В 1996 г. на просвещение было направлено только 3% ВВП, и эта цифра не изменилась до конца десятилетия. В то же время Европейский союз в 1995 г. тратил на просвещение 5,2%, а некоторые страны, входящие в него, тратили даже больше (Дания – 8%, Швеция – 7,8%, Финляндия – 7,3%). В детских садах, школах и вузах работает около 126 тыс. человек, что составляет 5,2% от общего числа работающих в Югославии. Это самая образованная и самая низкооплачиваемая профессиональная категория в нашем обществе. Если в 1990 г. зарплата преподавателей была на 30% выше среднестатистической по стране, то в 1997 г. эта разница составила лишь 4%. В последующие годы зарплаты преподавателей продолжали уменьшаться. Принимая во внимание высокую квалификацию преподавательского состава по сравнению с остальным населением, это суровый показатель негативной оценки труда. Если представители других профессий в кризисные времена работали не каждый день (многие предприятия работали всего на 10% мощности – «Вискоза», «Застава» и т. д.), то работники просвещения, по словам доктора Ивана Ивича, эксперта в области образования, постоянно и усердно выполняли свою каждодневную работу в полном объеме. Когда нищета и голод постучались и в их дома, они тоже решились на забастовки (после врачей, судей, шахтеров, актеров, музыкантов) и вышли на улицы. Были и такие школы, в которых в течение трех лет выполнялся обязательный по закону минимум, а уроки длились по 30 минут в качестве разновидности легальной забастовки.
   Режим Слободана Милошевича преследовал всеми возможными средствами вновь образованные независимые профсоюзы работников просвещения, включая увольнение профсоюзных активистов с работы. Низкие заработные платы в сфере просвещения (в среднем 65 марок) заставили уйти из профессии всех, кто только мог. Забастовки не прекращаются и по сегодняшний день.
   Сильная централизация и строгая административная иерархия в школьной системе являются препятствием к ее серьезной демократизации. Во времена Милошевича выбор и назначение директора школы производились по критериям правящей партии, то есть политической принадлежности министра образования. Это еще больше способствовало нехорошей политизации образования, навязывался менталитет покорной преемственности, работники просвещения не должны были задаваться вопросами ни о политике приема в школу, ни о школьной программе, ни о делах самой школы как организации. Труд и знания преподавателей недооценивались, уничтожался их критический дух, а поощрялась слепая покорность и приверженность правящей партии. В школах преобладала система «своих людей», которые без возражений голосовали за решения директора, что привело к длительной негативной селекции кадров в школах. Из школы уходили самые лучшие и способные преподаватели (и не только из-за зарплаты), а приходили те, для кого другие пути были закрыты. Школа, таким образом, перестала быть центральным учреждением, создающим и сохраняющим общий корпус социальных и прежде всего моральных ценностей.
   О положении вузов я не стал бы рассуждать, принимая во внимание то, что отдельный, очень хороший номер этого журнала в 1998 г. был посвящен теме «Вузы в Сербии». Вузы разделили тяжелую судьбу всего образования, подвергшись острым политическим и иным репрессиям правящей коалиции партий супругов из Дедине и сербских радикалов. Очень небольшой процент населения страны имеет высшее образование, при неодинаковом распределении по регионам (в основном в Белграде и Воеводине). Ощущается недостаток кадров с высшим образованием, прежде всего в южных и западных регионах Сербии. Появилась тенденция к уменьшению числа студентов, получающих дипломы (по сравнению с количеством поступивших в вуз в течение года дипломы защищают только 6,4% от запланированного на этот срок количества студентов). Долгий, неэффективный процесс обучения, не обремененный модернизацией, новыми технологиями и компьютерной революцией, является последствием общего невнимания к образованию и уровню знания в стране и политического подозрения по отношению к автономии просветительских учреждений и к молодому поколению в целом. Срочной мерой должен стать новый, реформаторский закон о высшем образовании, который вернет полную автономию вузам и будет разработан в соответствии с нормами европейского академического сообщества.
   Что нужно сделать после Милошевича в этой области? Основное требование – отказаться от доминирующей государственной модели образования, ее пагубного политического и идеологического гнета. Необходимо отменить бюджетную, кадровую, программную, законодательную монополию так называемой государственной школы. Плюралистическому, демократическому обществу нужна полная автономия образовательной системы на всех уровнях, свобода создания гражданами (работниками просвещения и родителями учащихся, самими школьниками и студентами) таких форм и содержания образования, которые будут соответствовать потребностям нового времени, новой экономики, новых гражданских свобод. Децентрализация этой системы с учетом местной общественности, потребностей региона, этнических и других различий; в организационном и программном плане – освобождение от авторитарных наслоений политического прагматизма и идеологического фанатизма и утилитарности; освобождение от иерархического подчинения, делающего личность пассивной в образовательном процессе; возвращение педагогической автономии как предпосылки для того, чтобы школа стала инициатором модернизации, гражданского воспитания и ответственности за свою работу и за цивилизационный статус общества, – это только некоторые условия для выздоровления образования здесь и сейчас. Нужно увеличить участие образования в национальном доходе, вывести работников просвещения из нищеты, избавиться от коррупции и коммерциализации в школьных учреждениях, уравнять положение и ответственность общественного и частного сектора в образовании, ввести стандарты и нормативы Европейского союза в школьную систему, привнести в школы достижения компьютерной революции, открыть пути новым, альтернативным педагогическим теориям и проектам и т. д. Но прежде всего нужно, чтобы новая политическая элита вернула престиж образованию как фундаменту демократии и развития.
   Что касается положения науки и политики по отношению к ней в сегодняшней Югославии, то и здесь очень много проблем. Министерство науки в Сербии в 1998 г. потратило 0,35% бюджетных средств. Часть ВВП Югославии, выделяемая на науку и развитие, уже давно составляет менее 1% (в 2000 г. – 0,22%), тогда как, например, в Швеции выделяется 3,8%, в Финляндии – 2,8%, в Германии – 2,3% и т. д. (данные за 1997 г.). В обнищавшей, изолированной, уничтоженной войной стране со страдающей аутизмом политической элитой лучшего быть и не могло. Вопрос в том, смогут ли пикантные лозунги Джинджича (например, «Вместо сливовицы – компьютеры») быстро вывести нас из этой блокады развития. При этом нужно иметь в виду, что в развитых странах около 70% роста производства приписывается технологическим новшествам, а остальные 30% – рабочей силе и капиталу. Здесь же ни политика, ни экономика не являются изобретательными, что уж говорить о науке и технологиях. Специалисты Центра по исследованию развития науки и технологии, входящего в состав НИИ имени Михайло Пупина, говорят о тяжелой болезни науки и технологии в Сербии и о гибели сербской научно-исследовательской традиции. Для выздоровления необходимо прежде всего упразднить существующее Министерство науки и технологии. Это пресловутое министерство годами ставило свой сектор непосредственно на службу узких партийных интересов коалиции СПС–ЮЛ (особенно три последних министра: С. Ункович, Д. Каназир и Б. Ивкович), делая невозможными усилия общественности по разработке в стране современной, критичной и реальной стратегии развития науки и технологии. В уже развитый процесс глобализации мы вступаем, пренебрегая ключевыми ресурсами развития: образованием, исследованиями, инновациями и технологиями. Уже давно Кан предупреждал, что «технологическое развитие таково, что в течение следующих пятидесяти лет мы будем заняты тем, что сегодня еще серьезно не принимается во внимание». В нашей политике все еще преобладает традиционное, магическое и интуитивное, основанное на «здравом смысле» поведение и сознание, в противовес неудержимой волне все большей аккумуляции и использования научных и технологических знаний в постиндустриальном обществе. Ключевые системы индустриальной цивилизации – транспорт, электроснабжение, сельское хозяйство, фармацевтика – здесь находятся в состоянии коллапса и не удовлетворяют элементарных потребностей населения. В них в течение десяти лет ничего не инвестировалось, а национальные приоритеты были или другими, или же непрозрачными идеологическими фикциями. Равнодушие к самой жизни стало знаком нигилизма нашей бывшей политической элиты. Дворцы спорта (за которыми стоят министерства профессионального спорта) строились быстрее и с большим размахом, чем школы, библиотеки, лаборатории, заводы. В стране, где промышленность функционирует на 20–30%, где оборудование изношено, технологии по большей части устарели, продукция неконкурентоспособна, где рабочий класс разорен, а население находится на грани нищеты, естественным образом происходит массовая эмиграция молодежи, специалистов, ученых. Из НИИ Винча в период с 1991 по 2000 г. ушли почти 400 сотрудников, а из НИИ им. Михайло Пупина – 410 сотрудников. Так называемая утечка мозгов из Сербии приобрела размеры национальной катастрофы. Сегодня большая часть исследовательских учреждений в Сербии пополняет свой бюджет за счет чего угодно, но только не научной работы. В течение последних трех лет (1998–2000) из бюджета Сербии в Министерство науки и технологии направлялось одинаковое количество денежных средств (по 800 млн. динаров в год), но даже эти деньги не были полностью потрачены за последние два года! Начиная с 1991 г. постоянно сокращается число исследователей в технико-технологических, биотехнических и естественных науках. Структура нашей научно-исследовательской системы прямо противоположна модели, существующей в развитых странах. Если в странах ОЕЦД в среднем 65% исследователей работают на производстве, 25% в вузах и остальные в так называемых государственных НИИ, то в Сербии 7% работают на производстве, 66% – в вузах и 27% в НИИ. Это значит, что наука в нашей системе во многом отделена от производства или же не знает его потребностей.
   Что нужно сделать после Милошевича в этой области? Если мы хотим достичь скорейшей стабилизации экономики, ее выздоровления и дальнейшего развития, прежде всего новое правительство должно полностью отказаться от унаследованной политики и существующих институциональных решений. Думаю, что специалисты Центра по исследованию развития науки и технологии НИИ им. Михайло Пупина в своем послании правительству предложили соответствующие решения, платформу для новой, ответственной политики научного и технологического развития. Я выделил бы лишь несколько моментов из этой программы. Научно-исследовательский потенциал Сербии должен сохраняться и развиваться, для этого необходимы следующие меры: адекватное финансирование с использованием иностранных источников; открытость для международного сотрудничества в области науки и технологии; трансформация существующих НИИ и вузов в ключевые компоненты инновационной системы Сербии; возвращение кадров из эмиграции; реструктуризация некоторых групп промышленных предприятий, важных для экономики Сербии как носители стратегической технологической политики; разработка программы развития национальной инновационной системы; защита национальных интересов в процессе приватизации – в особенности от всемогущего лобби монополистов, как это было в случае с приватизацией Телекома Сербии и появлением на рынке телекоммуникаций неизвестной компании «БК трейд» из Москвы, не говоря уже о том, что даже НИИ Винча был кем-то поставлен в список на приватизацию! Необходима также защита прямых иностранных инвестиций и трансфера иностранных технологий с учетом научно-исследовательского, производительного, кадрового потенциала, а также экологических требований и норм и т. д. Далее необходима разработка политики научного и технического развития на будущий период (хотя бы до 2010 года), которая обеспечила бы более реальное планирование развития предприятий, общин, регионов, промышленных ветвей и других экономических секторов с ясными приоритетами и механизмами адаптации к меняющимся условиям и макротенденциям в мире. Обязательна также реорганизация управления научно-техническим развитием в стране на уровне министерств, правительства и других подразделений, а также подготовка кадров по всем перечисленным направлениям, особенно для работы с международными организациями в этой области и для участия в процессе глобального развития. Срочно требуется реформа высшей школы с учетом потребности в научно-технологических исследованиях, отвечающих запросам науки, экономики и общества в целом, и с целью адаптации норм и критериев организации и эффективности высшей школы, действующих в развитых европейских странах. Наука, образование и производство должны стать одной непрерывной цепочкой, поэтому наука должна вернуться в высшую школу. Необходимо установить систему объективной общественной оценки компетентности научно-исследовательской системы, отдельно взятых специалистов и программ, а также следить за использованием бюджетных средств и средств из других источников, поступающих на нужды научно-технического развития страны; такая система должна соответствовать системе и деятельности Европейского союза. Конечно, это лишь некоторые шаги, необходимые для возвращения ключевой роли науки и технологии в общественном, экономическом, культурном и цивилизационном развитии нашего общества. К сожалению, в программах наших политических партий вы об этих шагах не найдете ни слова или же в лучшем случае прочтете какую-нибудь общую фразу, больше напоминающую предвыборный лозунг, чем пункт обоснованной политической программы.
   Культура разделила судьбу образования и науки. Государство через свои органы и кадры проводило культурную политику, которая отвечала только официальным потребностям и запросам, то есть духу так называемого партийного государства, существовавшего здесь десятилетиями. Все министры культуры (особенно Милан Ранкович, Миодраг Джукич, Джока Стоичич, Нада Перишич и Желько Симич) прежде всего заботились об интересах партийной верхушки и партии, членами которой являлись. Идеологические предрассудки и политический прагматизм являлись доминирующими критериями финансирования и продвижения культурных организаций и программ. У министерства, в духе строгого централизма и этатизма, была монополия на законодательную инициативу, финансовые средства (бюджет), кадры (назначение директоров и руководителей культурных организаций), программы, инспекционные службы, международное сотрудничество. Программы у министерства либо не было, либо она осталась недоступной общественности. А учитывая все, что с нами происходило за прошедшее десятилетие, программа была необходима. Вот проблемы, с которыми мы столкнулись: кризис политической модели, потребность в новом определении сербского культурного пространства (прежде всего по отношению к сербам, оказавшимся за пределами Сербии), определение новой культурной политики в условиях политического и экономического плюрализма, переоценка культурного самосознания и традиций, соотношение светской и церковной культур, преодоление изоляции от международного культурного сообщества, новое определение языка сербского народа и лингвистическая нормализация в ареале бывшего сербохорватского языка, появление сильного частного сектора в сфере культуры, новые СМИ и культура и т. д. Вместо объективных критериев и рациональной культурной политики была путаница, невежество и плохое распределение кадров в министерствах и парламентских комитетах по «культуре и средствам массовой информации» с процветавшим под патронатом правящей олигархии ярко выраженным стремлением выделять своих людей. Типичными примерами являются: издательский дом «Политика» (см. список сотрудников культурного приложения к газете «Политика»), ежедневная газета «Борба» с ее культурной рубрикой, Радиотелевидение Сербии, издательство Verzal Press, издательство «Просвета», издательство BMG, большинство так называемых национальных культурных учреждений, возглавлявшихся членами СПС или ЮЛ (Музей современного искусства, Национальный театр, Национальный музей, ректорат Университета искусств, ректорат Белградского университета и т. д.), журнал «Књижевне новине», Союз писателей Сербии (в последние годы), Матица сербов и эмигрантов из Сербии (под руководством Браны Црнчевича), союзное Министерство по международному культурному и научному сотрудничеству, Культурно-просветительное общество Сербии и Белграда, ТВ-Палма, ТВ-Пинк, БК Телевидение, Югославский фонд европейской интеграции, издательство «Завод за уџбенике и наставна средства» и т. д. Вместо морального, интеллектуального и политического обновления после многолетней монополии СКЮ (Союз коммунистов Югославии) мы получили грубейшую политическую приватизацию и манипуляцию в сфере культуры, не допускавшую критики и современных тенденций.
   Что же делать? Прежде всего должно измениться положение культуры и культурных учреждений в политической и экономической системе, нужно убрать патерналистскую лапу партийного государства и государства вообще из сферы культуры. Через бюджет культуре нужно вернуть то, что у нее отнимают налоги, таможенные пошлины, взносы. Доля культуры в бюджете Сербии должна превысить жалкие 0,4% и составить хотя бы 1%. Нужно сделать возможными инвестиции в объекты культурной инфраструктуры (дома культуры, залы и центры, здания музеев, библиотек, художественных школ, кинотеатров, галерей, архивов, театров и т. д.), кредитование культурной продукции (издательств, кинематографии, дискографии, так называемых капитальных изданий национальной культуры, оцифровка, сохранение и реставрация культурного наследия, гастроли деятелей культуры за границей, их обучение и т. д.), обеспечить благоприятное фискальное положение культурной деятельности и творчества. Необходимо вернуть соблюдение авторских прав, особенно прав на воспроизведение произведений, авторам которых государственные СМИ, пользуясь своим монополистическим положением, ничего не платили. Страна стала самым большим рассадником пиратства в Европе. Только РТС (Радиотелевидение Сербии) задолжало компании «СОКОЙ» 28,5 млн. динаров, а бывшая председатель Коммерческого суда в Белграде Милена Арежина откладывала решение этого спора в долгий ящик. Похожая ситуация и с ТВ-Политика, его долг за многолетнее нарушение чужих авторских прав составляет уже более 5 млн. динаров. Пиратство в области кино, видео, издательской деятельности, музыки, компьютерного софтвера и т. д. является проблемой, с которой мы должны бороться, если хотим выйти из международной изоляции страны и сохранить кинопрокат и отечественную видеоиндустрию.
   Нужно развивать децентрализованные модели культурной политики, которые позволят вернуть регионам, округам, городам и местным коллективам компетенцию, инициативу и денежные средства на развитие культуры. Нужны образовательные программы для менеджеров в области культуры, которые смогут открыть культурные организации для рынка, для новой публики и нового содержания. Так называемый частный сектор, частная инициатива в области культуры перед лицом государства и закона должны наравне с общественным, государственным сектором стать составной частью, равноправным партнером в культурной политике страны. В срочном порядке нужно отменить все репрессивные законы прошлого режима (особенно законы о СМИ и о высшей школе), касающиеся культуры, на руководящие посты путем открытых конкурсов должны быть назначены компетентные профессионалы. Статус и права работников культуры, особенно так называемых свободных художников, должны защищаться путем развития соответствующих профсоюзов в новых социально-экономических условиях, а не под опекой государства и волюнтаризмом его администрации. Нужно также проверить сеть художественных (начальных, средних, высших) школ и пути их финансирования и, возможно, подумать об открытии в Нише Университета искусств (подобно белградскому) – в духе так называемой деметрополизации культуры.
   Открытие нашей страны миру означает и возвращение нашей культуры в международное культурное сообщество, обновление членства в ЮНЕСКО, в Совете по культурному сотрудничеству Совета Европы, в ОБСЕ, в Фонде мирового наследия и в ряде международных профессиональных и культурных ассоциаций. МИД страны должен открыть культурные центры во всех больших мировых столицах и реабилитировать нашу «культурную дипломатию». Нужно как можно быстрее восстановить работу Национальной комиссии по ЮНЕСКО, сделать ее кузницей профессиональных кадров и идей, способных вернуть на международную арену отечественную науку, культуру, образование и средства массовой информации. Сербия – страна с ярко выраженным многообразием культур, и новая культурная политика должна содержать долгосрочную детальную разработку охвата всех национальных культурных сущностей, другими словами – соблюдать культурные и другие права национальных меньшинств. Как участники Европейской конвенции по культуре (Совет Европы принял ее в 1954 г., а Югославия подписала только в 1987 г.) мы должны и в этой области соблюдать международные нормы и законодательство. Это обеспечило бы нам право участвовать в регулярных годовых конференциях министров культуры стран Европы и в региональных (особенно балканских) проектах. Таким образом мы хотя бы частично компенсировали бы свое неучастие в Декаде культурного развития ООН-1988–1998.
   Здесь, конечно, лишь обозначены возможные действия и направления работы по духовному и материальному возрождению Сербии в ближайшие годы.
 
    Перевод Дарьи Костюченко

Заключение

 

Мирослав Йованович
Сербия в начале XXI века, или О кризисе, его причинах и ответственности

   В течение последних 15 лет (с 1988 г.) Сербия и сербский народ вольно или невольно, на короткий или долгий срок привлекали к себе внимание мирового общественного мнения. Появление Слободана Милошевича и его «антибюрократическая революция»; празднование 600-летия Косовской битвы 28 июня 1989 г., на котором собралось более миллиона человек; распад КПЮ; первые массовые оппозиционные демонстрации в Белграде 9 марта 1991 г.; распад СФРЮ; войны в Словении, Хорватии и Боснии; введение экономических санкций и подписание Дейтонского соглашения (1991–1995); одна из самых масштабных гиперинфляций в мировой истории (1992–1993); трехмесячные зимние митинги протеста студентов и оппозиции из-за подтасовки результатов местных выборов (1996–1997); косовский кризис и безуспешные переговоры в Рамбуйе (1998–1999); натовские бомбардировки (март – июнь 1999); успешное покушение на Славко Чурувию, владельца первой частной газеты в Сербии (апрель 1999); две попытки покушения на Вука Драшковича (инсценированное столкновение на шоссе с грузовиком, наполненным песком, и револьвер в Будве); похищение и убийство Ивана Стамболича, бывшего президента Сербии (2000); массовые демонстрации и переворот 5 октября 2000 г. после попытки Милошевича фальсифицировать результаты президентских выборов; триумф оппозиции под предводительством Зорана Джинджича и Воислава Коштуницы (2000); арест и выдача Гаагскому трибуналу Милошевича и других подозреваемых (2001–2002); фактический распад СРЮ и формирование некой специфической государственной организации – Государственного союза Сербии и Черногории (2001–2003); убийство премьер-министра Зорана Джинджича 12 марта 2003 года...
   Сегодня возникает логичный вопрос: каков же итог этих 15 лет? Где теперь, после всего, что произошло, Сербия и сербский народ? Что за это время Сербия приобрела, а что потеряла? Как нам кажется, если ответить на эти вопросы одной фразой, получится довольно простой и ошеломляющий вывод: сербский народ за истекшие 15 лет пережил целый ряд драматических политических и военных поражений и общий тяжелый социальный и экономический крах.
    Зоран Джинджич, премьер-министр Сербии в Народной Скупщине