и это не просто совпадение, здесь кроется нечто большее. Мы забыли задать себе главный вопрос: что Женес делал на южной башне? Искал посох? Вряд ли это тот самый посох. Очень сомневаюсь, что он пролежал там в течение девяти с лишним веков. И Ривал де Каерден уж неверняка должен был забрать его от греха подальше. Но даже если посох никто не трогал, и Женес искал именно его, это всё равно не объясняет его последующих действий. Завладев посохом, он не убрался восвояси, что было бы логично, а остался на верхней площадке башни, рискуя в любой момент быть замеченным, и принялся творить там свои чары. Но почему именно там? Почему не в каком-нибудь другом месте, более укромном, где ему никто не мог помешать? Этому я нахожу лишь одно объяснение: то, что хотел сделать Женес, можно было сделать только на башне. Он замышлял что-то серьёзное и очень опасное, а мы вовремя остановили его... Но что же он замышлял?”
Мы посмотрели на вплавленный в каменную плиту перед алтарём посох, от которого лился голубой свет. Это был очень мощный и очень сложный магический инструмент. Нам явно не хватало знаний и опыта, чтобы разобраться в его действии. Мы могли только предполагать и делать выводы, основываясь на собственных наблюдениях, логике и интуиции...
„Да,” – сказала Инна, отзываясь на мои мысли. – „Больше нам ничего не остаётся... Итак, давай рассуждать логически. Посох освободил души детей герцога, снял с них наложенное Женесом заклятие. Поскольку мы ничего с ним не делали, то его активизировал и настроил соответствующим образом сам Женес. Но зачем? Вряд ли он собирался освобождать своих рабов, пусть даже после их смерти.”
„Раз посох настроен на освобождение,” – предположил я, – „то, может, Женес хотел открыть для кого-то путь. Или для чего-то. Мы помешали ему, а затем неосознанно применили активизированный посох, чтобы снять заклятие с сыновей герцога.”
„Вполне возможно. В любом случае, мы должны внимательно осмотреть башню. Нам следовало сделать это сразу.”
„Да, пойдём,” – согласился я и, не мешкая, стал пробираться к выходу. Инна последовала за мной.
7
Оказавшись во дворе, мы увидели, что у дверей южной башни выставлена охрана, правда, уже без «цепей силы». Стражники бесцеремонно отваживали любопытных, которые во что бы то ни стало стремились побывать на месте последней схватки с чёрным магом.Мы подошли к башне с уверенным видом людей, к которым общий запрет не относится. А у охраны, в свою очередь, даже в мыслях не было препятствовать нам.
– Внутри кто-нибудь есть? – небрежно осведомился я.
– Только кот ваших светлостей, – ответил один из стражников. – Он заявил, что приказ монсеньора его не касается, и наотрез отказался уходить. – Стражник развёл руками. – Гоняться за ним мы не стали. Коты, как известно, гуляют сами по себе и не очень-то считаются с желанием людей. Тем более коты-оборотни.
– Ничего, мы его заберём, – сказала Инна. – Нас он послушается.
Мы уже собирались войти в дверь, когда сзади нас кто-то окликнул. Мы обернулись и увидели спешащего к нам Никорана.
– Нам по-прежнему что-то угрожает? – спросил он, мигом уловив наше беспокойство.
– Не знаем, – честно ответил я. – Мы хотим ещё раз проверить и убедиться, что всё в порядке... или не в порядке. Господину герцогу мы пока ничего не сказали. Сегодня он и так много перенёс.
Никоран утвердительно кивнул:
– Да, вы правы.
– Но на всякий случай, – заметила Инна, – следует привести в боевую готовность гарнизон замка. Мы, конечно, надеемся, что это ложная тревога... хотя чем чёрт не шутит.
Инна помянула черта в фигуральном смысле, но Никоран воспринял это буквально и торопливо перекрестился.
– Тогда вы обратились по адресу, – сказал он. – После смерти господина де Каэрдена монсеньор поручил мне исполнять обязанности мажодорма. Я немедленно обойду все посты и прикажу людям снова надеть «цепи силы».
– Хорошо, господин Никоран. Делайте своё дело, а мы будем делать своё.
Мы прошли внутрь башни и стали подниматься по лестнице. Поначалу всё было нормально – но только поначалу. Миновав первый пролёт, мы обнаружили, что стены начали слабо пульсировать зловещим рубиново-красным светом.
– Ну вот, опять начинается! – сокрушённо произнёс я. – Сущий Hell on Earth12. Любители DOOMа были бы в восторге. Такой шикарной аркады им не найти ни в одной виртуальной реальности.
– Это тебе наказание, – немного рассеянно ответила Инна. – Нечего было жаловаться на отсутствие компьютеров на Гранях. Вот и получил их худшие эффекты... Но, увы, далеко не виртуальные.
Последние слова были сказаны женой через силу. Начав подниматься по следующему пролёту, мы столкнулись с неожиданным препятствием: каменные ступени внезапно размякли и превратились в вязкую грязеподобную массу. Я бы, пожалуй, подумал, что сплю и вижу кошмарный сон, если бы не острое, чуть ли не болезненное ощущение реальности происходящего. Мои ноги увязали в камне – и это было наяву!..
– Чем дальше, тем интереснее, – пробормотал я.
Инна тяжело вздохнула.
– У меня есть одна гипотеза, – с трудом переставив ногу, отозвалась она. – И если моя догадка подтвердится, то конец этого дня превзойдёт всё, что было с нами до сих пор.
– Что за гипотеза?.. – Я обхватил правую ногу руками и потянул её вверх. С громким чавканьем она освободилась из плена размякшего камня. Я поднялся ещё на одну ступеньку.
Это начинало походить на летний штурм Карпат, когда дороги размокли от дождей, и люди, утопая по колена в вязкой жиже, карабкались по перевалам. Легче было только в одном: нам не приходилось тащить на плечах пушки и толкать забуксовавшие машины. Зато в любой момент мы рисковали застрять в этой каменной ловушке...
Инна ответила не сразу. Сначала она сделала ещё один шаг, затем остановилась, убрала со лба прядь непокорных волос и лишь тогда заговорила:
– Из рассказа герцога следует, что его предок Бодуэн пришёл сюда, как посланник высших сил, чтобы погасить один из последних очагов конфликта на стыке тысячелетий. Этот конфликт длился ни много, ни мало, целое столетие, а значит, для его поддержания необходим был постоянный канал пополнения тёмных сил...
– То есть, ты хочешь сказать, что здесь было что-то вроде трактового пути, но не на другую Грань, а... чёрт знает куда!
– Вот именно, что чёрт знает. Уж он-то наверняка знает. И по этим инфернальным трактам отправляет на Грани свою рать. Здесь это называется Прорывом. – Инна посмотрела на меня с не совсем уместным в данный момент торжеством. – Вот тебе и ключ, о котором говорил Ривал де Каэрден. Мы нашли его. А теперь нам нужно поставить точку в этом деле – и поскорее, иначе сегодня мы не сможем ещё раз заняться любовью.
Меня всегда восхищала способность жены при любых обстоятельствах не терять присутствия духа, но сейчас я был просто сражён наповал. При одной лишь мысли о том, что ждёт нас наверху, у меня волосы вставали дыбом, пугливый, малодушный человечек внутри меня надсадно вопил от страха, требуя немедленно повернуть назад, сердце стучало так сильно, что едва не вырывалось из груди, ноги тряслись и подгибались, спину заливал холодный пот... А Инна ещё могла шутить!
Мы продолжали подъём. Постепенно я убеждался, что сравнение происходящего с виртуальной реальностью не выдерживает никакой критики. Нахлынувший на нас ужас нельзя было смоделировать даже на самом мощном из существующих компьютеров. А если когда-нибудь в будущем это станет возможным, то все последующие поколения игровых фанов превратятся в агрессивных психов, повредившихся умом во время любимых игр. Стены уже не просто пульсировали, они давили со всех сторон, мешая нам дышать и двигаться. Мы с Инной удерживали лишь маленький коридор перед собой и с огромным трудом продвигались вперёд. Каждый наш шаг был равен сотне миль, а каждая секунда длилась годы.
И вот настал момент, когда я понял, что ещё немного, и моя голова совсем перестанет соображать. Весь мой разум перейдёт под контроль рефлексов самосохранения, и я буду думать только о том, чтобы при следующем же шаге не увязнуть в камне. А между тем решение нашей проблемы было где-то рядом...
Мои руки снова обхватили правую ногу и потянули её вверх, а локоть упёрся в полусогнутую опорную левую. И тогда я почувствовал, как перстень моём кармане больно вдавился в бедро. Мои мысли сразу зацепились за это обстоятельство, которое показалось мне очень существенным Ещё толком не понимая, что делаю, я достал з кармана перстень и надел его на средний палец правой руки. Камень сверкнул зеленовато-жёлтым огнём и хлопком разметал его по сфере вокруг нас. Всё произошло настолько внезапно, что я, не удержав равновесие, рухнул на мигом затвердевшие ступени, а сзади на меня упала Инна. Для неё всё случившееся было полнейшей неожиданностью, и если бы я не шёл впереди, дело не закончилось бы лёгким ушибом.
Несколько секунд я пролежал ничком, затем осторожно перевернулся на спину, взял Инну на руки, сел и огляделся вокруг. У меня было такое ощущение, словно мы находились под стеклянным колпаком, а снаружи бушевал ураган. Разъярённая стихия бесновалась в каких-то двух метрах от нас, но не могла причинить нам никакого вреда.
– Владик, – растерянно произнесла Инна. – Что случилось? Я не могу прикоснуться к силам.
– И точно так же они не могут прикоснуться к тебе. – Я поднял правую руку и продемонстрировал ей перстень герцога Бодуэна. – С его помощью мы окажемся наверху гораздо быстрее и с куда меньшей затратой сил.
– А что потом?
– Пока не знаю. Посмотрим по обстоятельствам.
– Тогда пошли. – И, улыбнувшись, она добавила: – Если, конечно, у нас ещё остались силы.
Я встал, помог подняться жене, и мы наигранно бодрым шагом двинулись дальше. Инна крепко прижималась ко мне, чтобы действие перстня, защищавшего меня от окружающего неистовства, распространялась и на неё. Казалось бы, всё снова пришло в норму, ничто не мешало нам продолжать подъём, ничто не давило на нас, но тем не менее я чувствовал себя обнажённым без контакта с силами – настолько быстрым оказалось привыкание к ним. Я уже испытывал нечто подобное, когда к помощи перстня прибегнул Женес. Однако в пылу схватки, когда в каждое мгновение решался поистине гамлетовский вопрос – жить или не жить, – у меня не было времени анализировать свои ощущения. А они (то есть, ощущения) были чертовски неприятными...
Первое, что мы заметили, поднявшись на верхнюю площадку, так это Леопольда со вздыбленной шерстью и выпученными от страха глазами. Он метался в углу, жалобно мяукал и звал на помощь, но его голос звучал слабо, еле слышно, что производило ещё более жуткое впечатление.
– Давай сюда, котик! – крикнула ему Инна. – Сюда, мой маленький!
Леопольд в два прыжка преодолел разделявшее нас расстояние и оказался у неё на руках.
– Здесь плохо, очень плохо! – пожаловался кот, прижимаясь к Инне. – Оно не хотело меня отпускать! Оно хотело меня убить!.. Как я рад, что вы пришли за мной. Оно такое злое!
Инна гладила Леопольда и уверяла, что с нами ему больше ничего не грозит, а я тем временем огляделся по сторонам.
Над нами было спокойное ночное небо Агриса, усеянное мириадами далёких звёзд, зато под нашими ногами творилось нечто невообразимое. Пол превратился в колеблющуюся красную массу, и лишь благодаря действию перстня мы не увязали в ней; а в том углу, где раньше была коническая воронка, теперь зияло чёрное отверстие. Оно вело не вниз, к земле, а гораздо ниже – в самые глубины... Я чуть не подумал: «преисподней», но в последний момент сдержался. Я по-прежнему сомневался в существовании ада, как объективной реальности. Ад же подчистую игнорировал мои сомнения и чем дальше, тем громче заявлял о себе...
Леопольд всё ещё хныкал на руках Инны, но постепенно успокаивался, как ребёнок в присутствии матери. Я посмотрел на жену и сказал:
– Похоже, твоя догадка подтвердилась. Здесь намечается Прорыв. Что будем делать?
– По-моему, ответ очевиден, – задумчиво произнесла она, глядя на неуклонно расширявшееся отверстие. – Мы должны остановить это безобразие. Во всяком случае, должны попытаться.
Я кивнул:
– Ты права. У нас просто нет выбора.
– Ошибаешься, – возразила Инна. – Выбор у нас есть. Мы можем уйти отсюда и не вмешиваться в происходящее. Самих себя мы, скорее всего, сумеем защитить. Но тогда погибнет много ни в чём не повинных людей, чьи жизни мы ещё можем спасти... если, конечно, можем. Не попытавшись, мы никогда не узнаем это наверняка и всю оставшуюся жизнь будем чувствовать себя виновными в их смерти. Готов ли ты заплатить такую цену за наше спасение?
– Нет, не готов, – ответил я. – У меня не хватит мужества жить с этим грузом на совести.
– Значит, решено. – Левой рукой она продолжала прижимать к себе Леопольда, а правую положила мне на плечо и добавила мысленно: – „Жаль только, что если мы погибнем, пострадает бедный котик.”
Я обнял Инну и нежно поцеловал её в губы. Возможно, это был наш последний поцелуй...
– Я люблю тебя, Владик, – сказала она.
– Я тоже люблю тебя, родная, – сказал я. – Последние восемь месяцев были самой прекрасной порой в моей жизни. Спасибо тебе за всё, Инночка. Спасибо за твою любовь и нежность. Спасибо за то, что ты есть... – И с этими словами я стянул с пальца перстень.
Пол тут же ушёл у нас из-под ног, и мы полетели вниз. Слившись воедино, мы ударили в первый же попавшийся нам пучок враждебных сил. Мы вложили в этот удар всю нашу ненависть к тому, что мешало нам жить и любить.
Затем мы били направо и налево по тянувшимся к нам когтям и щупальцам, по окружавших нас со всех сторон адским ликам. Их глаза горели исступлённой злобой, а кривые зубы обнажились в диком оскале на фоне чёрной пустоты рта. От этих лиц несло могильным холодом и болью неприкаянных душ, не нашедших покоя после смерти своих тел. Мы били по ним, сокрушали их, и они с облегчением уходили в небытие...
Секунды для нас растянулись в вечность, а вечность стала подобна мгновению. Впервые в жизни мы смотрели в бездну, а бездна смотрела в нас. Всё, что было внутри вышло наружу, а что было сверху, опустилось на дно. Причина и следствие поменялись местами и, кружа в безумном хороводе, унеслись туда, где дракон пожирает собственный хвост. Время перестало диктовать свои условия и остановилось в ожидании лучших времён. Добро и зло сшиблись лбами и забыли, кто из них есть кто. Они прекратили свой извечный спор, ибо не могли вспомнить о его предмете, и тихонько отошли в сторону, предоставив нам отделять зёрна от плевел...
От смрадных запахов стало невыносимо дышать; серные испарения ударяли нам в ноздри, вызывая тошноту. То, что вначале мы считали мерзким и отвратительным, теперь казалось чуть ли не прекрасным по сравнению с тем, что устремилось к нам по инфернальному тракту. Это был авангард Прорыва. Первые из тех существ, которых сотворили недра ада. Существ, жаждущих крови и плоти человеческой. Существ, идущих на смерть ради того, чтобы упиться единым мигом людских страданий...
Но они опоздали – мы опередили их. Может, на одно мгновение, а может, на целую вечность. Мы уже стояли у прохода, когда они лишь подходили к нему. Небесная лазурь пульсировала вокруг нас, преграждая им путь. Увидев это, существа взвыли в ярости и бросились в атаку.
Это был конец. Последнее напряжение сил и последний крик боли. Последний всплеск энергии и последняя вспышка взрыва. Последний натиск и последний отпор. И хлопок сомкнувшегося пространства, последний стон раненного континуума...
Потом была пустота. Я парил в ней, ничего не видя, не слыша, не чувствуя... А потом пришла боль. Боль душевная и физическая. Боль, которая должна приходить первой, немного запоздала, но взяла своё, нещадно истязая каждую клетку моего тела, каждый мой нерв, каждый нейрон моего мозга...
Я открыл глаза. Я повернул голову. Я что-то увидел. Я снова стал человеком...
И, будучи просто человеком, я не выдержал этого нечеловеческого напряжения.
Я потерял сознание.
Глава 5
ПОСЛЕ БУРИ
1
Следующие три дня мы провели во мраке забытья, а ещё сутки прошли для нас словно в тумане.Когда я очнулся в первый раз, за окном едва занимался рассвет. Рядом со мной в постели лежала Инна, а у её ног свернулся калачиком Леопольд.
Инна крепко спала, кот только дремал. Увидев, что я бодрствую, он с радостным мяуканьем бросился мне на грудь. Именно от него я узнал, что после нашей схватки с нечистью прошло не несколько часов, как мне показалось вначале, а свыше трёх суток. Всё это время Леопольд не отходил от нас ни на шаг, очень переживал и не верил бодрым рапортам доктора о постепенном улучшении нашего состояния. В своём привычном стиле кот принялся распекать меня за то, что я вечно лезу в неприятности и втягиваю в них Инну, подвергая наши жизни опасности. Он продолжал бы ныть до бесконечности, но меня выручил Штепан, который дежурил в соседней комнате и, услышав причитания Леопольда, вошёл к нам в спальню. За ним по пятам следовал доктор, как мы позже узнали – известный специалист, которого герцог спешно вызвал из Хасседота ещё в ту ночь, когда мы с Инной остановили Прорыв.
Штепан тут же отправил кота будить служанку, чтобы она принесла мне поесть, а доктор без промедления приступил к медосмотру. Его методы были вполне современными: он сунул мне подмышку термометр, измерил пульс и давление, с помощью стетоскопа прослушал сердце, постучал там и сям своим молоточком, посветил мне в глаза, осмотрел полость рта и, наконец, заявил, что я в полном порядке, только сильно истощён.