Страница:
Пилорат кивнул.
— Аналогии всегда рискованны, — сказал он, — но я, скорее, приму их, чем стану напрягать разум, размышляя насчет гиперпространства. Я лучше сосредоточусь на том, что мы сделали и делаем сейчас.
— Рассматривайте произошедшее, — предложил Тревиз, — как первую остановку на пути к Земле.
И про себя подумал: «или на пути куда-нибудь еще».
— Ну, — сказал Тревиз, — я зря потратил день.
— Да? — Пилорат посмотрел на него из-за своего аккуратного каталога. — В каком смысле?
— Я не поверил компьютеру, и поэтому сравнил наше теперешнее положение с его расчетами. Разница незначительна. Заметной ошибки нет.
— Но ведь это хорошо, не так ли?
— Более чем хорошо, это невероятно. Я никогда не слышал ни о чем подобном. Я совершал прыжки и управлял ими различными способами. В училище я разработал прыжок с ручным компьютером, а затем послал гипертранслятор проверить результат.
Естественно, я не мог послать настоящий корабль — по недостатку опыта я запросто мог загнать его внутрь звезды. Ничего плохого я ни разу не сделал, конечно, но ошибка всегда была значительной. Ошибка бывает всегда, даже у специалистов. Она просто должна быть, потому что слишком много переменных.
Геометрия пространства слишком сложна, а гиперпространство включает в себя все ее сложности плюс и свои собственные, на понимание которых мы даже претендовать не можем. Вот поэтому мы идем шажочками вместо того, чтобы сделать один большой прыжок отсюда в Сейшел. Чем больше расстояние, тем больше ошибок.
— Но вы сказали, что этот компьютер не сделал ошибки.
— Компьютер сказал, что он не сделал ошибки. Я велел ему сравнить наше положение с расчетным. Он сказал, что оба положения идентичны в границах их измерения, и я подумал: а что, если он лжет?
До этих слов Пилорат держал свой каталог в руках, теперь он отложил его и выглядел потрясенным.
— Вы шутите? Компьютер не может лгать. Или вы думаете, что он неисправен?
— Нет, этого я не думал. Я подумал, что он солгал. Этот компьютер настолько совершенен, что я думал о нем как о человеке. Он достаточно человечен, чтобы гордиться — и, возможно, солгать. Я дал ему команду разработать путь через гиперпространство ближе к Сейшел-столице Союза Сейшел. Он это сделал и начертил курс в двадцать девять прыжков, что является высокомерием самого худшего сорта.
— Почему высокомерием?
— Ошибка в первом прыжке делает второй значительно менее определенным, а добавленная ошибка делает третий шатким и ненадежным, ну и так далее. Как вы рассчитаете сразу все двадцать девять прыжков? Ведь двадцать девятый может закончиться в любом месте Галактики, вообще где угодно. Поэтому я велел ему сделать только первый прыжок. Затем я решил проверить его, прежде чем выполнять второй.
— Осторожное продвижение, — горячо откликнулся профессор, — я одобряю!
— Да, но сделав первый шаг, компьютер мог почувствовать себя задетым моим недоверием? Может он, спасая свою гордость, сказал мне, что никакой ошибки вообще не было, когда я спросил его об этом. Он, сознавая собственное превосходство, не счел нужным признаваться в ошибке? Если так, можно считать, что у нас нет компьютера.
Длинное доброе лицо Пилората опечалилось.
— Что же мы можем сделать в этом случае, Голан?
— Мы можем сделать то, что сделал я — потратить зря день. Я проверил положение окружающих нас звезд самыми примитивными методами: телескопическим наблюдением, фотографией и ручным измерением. Эта работа заняла у меня целый день и ничего не дала.
— Я не совсем понимаю...
— Я обнаружил две чудовищные ошибки, но оказалось, что они в моих расчетах. Я сам ошибся. Я выправил расчеты и ввел их в компьютер, чтобы увидеть, придет ли он к тем же результатам. Он обработал их и оказалось, что мои цифры правильны, и что компьютер не может ошибаться. Вообще-то, компьютер может быть надменным, как сын Мула, но наш экземпляр еще более надменен.
Пилорат вздохнул.
— Ну, вот и хорошо.
— Да, конечно. Так что я позволил ему сделать остальные двадцать восемь прыжков.
— Все сразу. Но...
— Не все сразу. Не боитесь. Я еще не настолько безрассуден. Он будет делать один за другим, и после каждого будет проверять окружение, и если все окажется в допустимых пределах, только тогда сделает следующий прыжок. Если обнаружится значительная ошибка, произойдет остановка и пересчет остальных прыжков.
— И когда он начнет?
— Да прямо сейчас. Я вижу, вы работаете со своими каталогом?
— О, наконец-то мне выдался случай сделать это, Голан. Я собирался не один год, но всегда что-нибудь мешало.
— Я не возражаю. Занимайтесь им и не огорчайтесь. Сосредоточьтесь на каталоге, а я позабочусь обо всем остальном Пилорат отрицательно покачал головой.
— Бросьте. Я не могу расслабиться, пока все это не будет позади. Я напряжен от страха.
— Мне, вообще-то, не следовало вам об этом говорить, но я должен с кем-нибудь поделиться, а здесь, кроме вас, никого нет. Разрешите мне высказаться откровенно. Всегда существует возможность, что мы окажемся как раз в том месте пространства, где будет метеорит или черная мини-дыра.
Корабль разрушится, а мы умрем. Теоретически такое может случиться, хотя вероятность этого ничтожна. В сущности, мы можем сидеть дома, заниматься своими делами, или спать, а метеорит пролетит сквозь атмосферу Терминуса и угодит вам прямо в голову. Но это очень маловероятно.
Шанс оказаться в одном месте с чем-то роковым, так же чрезвычайно мал, потому что компьютер знает об этом, когда делает прыжок, этот шанс даже меньше, чем попадание метеорита в ваш дом: за всю историю гиперпространственных путешествий такого случая не было. А другие типы риска — вроде того, чтобы очутиться в середине звезды — еще менее вероятны.
— Тогда зачем вы говорите все это мне, Голан?
Тревиз пожал плечами.
— Сам не знаю. Наверное, вот почему: как ни малы шансы, катастрофа все-таки может произойти и, если это произойдет, то все закончится мгновенно. Хотя я и уверен, что ничего не правильного не сделал, что-то во мне говорит: «А вдруг случится?», и я чувствую себя виноватым. Янов, если что-нибудь произойдет не так, простите меня!
— Ну, дорогой мой Голан, если что-нибудь произойдет не так, мы умрем мгновенно. Ни я не успею простить вас, ни вы — получить мое прощение.
— Я понимаю, поэтому простите меня сейчас, ладно?
Пилорат улыбнулся.
— Не знаю почему, но меня это утешает. В этом есть что-то приятное, юмористическое. Конечно, я прощу вас, Голан, в мировой литературе куча мифов о потусторонней жизни, и если случится, что мы угодим в черную мини-дыру или еще куда-нибудь — мы оба окажемся в одном месте, и я засвидетельствую, что вы честно сделали все, что смогли, и что моя смерть не на вашей совести.
— Спасибо! Теперь и я спокоен. Я готов рисковать, но меня не радовала мысль, что вместе со мной рискуете и вы.
Пилорат протянул Тревизу руку.
— Вы знаете, Голан, я знаком с вами меньше недели и полагаю, что не следовало бы делать поспешных суждений, но я думаю, что вы отличный товарищ. А теперь давайте, делайте, что надо, и покончим с этим.
— Отлично! Мне всего и дела, что коснуться этого маленького контакта. Компьютер имеет инструкцию и ждет только, когда я скажу: «Старт!». Может, вы сами хотите...
— Ни в коем случае! Это ваш компьютер.
— Прекрасно. И он под моей ответственностью. Следите за экраном!
Улыбнувшись абсолютно искренне, Тревиз твердой рукой нажал контакт.
Секундная пауза — и звездное поле изменилось — и еще, и еще раз. Звезды стали плотнее и ярче.
Пилорат отсчитывал каждый со вздохом. На пятнадцатом произошла заминка, словно заело какую-то деталь аппарата. Пилорат прошептал, явно опасаясь, что резкий звук может роковым образом повлиять на механизм.
— Что-то не так? Что случилось?
— Я думаю, что перерасчет. Какой-нибудь объект в космосе добавил заметное возмущение к общей форме гравитационного поля, объект неучтенный — не отмеченный на картах карлик или блуждающая планета...
— Это опасно?
— Поскольку мы еще живы, почти наверняка нет. Планета может быть за сто миллионов миль позади, но, все-таки, вносить достаточно ощутимую гравитационную модификацию, которая требует перерасчета. Звезда-карлик может быть в десяти миллиардах километров...
Экран снова изменился, и Тревиз замолчал. Снова изменение, еще — и когда, наконец, Пилорат произнес: «Двадцать восемь», движение прекратилось.
Тревиз поглядел на компьютер.
— Приехали, — сказал он.
— Я считал первый прыжок за «1» и эту серию начал с двойки. — Сказал Пилорат. — Все вместе составляет двадцать восемь прыжков. А вы говорили, что их будет двадцать девять.
— Перерасчет пятнадцатого прыжка сэкономил нам один прыжок. Я смогу проверить на компьютере, если хотите, но это, в сущности, ни к чему. Мы вблизи Сейшел. Так утверждает компьютер, и я не сомневаюсь в этом.
Если я точно сориентирую экран, мы увидим приятное яркое солнце, но нет смысла напрягать отражательные способности экрана. Планета Сейшел — четвертая, а мы около третьей. От нашего теперешнего местоположения два миллиона километров назад — и мы подойдем к завершающему прыжку.
Мы будем на месте через три дня, даже через два, если поспешим. — Тревиз глубоко вздохнул, пытаясь снять напряжение. — Вы понимаете, что это означает, Янов? Все корабли, на которых я бывал или о которых я слышал, сделали бы эти прыжки с интервалом, по крайней мере, в сутки для тщательного расчета и перепроверки, даже с компьютером. Путешествие заняло бы почти месяц. Может, три недели, если бы люди торопились. А мы его совершили за полчаса. Когда все корабли будут снабжены такими компьютерами...
— Я вот все думаю, — перебил его Пилорат, — почему мэр дала нам такой корабль? Он ведь, наверное, страшно дорогой.
— Он экспериментальный, — сухо ответил Тревиз. — Видимо, эта очаровательная женщина очень хотела, чтобы мы его опробовали и увидели, какие недостатки в нем обнаружатся.
— Вы это серьезно?
— Не переживайте. В конце концов, печалиться не о чем. Мы не обнаружили никаких недостатков. Но это не ее заслуга. Если бы что-нибудь и было, ее чувство человечности не пострадало бы. К тому же, она не дала нам оружия, а это заметно снизило стоимость корабля.
— Я думаю насчет компьютера, — задумчиво признался Пилорат. — Он очень хорошо пригнан к вам... Со мной он вряд ли стал бы работать.
— Для нас хорошо, что он хоть с кем-то сработался.
— Да, но разве это может быть случайностью?
— Что вы этим хотите сказать?
— Мэр наверняка хорошо знала вас.
— Думаю, да.
— Не могла она заказать компьютер специально для вас?
— Зачем?
— Мне вдруг пришло на ум, могли бы мы отказаться идти туда, куда компьютер хочет нас доставить?
Тревиз оторопел.
— Вы хотите сказать, что в то время, когда я связан с компьютером, управляет он, а не я?
— У меня мелькнула такая мысль.
— Это же нелепо! Парадоксально! Бросьте, Янов. — Тревиз повернулся спиной к компьютеру, чтобы сфокусировать на экране Сейшел-планету и начертить курс к ней в нормальном пространстве.
— Аналогии всегда рискованны, — сказал он, — но я, скорее, приму их, чем стану напрягать разум, размышляя насчет гиперпространства. Я лучше сосредоточусь на том, что мы сделали и делаем сейчас.
— Рассматривайте произошедшее, — предложил Тревиз, — как первую остановку на пути к Земле.
И про себя подумал: «или на пути куда-нибудь еще».
— Ну, — сказал Тревиз, — я зря потратил день.
— Да? — Пилорат посмотрел на него из-за своего аккуратного каталога. — В каком смысле?
— Я не поверил компьютеру, и поэтому сравнил наше теперешнее положение с его расчетами. Разница незначительна. Заметной ошибки нет.
— Но ведь это хорошо, не так ли?
— Более чем хорошо, это невероятно. Я никогда не слышал ни о чем подобном. Я совершал прыжки и управлял ими различными способами. В училище я разработал прыжок с ручным компьютером, а затем послал гипертранслятор проверить результат.
Естественно, я не мог послать настоящий корабль — по недостатку опыта я запросто мог загнать его внутрь звезды. Ничего плохого я ни разу не сделал, конечно, но ошибка всегда была значительной. Ошибка бывает всегда, даже у специалистов. Она просто должна быть, потому что слишком много переменных.
Геометрия пространства слишком сложна, а гиперпространство включает в себя все ее сложности плюс и свои собственные, на понимание которых мы даже претендовать не можем. Вот поэтому мы идем шажочками вместо того, чтобы сделать один большой прыжок отсюда в Сейшел. Чем больше расстояние, тем больше ошибок.
— Но вы сказали, что этот компьютер не сделал ошибки.
— Компьютер сказал, что он не сделал ошибки. Я велел ему сравнить наше положение с расчетным. Он сказал, что оба положения идентичны в границах их измерения, и я подумал: а что, если он лжет?
До этих слов Пилорат держал свой каталог в руках, теперь он отложил его и выглядел потрясенным.
— Вы шутите? Компьютер не может лгать. Или вы думаете, что он неисправен?
— Нет, этого я не думал. Я подумал, что он солгал. Этот компьютер настолько совершенен, что я думал о нем как о человеке. Он достаточно человечен, чтобы гордиться — и, возможно, солгать. Я дал ему команду разработать путь через гиперпространство ближе к Сейшел-столице Союза Сейшел. Он это сделал и начертил курс в двадцать девять прыжков, что является высокомерием самого худшего сорта.
— Почему высокомерием?
— Ошибка в первом прыжке делает второй значительно менее определенным, а добавленная ошибка делает третий шатким и ненадежным, ну и так далее. Как вы рассчитаете сразу все двадцать девять прыжков? Ведь двадцать девятый может закончиться в любом месте Галактики, вообще где угодно. Поэтому я велел ему сделать только первый прыжок. Затем я решил проверить его, прежде чем выполнять второй.
— Осторожное продвижение, — горячо откликнулся профессор, — я одобряю!
— Да, но сделав первый шаг, компьютер мог почувствовать себя задетым моим недоверием? Может он, спасая свою гордость, сказал мне, что никакой ошибки вообще не было, когда я спросил его об этом. Он, сознавая собственное превосходство, не счел нужным признаваться в ошибке? Если так, можно считать, что у нас нет компьютера.
Длинное доброе лицо Пилората опечалилось.
— Что же мы можем сделать в этом случае, Голан?
— Мы можем сделать то, что сделал я — потратить зря день. Я проверил положение окружающих нас звезд самыми примитивными методами: телескопическим наблюдением, фотографией и ручным измерением. Эта работа заняла у меня целый день и ничего не дала.
— Я не совсем понимаю...
— Я обнаружил две чудовищные ошибки, но оказалось, что они в моих расчетах. Я сам ошибся. Я выправил расчеты и ввел их в компьютер, чтобы увидеть, придет ли он к тем же результатам. Он обработал их и оказалось, что мои цифры правильны, и что компьютер не может ошибаться. Вообще-то, компьютер может быть надменным, как сын Мула, но наш экземпляр еще более надменен.
Пилорат вздохнул.
— Ну, вот и хорошо.
— Да, конечно. Так что я позволил ему сделать остальные двадцать восемь прыжков.
— Все сразу. Но...
— Не все сразу. Не боитесь. Я еще не настолько безрассуден. Он будет делать один за другим, и после каждого будет проверять окружение, и если все окажется в допустимых пределах, только тогда сделает следующий прыжок. Если обнаружится значительная ошибка, произойдет остановка и пересчет остальных прыжков.
— И когда он начнет?
— Да прямо сейчас. Я вижу, вы работаете со своими каталогом?
— О, наконец-то мне выдался случай сделать это, Голан. Я собирался не один год, но всегда что-нибудь мешало.
— Я не возражаю. Занимайтесь им и не огорчайтесь. Сосредоточьтесь на каталоге, а я позабочусь обо всем остальном Пилорат отрицательно покачал головой.
— Бросьте. Я не могу расслабиться, пока все это не будет позади. Я напряжен от страха.
— Мне, вообще-то, не следовало вам об этом говорить, но я должен с кем-нибудь поделиться, а здесь, кроме вас, никого нет. Разрешите мне высказаться откровенно. Всегда существует возможность, что мы окажемся как раз в том месте пространства, где будет метеорит или черная мини-дыра.
Корабль разрушится, а мы умрем. Теоретически такое может случиться, хотя вероятность этого ничтожна. В сущности, мы можем сидеть дома, заниматься своими делами, или спать, а метеорит пролетит сквозь атмосферу Терминуса и угодит вам прямо в голову. Но это очень маловероятно.
Шанс оказаться в одном месте с чем-то роковым, так же чрезвычайно мал, потому что компьютер знает об этом, когда делает прыжок, этот шанс даже меньше, чем попадание метеорита в ваш дом: за всю историю гиперпространственных путешествий такого случая не было. А другие типы риска — вроде того, чтобы очутиться в середине звезды — еще менее вероятны.
— Тогда зачем вы говорите все это мне, Голан?
Тревиз пожал плечами.
— Сам не знаю. Наверное, вот почему: как ни малы шансы, катастрофа все-таки может произойти и, если это произойдет, то все закончится мгновенно. Хотя я и уверен, что ничего не правильного не сделал, что-то во мне говорит: «А вдруг случится?», и я чувствую себя виноватым. Янов, если что-нибудь произойдет не так, простите меня!
— Ну, дорогой мой Голан, если что-нибудь произойдет не так, мы умрем мгновенно. Ни я не успею простить вас, ни вы — получить мое прощение.
— Я понимаю, поэтому простите меня сейчас, ладно?
Пилорат улыбнулся.
— Не знаю почему, но меня это утешает. В этом есть что-то приятное, юмористическое. Конечно, я прощу вас, Голан, в мировой литературе куча мифов о потусторонней жизни, и если случится, что мы угодим в черную мини-дыру или еще куда-нибудь — мы оба окажемся в одном месте, и я засвидетельствую, что вы честно сделали все, что смогли, и что моя смерть не на вашей совести.
— Спасибо! Теперь и я спокоен. Я готов рисковать, но меня не радовала мысль, что вместе со мной рискуете и вы.
Пилорат протянул Тревизу руку.
— Вы знаете, Голан, я знаком с вами меньше недели и полагаю, что не следовало бы делать поспешных суждений, но я думаю, что вы отличный товарищ. А теперь давайте, делайте, что надо, и покончим с этим.
— Отлично! Мне всего и дела, что коснуться этого маленького контакта. Компьютер имеет инструкцию и ждет только, когда я скажу: «Старт!». Может, вы сами хотите...
— Ни в коем случае! Это ваш компьютер.
— Прекрасно. И он под моей ответственностью. Следите за экраном!
Улыбнувшись абсолютно искренне, Тревиз твердой рукой нажал контакт.
Секундная пауза — и звездное поле изменилось — и еще, и еще раз. Звезды стали плотнее и ярче.
Пилорат отсчитывал каждый со вздохом. На пятнадцатом произошла заминка, словно заело какую-то деталь аппарата. Пилорат прошептал, явно опасаясь, что резкий звук может роковым образом повлиять на механизм.
— Что-то не так? Что случилось?
— Я думаю, что перерасчет. Какой-нибудь объект в космосе добавил заметное возмущение к общей форме гравитационного поля, объект неучтенный — не отмеченный на картах карлик или блуждающая планета...
— Это опасно?
— Поскольку мы еще живы, почти наверняка нет. Планета может быть за сто миллионов миль позади, но, все-таки, вносить достаточно ощутимую гравитационную модификацию, которая требует перерасчета. Звезда-карлик может быть в десяти миллиардах километров...
Экран снова изменился, и Тревиз замолчал. Снова изменение, еще — и когда, наконец, Пилорат произнес: «Двадцать восемь», движение прекратилось.
Тревиз поглядел на компьютер.
— Приехали, — сказал он.
— Я считал первый прыжок за «1» и эту серию начал с двойки. — Сказал Пилорат. — Все вместе составляет двадцать восемь прыжков. А вы говорили, что их будет двадцать девять.
— Перерасчет пятнадцатого прыжка сэкономил нам один прыжок. Я смогу проверить на компьютере, если хотите, но это, в сущности, ни к чему. Мы вблизи Сейшел. Так утверждает компьютер, и я не сомневаюсь в этом.
Если я точно сориентирую экран, мы увидим приятное яркое солнце, но нет смысла напрягать отражательные способности экрана. Планета Сейшел — четвертая, а мы около третьей. От нашего теперешнего местоположения два миллиона километров назад — и мы подойдем к завершающему прыжку.
Мы будем на месте через три дня, даже через два, если поспешим. — Тревиз глубоко вздохнул, пытаясь снять напряжение. — Вы понимаете, что это означает, Янов? Все корабли, на которых я бывал или о которых я слышал, сделали бы эти прыжки с интервалом, по крайней мере, в сутки для тщательного расчета и перепроверки, даже с компьютером. Путешествие заняло бы почти месяц. Может, три недели, если бы люди торопились. А мы его совершили за полчаса. Когда все корабли будут снабжены такими компьютерами...
— Я вот все думаю, — перебил его Пилорат, — почему мэр дала нам такой корабль? Он ведь, наверное, страшно дорогой.
— Он экспериментальный, — сухо ответил Тревиз. — Видимо, эта очаровательная женщина очень хотела, чтобы мы его опробовали и увидели, какие недостатки в нем обнаружатся.
— Вы это серьезно?
— Не переживайте. В конце концов, печалиться не о чем. Мы не обнаружили никаких недостатков. Но это не ее заслуга. Если бы что-нибудь и было, ее чувство человечности не пострадало бы. К тому же, она не дала нам оружия, а это заметно снизило стоимость корабля.
— Я думаю насчет компьютера, — задумчиво признался Пилорат. — Он очень хорошо пригнан к вам... Со мной он вряд ли стал бы работать.
— Для нас хорошо, что он хоть с кем-то сработался.
— Да, но разве это может быть случайностью?
— Что вы этим хотите сказать?
— Мэр наверняка хорошо знала вас.
— Думаю, да.
— Не могла она заказать компьютер специально для вас?
— Зачем?
— Мне вдруг пришло на ум, могли бы мы отказаться идти туда, куда компьютер хочет нас доставить?
Тревиз оторопел.
— Вы хотите сказать, что в то время, когда я связан с компьютером, управляет он, а не я?
— У меня мелькнула такая мысль.
— Это же нелепо! Парадоксально! Бросьте, Янов. — Тревиз повернулся спиной к компьютеру, чтобы сфокусировать на экране Сейшел-планету и начертить курс к ней в нормальном пространстве.
СОВЕТ
Прошло два дня, и Джиндибел заметил, что он не столько удручен, сколько зол. Не было никаких причин, почему бы не провести немедленное слушание.
Даже если он не подготовлен и ему нужно время, они должны были настаивать на немедленном суде, в этом он был уверен.
Но поскольку перед Вторым Основанием не стояло больше ничего, кроме величайшего кризиса со времен Мула, они тратили время только на то, чтобы злить Джиндибела.
Они действительно знали его, и, черт побери, это сделает его контрудар тяжелее. И он решился на него.
Советник оглянулся вокруг. Приемная была пуста. Уже два дня. Он был отмечен, все знали, что Спикер скоро потеряет свое положение — случай беспрецедентный за всю историю Второго Основания. Он будет понижен в звании до положения члена Второго Основания, просто и ясно.
Одно дело, и очень почетное — быть в рядах Второго Основания, особенно если иметь респектабельное звание — это Джиндибел смог бы иметь даже после осуждения — и совсем другое дело быть Спикером, а потом быть пониженным.
Этого не должно произойти, думал Джиндибел, хотя его уже избегают два дня. Только Сара Нови относилась к нему как прежде, но она была слишком наивна, чтобы понимать ситуацию, для нее Джиндибел все еще был «Мастером».
Джиндибел видел в этом определенное удобство, и это его раздражало. Он сам себя стыдился, когда замечал, что ее почтительный взгляд вызывает в нем душевный подъем. Неужели он теперь благодарен даже за такие ничтожные дары?
Появился клерк из Палаты и сообщил, что Совет ждет Джиндибела, и он прошествовал туда. Советник был знаком с клерком: этот человек знал до тонкости, какой степени вежливости заслуживает каждый Спикер. В данный момент по отношению к Джиндибелу эта степень была ужасающе низкой. Даже клерк считал его виновным.
Все чинно сидели вокруг стола, одетые в черные судейские мантии. Спикер Шандисс выглядел чуточку стесненным, но не позволил себе выразить хоть какое-нибудь дружелюбие.
Деларме — одна из трех женщин-Спикеров — даже не взглянула на Джиндибела.
Первый Спикер произнес:
— Спикер Стор Джиндибел, вы обвиняетесь в несоответствующем званию Спикера поведении. Вы перед всеми нами обвинили Совет — неопределенно и без каких-либо доказательств — в измене и покушении на убийство. Вы предложили, чтобы все члены Второго Основания, подверглись ментальному анализу, для выяснения, кому из нас нельзя доверять. Такое поведение нарушает общественные связи, без которых Второе Основание не может управлять сложной и потенциально враждебной Галактикой и не может с уверенностью строить жизнеспособную Вторую Империю.
Поскольку все мы были свидетелями этих оскорблений, мы отказываемся от официального судебного разбирательства. Итак, перейдем непосредственно к следующей стадии. Спикер Джиндибел, что вы можете сказать в свою защиту?
Деларме, по-прежнему не глядя на Джиндибела, позволила себе кошачью улыбочку.
Джиндибел сказал:
— Если правду можно рассматривать как защиту, я ее имею. Здесь есть почва для подозрения, брешь в безопасности. Эта брешь может включать ментальный контроль над одним или несколькими членами Второго Основания — исключая присутствующих здесь — и это представляет опасность для Второго Основания. Если вы действительно спешили с этим судом, потому что не могли тратить попусту время, вы, возможно, смутно осознали опасность кризиса, но, в таком случае, зачем вы потратили два дня после того, как я официально потребовал от вас немедленного суда? Я утверждаю, что именно этот страшный кризис вынудил меня сказать то, что я сказал. Я вел себя не как приличествует Спикеру — но иначе я не мог.
— Он просто повторяет свои оскорбления, Первый Спикер, — мягко заметила Деларме.
Кресло Джиндибела было отодвинуто от стола дальше, чем другие — явное понижение в звании. Джиндибел отодвинул его еще дальше, словно ничуть не был задет, и встал.
— Вы осудите меня сразу, в нарушение закона, или я могу представить свою защиту в деталях?
Первый Спикер ответил:
— Здесь не беззаконное сборище, Спикер. Не имея прецедентов, мы будем склоняться в вашем направлении, сознавая, что если наши общечеловеческие слабости могут отклонить нас от абсолютной справедливости, то лучше оправдать виновного, чем осудить невиновного. Следовательно, хотя это дело настолько серьезно, что мы не можем отнестись к вам снисходительно, мы разрешаем вам вести свою защиту в той манере, в какой вы желаете, и время для вас будет ограничено только в том случае, если будет решено единогласно, включая и мой голос, — он возвысил голос при этой фразе, — что выслушано достаточно.
Джиндибел начал:
— Тогда позвольте мне начать с того, что Голан Тревиз, член Первого Основания, который был изгнан с Терминуса и которого Первый Спикер и я считаем режущим краем надвигающегося кризиса — улетел внезапно и в неожиданном направлении.
— Не много информации, — мягко заметила Деларме. — Кстати, откуда Спикер (интонация ясно показывала, что это слово уже не главное) знает это?
— Я узнал об этом от Первого Спикера, — ответил Джиндибел, — но готов подкрепить и собственными сведениями. Однако, учитывая мои подозрения относительно Палаты безопасности, я позволю себе сохранить в тайне источник моей информации.
— Я прерву суд на этом, — вмешался Первый Спикер. — Давайте продолжать без этого пункта информации, но если в суде Совета информация понадобится, Спикер Джиндибел выдаст ее.
Деларме подвела итог:
— Если Спикер не выдал информацию сразу, то справедливо заметить: я предполагаю, что у него есть агент, нанятый частным образом и совершенно неответственный перед Советом. Мы не можем быть уверены, что такой агент следует правилам поведения, требующимся от персонала Второго Основания.
Первый Спикер сказал с некоторым неудовольствием:
— Я знаю все положения, Спикер Деларме. Нет нужды напоминать мне о них.
— Я просто упомянула об этом для протокола, Первый Спикер, потому что это усиливает степень оскорбления, а этот параграф не был внесен в обвинение, кстати сказать, и не был зачитан полностью. Я хотела бы, чтобы этот параграф был добавлен.
— Клерк добавит параграф, — сказал Первый Спикер, — и точная формулировка будет сделана в свое время. Спикер Джиндибел, ваша защита и в самом деле сделала шаг назад. Продолжайте.
И Джиндибел продолжил:
— Этот Тревиз не только ушел в неожиданном направлении, но и с беспрецедентной скоростью. По моей информации, которой Первый Спикер еще не имеет, он прошел меньше чем за час почти десять тысяч парсеков.
— За один прыжок? — недоверчиво спросил один из Спикеров.
— За две с лишним дюжины прыжков, один за другим, без заметных интервалов, — ответил Джиндибел. — Это еще труднее представить! Даже если его теперь обнаружат, нужно время, чтобы последовать за ним, а если он заметит нас и имеет реальные возможности уйти от преследования, мы не сможем его перехватить. А вы тратите время на игру в обвинение, да еще пропустили два дня, чтобы посмаковать его.
Первый Спикер сумел скрыть свою боль.
— Пожалуйста, скажите нам, Спикер Джиндибел, что вы думаете о значении этого?
— Это указание, Первый Спикер, на технологическое продвижение Первого Основания, оно стало куда мощнее, чем во времена Прима Палвера. Нам не выстоять против них, если они найдут нас и будут свободно действовать.
Спикер Деларме встала.
— Первый Спикер, наше время расходуется нерационально. Мы не дети, чтобы нас пугали бабушкиными сказками. Не имеет значения, насколько развилась техника Первого Основании: в случае какого-либо кризиса их мозг будет под нашим контролем.
— Что вы скажите на это, Спикер Джиндибел? — спросил Первый Спикер.
— Только то, что мы перейдем к вопросу о мозге в должное время. А сейчас я просто хотел подчеркнуть технологическую мощь Первого Основания.
— Перейдем к следующему пункту, Спикер Джиндибел. Ваш первый пункт, должен вам сказать, не произвел на меня впечатления.
От всего Совета последовал отчетливый жест одобрения.
— Я продолжаю, — сказал Джиндибел. — У Тревиза есть компаньон в этом путешествии, некий Янов Пилорат, посредственный ученый, посвятивший свою жизнь сбору мифов и легенд о Земле.
— И вы все о нем знаете? Действует тайный источник? — спросила Деларме, которая вела роль обвинения с явным удовольствием.
— Да, я знаю о нем все, — спокойно ответил Джиндибел. — Несколько месяцев назад мэр Терминуса, энергичная и способная женщина, вдруг заинтересовалась этим ученым по непонятным причинам, поэтому, естественно, заинтересовался и я. И я не хранил эти сведения при себе: вся информация, добытая мною, была предоставлена Первому Спикеру.
— Я свидетельствую, — тихо сказал Первый Спикер. Самый старый Спикер переспросил:
— Что такое Земля? Первоначальный мир, о котором говорится в мифах? Не о ней ли попусту тревожились в староимперские времена?
Джиндибел кивнул.
— В бабушкиных сказках, как выразилась Спикер Деларме. Я подозревал, что Пилорат мечтал приехать на Трантор в Галактическую библиотеку и получить информацию о Земле, поскольку он не смог найти ее в фондах межзвездной библиотеки, доступной Терминусу.
Когда он покинул Терминус с Тревизом, у него, вероятно, было впечатление, что его мечта сбудется. Конечно, мы надеялись заполучить их обоих и при случае освидетельствовать — для нашей пользы.
Но это провалилось — как вы уже знаете. Они направились в какое-то другое место, пока еще не ясно куда, и по каким-то причинам, пока еще неизвестным.
Круглое лицо Деларме выглядело почти ангельским, когда она спросила:
— А к чему это беспокойство? Нам ничуть не хуже от их отсутствия. В самом деле, поскольку они так легко ускользнули от нас, мы можем вывести заключение, что Первое Основание не знает истинной природы Трантора и мы можем только поаплодировать работе Прима Палвера.
Джиндибел сказал:
— Если не задумываться о дальнейшем, можно прийти к такому удобному решению. Однако, вполне вероятно, что они свернули с пути по другим соображениям? Они боялись, что на Транторе узнают о Земле!
За столом зашевелились.
— Любой, — холодно заметила Деларме, — может измыслить чудовищные предположения, но нам-то какой смысл придумывать их? Зачем кому-то беспокоиться о том, что Второе Основание думает о Земле? Истинно первоначальная ли она планета, есть ли другие — это может интересовать только историков, антропологов и собирателей фольклора вроде вашего Пилората. А нам это зачем?
— В самом деле, зачем? — переспросил Джиндибел. — Почему тогда в библиотеке нет ссылок на Землю?
В первый раз в атмосфере Совета почувствовалось нечто иное, кроме враждебности.
— А их там нет? — спросила Деларме.
Джиндибел ответил совершенно спокойно:
— Когда мне стало известно, что Тревиз и его спутник могут прилететь сюда в поисках информации о Земле, я, естественно взялся за наш библиотечный компьютер, чтобы составить список документов, содержащих информацию о Земле.
Я слегка заинтересовался, но компьютер не дал ничего. Ни единой мелочи.
Ничего!
Но затем вы стали настаивать, чтобы я ждал два дня перед тем, как состоится это слушание, и в то же время мое любопытство усилилось известием, что члены Первого Основания решили не лететь сюда. Мне надо было чем-то отвлечься. Пока вы, как говорится, потягивали вино в рушащемся доме, я просмотрел несколько исторических книг, имеющихся у меня. Я пробежал по отрывкам, упоминавшим о каких-то исследованиях — «Вопросах Происхождения» — в постимперские времена. Были ссылки на отдельные документы, напечатанные на пленке, и цитаты из них. Я вернулся в библиотеку и заставил персонал искать их. Будьте уверены, персонал перерыл все, их там не оказалось.
— Если и так, — сказала Деларме, — в этом нет ничего удивительного. Если Земля — миф...
— Тогда я нашел бы это в мифологических ссылках. Если бы это была бабушкина сказка, я нашел бы ее в сборнике бабушкиных сказок. Если же это плод воображения больного мозга, я нашел бы ее в психопатологии. Что-то насчет Земли существует, — это факт, иначе никто из нас не слышал бы о ней и не признал бы немедленно предполагаемой прародины человеческого рода. Так почему же в библиотеке нет нигде никаких упоминаний о ней?
Деларме некоторое время молчала, поэтому выступил другой Спикер, Леонис Чинг, маленький человечек с энциклопедическими знаниями деталей плана Селдона и с несколько близоруким отношением к современной Галактике. Он сказал:
— Хорошо известно, что Империя в последние дни пыталась оказывать давление на общественное мнение, делая акцент на всеобщем интересе к доимперским временам.
Джиндибел кивнул.
— Оказывала давление — точное выражение, Спикер Чинг. Вы знаете лучше, чем кто-либо, что одним из признаков распада Империи является внезапная тяга к ранним, предположительно, лучшим временам. Я как раз и упомянул об интересе к «Вопросу Происхождения» во времена Хари Селдона.
Чинг громко откашлялся.
— Я это прекрасно знаю, молодой человек, и знаю много больше, чем вы думаете, о социальных проблемах распада Империи. Процесс «империлизации» подавил дилетантские игры вокруг Земли. А при Клеоне во времена последнего возрождения Империи, через два столетия после Селдона, империлизация достигла своего пика, и все рассуждения по вопросу Земли закончились. Во времена Клеона уже была директива не упоминать о таких вещах. Думаю, что процитирую правильно: «Избитые и непродуктивные размышления об этом подрывают любовь народа к императорскому трону».
Джиндибел улыбнулся.
— Значит вы, Спикер Чинг, считаете, что уничтожение всех упоминаний о Земле произошло во времена Клеона II?
— Я не делал выводов. Я просто сказал то, что хотел сказать.
— Это весьма мудро с вашей стороны — не делать заключений. Во времена Клеона Империя могла возродиться, но Университет и Библиотека были, по крайней мере, в наших руках, вернее, в руках наших предшественников.
Немыслимое дело, чтобы какой-то материал был изъят из библиотеки без ведома Второго Основания. В сущности, такая задача должна была возлагаться именно на Спикеров, хотя умирающая Империя не знала об этом. — Джиндибел сделал паузу, но Чинг ничего не сказал, а только смотрел поверх головы Джиндибела.
Даже если он не подготовлен и ему нужно время, они должны были настаивать на немедленном суде, в этом он был уверен.
Но поскольку перед Вторым Основанием не стояло больше ничего, кроме величайшего кризиса со времен Мула, они тратили время только на то, чтобы злить Джиндибела.
Они действительно знали его, и, черт побери, это сделает его контрудар тяжелее. И он решился на него.
Советник оглянулся вокруг. Приемная была пуста. Уже два дня. Он был отмечен, все знали, что Спикер скоро потеряет свое положение — случай беспрецедентный за всю историю Второго Основания. Он будет понижен в звании до положения члена Второго Основания, просто и ясно.
Одно дело, и очень почетное — быть в рядах Второго Основания, особенно если иметь респектабельное звание — это Джиндибел смог бы иметь даже после осуждения — и совсем другое дело быть Спикером, а потом быть пониженным.
Этого не должно произойти, думал Джиндибел, хотя его уже избегают два дня. Только Сара Нови относилась к нему как прежде, но она была слишком наивна, чтобы понимать ситуацию, для нее Джиндибел все еще был «Мастером».
Джиндибел видел в этом определенное удобство, и это его раздражало. Он сам себя стыдился, когда замечал, что ее почтительный взгляд вызывает в нем душевный подъем. Неужели он теперь благодарен даже за такие ничтожные дары?
Появился клерк из Палаты и сообщил, что Совет ждет Джиндибела, и он прошествовал туда. Советник был знаком с клерком: этот человек знал до тонкости, какой степени вежливости заслуживает каждый Спикер. В данный момент по отношению к Джиндибелу эта степень была ужасающе низкой. Даже клерк считал его виновным.
Все чинно сидели вокруг стола, одетые в черные судейские мантии. Спикер Шандисс выглядел чуточку стесненным, но не позволил себе выразить хоть какое-нибудь дружелюбие.
Деларме — одна из трех женщин-Спикеров — даже не взглянула на Джиндибела.
Первый Спикер произнес:
— Спикер Стор Джиндибел, вы обвиняетесь в несоответствующем званию Спикера поведении. Вы перед всеми нами обвинили Совет — неопределенно и без каких-либо доказательств — в измене и покушении на убийство. Вы предложили, чтобы все члены Второго Основания, подверглись ментальному анализу, для выяснения, кому из нас нельзя доверять. Такое поведение нарушает общественные связи, без которых Второе Основание не может управлять сложной и потенциально враждебной Галактикой и не может с уверенностью строить жизнеспособную Вторую Империю.
Поскольку все мы были свидетелями этих оскорблений, мы отказываемся от официального судебного разбирательства. Итак, перейдем непосредственно к следующей стадии. Спикер Джиндибел, что вы можете сказать в свою защиту?
Деларме, по-прежнему не глядя на Джиндибела, позволила себе кошачью улыбочку.
Джиндибел сказал:
— Если правду можно рассматривать как защиту, я ее имею. Здесь есть почва для подозрения, брешь в безопасности. Эта брешь может включать ментальный контроль над одним или несколькими членами Второго Основания — исключая присутствующих здесь — и это представляет опасность для Второго Основания. Если вы действительно спешили с этим судом, потому что не могли тратить попусту время, вы, возможно, смутно осознали опасность кризиса, но, в таком случае, зачем вы потратили два дня после того, как я официально потребовал от вас немедленного суда? Я утверждаю, что именно этот страшный кризис вынудил меня сказать то, что я сказал. Я вел себя не как приличествует Спикеру — но иначе я не мог.
— Он просто повторяет свои оскорбления, Первый Спикер, — мягко заметила Деларме.
Кресло Джиндибела было отодвинуто от стола дальше, чем другие — явное понижение в звании. Джиндибел отодвинул его еще дальше, словно ничуть не был задет, и встал.
— Вы осудите меня сразу, в нарушение закона, или я могу представить свою защиту в деталях?
Первый Спикер ответил:
— Здесь не беззаконное сборище, Спикер. Не имея прецедентов, мы будем склоняться в вашем направлении, сознавая, что если наши общечеловеческие слабости могут отклонить нас от абсолютной справедливости, то лучше оправдать виновного, чем осудить невиновного. Следовательно, хотя это дело настолько серьезно, что мы не можем отнестись к вам снисходительно, мы разрешаем вам вести свою защиту в той манере, в какой вы желаете, и время для вас будет ограничено только в том случае, если будет решено единогласно, включая и мой голос, — он возвысил голос при этой фразе, — что выслушано достаточно.
Джиндибел начал:
— Тогда позвольте мне начать с того, что Голан Тревиз, член Первого Основания, который был изгнан с Терминуса и которого Первый Спикер и я считаем режущим краем надвигающегося кризиса — улетел внезапно и в неожиданном направлении.
— Не много информации, — мягко заметила Деларме. — Кстати, откуда Спикер (интонация ясно показывала, что это слово уже не главное) знает это?
— Я узнал об этом от Первого Спикера, — ответил Джиндибел, — но готов подкрепить и собственными сведениями. Однако, учитывая мои подозрения относительно Палаты безопасности, я позволю себе сохранить в тайне источник моей информации.
— Я прерву суд на этом, — вмешался Первый Спикер. — Давайте продолжать без этого пункта информации, но если в суде Совета информация понадобится, Спикер Джиндибел выдаст ее.
Деларме подвела итог:
— Если Спикер не выдал информацию сразу, то справедливо заметить: я предполагаю, что у него есть агент, нанятый частным образом и совершенно неответственный перед Советом. Мы не можем быть уверены, что такой агент следует правилам поведения, требующимся от персонала Второго Основания.
Первый Спикер сказал с некоторым неудовольствием:
— Я знаю все положения, Спикер Деларме. Нет нужды напоминать мне о них.
— Я просто упомянула об этом для протокола, Первый Спикер, потому что это усиливает степень оскорбления, а этот параграф не был внесен в обвинение, кстати сказать, и не был зачитан полностью. Я хотела бы, чтобы этот параграф был добавлен.
— Клерк добавит параграф, — сказал Первый Спикер, — и точная формулировка будет сделана в свое время. Спикер Джиндибел, ваша защита и в самом деле сделала шаг назад. Продолжайте.
И Джиндибел продолжил:
— Этот Тревиз не только ушел в неожиданном направлении, но и с беспрецедентной скоростью. По моей информации, которой Первый Спикер еще не имеет, он прошел меньше чем за час почти десять тысяч парсеков.
— За один прыжок? — недоверчиво спросил один из Спикеров.
— За две с лишним дюжины прыжков, один за другим, без заметных интервалов, — ответил Джиндибел. — Это еще труднее представить! Даже если его теперь обнаружат, нужно время, чтобы последовать за ним, а если он заметит нас и имеет реальные возможности уйти от преследования, мы не сможем его перехватить. А вы тратите время на игру в обвинение, да еще пропустили два дня, чтобы посмаковать его.
Первый Спикер сумел скрыть свою боль.
— Пожалуйста, скажите нам, Спикер Джиндибел, что вы думаете о значении этого?
— Это указание, Первый Спикер, на технологическое продвижение Первого Основания, оно стало куда мощнее, чем во времена Прима Палвера. Нам не выстоять против них, если они найдут нас и будут свободно действовать.
Спикер Деларме встала.
— Первый Спикер, наше время расходуется нерационально. Мы не дети, чтобы нас пугали бабушкиными сказками. Не имеет значения, насколько развилась техника Первого Основании: в случае какого-либо кризиса их мозг будет под нашим контролем.
— Что вы скажите на это, Спикер Джиндибел? — спросил Первый Спикер.
— Только то, что мы перейдем к вопросу о мозге в должное время. А сейчас я просто хотел подчеркнуть технологическую мощь Первого Основания.
— Перейдем к следующему пункту, Спикер Джиндибел. Ваш первый пункт, должен вам сказать, не произвел на меня впечатления.
От всего Совета последовал отчетливый жест одобрения.
— Я продолжаю, — сказал Джиндибел. — У Тревиза есть компаньон в этом путешествии, некий Янов Пилорат, посредственный ученый, посвятивший свою жизнь сбору мифов и легенд о Земле.
— И вы все о нем знаете? Действует тайный источник? — спросила Деларме, которая вела роль обвинения с явным удовольствием.
— Да, я знаю о нем все, — спокойно ответил Джиндибел. — Несколько месяцев назад мэр Терминуса, энергичная и способная женщина, вдруг заинтересовалась этим ученым по непонятным причинам, поэтому, естественно, заинтересовался и я. И я не хранил эти сведения при себе: вся информация, добытая мною, была предоставлена Первому Спикеру.
— Я свидетельствую, — тихо сказал Первый Спикер. Самый старый Спикер переспросил:
— Что такое Земля? Первоначальный мир, о котором говорится в мифах? Не о ней ли попусту тревожились в староимперские времена?
Джиндибел кивнул.
— В бабушкиных сказках, как выразилась Спикер Деларме. Я подозревал, что Пилорат мечтал приехать на Трантор в Галактическую библиотеку и получить информацию о Земле, поскольку он не смог найти ее в фондах межзвездной библиотеки, доступной Терминусу.
Когда он покинул Терминус с Тревизом, у него, вероятно, было впечатление, что его мечта сбудется. Конечно, мы надеялись заполучить их обоих и при случае освидетельствовать — для нашей пользы.
Но это провалилось — как вы уже знаете. Они направились в какое-то другое место, пока еще не ясно куда, и по каким-то причинам, пока еще неизвестным.
Круглое лицо Деларме выглядело почти ангельским, когда она спросила:
— А к чему это беспокойство? Нам ничуть не хуже от их отсутствия. В самом деле, поскольку они так легко ускользнули от нас, мы можем вывести заключение, что Первое Основание не знает истинной природы Трантора и мы можем только поаплодировать работе Прима Палвера.
Джиндибел сказал:
— Если не задумываться о дальнейшем, можно прийти к такому удобному решению. Однако, вполне вероятно, что они свернули с пути по другим соображениям? Они боялись, что на Транторе узнают о Земле!
За столом зашевелились.
— Любой, — холодно заметила Деларме, — может измыслить чудовищные предположения, но нам-то какой смысл придумывать их? Зачем кому-то беспокоиться о том, что Второе Основание думает о Земле? Истинно первоначальная ли она планета, есть ли другие — это может интересовать только историков, антропологов и собирателей фольклора вроде вашего Пилората. А нам это зачем?
— В самом деле, зачем? — переспросил Джиндибел. — Почему тогда в библиотеке нет ссылок на Землю?
В первый раз в атмосфере Совета почувствовалось нечто иное, кроме враждебности.
— А их там нет? — спросила Деларме.
Джиндибел ответил совершенно спокойно:
— Когда мне стало известно, что Тревиз и его спутник могут прилететь сюда в поисках информации о Земле, я, естественно взялся за наш библиотечный компьютер, чтобы составить список документов, содержащих информацию о Земле.
Я слегка заинтересовался, но компьютер не дал ничего. Ни единой мелочи.
Ничего!
Но затем вы стали настаивать, чтобы я ждал два дня перед тем, как состоится это слушание, и в то же время мое любопытство усилилось известием, что члены Первого Основания решили не лететь сюда. Мне надо было чем-то отвлечься. Пока вы, как говорится, потягивали вино в рушащемся доме, я просмотрел несколько исторических книг, имеющихся у меня. Я пробежал по отрывкам, упоминавшим о каких-то исследованиях — «Вопросах Происхождения» — в постимперские времена. Были ссылки на отдельные документы, напечатанные на пленке, и цитаты из них. Я вернулся в библиотеку и заставил персонал искать их. Будьте уверены, персонал перерыл все, их там не оказалось.
— Если и так, — сказала Деларме, — в этом нет ничего удивительного. Если Земля — миф...
— Тогда я нашел бы это в мифологических ссылках. Если бы это была бабушкина сказка, я нашел бы ее в сборнике бабушкиных сказок. Если же это плод воображения больного мозга, я нашел бы ее в психопатологии. Что-то насчет Земли существует, — это факт, иначе никто из нас не слышал бы о ней и не признал бы немедленно предполагаемой прародины человеческого рода. Так почему же в библиотеке нет нигде никаких упоминаний о ней?
Деларме некоторое время молчала, поэтому выступил другой Спикер, Леонис Чинг, маленький человечек с энциклопедическими знаниями деталей плана Селдона и с несколько близоруким отношением к современной Галактике. Он сказал:
— Хорошо известно, что Империя в последние дни пыталась оказывать давление на общественное мнение, делая акцент на всеобщем интересе к доимперским временам.
Джиндибел кивнул.
— Оказывала давление — точное выражение, Спикер Чинг. Вы знаете лучше, чем кто-либо, что одним из признаков распада Империи является внезапная тяга к ранним, предположительно, лучшим временам. Я как раз и упомянул об интересе к «Вопросу Происхождения» во времена Хари Селдона.
Чинг громко откашлялся.
— Я это прекрасно знаю, молодой человек, и знаю много больше, чем вы думаете, о социальных проблемах распада Империи. Процесс «империлизации» подавил дилетантские игры вокруг Земли. А при Клеоне во времена последнего возрождения Империи, через два столетия после Селдона, империлизация достигла своего пика, и все рассуждения по вопросу Земли закончились. Во времена Клеона уже была директива не упоминать о таких вещах. Думаю, что процитирую правильно: «Избитые и непродуктивные размышления об этом подрывают любовь народа к императорскому трону».
Джиндибел улыбнулся.
— Значит вы, Спикер Чинг, считаете, что уничтожение всех упоминаний о Земле произошло во времена Клеона II?
— Я не делал выводов. Я просто сказал то, что хотел сказать.
— Это весьма мудро с вашей стороны — не делать заключений. Во времена Клеона Империя могла возродиться, но Университет и Библиотека были, по крайней мере, в наших руках, вернее, в руках наших предшественников.
Немыслимое дело, чтобы какой-то материал был изъят из библиотеки без ведома Второго Основания. В сущности, такая задача должна была возлагаться именно на Спикеров, хотя умирающая Империя не знала об этом. — Джиндибел сделал паузу, но Чинг ничего не сказал, а только смотрел поверх головы Джиндибела.