Страница:
А вот револьвер как-то не вязался с внешностью Карпена. Сама мысль о том, что этому старому мизантропу достало сил отправить на тот свет компаньона, показалась мне абсурдной.
Должно быть, я простоял так довольно долго, потому что он переспросил: "Кто вы такой?", сопроводив свой вопрос нетерпеливым движением дула.
— Стентон, — ответил я. — Джед Стентон из Танжерской всеобщей корпорации. Могу показать вам удостоверение, но оно во внутреннем кармане.
— Достаньте. Только без резких движений.
— Договорились.
Избегая, согласно требованию, резких движений, я вылез из комбинезона, запустил руку в карман, извлек бумажник, открыл его и показал удостоверение с фотографией, подписью и отпечатком большого пальца. Удовлетворенный, он кивнул и отшвырнул револьвер на кровать.
— Приходится быть начеку, — сказал он. — Здесь у меня колоссальная жила.
— Я слышал, — приветливо бросил я. — Поздравляю вас.
— Благодарю. Вы, видно, по поводу страховки Джефа?
— Совершенно верно.
— Я так чувствую: вы не хотите платить… Что ж, ничего удивительного.
Терпеть не могу старых ворчунов!
— Меня послали уточнить кое-какие детали.
— Понятно, понятно. Хотите кофе?
— Спасибо.
— Можете сесть в кресло. Это Джефово.
Я осторожно опустился в складное парусиновое кресло, а он направился в кухонный отсек сварить кофе.
Под куполом было одно помещение диаметром метра четыре с половиной. Стены до высоты двух метров шли вертикально, а затем, легко изгибаясь, смыкались в центре.
Купол установили прямо на астероиде, поэтому каменный пол был неровным. Справа от входа стояли два стула и стол, немного поодаль — кухонный отсек и подобие загроможденной кладовой. Посреди возвышалась отопительная система, но сейчас, слава богу, она бездействовала. Пот градом катился у меня со лба. Я стянул через голову рубашку и вытер ею лицо.
— Жарко у вас, — сказал я.
— Привыкаешь, — буркнул он.
Но я ему не поверил.
Карпен принес кофе. Горький, мерзкий, вполне в духе этого отшельника. Но вслух я произнес:
— Отличный кофе.
— Да, — кисло подтвердил он. — Может, перейдем к делу?
С заскорузлыми стариками есть только один способ общения: жесткая атака.
— Речь идет вот о чем, — начал я. — У нас, разумеется, нет никаких претензий, но правление, прежде чем перевести на ваш счет десять тысяч дублезов, хотело бы убедиться, что все сделано в соответствии с правилами. Ваш компаньон заполнил формуляр с требованием возвратить названную сумму и тут же умер… Согласитесь, довольно необычное совпадение.
— Отчего же? — Он отхлебнул из чашки и исподлобья взглянул на меня. — Мы нашли жилу. И поняли, что на сей раз это верное дело. Ведь Джеф вносил деньги как раз на тот случай, если мы ничего не найдем. Но когда мы убедились, что попали в яблочко, он мне сказал:
"Слушай, зачем мне теперь пенсия?" — и заполнил формуляр. Потом мы откупорили бутылку. А вскоре он убился.
Послушать Карпена, все выходило просто и естественно. Слишком естественно.
— Как произошел несчастный случай? — спросил я.
— Точно я не могу вам сказать. К тому времени я уже здорово набрался. Ну что я видел и помню? Джеф надел комбинезон и сказал, что пойдет пометить астероид. Он тоже с трудом держался на ногах. Я сказал ему, что дело вполне терпит до утра, лучше проспаться. Но он меня не послушал. Чертыхаясь, я тоже натянул на себя комбинезон и вылез за ним. Тут-то все и произошло.
Он сделал два жадных глотка.
— Что произошло?
— Он шел с распылителем в руке, стараясь изобразить краской икс. Но здесь, вы видели, полно острых выступов. Он споткнулся, потерял равновесие и плашмя упал вперед — на один из таких выступов. Ну и тот пропорол ему комбинезон.
— А я слышал, он исчез.
Карпен подтвердил:
— Да, он еще успел встать, воздух под давлением стал выходить из дыры, его отбросило — и поминай как звали…
Мое лицо явно выражало недоверие. Карпен добавил:
— Мальчик мой, здесь такое маленькое притяжение, что играть в чехарду не рекомендуется: тут же улетишь с астероида.
Он был прав. Даже сидя в кресле, мне приходилось все время держаться за подлокотники. Я никак не мог привыкнуть к слабой гравитации.
Я задал еще несколько вопросов:
— Вы не пытались достать тело?
— Пытался, как не пытался. Ведь старина Джеф был моим компаньоном ни много ни мало пятнадцать лет. Но я, повторяю, был под большим газом. Я боялся, что тоже потеряю направление и не смогу вернуться на астероид.
— Честно говоря, я не очень смыслю в вопросах гравитации. Но разве тело Маккена не должно было обращаться вокруг астероида? Как оно могло затеряться?!
— Могло, еще как могло! Здесь вокруг полно астероидов с большей массой, чем у нашего, — его тут же и притянуло. Клянусь вам, ни один астронавт не смог бы высчитать траекторию полета бедняги Джефа. Он сделал несколько оборотов, потом на глазах стал удаляться и скоро исчез из виду… Думаете, в космосе плавает только его труп?
В некотором замешательстве я покусывал губу. Трудно было определить, насколько правдива версия Карпена. Приходилось полагаться на интуицию. За восемь лет общения с клиентами Танжерской страховой я научился инстинктивно чувствовать неправду.
Вся эта драматическая история с трупом, облетевшим по орбите астероид, прежде чем умчаться в бесконечность, явно была из области литературы. А серия чудесных совпадений годилась разве что для рождественского рассказа. Не успели они открыть жилу, как Маккен погибает. А за час до смерти он вдруг заполняет формуляр о возвращении пенсионного фонда! И опять-таки по случайному совпадению труп его исчезает, так что исключается всякая проверка.
Но что бы там ни нашептывал мой внутренний голос, в формальном отношении все было безупречно.
Что делать? В рассказе Карпена не за что было уцепиться. Но не зря же, черт побери, я добирался до этого планетоида! Надо искать, искать! Должна быть какая-то деталь, которая не ложилась бы в слишком гладкий рассказ Карпена!
— Вы сказали, Маккен намеревался нарисовать икс, — начал я. — Он нарисовал его?
Карпен покачал головой:
— Не успел. Не дошел даже до места, его качало из стороны в сторону, пока он не напоролся.
— Значит, это вы его нарисовали?
Он кивнул.
— А затем полетели в Атроник-сити зарегистрировать концессию?
— Нет. Химия-сити тогда был ближе, я съездил туда. Когда все это случилось… Не очень-то хотелось оставаться тут одному.
— Как вы сказали? Химия-сити тогда был ближе? А сейчас?
— Здесь все не так, как у вас там, внизу. Здесь все движется, старина. Сегодня Химия-сити в два раза дальше от нас, чем Атроник. А через три дня он вновь приблизится. Все меняется.
— Да, я заметил. Прежде чем отправиться в Химия-сити, вы не пытались достать тело своего компаньона?
Он повел головой.
— Его уже не было видно. Я ведь стартовал десять-одиннадцать часов спустя.
— Почему? Вам ведь достаточно было нарисовать икс, и вы могли отправляться.
— Бог ты мой, я ведь уже говорил! Мы слишком много приняли. Я был пьян. Когда стало ясно, что Джефа мне не достать, я вернулся под купол и допил, что оставалось. Будь я трезв, я бы взял роллер и попытался достать Джефа. Но я двигался чуть ли не на карачках.
— Понимаю.
О чем спрашивать дальше?
— Я чертовски устал: дорога была трудной, — сказал я. — Вы не возражаете, если я немного отдохну? Мне ведь еще возвращаться.
— Будьте как дома, — он неловко засуетился, изображая гостеприимство. — Вы случайно не играете в рами? — Лицо его оживилось.
— Нет, но я быстро схватываю.
— Идет. Сейчас я вам покажу.
Он достал колоду и принялся меня обучать. Проиграв пять партий подряд, я поблагодарил Карпена и поднялся. Совершенно невинным, как мне казалось, тоном я спросил:
— Вы не возражаете, если я пройдусь? Мне не приходилось еще бывать на таких… э-э-э… маленьких астероидах. Компания посылает меня, как правило, в города, где имеются наши филиалы.
— Давайте. У меня все равно здесь кое-какие дела.
Он произнес это будничным тоном, но я перехватил его цепкий взгляд.
Я не стал надевать рубашку и тут же пожалел об этом. Температура в космическом комбинезоне была плюс двадцать по Цельсию. Это не холодно, но после жары под куполом по спине побежали мурашки.
Я закрыл за собой обе двери и пошел, не очень ловко переставляя ноги. Уж что-что, а простуду я из этой поездки привезу.
До горизонта было рукой подать, и купол вскоре скрылся из глаз. Я медленно брел, всматриваясь в грунт и стараясь шаркать намагниченными подошвами башмаков, чтобы не потерять контакт. Я искал могилу. Трудно было поверить, что труп Маккена бесследно исчез в космосе. Он должен был быть где-то здесь, на астероиде.
Голая скала звенела под ногами как металл. Лопатой здесь не выроешь и лунки. Можно, конечно, сделать это с помощью динамита, но как замаскировать потом яму?
Я остановился, перевел дух и обругал себя. Надо быть последним идиотом, чтобы не сообразить! Конечно, тела Маккена не может быть на этом астероиде. Почему? Да потому, что вся масса его представляет ценность. Карпен продает свою маленькую планетку концерну, те устанавливают здесь роторный экскаватор, и через несколько недель все всплывает наружу. Нет, ни один безумец не оставил бы таких улик.
По словам Карпена, он улетел в Химия-сити примерно через десять часов после смерти Маккена. Так вот, он наверняка дорогой свалил тело на каком-нибудь брошенном планетоиде. Поди потом отыщи беднягу Маккена на Поясе астероидов!
Правда, мне это задачу не облегчало. В дурном расположении духа я поплелся назад к куполу, в который раз перебирая в уме детали услышанного. Почему Карпен направился в Химия-сити? Он был тогда ближе. Но так ли уж велика разница? Два часа, не больше. Между тем Карпена хорошо знали в Атроник-сити, там они с Джефом оформляли все свои дела, туда приезжали на отдых. Нормально ли ехать в город, где тебя почти никто не знает, сразу же после смерти друга, даже если выигрываешь на этом два часа пути? Нет, по логике вещей человек в его положении стремится к обществу знакомых, ищет у них поддержки. Старатели, как бы они ни храбрились, сделаны не из железа…
А эта история с формуляром: Маккен вдруг вспоминает о пенсии перед тем, как отпраздновать находку, хотя отправить требование о выплате он мог только с почты в Антроник-сити. Правда, графологи Танжерской страховой уверяют, что подпись действительно принадлежит Маккену, и нет оснований подвергать сомнению их работу… Какой-то заколдованный круг!
Карпен открыл мне. Пока я стаскивал свои доспехи, он вернулся к прерванной работе — чистил агрегат, служивший одновременно плитой для подогрева пищи, холодильником и приспособлением для уничтожения мусора.
В таких замкнутых под куполом пространствах было все, что позволяло выжить. Все, кроме человеческого присутствия. Вокруг на миллионы километров простиралось небытие, и смерть поджидала «нестрахуемых» в миллионах случаев.
Карпен молча продолжал уборку. Я взял свою свернутую рубашку и стал протирать стеклошлем. Доведя его до блеска, я поудобнее устроился в кресле и затянулся сигаретой.
Карпен нарушил молчание:
— Не надо курить, это увеличивает нагрузку на кондиционер.
— Виноват.
Из головы не шла мысль об убийстве. Я уже не сомневался, что произошло именно убийство, хотя в подтверждении этого не продвинулся ни на шаг. Маловероятно, что Карпен оставил Маккена на каком-нибудь заброшенном астероиде. При тщательно подготовленном убийстве так не делают. Нет, Карпен не стал бы рисковать подобным образом. Он постарался обделать дело так, чтобы комар носа не подточил.
Скорей всего — Солнце.
А если Карпен затолкал тело своего совладельца в маленький роллер, настроил автопилот прямо на Солнце и запустил двигатель… Хотя нет, так ракета до Солнца не долетит, она выйдет на эллиптическую орбиту вокруг него. Он должен запустить мини-ракету в направлении, противоположном движению Пояса астероидов, замедлив таким образом ее бег. Вот тогда она упадет на Солнце.
Но и это не продвинуло меня ни на йоту… Угрюмый старатель вновь прервал молчание.
— Вы, небось, думаете, что я убил его? — спросил он, не отрываясь от работы.
Я помедлил с ответом:
— Видите ли, в деле слишком много странностей, требующих пояснения.
— Например?
— Например, почему Маккен вдруг сел оформлять требование о выплате?
— Я уже объяснял вам, — тон его стал раздраженным. Он положил тряпку и повернулся ко мне. — Надеюсь, у вас там проверяли подпись? Это действительно почерк Джефа Маккена?
— Похоже, так, — согласился я.
— Ну и что там еще за странности? — саркастически спросил он.
— Хотя бы ваша поездка в Химия-сити. Было бы куда понятнее, если бы после всего случившегося вы отправились в Атроник-сити, где вас знают и где у вас есть знакомые.
— Химия-сити был ближе. Ваша дирекция, — он показал пальцем в мою сторону, — рассчитывает зажать эти деньги? Так вот, можете быть уверены — у вас ничего не выйдет. Я хорошо знаю законы. Эти деньги принадлежат мне!
— Я вижу, вы прекрасно обходитесь без Маккена, — холодно заключил я.
— В каком смысле?
— В Антроник-сити мне сказали, что Маккен был докой по части финансовых вопросов, а вы знаете толк в минералогии. Ведь это Маккен занимался покупкой оборудования, оформлением кредитов и прочего. Но я вижу, вы и сами неплохо соображаете.
— Я знаю, что мое, а что нет, — пробормотал он, отворачиваясь и принимаясь яростно тереть плиту.
Я смотрел ему в спину и пытался сообразить, что же сейчас произошло… Ведь он явно собирался произнести длинную тираду по поводу порядков в этих проклятых страховых компаниях, но вдруг осекся. Неужели?..
Вот почему бланк формуляра с требованием выплаты пенсионного фонда оказался заполненным рукой Маккена!
— Маккен! — вырвалось у меня.
Он повернулся, проследил за направлением моего взгляда и прыгнул к кровати, где лежал револьвер.
Этот прыжок спас меня. Он слишком резко оттолкнулся, перелетел через кровать и врезался в стену. Я осторожно встал и взял револьвер.
— Ну вот, поиграли и хватит, мистер Маккен, — жестко произнес я.
Он и бровью не повел.
— Что это вы придумали?! Маккен мертв.
— Странно как-то получается. Ведь это Маккен занимался финансами. Маккен подписывал обязательства по кредиту. А когда вы нашли жилу, именно Маккену пришлось бы расплачиваться — ведь официально вы работали порознь.
— Чушь, — бросил он, но я заметил, что в голосе у него не было прежней уверенности.
— Вам показалось, что ваш куш слишком мал. Вам хотелось взять все. Поэтому вы решили убрать Эйба Карпена, а дело представить так, будто умер Маккен. Тем самым вы разом избавлялись и от совладельца, и от долгов.
— Вранье! — пронзительно, фальцетом заорал он. — Я — Эйб Карпен, и у меня есть документы!
— Естественно — вы их взяли у убитого. Кто вам мог помешать убраться отсюда по-тихому и вернуться на Землю? Вас ведь никто не знает, все забыли там и о Маккене, и о Карпене. Но нет! Вы еще заполняете формуляр о выплате пенсии, решив стать собственным наследником! Вот почему вам и пришлось лететь на почту в Химия-сити, где никто не мог отличить Эйба Карпена от Джефа Маккена.
— Вы не имеете права обвинять людей! У вас нет доказательств!
— А зачем они? Не надо и искать тело Карпена. Достаточно приехать в Атроник-сити, и сразу все станет ясно. Хотите?
— Нет, — мрачно буркнул он.
Гендерсон по обыкновению был оживлен, но все же соблюдал дистанцию.
— Вы отлично справились с делом на этом астероиде, Джед, — начал он. — Даже блестяще, не боюсь этого слова.
— Благодарю вас, — смиренно ответствовал я.
— И совершенно правильно, что не стали раздувать дело с убийством э-э-э… Карпена. В конце концов мы не полиция, а страховая фирма. Репутация клиентуры — прежде всего. Вполне достаточно было взять с него формальный отказ от выплаты пенсионного фонда. Прекрасная идея… Но что могло вас задержать на десять дней в Атроник-сити?
Я откинулся в кресле.
— Решил устроить себе маленькие каникулы.
Я стряхнул пепел в направлении гендерсоновской пепельницы, и часть его достигла цели.
— Каникулы? — Брови директора взлетели вверх. — Насколько мне помнится, вы брали отпуск всего полгода назад.
В голосе его был лед. Целые айсберги.
— Верно, — согласился я. — Но трагедия в космосе не становится меньшей от того, что там все в десять раз легче… Не по мне эта чертова работа. Не могу больше мытарить этих парней там, наверху, из-за нескольких тысяч паршивых дублезов.
Гендерсон заморгал чаще обычного.
— Джед, что с вами? Вы нездоровы?
— Совершенно здоров. Я чувствую себя лучше обычного… Я приготовил по дороге сюда маленькую речь, но сейчас раздумал произносить ее. Знаете, почему я не сдал того парня полиции? Вовсе не потому, что думал о репутации вашей компании. Я это сделал из-за остальных парней, «нестрахуемых». Они работают в одиночку. И если находят настоящего компаньона, то для того, чтобы верить ему. Чтобы стать ему братом — простите за высокопарность, мистер Гендерсон. Вскройся эта история с Карпеном — и они потеряют всякую веру в человека. Понимаете ли вы это?
— Действительно, Стентон, вам следует хорошо отдохнуть, — заключил Гендерсон, собирая бумаги.
РОЛЬФ КРОН
Должно быть, я простоял так довольно долго, потому что он переспросил: "Кто вы такой?", сопроводив свой вопрос нетерпеливым движением дула.
— Стентон, — ответил я. — Джед Стентон из Танжерской всеобщей корпорации. Могу показать вам удостоверение, но оно во внутреннем кармане.
— Достаньте. Только без резких движений.
— Договорились.
Избегая, согласно требованию, резких движений, я вылез из комбинезона, запустил руку в карман, извлек бумажник, открыл его и показал удостоверение с фотографией, подписью и отпечатком большого пальца. Удовлетворенный, он кивнул и отшвырнул револьвер на кровать.
— Приходится быть начеку, — сказал он. — Здесь у меня колоссальная жила.
— Я слышал, — приветливо бросил я. — Поздравляю вас.
— Благодарю. Вы, видно, по поводу страховки Джефа?
— Совершенно верно.
— Я так чувствую: вы не хотите платить… Что ж, ничего удивительного.
Терпеть не могу старых ворчунов!
— Меня послали уточнить кое-какие детали.
— Понятно, понятно. Хотите кофе?
— Спасибо.
— Можете сесть в кресло. Это Джефово.
Я осторожно опустился в складное парусиновое кресло, а он направился в кухонный отсек сварить кофе.
Под куполом было одно помещение диаметром метра четыре с половиной. Стены до высоты двух метров шли вертикально, а затем, легко изгибаясь, смыкались в центре.
Купол установили прямо на астероиде, поэтому каменный пол был неровным. Справа от входа стояли два стула и стол, немного поодаль — кухонный отсек и подобие загроможденной кладовой. Посреди возвышалась отопительная система, но сейчас, слава богу, она бездействовала. Пот градом катился у меня со лба. Я стянул через голову рубашку и вытер ею лицо.
— Жарко у вас, — сказал я.
— Привыкаешь, — буркнул он.
Но я ему не поверил.
Карпен принес кофе. Горький, мерзкий, вполне в духе этого отшельника. Но вслух я произнес:
— Отличный кофе.
— Да, — кисло подтвердил он. — Может, перейдем к делу?
С заскорузлыми стариками есть только один способ общения: жесткая атака.
— Речь идет вот о чем, — начал я. — У нас, разумеется, нет никаких претензий, но правление, прежде чем перевести на ваш счет десять тысяч дублезов, хотело бы убедиться, что все сделано в соответствии с правилами. Ваш компаньон заполнил формуляр с требованием возвратить названную сумму и тут же умер… Согласитесь, довольно необычное совпадение.
— Отчего же? — Он отхлебнул из чашки и исподлобья взглянул на меня. — Мы нашли жилу. И поняли, что на сей раз это верное дело. Ведь Джеф вносил деньги как раз на тот случай, если мы ничего не найдем. Но когда мы убедились, что попали в яблочко, он мне сказал:
"Слушай, зачем мне теперь пенсия?" — и заполнил формуляр. Потом мы откупорили бутылку. А вскоре он убился.
Послушать Карпена, все выходило просто и естественно. Слишком естественно.
— Как произошел несчастный случай? — спросил я.
— Точно я не могу вам сказать. К тому времени я уже здорово набрался. Ну что я видел и помню? Джеф надел комбинезон и сказал, что пойдет пометить астероид. Он тоже с трудом держался на ногах. Я сказал ему, что дело вполне терпит до утра, лучше проспаться. Но он меня не послушал. Чертыхаясь, я тоже натянул на себя комбинезон и вылез за ним. Тут-то все и произошло.
Он сделал два жадных глотка.
— Что произошло?
— Он шел с распылителем в руке, стараясь изобразить краской икс. Но здесь, вы видели, полно острых выступов. Он споткнулся, потерял равновесие и плашмя упал вперед — на один из таких выступов. Ну и тот пропорол ему комбинезон.
— А я слышал, он исчез.
Карпен подтвердил:
— Да, он еще успел встать, воздух под давлением стал выходить из дыры, его отбросило — и поминай как звали…
Мое лицо явно выражало недоверие. Карпен добавил:
— Мальчик мой, здесь такое маленькое притяжение, что играть в чехарду не рекомендуется: тут же улетишь с астероида.
Он был прав. Даже сидя в кресле, мне приходилось все время держаться за подлокотники. Я никак не мог привыкнуть к слабой гравитации.
Я задал еще несколько вопросов:
— Вы не пытались достать тело?
— Пытался, как не пытался. Ведь старина Джеф был моим компаньоном ни много ни мало пятнадцать лет. Но я, повторяю, был под большим газом. Я боялся, что тоже потеряю направление и не смогу вернуться на астероид.
— Честно говоря, я не очень смыслю в вопросах гравитации. Но разве тело Маккена не должно было обращаться вокруг астероида? Как оно могло затеряться?!
— Могло, еще как могло! Здесь вокруг полно астероидов с большей массой, чем у нашего, — его тут же и притянуло. Клянусь вам, ни один астронавт не смог бы высчитать траекторию полета бедняги Джефа. Он сделал несколько оборотов, потом на глазах стал удаляться и скоро исчез из виду… Думаете, в космосе плавает только его труп?
В некотором замешательстве я покусывал губу. Трудно было определить, насколько правдива версия Карпена. Приходилось полагаться на интуицию. За восемь лет общения с клиентами Танжерской страховой я научился инстинктивно чувствовать неправду.
Вся эта драматическая история с трупом, облетевшим по орбите астероид, прежде чем умчаться в бесконечность, явно была из области литературы. А серия чудесных совпадений годилась разве что для рождественского рассказа. Не успели они открыть жилу, как Маккен погибает. А за час до смерти он вдруг заполняет формуляр о возвращении пенсионного фонда! И опять-таки по случайному совпадению труп его исчезает, так что исключается всякая проверка.
Но что бы там ни нашептывал мой внутренний голос, в формальном отношении все было безупречно.
Что делать? В рассказе Карпена не за что было уцепиться. Но не зря же, черт побери, я добирался до этого планетоида! Надо искать, искать! Должна быть какая-то деталь, которая не ложилась бы в слишком гладкий рассказ Карпена!
— Вы сказали, Маккен намеревался нарисовать икс, — начал я. — Он нарисовал его?
Карпен покачал головой:
— Не успел. Не дошел даже до места, его качало из стороны в сторону, пока он не напоролся.
— Значит, это вы его нарисовали?
Он кивнул.
— А затем полетели в Атроник-сити зарегистрировать концессию?
— Нет. Химия-сити тогда был ближе, я съездил туда. Когда все это случилось… Не очень-то хотелось оставаться тут одному.
— Как вы сказали? Химия-сити тогда был ближе? А сейчас?
— Здесь все не так, как у вас там, внизу. Здесь все движется, старина. Сегодня Химия-сити в два раза дальше от нас, чем Атроник. А через три дня он вновь приблизится. Все меняется.
— Да, я заметил. Прежде чем отправиться в Химия-сити, вы не пытались достать тело своего компаньона?
Он повел головой.
— Его уже не было видно. Я ведь стартовал десять-одиннадцать часов спустя.
— Почему? Вам ведь достаточно было нарисовать икс, и вы могли отправляться.
— Бог ты мой, я ведь уже говорил! Мы слишком много приняли. Я был пьян. Когда стало ясно, что Джефа мне не достать, я вернулся под купол и допил, что оставалось. Будь я трезв, я бы взял роллер и попытался достать Джефа. Но я двигался чуть ли не на карачках.
— Понимаю.
О чем спрашивать дальше?
— Я чертовски устал: дорога была трудной, — сказал я. — Вы не возражаете, если я немного отдохну? Мне ведь еще возвращаться.
— Будьте как дома, — он неловко засуетился, изображая гостеприимство. — Вы случайно не играете в рами? — Лицо его оживилось.
— Нет, но я быстро схватываю.
— Идет. Сейчас я вам покажу.
Он достал колоду и принялся меня обучать. Проиграв пять партий подряд, я поблагодарил Карпена и поднялся. Совершенно невинным, как мне казалось, тоном я спросил:
— Вы не возражаете, если я пройдусь? Мне не приходилось еще бывать на таких… э-э-э… маленьких астероидах. Компания посылает меня, как правило, в города, где имеются наши филиалы.
— Давайте. У меня все равно здесь кое-какие дела.
Он произнес это будничным тоном, но я перехватил его цепкий взгляд.
Я не стал надевать рубашку и тут же пожалел об этом. Температура в космическом комбинезоне была плюс двадцать по Цельсию. Это не холодно, но после жары под куполом по спине побежали мурашки.
Я закрыл за собой обе двери и пошел, не очень ловко переставляя ноги. Уж что-что, а простуду я из этой поездки привезу.
До горизонта было рукой подать, и купол вскоре скрылся из глаз. Я медленно брел, всматриваясь в грунт и стараясь шаркать намагниченными подошвами башмаков, чтобы не потерять контакт. Я искал могилу. Трудно было поверить, что труп Маккена бесследно исчез в космосе. Он должен был быть где-то здесь, на астероиде.
Голая скала звенела под ногами как металл. Лопатой здесь не выроешь и лунки. Можно, конечно, сделать это с помощью динамита, но как замаскировать потом яму?
Я остановился, перевел дух и обругал себя. Надо быть последним идиотом, чтобы не сообразить! Конечно, тела Маккена не может быть на этом астероиде. Почему? Да потому, что вся масса его представляет ценность. Карпен продает свою маленькую планетку концерну, те устанавливают здесь роторный экскаватор, и через несколько недель все всплывает наружу. Нет, ни один безумец не оставил бы таких улик.
По словам Карпена, он улетел в Химия-сити примерно через десять часов после смерти Маккена. Так вот, он наверняка дорогой свалил тело на каком-нибудь брошенном планетоиде. Поди потом отыщи беднягу Маккена на Поясе астероидов!
Правда, мне это задачу не облегчало. В дурном расположении духа я поплелся назад к куполу, в который раз перебирая в уме детали услышанного. Почему Карпен направился в Химия-сити? Он был тогда ближе. Но так ли уж велика разница? Два часа, не больше. Между тем Карпена хорошо знали в Атроник-сити, там они с Джефом оформляли все свои дела, туда приезжали на отдых. Нормально ли ехать в город, где тебя почти никто не знает, сразу же после смерти друга, даже если выигрываешь на этом два часа пути? Нет, по логике вещей человек в его положении стремится к обществу знакомых, ищет у них поддержки. Старатели, как бы они ни храбрились, сделаны не из железа…
А эта история с формуляром: Маккен вдруг вспоминает о пенсии перед тем, как отпраздновать находку, хотя отправить требование о выплате он мог только с почты в Антроник-сити. Правда, графологи Танжерской страховой уверяют, что подпись действительно принадлежит Маккену, и нет оснований подвергать сомнению их работу… Какой-то заколдованный круг!
Карпен открыл мне. Пока я стаскивал свои доспехи, он вернулся к прерванной работе — чистил агрегат, служивший одновременно плитой для подогрева пищи, холодильником и приспособлением для уничтожения мусора.
В таких замкнутых под куполом пространствах было все, что позволяло выжить. Все, кроме человеческого присутствия. Вокруг на миллионы километров простиралось небытие, и смерть поджидала «нестрахуемых» в миллионах случаев.
Карпен молча продолжал уборку. Я взял свою свернутую рубашку и стал протирать стеклошлем. Доведя его до блеска, я поудобнее устроился в кресле и затянулся сигаретой.
Карпен нарушил молчание:
— Не надо курить, это увеличивает нагрузку на кондиционер.
— Виноват.
Из головы не шла мысль об убийстве. Я уже не сомневался, что произошло именно убийство, хотя в подтверждении этого не продвинулся ни на шаг. Маловероятно, что Карпен оставил Маккена на каком-нибудь заброшенном астероиде. При тщательно подготовленном убийстве так не делают. Нет, Карпен не стал бы рисковать подобным образом. Он постарался обделать дело так, чтобы комар носа не подточил.
Скорей всего — Солнце.
А если Карпен затолкал тело своего совладельца в маленький роллер, настроил автопилот прямо на Солнце и запустил двигатель… Хотя нет, так ракета до Солнца не долетит, она выйдет на эллиптическую орбиту вокруг него. Он должен запустить мини-ракету в направлении, противоположном движению Пояса астероидов, замедлив таким образом ее бег. Вот тогда она упадет на Солнце.
Но и это не продвинуло меня ни на йоту… Угрюмый старатель вновь прервал молчание.
— Вы, небось, думаете, что я убил его? — спросил он, не отрываясь от работы.
Я помедлил с ответом:
— Видите ли, в деле слишком много странностей, требующих пояснения.
— Например?
— Например, почему Маккен вдруг сел оформлять требование о выплате?
— Я уже объяснял вам, — тон его стал раздраженным. Он положил тряпку и повернулся ко мне. — Надеюсь, у вас там проверяли подпись? Это действительно почерк Джефа Маккена?
— Похоже, так, — согласился я.
— Ну и что там еще за странности? — саркастически спросил он.
— Хотя бы ваша поездка в Химия-сити. Было бы куда понятнее, если бы после всего случившегося вы отправились в Атроник-сити, где вас знают и где у вас есть знакомые.
— Химия-сити был ближе. Ваша дирекция, — он показал пальцем в мою сторону, — рассчитывает зажать эти деньги? Так вот, можете быть уверены — у вас ничего не выйдет. Я хорошо знаю законы. Эти деньги принадлежат мне!
— Я вижу, вы прекрасно обходитесь без Маккена, — холодно заключил я.
— В каком смысле?
— В Антроник-сити мне сказали, что Маккен был докой по части финансовых вопросов, а вы знаете толк в минералогии. Ведь это Маккен занимался покупкой оборудования, оформлением кредитов и прочего. Но я вижу, вы и сами неплохо соображаете.
— Я знаю, что мое, а что нет, — пробормотал он, отворачиваясь и принимаясь яростно тереть плиту.
Я смотрел ему в спину и пытался сообразить, что же сейчас произошло… Ведь он явно собирался произнести длинную тираду по поводу порядков в этих проклятых страховых компаниях, но вдруг осекся. Неужели?..
Вот почему бланк формуляра с требованием выплаты пенсионного фонда оказался заполненным рукой Маккена!
— Маккен! — вырвалось у меня.
Он повернулся, проследил за направлением моего взгляда и прыгнул к кровати, где лежал револьвер.
Этот прыжок спас меня. Он слишком резко оттолкнулся, перелетел через кровать и врезался в стену. Я осторожно встал и взял револьвер.
— Ну вот, поиграли и хватит, мистер Маккен, — жестко произнес я.
Он и бровью не повел.
— Что это вы придумали?! Маккен мертв.
— Странно как-то получается. Ведь это Маккен занимался финансами. Маккен подписывал обязательства по кредиту. А когда вы нашли жилу, именно Маккену пришлось бы расплачиваться — ведь официально вы работали порознь.
— Чушь, — бросил он, но я заметил, что в голосе у него не было прежней уверенности.
— Вам показалось, что ваш куш слишком мал. Вам хотелось взять все. Поэтому вы решили убрать Эйба Карпена, а дело представить так, будто умер Маккен. Тем самым вы разом избавлялись и от совладельца, и от долгов.
— Вранье! — пронзительно, фальцетом заорал он. — Я — Эйб Карпен, и у меня есть документы!
— Естественно — вы их взяли у убитого. Кто вам мог помешать убраться отсюда по-тихому и вернуться на Землю? Вас ведь никто не знает, все забыли там и о Маккене, и о Карпене. Но нет! Вы еще заполняете формуляр о выплате пенсии, решив стать собственным наследником! Вот почему вам и пришлось лететь на почту в Химия-сити, где никто не мог отличить Эйба Карпена от Джефа Маккена.
— Вы не имеете права обвинять людей! У вас нет доказательств!
— А зачем они? Не надо и искать тело Карпена. Достаточно приехать в Атроник-сити, и сразу все станет ясно. Хотите?
— Нет, — мрачно буркнул он.
Гендерсон по обыкновению был оживлен, но все же соблюдал дистанцию.
— Вы отлично справились с делом на этом астероиде, Джед, — начал он. — Даже блестяще, не боюсь этого слова.
— Благодарю вас, — смиренно ответствовал я.
— И совершенно правильно, что не стали раздувать дело с убийством э-э-э… Карпена. В конце концов мы не полиция, а страховая фирма. Репутация клиентуры — прежде всего. Вполне достаточно было взять с него формальный отказ от выплаты пенсионного фонда. Прекрасная идея… Но что могло вас задержать на десять дней в Атроник-сити?
Я откинулся в кресле.
— Решил устроить себе маленькие каникулы.
Я стряхнул пепел в направлении гендерсоновской пепельницы, и часть его достигла цели.
— Каникулы? — Брови директора взлетели вверх. — Насколько мне помнится, вы брали отпуск всего полгода назад.
В голосе его был лед. Целые айсберги.
— Верно, — согласился я. — Но трагедия в космосе не становится меньшей от того, что там все в десять раз легче… Не по мне эта чертова работа. Не могу больше мытарить этих парней там, наверху, из-за нескольких тысяч паршивых дублезов.
Гендерсон заморгал чаще обычного.
— Джед, что с вами? Вы нездоровы?
— Совершенно здоров. Я чувствую себя лучше обычного… Я приготовил по дороге сюда маленькую речь, но сейчас раздумал произносить ее. Знаете, почему я не сдал того парня полиции? Вовсе не потому, что думал о репутации вашей компании. Я это сделал из-за остальных парней, «нестрахуемых». Они работают в одиночку. И если находят настоящего компаньона, то для того, чтобы верить ему. Чтобы стать ему братом — простите за высокопарность, мистер Гендерсон. Вскройся эта история с Карпеном — и они потеряют всякую веру в человека. Понимаете ли вы это?
— Действительно, Стентон, вам следует хорошо отдохнуть, — заключил Гендерсон, собирая бумаги.
РОЛЬФ КРОН
ВЕРСИЯ
[11]
Поезда от этой станции отходили крайне редко. Неясно даже, имело ли смысл вообще содержать такую дорогу. Правда, ее подключили когда-то к общей сети, но движение отнюдь не оживилось, и примыкающие пути успели уже зарасти травой и покрыться ржавчиной. Вагончики местного поезда почти всегда оставались пустыми.
Я стоял на вокзале. Теплый летний день, душно, заняться решительно нечем. Городок нежится в умиротворяющей, праздной тиши, кафе и магазинчики либо закрыты, либо позевывают от отсутствия посетителей. В такое время жизнь здесь словно замирает. И сегодняшний день отнюдь не исключение, городок всегда так живет в летнюю пору.
Недолго думая, я решительно вошел в моторный вагон. Настроение у меня было самое подходящее для того, чтобы предаться ничегонеделанию, поехать куда глаза глядят, покачаться на волнах мировой истории, как поется в песенке.
Вагон не старый и не новый; вневременной вид самой железной дороги передался и составу, причем столь глубоко, что судить о возрасте вагонов можно было только приблизительно. Но кресла оказались мягкими, и я устроился очень удобно. Никакого плана действия у меня не было. "Будь что будет", — мысленно сказал я себе.
На стене висело расписание. Если верить ему, поезд должен был вот-вот тронуться. А если и нет, тоже не страшно. Когда никуда не торопишься, нет ничего приятнее, чем сидеть в мягком кресле удобного железнодорожного вагона и ждать отправления. Можно думать о ком и о чем угодно, можно, если устал, закрыть глаза и вздремнуть.
Я невольно оглянулся, заслышав за спиной шаги. Пожилой мужчина в форме железнодорожника остановился рядом со мной.
— Приветствую вас, — проговорил он дружелюбно. — Значит, опять поедем с пассажирами! Вы первый на этой неделе.
Была среда, и мысль о том, что два дня поезда ходили пустыми, меня развеселила.
— Это у вас всегда так?
— Да, — ответил он и сел в кресло рядом.
Бросив взгляд на часы, машинист состава — а это несомненно был он — убедился, что до отхода время еще есть.
— Да, эта дорога проходит мимо нескольких деревень и хуторов. Я слышал, что движение тут скоро отменят.
— Весьма возможно, если оно совсем не окупается, — осторожно согласился я.
Наклонив голову, железнодорожник поглядел на меня, морщинки вокруг его глаз собрались в улыбку.
— Ведь вы по профессии ничего общего с дорогами и рельсами не имеете?
— Да, я делопроизводитель в страховой компании.
— Ага… Ну, тогда вы себе этого не представляете. Видите ли, профессию железнодорожника я выбрал сознательно, по любви, так сказать. Мне нравится ездить в моем моторном вагоне туда — сюда… туда — сюда…
— И вам это не наскучило?
— Большинству людей это надоедает, да. А мне так вовсе нет. Короткая она, дорога, но всякий раз иная. Весной я еду как бы мимо моря цветов — одичавшие сады, понимаете? — а летом все так и лоснится сытой зеленью; потом, осенью, я бесплатно присутствую на роскошном карнавале красок, всякий раз неповторимом. Зимой же одиночество и заброшенность здешних мест ощущается особенно обостренно. Деревни совсем пустеют, хутора замирают — только моя железка живет, она одна.
Он еще долго рассуждал таким образом, потом, оборвав себя на полуслове, поднялся.
— Ну, все, пора за дело. Не желаете ли пройти со мной в кабину? Оттуда вы сможете получше рассмотреть и дорогу, и окрестности.
Я кивнул и последовал за ним.
Место помощника машиниста было свободно. Отодвинув в сторону несколько книг и тетрадей, он показал мне, куда повесить плащ. Стал на свое место, дал звонок к отправлению. Никто больше не появился, даже дежурный по станции со своим флажком. Светофор тоже давно покрылся ржавчиной. И свет показывал красный, что меня сильно удивило.
— Я ничего в этом не понимаю, но разве… разве путь свободен?
— Свободен. Много лет. По нему только эти два вагона и бегают, мой моторный и прицепной. Только когда недавно состав был в мастерских, здесь ходил другой. Вообще-то встречного движения тут быть не может.
— А если разойдутся рельсы? Или стрелку заклинит? Кто-то должен же за этим следить?
— Поломку мы заметили бы невооруженным глазом. Идем-то черепашьим ходом. Здесь никто и ничто не торопится: ни время, ни люди — зачем же спешить мне?
Если вдуматься, дорога эта с поездом из двух вагончиков — уникум, реликт прошлого. Толку в ней никакого, зато, правда, и обходится она недорого.
Мягко тронувшись с места, поезд выкатился за пределы станции. Еще минуту-две мы проезжали мимо пристанционных строений, а потом попали в настоящие садовые джунгли. Фруктовые деревья, а особенно цветы, подступали почти вплотную к рельсам, на некоторых поворотах они даже мешали обзору. Если кто зазевается… Но нет, поезд ходит столь редко, что все жители в округе точно знали, когда именно. Время от времени мы видели их, они разгибали спину, чтобы отвлечься ненадолго от работы в саду или на грядках и помахать нам вслед.
Наконец последние дома пропали из виду, и мы выехали на открытый участок дороги. Местность холмистая, а между холмами рощицы и огромные купы дикой сирени. Кое-где попадались и дубки.
Ехали мы действительно очень медленно. Машинист, наверное, в тысячный раз разглядывал все вокруг с тем же удовольствием, что и я в первый. Для такого восхищения нужно куда больше любви к окружающему миру, чем у меня. Если ты способен открывать новое в том, что тебе так хорошо знакомо, значит, наделен незаурядной фантазией…
— Я совсем забыл спросить, где вы собираетесь сойти, — сказал машинист некоторое время спустя, когда вагон скрипя преодолел длинный поворот.
— Да где угодно. Я просто хотел проехаться, поглазеть. Проеду туда и обратно.
— Теперь я понял, почему вас не знаю, — проговорил он с улыбкой. — А то я все мучаюсь — откуда вы, почему не видел вас прежде?.. Тех немногих пассажиров, которых мне приходилось возить, я могу перечислить, даже если разбудить меня среди ночи. Вот, значит, какое дело — вы впервые едете по этой дороге?
— Да.
— Тогда я могу… или даже так: тогда я должен вам кое-что показать. Не сейчас, попозже. Я, знаете, по этой дороге езжу еще по одной причине, не только из-за красоты природы.
Я внимательно поглядел на него.
— Раз вы не отсюда, мое имя вам вряд ли что скажет. Меня зовут Калин.
— Ага, — кивнул я. С таким же успехом он мог назвать любое другое имя. — Очень приятно, — и я назвал свое.
Мы тем временем опять прошли длинный поворот, и машинист притормозил. Вагон медленно остановился. Маленькая станция, перрон. Вокруг ни души. Никто поезда не ждал. Меня охватило неясное чувство тревоги.
В станционном здании выбиты два окна из трех, да и в третьем — треснувшие стекла. Стены дома поросли диким виноградом, он же совсем закрыл, можно сказать, сковал шлагбаум у железнодорожного переезда. И раз никто не додумался его срезать, выходит, и проезжая дорога здесь тоже забыта богом, как и железная.
— Никого. Поехали дальше, — проговорил Калин поскучневшим голосом и отпустил тормоза.
И пока вагон набирал привычную скорость, он объяснял, что мне предстоит.
— Это на следующей станции. Там сами увидите. Метров за пятьсот до места мы выедем из туннельчика, ну а там все как на ладони. Вы только повнимательнее приглядитесь, увидите кое-что странное и даже удивительное. И самое главное, что заметить это можно, только когда проезжаешь мимо в первый раз; после эффект больше не повторяется.
Я недоумевал. Что за непонятные речи он ведет?! Вещь либо существует, либо ее нет. Слыханное ли дело — в первый раз ты ее увидишь, а во второй уже нет? Я решил переспросить Калина.
— Почему оно так, я не смогу вам объяснить, — пробормотал он. — И не только вам — никому. Я видел, что оно так; а если уж совсем начистоту, сам-то я не видел.
— Чего вы не видели?
— Трудно сказать. Лучше всего посмотрите сами. Мы скоро будем на месте.
Перед нами опять тянулась цепь холмов, часто поросших кустарником и деревьями. Будь я на двадцать лет моложе, более красивого места для прогулок с девушками и не сыскать. Кое-где кусты сирени вымахали метров на пять-шесть.
Поезда от этой станции отходили крайне редко. Неясно даже, имело ли смысл вообще содержать такую дорогу. Правда, ее подключили когда-то к общей сети, но движение отнюдь не оживилось, и примыкающие пути успели уже зарасти травой и покрыться ржавчиной. Вагончики местного поезда почти всегда оставались пустыми.
Я стоял на вокзале. Теплый летний день, душно, заняться решительно нечем. Городок нежится в умиротворяющей, праздной тиши, кафе и магазинчики либо закрыты, либо позевывают от отсутствия посетителей. В такое время жизнь здесь словно замирает. И сегодняшний день отнюдь не исключение, городок всегда так живет в летнюю пору.
Недолго думая, я решительно вошел в моторный вагон. Настроение у меня было самое подходящее для того, чтобы предаться ничегонеделанию, поехать куда глаза глядят, покачаться на волнах мировой истории, как поется в песенке.
Вагон не старый и не новый; вневременной вид самой железной дороги передался и составу, причем столь глубоко, что судить о возрасте вагонов можно было только приблизительно. Но кресла оказались мягкими, и я устроился очень удобно. Никакого плана действия у меня не было. "Будь что будет", — мысленно сказал я себе.
На стене висело расписание. Если верить ему, поезд должен был вот-вот тронуться. А если и нет, тоже не страшно. Когда никуда не торопишься, нет ничего приятнее, чем сидеть в мягком кресле удобного железнодорожного вагона и ждать отправления. Можно думать о ком и о чем угодно, можно, если устал, закрыть глаза и вздремнуть.
Я невольно оглянулся, заслышав за спиной шаги. Пожилой мужчина в форме железнодорожника остановился рядом со мной.
— Приветствую вас, — проговорил он дружелюбно. — Значит, опять поедем с пассажирами! Вы первый на этой неделе.
Была среда, и мысль о том, что два дня поезда ходили пустыми, меня развеселила.
— Это у вас всегда так?
— Да, — ответил он и сел в кресло рядом.
Бросив взгляд на часы, машинист состава — а это несомненно был он — убедился, что до отхода время еще есть.
— Да, эта дорога проходит мимо нескольких деревень и хуторов. Я слышал, что движение тут скоро отменят.
— Весьма возможно, если оно совсем не окупается, — осторожно согласился я.
Наклонив голову, железнодорожник поглядел на меня, морщинки вокруг его глаз собрались в улыбку.
— Ведь вы по профессии ничего общего с дорогами и рельсами не имеете?
— Да, я делопроизводитель в страховой компании.
— Ага… Ну, тогда вы себе этого не представляете. Видите ли, профессию железнодорожника я выбрал сознательно, по любви, так сказать. Мне нравится ездить в моем моторном вагоне туда — сюда… туда — сюда…
— И вам это не наскучило?
— Большинству людей это надоедает, да. А мне так вовсе нет. Короткая она, дорога, но всякий раз иная. Весной я еду как бы мимо моря цветов — одичавшие сады, понимаете? — а летом все так и лоснится сытой зеленью; потом, осенью, я бесплатно присутствую на роскошном карнавале красок, всякий раз неповторимом. Зимой же одиночество и заброшенность здешних мест ощущается особенно обостренно. Деревни совсем пустеют, хутора замирают — только моя железка живет, она одна.
Он еще долго рассуждал таким образом, потом, оборвав себя на полуслове, поднялся.
— Ну, все, пора за дело. Не желаете ли пройти со мной в кабину? Оттуда вы сможете получше рассмотреть и дорогу, и окрестности.
Я кивнул и последовал за ним.
Место помощника машиниста было свободно. Отодвинув в сторону несколько книг и тетрадей, он показал мне, куда повесить плащ. Стал на свое место, дал звонок к отправлению. Никто больше не появился, даже дежурный по станции со своим флажком. Светофор тоже давно покрылся ржавчиной. И свет показывал красный, что меня сильно удивило.
— Я ничего в этом не понимаю, но разве… разве путь свободен?
— Свободен. Много лет. По нему только эти два вагона и бегают, мой моторный и прицепной. Только когда недавно состав был в мастерских, здесь ходил другой. Вообще-то встречного движения тут быть не может.
— А если разойдутся рельсы? Или стрелку заклинит? Кто-то должен же за этим следить?
— Поломку мы заметили бы невооруженным глазом. Идем-то черепашьим ходом. Здесь никто и ничто не торопится: ни время, ни люди — зачем же спешить мне?
Если вдуматься, дорога эта с поездом из двух вагончиков — уникум, реликт прошлого. Толку в ней никакого, зато, правда, и обходится она недорого.
Мягко тронувшись с места, поезд выкатился за пределы станции. Еще минуту-две мы проезжали мимо пристанционных строений, а потом попали в настоящие садовые джунгли. Фруктовые деревья, а особенно цветы, подступали почти вплотную к рельсам, на некоторых поворотах они даже мешали обзору. Если кто зазевается… Но нет, поезд ходит столь редко, что все жители в округе точно знали, когда именно. Время от времени мы видели их, они разгибали спину, чтобы отвлечься ненадолго от работы в саду или на грядках и помахать нам вслед.
Наконец последние дома пропали из виду, и мы выехали на открытый участок дороги. Местность холмистая, а между холмами рощицы и огромные купы дикой сирени. Кое-где попадались и дубки.
Ехали мы действительно очень медленно. Машинист, наверное, в тысячный раз разглядывал все вокруг с тем же удовольствием, что и я в первый. Для такого восхищения нужно куда больше любви к окружающему миру, чем у меня. Если ты способен открывать новое в том, что тебе так хорошо знакомо, значит, наделен незаурядной фантазией…
— Я совсем забыл спросить, где вы собираетесь сойти, — сказал машинист некоторое время спустя, когда вагон скрипя преодолел длинный поворот.
— Да где угодно. Я просто хотел проехаться, поглазеть. Проеду туда и обратно.
— Теперь я понял, почему вас не знаю, — проговорил он с улыбкой. — А то я все мучаюсь — откуда вы, почему не видел вас прежде?.. Тех немногих пассажиров, которых мне приходилось возить, я могу перечислить, даже если разбудить меня среди ночи. Вот, значит, какое дело — вы впервые едете по этой дороге?
— Да.
— Тогда я могу… или даже так: тогда я должен вам кое-что показать. Не сейчас, попозже. Я, знаете, по этой дороге езжу еще по одной причине, не только из-за красоты природы.
Я внимательно поглядел на него.
— Раз вы не отсюда, мое имя вам вряд ли что скажет. Меня зовут Калин.
— Ага, — кивнул я. С таким же успехом он мог назвать любое другое имя. — Очень приятно, — и я назвал свое.
Мы тем временем опять прошли длинный поворот, и машинист притормозил. Вагон медленно остановился. Маленькая станция, перрон. Вокруг ни души. Никто поезда не ждал. Меня охватило неясное чувство тревоги.
В станционном здании выбиты два окна из трех, да и в третьем — треснувшие стекла. Стены дома поросли диким виноградом, он же совсем закрыл, можно сказать, сковал шлагбаум у железнодорожного переезда. И раз никто не додумался его срезать, выходит, и проезжая дорога здесь тоже забыта богом, как и железная.
— Никого. Поехали дальше, — проговорил Калин поскучневшим голосом и отпустил тормоза.
И пока вагон набирал привычную скорость, он объяснял, что мне предстоит.
— Это на следующей станции. Там сами увидите. Метров за пятьсот до места мы выедем из туннельчика, ну а там все как на ладони. Вы только повнимательнее приглядитесь, увидите кое-что странное и даже удивительное. И самое главное, что заметить это можно, только когда проезжаешь мимо в первый раз; после эффект больше не повторяется.
Я недоумевал. Что за непонятные речи он ведет?! Вещь либо существует, либо ее нет. Слыханное ли дело — в первый раз ты ее увидишь, а во второй уже нет? Я решил переспросить Калина.
— Почему оно так, я не смогу вам объяснить, — пробормотал он. — И не только вам — никому. Я видел, что оно так; а если уж совсем начистоту, сам-то я не видел.
— Чего вы не видели?
— Трудно сказать. Лучше всего посмотрите сами. Мы скоро будем на месте.
Перед нами опять тянулась цепь холмов, часто поросших кустарником и деревьями. Будь я на двадцать лет моложе, более красивого места для прогулок с девушками и не сыскать. Кое-где кусты сирени вымахали метров на пять-шесть.