Страница:
За спиной у баронессы Винни в ужасе отшатнулась и зажала рот ладонью.
— На Эйфелевой башне... — ошеломленно повторила баронесса. — Вы живете на Эйфелевой башне?!
— Нет, конечно, нет, — улыбнулся Мик, моментально сообразив, что сморозил глупость. — Я просто предположил, что мы могли познакомиться именно там!
Леди Рэндольф старательно обмозговала полученную информацию и сочла ее вполне удовлетворительной.
— А когда вы в последний раз были на Эйфелевой башне?
— О, я бываю там постоянно! — Мик внимательно следил за ее лицом и поспешил исправить и эту оплошность: — Я понимаю, что веду себя глупо. И может быть, даже вульгарно — ведь об этой башне знает любой простолюдин. Но я ничего не могу с собой поделать! Это так... — Он вынужден был замолчать, поскольку не имел ни малейшего понятия о предмете их беседы.
— Да, это поразительно! — с воодушевлением подхватила баронесса. — А ведь есть еще и фонтаны!
— Конечно, конечно, в особенности фонтаны! И... — И что? Как прикажете продолжать разговор? Он театрально взмахнул рукой и воскликнул: — И башня сама по себе!
— О да! Грандиозно! Одно слово — французы!
— Безусловно! — Он вежливо улыбнулся: — Ну что ж, был очень рад повидать вас снова!
Столь неожиданный намек на то, что пора кончать разговор, явно поверг баронессу в недоумение. Она растерянно захлопала глазами и пробормотала:
— Да. Очень мило. — Она повернулась и пошла прочь. Но не успел Мик подумать, что ловко отделался от этой настырной особы, как баронесса сделала поворот на сто восемьдесят градусов и снова оказалась возле их столика. — Ваше имя, — проворковала она с очаровательной улыбкой. — Я так и не вспомнила ваше имя! Вас не затруднит представиться? — Она смерила его с ног до головы вполне откровенным взглядом, весьма далеким от обычной вежливости, зато слишком близким к тем предложениям, которые были получены Миком в их первую встречу. Его так и подмывало сбить с нее спесь.
Напомни ей, как же! Нет, Мик не решился произнести имя Тремор. А вдруг она все-таки вспомнит крысолова из швейной лавки? В задумчивости он машинально вертел в руках пустую чашку. На глаза попалось клеймо фарфорового завода.
— Лорд Бартонрид, к вашим услугам!
Баронесса явно надеялась получить более полную информацию, но вынуждена была удовольствоваться и этим.
— Очень приятно!
Как только она удалилась, Винни сердито прошептала:
— Вы назвали ей другое имя!
— Я не мог сказать «Тремор»! Она знает меня!
— Знает? — Винни не просто удивилась. Она ждала объяснений.
А Мику совсем не хотелось ей об этом рассказывать. Тем более что все осталось в прошлом.
— Теперь вам придется запомнить, что вас зовут Бартонрид! И где только вы откопали это имя?
— Ничего страшного! К тому же мы снова могли бы использовать...
— Нет! Ее муж — смотритель королевской псарни. Она наверняка явится на бал!
— Дьявольщина! — Он расхохотался, откинувшись в кресле.
— Перестаньте! — В отличие от него Винни было не до смеха. — Вы окончательно все провалите!
— Не провалю!
Винни сурово посмотрела на него, стараясь привести в чувство. Потом угрожающе процедила:
— Вы представляете себе, что значит оскандалиться в глазах бонтона?
— Бонтона?
— Да. Бонтон — это самые важные люди в королевстве!
— Неужели для вас так важен каждый, кто окажется на этом балу? — осведомился он с напускным простодушием.
— Ну, пожалуй, не все... — Она сердито тряхнула головой и продолжила: — Ох, я и сама не знаю! Кто-то важен, но большинство нет. Во всяком случае, все они были важны для моих родителей.
— Ах вот оно что! — Он ласково рассмеялся. — Как мило, что вы беспокоитесь обо мне! Но я сделаю все, что могу! Вашим родителям не пришлось бы за меня краснеть — и за вас, кстати, тоже!
Ее смех напоминал какое-то хриплое кваканье, поскольку горло все еще сжималось от страха.
— Я так нервничаю, — призналась она.
— Это заметно. — Можно подумать, будто она когда-нибудь бывает спокойной!
Мик оглянулся и увидел, что баронесса с торжествующей улыбкой снова направляется к ним.
— Скорее допивайте свой чай, голуба! Она снова будет к нам приставать! — шепнул он Винни.
Леди Рэндольф опять нависла над их столом и погрозила Мику пальцем.
— Ницца! — Слово показалось ему смутно знакомым. Кажется, это название какого-то места? — В Ницце, в отеле «Негреско»! Вот где мы встречались! — Ее лицо затуманила печаль, как будто воспоминания ранили ей душу. — Да, — уверенно продолжала неугомонная леди, — не кто иной, как вы, отыскали в парке мою киску! О, вы вели себя как настоящий герой! — На Мика обрушился поток какой-то тарабарщины. Наверное, это и был французский язык. Дождавшись, когда ему позволят вставить хоть слово, он важно кивнул и заметил:
— Простите, но моя невеста не знает французского! Позвольте представить вам мисс Эдвину Боллаш. В июне состоится наша свадьба. — Ну вот, теперь эта кокетка наверняка заткнется и оставит их в покое!
Но она разволновалась еще сильнее.
— Мисс Боллаш? То есть леди Боллаш? Дочь Лайонела Боллаша? — Баронесса удивилась, но проглотила эту новость без возражений.
— Майкл! — только и вымолвила Винни. Она не знала, плакать ей или смеяться. — Вам... вам не следовало об этом говорить! — Она виновато улыбнулась баронессе: — Мы не объявляли о помолвке официально. Мы еще не готовы. То есть не помолвлены...
— Винни, голубка моя, успокойтесь. — Мик ласково похлопал ее но руке. — Вы же дали слово! Обещали, что больше не будете тянуть с помолвкой, потому что я просто не выдержу! Я не перестаю мечтать о том счастливом моменте, когда вы станете наконец моей.
У Винни от удивления вытянулось лицо. Она покраснела и нервно хихикнула. Ни дать ни взять скромница невеста!
Мик готов был отдать все на свете, чтобы это оказалось правдой. Хотя бы отчасти...
Теперь баронесса смотрела на Винни с другой точки зрения и не скрывала своего любопытства. Даже попыталась еще раз заговорить с Миком по-французски. Он поднял руку и покачал головой — джентльмен, уверенный в своей правоте:
— Леди Виттинг, говорите, пожалуйста, по-английски!
Что, леди Виттинг, съела? Мик втихомолку злорадствовал, хотя понимал, что чаепитие пора заканчивать. Сколько можно испытывать судьбу? Мало ли что придет в голову баронессе через минуту?
— Вы больше не желаете чаю, дорогая? — ласково обратился он к Винни. И с важным видом достал из жилетного кармана часы, которые так ему полюбились и с которыми скорее всего придется расстаться. А жаль... Крышка откинулась, и раздался мелодичный звон. Четыре часа. — Боже мой! Как быстро летит время! В пять часов у меня назначена встреча с лордом Реццо! Нам пора! — Он встал из-за стола и добавил: — Милая, собирайтесь, а я расплачусь с хозяином!
— Вы не можете платить! — прошипела Винни, поймав его за локоть. Ее душил хохот. — У вас же нет денег!
— Сердце мое, вы ошибаетесь! У меня есть новая двадцатка! — Он повернулся так, чтобы его видела только Винни, и с заговорщическим видом продолжил: — Совсем новая двадцатка! Вот и посмотрим, не окажется ли она фальшивой!
— Майкл!
Он осторожно высвободился, отвесил изящный поклон и был таков. По пути обогнал разочарованную, растерянную баронессу. Винни все еще сидела за столиком, пряча лицо в ладонях и пытаясь подавить идиотский хохот.
— Винни, собирайтесь! — поторопил он ее. — Мы уходим!
И чем скорее, тем лучше. Ведь баронесса действительно может оказаться на балу. Заодно с прочими знакомыми ему дамочками из благородных. Черт побери, как неприятно узнать, что на балу могут встретиться люди из его прошлого! Ну что ж, Мик готов принять и этот вызов!
Оказавшись на улице и крепко держа Винни под локоть, он оглянулся в поисках омнибуса. Номер шестой. Подходит!
— Скорее! — И он бегом припустил за омнибусом, увлекая за собой Винни.
Она едва поспевала за ним, все еще задыхаясь от хохота, и Мика пьянило это бесшабашное, искреннее веселье.
— Куда мы бежим?
— Вон за тем омнибусом!
— Но моя карета...
— Всему свое время, голуба! Ну же, скорее!
Однако Винни не могла за ним угнаться. Ведь ей приходилось придерживать руками шляпку, а ее великолепные стройные ноги путались в нелепых юбках.
Мик уже решил, что у них ничего не выйдет. Но омнибус остановился, и пока пассажиры толкались в дверях, они сделали последний рывок, и Мику чудом удалось поставить Винни на подножку и вскочить следом. Еще минута — и они оказались на империале, где были свободные места.
Винни встала коленями на скамью и помахала рукой Джорджу — кучеру, обслуживавшему ее и еще две семьи из соседних домов. Он заметил ее и поехал следом. Винни успокоилась, повернулась и села на скамью, и тут же рука Мика легла ей на плечи. Они сидели, прижавшись друг к другу, и громко смеялись.
Но вскоре Винни помрачнела. Она уже успела изучить Мика и чувствовала, что он снова хочет ее поцеловать. Но ведь Мик сказал, что она должна попросить об этом сама.
О Господи, ну где ей набраться храбрости, чтобы признаться и себе, и всему свету: да, она хочет, чтобы ее целовали, ей это нравится!
Она часто вспоминала и кое-что другое: то, как жадно его рука скользила по ее телу, вздрагивая от нетерпеливого, неистового желания. Почему-то теперь, когда Винни вспоминала об этом, его прикосновение больше не казалось ей таким отвратительным. Только интимным. Да, очень интимным.
«Поцелуй меня!» Эта фраза так и рвалась у нее из груди. Поглощенная внутренней борьбой, Винни краснела и бледнела, то и дело нервно облизывая губы, она сидела как на иголках, а омнибус катился все дальше и дальше по своему маршруту. Бесплодные попытки пересилить себя довели Винни до того, что в груди ее поселилось знакомое тоскливое чувство: она как была, так и осталась самой уродливой женщиной на земле!
Почему ей приходится самой просить о поцелуе? Она совершенно уверена, что привлекательные женщины не обращаются к мужчинам с подобными просьбами. Ах, окажись она хоть чуточку привлекательнее, от поклонников не было бы отбоя.
Но она не считала себя привлекательной, а потому должна была признаться в своем желании. Разве это так сложно?
Наконец, когда они оказались неподалеку от Трафальгарской площади, она услышала ласковый смешок Мика, и его губы легонько прикоснулись к ее щеке.
— Вы безнадежны, Винни! — заметил он. — Это же просто глупая игра! Меня подтолкнуло к ней больное самолюбие, и теперь мы оба страдаем понапрасну. Я все равно буду вас целовать. Вы только не гоните меня!
Он уже повернул к себе ее лицо, и она почувствовала на губах его дыхание.
Боже милостивый! У нее забурлила кровь, а сердце гулко застучало.
Он целовал ее на глазах у всего Лондона, на открытой верхней площадке омнибуса, и лорд Нельсон смотрел на них с высоты своего пьедестала.
Обаятельный, неотразимый Мик целовал ее, не стесняясь целого света, и она таяла в его объятиях. Он приподнял Винни и усадил к себе на колени, и она задохнулась от восторга.
Вот оно, настоящее блаженство! Мик прижимал к себе ее чудесное, податливое тело, и она не сопротивлялась, а с той же страстью отвечала на его поцелуи!
Ей было так хорошо, так уютно сидеть у него на коленях. Но вскоре Винни почувствовала нечто довольно странное. Там, где она сидела, появился какой-то твердый предмет. Он увеличивался с каждой минутой.
Это ее ничуть не испугало, лишь слегка встревожило. Кажется, кто-то предупреждал ее об этих вешах, но кто бы это ни был, он ошибался. Хотя ее познания из биологии никак не вязались с размером того, что упиралось ей в ягодицы, трудно было представить, что такая грандиозная штука может поместиться в...
От дальнейших размышлений ее избавил ворчливый голос кондуктора:
— Эй, голубки! — Чистый, ни с чем не сравнимый кокни. Они оглянулись и увидели голову в фуражке, возникшую над краем империала. — Далеко собралися?
— Элдвич!
— По два пенса с носа!
Мик полез в карман за мелочью, и Винни, воспользовавшись этим, соскользнула с его колен и села как положено. Господи, что на нее нашло? Что скажут люди? А вдруг им известно, что творилось там, где она сидела? От стыда она готова была провалиться сквозь землю!
Тем не менее она что-то напевала про себя, пока омнибус катился все дальше на восток.
На вопрос, куда они едут, Мик ответил:
— В мой квартал.
Винни этот ответ вполне удовлетворил, но потом она испугалась: не имел ли он в виду Уайтчепель? Однажды ее водил туда отец — они изучали кокни. Конечно, им удалось собрать очень богатый материал, но сама атмосфера этих кварталов показалась Эдвине ужасающей. Недаром Уайтчепель считался сердцем Ист-Энда. На каждом шагу там попадались оборванные грязные дети и попрошайки. Темные кривые улочки сплелись в кошмарный лабиринт. Воистину злачное место. Прошло еще три года, и Джек Потрошитель прославил его на весь мир.
Омнибус подскочил на ухабе, и рука Мика, все еще лежавшая на спинке скамьи, скользнула ей на плечи. После чего все ее страхи испарились без следа: она готова была идти за ним хоть на край света. Еще никому Винни не доверяла так, как Мику.
На улицы опускался тихий ласковый вечер. Была середина недели, и лавки закрывались довольно рано, но везде царило оживление: все спешили закончить свои дела и вернуться домой. Лицо овевал теплый весенний ветерок. Омнибус проехал мимо Ковент-Гардена и вскоре оказался в Элдвиче.
— Придется немного пройтись.
Пересекая церковный сквер, они вспугнули целую стаю голубей со смешными алыми лапками. Откуда-то доносился чудесный аромат цветов, но вскоре его сменила резкая вонь городских отбросов. Где-то заиграла музыка. Это была веселая мелодия.
Они направились туда, откуда она доносилась, пересекая задние дворы, и Винни удивленно огляделась: для рабочих кварталов здесь было вполне прилично. Добротные деревянные мостовые скрывали весеннюю грязь, перед магазином резвились розовощекие здоровые дети, мимо катила груженная дровами телега.
И все это время Мик не выпускал ее руки, показывая, куда идти. Ее ладонь в его горячей, сильной руке... Наверное, Винни могла бы дойти так до самого ада и даже не заметить, куда попала.
А в следующий момент она подумала, что этого и следовало ожидать. Потому что Мик широким жестом указал ей на яркую вывеску в конпе квартала: «Бык и бочка». Именно оттуда лилась залихватская музыка. Расстроенное пианино едва поспевало за скрипкой, выводившей мелодию с цыганской удалью. Им вторило что-то вроде барабана. Винни далеко не сразу опознала в этой какофонии превращенную в разухабистый канкан увертюру к оперетте «Орфей в аду». Стало быть, она действительно угодила в ад, куда спускался Орфей.
— Танцы! — провозгласил Мик с такой торжествующей улыбкой, словно преподнес ей бесценный дар. — Не могу сказать за всех, но кое-кто в этом зале готов плясать хоть до утра. Давайте и мы не отстанем от них, Вин!
Глава 20
— На Эйфелевой башне... — ошеломленно повторила баронесса. — Вы живете на Эйфелевой башне?!
— Нет, конечно, нет, — улыбнулся Мик, моментально сообразив, что сморозил глупость. — Я просто предположил, что мы могли познакомиться именно там!
Леди Рэндольф старательно обмозговала полученную информацию и сочла ее вполне удовлетворительной.
— А когда вы в последний раз были на Эйфелевой башне?
— О, я бываю там постоянно! — Мик внимательно следил за ее лицом и поспешил исправить и эту оплошность: — Я понимаю, что веду себя глупо. И может быть, даже вульгарно — ведь об этой башне знает любой простолюдин. Но я ничего не могу с собой поделать! Это так... — Он вынужден был замолчать, поскольку не имел ни малейшего понятия о предмете их беседы.
— Да, это поразительно! — с воодушевлением подхватила баронесса. — А ведь есть еще и фонтаны!
— Конечно, конечно, в особенности фонтаны! И... — И что? Как прикажете продолжать разговор? Он театрально взмахнул рукой и воскликнул: — И башня сама по себе!
— О да! Грандиозно! Одно слово — французы!
— Безусловно! — Он вежливо улыбнулся: — Ну что ж, был очень рад повидать вас снова!
Столь неожиданный намек на то, что пора кончать разговор, явно поверг баронессу в недоумение. Она растерянно захлопала глазами и пробормотала:
— Да. Очень мило. — Она повернулась и пошла прочь. Но не успел Мик подумать, что ловко отделался от этой настырной особы, как баронесса сделала поворот на сто восемьдесят градусов и снова оказалась возле их столика. — Ваше имя, — проворковала она с очаровательной улыбкой. — Я так и не вспомнила ваше имя! Вас не затруднит представиться? — Она смерила его с ног до головы вполне откровенным взглядом, весьма далеким от обычной вежливости, зато слишком близким к тем предложениям, которые были получены Миком в их первую встречу. Его так и подмывало сбить с нее спесь.
Напомни ей, как же! Нет, Мик не решился произнести имя Тремор. А вдруг она все-таки вспомнит крысолова из швейной лавки? В задумчивости он машинально вертел в руках пустую чашку. На глаза попалось клеймо фарфорового завода.
— Лорд Бартонрид, к вашим услугам!
Баронесса явно надеялась получить более полную информацию, но вынуждена была удовольствоваться и этим.
— Очень приятно!
Как только она удалилась, Винни сердито прошептала:
— Вы назвали ей другое имя!
— Я не мог сказать «Тремор»! Она знает меня!
— Знает? — Винни не просто удивилась. Она ждала объяснений.
А Мику совсем не хотелось ей об этом рассказывать. Тем более что все осталось в прошлом.
— Теперь вам придется запомнить, что вас зовут Бартонрид! И где только вы откопали это имя?
— Ничего страшного! К тому же мы снова могли бы использовать...
— Нет! Ее муж — смотритель королевской псарни. Она наверняка явится на бал!
— Дьявольщина! — Он расхохотался, откинувшись в кресле.
— Перестаньте! — В отличие от него Винни было не до смеха. — Вы окончательно все провалите!
— Не провалю!
Винни сурово посмотрела на него, стараясь привести в чувство. Потом угрожающе процедила:
— Вы представляете себе, что значит оскандалиться в глазах бонтона?
— Бонтона?
— Да. Бонтон — это самые важные люди в королевстве!
— Неужели для вас так важен каждый, кто окажется на этом балу? — осведомился он с напускным простодушием.
— Ну, пожалуй, не все... — Она сердито тряхнула головой и продолжила: — Ох, я и сама не знаю! Кто-то важен, но большинство нет. Во всяком случае, все они были важны для моих родителей.
— Ах вот оно что! — Он ласково рассмеялся. — Как мило, что вы беспокоитесь обо мне! Но я сделаю все, что могу! Вашим родителям не пришлось бы за меня краснеть — и за вас, кстати, тоже!
Ее смех напоминал какое-то хриплое кваканье, поскольку горло все еще сжималось от страха.
— Я так нервничаю, — призналась она.
— Это заметно. — Можно подумать, будто она когда-нибудь бывает спокойной!
Мик оглянулся и увидел, что баронесса с торжествующей улыбкой снова направляется к ним.
— Скорее допивайте свой чай, голуба! Она снова будет к нам приставать! — шепнул он Винни.
Леди Рэндольф опять нависла над их столом и погрозила Мику пальцем.
— Ницца! — Слово показалось ему смутно знакомым. Кажется, это название какого-то места? — В Ницце, в отеле «Негреско»! Вот где мы встречались! — Ее лицо затуманила печаль, как будто воспоминания ранили ей душу. — Да, — уверенно продолжала неугомонная леди, — не кто иной, как вы, отыскали в парке мою киску! О, вы вели себя как настоящий герой! — На Мика обрушился поток какой-то тарабарщины. Наверное, это и был французский язык. Дождавшись, когда ему позволят вставить хоть слово, он важно кивнул и заметил:
— Простите, но моя невеста не знает французского! Позвольте представить вам мисс Эдвину Боллаш. В июне состоится наша свадьба. — Ну вот, теперь эта кокетка наверняка заткнется и оставит их в покое!
Но она разволновалась еще сильнее.
— Мисс Боллаш? То есть леди Боллаш? Дочь Лайонела Боллаша? — Баронесса удивилась, но проглотила эту новость без возражений.
— Майкл! — только и вымолвила Винни. Она не знала, плакать ей или смеяться. — Вам... вам не следовало об этом говорить! — Она виновато улыбнулась баронессе: — Мы не объявляли о помолвке официально. Мы еще не готовы. То есть не помолвлены...
— Винни, голубка моя, успокойтесь. — Мик ласково похлопал ее но руке. — Вы же дали слово! Обещали, что больше не будете тянуть с помолвкой, потому что я просто не выдержу! Я не перестаю мечтать о том счастливом моменте, когда вы станете наконец моей.
У Винни от удивления вытянулось лицо. Она покраснела и нервно хихикнула. Ни дать ни взять скромница невеста!
Мик готов был отдать все на свете, чтобы это оказалось правдой. Хотя бы отчасти...
Теперь баронесса смотрела на Винни с другой точки зрения и не скрывала своего любопытства. Даже попыталась еще раз заговорить с Миком по-французски. Он поднял руку и покачал головой — джентльмен, уверенный в своей правоте:
— Леди Виттинг, говорите, пожалуйста, по-английски!
Что, леди Виттинг, съела? Мик втихомолку злорадствовал, хотя понимал, что чаепитие пора заканчивать. Сколько можно испытывать судьбу? Мало ли что придет в голову баронессе через минуту?
— Вы больше не желаете чаю, дорогая? — ласково обратился он к Винни. И с важным видом достал из жилетного кармана часы, которые так ему полюбились и с которыми скорее всего придется расстаться. А жаль... Крышка откинулась, и раздался мелодичный звон. Четыре часа. — Боже мой! Как быстро летит время! В пять часов у меня назначена встреча с лордом Реццо! Нам пора! — Он встал из-за стола и добавил: — Милая, собирайтесь, а я расплачусь с хозяином!
— Вы не можете платить! — прошипела Винни, поймав его за локоть. Ее душил хохот. — У вас же нет денег!
— Сердце мое, вы ошибаетесь! У меня есть новая двадцатка! — Он повернулся так, чтобы его видела только Винни, и с заговорщическим видом продолжил: — Совсем новая двадцатка! Вот и посмотрим, не окажется ли она фальшивой!
— Майкл!
Он осторожно высвободился, отвесил изящный поклон и был таков. По пути обогнал разочарованную, растерянную баронессу. Винни все еще сидела за столиком, пряча лицо в ладонях и пытаясь подавить идиотский хохот.
— Винни, собирайтесь! — поторопил он ее. — Мы уходим!
И чем скорее, тем лучше. Ведь баронесса действительно может оказаться на балу. Заодно с прочими знакомыми ему дамочками из благородных. Черт побери, как неприятно узнать, что на балу могут встретиться люди из его прошлого! Ну что ж, Мик готов принять и этот вызов!
Оказавшись на улице и крепко держа Винни под локоть, он оглянулся в поисках омнибуса. Номер шестой. Подходит!
— Скорее! — И он бегом припустил за омнибусом, увлекая за собой Винни.
Она едва поспевала за ним, все еще задыхаясь от хохота, и Мика пьянило это бесшабашное, искреннее веселье.
— Куда мы бежим?
— Вон за тем омнибусом!
— Но моя карета...
— Всему свое время, голуба! Ну же, скорее!
Однако Винни не могла за ним угнаться. Ведь ей приходилось придерживать руками шляпку, а ее великолепные стройные ноги путались в нелепых юбках.
Мик уже решил, что у них ничего не выйдет. Но омнибус остановился, и пока пассажиры толкались в дверях, они сделали последний рывок, и Мику чудом удалось поставить Винни на подножку и вскочить следом. Еще минута — и они оказались на империале, где были свободные места.
Винни встала коленями на скамью и помахала рукой Джорджу — кучеру, обслуживавшему ее и еще две семьи из соседних домов. Он заметил ее и поехал следом. Винни успокоилась, повернулась и села на скамью, и тут же рука Мика легла ей на плечи. Они сидели, прижавшись друг к другу, и громко смеялись.
Но вскоре Винни помрачнела. Она уже успела изучить Мика и чувствовала, что он снова хочет ее поцеловать. Но ведь Мик сказал, что она должна попросить об этом сама.
О Господи, ну где ей набраться храбрости, чтобы признаться и себе, и всему свету: да, она хочет, чтобы ее целовали, ей это нравится!
Она часто вспоминала и кое-что другое: то, как жадно его рука скользила по ее телу, вздрагивая от нетерпеливого, неистового желания. Почему-то теперь, когда Винни вспоминала об этом, его прикосновение больше не казалось ей таким отвратительным. Только интимным. Да, очень интимным.
«Поцелуй меня!» Эта фраза так и рвалась у нее из груди. Поглощенная внутренней борьбой, Винни краснела и бледнела, то и дело нервно облизывая губы, она сидела как на иголках, а омнибус катился все дальше и дальше по своему маршруту. Бесплодные попытки пересилить себя довели Винни до того, что в груди ее поселилось знакомое тоскливое чувство: она как была, так и осталась самой уродливой женщиной на земле!
Почему ей приходится самой просить о поцелуе? Она совершенно уверена, что привлекательные женщины не обращаются к мужчинам с подобными просьбами. Ах, окажись она хоть чуточку привлекательнее, от поклонников не было бы отбоя.
Но она не считала себя привлекательной, а потому должна была признаться в своем желании. Разве это так сложно?
Наконец, когда они оказались неподалеку от Трафальгарской площади, она услышала ласковый смешок Мика, и его губы легонько прикоснулись к ее щеке.
— Вы безнадежны, Винни! — заметил он. — Это же просто глупая игра! Меня подтолкнуло к ней больное самолюбие, и теперь мы оба страдаем понапрасну. Я все равно буду вас целовать. Вы только не гоните меня!
Он уже повернул к себе ее лицо, и она почувствовала на губах его дыхание.
Боже милостивый! У нее забурлила кровь, а сердце гулко застучало.
Он целовал ее на глазах у всего Лондона, на открытой верхней площадке омнибуса, и лорд Нельсон смотрел на них с высоты своего пьедестала.
Обаятельный, неотразимый Мик целовал ее, не стесняясь целого света, и она таяла в его объятиях. Он приподнял Винни и усадил к себе на колени, и она задохнулась от восторга.
Вот оно, настоящее блаженство! Мик прижимал к себе ее чудесное, податливое тело, и она не сопротивлялась, а с той же страстью отвечала на его поцелуи!
Ей было так хорошо, так уютно сидеть у него на коленях. Но вскоре Винни почувствовала нечто довольно странное. Там, где она сидела, появился какой-то твердый предмет. Он увеличивался с каждой минутой.
Это ее ничуть не испугало, лишь слегка встревожило. Кажется, кто-то предупреждал ее об этих вешах, но кто бы это ни был, он ошибался. Хотя ее познания из биологии никак не вязались с размером того, что упиралось ей в ягодицы, трудно было представить, что такая грандиозная штука может поместиться в...
От дальнейших размышлений ее избавил ворчливый голос кондуктора:
— Эй, голубки! — Чистый, ни с чем не сравнимый кокни. Они оглянулись и увидели голову в фуражке, возникшую над краем империала. — Далеко собралися?
— Элдвич!
— По два пенса с носа!
Мик полез в карман за мелочью, и Винни, воспользовавшись этим, соскользнула с его колен и села как положено. Господи, что на нее нашло? Что скажут люди? А вдруг им известно, что творилось там, где она сидела? От стыда она готова была провалиться сквозь землю!
Тем не менее она что-то напевала про себя, пока омнибус катился все дальше на восток.
На вопрос, куда они едут, Мик ответил:
— В мой квартал.
Винни этот ответ вполне удовлетворил, но потом она испугалась: не имел ли он в виду Уайтчепель? Однажды ее водил туда отец — они изучали кокни. Конечно, им удалось собрать очень богатый материал, но сама атмосфера этих кварталов показалась Эдвине ужасающей. Недаром Уайтчепель считался сердцем Ист-Энда. На каждом шагу там попадались оборванные грязные дети и попрошайки. Темные кривые улочки сплелись в кошмарный лабиринт. Воистину злачное место. Прошло еще три года, и Джек Потрошитель прославил его на весь мир.
Омнибус подскочил на ухабе, и рука Мика, все еще лежавшая на спинке скамьи, скользнула ей на плечи. После чего все ее страхи испарились без следа: она готова была идти за ним хоть на край света. Еще никому Винни не доверяла так, как Мику.
На улицы опускался тихий ласковый вечер. Была середина недели, и лавки закрывались довольно рано, но везде царило оживление: все спешили закончить свои дела и вернуться домой. Лицо овевал теплый весенний ветерок. Омнибус проехал мимо Ковент-Гардена и вскоре оказался в Элдвиче.
— Придется немного пройтись.
Пересекая церковный сквер, они вспугнули целую стаю голубей со смешными алыми лапками. Откуда-то доносился чудесный аромат цветов, но вскоре его сменила резкая вонь городских отбросов. Где-то заиграла музыка. Это была веселая мелодия.
Они направились туда, откуда она доносилась, пересекая задние дворы, и Винни удивленно огляделась: для рабочих кварталов здесь было вполне прилично. Добротные деревянные мостовые скрывали весеннюю грязь, перед магазином резвились розовощекие здоровые дети, мимо катила груженная дровами телега.
И все это время Мик не выпускал ее руки, показывая, куда идти. Ее ладонь в его горячей, сильной руке... Наверное, Винни могла бы дойти так до самого ада и даже не заметить, куда попала.
А в следующий момент она подумала, что этого и следовало ожидать. Потому что Мик широким жестом указал ей на яркую вывеску в конпе квартала: «Бык и бочка». Именно оттуда лилась залихватская музыка. Расстроенное пианино едва поспевало за скрипкой, выводившей мелодию с цыганской удалью. Им вторило что-то вроде барабана. Винни далеко не сразу опознала в этой какофонии превращенную в разухабистый канкан увертюру к оперетте «Орфей в аду». Стало быть, она действительно угодила в ад, куда спускался Орфей.
— Танцы! — провозгласил Мик с такой торжествующей улыбкой, словно преподнес ей бесценный дар. — Не могу сказать за всех, но кое-кто в этом зале готов плясать хоть до утра. Давайте и мы не отстанем от них, Вин!
Глава 20
«Бык и бочка» представлял собой не более чем просторную комнату с баром у дальней стены. Незатейливая обстановка состояла из некрашеных столов и скамеек, а настенными украшениями служили сертификаты городской инспекции, доска для метания дротиков и два фотографических портрета: ее королевского величества и принца Уэльского. Деревянный пол давно позабыл, что такое мастика, однако был чисто вымыт. Бронзовые завитушки на стойке бара также не отличались новизной, но были старательно надраены. И вообще все здесь располагало к отдыху и веселью. При появлении Мика и Винни раздались радостные возгласы. Многие приветствовали его по имени, как завсегдатая.
Позади расположилось трио, музыканты исполняли произведения Оффенбаха, приспособив их к вкусам рабочего предместья. Лысый господин так барабанил по клавишам пианино, словно старался выломать их. Смуглый малый с мешками под глазами водил смычком по скрипке. Еще одно юное дарование виртуозно колошматило палочками по банкам, бутылкам, кружкам, кастрюлям и прочим предметам, способным издавать шум. Парнишка умудрялся проехаться палочкой даже по пуговицам посетителей, оказавшихся достаточно близко.
За столами было тесно, однако никто не жаловался и готов был подвинуться, освободив место для новых гостей. На свободном от столов пятачке десяток пар рьяно отплясывали польку. Любимый танец Мика Тремора. Конечно, ему тут же захотелось к ним присоединиться.
— Не стоит откладывать, если мы хотим потанцевать. Скоро здесь не протолкнешься.
Однако первым делом он галантно познакомил Винни с юрким жилистым парнем по имени Реццо, еще какими-то мужчинами, чьи имена она все равно не успела запомнить, и двумя женщинами: Нэнси и Мери. Интуиция подсказала Винни, что Мери неравнодушна к Мику, хотя того это нисколько не волновало.
Здесь его знали и любили многие, он наверняка был душой компании. Приятели наперебой просили порадовать их новой шуткой или изобразить какой-нибудь смешной акцент. Отвечая им, он поначалу пытался вплетать в свою речь прежние цветистые обороты и ошибки, но вскоре отказался от попыток подладиться под свое прежнее окружение и стал говорить правильно. Естественно, это не прошло незамеченным и вызвало целый град добродушных шуток, но нисколько не повлияло на дружескую обстановку за столом. Их наперебой старались угостить: Мика — элем, Винни — лимонадом.
Вскоре Мик снова заговорил о танцах.
— Через час сюда набьется столько народу, что яблоку будет негде упасть!
В отличие от него первый танец, полька, не доставил Винни особого удовольствия. Она едва поспевала за его проворными скачками и казалась себе весьма неуклюжей, несмотря на его постоянные похвалы.
Потом заиграли вальс, и Мик буквально полетел над полом.
— Значит, вы умели танцевать вальс? — возмутилась Винни.
— Не такой чопорный и замысловатый, как принято у вас, но умел! — Он рассмеялся и беспечно пожал плечами: — Не мог же я лишить вас удовольствия дать мне урок вальса!
— А что еще вы умели задолго до того, как я начала вас учить? — Винни нисколько не обиделась на его шутку и с охотой продолжила игру: — Может, вы и говорить умели, как настоящий лорд?
Он лишь загадочно ухмыльнулся в ответ, как будто не исключал и такой возможности.
Винни и самой недавние трудности и борьба за правильное произношение Мика все чаще казались дурным сном, так естественно и просто давалась теперь Мику нормальная речь. Правда, он едва не сел в лужу со своим Парижем. И она невольно хихикнула, вспомнив настырную особу в чайной, старательно строившую ему глазки без всякой надежды на успех.
Ведь Мик принадлежит ей, Винни.
Да, она больше не боялась себе в этом признаться: ей, и только ей! Они кружились в вальсе на тесном пятачке, а народ все прибывал и прибывал. Из Корнуолла здесь был один Мик, но в толпе мелькали выходцы из многих провинций, не считая цыган, ирландцев и евреев. Дети бедняков, явившиеся в Лондон в поисках рая на земле. Винни вслушивалась в их голоса и думала, что сама чувствует себя как в раю, хотя всего в паре кварталов к востоку находилось самое опасное место в этом городе. Зато в «Быке и бочке» было уютно и тепло, здесь пили эль и пели песни.
А главное — здесь играла музыка. И они с Миком не пропускали ни одного танца. Винни разгорячилась, стараясь освоиться с непривычными быстрыми ритмами. Пусть это будет ее собственный маленький бал в захудалом пабе на рабочей окраине Лондона. Наконец стало так тесно, что танцоры начали задевать друг друга. Воздух стал душным и спертым от множества тел. А люди все шли и шли, несмотря на будний день.
Из задней двери вынесли столы и поставили на пятачке для танцев. Винни решила, что танцы закончились, но та из женшин, которую звали Нэнси, дернула ее за руку и сказала:
— Желающие танцевать могут подняться на сцену! — Она показала, куда именно.
«Сценой» оказались три длинных неструганых стола, сдвинутых вместе. Мужчины, в том числе Мик, быстро передвинули мебель. Мик умудрился захватить для них два стула возле самой «сцены».
Когда музыка зазвучала вновь, Нэнси, ее подруга Мери и еще две женщины взобрались на столы и стали танцевать. Но теперь это был совершенно другой танец.
Нэнси подобрала подол, так что стал виден край нижней юбки, подбоченилась и двигалась с поразительной легкостью и грацией. Не отставали от нее и товарки.
Вскоре лица у всей четверки заблестели от пота, и тут произошло нечто из ряда вон выходящее: на глазах у честной компании они сняли блузки! Конечно, нижнее белье с огромным количеством рюшей и оборочек скрывало то, что не положено открывать, но руки были оголены до плеч!
Винни в ужасе оглянулась на Мика, но он почти не смотрел на танцовщиц, увлеченный беседой со своим соседом. Видимо, это зрелище его нисколько не удивило.
Чего нельзя было сказать о Винни. Она совершенно растерялась.
— Вы не проголодались? — осведомился Мик, стараясь перекричать музыку. И тут же решил за нее: — Я сейчас что-нибудь раздобуду!
Как только он ушел, Мери, подруга Нэнси, соскочила со стола и села передохнуть на стул, где до этого сидел Мик. Немного отдышалась и снова взобралась на «сцену», бросив через плечо:
— Здесь может плясать кто угодно! Айда с нами!
Винни чуть не свалилась со стула.
А девушка добавила:
— Конечно, если ты хочешь!
— Не хочу, — выпалила Винни, испуганно мотнув головой.
Как ни странно, поведение ее новых знакомых уже не казалось ей предосудительным. Разве что самую малость... Винни была очарована их грацией, а также бесшабашным весельем и дружелюбием.
— Ты не подумай, мы не шлюхи! — крикнула ей Мери.
— Да что вы, я и не думала ни о чем подобном! — Впрочем, такая мысль промелькнула у нее в голове.
— Я работаю на швейной фабрике, — сообщила Нэнси, — а Мери торгует цветами и фруктами. Мы порядочные девушки. — И она со смехом добавила: — Но мы любим парней! И любим танцы!
Да, Винни тоже любила танцы и, не удержавшись, притопывала в такт музыке.
Однако на этом все вольности кончались. Винни сидела с самым чинным видом, в то время как Нэнси прямо у нее на глазах отхлебнула добрых полкружки эля и снова влезла на стол.
Полька сменилась канканом, и Винни стала выделывать новые па, оставаясь на своем месте.
Девушки между тем высоко поднимали ноги, отплясывая на столе. Винни невольно залюбовалась их стройными ножками.
Ей почему-то вспомнилась собственная мать. За те шесть лет, что Хелен Боллаш прожила в семье, она почти не обращала внимания на свою дочь, а когда вдруг замечала ее, Винни оставалось только пожалеть. Девочка еще не умела говорить, но чувствовала, что мать терпеть ее не может. Маркиза Сэс-сингли родила совсем юной, ей было восемнадцать лет. В двадцать четыре года она ушла из дома, а в двадцать шесть — погибла.
При Винни никто не позволял себе говорить о матери худо, хотя наверняка светские кумушки вовсю судачили о ее диком нраве. Диком нраве, или, как называл это Мик, страсти к приключениям.
Жаль, что она не пошла в мать. Хелен Боллаш, окажись она здесь, не отказалась бы сплясать на столе, остаться в нижней сорочке и показать окружающим свои ножки. А отец, если бы он при этом присутствовал, не обратил бы на ее поведение никакого внимания. Ему просто не было до нее дела. Лайонел Боллаш считал единственным достоинством жены ее безупречную дикцию, самое грубое ругательство звучало в ее устах прекрасной музыкой.
Страсть к приключениям и тяга к новому.
Винни не спускала глаз с отважных танцовщиц. Наверное, так же напряженно она следила бы за своей матерью. Или еще за кем-нибудь, кто беззаботно веселится, но сама скорее умерла бы, чем позволила себе нечто подобное.
Наконец Нэнси воскликнула:
— Идем же, вставай! — И протянула Винни обе руки. — Поднимайся! Не снимай блузу, если не хочешь. Просто танцуй. Это так здорово!
— Не могу!
— Еще как может! — Это Мик подал голос у нее за спиной. — Может и хочет. Я же вижу, как она притопывает под столом! — Он засмеялся.
— А вы только и делаете, что заглядываете мне под юбку! — огрызнулась Винни.
— Чертовски верно подмечено! — заявил он как ни в чем не бывало. — Ничего не могу с собой поделать! Вот, пожалуйста! — И он подал ей тарелку с жареной рыбой и картошкой и кружку с шенди <Шенди — смесь простого пива с имбирным или с лимонадом.>. Значит, он опять потратил свои деньги!
Винни принялась за шенди, уже вторую порцию за этот вечер, а Мик откинулся на стуле и пригубил свой эль. Как бы невзначай его рука легла на спинку ее стула, и этот собственнический жест доставил Винни ни с чем не сравнимое удовольствие. Она вся извертелась, то чопорно выпрямляясь, то позволяя себе расслабиться и прикоснуться спиной к сильной горячей руке.
Тем временем девушки продолжали отплясывать. Они действительно были хороши.
— Айда с нами! — снова пригласила ее Нэнси. — Я вижу, тебе тоже не сидится!
Пока Винни соображала, как бы повежливее отказаться, девушка подхватила ее за локти, Мик ловко подпихнул сзади, и она опомниться не успела, как оказалась на столе.
Боже правый, опять на столе! Винни затравленно огляделась. Внизу шумела толпа. Целое море незнакомых лиц. Собравшиеся приветствовали «леди, не побрезговавшую их играми» громкими аплодисментами.
Музыка гремела у нее в ушах, зрители топали и хлопали ей в лад. Винни застыла в нерешительности, тогда как столешница у нее под ногами затряслась — это пустились в пляс остальные.
Позади расположилось трио, музыканты исполняли произведения Оффенбаха, приспособив их к вкусам рабочего предместья. Лысый господин так барабанил по клавишам пианино, словно старался выломать их. Смуглый малый с мешками под глазами водил смычком по скрипке. Еще одно юное дарование виртуозно колошматило палочками по банкам, бутылкам, кружкам, кастрюлям и прочим предметам, способным издавать шум. Парнишка умудрялся проехаться палочкой даже по пуговицам посетителей, оказавшихся достаточно близко.
За столами было тесно, однако никто не жаловался и готов был подвинуться, освободив место для новых гостей. На свободном от столов пятачке десяток пар рьяно отплясывали польку. Любимый танец Мика Тремора. Конечно, ему тут же захотелось к ним присоединиться.
— Не стоит откладывать, если мы хотим потанцевать. Скоро здесь не протолкнешься.
Однако первым делом он галантно познакомил Винни с юрким жилистым парнем по имени Реццо, еще какими-то мужчинами, чьи имена она все равно не успела запомнить, и двумя женщинами: Нэнси и Мери. Интуиция подсказала Винни, что Мери неравнодушна к Мику, хотя того это нисколько не волновало.
Здесь его знали и любили многие, он наверняка был душой компании. Приятели наперебой просили порадовать их новой шуткой или изобразить какой-нибудь смешной акцент. Отвечая им, он поначалу пытался вплетать в свою речь прежние цветистые обороты и ошибки, но вскоре отказался от попыток подладиться под свое прежнее окружение и стал говорить правильно. Естественно, это не прошло незамеченным и вызвало целый град добродушных шуток, но нисколько не повлияло на дружескую обстановку за столом. Их наперебой старались угостить: Мика — элем, Винни — лимонадом.
Вскоре Мик снова заговорил о танцах.
— Через час сюда набьется столько народу, что яблоку будет негде упасть!
В отличие от него первый танец, полька, не доставил Винни особого удовольствия. Она едва поспевала за его проворными скачками и казалась себе весьма неуклюжей, несмотря на его постоянные похвалы.
Потом заиграли вальс, и Мик буквально полетел над полом.
— Значит, вы умели танцевать вальс? — возмутилась Винни.
— Не такой чопорный и замысловатый, как принято у вас, но умел! — Он рассмеялся и беспечно пожал плечами: — Не мог же я лишить вас удовольствия дать мне урок вальса!
— А что еще вы умели задолго до того, как я начала вас учить? — Винни нисколько не обиделась на его шутку и с охотой продолжила игру: — Может, вы и говорить умели, как настоящий лорд?
Он лишь загадочно ухмыльнулся в ответ, как будто не исключал и такой возможности.
Винни и самой недавние трудности и борьба за правильное произношение Мика все чаще казались дурным сном, так естественно и просто давалась теперь Мику нормальная речь. Правда, он едва не сел в лужу со своим Парижем. И она невольно хихикнула, вспомнив настырную особу в чайной, старательно строившую ему глазки без всякой надежды на успех.
Ведь Мик принадлежит ей, Винни.
Да, она больше не боялась себе в этом признаться: ей, и только ей! Они кружились в вальсе на тесном пятачке, а народ все прибывал и прибывал. Из Корнуолла здесь был один Мик, но в толпе мелькали выходцы из многих провинций, не считая цыган, ирландцев и евреев. Дети бедняков, явившиеся в Лондон в поисках рая на земле. Винни вслушивалась в их голоса и думала, что сама чувствует себя как в раю, хотя всего в паре кварталов к востоку находилось самое опасное место в этом городе. Зато в «Быке и бочке» было уютно и тепло, здесь пили эль и пели песни.
А главное — здесь играла музыка. И они с Миком не пропускали ни одного танца. Винни разгорячилась, стараясь освоиться с непривычными быстрыми ритмами. Пусть это будет ее собственный маленький бал в захудалом пабе на рабочей окраине Лондона. Наконец стало так тесно, что танцоры начали задевать друг друга. Воздух стал душным и спертым от множества тел. А люди все шли и шли, несмотря на будний день.
Из задней двери вынесли столы и поставили на пятачке для танцев. Винни решила, что танцы закончились, но та из женшин, которую звали Нэнси, дернула ее за руку и сказала:
— Желающие танцевать могут подняться на сцену! — Она показала, куда именно.
«Сценой» оказались три длинных неструганых стола, сдвинутых вместе. Мужчины, в том числе Мик, быстро передвинули мебель. Мик умудрился захватить для них два стула возле самой «сцены».
Когда музыка зазвучала вновь, Нэнси, ее подруга Мери и еще две женщины взобрались на столы и стали танцевать. Но теперь это был совершенно другой танец.
Нэнси подобрала подол, так что стал виден край нижней юбки, подбоченилась и двигалась с поразительной легкостью и грацией. Не отставали от нее и товарки.
Вскоре лица у всей четверки заблестели от пота, и тут произошло нечто из ряда вон выходящее: на глазах у честной компании они сняли блузки! Конечно, нижнее белье с огромным количеством рюшей и оборочек скрывало то, что не положено открывать, но руки были оголены до плеч!
Винни в ужасе оглянулась на Мика, но он почти не смотрел на танцовщиц, увлеченный беседой со своим соседом. Видимо, это зрелище его нисколько не удивило.
Чего нельзя было сказать о Винни. Она совершенно растерялась.
— Вы не проголодались? — осведомился Мик, стараясь перекричать музыку. И тут же решил за нее: — Я сейчас что-нибудь раздобуду!
Как только он ушел, Мери, подруга Нэнси, соскочила со стола и села передохнуть на стул, где до этого сидел Мик. Немного отдышалась и снова взобралась на «сцену», бросив через плечо:
— Здесь может плясать кто угодно! Айда с нами!
Винни чуть не свалилась со стула.
А девушка добавила:
— Конечно, если ты хочешь!
— Не хочу, — выпалила Винни, испуганно мотнув головой.
Как ни странно, поведение ее новых знакомых уже не казалось ей предосудительным. Разве что самую малость... Винни была очарована их грацией, а также бесшабашным весельем и дружелюбием.
— Ты не подумай, мы не шлюхи! — крикнула ей Мери.
— Да что вы, я и не думала ни о чем подобном! — Впрочем, такая мысль промелькнула у нее в голове.
— Я работаю на швейной фабрике, — сообщила Нэнси, — а Мери торгует цветами и фруктами. Мы порядочные девушки. — И она со смехом добавила: — Но мы любим парней! И любим танцы!
Да, Винни тоже любила танцы и, не удержавшись, притопывала в такт музыке.
Однако на этом все вольности кончались. Винни сидела с самым чинным видом, в то время как Нэнси прямо у нее на глазах отхлебнула добрых полкружки эля и снова влезла на стол.
Полька сменилась канканом, и Винни стала выделывать новые па, оставаясь на своем месте.
Девушки между тем высоко поднимали ноги, отплясывая на столе. Винни невольно залюбовалась их стройными ножками.
Ей почему-то вспомнилась собственная мать. За те шесть лет, что Хелен Боллаш прожила в семье, она почти не обращала внимания на свою дочь, а когда вдруг замечала ее, Винни оставалось только пожалеть. Девочка еще не умела говорить, но чувствовала, что мать терпеть ее не может. Маркиза Сэс-сингли родила совсем юной, ей было восемнадцать лет. В двадцать четыре года она ушла из дома, а в двадцать шесть — погибла.
При Винни никто не позволял себе говорить о матери худо, хотя наверняка светские кумушки вовсю судачили о ее диком нраве. Диком нраве, или, как называл это Мик, страсти к приключениям.
Жаль, что она не пошла в мать. Хелен Боллаш, окажись она здесь, не отказалась бы сплясать на столе, остаться в нижней сорочке и показать окружающим свои ножки. А отец, если бы он при этом присутствовал, не обратил бы на ее поведение никакого внимания. Ему просто не было до нее дела. Лайонел Боллаш считал единственным достоинством жены ее безупречную дикцию, самое грубое ругательство звучало в ее устах прекрасной музыкой.
Страсть к приключениям и тяга к новому.
Винни не спускала глаз с отважных танцовщиц. Наверное, так же напряженно она следила бы за своей матерью. Или еще за кем-нибудь, кто беззаботно веселится, но сама скорее умерла бы, чем позволила себе нечто подобное.
Наконец Нэнси воскликнула:
— Идем же, вставай! — И протянула Винни обе руки. — Поднимайся! Не снимай блузу, если не хочешь. Просто танцуй. Это так здорово!
— Не могу!
— Еще как может! — Это Мик подал голос у нее за спиной. — Может и хочет. Я же вижу, как она притопывает под столом! — Он засмеялся.
— А вы только и делаете, что заглядываете мне под юбку! — огрызнулась Винни.
— Чертовски верно подмечено! — заявил он как ни в чем не бывало. — Ничего не могу с собой поделать! Вот, пожалуйста! — И он подал ей тарелку с жареной рыбой и картошкой и кружку с шенди <Шенди — смесь простого пива с имбирным или с лимонадом.>. Значит, он опять потратил свои деньги!
Винни принялась за шенди, уже вторую порцию за этот вечер, а Мик откинулся на стуле и пригубил свой эль. Как бы невзначай его рука легла на спинку ее стула, и этот собственнический жест доставил Винни ни с чем не сравнимое удовольствие. Она вся извертелась, то чопорно выпрямляясь, то позволяя себе расслабиться и прикоснуться спиной к сильной горячей руке.
Тем временем девушки продолжали отплясывать. Они действительно были хороши.
— Айда с нами! — снова пригласила ее Нэнси. — Я вижу, тебе тоже не сидится!
Пока Винни соображала, как бы повежливее отказаться, девушка подхватила ее за локти, Мик ловко подпихнул сзади, и она опомниться не успела, как оказалась на столе.
Боже правый, опять на столе! Винни затравленно огляделась. Внизу шумела толпа. Целое море незнакомых лиц. Собравшиеся приветствовали «леди, не побрезговавшую их играми» громкими аплодисментами.
Музыка гремела у нее в ушах, зрители топали и хлопали ей в лад. Винни застыла в нерешительности, тогда как столешница у нее под ногами затряслась — это пустились в пляс остальные.