34


   Лицо Фастальфа было исчерчено угрюмыми линиями, когда Бейли вернулся.
   – Есть какой-нибудь прогресс? – осведомился Фастальф.
   – Я исключил одну часть возможности. Кажется.
   – Часть возможности? А как вы исключите остальное? И как вы установили возможность?
   – Обнаружил, что исключить возможность нельзя, и начал ее устанавливать.
   – А если вы обнаружите, что нельзя исключить вторую часть возможности, на которую вы таинственно намекаете?
   Бейли пожал плечами.
   – Прежде чем обсудить это, я должен повидаться с вашей дочерью.
   – Ну, мистер Бейли, я выполнил вашу просьбу и попробовал связаться с ней. Пришлось ее разбудить.
   – Вы хотите сказать, что она на ночной стороне планеты? Боюсь, что я глуп и воображаю, что я на Земле. В подземных Городах день и ночь теряют свое значение, и установлено постоянное время.
   – Неплохо. Эос – центр роботехники, и очень немногие работники живут в других местах. Василия просто спала, и настроение ее не улучшилось от того, что ее разбудили. Она не пожелала говорить со мной.
   – Давайте еще раз.
   – Я говорил с ее секретаремистероботом, и неудобно менять сообщение. Василия ясно дала понять, что со мной говорить не будет. По отношению к вам она оказалась более уступчивой. Робот сообщил, что она даст вам пять минут на ее частной трехмерке, если вы вызовете ее – он взглянул на часы – через полчаса. Личной встречи с вами не будет ни в коем случае.
   – Условия не подходят, и время тоже. Я должен видеть ее лично и в то время, какое понадобится. Вы объяснили ей важность дела?
   – Пытался. Она не согласилась. Она изменит свое решение для кого угодно, только не для меня. Я это знал, и поэтому напустил на нее Жискара.
   – Почему Жискара?
   – Он ее любимец. Когда она изучала роботехнику в университете, я позволил ей улаживать некоторые мелкие аспекты его программы, а это больше всего сближает человека с роботом – исключая метод Глэдис, разумеется. И Жискар стал как бы Эндрю Мартином.
   – Кто это такой?
   – Вы не слышали о нем?
   – Нет.
   – Странно! Все наши древние легенды происходят с Земли, а на Земле их, оказывается, не знают! Эндрю Мартин был робот, который постепенно становился человекоподобным. Конечно, человекоподобные роботы были и до Дэниела, но то были просто игрушки, чуть получше автоматов. Тем не менее, легенды рассказывают потрясающие истории о способностях Эндрю Мартина – явный признак фантастической природы легенд. Там говорилось о женщине, которую обычно звали Маленькая Мисс. И я уверен, что каждая девочка на Авроре мечтала быть Маленькой Мисс и иметь такого робота, как Эндрю Мартин. Василия тоже мечтала – и ее Эндрю Мартеном был Жискар.
   – Ну, и что дальше?
   – Я попросил ее робота передать ей, что вы придете с Жискаром. Она несколько лет не видела его, и я подумал, что в этом случае она, может быть, согласится встретиться с вами.
   – Но не вышло?
   – Не вышло.
   – Тогда нам надо придумать что-то другое. Должен же быть какой-то способ.
   – Может, вы и придумаете, – сказал Фастальф, – за пять минут свидания по трехмерке.
   – Что можно сделать за пять минут?
   – Не знаю. Но это все же лучше, чем ничего.


35


   Через пятнадцать минут Бейли стоял перед трехмерным экраном, готовый к встрече с Василией. Доктор Фастальф ушел, сказав с кривой улыбкой, что его присутствие только ухудшит дело. Дэниела тоже не было; компанию Бейли составлял только Жискар.
   – Трехмерный канал доктора Василии открыт. Вы готовы, сэр? – спросил Жискар.
   – Готов, – угрюмо ответил Бейли. Он отказался сесть, думая, что стоя будет выглядеть более импозантным. Хотя… Разве землянин может быть импозантным?
   Экран осветился. Появилась женщина. Рука ее опиралась на стол, заваленный чертежами; она явно тоже хотела выглядеть импозантной.
   На ней были темно-коричневая юбка-брюки и плотно прилегающая, низко вырезанная безрукавка. Светлые волосы в тугих завитках. Она не походила на своего отца и, конечно, не имела его больших ушей. Видимо, она унаследовала красоту матери. Роста она была небольшого, и Бейли видел, что она удивительно похожа на Глэдис, хотя выражение лица было много холоднее и носило печать властной личности.
   – Вы землянин, приехавший решить проблему моего отца? – резко спросила она.
   – Да, доктор Фастальф, – тем же тоном ответил Бейли.
   – Можете звать меня доктор Василия. Я не хочу, чтобы меня путали с моим отцом.
   – Доктор Василия, я должен иметь возможность поговорить с вами лично и на разумный период времени.
   – Вы землянин и, значит, источник инфекции.
   – Я был обработан медицински и теперь полностью безопасен. Ваш отец был со мной весь день.
   – Мой отец называет себя идеалистом и должен время от времени делать глупости, чтобы поддержать свое реноме. Я не стану подражать ему.
   – Но вы, наверное, и не желаете ему вреда. А вы повредите ему, если откажетесь увидеться со мной.
   – Не тратьте зря время. Я увижу вас только на экране, и прошло уже половина назначенного мною срока. Если вас это не устраивает, можем сразу же закончить.
   – Доктор Василия, здесь Жискар, и он хотел бы уговорить вас.
   Жискар вошел в поле зрения Василии.
   – Доброе утро, Маленькая Мисс.
   Василия, казалось, на мгновение смутилась, и тон ее стал мягче.
   – Я рада видеть тебя, Жискар, и всегда буду рада, но землянина видеть не хочу, даже по твоему настоянию.
   – В таком случае, – сказал Бейли, в отчаянии бросая в бой все свои ресурсы – я вытащу на свет божий дело Сантирикса Гремиониса, не посоветовавшись с вами.
   Глаза Василии расширились, рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак.
   – При чем здесь Гремионис?
   – Просто он красивый молодой человек и хорошо знает вас. Мне заняться им, не услышав, что вы можете сказать?
   – Я скажу вам прямо сейчас…
   – Нет, – громко сказал Бейли, – вы ничего мне не скажете, пока я не встречусь с вами лицом к лицу.
   Она скривила рот.
   – Ладно, я увижу вас, но не останусь с вами дольше, чем сама назначу, предупреждаю вас. И приводите Жискара.
   Связь прервалась резким щелчком, и у Бейли закружилась голова от внезапной смены фона. Он шагнул к стулу и сел. Жискар держал его за локоть.
   – Могу ли я помочь вам чем-нибудь, сэр?
   – Все в порядке, – сказал Бейли. – Мне просто нужно перевести дух.
   Фастальф стоял рядом.
   – Простите, что я снова пренебрег обязанностями хозяина: я слушал вас по отводному каналу, который принимает, но не передает. Мне хотелось видеть дочь, хоть она меня и не видит.
   – Я понимаю, – сказал Бейли, – и если вы считаете, что должны извиняться, то я вас прощаю.
   – А что насчет этого Сантирикса Гремиониса? Мне это имя незнакомо.
   – Я услышал его сегодня от Глэдис. Я знаю о нем очень мало, но ухватился за шанс любым способом увидеть вашу дочь. Все было против меня, однако в результате я получил то, чего желал. Как видите, я пользуюсь дедукцией, даже когда имею весьма мало информации, так что вы уж дайте мне спокойно продолжать в том же духе. В дальнейшем вы, пожалуйста, теснее сотрудничайте со мной и не упоминайте больше о психозонде.
   Фастальф молчал, и Бейли почувствовал мрачное удовлетворение, что подавил своей волей сначала дочь, а потом отца. Но надолго ли? Этого он не знал.



Часть девятая
Василия




36


   Бейли остановился у дверцы машины и твердо сказал:
   – Жискар, я не хочу, чтобы окна зашторивались. Я не хочу сидеть сзади. Я хочу сидеть на переднем сидении и наблюдать Снаружи. Поскольку я буду сидеть между вами и Дэниелом, я буду в безопасности, если только сама машина не сломается. А в этом случае я все равно погибну, где бы я не сидел.
   – Сэр, а если вы почувствуете себя плохо…
   – Тогда вы остановите кар, и я переберусь на заднее сиденье, и вы зашторите задние окна. Собственно, не нужно и останавливаться: я просто перешагну через переднее сиденье, когда вы подвинетесь. Дело в том, Жискар, что мне нужно ознакомиться с Авророй, насколько это возможно, и в любом случае, мне важно привыкнуть к Снаружи. Это приказ, Жискар.
   Дэниел мягко сказал:
   – Друг Жискар, партнер Илия совершенно прав в своем требовании. Он будет в разумной безопасности.
   Жискар, может быть, и неохотно – Бейли не мог понять выражения его не вполне человеческого лица – сел за управление. Бейли вошел в машину и оглядел прозрачное окно с меньшей уверенностью, чем та, что прозвучала в его голосе. Как бы то ни было, иметь по бокам роботов удобно.
   Кар поднялся на струях сжатого воздуха и чуточку осел, как бы встав на ноги. У Бейли возникло неприятное ощущение в желудке. А затем кар рванулся вперед, и Бейли прижало к сиденью. Через минуту они помчались со скоростью, какую Бейли, бывало, испытывал на Экспресс-путях в Городе. Впереди простиралась поросшая травой дорога. Скорость казалась большей из-за отсутствия знакомого освещения и зданий по сторонам. Бейли изо всех сил старался дышать ровно и говорить спокойно.
   – Где мы едем, Дэниел? Это вроде не фермерская местность.
   – Это городская территория. Здесь частные парки.
   Город? Бейли не мог поверить. Он знал, что такое Город.
   – Эос – самый большой и значительный город на Авроре. Он был построен первым. Здесь находится Совет Авроры. Здесь расположено поместье Председателя Совета, и мы проедем мимо него.
   Не просто город, но еще и самый большой. Бейли оглядывался по сторонам.
   – У меня было впечатление, что дома Фастальфа и Глэдис находятся на окраине Эос. А теперь, мы, как видно, пересекаем городскую границу.
   – Отнюдь нет, партнер Илия. Это центр города. Границы его в семи километрах позади, а до места нашего назначения почти сорок километров.
   – Центр города? Но я не вижу домов.
   – Их просто не видно с дороги. Но один видно между деревьями: это дом известного писателя.
   – Вы знаете все дома по виду?
   – Они заложены в мою память.
   – На дороге совсем нет движения. Почему?
   – На большие расстояния летают аэрокары. Многие коммуникации сберегаются за счет трехмерной связи. Но аврорцы обожают прогулки и нередко проходят несколько километров для общественных визитов и даже для деловых встреч, если время позволяет.
   – Значит, мы едем в наземном каре, потому что это слишком далеко для пешей прогулки и слишком близко для аэрокара. Далеко до дома Василии?
   – Нет. Она живет, как вы, вероятно, знаете, при Институте Роботехники.
   Помолчав, Бейли сказал:
   – На горизонте, кажется, тучи.
   – Да, – ответил Дэниел. – К вечеру они принесут осадки, как и предсказывалось.
   Бейли нахмурился. Он однажды попал под дождь во время своей экспериментальной работы в поле Снаружи, на Земле. Он как бы стоял одетый под холодным душем. На миг его охватила паника, когда он понял, что выключить эту воду не может. Она так и будет литься вечно! Все бросились бежать в Город, и он тоже. Но здесь Аврора, и он не представлял, куда бежать, если начнется дождь. В ближайший дом? Но будут ли там рады беглецам?
   – Сэр, мы на стоянке Института Роботехники, – сказал Жискар. – Теперь мы можем выйти и посетить дом доктора Василии.
   Бейли кивнул. Путешествие заняло от пятнадцати до тридцати минут, и он был рад, что оно кончилось.
   – Прежде чем увидеть дочь доктора Фастальфа, я хотел бы кое-что узнать о ней. Вы ее знаете, Дэниел?
   – Когда я стал существовать, доктор Фастальф и его дочь уже давно жили врозь. Я никогда ее не видел.
   – А вы, Жискар, хорошо знакомы с ней?
   – Да, сэр.
   – И вы были привязаны друг к другу?
   – Я уверен, сэр, что дочери доктора Фастальфа было приятно быть со мной.
   – И вам с ней тоже?
   – Когда я нахожусь с любым человеческим существом, у меня ощущение, которое, как я думаю, люди называют «приятно».
   – Но с Василией особенно?
   – Ее радость быть со мной, сэр, видимо, стимулировала во мне позитронные потенциалы, вызывающие действия, эквивалентные тем, что радость производит в людях. По крайней мере, так объяснил доктор Фастальф.
   – Почему Василия ушла от отца? – внезапно спросил Бейли. Жискар не ответил, и Бейли сказал неожиданно повелительным тоном, каким землянин говорит с роботом:
   – Я задал тебе вопрос, парень.
   Жискар повернул голову и взглянул на Бейли. На мгновение Бейли показалось, что глаза робота вспыхнули негодованием от оскорбительного слова. Однако, Жискар спокойно ответил:
   – Я мог бы ответить, сэр, но мисс Василия приказала мне тогда ничего не говорить насчет этого дела.
   – Но я приказываю ответить.
   – Простите, сэр, но мисс Василия была уже тогда сильна в роботехнике, и ее приказы достаточно сильны до сих пор, что бы вы не говорили, сэр.
   – Она явно была сильна в роботехнике, если, как говорил мне доктор Фастальф, перепрограммировала вас.
   – Это было неопасно, сэр. Доктор Фастальф всегда мог поправить любую ее ошибку.
   – И он ее поправлял?
   – Нет, сэр.
   – Какова была природа перепрограммирования?
   – По мелочам, сэр.
   – Что именно она сделала?
   Жискар замялся, и Бейли сразу же понял в чем дело. Затем робот сказал:
   – Боюсь, сэр, я не могу ответить на вопросы, связанные с перепрограммированием.
   – Вам запрещено?
   – Нет, сэр, но новая программа автоматически стирает старую. Если я изменился в какой-то части, то мне кажется, что эта часть всегда была такая, и я не помню, какой она была раньше.
   – Тогда откуда вы знаете, что перепрограммировались мелочи?
   – Поскольку доктор Фастальф ни разу не счел нужным поправлять работу мисс Василии – он сам однажды так сказал – я и предполагаю, что изменения были мелкими. Вы можете спросить мисс Василию.
   – Спрошу.
   – Боюсь только, что она вам не ответит, сэр.
   Сердце Бейли упало. До сих пор он расспрашивал только Фастальфа, Глэдис и двух роботов – всех тех, у кого были основания сотрудничать. А сейчас он впервые встретится с недружественным субъектом.


37


   Бейли вышел из машины на лужайку и с удовольствием ощутил под ногами твердую землю. Он изумленно огляделся: дома стояли вплотную друг к другу. Один был особенно большой – громадный прямоугольный блок из металла и стекла.
   – Это Роботехнический Институт?
   – Весь комплекс – Институт, партнер Илия, – сказал Дэниел. – Вы видите только часть его, и она застроена более плотно, чем принято на Авроре, потому что это самостоятельная политическая единица. Она включает в себя жилые дома, лаборатории, библиотеки, общественную гимназию и т. п. Большое здание – административный центр.
   – Как-то не по-аврорски, что все эти здания на виду – если судить по тому, что я видел на Эос. Вряд ли это одобряют.
   – Думаю, что нет, но глава Института дружен с Председателем, у которого большое влияние, и тут было дано особое разрешение ради нужд исследовательской работы, – сказал Дэниел и добавил задумчиво: – оно и в самом деле более компактное, чем я себе представлял.
   – Разве вы не бывали здесь?
   – Нет.
   – И вы, Жискар?
   – Нет, сэр.
   – Но вы же нашли дорогу без затруднений.
   – Нас хорошо информировали, поскольку мы должны были сопровождать вас.
   – А почему доктор Фастальф не поехал с нами? – спросил Бейли и тут же сообразил, что робота врасплох не захватишь.
   – Доктор Фастальф сказал, что он не член Института, поэтому ему неудобно появляться без приглашения.
   – А почему он не член?
   – Я никогда не слышал о причинах этого.
   Не знает? Не велено говорить? Бейли пожал плечами. Не все ли равно? Человек может солгать, а робот может быть проинструктирован. Конечно, человека можно поймать на лжи и выведать или выбить из него правду, если спрашивающий достаточно ловок или достаточно жесток, а робота можно сбить с инструкций, если спрашивающий достаточно ловок или достаточно беспринципен. Но ловкость тут разная, а Бейли ничего не понимал в роботах.
   Оранжевое солнце теперь стояло высоко в небе. Приближался полдень. Когда они подошли к дому и вошли в его тень, Бейли слегка поежился, почувствовав, как температура немедленно упала. Губы его сжались при мысли о заселенных мирах без Городов, где температура не контролируется и подвергается непредсказуемым идиотским переменам. Он с неудовольствием заметил, то линия туч на горизонте смещается куда-то. Значит, будет дождь, потоки воды. Ох, Земля! Бейли скучал по Городам.
   Жискар вошел первым, а Дэниел придержал Бейли за руку. Ну, конечно! Жискар в разведке. И Дэниел тоже: глаза его внимательно осматривали все. Бейли был уверен, что эти глаза ничего не упустят.
   Жискар появился в дверях и кивнул. Бейли вошел в распахнутую дверь, подчиняясь нажиму руки Дэниела.
   В доме Василии не было запоров, как не было их в домах Глэдис и Фастальфа. Разбросанность домов помогала уединенности, наверняка помогали и обычаи невмешательства. Да если подумать, вездесущие роботы-стражи были надежнее всяких замков.
   Жискар, идущий впереди, тихо поговорил с двумя роботами, похожими на него, вернулся и сказал:
   – Вас ждут, сэр. Сюда, пожалуйста.
   Два домашних робота пошли вперед, за ними Бейли и Дэниел, а Жискар замыкал шествие.
   Два домашних робота остановились перед двойной дверью, створки которой раздвинулись в стороны, видимо, автоматически. Комната была погружена в тусклый зеленоватый свет – дневное освещение проходило сквозь плотные шторы. Бейли не очень отчетливо увидел маленькую человеческую фигуру, сидевшую у стола на высоком табурете. Когда они вошли, дверь закрылась и в комнате стало еще темнее.
   Женский голос резко сказал:
   – Не подходите ближе! Стойте на месте!
   И комната вдруг ярко осветилась.


38


   Бейли заморгал и взглянул вверх. Потолок был стеклянный, через него видно было солнце, только оно почему-то казалось тусклым, что, впрочем, не влияло на качество света внутри. Он посмотрел на женщину, не изменившую позы.
   – Доктор Василия Фастальф?
   – Доктор Василия Алиена, если хотите знать мое полное имя. Можете называть меня доктор Василия. Так меня зовут все в Институте. – Ее резкий голос вдруг смягчился. – Ну, как ты, мой старый друг Жискар?
   Жискар ответил тоном, совсем отличным от обычного.
   – Приветствую вас, Маленькая Мисс.
   Василия улыбнулась.
   – А это, я полагаю, человекоподобный робот Дэниел Оливо, о котором я слышала?
   – Да, доктор Василия, – быстро ответил Дэниел.
   – И, наконец, землянин.
   – Илия Бейли, доктор, – скованно ответил Бейли.
   – Да, я знаю, что у землян есть имена, и что ваше – Илия Бейли, – холодно сказала она. – Вы не выглядите таким взрывным, как тот актер, что играл вас в гиперволновом шоу.
   – Я знаю это, доктор.
   – Тот, кто играл Дэниела, был очень похож. Но, я полагаю, мы здесь не для того, чтобы обсуждать шоу.
   – Нет.
   – Мы здесь, землянин, чтобы поговорить насчет Сантирикса Гремиониса и на этом покончить. Правильно?
   – Не совсем. Это не главная причина моего прихода, хотя я думаю, что мы коснемся и этого.
   – Да? У вас впечатление, что мы проведем долгую и сложную беседу на тему, которую выберете вы?
   – Я думаю, доктор Василия, что вам разумнее было бы позволить мне вести интервью по моему желанию.
   – Это угроза?
   – Отнюдь.
   – Ну, я никогда не встречалась с землянами, и было бы интересно посмотреть, насколько вы похожи на актера, игравшего вашу роль – не в смысле внешности. Вы и в самом деле такая властная личность, каким были в фильме?
   – Фильм, – с явным отвращением сказал Бейли, – был сверх-драматическим и преувеличил мою личность во всех направлениях. Я предпочитаю, чтобы вы приняли меня таким, каков я есть, и судили бы обо мне, каким я кажусь вам сейчас.
   Василия засмеялась.
   – Во всяком случае, я, кажется, не слишком напугала вас. Это очко в вашу пользу. А может, вы думаете, что нечто известное вам о Гремионисе дает вам право приказывать мне?
   – Я здесь лишь для того, чтобы открыть правду о деле умершего человекоподобного робота Джандера Пэнела.
   – Умершего? А разве он когда-нибудь был живым?
   – Я предпочитаю одно слово фразе: «приведенный в бездействующее состояние». Вас смущает слово «умерший»?
   – Вы здорово фехтуете. Дибрит, принеси землянину стул. Он устанет стоять, если разговор будет долгим. А потом иди в свою нишу. Ты тоже можешь выбрать себе нишу, Дэниел. А ты, Жискар, встань около меня.
   Бейли сел.
   – Спасибо, Дибрит. Доктор Василия, я не имею власти допрашивать вас; у меня нет законных возможностей заставить вас отвечать на мои вопросы. Однако, смерть Джандера Пэнела ставит вашего отца в положение несколько…
   – Кого?
   – Вашего отца.
   – Землянин, я иногда могу назвать определенное лицо своим отцом, но больше никто не может. Пожалуйста, пользуйтесь полным именем.
   – Доктор Хэн Фастальф. Ведь он же ваш отец?
   – Вы пользуетесь биологическим термином. Во мне его гены, что на Земле рассматривается как отец – дочь. На Авроре это не имеет значения, кроме как в медицинском и генетическом отношениях. Во всех других случаях это родство вообще не упоминается в порядочном обществе Авроры. Я объясняю вам это, поскольку вы землянин.
   – Если я оскорбил обычаи, то только по неведению, и прошу извинить меня. Могу я упомянуть имя вышеназванного джентльмена?
   – Конечно.
   – Итак, смерть Джандера Пэнела поставила доктора Хэна Фастальфа в несколько затруднительное положение, и я предполагаю, что вы захотите помочь ему.
   – Вы предполагаете? Почему?
   – Он ваш… Он взял вас к себе. Он заботился о вас. Вы были очень привязаны друг к другу. Он и сейчас питает к вам глубокое чувство.
   – Это он вам сказал?
   – Это было ясно из деталей нашего разговора – даже из того факта, что он заинтересовался солярианкой Глэдис Дельмар из-за ее сходства с вами.
   – Он сказал это?
   – Сказал, но если бы и не говорил, сходство бросается в глаза.
   – Однако, землянин, я ничем не обязана доктору Фастальфу. Ваши предположения напрасны.
   – Кроме любых личных чувств, которые вы имеете или не имеете, на карту поставлено будущее Галактики. Доктор Фастальф желает, чтобы люди исследовали и заселяли новые миры. Если политические последствия смерти Джандера поведут к заселению новых миров роботами, доктор Фастальф уверен, что это будет катастрофой для Авроры и для человечества. Вы, конечно, не захотите участвовать в такой катастрофе.
   Василия равнодушно ответила:
   – Конечно, нет, если бы я была согласна с доктором Фастальфом. Но я не согласна. Не вижу вреда в том, чтобы работу сделали человекоподобные роботы. Здесь, в Институте, я делаю для этого, что могу. Я глобалистка. Поскольку, доктор Фастальф гуманист, мы с ним политические враги.
   Ее ответы были резкими и прямыми. За ними каждый раз следовало молчание, словно она с интересом ждала следующего вопроса. У Бейли было впечатление, что он любопытен ей, забавляет ее.
   – Давно вы член этого Института?
   – Со дня его основания.
   – Много в нем членов?
   – Я бы сказала – примерно треть аврорских роботехников члены Института, но лишь половина их в действительности живет и работает здесь.
   – Другие члены Института разделяют вашу точку зрения на исследование других планет роботами? Все возражают против мнения доктора Фастальфа?
   – Думаю, что большинство – глобалисты, но точно не знаю. Спросите их.
   – Доктор Фастальф член Института?
   – Нет.
   – Не странно ли? Я бы считал, что уж кто-кто, а он должен быть членом.
   – Так уж вышло, что мы не хотели. Вероятно, менее важно, что и он не хотел.
   – Это еще более удивительно.
   – Не думаю. – Затем, как бы подстегиваемая внутренним раздражением, побуждавшим ее сказать что-то еще, продолжала: – Он живет в городе Эос. Полагаю, вы знаете, что означает это название?
   Бейли кивнул.
   – Эос – древнегреческая богиня утренней зари, как Аврора – древнеримская.
   – Точно. Доктор Фастальф живет на планете Утренней Зари, но сам в зарю не верит. Он не понимает нужного метода экспансии через Галактику, превращения Зари Космонитов в обширный Галактический День. Исследование Галактики роботами – единственный практический путь для выполнения этой задачи, а он не принимает его… и нас.
   – Почему единственный метод? – медленно сказал Бейли. – Аврора и другие Внешние миры исследовались и заселялись людьми, а не роботами.
   – Поправка: землянами. Напрасная и неэффективная процедура, и мы не позволим землянам стать следующими поселенцами. Мы стали космонитами, долгоживущими и здоровыми, и наши роботы бесконечно более разносторонние и гибкие, чем те, что были у первых поселенцев нашего мира. Теперь другое время, и сегодня только роботы могут вести исследования.
   – Предположим, вы правы, а доктор Фастальф ошибается; но и в этом случае его точка зрения логична. Почему он и Институт не принимают друг друга? Только потому, что не согласны в одном этом пункте?
   – Нет, несогласие – это, в общем-то, мелочь. Есть более основательный конфликт.
   Бейли подождал, но она ничего не добавила к своему замечанию. Показать раздражение он счел небезопасным и поэтому спросил осторожно и спокойно:
   – Что за более основательный конфликт?
   Василия явно развеселилась. Линии ее лица как-то смягчились и на миг она стала еще более похожа на Глэдис.