Айзек Азимов

Край Основания




ПРОЛОГ


   Первая галактическая империя рухнула. Она разлагалась в течении столетий, и только один человек полностью осознал этот факт.
   Это был Хари Селдон, последний великий ученый Первой Империи, который усовершенствовал психоисторию — науку, описывающую человеческое поведение математическими уравнениями.
   Индивидуальный человек — существо непредсказуемое, но реакции человеческой массы, считал Селдон, могли быть вычислены статистически.
   Чем больше масса, тем большей точности можно добиться. А объем человеческой массы, с которой работал Селдон, был не меньше, чем население всех миллионов обитаемых миров Галактики.
   Уравнения Селдона говорили ему, что Империя, достигнув вершины, должна пасть, и что пролетит тридцать тысячелетий человеческой жизни в нищете и агонии, прежде чем из руин поднимется Вторая Империя. Однако, если урегулировать некоторые существующие условия, этот интервал можно уменьшить до одной тысячи лет.
   Для обеспечения этого Селдон организовал две колонии ученых, которые он назвал «Основаниями». Он намеренно поместил их в «противоположных концах Галактики». Первое Основание, которое сконцентрировалось на физической науке, было организованно у всех на глазах. Существование же другого, Второго Основания — мира психоисториков и «ментальных» ученых было покрыто тайной.
   В трилогии «Основание» рассказывалось о первых четырех столетиях Интервала. Первое Основание (более известное как просто «Основание», поскольку о существовании другого почти не было известно) началось с маленькой общины, затерянной в пустотах Внешней Периферии Галактики. Периодически община переживала кризисы, в которых переменные общественные связи людей, а также социальные и экономические течения времени сжимали общину. Ее свобода передвижения ограничивалась лишь одной определенной линией, и, когда они двигались в этом направлении, перед ней раскрывались новые горизонты развития. И все это было спланированно Хари Селдоном, уже давно умершим.
   Первое Основание со своим высшим знанием взяло верх над окружавшими его варварскими планетами. Оно встало перед анархическими военачальниками, отколовшимися от умирающей Империи, и побило их. Оно встретилось с остатками семей Империи, с ее последним сильным императором и последним сильным генералом — и побило их.
   Казалось, по «Плану Селдона» все шло гладко, и ничто не могло помешать Второй Империи появиться вовремя и с минимумом промежуточных опустошений.
   Но психоистория — наука статистическая. И всегда есть маленькая вероятность, что где-то, что-то пойдет не так, и произойдет то, чего Хари Селдон не мог предвидеть. Неизвестно откуда появился человек по имени Мул. Он обладал такой мысленной властью, какой в Галактике не было. Он мог переправить эмоции людей и так сформировать их мысли, что его самые ярые противники превращались в преданных слуг. Никакие армии не могли бороться с ним, и казалось, План Селдона лежал в руинах.
   Тогда поднялось таинственное Второе Основание, которое не было подготовленно к появлению Мула, но стало медленно разрабатывать контратаку. Главной защитой Второго Основания был тот факт, что никто не знал его местонахождения. Мул искал его по всей Галактике, чтобы его захватить. Те, кто остался от Первого Основания, тоже искали его, чтобы получить помощь. Но никто его не нашел. Мул был остановлен сначала действиями женщины Бейты Дарелл, а тем временем Второе Основание организовало собственные действия, которые окончательно остановили Мула, и постепенно начали восстановление Плана Селдона.
   Но прикрытие Второго Основания в какой-то мере исчезло. Первое Основание знало о существовании Второго, в котором менталисты будут наблюдать за ними. Первое Основание превосходило Второе по физической силе, в то время как Второе сдерживалось не только этим фактом, но и тем, что перед ним стояла двойная задача: не только сохранить Первое Основание, но еще сохранить свою анонимность.
   Второе Основание, под руководством «первого Спикера» Прима Палвера, ухитрилось выполнить и то и другое. Первому Основанию позволили вроде бы уничтожить Второе Основание, и первое набирало все больше сил в Галактике, не зная, не ведая, что Второе Основание все еще существует.
   Теперь прошло 498 лет после появления на свет Первого Основания. Это был пик его силы, но только один человек не судил по внешнему виду...



СОВЕТНИК


   — В это я, конечно, не верю, — сказал Голан Тревиз, стоя на широких ступенях Селдон-Холла и глядя сверху на сверкающий в солнечных лучах город.
   Терминус был мягкой планетой с высоким коэффициентом водного пространства. Введение контроля над погодой сделало всю планету более комфортабельной и — как часто думал Тревиз — менее интересной.
   — Я ни во что не верю, — повторил он. Лицо юноши озарила белозубая улыбка.
   Его спутник и товарищ, советник Манн ли Кампер, который принял среднее имя как вызов традициям Терминуса, неодобрительно покачал головой.
   — Во что ты не веришь? Что мы спасли город?
   — О, в это я верю. Мы же это сделали, верно? И Селдон говорил, что мы сделаем это, что мы поступим правильно, что он все знал насчет этого пятьсот лет назад.
   Кампер понизил голос и сказал полушепотом:
   — Слушай, я не против, чтобы ты говорил такое мне, поскольку я завел этот разговор, но если ты будешь кричать об этом и толпа услышит — откровенно говоря, я не хотел бы стоять рядом с тобой, когда ударят разряды. Я не уверен в точности прицела.
   Тревиз продолжал улыбаться. Он спросил:
   — Разве опасно говорить, что город спасен? И что добились мы этого без войны?
   — Здесь некому было сражаться, — сказал Кампер. У него были желтые, как масло, волосы, небесно-голубые глаза, и он всегда противился искушению изменить эти немодные цвета.
   — Ты никогда не слышал о гражданской войне, Кампер? — снова спросил Тревиз. Он был высок, черные волосы лежали ровными волнами, и он, как всегда, по привычке засунул большие пальцы за мягкий кожаный пояс костюма.
   — О гражданской войне на улицах столицы?
   — Опасная тема, она может вызвать кризис Селдона. Это погубило политическую карьеру Хэнниса и включило тебя и меня в Совет на последних выборах, но процесс замедлился... — Тревиз медленно поводил рукой, словно уравновешивая стрелки.
   Он задержался на ступенях, игнорируя других членов правительства так же, как и изысканное общество, приглашенное стать свидетелем возвращения Селдона (или, по крайней мере, его изображения).
   Толпа спускалась по ступеням, болтала, смеялась, гордилась правильностью своего выбора и одобряла Селдона.
   Тревиз стоял, пропуская толпу мимо себя. Кампер, спустившись на две ступеньки ниже, остановился — между ними натянулась невидимая нить.
   — Ты не идешь?
   — Торопиться некуда. Совет не начнется, пока мэр Бранно не рассмотрит ситуацию, по своему обыкновению, обстоятельно — выдавливая по одному слогу в минуту. Я не спешу выслушивать еще один нудный доклад. Взгляни на город!
   — Пожалуйста, но я видел его и вчера.
   — Да, но ты можешь представить его пятьсот лет назад, в момент его основания?
   — Четыреста девяносто восемь, — машинально поправил Кампер. — Через два года будет торжество пятисотлетия, и мэр Бранно будет в это время еще на посту, преграждая путь маловероятным, как мы надеемся, случайностям.
   — Мы надеемся, — сухо сказал Тревиз. — Но на что был похож город пятьсот лет назад, когда его основали? Несколько строений, да кучка людей, готовивших Энциклопедию, которая так и не была закончена!
   — Ты имеешь в виду Галактическую Энциклопедию? Но это совсем не то, над чем они работали. Наша в компьютере, и ее каждый день переделывают. Ты когда-нибудь заглядывал в незаконченный оригинал?
   — Ты имеешь в виду Хардин-Музей?
   — Сальвор-Хардин-Музей Подлинников. Давай уж называть полностью, раз ты так заботишься о точности. Так ты заглядывал туда?
   — Нет. А зачем?
   — Тебе кажется, большой ценности это не представляет. Но так или иначе, все началось с группы энциклопедистов, составлявшей ядро городка — маленького городка на планете, практически не имеющей металлов, кружащейся вокруг Солнца на задворках Галактики. А теперь, пятьсот лет спустя, весь Терминус — один громадный парк, и у нас есть любой металл, который мы пожелаем. Теперь мы в городе, который является центром всего!
   — Не совсем, — возразил Кампер. — Наше солнце по-прежнему удалено от основной части Галактики, и мы по-прежнему на задворках.
   — Ну нет, ты сказал не подумав. В этом стержень селдоновского кризиса. Мы не просто единственная планета Терминус. Мы — Основание, которое протягивает свои щупальца и правит этой Галактикой из своего медвежьего угла. Мы можем так поступать, потому что не изолированы, разве, что в смысле местоположения, а это не считается.
   — Правильно, согласен. — Кампера явно не интересовал разговор на эту тему и он спустился еще на одну ступеньку. Невидимая нить между ними натянулась сильнее.
   Тревиз поднял руку, как бы подтягивая спутника снова наверх.
   — Ты что, не понимаешь значения этого, Кампер? Это огромная перемена, но мы ее не принимаем. В глубине души мы все мечтаем о старом маленьком Основании, об управлении одним крохотным мирком, как в старые времена — времена железных героев и благородных святых, ныне навеки исчезнувших.
   — Пошли!
   — Я говорю серьезно. Посмотри на Селдон-Холл. Вначале, при первых кризисах времен Сальвора Хардина, это была действительно капсула времени, маленькая аудитория, в которой появлялось голографическое изображение Селдона. И только! А теперь это колоссальный мавзолей, но есть ли здесь перила силового поля? Движущиеся платформы? Гравитационный лифт? Нет, здесь те же ступени, и мы спускаемся и поднимаемся, как в свое время Хардин. В удивительные и непредсказуемые времена мы в испуге цепляемся за прошлое. — Он порывисто взмахнул рукой. — Есть ли здесь какой-нибудь структурный компонент из металла? Ни одного! И не должно быть, потому что во времена Сальвора Хардина на планете не было природного металла и вряд ли он импортировался. Мы даже использовали старинный пластик, дырявый от времени, когда строили это громадное здание, чтобы посетители из других миров останавливались и восклицали: «Галактика! Как прекрасен древний пластик!». Скажу тебе, Кампер, это позор!
   — Во что же ты, все-таки, не веришь? В Селдон-Холл?
   — Во все, что он содержит, — сказал Тревиз злобным шепотом. — Я не верю, что есть какой-то смысл скрываться здесь, на краю Вселенной, как скрывались наши предки. Я считаю, что мы должны быть не здесь, а в центре всего.
   — Но Селдон сказал бы, что ты не прав. В его плане все учтено. — Знаю, знаю. Каждому ребенку на Терминусе внушают, что Хари Селдон составил план, что он предвидел все на тысячу лет вперед, мол, он создал Основание и даже обрисовал некоторые кризисы, во время которых его голографическое изображение появится и сообщит нам минимум того, что мы должны знать, идя к следующему кризису, дескать, таким образом, он проведет нас через тысячу лет истории, пока мы, наконец, не сможем спокойно построить Вторую Галактическую Империю на развалинах старого треснувшего сооружения, покачнувшегося пять столетий назад и полностью рассыпавшегося два столетия назад.
   — Зачем ты говоришь мне все это, Голан?
   — Потому что я уже сказал тебе — это позор. Все это — стыд и позор. Если это и было реально вначале, то теперь это — позор! Мы не хозяева сами себе. Не мы следуем плану.
   Кампер испытующе взглянул на него.
   — Мы и раньше говорили об этом, Голан, но я всегда считал, что ты разыгрываешь меня. Теперь же я начинаю думать, что ты говоришь это всерьез.
   — Конечно — всерьез!
   — Если это не розыгрыш, значит, ты не в своем уме.
   — Ни то и ни другое, — сказал Тревиз. Теперь он успокоился и снова засунул пальцы за пояс, словно больше не нуждался в жестикуляции. — Я размышлял на эту тему и раньше, но признаться, не очень сосредоточенно. Сегодняшний же фарс ясно показал мне все, и я намерен, в свою очередь, объяснить все это Совету.
   — Ты, все-таки, спятил! — воскликнул Кампер.
   — Ладно. Пойдем, услышишь сам.
   Они пошли вниз. На лестнице было пустынно — все остальные уже спустились. И пока Тревиз шел чуть впереди, губы Кампера почти беззвучно двигались посылая в спину друга одно слово:
   — Глупец!

 
   Мэр Харла Бранно призвала заседание Исполнительного Совета к порядку.
   Она смотрела на собравшихся без видимого интереса, однако без сомнения, отметила всех присутствующих и всех тех, кто не явился.
   Ее седые волосы были тщательно уложены в стиле, который не был ни явно женским, ни имитацией мужского. Просто манера причесываться, не более того.
   Ее лицо не было красивым, но как-то сложилось, что красоты в нем никогда и не искали.
   Она была самым способным администратором на планете. Никто не стал бы сравнить ее с блистательными Сальвором Хардином и Хобером Мэллоу, которые придали жизнеспособность Основанию в первые два столетия. Однако, никто не связывал ее имя и с наследственным безумием Индбуров, правивших Основанием до Мула.
   Ее выступления не задевали людского воображения, она не обладала даром драматической жестикуляции, но умела принимать спокойные решения и проталкивать их, пока сохраняла уверенность в их правильности. Без какого-либо явно выраженного нажима она умела убеждать голосующих, и те принимали спокойные решения, которые были необходимы.
   Согласно доктрине Селдона, потоку событий весьма трудно отклониться от главной исторической линии (даже под влиянием непредсказуемого, о чем большинство сэлдинистов забывает, несмотря на печальный инцидент с Мулом).
   Основание оставило бы свою столицу на Терминусе при любых условиях. Селдон во время своего точно выбранного появления уверенно определил эту вероятность в 87,2 процента.
   Однако, даже для селдонистов это означало — есть вероятность в 12,8 процента, что произойдет перемещение столицы ближе к центру Федерации и это приведет к тем ужасным последствиям, которые обрисовал Селдон. И то, что эта вероятность не осуществилась, было, конечно, заслугой мэра Бранно.
   Было очевидно, что она не позволит этого. Даже в периоды сильной непопулярности она боролась за то, чтобы Терминус оставался метрополией Основания.
   Ее политические соперники рисовали карикатуры, на которых крепкие челюсти мэра поднимали блоки из гранита (весьма эффективно, как они сами позже признавали).
   И вот теперь Селдон поддерживал ее точку зрения, что могло дать ей хорошие политические козыри. В прошлом году мэр сказала, что если в своем следующем появлении Селдон поддержит ее, она будет рассматривать свою задачу удачно выполненной, выйдет в отставку и станет одной из почетных государственных особ вместо того, чтобы рисковать в дальнейших политических баталиях.
   В сущности, никто ей не поверил. В политических сражениях она чувствовала себя, как рыба в воде, и теперь, когда изображение Селдона пришло и ушло, на ее отставку не было и намека.
   Она говорила прекрасно поставленным голосом с нескрываемым акцентом Основания (когда-то она служила посланником на Мадрасе, но так и не усвоила старинный имперский стиль речи, который стал таким же модным сейчас как часть квазиимперского управления Внутренними Провинциями).
   Она говорила:
   — Наступает селдоновский кризис, это традиция, и традиция мудрая.
   Никаким репрессиям не будут подвергнуты те, кто поддерживает ошибочную точку зрения. Множество честных людей считает, что имеет веские причины желать того, чего не желал Селдон. Это ничуть не унижает их, если они могут обрести самоуважение, только отказавшись от самого плана Селдона. С другой стороны, есть давний и хороший обычай: те, кто поддерживал проигравшую сторону, принимают убытки спокойно и без дальнейших споров. — Она сделала паузу, оглядела присутствующих и продолжила:
   — Прошла половина срока, члены Совета, половина тысячелетия между Империями. Бывали трудные времена, но мы прошли долгий путь. Мы теперь — почти Галактическая Империя, у нас не осталось опасных внешних врагов.
   Интервал должен был длиться тридцать тысячелетий, если бы не план Селдона. После тридцати тысяч лет дезинтеграции, возможно, не осталось бы сил на создание Империи. Могли бы сохраниться только изолированные и, вероятно, умирающие миры.
   Всем, что мы имеем сегодня, мы обязаны Хари Селдону, и в будущем мы должны полагаться на него. Таким образом, советники, опасность — в нас самих, и отсюда следует, что не должно быть никакого сомнения в ценности плана. Мы обязаны полностью поддерживать его. Он оправдал себя в прошедшие столетия. План — это безопасность человечества, вмешиваться в него нельзя.
   Принято?
   Раздалось тихое бормотание. Мэр даже не подняла глаз, чтобы найти видимые доказательства одобрения. Она знала всех членов Совета и реакцию каждого из них. Теперь, когда она шла в кильватере победы, возражений быть не могло. В будущем году — возможно, но не сейчас. С проблемами будущего года она будет биться в будущем году.
   Но всегда бывают исключения...
   — Контроль над мыслями, мэр Бранно? — громко спросил Голан Тревиз, спускаясь в проход.
   Он не потрудился занять свое место (новичкам отводились задние ряды).
   Не поднимая глаз Бранно уточнила:
   — Какова ваша точка зрения, советник Тревиз?
   — Правительство не может налагать запрет на свободу слова. Все индивидуумы, включая, конечно, господ советников, избранных для этой цели, имеют право спорить о проблемах дня, в результате чего, возможно, произойдет отход от плана Селдона.
   Бранно сложила руки и посмотрела на Тревиза. Ее лицо ничего не выражало. Она заметила:
   — Советник Тревиз, вы открыли прения вне установленного порядка. Тем не менее, прошу вас обосновать вашу точку зрения, я отвечу потом.
   — Нас ограничивает сама природа плана. Есть много способов истолковывать события до того, как голограмма праотца даст окончательное решение. Но как только это решение дано, оно больше не обсуждается в Совете.
   Оно не обсуждается и предварительно, чтобы кто-нибудь не сказал: «Если Хари Селдон установил то-то и то-то, возможно, он и ошибался». А если кто-нибудь искренне так считает мадам мэр?
   — Этот «кто-нибудь» может так говорить, если он — частное лицо.
   — Значит, вы хотите сказать, что ограничения свободы слова, о которых вы говорите, относятся целиком и полностью к правительству?
   — Именно. Это отнюдь не новый принцип Основания. Сначала он относился к мэрам всех партий. Личная точка зрения ничего не значит, официальное выражение мнения имеет вес и может быть опасным. И мы не хотим рисковать.
   — Позвольте мне уточнить, мадам мэр, что этот ваш принцип применялся изредка и регламентировался специальными актами Совета. Он никогда не относился к чему-то столь же обширному и бесконечному, как план Селдона.
   — План Селдона больше всего нуждается в защите, потому что именно для него подобные сомнения могут оказаться роковыми.
   — Вы не учитываете, мэр Бранно, — Тревиз повернулся и теперь обращался к рядам членов Совета, которые, казалось, все до единого затаили дыхание, словно в ожидании исхода дуэли, — вы не учитываете, члены Совета, что есть все основания полагать план Селдона несуществующим.
   — Мы все были свидетелями, как он работал сегодня, — сказала мэр Бранно спокойно, в то время как Тревиз стал говорить громче и раздраженнее.
   — Именно потому, что мы видели, как он сработал сегодня, леди и джентльмены, мы в состоянии заключить, что план Селдона, в который нас учили верить, не существует!
   — Советник Тревиз, вы вне регламента и не можете более продолжать в том же духе.
   — У меня должностная привилегия, мэр.
   — Эта привилегия отведена, советник.
   — Вы не можете отвести привилегию. Ваше заявление — ограничение свободы слова, и само по себе не может иметь силу закона! Официального голосования в Совете не было, мэр, а даже если бы и было, я имел бы право поставить вопрос о его законности.
   — Отвод, советник, не имеет отношения к моему заявлению, запрещающему критиковать план Селдона.
   — А к чему же относится отвод?
   — Вы обвиняетесь в измене, советник. Я хочу оказать Совету любезность и не арестовывать вас в зале Совета, но чиновники Службы Безопасности ждут вас за дверью и возьмут под стражу, как только вы выйдете. Я просила бы вас выйти спокойно. Если вы сделаете какое-нибудь злонамеренное движение, тогда, конечно, это будет рассматриваться как угроза, и чиновники Службы Безопасности войдут в зал. Но я уверена, что это не понадобится.
   Тревиз нахмурился. В зале стояла абсолютная тишина. Неужели все ждали такого поворота — все, кроме него и Кампера? Он оглянулся на дверь. Никого там не увидел, однако понял, что мэр Бранно не блефует. От ярости он стал заикаться.
   — Я пред... представитель большого числа избирателей, мэр Бранно...
   — Не сомневаюсь, что они разочаруются в вас.
   — На каком основании вы выдвигаете это дикое обвинение?
   — Оно будет предъявлено соответствующим и должным образом, и будьте уверены, что у нас есть все, что нужно. Вы очень несдержанный молодой человек: вы поймете, что кое-кто может быть вашим другом, но не желает следовать за вами по пути измены.
   Тревиз резко повернулся, чтобы встретить взгляд Кампера, но тот сохранял полную невозмутимость.
   Мэр Бранно спокойно сказала:
   — Я могу засвидетельствовать перед всеми, что когда я сделала свое последнее заявление, советник Тревиз повернулся и посмотрел на советника Кампера. Теперь вы уйдете, советник, или вынудите нас пригласить чиновников Службы Безопасности, чтобы арестовать вас в зале?
   Голан Тревиз повернулся, снова поднялся по ступенькам, и за дверью два вооруженных человека в форме стали у нега по бокам.
   А мэр Бранно, бесстрастно поглядев ему вслед, прошептала почти сомкнутыми губами:
   — Дурак!

 
   Лионо Кодил был Директором Службы Безопасности администрации мэра Бранно. Это была непыльная работенка, как он любил говорить, но лгал он или нет — никто, конечно, не мог сказать. Он не выглядел лжецом, но это еще ничего не означало.
   Он казался спокойным и дружелюбным, вполне возможно, что в принципе и требовалось для его работы. Он был ниже среднего роста, имел густые усы (весьма необычные для граждан Терминуса), теперь сильно побелевшие; блестящие карие глаза и характерную заплату первоначального цвета на нагрудном кармане его потускневшего коричневого комбинезона.
   — Садитесь, Тревиз, — сказал он. — Давайте держаться на дружеской ноге, если сможем.
   — На дружеской? С изменником? — Тревиз засунул пальцы за пояс и остался стоять.
   — С обвиняемым в измене. Мы еще не дошли до точки, когда обвинение — даже исходящее от самого мэра — эквивалентно утверждению. И я уверен, что мы не дойдем до нее. Мое дело — помочь вам, если это возможно. Я предпочел бы сделать так, чтобы не причинять вреда — разве только вашей гордости — и не выносить все на суд общественности. Надеюсь, вы согласны со мной?
   Тревиз не смягчился:
   — Давайте без заискивания. Ваша работа — заставить меня расколоться, как будто я являюсь изменником. Я же — не изменник, и возмущен необходимостью доказывать это ради вашего удовольствия. Я склонен предоставить вам такую возможность.
   — В принципе — вы правы. Но, к сожалению, сила на моей стороне, а не на вашей. И, следовательно, задавать вопросы — мое право, а не ваше. Если какое-либо подозрение в нелояльности или измене падет на меня, я окажусь снятым с должности и меня будет допрашивать кто-то другой, и он, как я горячо надеюсь, отнесется ко мне не хуже, чем я намерен отнестись к вам.
   — А как вы намерены отнестись ко мне?
   — Как друг и как равный по положению, если вы отнесетесь ко мне также.
   — Может быть нам выпить вместе? — ехидно спросил Тревиз.
   — Позднее — возможно, но сейчас, пожалуйста, сядьте. Я прошу вас как друг.
   Тревиз поколебался, но сел. Дальнейшее недоверие вдруг показалось ему ненужным.
   — Что дальше? — спросил он.
   — Дальше — могу я попросить вас ответить на мои вопросы правдиво, полно и без увиливаний?
   — А если я откажусь? Какая угроза стоит за этим? Психический Зонд?
   — Уверен, что нет.
   — Я тоже уверен, что нет. Нет — для советника. Зонд не выявит измены, а когда я буду оправдан, в моих руках будет ваша политическая карьера, да и карьера мэра, возможно. Вам дорого обойдется попытка применить Психический Зонд.
   Кодил нахмурился и покачал головой.
   — О, нет, нет. Просто слишком велика опасность непоправимо повредить мозг. Когда не торопятся, это не причиняет никакого вреда. Но иногда, знаете ли, когда Зондом пользуются в раздражении...
   — Угроза, Кодил?
   — Просто констатация факта, Тревиз. Не стоит заблуждаться на мой счет, советник. Если мне будет необходимо воспользоваться Зондом, я им воспользуюсь, и если даже вы невиновны, выхода у вас не будет.
   — Что вы хотите знать?
   Кодил нажал кнопку на столе и сказал:
   — Мои вопросы и ваши ответы записываются на видеоаппаратуру. Я не хочу никаких самопроизвольных высказываний от вас, или чего-то безответственного. Я уверен, что вы это понимаете.
   — Я понимаю, что вы хотите записывать только то, что вам нравится, — презрительно сказал Тревиз.