Страница:
— Уж не тебя ли? — поинтересовался он. Ни в одном театре Винни не видела столь потрясающей сцены. Мик в этот момент был олицетворением уверенности и превосходства.
Это подействовало даже на пьяного гуляку. Он не ожидал столь яростной вспышки от человека, до сих пор проявлявшего завидную сдержанность. Но к сожалению, бравада оказалась сильнее. Ему слишком понравилась Винни, и это, как ни странно, принесло ей немалое удовольствие. Ведь прежде она и не помышляла о том, чтобы нравиться мужчинам! А баронский сынок распетушился вовсю:
— Я хочу, чтобы леди осталась! Я желаю еще раз увидеть ее стройные ножки!
Боже милостивый, неужели и другие мужчины считают ее привлекательной?
— Мисс, — обратился к ней гуляка, — вы, без сомнения, самая очаровательная и самая высокая женщина в этом зале! — Он расхохотался.
Винни готова была обнять и расцеловать в обе щеки этого повесу за такой чудесный комплимент.
Тогда как Мик чуть не убил его. Он процедил, злобно прищурившись:
— Если ты что-то и увидишь, так это мой кулак у себя под носом! Прочь с дороги!
— Барон обладает правом первой ночи.
— С чего ты взял, будто твоя кровь чище моей, зарвавшийся сопляк? — перебил его Мик все с тем же презрением и превосходством. Он грозно навис над настырным приставалой, спрятав Винни у себя за спиной. — И с каких это пор виконты должны уступать даже не баронам, а всего лишь их глупым сынкам? Прочь с дороги! А об этой леди не смей и думать, она не для таких, как ты!
Превосходно. Он усвоил преподанные ему правила этикета. Очень мило с его стороны. Вот только не стоило пользоваться ими в столь сомнительных обстоятельствах...
Однако противник Мика, как уже не раз случалось за этот вечер, больше не сомневался в том, что имеет дело с джентльменом.
Он сунулся было к Винни и тут же получил удар в челюсть, потом под ложечку и напоследок пинок в пах. Изнывавший от скуки джентльмен, решивший развлечься созерцанием «городских низов», получил эту возможность, лежа на полу. Причем все случилось в мгновение ока, так что Винни не успела и охнуть.
Из ее горла вырвался какой-то жалкий сдавленный писк.
— Идем! — Мик схватил ее за руку и потащил к двери, кинув через плечо своим друзьям: — Отведите его умыться, когда очухается!
У Винни голова шла кругом. Сегодня из-за нее подрались двое мужчин, сыну барона пришлось несладко из-за того, что он оказался неравнодушен к ее чарам. Ею восторгалась вся таверна. А еще она целовалась с мужчиной в темной глухой аллее, как заправская шлюха со своим дружком.
Чудесный, незабываемый вечер!
Едва оказавшись в карете, Мик набросился на нее и стал целовать. Но вот что странно: вместо того, чтобы проделать с ней все обещанные им ужасные и неприличные веши, он вкладывал в свои поцелуи все меньше и меньше страсти.
А потом вдруг и вовсе отодвинулся от нее. На протяжении остававшихся до дома пяти минут он так и сидел неподвижно, уставившись в темноту за окном.
Винни немедленно решила, что сделала что-то не так. И теперь он на нее рассердился. Он явно разочарован. Она его обидела. Но чем?
Нет, не может быть, она ошиблась. Как ни старалась, Винни не могла вспомнить за собой никакой вины, и если уж на то пошло, почему она вообще должна считать себя виноватой? Они оба прекрасно провели время, к тому же он ни в чем, вот именно — ни в чем, не встречал сегодня отказа. Похоже, он дуется не на нее, а на себя!
Ревность. Винни так и подпрыгнула от восторга. Он ревнует ее к сыну барона! Ну что ж. немного ревности — это даже здорово. Это так приятно щекочет нервы... Теперь Винни могла считать себя настоящей женщиной: желанной и опасно могущественной.
Но с другой стороны, Далила не очень-то хорошо обошлась с Самсоном. Пожалуй, Винни не будет заходить так далеко. Она просто хотела, чтобы Мик любил ее такую, какая она есть. Хотела близости и ласки.
Винни попыталась заговорить с ним, чтобы отвлечь от грустных мыслей.
Но Мик мрачнел буквально на глазах. Он чувствовал, как углубляется разделявшая их пропасть.
Ему было противно вспоминать о своей стычке с этим идиотом, который даже не смог отличить ложь от правды. Весь вечер Мик чувствовал себя королем среди своих друзей, однако разряженный повеса мигом спустил его с небес на землю. На настоящую землю, где он если и был королем, то королем голодранцев. Фальшивый лорд, в душе оставшийся крысоловом. И как бы он ни пыжился, корча из себя благородного джентльмена, ему не видать Винни Боллаш как своих ушей!
Он и Винни. Что бы между ними ни произошло, у их отношений нет и не может быть будущего, как и у фальшивого лорда Тремора.
Не подозревая о том, что терзает его в эти минуты, Винни все еще пыталась разговаривать с ним, поднимаясь на крыльцо. В передней было совсем темно, только в конце коридора горела тусклая лампа. Мик не позволил Винни добавить света. Он не хотел, чтобы она видела сейчас его лицо.
Слава Богу, Мильтон уже лег спать. По крайней мере им не придется извиняться за свое позднее возвращение.
Ох, Мик отлично понимал, что чувствует сейчас Винни и с каким нетерпением ждет продолжения этого вечера чудес. Вот только самого Мика тяготила его роль. Где кончался Мик выдуманный и начинался Мик настоящий? Он совсем запутался. Он чувствовал себя усталым и несчастным.
Вин спотыкалась на каждой ступеньке, хихикала и нашептывала ему ласковые слова. Он умилялся этой открытости и в то же время ненавидел ее. Разделявшая их социальная пропасть стала казаться бездонной пастью, готовой поглотить его истерзанную бесприютную душу.
Конечно, ему ничего не стоило уговорить ее остаться на ночь в его каморке на первом этаже. Они позабавились бы на славу. Нужно было только помнить о том, что рядом спит старый дворецкий. Но никто не помешал бы Мику подняться наверх, в спальню благородной леди, пожелавшей немного развлечься, как он это проделывал уже не раз.
Мик замер на ступеньке, бормоча себе под нос проклятия. Он не хотел ни того, ни другого, он вообще ничего не хотел! Пожалуй, лучше всего сейчас же пожелать ей спокойной ночи и уйти к себе.
Но как назло, Винни положила руку ему на плечо и принялась излагать очередную историю из своего детства. Мик ничего не мог с собой поделать: его привораживало ее прошлое.
Он слушал, и сердце его разрывалось на части. Она была такая оживленная, такая счастливая. Рассказывала о себе так искренне и остроумно. Казалась ему такой прекрасной на этой темной лестнице, что у Мика на глаза навернулись слезы. Винни, красавица Винни могла бы принадлежать ему этой ночью!
До самого конца недели.
После чего он потеряет ее навсегда.
Он снова станет крысоловом. Или чьим-то слугой. Какая разница? Главное, что ни тот, ни другой не ровня Эдвине Боллаш. Не далее как в воскресенье утром морок, напущенный Джереми и Эмилем, развеется без следа, как это бывает в сказках, парадный костюм и лошади сэра Майкла снова станут лохмотьями и крысами старины Мика.
Эдвина замолчала и ждала. Ждала поцелуев.
Мик замер, неуверенно улыбаясь. Господь свидетель, он ни о чем не мечтал так, как о ночи любви с милой цыганочкой Винни. Это принесло бы ему невероятное счастье. Большее наслаждение он мог бы испытать лишь при условии, что будет делить ложе с женщиной, которую объявит своей на всю оставшуюся жизнь.
Он талантливый, он может изобразить кого угодно и представить себе что угодно. Но сделать вид, будто нынешняя ночь может длиться вечно, оказалось выше его сил.
Его ладонь потянулась к гладкой, прохладной щеке, словно желая прикоснуться к тому источнику внутреннего света, что так ослеплял его своей красотой. Он погладил ее, и Эдвина ответила таким взглядом, который он не забудет до самой смерти. Он запечатлел у нее на лбу легкий поцелуй, жадно втянул в себя пряный аромат ее волос и резко повернулся.
Он повернулся и метнулся прочь по коридору, мимо столовой, мимо кухни, в комнаты для слуг, где было самое место и ему, и Мильтону.
Он мчался, как Фредди, стараясь выбирать самые темные места. Ах, Мик, смотри не угоди ненароком в крысиное гнездо! Ты ведь знаешь, какие у крыс острые зубы!
О, он знал это, знал слишком хорошо...
Мик уже начал раздеваться. Снял воротничок, опустил подтяжки и разулся, когда услышал шорох в коридоре. Ему стоило большого труда заставить себя обернуться: а вдруг все-таки почудилось?
Но нет, это была Винни. Она стояла на пороге, совершенно не думая о том, что совсем рядом спит Мильтон.
— Ну... — Мик замялся, не зная, что сказать дальше. Почему-то простой вопрос: «Чего ты хочешь?» — показался ему слишком грубым.
Смешно: она как завороженная смотрела на его грудь. Ей нравилась его грудь, а ему нравился этот ее восхищенный взгляд. Она так и ела глазами все, что могла разглядеть в расстегнутый ворот и с явной неохотой перевела взгляд на его лицо.
Черт побери! Наконец-то она набралась храбрости! И готова сказать ему нечто откровенное и романтическое. Увы, слишком поздно! Теперь он понял: это не доведет их до добра. И все же Мик затаился, весь обратившись в слух. Он ждал, раздираемый и надеждой, и страхом: вот сейчас, сейчас он услышит: «Поцелуй меня!» или «Я тебя люблю!» Да, «Я тебя люблю!» прозвучало бы просто бесподобно.
Но своим мягким, мелодичным, хорошо поставленным голоском она проворковала:
— Кажется, теперь я знаю, чего хочу. Я хочу, чтобы ты был нагим, как статуя! Чтобы ты предстал передо мной в чем мать родила, со всеми причиндалами напоказ!
Глава 24
Это подействовало даже на пьяного гуляку. Он не ожидал столь яростной вспышки от человека, до сих пор проявлявшего завидную сдержанность. Но к сожалению, бравада оказалась сильнее. Ему слишком понравилась Винни, и это, как ни странно, принесло ей немалое удовольствие. Ведь прежде она и не помышляла о том, чтобы нравиться мужчинам! А баронский сынок распетушился вовсю:
— Я хочу, чтобы леди осталась! Я желаю еще раз увидеть ее стройные ножки!
Боже милостивый, неужели и другие мужчины считают ее привлекательной?
— Мисс, — обратился к ней гуляка, — вы, без сомнения, самая очаровательная и самая высокая женщина в этом зале! — Он расхохотался.
Винни готова была обнять и расцеловать в обе щеки этого повесу за такой чудесный комплимент.
Тогда как Мик чуть не убил его. Он процедил, злобно прищурившись:
— Если ты что-то и увидишь, так это мой кулак у себя под носом! Прочь с дороги!
— Барон обладает правом первой ночи.
— С чего ты взял, будто твоя кровь чище моей, зарвавшийся сопляк? — перебил его Мик все с тем же презрением и превосходством. Он грозно навис над настырным приставалой, спрятав Винни у себя за спиной. — И с каких это пор виконты должны уступать даже не баронам, а всего лишь их глупым сынкам? Прочь с дороги! А об этой леди не смей и думать, она не для таких, как ты!
Превосходно. Он усвоил преподанные ему правила этикета. Очень мило с его стороны. Вот только не стоило пользоваться ими в столь сомнительных обстоятельствах...
Однако противник Мика, как уже не раз случалось за этот вечер, больше не сомневался в том, что имеет дело с джентльменом.
Он сунулся было к Винни и тут же получил удар в челюсть, потом под ложечку и напоследок пинок в пах. Изнывавший от скуки джентльмен, решивший развлечься созерцанием «городских низов», получил эту возможность, лежа на полу. Причем все случилось в мгновение ока, так что Винни не успела и охнуть.
Из ее горла вырвался какой-то жалкий сдавленный писк.
— Идем! — Мик схватил ее за руку и потащил к двери, кинув через плечо своим друзьям: — Отведите его умыться, когда очухается!
У Винни голова шла кругом. Сегодня из-за нее подрались двое мужчин, сыну барона пришлось несладко из-за того, что он оказался неравнодушен к ее чарам. Ею восторгалась вся таверна. А еще она целовалась с мужчиной в темной глухой аллее, как заправская шлюха со своим дружком.
Чудесный, незабываемый вечер!
Едва оказавшись в карете, Мик набросился на нее и стал целовать. Но вот что странно: вместо того, чтобы проделать с ней все обещанные им ужасные и неприличные веши, он вкладывал в свои поцелуи все меньше и меньше страсти.
А потом вдруг и вовсе отодвинулся от нее. На протяжении остававшихся до дома пяти минут он так и сидел неподвижно, уставившись в темноту за окном.
Винни немедленно решила, что сделала что-то не так. И теперь он на нее рассердился. Он явно разочарован. Она его обидела. Но чем?
Нет, не может быть, она ошиблась. Как ни старалась, Винни не могла вспомнить за собой никакой вины, и если уж на то пошло, почему она вообще должна считать себя виноватой? Они оба прекрасно провели время, к тому же он ни в чем, вот именно — ни в чем, не встречал сегодня отказа. Похоже, он дуется не на нее, а на себя!
Ревность. Винни так и подпрыгнула от восторга. Он ревнует ее к сыну барона! Ну что ж. немного ревности — это даже здорово. Это так приятно щекочет нервы... Теперь Винни могла считать себя настоящей женщиной: желанной и опасно могущественной.
Но с другой стороны, Далила не очень-то хорошо обошлась с Самсоном. Пожалуй, Винни не будет заходить так далеко. Она просто хотела, чтобы Мик любил ее такую, какая она есть. Хотела близости и ласки.
Винни попыталась заговорить с ним, чтобы отвлечь от грустных мыслей.
Но Мик мрачнел буквально на глазах. Он чувствовал, как углубляется разделявшая их пропасть.
Ему было противно вспоминать о своей стычке с этим идиотом, который даже не смог отличить ложь от правды. Весь вечер Мик чувствовал себя королем среди своих друзей, однако разряженный повеса мигом спустил его с небес на землю. На настоящую землю, где он если и был королем, то королем голодранцев. Фальшивый лорд, в душе оставшийся крысоловом. И как бы он ни пыжился, корча из себя благородного джентльмена, ему не видать Винни Боллаш как своих ушей!
Он и Винни. Что бы между ними ни произошло, у их отношений нет и не может быть будущего, как и у фальшивого лорда Тремора.
Не подозревая о том, что терзает его в эти минуты, Винни все еще пыталась разговаривать с ним, поднимаясь на крыльцо. В передней было совсем темно, только в конце коридора горела тусклая лампа. Мик не позволил Винни добавить света. Он не хотел, чтобы она видела сейчас его лицо.
Слава Богу, Мильтон уже лег спать. По крайней мере им не придется извиняться за свое позднее возвращение.
Ох, Мик отлично понимал, что чувствует сейчас Винни и с каким нетерпением ждет продолжения этого вечера чудес. Вот только самого Мика тяготила его роль. Где кончался Мик выдуманный и начинался Мик настоящий? Он совсем запутался. Он чувствовал себя усталым и несчастным.
Вин спотыкалась на каждой ступеньке, хихикала и нашептывала ему ласковые слова. Он умилялся этой открытости и в то же время ненавидел ее. Разделявшая их социальная пропасть стала казаться бездонной пастью, готовой поглотить его истерзанную бесприютную душу.
Конечно, ему ничего не стоило уговорить ее остаться на ночь в его каморке на первом этаже. Они позабавились бы на славу. Нужно было только помнить о том, что рядом спит старый дворецкий. Но никто не помешал бы Мику подняться наверх, в спальню благородной леди, пожелавшей немного развлечься, как он это проделывал уже не раз.
Мик замер на ступеньке, бормоча себе под нос проклятия. Он не хотел ни того, ни другого, он вообще ничего не хотел! Пожалуй, лучше всего сейчас же пожелать ей спокойной ночи и уйти к себе.
Но как назло, Винни положила руку ему на плечо и принялась излагать очередную историю из своего детства. Мик ничего не мог с собой поделать: его привораживало ее прошлое.
Он слушал, и сердце его разрывалось на части. Она была такая оживленная, такая счастливая. Рассказывала о себе так искренне и остроумно. Казалась ему такой прекрасной на этой темной лестнице, что у Мика на глаза навернулись слезы. Винни, красавица Винни могла бы принадлежать ему этой ночью!
До самого конца недели.
После чего он потеряет ее навсегда.
Он снова станет крысоловом. Или чьим-то слугой. Какая разница? Главное, что ни тот, ни другой не ровня Эдвине Боллаш. Не далее как в воскресенье утром морок, напущенный Джереми и Эмилем, развеется без следа, как это бывает в сказках, парадный костюм и лошади сэра Майкла снова станут лохмотьями и крысами старины Мика.
Эдвина замолчала и ждала. Ждала поцелуев.
Мик замер, неуверенно улыбаясь. Господь свидетель, он ни о чем не мечтал так, как о ночи любви с милой цыганочкой Винни. Это принесло бы ему невероятное счастье. Большее наслаждение он мог бы испытать лишь при условии, что будет делить ложе с женщиной, которую объявит своей на всю оставшуюся жизнь.
Он талантливый, он может изобразить кого угодно и представить себе что угодно. Но сделать вид, будто нынешняя ночь может длиться вечно, оказалось выше его сил.
Его ладонь потянулась к гладкой, прохладной щеке, словно желая прикоснуться к тому источнику внутреннего света, что так ослеплял его своей красотой. Он погладил ее, и Эдвина ответила таким взглядом, который он не забудет до самой смерти. Он запечатлел у нее на лбу легкий поцелуй, жадно втянул в себя пряный аромат ее волос и резко повернулся.
Он повернулся и метнулся прочь по коридору, мимо столовой, мимо кухни, в комнаты для слуг, где было самое место и ему, и Мильтону.
Он мчался, как Фредди, стараясь выбирать самые темные места. Ах, Мик, смотри не угоди ненароком в крысиное гнездо! Ты ведь знаешь, какие у крыс острые зубы!
О, он знал это, знал слишком хорошо...
Мик уже начал раздеваться. Снял воротничок, опустил подтяжки и разулся, когда услышал шорох в коридоре. Ему стоило большого труда заставить себя обернуться: а вдруг все-таки почудилось?
Но нет, это была Винни. Она стояла на пороге, совершенно не думая о том, что совсем рядом спит Мильтон.
— Ну... — Мик замялся, не зная, что сказать дальше. Почему-то простой вопрос: «Чего ты хочешь?» — показался ему слишком грубым.
Смешно: она как завороженная смотрела на его грудь. Ей нравилась его грудь, а ему нравился этот ее восхищенный взгляд. Она так и ела глазами все, что могла разглядеть в расстегнутый ворот и с явной неохотой перевела взгляд на его лицо.
Черт побери! Наконец-то она набралась храбрости! И готова сказать ему нечто откровенное и романтическое. Увы, слишком поздно! Теперь он понял: это не доведет их до добра. И все же Мик затаился, весь обратившись в слух. Он ждал, раздираемый и надеждой, и страхом: вот сейчас, сейчас он услышит: «Поцелуй меня!» или «Я тебя люблю!» Да, «Я тебя люблю!» прозвучало бы просто бесподобно.
Но своим мягким, мелодичным, хорошо поставленным голоском она проворковала:
— Кажется, теперь я знаю, чего хочу. Я хочу, чтобы ты был нагим, как статуя! Чтобы ты предстал передо мной в чем мать родила, со всеми причиндалами напоказ!
Глава 24
Мик так и покатился от хохота. Поначалу он еще пытался сдержаться, но вскоре понял, что ничего не может с собой поделать. Вот так объяснение!
— Мои причиндалы?.. — задыхаясь, переспросил он и снова зашелся смехом. — О Господи! — Ему пришлось прислониться к кровати. Его причиндалы? Он не знал, куда спрятать глаза. Она желает видеть его причиндалы?
Винни торжествующе улыбнулась, видя его растерянность, приободрилась и продолжала уже более уверенно:
— Ты же сам обещал! Помнишь, ты сказал, что я получу все, что угодно, если попрошу об этом вслух?
И это было чистой правдой!
— Винни...
Мик не знал, что сказать. По старой привычке он поднес руку ко рту, в тысячный раз забыв, что там больше нет усов. Он собственноручно брил верхнюю губу каждое утро и минимум раз в день забывал об этом. Ему ничего не оставалось, как оставить несуществующие усы в покое и попытаться высказать этой необычной женщине всю правду:
— Винни, я тебя люблю.
Это признание стало для нее полной неожиданностью. Она смущенно потупилась. Она не могла набраться смелости посмотреть ему в глаза. Удивление на ее лице сменилось грустью. Наконец она подняла на него ошеломленный взгляд и жалобно спросила:
— Это значит, что ты не сможешь заняться со мной любовью?
Мик отчаянно затряс головой.
— Это значит... — Ну как ей все объяснить? — Это значит, что я хочу гораздо большего, чем могу получить. И если я получу слишком мало, то будет еще хуже, чем если я не получу ничего. — Он снова тряхнул головой и мрачно добавил: — Вин, мое чувство к тебе явилось для меня неожиданностью.
Как ни странно, но это приободрило Винни и даже внушило ей пусть робкую на первых порах, но моментально окрепшую веру в себя.
— Мик, — возразила она, выйдя на середину комнаты, — не позволяй страху за будущее
отравить себе настоящее! Кто знает, что с нами станется завтра! — Она горячилась все сильнее. — А вдруг завтра мы умрем? — Остановившись напротив Мика, она прошептала: — Пожалуйста, не отвергай меня сегодня!
Он обреченно покачал головой и выдохнул:
— Никуда не денешься.
И это было правдой. С его губ сорвался горький, беспомощный смех при мысли о том, что он сам загнал себя в угол. Он увяз по самые уши и с каждой минутой увязал все глубже. Не в силах подавить нервный смех, он чуть слышно спросил:
— В чем мать родила? С причиндалами напоказ? Вин, побойся Бога! Где ты такого набралась?
— Ты сам это сказал.
На это ему нечего было возразить, и он вынужден был плюхнуться на кровать.
По крайней мере теперь ему ясно, что делать дальше. Первым делом он избавился от рубашки. Несмотря на все увещевания, ей так и не удалось приучить Мика носить нижнее белье. О чем он искренне пожалел в эти минуты при виде жадного любопытства, с которым на него смотрела Винни. Итак, он сорвал с себя рубашку, швырнул ее в угол и похлопал ладонью по тюфяку:
— Аида ко мне, голуба! Садись сюда. Настырным причиндалам Майкла Тремора не терпится свести с тобой знакомство!
Но Винни даже не шелохнулась.
Мик немного подождал и шутливо пожаловался:
— Ты сказала, что хочешь заняться любовью! А когда я сказал, с чего собираюсь начать, ты заупрямилась! Снова решила стать непослушной?
— Не в этом дело! — Она улыбнулась и пробормотала: — Я хочу видеть. Покажи мне!
— А-ах да! Причиндалы? — Он почувствовал, что возбуждается от одних звуков ее голоса: мелодичного, бархатного женского голоска светской леди. «Покажи!» Ну что ж, ему есть что ей показать! — Закрой дверь!
Винни повернулась и прислонилась спиной к двери, следя за тем, как ловко он расстегивает пуговицы на брюках. Изящные руки с длинными пальцами изысканным жестом расстегнули застежку на брюках. Облизнув пересохшие губы, Винни затаила дыхание, она смотрела во все глаза и обмерла от неожиданности, когда расстегнутые брюки сползли ему на бедра. Еще одно движение — и он остался совершенно голым.
Да, голым, как статуя. Только теплым и живым.
Завороженно глядя на мерно вздымавшуюся широкую грудь, она шагнула вперед. Ширина и мускулистость его плеч уже не были для Винни в новинку, зато ее поразило, какие узкие у него бедра. Сильные, мощные и в то же время стройные. А между бедер...
Она снова шагнула вперед, не в силах оторвать взгляд.
— Такое не упрячешь ни под каким фиговым листком, — невольно вырвалось у нее. — Если уж на то пошло... — Винни перевела озабоченный взгляд на его лицо. — Такое вообще никуда не упрячешь!
— Упрячешь, и еще как! — Он не выдержал и рассмеялся. — Кстати, если уж на то пошло, как ты сказала. Но теперь, голуба, это больше не причиндалы. — Она сделала удивленное лицо, и он пояснил: — Я называю их причиндалами, когда они мирные и спокойные. Или только начинают оживать. Но при определенных обстоятельствах, Вин, это хозяйство взводится, как пистолет, а мое в особенности!
Как бы он ни изощрялся, подбирая нужные слова, Винни не могла отделаться от сравнения с гордо упиравшейся в небо корабельной мачтой. Тем временем Мик взял ее руку, поднес к паху и охнул, как будто сильно чему-то удивился, почувствовав ее прикосновение. Ласковым пожатием он дал понять, что ей следует согнуть пальцы, тихонько двинул бедрами вперед и назад и громко застонал. Потом он решительно подтолкнул ее к кровати и сказал:
— Потом будешь смотреть, сколько хочешь. А то боюсь, что больше не выдержу. Я и так давно готов, Вин!
Они оба давно были более чем готовы. Винни налетела на кровать и опрокинулась на спину. Мик поднял ей юбку.
— Давай избавимся от панталон, голуба. А ну-ка, приподнимись!
Панталоны полетели на пол, и в следующий миг он навалился на нее всем телом. Ах, это его бесподобное тело! Его копье каким-то чудом оказалось именно там, где следовало, и уперлось в ту самую сокровенную точку между ее ног. Оба вздрогнули и задохнулись одновременно. Винни попыталась расслабиться, но тут же осознала, что хочет большего. Она зажмурилась и почувствовала его губы у себя на губах. Теперь она знала, как отвечать на поцелуй, и даже осмелилась повторить языком то, что проделывал он. Он застонал и впился в ее губы со всей страстью.
Винни показалось, что она оторвалась от земли и воспарила в небеса.
Она смутно помнила, какое наслаждение испытывала, чувствуя на себе тяжесть его тела, и как ей хотелось ощущать его всего — плоть к плоти. А его рука оказалась в том месте, которое он ласкал вечером в аллее.
— А-ах! — вырвалось у нее.
Как всегда, первые секунды их близости могли показаться грубыми, но не от того, что они хотели причинить друг другу боль, а от снедавшего обоих жадного нетерпения. Винни страстно желала изведать все, что он способен ей дать, и с каждой секундой разгоралась все сильнее. Она содрогалась всем телом и словно сквозь сон слышала свои приглушенные, хриплые стоны, похожие на стоны смертельно раненного животного.
Каждый так спешил излить на другого свою нерастраченную нежность, что при соприкосновении их чувства вспыхивали подобно фейерверку, принося острое до боли наслаждение.
Наконец Мик приподнялся и рукой направил свое копье туда, где только что были его пальцы, и Винни содрогнулась с такой силой, что под ними заскрипела кровать. А он нанес один сильный, мощный удар и замер, погрузившись в нее до конца. С его губ срывались какие-то невнятные, едва различимые звуки.
— Р-ради Бога, — выдохнул он. — Н-не... н-не шевелись...
Но Винни и без того застыла, не в силах шелохнуться. Все ее тело напряженно сжалось: что-то лопнуло у нее внутри. Мгновенная боль, сменившаяся легким жжением, застала ее врасплох. Она затаилась, свыкаясь с новым ощущением: он был там, внутри. И мало-помалу это перестало казаться ей странным, напротив, ей было хорошо, удивительно хорошо!
Наконец Мик счел возможным начать двигаться снова. И с каждым его движением жжение внутри слабело. Винни инстинктивно стала отвечать на его рывки с такой же силой, и это принесло ей с ни с чем не сравнимое удовольствие. Кровь бурлила у нее в жилах, как будто через нее пропустили электрический ток, и сила тока возрастала до тех пор, пока не разрядилась ослепительной вспышкой блаженства.
В ту же секунду она почувствовала, как неистово вздрогнуло его копье где-то внутри, как будто по телу прокатился раскат грома, отозвавшийся трепетом в каждой клеточке тела. Удар. Любовный удар. Наконец-то она полностью осознала, что могут означать эти слова. И все же удивительно, как мужское тело могло вызвать в ней столь ошеломляющий всплеск чувств, ведь они встречались с Миком каждый день.
Она и понятия не имела, от чего так долго отказывалась!
Мик относился к плотским удовольствиям так же добросовестно, как и к остальным своим делам. Старался получить от них все, что можно, и еще чуть-чуть. Он не стеснялся нашептывать Винни на ушко все, что ему приходило в голову. Ах, эти неприличные до ужаса вещи, которые обещал его бархатный, волшебный голос! Они быстро победили в ней остатки девичьей скованности, и Мик мог делать с Винни все, что захочет. Однажды они даже занимались любовью на лужайке в саду, под ярким лунным светом. О да, они позабавились на славу!
Любовники.
Большую часть оставшихся трех дней они провели практически голыми. Мильтон пришел в такое смятение, что был вынужден перебраться к своей сестре. А миссис Рид каким-то чудом умудрялась не показываться им на глаза. Весь дом остался в полном распоряжении Мика и Винни. И они сполна воспользовались этой привилегией.
— Взгляни, — пожаловалась она как-то раз, лежа возле Мика в полном изнеможении. — Нет, ты только взгляни на эти ничтожества! — Винни имела в виду свои маленькие груди. — Их даже круглыми не назовешь! Так, какие-то прыщики!
Мик, как человек воспитанный, не мог не выполнить просьбу дамы и внимательно посмотрел на ее грудь. При этом его глаза загорелись огнем, а губы медленно растянулись в улыбке:
— Вин, и не стыдно тебе жаловаться, что ты недостаточно хорошенькая, когда у тебя есть две такие симпатичные штучки?
— Но ведь они крохотные! А кому это понравится?
— Мне! — Он взял ее груди в ладони и осторожно потеребил соски. — Никогда не видел ничего более аппетитного. Их без труда можно взять в рот. — Именно это Мик и сделал. Винни вздрогнула и застонала. — М-м-м, — мурлыкал Мик, лаская языком ее груди. — М-м-м, настоящие пампушечки с кремом.
Прошло еще несколько минут, и Винни забыла о том, что жаловалась на свою грудь. Да, несомненно, этот человек чрезвычайно талантлив.
Они забавлялись в эти дни, как дети. Взрослые дети, в чьем распоряжении оказался целый большой дом. Вот только время было к ним безжалостно и пролетело слишком быстро.
Винни окончательно потеряла над собой контроль и очень далеко зашла в своих мечтах. Они с Миком могли бы переехать куда-нибудь в другое место, где она выдала бы Мика за... да, за господина из провинции. Он бы охотился со своими хорьками на кроликов, кажется, это тоже входит в список развлечений сельских аристократов. Они поселились бы в небольшом домике, и Винни давала бы уроки дочкам местных богачей. А он, как и положено джентльмену, проводил бы время в благородном ничегонеделании.
Винни поделилась своими мечтами с Миком. Лучше бы ей этого не делать.
— А! — небрежно воскликнул он. — Еще одна фантазия благородной леди? Купить себе мужчину для забавы? — И он продолжал с нарочитой грубостью: — В жизни не пойму этих ваших благородных замашек! Не дай Бог, какой-нибудь аристократ испачкает ручки, если отважится сделать что-то полезное на благо своей стране!
— Не понимаю, над чем ты смеешься! — возразила Винни. Она внимательно следила, чтобы на сковородке не подгорела колбаса. В последнее время им пришлось готовить самим. — Мне, к примеру, это вовсе не кажется таким уж смешным!
— Что? — Мик моментально помрачнел. — Ты действительно вообразила, будто я способен стать бездельником?! Думаешь, у меня нет совести и я способен сидеть у тебя на шее, а ты будешь зарабатывать уроками! Да тебе учить-то будет некого! Кому там нужны твои уроки? Поденщицам? Фермерским женам? Или купеческим дочкам? И думать не смей! Тебе нужен большой город и высший свет с его матронами, мечтающими выдать замуж своих дочек. И мне тоже нужно иметь свое дело или хотя бы какое-то занятие, чтобы обеспечить себя и жену, если однажды я соберусь жениться. — Мик горячился все сильнее, явно чувствуя себя задетым за живое. — Я ведь уже говорил тебе, что не стану себя уважать, если на свете не найдется такого дела, с которым я справляюсь лучше других! А ты, голуба, все еще думаешь так, как прочие снобы в этом городе. Не всегда, но довольно часто. Вот только у тебя слишком сильная натура, чтобы вписаться в их дурацкие стандарты. Ты лезешь из кожи вон, чтобы в них втиснуться, и в итоге начинаешь ненавидеть сама себя! Ты наказываешь себя, лишаешь развлечений и даже отказываешься явиться на бал! А тебе стоило бы там побывать! Больше, чем кому бы то ни было. Явиться к герцогу, танцевать всю ночь и плевать на тех гребаных ублюдков, которым это не понравится!
Вот так речь!
Винни едва успевала внимать его торопливым, сбивчивым словам, от которых у нее тревожно стучало сердце.
Ей пришлось прибегнуть к привычной уловке, чтобы не воспринимать его упреки всерьез:
— Не знаю, что может значить это слово, но оно наверняка употреблено неправильно!
— Какое еще слово? — мрачно поинтересовался он.
— Гребаный.
— Ох! — Он резко обернулся и наставил на нее большую вилку, которой переворачивал колбасу на сковороде. — Вин, это очень плохое слово! Не стоит его повторять!
— Но ты же его повторяешь!
— Я?!
Она, очень довольная, расхохоталась, нечасто ей приходилось видеть на его физиономии столь уморительную растерянность.
— Ну не я же! А еще мне кажется, что слово «траханный» должно обозначать нечто похожее.
Тогда Мик ухмыльнулся и предложил:
— Я тебе покажу, что оно означает! — Он прижал Винни к себе. — Вот! А обозначает оно... в общем, не тушуйся и при вперед на всех парах! Возьми за жабры эту гребаную жизнь и оттрахай ее на всю катушку! Получи от нее все, что можно, и еще чуть-чуть! А почему бы и нет?
— Женщина не может никого оттрахать, — смущенно хихикнула Винни.
— Еще как может! И я люблю это в тебе, Вин! Я люблю тебя! — добавил он еле слышно.
Оба надолго замолчали, первым заговорил Мик:
— Итак, чем мы займемся в ожидании этих придурков? — Господа Ламонты уже прислали записку, что явятся сегодня с вечерним костюмом и приглашением. — Не отнести ли тебя наверх и не оттрахать ли на всю катушку?
Винни подумала, прежде чем дать совершенно искренний ответ:
— Звучит неприлично. Просто жуть. Но пожалуйста, сделай это поскорее! — попросила она страстным шепотом.
О, она оказалась не менее талантливой ученицей, чем Мик. Она прекрасно освоилась с этой грубой и неприличной речью, так уместно звучавшей на тесной кухне или в темной спальне. Ведь они придавали этим словам совершенно иной смысл, превращая их таким образом в язык двух влюбленных, понятный лишь им одним.
Винни все еще не давало покоя слово «сноб». Неужели Мик прав? Но разве сноб опустился бы до близости с таким, как Мик Тремор? Не означает ли это, что она изменила своему образу мыслей в угоду мировоззрению оборванца из Корнуолла, зарабатывавшего себе на жизнь ловлей крыс? Только этого не хватало...
А Мик тем временем поймал себя на мысли, что неспроста так разгорячился и обвинил ее в снобизме. Вероятно, давало о себе знать больное самолюбие, сознание того, что Винни по-прежнему слишком хороша для такого, как он. Его всякий раз пробирала дрожь, стоило вспомнить о ее происхождении, образовании и положении в обществе. И как только у него хватило наглости положить глаз на такую благородную даму, учительницу, дочь маркиза и внучку герцога? Смех, да и только!
Конечно, Мик всегда был честолюбивым малым. Иначе ему и в голову бы не пришло отправиться в Лондон искать удачи. Зато в итоге он стал крысоловом и смог посылать домой приличные деньги на зависть всей округе. Но всему есть свой предел! И Майкл Тремор мог мечтать о Винни Боллаш с тем же успехом, что и вообразить себя принцем Уэльским, супругом английской королевы!
— Мои причиндалы?.. — задыхаясь, переспросил он и снова зашелся смехом. — О Господи! — Ему пришлось прислониться к кровати. Его причиндалы? Он не знал, куда спрятать глаза. Она желает видеть его причиндалы?
Винни торжествующе улыбнулась, видя его растерянность, приободрилась и продолжала уже более уверенно:
— Ты же сам обещал! Помнишь, ты сказал, что я получу все, что угодно, если попрошу об этом вслух?
И это было чистой правдой!
— Винни...
Мик не знал, что сказать. По старой привычке он поднес руку ко рту, в тысячный раз забыв, что там больше нет усов. Он собственноручно брил верхнюю губу каждое утро и минимум раз в день забывал об этом. Ему ничего не оставалось, как оставить несуществующие усы в покое и попытаться высказать этой необычной женщине всю правду:
— Винни, я тебя люблю.
Это признание стало для нее полной неожиданностью. Она смущенно потупилась. Она не могла набраться смелости посмотреть ему в глаза. Удивление на ее лице сменилось грустью. Наконец она подняла на него ошеломленный взгляд и жалобно спросила:
— Это значит, что ты не сможешь заняться со мной любовью?
Мик отчаянно затряс головой.
— Это значит... — Ну как ей все объяснить? — Это значит, что я хочу гораздо большего, чем могу получить. И если я получу слишком мало, то будет еще хуже, чем если я не получу ничего. — Он снова тряхнул головой и мрачно добавил: — Вин, мое чувство к тебе явилось для меня неожиданностью.
Как ни странно, но это приободрило Винни и даже внушило ей пусть робкую на первых порах, но моментально окрепшую веру в себя.
— Мик, — возразила она, выйдя на середину комнаты, — не позволяй страху за будущее
отравить себе настоящее! Кто знает, что с нами станется завтра! — Она горячилась все сильнее. — А вдруг завтра мы умрем? — Остановившись напротив Мика, она прошептала: — Пожалуйста, не отвергай меня сегодня!
Он обреченно покачал головой и выдохнул:
— Никуда не денешься.
И это было правдой. С его губ сорвался горький, беспомощный смех при мысли о том, что он сам загнал себя в угол. Он увяз по самые уши и с каждой минутой увязал все глубже. Не в силах подавить нервный смех, он чуть слышно спросил:
— В чем мать родила? С причиндалами напоказ? Вин, побойся Бога! Где ты такого набралась?
— Ты сам это сказал.
На это ему нечего было возразить, и он вынужден был плюхнуться на кровать.
По крайней мере теперь ему ясно, что делать дальше. Первым делом он избавился от рубашки. Несмотря на все увещевания, ей так и не удалось приучить Мика носить нижнее белье. О чем он искренне пожалел в эти минуты при виде жадного любопытства, с которым на него смотрела Винни. Итак, он сорвал с себя рубашку, швырнул ее в угол и похлопал ладонью по тюфяку:
— Аида ко мне, голуба! Садись сюда. Настырным причиндалам Майкла Тремора не терпится свести с тобой знакомство!
Но Винни даже не шелохнулась.
Мик немного подождал и шутливо пожаловался:
— Ты сказала, что хочешь заняться любовью! А когда я сказал, с чего собираюсь начать, ты заупрямилась! Снова решила стать непослушной?
— Не в этом дело! — Она улыбнулась и пробормотала: — Я хочу видеть. Покажи мне!
— А-ах да! Причиндалы? — Он почувствовал, что возбуждается от одних звуков ее голоса: мелодичного, бархатного женского голоска светской леди. «Покажи!» Ну что ж, ему есть что ей показать! — Закрой дверь!
Винни повернулась и прислонилась спиной к двери, следя за тем, как ловко он расстегивает пуговицы на брюках. Изящные руки с длинными пальцами изысканным жестом расстегнули застежку на брюках. Облизнув пересохшие губы, Винни затаила дыхание, она смотрела во все глаза и обмерла от неожиданности, когда расстегнутые брюки сползли ему на бедра. Еще одно движение — и он остался совершенно голым.
Да, голым, как статуя. Только теплым и живым.
Завороженно глядя на мерно вздымавшуюся широкую грудь, она шагнула вперед. Ширина и мускулистость его плеч уже не были для Винни в новинку, зато ее поразило, какие узкие у него бедра. Сильные, мощные и в то же время стройные. А между бедер...
Она снова шагнула вперед, не в силах оторвать взгляд.
— Такое не упрячешь ни под каким фиговым листком, — невольно вырвалось у нее. — Если уж на то пошло... — Винни перевела озабоченный взгляд на его лицо. — Такое вообще никуда не упрячешь!
— Упрячешь, и еще как! — Он не выдержал и рассмеялся. — Кстати, если уж на то пошло, как ты сказала. Но теперь, голуба, это больше не причиндалы. — Она сделала удивленное лицо, и он пояснил: — Я называю их причиндалами, когда они мирные и спокойные. Или только начинают оживать. Но при определенных обстоятельствах, Вин, это хозяйство взводится, как пистолет, а мое в особенности!
Как бы он ни изощрялся, подбирая нужные слова, Винни не могла отделаться от сравнения с гордо упиравшейся в небо корабельной мачтой. Тем временем Мик взял ее руку, поднес к паху и охнул, как будто сильно чему-то удивился, почувствовав ее прикосновение. Ласковым пожатием он дал понять, что ей следует согнуть пальцы, тихонько двинул бедрами вперед и назад и громко застонал. Потом он решительно подтолкнул ее к кровати и сказал:
— Потом будешь смотреть, сколько хочешь. А то боюсь, что больше не выдержу. Я и так давно готов, Вин!
Они оба давно были более чем готовы. Винни налетела на кровать и опрокинулась на спину. Мик поднял ей юбку.
— Давай избавимся от панталон, голуба. А ну-ка, приподнимись!
Панталоны полетели на пол, и в следующий миг он навалился на нее всем телом. Ах, это его бесподобное тело! Его копье каким-то чудом оказалось именно там, где следовало, и уперлось в ту самую сокровенную точку между ее ног. Оба вздрогнули и задохнулись одновременно. Винни попыталась расслабиться, но тут же осознала, что хочет большего. Она зажмурилась и почувствовала его губы у себя на губах. Теперь она знала, как отвечать на поцелуй, и даже осмелилась повторить языком то, что проделывал он. Он застонал и впился в ее губы со всей страстью.
Винни показалось, что она оторвалась от земли и воспарила в небеса.
Она смутно помнила, какое наслаждение испытывала, чувствуя на себе тяжесть его тела, и как ей хотелось ощущать его всего — плоть к плоти. А его рука оказалась в том месте, которое он ласкал вечером в аллее.
— А-ах! — вырвалось у нее.
Как всегда, первые секунды их близости могли показаться грубыми, но не от того, что они хотели причинить друг другу боль, а от снедавшего обоих жадного нетерпения. Винни страстно желала изведать все, что он способен ей дать, и с каждой секундой разгоралась все сильнее. Она содрогалась всем телом и словно сквозь сон слышала свои приглушенные, хриплые стоны, похожие на стоны смертельно раненного животного.
Каждый так спешил излить на другого свою нерастраченную нежность, что при соприкосновении их чувства вспыхивали подобно фейерверку, принося острое до боли наслаждение.
Наконец Мик приподнялся и рукой направил свое копье туда, где только что были его пальцы, и Винни содрогнулась с такой силой, что под ними заскрипела кровать. А он нанес один сильный, мощный удар и замер, погрузившись в нее до конца. С его губ срывались какие-то невнятные, едва различимые звуки.
— Р-ради Бога, — выдохнул он. — Н-не... н-не шевелись...
Но Винни и без того застыла, не в силах шелохнуться. Все ее тело напряженно сжалось: что-то лопнуло у нее внутри. Мгновенная боль, сменившаяся легким жжением, застала ее врасплох. Она затаилась, свыкаясь с новым ощущением: он был там, внутри. И мало-помалу это перестало казаться ей странным, напротив, ей было хорошо, удивительно хорошо!
Наконец Мик счел возможным начать двигаться снова. И с каждым его движением жжение внутри слабело. Винни инстинктивно стала отвечать на его рывки с такой же силой, и это принесло ей с ни с чем не сравнимое удовольствие. Кровь бурлила у нее в жилах, как будто через нее пропустили электрический ток, и сила тока возрастала до тех пор, пока не разрядилась ослепительной вспышкой блаженства.
В ту же секунду она почувствовала, как неистово вздрогнуло его копье где-то внутри, как будто по телу прокатился раскат грома, отозвавшийся трепетом в каждой клеточке тела. Удар. Любовный удар. Наконец-то она полностью осознала, что могут означать эти слова. И все же удивительно, как мужское тело могло вызвать в ней столь ошеломляющий всплеск чувств, ведь они встречались с Миком каждый день.
Она и понятия не имела, от чего так долго отказывалась!
Мик относился к плотским удовольствиям так же добросовестно, как и к остальным своим делам. Старался получить от них все, что можно, и еще чуть-чуть. Он не стеснялся нашептывать Винни на ушко все, что ему приходило в голову. Ах, эти неприличные до ужаса вещи, которые обещал его бархатный, волшебный голос! Они быстро победили в ней остатки девичьей скованности, и Мик мог делать с Винни все, что захочет. Однажды они даже занимались любовью на лужайке в саду, под ярким лунным светом. О да, они позабавились на славу!
Любовники.
Большую часть оставшихся трех дней они провели практически голыми. Мильтон пришел в такое смятение, что был вынужден перебраться к своей сестре. А миссис Рид каким-то чудом умудрялась не показываться им на глаза. Весь дом остался в полном распоряжении Мика и Винни. И они сполна воспользовались этой привилегией.
— Взгляни, — пожаловалась она как-то раз, лежа возле Мика в полном изнеможении. — Нет, ты только взгляни на эти ничтожества! — Винни имела в виду свои маленькие груди. — Их даже круглыми не назовешь! Так, какие-то прыщики!
Мик, как человек воспитанный, не мог не выполнить просьбу дамы и внимательно посмотрел на ее грудь. При этом его глаза загорелись огнем, а губы медленно растянулись в улыбке:
— Вин, и не стыдно тебе жаловаться, что ты недостаточно хорошенькая, когда у тебя есть две такие симпатичные штучки?
— Но ведь они крохотные! А кому это понравится?
— Мне! — Он взял ее груди в ладони и осторожно потеребил соски. — Никогда не видел ничего более аппетитного. Их без труда можно взять в рот. — Именно это Мик и сделал. Винни вздрогнула и застонала. — М-м-м, — мурлыкал Мик, лаская языком ее груди. — М-м-м, настоящие пампушечки с кремом.
Прошло еще несколько минут, и Винни забыла о том, что жаловалась на свою грудь. Да, несомненно, этот человек чрезвычайно талантлив.
Они забавлялись в эти дни, как дети. Взрослые дети, в чьем распоряжении оказался целый большой дом. Вот только время было к ним безжалостно и пролетело слишком быстро.
Винни окончательно потеряла над собой контроль и очень далеко зашла в своих мечтах. Они с Миком могли бы переехать куда-нибудь в другое место, где она выдала бы Мика за... да, за господина из провинции. Он бы охотился со своими хорьками на кроликов, кажется, это тоже входит в список развлечений сельских аристократов. Они поселились бы в небольшом домике, и Винни давала бы уроки дочкам местных богачей. А он, как и положено джентльмену, проводил бы время в благородном ничегонеделании.
Винни поделилась своими мечтами с Миком. Лучше бы ей этого не делать.
— А! — небрежно воскликнул он. — Еще одна фантазия благородной леди? Купить себе мужчину для забавы? — И он продолжал с нарочитой грубостью: — В жизни не пойму этих ваших благородных замашек! Не дай Бог, какой-нибудь аристократ испачкает ручки, если отважится сделать что-то полезное на благо своей стране!
— Не понимаю, над чем ты смеешься! — возразила Винни. Она внимательно следила, чтобы на сковородке не подгорела колбаса. В последнее время им пришлось готовить самим. — Мне, к примеру, это вовсе не кажется таким уж смешным!
— Что? — Мик моментально помрачнел. — Ты действительно вообразила, будто я способен стать бездельником?! Думаешь, у меня нет совести и я способен сидеть у тебя на шее, а ты будешь зарабатывать уроками! Да тебе учить-то будет некого! Кому там нужны твои уроки? Поденщицам? Фермерским женам? Или купеческим дочкам? И думать не смей! Тебе нужен большой город и высший свет с его матронами, мечтающими выдать замуж своих дочек. И мне тоже нужно иметь свое дело или хотя бы какое-то занятие, чтобы обеспечить себя и жену, если однажды я соберусь жениться. — Мик горячился все сильнее, явно чувствуя себя задетым за живое. — Я ведь уже говорил тебе, что не стану себя уважать, если на свете не найдется такого дела, с которым я справляюсь лучше других! А ты, голуба, все еще думаешь так, как прочие снобы в этом городе. Не всегда, но довольно часто. Вот только у тебя слишком сильная натура, чтобы вписаться в их дурацкие стандарты. Ты лезешь из кожи вон, чтобы в них втиснуться, и в итоге начинаешь ненавидеть сама себя! Ты наказываешь себя, лишаешь развлечений и даже отказываешься явиться на бал! А тебе стоило бы там побывать! Больше, чем кому бы то ни было. Явиться к герцогу, танцевать всю ночь и плевать на тех гребаных ублюдков, которым это не понравится!
Вот так речь!
Винни едва успевала внимать его торопливым, сбивчивым словам, от которых у нее тревожно стучало сердце.
Ей пришлось прибегнуть к привычной уловке, чтобы не воспринимать его упреки всерьез:
— Не знаю, что может значить это слово, но оно наверняка употреблено неправильно!
— Какое еще слово? — мрачно поинтересовался он.
— Гребаный.
— Ох! — Он резко обернулся и наставил на нее большую вилку, которой переворачивал колбасу на сковороде. — Вин, это очень плохое слово! Не стоит его повторять!
— Но ты же его повторяешь!
— Я?!
Она, очень довольная, расхохоталась, нечасто ей приходилось видеть на его физиономии столь уморительную растерянность.
— Ну не я же! А еще мне кажется, что слово «траханный» должно обозначать нечто похожее.
Тогда Мик ухмыльнулся и предложил:
— Я тебе покажу, что оно означает! — Он прижал Винни к себе. — Вот! А обозначает оно... в общем, не тушуйся и при вперед на всех парах! Возьми за жабры эту гребаную жизнь и оттрахай ее на всю катушку! Получи от нее все, что можно, и еще чуть-чуть! А почему бы и нет?
— Женщина не может никого оттрахать, — смущенно хихикнула Винни.
— Еще как может! И я люблю это в тебе, Вин! Я люблю тебя! — добавил он еле слышно.
Оба надолго замолчали, первым заговорил Мик:
— Итак, чем мы займемся в ожидании этих придурков? — Господа Ламонты уже прислали записку, что явятся сегодня с вечерним костюмом и приглашением. — Не отнести ли тебя наверх и не оттрахать ли на всю катушку?
Винни подумала, прежде чем дать совершенно искренний ответ:
— Звучит неприлично. Просто жуть. Но пожалуйста, сделай это поскорее! — попросила она страстным шепотом.
О, она оказалась не менее талантливой ученицей, чем Мик. Она прекрасно освоилась с этой грубой и неприличной речью, так уместно звучавшей на тесной кухне или в темной спальне. Ведь они придавали этим словам совершенно иной смысл, превращая их таким образом в язык двух влюбленных, понятный лишь им одним.
Винни все еще не давало покоя слово «сноб». Неужели Мик прав? Но разве сноб опустился бы до близости с таким, как Мик Тремор? Не означает ли это, что она изменила своему образу мыслей в угоду мировоззрению оборванца из Корнуолла, зарабатывавшего себе на жизнь ловлей крыс? Только этого не хватало...
А Мик тем временем поймал себя на мысли, что неспроста так разгорячился и обвинил ее в снобизме. Вероятно, давало о себе знать больное самолюбие, сознание того, что Винни по-прежнему слишком хороша для такого, как он. Его всякий раз пробирала дрожь, стоило вспомнить о ее происхождении, образовании и положении в обществе. И как только у него хватило наглости положить глаз на такую благородную даму, учительницу, дочь маркиза и внучку герцога? Смех, да и только!
Конечно, Мик всегда был честолюбивым малым. Иначе ему и в голову бы не пришло отправиться в Лондон искать удачи. Зато в итоге он стал крысоловом и смог посылать домой приличные деньги на зависть всей округе. Но всему есть свой предел! И Майкл Тремор мог мечтать о Винни Боллаш с тем же успехом, что и вообразить себя принцем Уэльским, супругом английской королевы!