Страница:
Айзек Азимов
Роботы утренней зари
Посвящается Марвину Мински и Джозефу Ф. Энгельбергеру, которые кратко изложили (соответственно) теорию и практику роботехники.
Часть первая
Бейли
1
Илия Бейли оказался в тени дерева и пробормотал:
– Так и знал. Вспотел. – Он помолчал, вытер лоб тыльной стороной ладони и кисло посмотрел на покрывшую ее влагу. – Я вспотел, – сказал он в пространство, как бы высказывая космический закон, и снова почувствовал досаду на Вселенную, которая делала одновременно существенное и неприятное.
Никто никогда не потел (если не желал, разумеется) в Городе, где температура и влажность воздуха строго контролировались и где телу никогда не было необходимости делать то, что вызывало бы больший жар, чем жар от ходьбы.
Теперь это стало культурным.
Он посмотрел на поле, где разбросанная группа мужчин и женщин более или менее работали. В основном это была молодежь, но было и несколько человек среднего возраста, вроде самого Бейли. Они неумело работали мотыгами и делали разные другие вещи, которые должны были делать роботы, и делали бы куда более эффективно, если бы им не приказали стоять в стороне и ждать, пока человеческие существа упрямо практиковались.
В небе были облака, и солнце на минуту зашло за них. Бейли неуверенно взглянул вверх. С одной стороны это означало, что прямой солнечный жар (и пот) прекратятся. С другой стороны – не пойдет ли дождь?
Такое уж неудобство Снаружи. Человек вечно качается между неприятными альтернативами.
Бейли всегда поражался, что относительно маленькая тучка может полностью закрыть солнце, затемнить Землю от горизонта до горизонта, но большую часть неба оставить голубой.
Он стоял под нависшими листьями дерева (нечто вроде примитивных стены и потолка) и снова посмотрел на группу. Раз в неделю они все выходили сюда, при любой погоде. И они вербовали рекрутов. Их определенно стало больше: начинали отважные единицы. Правительство Города хоть не участвовало в этой попытке, но милостиво не ставило препон.
На горизонте справа Бейли видел резкие многопальчатые купола Города, заключающие в себе все, что делает жизнь ценной. Он увидел маленькое движущееся пятнышко: оно было слишком далеко, что бы отчетливо разглядеть его. По манере движения и по некоторым мелким признакам Бейли был уверен, что это робот, но это его не удивило. Земная поверхность вне городов была областью роботов, а не людей – исключая тех немногих, вроде него, мечтавших о звездах. Его глаза автоматически снова повернулись к звездным мечтателям с мотыгами и поочередно оглядели их. Все работали, все учились переносить тяготы Снаружи и… – Он нахмурился и тихо пробормотал:
– А где же Бентли?
Чуть задыхающийся голос сказал:
– Я здесь, папа.
Бейли быстро повернулся.
– Не делай этого, Бен.
– Чего не делать?
– Не подкрадывайся сзади. Мне и так нелегко сохранять душевное равновесие Снаружи, а тут еще страдай от неожиданности.
– Я вовсе не собирался пугать тебя, но, идя по траве, много шума не сделаешь. А ты не думаешь, что тебе пора идти внутрь, папа? Ты здесь уже больше двух часов, и, наверное, их с тебя хватит.
– Почему? Потому что мне сорок пять, а ты девятнадцатилетний щеночек? И ты считаешь, что заботишься о своем дряхлом отце?
– Да, – сказал Бен, – и немножко о хорошей эффективной работе на твою долю. Ты влезаешь прямо в суть.
Бен широко улыбнулся. Круглое лицо, блестящие глаза. В нем много от Джесси, подумал Бейли, много от матери, но есть легкие следы удлиненности и серьезности лица самого Бейли.
И еще у Бена была отцовская манера задумываться. Временами он погружался в серьезные размышления, морщил лоб, и становилось совершенно ясно, что он законный сын своего отца.
– Я чувствую себя прекрасно, – сказал Бейли.
– Верно, папа. Ты лучше нас всех, учитывая…
– Что учитывая?
– Твой возраст, конечно. И я не забываю, что именно ты начал это. Но я увидел, что ты укрылся под деревом, и подумал: может старику хватит.
– Это я – старик? – сказал Бейли. Робот, которого он заметил у Города был уже достаточно близко, но Бейли не вглядывался в него. – Есть смысл встать под дерево, когда солнце такое яркое. Мы хотим научиться пользоваться выгодами Снаружи, но также научиться переносить его тяготы. А солнце вышло из-за облака.
– Да. Ну, значит, ты не хочешь вернуться?
– Я могу перенести это. Еще неделя, и я буду проводить здесь все послеобеденное время. Это моя привилегия в соответствии с разрядом С-7.
– Речь не о привилегиях, папа, а о переутомлении.
– Я же говорю, я прекрасно себя чувствую.
– Уверен. А придешь домой – вытянешься на постели и будешь лежать в темноте.
– Естественный антидот после сильного освещения.
– И мама беспокоится.
– Пусть себе беспокоится. Это ей на пользу. Да и что вредного быть здесь? Самое худшее – что я вспотел, но уже начал привыкать и к этому. Я не хочу уходить отсюда. Когда я начинал, я не мог даже пройти это расстояние от Города и поворачивал обратно, и со мной был только ты. А теперь погляди, сколько нас здесь, и как далеко я могу уйти без тревоги. Я тоже могу работать. Могу пробыть еще час. Легко. Знаешь, Бен, хорошо бы нашей матери тоже выйти сюда.
– Кому? Маме? Ты шутишь.
– Слегка. А когда настанет время уезжать, мне придется остаться, потому что она не сможет.
– И ты будешь рад этому. Не обманывай себя, папа. Это же будет не скоро, и если ты сейчас не слишком стар, то тогда явно будешь стариком. Это игра для молодых.
– Знаешь, – сказал Бейли, полусжав кулак, – больно ты умен со своими «молодыми»! Ты когда-нибудь уезжал с Земли? Кто-нибудь из тех, кто на поле, уезжал? А я уезжал. Два года назад. Это было до того, как я начал эту акклиматизацию, но я выжил!
– Я знаю, папа, но ведь это было кратковременно и по долгу службы, и общество заботилось о тебе. Это не одно и то же.
– То же самое, – упрямо сказал Бейли, сознавая в душе, что это не так.
– И не так уж долго ждать, пока мы сможем оставить Землю. Если бы мне разрешили поехать на Аврору, мы могли бы сдвинуть это дело с мертвой точки.
– Забудь об этом. Все это не так просто.
– Но надо пытаться. Правительство не пустит нас, пока Аврора не даст добро. Это самый большой и самый мощный из Внешних миров, и это значит…
– Брось! Я знаю. Миллион раз говорили. Но тебе не обязательно ехать туда за разрешением. Есть такая штука, как гиперсвязь. Можешь поговорить с ними отсюда, я много раз говорил тебе об этом.
– Это совсем другое. Нам нужен контакт лицом к лицу – я много раз говорил тебе об этом.
– В любом случае, – сказал Бен, – мы еще не готовы.
– Мы не готовы, потому что Земля не даст нам кораблей. А космониты дадут, и необходимую техническую помощь тоже.
– Как бы не так! С чего бы космонитам делать это? Когда они чувствовали симпатию к нам, маложивущим землянам?
– Если бы я мог поговорить с ними…
Бен засмеялся.
– Брось, папа. Ты просто хочешь поехать на Аврору, чтобы снова увидеть ту женщину.
Бейли нахмурился.
– Женщину? О, дьявол! Бен, что ты болтаешь?
– Слушай, папа, строго между нами и маме ни слова – что в действительности произошло с той женщиной на Солярии? Я уже достаточно взрослый, ты можешь мне сказать.
– Какой женщиной на Солярии?
– Ну, как ты можешь смотреть мне в глаза и отрицать знакомство с женщиной, которую вся Земля видела по гиперволновой передаче? Глэдис Дельмар. Та женщина!
– Ничего не произошло. Тот гиперволновой боевик – сущий вздор, я тысячу раз тебе говорил. Она вовсе не такая, как в фильме. И я не такой. Все это придумано, и ты знаешь, как я протестовал, но правительство решило, что это выставит Землю в хорошем свете перед космонитами. Ты уж будь добр, не внушай матери ничего другого.
– Не подумаю. Кстати, Глэдис поехала на Аврору. Вот ты и хочешь тоже поехать туда.
– Не хочешь ли ты сказать, что всерьез думаешь о такой причине моего желания поехать на Аврору? О, дьявол!
Бен поднял брови.
– В чем дело?
– Робот. Р.Джеронимо.
– Кто?
– Робот-курьер из нашего департамента. У меня свободное время, и я намеренно оставил свой приемник дома, чтобы меня не вызывали. Это моя привилегия по С-7, однако, они послали за мной робота.
– Откуда ты знаешь, что он пришел за тобой?
– Метод дедукции. Первое: здесь нет никого, связанного с полицейским департаментом; второе: этот бедняга направляется прямо ко мне; из этого я делаю вывод, что ему нужен я.
А робот сказал:
– Хозяин Бейли, у меня сообщение для вас. Вас ждут в Управлении.
Робот подождал и повторил сказанное.
– Слышу и понимаю, – сказал Бейли. Он знал, что робот будет повторять и дальше. Это была новая модель, несколько более человекоподобная, чем прежние. Ее создали всего месяц назад. Выражение лица робота хоть и не изменялось, но не было таким идиотским, как у большинства роботов. Но вообще-то он был так же глуп, как и все остальные.
На минуту Бейли подумал о Дэниеле Оливо, космонитском роботе, который дважды прикомандировывался к нему – один раз на Земле, другой – на Солярии; в последний раз он встретился с Дэниелом, когда тот консультировал его в случае зеркального изображения. Робот Дэниел был настолько человеком, что Бейли относился к нему как к другу и даже теперь скучал по нему. Если бы все роботы были такими…
– У меня свободное время, парень. Мне нет надобности идти в управление.
Р.Джеронимо помолчал. В руках его появилась легкая вибрация. Бейли заметил это и понял: это означает некоторый конфликт в позитронных связях робота. Он должен был повиноваться человеку, но тут получалось, что два человека желали два различных типа повиновения.
Робот сделал выбор.
– Это ваше свободное время, хозяин. Вас ждут в Управлении.
– Если тебя ждут, папа… – недовольно начал Бен.
Бейли пожал плечами.
– Не глупи, Бен. Если бы я в самом деле был им чертовски нужен, за мной послали бы закрытый кар и, вероятно, с человеком-добровольцем, а не приказали бы роботу идти пешком и злить меня своими сообщениями.
Бен покачал головой.
– Не думаю, папа. Они не знают, где ты и долго ли придется тебя искать. Не думаю, что они послали бы человека в неопределенный поиск.
– Да? Ну, что ж, посмотрим, насколько силен приказ. Р.Джеронимо, иди обратно в Управление и скажи им там, что я работаю. – И резко добавил: – Уходи! Это приказ!
Робот заметно колебался, затем повернулся, пошел, снова повернулся, сделал попытку вернутся к Бейли и, наконец, застыл на месте, трясясь всем телом.
Бейли понял и шепнул Бену:
– Придется идти. О, дьявол!
Такое смущение робота роботехники называли эквипотенциальным противоречием на втором уровне. Повиновение было Вторым Законом, и Р.Джеронимо страдал теперь от приблизительно равных и противоречивых приказов. Это обычно называли робот-блоком, или для краткости, роблоком.
Робот медленно повернулся. Первоначальный приказ был сильнее, но не намного, поэтому голос робота смазывался.
– Хозяин, мне говорили. что вы можете сказать так. И тогда я должен сказать… – он помолчал и хрипло добавил: – Я должен сказать… если вы один.
Бейли коротко кивнул сыну. Бен поспешно отошел. Он знал, когда его отец – папа, а когда – полисмен.
Бейли подосадовал на себя, что усилил свой приказ и сделал чуть не полный роблок. Могло быть большое повреждение, требующее позитронной проверки и перепрограммирования, а расходы пошли бы за счет Бейли и обошлись бы в годовое жалование. Он сказал:
– Я отменяю свой приказ. Что тебе велели сказать?
Голос Р.Джеронимо прояснился.
– Мне велели сказать, что вас ждут в связи с Авророй.
Бейли повернулся и окликнул сына:
– Дай им еще полчаса, а затем скажи от моего имени, чтобы возвращались. А я сейчас ухожу.
Он пошел большими шагами, нетерпеливо сказав роботу:
– Почему они не велели сказать тебе это сразу? И почему не запрограммировали тебя вести кар, чтобы я не шел пешком?
Он прекрасно знал, почему: любая авария при водителе-роботе вызовет новый антироботский бунт.
Он не убавил шаг. Надо было идти пешком два километра до городской стены, а потом добираться до Управления по перегруженным улицам.
Аврора? Какой кризис там возник?
– Так и знал. Вспотел. – Он помолчал, вытер лоб тыльной стороной ладони и кисло посмотрел на покрывшую ее влагу. – Я вспотел, – сказал он в пространство, как бы высказывая космический закон, и снова почувствовал досаду на Вселенную, которая делала одновременно существенное и неприятное.
Никто никогда не потел (если не желал, разумеется) в Городе, где температура и влажность воздуха строго контролировались и где телу никогда не было необходимости делать то, что вызывало бы больший жар, чем жар от ходьбы.
Теперь это стало культурным.
Он посмотрел на поле, где разбросанная группа мужчин и женщин более или менее работали. В основном это была молодежь, но было и несколько человек среднего возраста, вроде самого Бейли. Они неумело работали мотыгами и делали разные другие вещи, которые должны были делать роботы, и делали бы куда более эффективно, если бы им не приказали стоять в стороне и ждать, пока человеческие существа упрямо практиковались.
В небе были облака, и солнце на минуту зашло за них. Бейли неуверенно взглянул вверх. С одной стороны это означало, что прямой солнечный жар (и пот) прекратятся. С другой стороны – не пойдет ли дождь?
Такое уж неудобство Снаружи. Человек вечно качается между неприятными альтернативами.
Бейли всегда поражался, что относительно маленькая тучка может полностью закрыть солнце, затемнить Землю от горизонта до горизонта, но большую часть неба оставить голубой.
Он стоял под нависшими листьями дерева (нечто вроде примитивных стены и потолка) и снова посмотрел на группу. Раз в неделю они все выходили сюда, при любой погоде. И они вербовали рекрутов. Их определенно стало больше: начинали отважные единицы. Правительство Города хоть не участвовало в этой попытке, но милостиво не ставило препон.
На горизонте справа Бейли видел резкие многопальчатые купола Города, заключающие в себе все, что делает жизнь ценной. Он увидел маленькое движущееся пятнышко: оно было слишком далеко, что бы отчетливо разглядеть его. По манере движения и по некоторым мелким признакам Бейли был уверен, что это робот, но это его не удивило. Земная поверхность вне городов была областью роботов, а не людей – исключая тех немногих, вроде него, мечтавших о звездах. Его глаза автоматически снова повернулись к звездным мечтателям с мотыгами и поочередно оглядели их. Все работали, все учились переносить тяготы Снаружи и… – Он нахмурился и тихо пробормотал:
– А где же Бентли?
Чуть задыхающийся голос сказал:
– Я здесь, папа.
Бейли быстро повернулся.
– Не делай этого, Бен.
– Чего не делать?
– Не подкрадывайся сзади. Мне и так нелегко сохранять душевное равновесие Снаружи, а тут еще страдай от неожиданности.
– Я вовсе не собирался пугать тебя, но, идя по траве, много шума не сделаешь. А ты не думаешь, что тебе пора идти внутрь, папа? Ты здесь уже больше двух часов, и, наверное, их с тебя хватит.
– Почему? Потому что мне сорок пять, а ты девятнадцатилетний щеночек? И ты считаешь, что заботишься о своем дряхлом отце?
– Да, – сказал Бен, – и немножко о хорошей эффективной работе на твою долю. Ты влезаешь прямо в суть.
Бен широко улыбнулся. Круглое лицо, блестящие глаза. В нем много от Джесси, подумал Бейли, много от матери, но есть легкие следы удлиненности и серьезности лица самого Бейли.
И еще у Бена была отцовская манера задумываться. Временами он погружался в серьезные размышления, морщил лоб, и становилось совершенно ясно, что он законный сын своего отца.
– Я чувствую себя прекрасно, – сказал Бейли.
– Верно, папа. Ты лучше нас всех, учитывая…
– Что учитывая?
– Твой возраст, конечно. И я не забываю, что именно ты начал это. Но я увидел, что ты укрылся под деревом, и подумал: может старику хватит.
– Это я – старик? – сказал Бейли. Робот, которого он заметил у Города был уже достаточно близко, но Бейли не вглядывался в него. – Есть смысл встать под дерево, когда солнце такое яркое. Мы хотим научиться пользоваться выгодами Снаружи, но также научиться переносить его тяготы. А солнце вышло из-за облака.
– Да. Ну, значит, ты не хочешь вернуться?
– Я могу перенести это. Еще неделя, и я буду проводить здесь все послеобеденное время. Это моя привилегия в соответствии с разрядом С-7.
– Речь не о привилегиях, папа, а о переутомлении.
– Я же говорю, я прекрасно себя чувствую.
– Уверен. А придешь домой – вытянешься на постели и будешь лежать в темноте.
– Естественный антидот после сильного освещения.
– И мама беспокоится.
– Пусть себе беспокоится. Это ей на пользу. Да и что вредного быть здесь? Самое худшее – что я вспотел, но уже начал привыкать и к этому. Я не хочу уходить отсюда. Когда я начинал, я не мог даже пройти это расстояние от Города и поворачивал обратно, и со мной был только ты. А теперь погляди, сколько нас здесь, и как далеко я могу уйти без тревоги. Я тоже могу работать. Могу пробыть еще час. Легко. Знаешь, Бен, хорошо бы нашей матери тоже выйти сюда.
– Кому? Маме? Ты шутишь.
– Слегка. А когда настанет время уезжать, мне придется остаться, потому что она не сможет.
– И ты будешь рад этому. Не обманывай себя, папа. Это же будет не скоро, и если ты сейчас не слишком стар, то тогда явно будешь стариком. Это игра для молодых.
– Знаешь, – сказал Бейли, полусжав кулак, – больно ты умен со своими «молодыми»! Ты когда-нибудь уезжал с Земли? Кто-нибудь из тех, кто на поле, уезжал? А я уезжал. Два года назад. Это было до того, как я начал эту акклиматизацию, но я выжил!
– Я знаю, папа, но ведь это было кратковременно и по долгу службы, и общество заботилось о тебе. Это не одно и то же.
– То же самое, – упрямо сказал Бейли, сознавая в душе, что это не так.
– И не так уж долго ждать, пока мы сможем оставить Землю. Если бы мне разрешили поехать на Аврору, мы могли бы сдвинуть это дело с мертвой точки.
– Забудь об этом. Все это не так просто.
– Но надо пытаться. Правительство не пустит нас, пока Аврора не даст добро. Это самый большой и самый мощный из Внешних миров, и это значит…
– Брось! Я знаю. Миллион раз говорили. Но тебе не обязательно ехать туда за разрешением. Есть такая штука, как гиперсвязь. Можешь поговорить с ними отсюда, я много раз говорил тебе об этом.
– Это совсем другое. Нам нужен контакт лицом к лицу – я много раз говорил тебе об этом.
– В любом случае, – сказал Бен, – мы еще не готовы.
– Мы не готовы, потому что Земля не даст нам кораблей. А космониты дадут, и необходимую техническую помощь тоже.
– Как бы не так! С чего бы космонитам делать это? Когда они чувствовали симпатию к нам, маложивущим землянам?
– Если бы я мог поговорить с ними…
Бен засмеялся.
– Брось, папа. Ты просто хочешь поехать на Аврору, чтобы снова увидеть ту женщину.
Бейли нахмурился.
– Женщину? О, дьявол! Бен, что ты болтаешь?
– Слушай, папа, строго между нами и маме ни слова – что в действительности произошло с той женщиной на Солярии? Я уже достаточно взрослый, ты можешь мне сказать.
– Какой женщиной на Солярии?
– Ну, как ты можешь смотреть мне в глаза и отрицать знакомство с женщиной, которую вся Земля видела по гиперволновой передаче? Глэдис Дельмар. Та женщина!
– Ничего не произошло. Тот гиперволновой боевик – сущий вздор, я тысячу раз тебе говорил. Она вовсе не такая, как в фильме. И я не такой. Все это придумано, и ты знаешь, как я протестовал, но правительство решило, что это выставит Землю в хорошем свете перед космонитами. Ты уж будь добр, не внушай матери ничего другого.
– Не подумаю. Кстати, Глэдис поехала на Аврору. Вот ты и хочешь тоже поехать туда.
– Не хочешь ли ты сказать, что всерьез думаешь о такой причине моего желания поехать на Аврору? О, дьявол!
Бен поднял брови.
– В чем дело?
– Робот. Р.Джеронимо.
– Кто?
– Робот-курьер из нашего департамента. У меня свободное время, и я намеренно оставил свой приемник дома, чтобы меня не вызывали. Это моя привилегия по С-7, однако, они послали за мной робота.
– Откуда ты знаешь, что он пришел за тобой?
– Метод дедукции. Первое: здесь нет никого, связанного с полицейским департаментом; второе: этот бедняга направляется прямо ко мне; из этого я делаю вывод, что ему нужен я.
А робот сказал:
– Хозяин Бейли, у меня сообщение для вас. Вас ждут в Управлении.
Робот подождал и повторил сказанное.
– Слышу и понимаю, – сказал Бейли. Он знал, что робот будет повторять и дальше. Это была новая модель, несколько более человекоподобная, чем прежние. Ее создали всего месяц назад. Выражение лица робота хоть и не изменялось, но не было таким идиотским, как у большинства роботов. Но вообще-то он был так же глуп, как и все остальные.
На минуту Бейли подумал о Дэниеле Оливо, космонитском роботе, который дважды прикомандировывался к нему – один раз на Земле, другой – на Солярии; в последний раз он встретился с Дэниелом, когда тот консультировал его в случае зеркального изображения. Робот Дэниел был настолько человеком, что Бейли относился к нему как к другу и даже теперь скучал по нему. Если бы все роботы были такими…
– У меня свободное время, парень. Мне нет надобности идти в управление.
Р.Джеронимо помолчал. В руках его появилась легкая вибрация. Бейли заметил это и понял: это означает некоторый конфликт в позитронных связях робота. Он должен был повиноваться человеку, но тут получалось, что два человека желали два различных типа повиновения.
Робот сделал выбор.
– Это ваше свободное время, хозяин. Вас ждут в Управлении.
– Если тебя ждут, папа… – недовольно начал Бен.
Бейли пожал плечами.
– Не глупи, Бен. Если бы я в самом деле был им чертовски нужен, за мной послали бы закрытый кар и, вероятно, с человеком-добровольцем, а не приказали бы роботу идти пешком и злить меня своими сообщениями.
Бен покачал головой.
– Не думаю, папа. Они не знают, где ты и долго ли придется тебя искать. Не думаю, что они послали бы человека в неопределенный поиск.
– Да? Ну, что ж, посмотрим, насколько силен приказ. Р.Джеронимо, иди обратно в Управление и скажи им там, что я работаю. – И резко добавил: – Уходи! Это приказ!
Робот заметно колебался, затем повернулся, пошел, снова повернулся, сделал попытку вернутся к Бейли и, наконец, застыл на месте, трясясь всем телом.
Бейли понял и шепнул Бену:
– Придется идти. О, дьявол!
Такое смущение робота роботехники называли эквипотенциальным противоречием на втором уровне. Повиновение было Вторым Законом, и Р.Джеронимо страдал теперь от приблизительно равных и противоречивых приказов. Это обычно называли робот-блоком, или для краткости, роблоком.
Робот медленно повернулся. Первоначальный приказ был сильнее, но не намного, поэтому голос робота смазывался.
– Хозяин, мне говорили. что вы можете сказать так. И тогда я должен сказать… – он помолчал и хрипло добавил: – Я должен сказать… если вы один.
Бейли коротко кивнул сыну. Бен поспешно отошел. Он знал, когда его отец – папа, а когда – полисмен.
Бейли подосадовал на себя, что усилил свой приказ и сделал чуть не полный роблок. Могло быть большое повреждение, требующее позитронной проверки и перепрограммирования, а расходы пошли бы за счет Бейли и обошлись бы в годовое жалование. Он сказал:
– Я отменяю свой приказ. Что тебе велели сказать?
Голос Р.Джеронимо прояснился.
– Мне велели сказать, что вас ждут в связи с Авророй.
Бейли повернулся и окликнул сына:
– Дай им еще полчаса, а затем скажи от моего имени, чтобы возвращались. А я сейчас ухожу.
Он пошел большими шагами, нетерпеливо сказав роботу:
– Почему они не велели сказать тебе это сразу? И почему не запрограммировали тебя вести кар, чтобы я не шел пешком?
Он прекрасно знал, почему: любая авария при водителе-роботе вызовет новый антироботский бунт.
Он не убавил шаг. Надо было идти пешком два километра до городской стены, а потом добираться до Управления по перегруженным улицам.
Аврора? Какой кризис там возник?
2
Через полчаса Бейли добрался до входа в город и напрягся перед тем, что его ожидало. Возможно, что на этот раз ему не повезет.
Он дошел до раздела между Снаружи и Городом – стены, отделявшей хаос от цивилизации. Он положил руку на сигнальную пластинку, и появилось отверстие. Как обычно, он не стал ждать, пока оно откроется полностью, а проскользнул в щель, когда она стала достаточно широкой. Р.Джеронимо шел следом.
Полицейский на посту выглядел испуганным, как и всегда, когда кто-нибудь приходил Снаружи. Каждый раз был тот самый недоверчивый взгляд, то же особое внимание, рука на бластере, неуверенность. Бейли хмуро предъявил свою карточку, и часовой отдал честь. Дверь за ним закрылась.
Бейли оказался в Городе. Стены сомкнулись вокруг него, и Город стал Вселенной. Бейли снова окунулся в нескончаемый гул и запах людей и механизмов, что скоро перейдет за порог сознания. В мягком искусственном освещении не было ничего от меняющейся яркости Снаружи, с его зеленым, коричневым, голубым и белым с вторжением красного и желтого. Здесь не было ни неустойчивого ветра, ни жары, ни холода, ни угрозы дождя; здесь было спокойное постоянство неощутимых воздушных потоков; комбинация температуры и влажности была так подогнана к человеку, что не ощущалась.
Так было всегда. Он снова принял Город как материнское лоно и доверчиво и радостно вернулся в него. Бейли знал, что человечество возникло из такого лона, так почему бы ему не вернуться обратно?
Но всегда ли должно быть так? Всегда ли он будет чувствовать себя дома только в Городе?
Он стиснул зубы. Какой толк думать об этом? Он спросил робота:
– Ты доехал до этого места на каре, парень?
– Да, хозяин.
– Где он сейчас?
– Не знаю, хозяин.
Бейли повернулся к часовому.
– Офицер, это робот приехал сюда два часа назад. Что случилось с каром, который привез его?
– Сэр, я заступил на пост меньше двух часов назад.
В самом деле, глупо спрашивать. Люди в каре не знали, долго ли робот будет искать Бейли, и не стали ждать. Бейли подумал было, не позвонить ли в Управление, но ему наверняка скажут, чтобы ехал экспрессом – это быстрее.
Его смущало только присутствие робота. Ему не хотелось ехать с ним в экспрессе, но и нельзя было допустить, чтобы робот шел пешком через враждебно настроенные толпы. Выбора не было.
Город занимал пять тысяч квадратных километров; свыше четырехсот километров проходил экспресс, еще больше был путь фидера – они обслуживали более двадцати миллионов жителей. Хитроумная сеть движения существовала на восьми уровнях, и там были сотни чередований различных степеней сложности. Как полицейский сыщик, Бейли считал, что знает их все – и он действительно знал. Отвести его с завязанными глазами в любую часть Города, снять повязку – и он, не спрашивая никого, найдет дорогу. Так что не было вопроса, как добраться до Управления. Можно было выбрать одну из восьми подходящих дорог, и Бейли задумался только, где сейчас будет меньше народу.
Думал он не больше секунды.
– Пошли со мной, парень.
Робот послушно зашагал сзади.
Они сели на подходящий фидер. Бейли не стал занимать сидение – ехать недолго – и взялся рукой за вертикальный шест, белый, теплый, приятный для захвата. Робот ждал быстрого жеста Бейли, чтобы взяться за тот же шест. Ему можно было и не держаться – роботу не трудно сохранить равновесие – но Бейли не хотел, чтобы его случайно отделили от робота. Он отвечал за робота и не хотел рисковать своим карманом, если с Р.Джеронимо что-нибудь случится.
На борту фидера было несколько человек, и все с любопытством поглядывали на робота. Бейли заметил эти взгляды, властно посмотрел на одного человека, и тот неловко отвел глаза.
Бейли снова сделал жест, когда сходил с фидера. Фидер как раз дошел до движущихся дорожек, и ближайшая шла с той же скоростью, так что фидеру не пришлось замедлять ход. Бейли и робот спустились по движущейся дорожке до пересечения с дорогой экспресса, а затем вверх, к скоростной дорожке, идущей вдоль экспресса.
Он услышал крик: «Робот!» и точно знал, что может произойти. Выше и ниже движущейся полосы собралась группа молодежи; робот попадет в ловушку и полетит с грохотом вниз. Если появится полицейский, любой юнец будет уверять, что робот налетел на него, и мальчишку, без сомнения, отпустят.
Бейли быстро прошел между первым юнцам и роботом, шагнул в сторону на более быструю полосу и поднял руку, как бы защищаясь от усилившегося ветра; парнишка был каким-то образом столкнут на более медленную дорожку, к чему не был готов, но удержался на ногах и дико закричал: «Эй!». Его друзья остановились, быстро оценили ситуацию и сменили направление.
– На экспресс, парень.
Бейли быстро прошел через толпу стоявших пассажиров, толкая Р.Джеронимо перед собой, нашел более свободное место на верхнем уровне, взялся за шест, крепко наступив на ногу робота, и снова начал пресекать все контакты глаз.
Оба вышли возле Управления. Бейли сдал робота в дверях и получил расписку. Он тщательно проверил дату, время и серийный номер робота и положил расписку в сумку. До конца дня надо будет проверить, чтобы передача была зарегистрирована компьютером.
Теперь он мог идти к комиссару – а он знал комиссара. Любая оплошность Бейли будет причиной для понижения в должности. Он был тяжелым человеком, этот комиссар, и прошлые триумфы Бейли рассматривал как личное оскорбление.
Он дошел до раздела между Снаружи и Городом – стены, отделявшей хаос от цивилизации. Он положил руку на сигнальную пластинку, и появилось отверстие. Как обычно, он не стал ждать, пока оно откроется полностью, а проскользнул в щель, когда она стала достаточно широкой. Р.Джеронимо шел следом.
Полицейский на посту выглядел испуганным, как и всегда, когда кто-нибудь приходил Снаружи. Каждый раз был тот самый недоверчивый взгляд, то же особое внимание, рука на бластере, неуверенность. Бейли хмуро предъявил свою карточку, и часовой отдал честь. Дверь за ним закрылась.
Бейли оказался в Городе. Стены сомкнулись вокруг него, и Город стал Вселенной. Бейли снова окунулся в нескончаемый гул и запах людей и механизмов, что скоро перейдет за порог сознания. В мягком искусственном освещении не было ничего от меняющейся яркости Снаружи, с его зеленым, коричневым, голубым и белым с вторжением красного и желтого. Здесь не было ни неустойчивого ветра, ни жары, ни холода, ни угрозы дождя; здесь было спокойное постоянство неощутимых воздушных потоков; комбинация температуры и влажности была так подогнана к человеку, что не ощущалась.
Так было всегда. Он снова принял Город как материнское лоно и доверчиво и радостно вернулся в него. Бейли знал, что человечество возникло из такого лона, так почему бы ему не вернуться обратно?
Но всегда ли должно быть так? Всегда ли он будет чувствовать себя дома только в Городе?
Он стиснул зубы. Какой толк думать об этом? Он спросил робота:
– Ты доехал до этого места на каре, парень?
– Да, хозяин.
– Где он сейчас?
– Не знаю, хозяин.
Бейли повернулся к часовому.
– Офицер, это робот приехал сюда два часа назад. Что случилось с каром, который привез его?
– Сэр, я заступил на пост меньше двух часов назад.
В самом деле, глупо спрашивать. Люди в каре не знали, долго ли робот будет искать Бейли, и не стали ждать. Бейли подумал было, не позвонить ли в Управление, но ему наверняка скажут, чтобы ехал экспрессом – это быстрее.
Его смущало только присутствие робота. Ему не хотелось ехать с ним в экспрессе, но и нельзя было допустить, чтобы робот шел пешком через враждебно настроенные толпы. Выбора не было.
Город занимал пять тысяч квадратных километров; свыше четырехсот километров проходил экспресс, еще больше был путь фидера – они обслуживали более двадцати миллионов жителей. Хитроумная сеть движения существовала на восьми уровнях, и там были сотни чередований различных степеней сложности. Как полицейский сыщик, Бейли считал, что знает их все – и он действительно знал. Отвести его с завязанными глазами в любую часть Города, снять повязку – и он, не спрашивая никого, найдет дорогу. Так что не было вопроса, как добраться до Управления. Можно было выбрать одну из восьми подходящих дорог, и Бейли задумался только, где сейчас будет меньше народу.
Думал он не больше секунды.
– Пошли со мной, парень.
Робот послушно зашагал сзади.
Они сели на подходящий фидер. Бейли не стал занимать сидение – ехать недолго – и взялся рукой за вертикальный шест, белый, теплый, приятный для захвата. Робот ждал быстрого жеста Бейли, чтобы взяться за тот же шест. Ему можно было и не держаться – роботу не трудно сохранить равновесие – но Бейли не хотел, чтобы его случайно отделили от робота. Он отвечал за робота и не хотел рисковать своим карманом, если с Р.Джеронимо что-нибудь случится.
На борту фидера было несколько человек, и все с любопытством поглядывали на робота. Бейли заметил эти взгляды, властно посмотрел на одного человека, и тот неловко отвел глаза.
Бейли снова сделал жест, когда сходил с фидера. Фидер как раз дошел до движущихся дорожек, и ближайшая шла с той же скоростью, так что фидеру не пришлось замедлять ход. Бейли и робот спустились по движущейся дорожке до пересечения с дорогой экспресса, а затем вверх, к скоростной дорожке, идущей вдоль экспресса.
Он услышал крик: «Робот!» и точно знал, что может произойти. Выше и ниже движущейся полосы собралась группа молодежи; робот попадет в ловушку и полетит с грохотом вниз. Если появится полицейский, любой юнец будет уверять, что робот налетел на него, и мальчишку, без сомнения, отпустят.
Бейли быстро прошел между первым юнцам и роботом, шагнул в сторону на более быструю полосу и поднял руку, как бы защищаясь от усилившегося ветра; парнишка был каким-то образом столкнут на более медленную дорожку, к чему не был готов, но удержался на ногах и дико закричал: «Эй!». Его друзья остановились, быстро оценили ситуацию и сменили направление.
– На экспресс, парень.
Бейли быстро прошел через толпу стоявших пассажиров, толкая Р.Джеронимо перед собой, нашел более свободное место на верхнем уровне, взялся за шест, крепко наступив на ногу робота, и снова начал пресекать все контакты глаз.
Оба вышли возле Управления. Бейли сдал робота в дверях и получил расписку. Он тщательно проверил дату, время и серийный номер робота и положил расписку в сумку. До конца дня надо будет проверить, чтобы передача была зарегистрирована компьютером.
Теперь он мог идти к комиссару – а он знал комиссара. Любая оплошность Бейли будет причиной для понижения в должности. Он был тяжелым человеком, этот комиссар, и прошлые триумфы Бейли рассматривал как личное оскорбление.
3
Комиссара звали Уилсон Рот. Он занимал этот пост два с половиной года, с тех пор как Джулиус Эндерби вышел в отставку, когда шум, вызванный убийством космонита, утих, и можно было спокойно уйти.
Бейли так и не примирился с этой заменой. Джулиус, несмотря на все свои недостатки, был не только начальником, но и другом, Рот же был только начальником. Он даже не был уроженцем Города. Этого Города. Его привезли извне.
Рот не был ни слишком высоким, ни слишком толстым, но голова у него была большая и, казалось, сидела на слегка отклонившейся вперед от торса шее. Он от этого выглядел тяжелым: тяжелое тело, тяжелая голова. Даже полуопущенные веки казались тяжелыми.
Можно было подумать, что он дремлет, но он никогда ничего не упускал. Бейли заметил это очень быстро. У него не было иллюзий, что он нравится Роту, и не было иллюзий, что Рот ему нравится.
Рот никогда не говорил раздраженно, но слова его не доставляли удовольствия. Он сказал:
– Бейли, почему вас так трудно найти?
Бейли ответил почтительно:
– У меня было свободное время, комиссар.
– Да, это ваша С-7 привилегия. Вы слышали о волновике? Иногда он принимает официальные сообщения. Вас можно вызвать даже в ваш выходной.
– Я хорошо знаю это, комиссар, но нет никаких правил насчет ношения волновика. Нас можно найти и без него.
– Внутри Города – да, но вы были Снаружи, если я не ошибаюсь?
– Вы не ошиблись, комиссар. Я был Снаружи. Но нет такого правила, что в том случае я должен носить волновик.
– Прячетесь за букву закона?
– Да, комиссар, – спокойно ответил Бейли.
Комиссар встал, мощный и смутно угрожающий, и сел на край стола. Окно наружу, устроенное Эндерби, было давно уже заделано и закрашено. В закрытой комнате комиссар казался еще крупнее. Он сказал, не повышая голоса:
– Вы рассчитываете на благодарность Земли, как я полагаю.
– Я рассчитываю на то, что делаю свою работу как могу лучше и в соответствии с правилами, комиссар.
– И на признательность Земли, когда нарушаете дух этих правил.
Бейли не ответил.
– Считают, что вы хорошо поработали в деле об убийстве Сартона три года назад, – сказал Рот.
– Спасибо, комиссар. Демонтаж Космотауна явился, я думаю, следствием.
– Да, и этому аплодировала вся Земля. Считают также, что вы хорошо поработали на Солярии два года назад и – можете не напоминать мне – результатом был пересмотр торговых договоров с Внешними мирами к значительной выгоде Земли.
– Я думаю, это есть в записи, сэр.
– И в результате вы стали героем.
– Я ничего такого не требовал.
– Вы получили два повышения, по одному после каждого дела. И была даже гиперволновая драма на основе событий на Солярии.
– Которая была поставлена без моего разрешения и вопреки моему желанию, комиссар.
– Которая, тем не менее, сделала вас героем.
Бейли пожал плечами. Комиссар помолчал несколько секунд и продолжал:
– Но за последние два года вы не сделали ничего важного.
– Земля имеет право спросить, что я сделал за эти два года.
– Точно, и она, вероятно, спросит. Известно, что вы лидер новой причуды бывать Снаружи, возиться с землей и изображать из себя роботов.
– Это разрешено.
– Не все, что разрешено, одобряется. Возможно, многие считают вас скорее странным, чем героическим.
– Может быть, это согласуется с моим собственным мнением о себе, – ответил Бейли.
– У публики короткая память. Героика быстро исчезает, заслоненная вашими странностями, так что, если вы совершите ошибку, вам придется плохо. Вы рассчитываете на репутацию…
– Простите, комиссар, я на нее не рассчитываю.
– Репутация Полицейского Департамента, на которую вы надеетесь, не спасет вас, и я не сумею спасти вас.
По лицу Бейли промелькнула тень улыбки.
– Я не хотел бы, чтобы вы, комиссар, рисковали своим положением, спасая меня.
Комиссар пожал плечами и изобразил такую же бледную улыбку.
– Насчет этого не беспокойтесь.
– Но почему вы говорите мне все это, комиссар?
– Чтобы предупредить вас. Я не пытаюсь свести вас к нулю, поэтому предупреждаю сразу. Вы вовлекаетесь в очень деликатное дело, где легко можете совершить ошибку, и я предупреждаю вас, чтобы вы ее не сделали. – Его лицо расплылось в явной улыбке.
Бейли не ответил улыбкой.
– Вы можете мне сказать, что это за очень деликатное дело?
– Я не знаю.
– Это касается Авроры?
– Р.Джеронимо было велено сказать вам так, но я об этом ничего не знаю.
– Тогда почему вы говорите, комиссар, что это очень деликатное дело?
– Видите ли, Бейли, вы – исследователь тайн. С чего бы члену Земного Департамента Юстиции приехать сюда, когда вас просто могли вызвать в Вашингтон, как это было два года назад в связи с инцидентом на Солярии? И почему эта особа из Юстиции хмурится, проявляет недовольство и нетерпение, что вас не разыскали мгновенно? Ваше решение сделать себя трудно достижимым, было ошибкой, но я за это не несу ответственности. Вероятно, это само по себе не является роковым, но я уверен, что вы произвели плохое впечатление.
– Однако, вы задерживаете меня еще больше, – хмуро ответил Бейли.
– Нет. Должностное лицо из Юстиции решило немного освежиться – вы знаете, как они выпендриваются. Закончит – придет. Известие о вашем появлении передано, так что вам остается только ждать, как и мне.
Бейли ждал. Он давно знал, что гиперволновой фильм, поставленный вопреки его воле, хоть и помог Земле, но сильно повредил ему в Департаменте. Фильм показал его в трехмерном изображении на фоне двумерной плоскости организации, и сделал его человеком заметным. Он получил повышение и несколько большие привилегии, но также усилил враждебность Департамента к себе. И чем выше он поднимется, тем легче разобьется в случае падения.
Если он сделает ошибку…
Бейли так и не примирился с этой заменой. Джулиус, несмотря на все свои недостатки, был не только начальником, но и другом, Рот же был только начальником. Он даже не был уроженцем Города. Этого Города. Его привезли извне.
Рот не был ни слишком высоким, ни слишком толстым, но голова у него была большая и, казалось, сидела на слегка отклонившейся вперед от торса шее. Он от этого выглядел тяжелым: тяжелое тело, тяжелая голова. Даже полуопущенные веки казались тяжелыми.
Можно было подумать, что он дремлет, но он никогда ничего не упускал. Бейли заметил это очень быстро. У него не было иллюзий, что он нравится Роту, и не было иллюзий, что Рот ему нравится.
Рот никогда не говорил раздраженно, но слова его не доставляли удовольствия. Он сказал:
– Бейли, почему вас так трудно найти?
Бейли ответил почтительно:
– У меня было свободное время, комиссар.
– Да, это ваша С-7 привилегия. Вы слышали о волновике? Иногда он принимает официальные сообщения. Вас можно вызвать даже в ваш выходной.
– Я хорошо знаю это, комиссар, но нет никаких правил насчет ношения волновика. Нас можно найти и без него.
– Внутри Города – да, но вы были Снаружи, если я не ошибаюсь?
– Вы не ошиблись, комиссар. Я был Снаружи. Но нет такого правила, что в том случае я должен носить волновик.
– Прячетесь за букву закона?
– Да, комиссар, – спокойно ответил Бейли.
Комиссар встал, мощный и смутно угрожающий, и сел на край стола. Окно наружу, устроенное Эндерби, было давно уже заделано и закрашено. В закрытой комнате комиссар казался еще крупнее. Он сказал, не повышая голоса:
– Вы рассчитываете на благодарность Земли, как я полагаю.
– Я рассчитываю на то, что делаю свою работу как могу лучше и в соответствии с правилами, комиссар.
– И на признательность Земли, когда нарушаете дух этих правил.
Бейли не ответил.
– Считают, что вы хорошо поработали в деле об убийстве Сартона три года назад, – сказал Рот.
– Спасибо, комиссар. Демонтаж Космотауна явился, я думаю, следствием.
– Да, и этому аплодировала вся Земля. Считают также, что вы хорошо поработали на Солярии два года назад и – можете не напоминать мне – результатом был пересмотр торговых договоров с Внешними мирами к значительной выгоде Земли.
– Я думаю, это есть в записи, сэр.
– И в результате вы стали героем.
– Я ничего такого не требовал.
– Вы получили два повышения, по одному после каждого дела. И была даже гиперволновая драма на основе событий на Солярии.
– Которая была поставлена без моего разрешения и вопреки моему желанию, комиссар.
– Которая, тем не менее, сделала вас героем.
Бейли пожал плечами. Комиссар помолчал несколько секунд и продолжал:
– Но за последние два года вы не сделали ничего важного.
– Земля имеет право спросить, что я сделал за эти два года.
– Точно, и она, вероятно, спросит. Известно, что вы лидер новой причуды бывать Снаружи, возиться с землей и изображать из себя роботов.
– Это разрешено.
– Не все, что разрешено, одобряется. Возможно, многие считают вас скорее странным, чем героическим.
– Может быть, это согласуется с моим собственным мнением о себе, – ответил Бейли.
– У публики короткая память. Героика быстро исчезает, заслоненная вашими странностями, так что, если вы совершите ошибку, вам придется плохо. Вы рассчитываете на репутацию…
– Простите, комиссар, я на нее не рассчитываю.
– Репутация Полицейского Департамента, на которую вы надеетесь, не спасет вас, и я не сумею спасти вас.
По лицу Бейли промелькнула тень улыбки.
– Я не хотел бы, чтобы вы, комиссар, рисковали своим положением, спасая меня.
Комиссар пожал плечами и изобразил такую же бледную улыбку.
– Насчет этого не беспокойтесь.
– Но почему вы говорите мне все это, комиссар?
– Чтобы предупредить вас. Я не пытаюсь свести вас к нулю, поэтому предупреждаю сразу. Вы вовлекаетесь в очень деликатное дело, где легко можете совершить ошибку, и я предупреждаю вас, чтобы вы ее не сделали. – Его лицо расплылось в явной улыбке.
Бейли не ответил улыбкой.
– Вы можете мне сказать, что это за очень деликатное дело?
– Я не знаю.
– Это касается Авроры?
– Р.Джеронимо было велено сказать вам так, но я об этом ничего не знаю.
– Тогда почему вы говорите, комиссар, что это очень деликатное дело?
– Видите ли, Бейли, вы – исследователь тайн. С чего бы члену Земного Департамента Юстиции приехать сюда, когда вас просто могли вызвать в Вашингтон, как это было два года назад в связи с инцидентом на Солярии? И почему эта особа из Юстиции хмурится, проявляет недовольство и нетерпение, что вас не разыскали мгновенно? Ваше решение сделать себя трудно достижимым, было ошибкой, но я за это не несу ответственности. Вероятно, это само по себе не является роковым, но я уверен, что вы произвели плохое впечатление.
– Однако, вы задерживаете меня еще больше, – хмуро ответил Бейли.
– Нет. Должностное лицо из Юстиции решило немного освежиться – вы знаете, как они выпендриваются. Закончит – придет. Известие о вашем появлении передано, так что вам остается только ждать, как и мне.
Бейли ждал. Он давно знал, что гиперволновой фильм, поставленный вопреки его воле, хоть и помог Земле, но сильно повредил ему в Департаменте. Фильм показал его в трехмерном изображении на фоне двумерной плоскости организации, и сделал его человеком заметным. Он получил повышение и несколько большие привилегии, но также усилил враждебность Департамента к себе. И чем выше он поднимется, тем легче разобьется в случае падения.
Если он сделает ошибку…
4
Особа из Юстиции вошла, небрежно огляделась, обошла стол Рота и села на его место. Как высокопоставленный индивидуум, должностное лицо вело себя соответственно. Рот спокойно занял второе место. Бейли остался стоять, стараясь не показать своего изумления. Рот мог бы предупредить его, но не сделал этого. Он явно выбирал слова, чтобы не подать и намека.
Чиновник оказался женщиной.
Собственно, в этом не было ничего особенного. Женщина может быть любым чиновником, даже генеральным секретарем. Женщины были и в полиции, одна даже в чине капитана. Но вот так, без предупреждения, в данном случае никто не ожидал бы этого. В истории бывало, что женщины в большом количестве занимали административные посты, Бейли знал это, так как был хорошо знаком с историей. Но сейчас не те времена.
Женщина была высокого роста и сидела в кресле очень прямо. Ее униформа не слишком отличалась от мужской, прическа немодная и не служила украшением. Ее пол выдавали только груди, выпуклость которых она не скрывала. Ей было лет сорок, однако в темных волосах не было седины. Черты лица правильные, четко вырезанные. Она не спросила – сказала:
– Вы следователь Илия Бейли, класса С-7.
– Да, мэм.
– Я заместитель секретаря Лавиния Димачек. А вы совсем не такой, как в фильме.
Бейли часто это слышал. Он сухо сказал:
– Они не могли бы хорошо скопировать меня, если хотели собрать много зрителей.
– Я в этом не уверена. Вы выглядите гораздо сильнее, чем тот актер с младенческим лицом.
Бейли поколебался, но решил воспользоваться случаем – или просто не мог удержаться:
– У вас утонченный вкус, мэм.
Чиновник оказался женщиной.
Собственно, в этом не было ничего особенного. Женщина может быть любым чиновником, даже генеральным секретарем. Женщины были и в полиции, одна даже в чине капитана. Но вот так, без предупреждения, в данном случае никто не ожидал бы этого. В истории бывало, что женщины в большом количестве занимали административные посты, Бейли знал это, так как был хорошо знаком с историей. Но сейчас не те времена.
Женщина была высокого роста и сидела в кресле очень прямо. Ее униформа не слишком отличалась от мужской, прическа немодная и не служила украшением. Ее пол выдавали только груди, выпуклость которых она не скрывала. Ей было лет сорок, однако в темных волосах не было седины. Черты лица правильные, четко вырезанные. Она не спросила – сказала:
– Вы следователь Илия Бейли, класса С-7.
– Да, мэм.
– Я заместитель секретаря Лавиния Димачек. А вы совсем не такой, как в фильме.
Бейли часто это слышал. Он сухо сказал:
– Они не могли бы хорошо скопировать меня, если хотели собрать много зрителей.
– Я в этом не уверена. Вы выглядите гораздо сильнее, чем тот актер с младенческим лицом.
Бейли поколебался, но решил воспользоваться случаем – или просто не мог удержаться:
– У вас утонченный вкус, мэм.