Страница:
Я отыскал в песке маску Нево, и мы с морлоком стали приближаться по следам крокодила ведущим под уклон пляжем.
Вблизи эта тварь выглядела еще отвратительней и куда более устрашающе. Морлок осмотрел гигантскую тушу и вынес заключение:
— Пристикампус.
Наш спаситель стоял, опираясь ногой на поваленного зверя. На вид ему было лет двадцать пять, лицо гладко выбрито, с прямым открытым взором. Судя по улыбке, его ничуть не взволновала эта встреча со смертью. Униформа его состояла из шорт, тяжелых ботинок из толстой кожи и коричневато пятнистой куртки. Да еще синий берет, лихо заломленный на голове. Это был гость из иного века, или из какого-либо иного варианта Истории, так что меня ничуть не удивило, когда он на чистом беспримесном английском заговорил:
— Вот гад! А как держался — я ему всю обойму в пасть выпустил! Но теперь будьте спокойны — больше не встанет.
Несмотря на развязность тона, я вдруг почувствовал себя неловко, словно стыдясь своих детских шорт и длинной дедовской бороды.
— Сэр, я обязан вам жизнью. Даже двумя, — и я показал на своего компаньона.
Он пожал протянутую руку:
— Не берите в голову. — И улыбнулся еще шире. — Мистер… полагаю? — сказал он, назвав мое имя. — Давно, знаете ли, мечтал произнести эти слова!
— Но кто вы?
— Ах да, прошу прощения. Мое имя Гибсон. Подполковник авиации Гай Гибсон. Рад, наконец, отыскать вас.
8. Лагерь
9. Экспедиционные силы времени
Вблизи эта тварь выглядела еще отвратительней и куда более устрашающе. Морлок осмотрел гигантскую тушу и вынес заключение:
— Пристикампус.
Наш спаситель стоял, опираясь ногой на поваленного зверя. На вид ему было лет двадцать пять, лицо гладко выбрито, с прямым открытым взором. Судя по улыбке, его ничуть не взволновала эта встреча со смертью. Униформа его состояла из шорт, тяжелых ботинок из толстой кожи и коричневато пятнистой куртки. Да еще синий берет, лихо заломленный на голове. Это был гость из иного века, или из какого-либо иного варианта Истории, так что меня ничуть не удивило, когда он на чистом беспримесном английском заговорил:
— Вот гад! А как держался — я ему всю обойму в пасть выпустил! Но теперь будьте спокойны — больше не встанет.
Несмотря на развязность тона, я вдруг почувствовал себя неловко, словно стыдясь своих детских шорт и длинной дедовской бороды.
— Сэр, я обязан вам жизнью. Даже двумя, — и я показал на своего компаньона.
Он пожал протянутую руку:
— Не берите в голову. — И улыбнулся еще шире. — Мистер… полагаю? — сказал он, назвав мое имя. — Давно, знаете ли, мечтал произнести эти слова!
— Но кто вы?
— Ах да, прошу прощения. Мое имя Гибсон. Подполковник авиации Гай Гибсон. Рад, наконец, отыскать вас.
8. Лагерь
Вскоре стало понятно, что Гибсон здесь не один. Забросив винтовку за плечо, он дал кому-то знак, повернувшись к джунглям.
Из мрака вынырнуло двое солдат. На гимнастерках проступал пот, и, когда они показались на свет занимающейся зари, стало ясно, что они чувствуют себя в нашем присутствии не так спокойно и вольготно, как их подполковник. Это были индийцы-сипаи, солдаты Империи — с горящими черными глазами, в тюрбанах и со стрижеными бородами. На них была форма цвета хаки, а у одного за спиной тяжелый пулемет и два тяжелых подсумка с лентами на поясе. Их тяжелые серебряные эполеты осветили первые лучи солнца палеоцена; они мрачно покосились на труп пристикампуса.
Гибсон сообщил, что это его разведчики: они отошли на милю от базового лагеря, расположенного чуть дальше от моря. Странно — Гибсон представил меня солдатам по имени. Такая легкая неучтивость — солдаты ответили одними кивками — или даже узнающими взглядами, показалась мен еще одной нелепостью, здесь, на этом уединенном пустынном пляже берегу моря палеоцена, где лишь горстка людей существует во всем мире!
Еще раз поблагодарив Гибсона за спасение морлока, я пригласил его присоединиться к завтраку в нашу хижину.
— Тут недалеко, пройти по пляжу. — показал я вдаль: Гибсон, приложив ладонь ко лбу, посмотрел — Солнце вставало быстро и вскоре хижину уже стало видно, несмотря на легкий туман.
— Ого! Прекрасное строение. И к тому же видимо, прочное — как все предусмотрено!
— Вот что я вам скажу… — польщенный похвалой, я пустился в объяснения по поводу тонкостей продуманного мной архитектурного плана, которым искренне гордился. Мой рассказ попутно перемежался подробностями того, как нам удалось выжить в этом далеком от цивилизации веке.
Гай Гибсон сложил руки за спиной и учтиво выслушал мой рассказ. Сипаи не сводили с меня глаз: подозрительных и непонимающих, их руки оставались на оружии.
Несколько минут спустя я спохватился, что держу гостей на пороге, и поспешил закончить болтовню.
Гибсон бегло оглянул пляж.
— Славно вы тут постарались. А ведь у кого-нибудь другого через пару недель такой робинзонады мозги бы съехали набекрень от тоски и одиночества. Например, у меня, — рассмеялся он. — Каково это — жить с мыслью, что ближайший паб откроется не раньше, чем через пятьдесят миллионов лет!
Я улыбнулся шутке — которую понял не сразу — и вдруг засмущался тому, что распинаюсь перед ним как фермер перед щеголеватым горожанином, который считает, что булки растут в пекарне.
— И, несмотря на ваши успехи, — продолжал Гибсон, заметно изменив тон на более мягкий и вкрадчивый — как вы посмотрите на то, чтобы присоединиться к экспедиционным силам? Ведь мы приехали сюда за вами. А вы как думали, с трех раз? Догадались? Вот-вот. Кстати, у нас есть чем подкрепиться, потом приличный комплект всяких инструментов и много чего другого.
Он заманивал меня, точно дикаря, в лоно (или логово, как знать?) цивилизации!
Подполковник стрельнул глазами на Нево и добавил, несколько менее уверенно:
— К тому же наш доктор мог бы помочь вашей обезьянке. Или может, вы там что-нибудь забыли? — так мы всегда можем вернуться.
Конечно, ничего там ценного не было, что могло меня заставить снова плестись несколько сотен ярдов по берегу. Но я знал, что с появлением Гибсона и его людей моей короткой идиллии пришел конец. Я посмотрел в его честное, цивилизованное, открытое лицо и понял, что мне никогда не найти слов, чтобы объяснить горечь такой потери.
С сипаями впереди и морлоком, державшимся за меня, в самом деле, как ручная обезьянка, мы направились в джунгли.
Чем дальше от побережья, тем становилось жарче и труднее дышать. Мы двигались колонной: сипаи, я с морлоком и Гибсон, замыкавший процессию. Большую часть пути я нес ослабшего Нево на руках. Сипаи подозрительно озирались на нас, искоса бросая взоры, хотя спустя некоторое время руки с оружия все-таки убрали. За весь путь они так и не перебросились с нами ни словом.
Зато Гибсон трещал без умолку. Оказалось, его экспедиция прибыла из 1944 года — спустя шесть лет после нашего исчезновения из 1938-го после атаки германцев на Лондонский Купол.
— И война там по-прежнему продолжается?
— Боюсь, что да, — сказал он с мрачной миной. — Конечно, мы ответили на эту коварную атаку противника. И отплатили им той же монетой — да еще и с процентами!
— И вы участвовали в ответном ударе?
Он бросил невольный взгляд на свои нагрудные планки. Потом я узнал, что это ордена: Железный Крест и Штык — за отличия в службе и летные подвиги. Это были высокие награды, тем более, для молодого человека, да и само звание подполковника редко в двадцать пять лет. Но Гибсон заявил без лишнего апломба:
— Я немного видел. Несколько боевых вылетов. Так что счастлив, что могу поговорить с вами об этом — многим парням этого уже не удастся.
— И эти «боевые вылеты» были удачными?
— Я бы сказал — на редкость удачными. Мы разбили их Купола, не задерживаясь с расплатой за то, что они сделали нам!
— А как же города, которые были под ними?
Он прищурился.
— О чем это вы? Что такое город без Купола? Это уже не город, а место, уязвимое для любой атаки с воздуха. Одно воздушное заграждение из восемьдесят восьмых…
— Восемьдесят восьмых?
— У германцев восьмидесяти восьми миллиметровые зенитные орудия — вполне годятся как для противовоздушной обороны, так и для уничтожения джаггернаутов. Пушки весьма изящной конструкции. Если пилот попадает под такой обстрел, ему уже все равно куда падать — хоть на тот же Купол.
— И каковы же результаты за полгода боевых действий?
Он пожал плечами.
— Ну, городов теперь вообще не много осталось. В Европе, во всяком случае.
По моим расчетам, мы достигли окрестностей Южного Хэмпстеда. Здесь мы вышли на просеку — она представляла собой идеальную окружность. Деревья были спилены под корень или сожжены. На моих глазах этим занимались еще несколько солдат с механическими моторными пилами, пахнущими нефтью. Другие, с простыми мачете, помогали разрубать кустарник и лианы — они углублялись все дальше в лес. Пальмовые листья и срезанная зелень были втоптаны слоями в грязь, так что и пни под ними исчезали. Вот что я увидел, приглядевшись к этой странной поляне, непривычному пятну цивилизации в этом диком месте.
Посреди поляны стояли все те же джаггернауты, которые мне приходилось видеть и в 1873-м, и в 1938-м. Четыре зверя застыли, образуя квадрат шириной сто футов, замерев и раззявив амбразуры, точно пасти. Противоминные цепи праздно свисали с лебедок на передней части корпуса и крапчатые черно-зеленые бока машин были облеплены гуано и палой листвой. Здесь было много иных, незнакомых мне машин и материалов. В том числе и броневики на колесах, и небольшие подвижные артиллерийские пушечки.
Как объяснил Гибсон, для 1944-го это был обычный состав экспедиции в прошлое. В одиночку джаггернауты больше не посылали. Слишком велик риск.
Всюду сновали солдаты, и временами мы с морлоком ловили на себе недоуменные взгляды.
Мы зашли в пространство между четырьмя джаггернаутами, как в своеобразную железную бронированную крепость. В центре высился белый флагшток: на нем вверху развевался флаг Соединенного Королевства. Вокруг строевой площадки с размеченными бечевкой полосами были натянуты палатки. Гибсон пригласил нас в шезлонги, расставленные перед самой большой из них.
Внезапно меня посетила странная мысль: как же они так вовремя прибыли? Ведь еще минута — и неизвестно, что бы случилось с морлоком — и, быть может, со мной. А что, если они знали уже, ЧТО случилось? Быть может, я нужен им для какой-то цели, мне пока не ведомой.
Солдат — худой, бледный и, очевидно, с трудом переносящий жару, вылез из одного из джаггернаутов. Очевидно, это был один из денщиков Гибсона, потому что тот отправил его за прохладительными напитками.
Тем временем вокруг нас шла безостановочная работа по установке лагеря. Надо сказать, любая работа военных производит впечатление чего-то беспрерывного и бесконечного. Большинство солдат были в коротких рубашках и шортах цвета хаки и сандалиях, с панамами защитного цвета на голове или широкополыми (австралийскими, как сказал Гибсон) шляпами. На шляпах и гимнастерках были нашивки — знаки различия. Они носили кожаные патронташи с ручным оружием, плетеные подсумки и тому подобную амуницию. На всех до единого были тяжелые эполеты, которые я с таким облегчением оставил в 1938 году. В такой жаре и духоте им было явно не по себе.
Я заметил одного военного парня в сером балахоне с головы до пят — на нем были толстые очки с визорным устройством. Он возился у распахнутого капота одного из джаггернаутов. Представляю, как он там погибал от жары. Гибсон объяснил, что это асбестовая ткань, защищающая от огня и излучения.
Далеко не все военнослужащие были мужского пола — это странное явление двадцатого века заметно проявлялось и здесь. Нет, не подумайте, я не против женщин в армии, они даже вносят некий уют и вызывают более джентльменские отношения среди мужчин, но уж больно самоуверенный вид у них был при этом. Думаю, около двух пятых персонала составляли дамы. Причем многие из них с достоинством носили отметы войны: шрамы и ожоги, протезы — у некоторых недоставало пальцев. С горечью я отметил, что Европа продолжает вырождаться — в том смысле, что мужского населения уже недостает для затянувшейся войны.
Гибсон сбросил ботинки и стал растирать затекшие ноги, виновато улыбаясь. Нево потягивал из чашки воду со льдом, а нам с Гибсоном денщик подал традиционный английский чай к завтраку — и это здесь, в палеоцене! Все-таки есть преимущества службы в армии — военные умудряются устроиться в любых условиях.
— Это уже не экспедиционный лагерь, а целая колония поселенцев, — заметил я Гибсону.
— Солдатам надо чем-то заняться, — уклончиво отвечал он, пригубив чай. — Но вы, полагаю, уже заметили, что здесь не все военные.
— Нет, — честно сказал я.
— Дело в том, что большинство, конечно, состоят на службе в армии, но некоторые из ВВС.
— ВВС?
— Королевских Военно-Воздушных Сил. Те, что в сером — обслуживают джаггернауты. Да, Стаббинс? — не нам же заниматься бескрылыми черепахами?
Проходивший мимо Стаббинс — парень с открытым улыбчивым лицом, очевидно, был польщен вниманием командира. Хотя и на голову выше приземистого Гибсона, он с явным уважением относился к нему. В поведении молодого подполковника были явные задатки природного лидера.
— Мы здесь торчим уже неделю, — сказал Гибсон. — Удивительно, как мы не обнаружили вас раньше.
А вдруг это просто ход? Может быть, им надо во что бы то ни стало выманить меня отсюда. Но я и так был благодарен мистеру подполковнику и его солдатам: не за спасение от дикарской жизни — так хотя бы за чашку чая, которой уже не чаял выпить в своей жизни.
— Мы не ждали гостей, — сухо сказал я. Поэтому не разводили сигнальных огней и не вывешивали британских флагов.
Он усмехнулся и подмигнул.
— Первые пару дней у нас была прорва работы. Конечно, башковитые головы из Директория Хроно-Перемещений разработали план заранее, и мы взяли необходимый инструмент, зная, с чем придется столкнуться. Даже не верится, что старушка Англия когда-то терпела такую жару.
— Это еще пока не Англия, — заметил я.
— По мне хоть Африка. Поэтому мы заранее предусмотрели все — от утепленных шинелей до бомбейских шароваров. Мы не были уверены, что попадем именно в тропики — тем более, здесь — ведь стартовали из самого центра Лондона. К сожалению, после той бомбардировки трудно было выяснить точное место вашего старта — почти все, кто занимался разработкой той машины — а это держалось в строгом секрете — погибли.
— А как же… — я не сразу вспомнил фамилию — до того был уже далек от всего этого, как будто из другой жизни, — как же Уоллис?
Гибсон покачал головой:
— Не знаю такого.
Да, прощай будущее. Вот оно — снова стало прошлым. Я лишился Моисея, потерял Филби, навсегда расстался с Геделем и Уоллисом. Сплошные потери. Сегодня утром я чуть было не потерял Нево — и, может быть, самого себя.
— Так вот, — продолжал рассказывать подполковник, — сначала мы шли через ледники, и даже стали притормаживать — что-то там случилось с механикой времяперемещений — я в этом не разбираюсь, на то есть джаггернаутчики — а потом засели во льдах, и, думаю, выбирались из них месяц. Спас нас только ядерный реактор и теплые зимние шинели. Представляете, какая дикость — целый месяц видеть перед собой только глыбы льда. Я уж чуть было не принял решение остановиться и разбить ломами ледяную стену, чтобы посмотреть, что там происходит.
— Оледенение, — машинально заметил я.
— Ну, да, оледенение. Но мы же не представляли, сколько в нем торчать — ведь все это теоретические научные догадки — ни один из этих ученых — кроме вас, — моментально поправился он с легким поклоном, — не видел прошлого Земли. Не зная точно пункт вашего назначения — как бы мы могли вычислить вас?
А вот это уже интересно. Откуда, в самом деле, они могли узнать, в каком веке и в каком периоде, эпохе я нахожусь. Ведь это сотни миллионов лет, и даже остановившись в одном из годов на несколько минут, вечности не хватит, чтобы отыскать меня! Тем более, если бы машина не разбилась, и я продолжал путешествовать по времени взад и вперед — искать меня им как иголку в стоге сена!
Я подозрительно скосил глаза на Гибсона, который тем временем рассказывал о том, как вязли армейские башмаки в болотах, как тонули в грязи тяжеловесные джаггернауты, и как какие-то доисторические крысы сожрали часть запаса обмундирования.
— Джаггернаут, — пробормотал я машинально, — класса «Мясник»?
Гибсон посмотрел на меня в недоумении.
— Что вы сказали?
— Я говорю — джаггернаут называется «Мясник»?
Я с растущим ужасом наблюдал недоумение на его лице. Неужели это гости из иного, альтернативного будущего — и мне никогда уже не выпутаться из всей этой истории?
Но тут за спиной раздался смутно знакомый голос, так и пригвоздивший меня к месту.
— Боюсь, ваши сведения несколько устарели, сэр. Джаггернауты класса «Мясник» — в том числе и старина «Рэглан» — списаны с вооружения английской армии уже в конце тридцатых годов. Так что, вполне естественно, подполковнику они не знакомы.
Я развернулся в кресле и увидел перед собой знакомую фигурку в пятнистом берете и комбинезоне — она приближалась несолдатски грациозной походкой, протягивая руку. Я пожал маленькую крепкую ладошку.
— Капитан Хилари Бонд, — с улыбкой сказал я. — Как же я рад вас видеть!
Она оценивающе оглядела мою бороду и одеяние из шкур. — Вас узнать несколько труднее, сэр, но тем не менее я не ошиблась. Удивлены нашей встрече?
— После стольких приключений во времени, меня уже ничто не удивляет, Хилари!
Из мрака вынырнуло двое солдат. На гимнастерках проступал пот, и, когда они показались на свет занимающейся зари, стало ясно, что они чувствуют себя в нашем присутствии не так спокойно и вольготно, как их подполковник. Это были индийцы-сипаи, солдаты Империи — с горящими черными глазами, в тюрбанах и со стрижеными бородами. На них была форма цвета хаки, а у одного за спиной тяжелый пулемет и два тяжелых подсумка с лентами на поясе. Их тяжелые серебряные эполеты осветили первые лучи солнца палеоцена; они мрачно покосились на труп пристикампуса.
Гибсон сообщил, что это его разведчики: они отошли на милю от базового лагеря, расположенного чуть дальше от моря. Странно — Гибсон представил меня солдатам по имени. Такая легкая неучтивость — солдаты ответили одними кивками — или даже узнающими взглядами, показалась мен еще одной нелепостью, здесь, на этом уединенном пустынном пляже берегу моря палеоцена, где лишь горстка людей существует во всем мире!
Еще раз поблагодарив Гибсона за спасение морлока, я пригласил его присоединиться к завтраку в нашу хижину.
— Тут недалеко, пройти по пляжу. — показал я вдаль: Гибсон, приложив ладонь ко лбу, посмотрел — Солнце вставало быстро и вскоре хижину уже стало видно, несмотря на легкий туман.
— Ого! Прекрасное строение. И к тому же видимо, прочное — как все предусмотрено!
— Вот что я вам скажу… — польщенный похвалой, я пустился в объяснения по поводу тонкостей продуманного мной архитектурного плана, которым искренне гордился. Мой рассказ попутно перемежался подробностями того, как нам удалось выжить в этом далеком от цивилизации веке.
Гай Гибсон сложил руки за спиной и учтиво выслушал мой рассказ. Сипаи не сводили с меня глаз: подозрительных и непонимающих, их руки оставались на оружии.
Несколько минут спустя я спохватился, что держу гостей на пороге, и поспешил закончить болтовню.
Гибсон бегло оглянул пляж.
— Славно вы тут постарались. А ведь у кого-нибудь другого через пару недель такой робинзонады мозги бы съехали набекрень от тоски и одиночества. Например, у меня, — рассмеялся он. — Каково это — жить с мыслью, что ближайший паб откроется не раньше, чем через пятьдесят миллионов лет!
Я улыбнулся шутке — которую понял не сразу — и вдруг засмущался тому, что распинаюсь перед ним как фермер перед щеголеватым горожанином, который считает, что булки растут в пекарне.
— И, несмотря на ваши успехи, — продолжал Гибсон, заметно изменив тон на более мягкий и вкрадчивый — как вы посмотрите на то, чтобы присоединиться к экспедиционным силам? Ведь мы приехали сюда за вами. А вы как думали, с трех раз? Догадались? Вот-вот. Кстати, у нас есть чем подкрепиться, потом приличный комплект всяких инструментов и много чего другого.
Он заманивал меня, точно дикаря, в лоно (или логово, как знать?) цивилизации!
Подполковник стрельнул глазами на Нево и добавил, несколько менее уверенно:
— К тому же наш доктор мог бы помочь вашей обезьянке. Или может, вы там что-нибудь забыли? — так мы всегда можем вернуться.
Конечно, ничего там ценного не было, что могло меня заставить снова плестись несколько сотен ярдов по берегу. Но я знал, что с появлением Гибсона и его людей моей короткой идиллии пришел конец. Я посмотрел в его честное, цивилизованное, открытое лицо и понял, что мне никогда не найти слов, чтобы объяснить горечь такой потери.
С сипаями впереди и морлоком, державшимся за меня, в самом деле, как ручная обезьянка, мы направились в джунгли.
Чем дальше от побережья, тем становилось жарче и труднее дышать. Мы двигались колонной: сипаи, я с морлоком и Гибсон, замыкавший процессию. Большую часть пути я нес ослабшего Нево на руках. Сипаи подозрительно озирались на нас, искоса бросая взоры, хотя спустя некоторое время руки с оружия все-таки убрали. За весь путь они так и не перебросились с нами ни словом.
Зато Гибсон трещал без умолку. Оказалось, его экспедиция прибыла из 1944 года — спустя шесть лет после нашего исчезновения из 1938-го после атаки германцев на Лондонский Купол.
— И война там по-прежнему продолжается?
— Боюсь, что да, — сказал он с мрачной миной. — Конечно, мы ответили на эту коварную атаку противника. И отплатили им той же монетой — да еще и с процентами!
— И вы участвовали в ответном ударе?
Он бросил невольный взгляд на свои нагрудные планки. Потом я узнал, что это ордена: Железный Крест и Штык — за отличия в службе и летные подвиги. Это были высокие награды, тем более, для молодого человека, да и само звание подполковника редко в двадцать пять лет. Но Гибсон заявил без лишнего апломба:
— Я немного видел. Несколько боевых вылетов. Так что счастлив, что могу поговорить с вами об этом — многим парням этого уже не удастся.
— И эти «боевые вылеты» были удачными?
— Я бы сказал — на редкость удачными. Мы разбили их Купола, не задерживаясь с расплатой за то, что они сделали нам!
— А как же города, которые были под ними?
Он прищурился.
— О чем это вы? Что такое город без Купола? Это уже не город, а место, уязвимое для любой атаки с воздуха. Одно воздушное заграждение из восемьдесят восьмых…
— Восемьдесят восьмых?
— У германцев восьмидесяти восьми миллиметровые зенитные орудия — вполне годятся как для противовоздушной обороны, так и для уничтожения джаггернаутов. Пушки весьма изящной конструкции. Если пилот попадает под такой обстрел, ему уже все равно куда падать — хоть на тот же Купол.
— И каковы же результаты за полгода боевых действий?
Он пожал плечами.
— Ну, городов теперь вообще не много осталось. В Европе, во всяком случае.
По моим расчетам, мы достигли окрестностей Южного Хэмпстеда. Здесь мы вышли на просеку — она представляла собой идеальную окружность. Деревья были спилены под корень или сожжены. На моих глазах этим занимались еще несколько солдат с механическими моторными пилами, пахнущими нефтью. Другие, с простыми мачете, помогали разрубать кустарник и лианы — они углублялись все дальше в лес. Пальмовые листья и срезанная зелень были втоптаны слоями в грязь, так что и пни под ними исчезали. Вот что я увидел, приглядевшись к этой странной поляне, непривычному пятну цивилизации в этом диком месте.
Посреди поляны стояли все те же джаггернауты, которые мне приходилось видеть и в 1873-м, и в 1938-м. Четыре зверя застыли, образуя квадрат шириной сто футов, замерев и раззявив амбразуры, точно пасти. Противоминные цепи праздно свисали с лебедок на передней части корпуса и крапчатые черно-зеленые бока машин были облеплены гуано и палой листвой. Здесь было много иных, незнакомых мне машин и материалов. В том числе и броневики на колесах, и небольшие подвижные артиллерийские пушечки.
Как объяснил Гибсон, для 1944-го это был обычный состав экспедиции в прошлое. В одиночку джаггернауты больше не посылали. Слишком велик риск.
Всюду сновали солдаты, и временами мы с морлоком ловили на себе недоуменные взгляды.
Мы зашли в пространство между четырьмя джаггернаутами, как в своеобразную железную бронированную крепость. В центре высился белый флагшток: на нем вверху развевался флаг Соединенного Королевства. Вокруг строевой площадки с размеченными бечевкой полосами были натянуты палатки. Гибсон пригласил нас в шезлонги, расставленные перед самой большой из них.
Внезапно меня посетила странная мысль: как же они так вовремя прибыли? Ведь еще минута — и неизвестно, что бы случилось с морлоком — и, быть может, со мной. А что, если они знали уже, ЧТО случилось? Быть может, я нужен им для какой-то цели, мне пока не ведомой.
Солдат — худой, бледный и, очевидно, с трудом переносящий жару, вылез из одного из джаггернаутов. Очевидно, это был один из денщиков Гибсона, потому что тот отправил его за прохладительными напитками.
Тем временем вокруг нас шла безостановочная работа по установке лагеря. Надо сказать, любая работа военных производит впечатление чего-то беспрерывного и бесконечного. Большинство солдат были в коротких рубашках и шортах цвета хаки и сандалиях, с панамами защитного цвета на голове или широкополыми (австралийскими, как сказал Гибсон) шляпами. На шляпах и гимнастерках были нашивки — знаки различия. Они носили кожаные патронташи с ручным оружием, плетеные подсумки и тому подобную амуницию. На всех до единого были тяжелые эполеты, которые я с таким облегчением оставил в 1938 году. В такой жаре и духоте им было явно не по себе.
Я заметил одного военного парня в сером балахоне с головы до пят — на нем были толстые очки с визорным устройством. Он возился у распахнутого капота одного из джаггернаутов. Представляю, как он там погибал от жары. Гибсон объяснил, что это асбестовая ткань, защищающая от огня и излучения.
Далеко не все военнослужащие были мужского пола — это странное явление двадцатого века заметно проявлялось и здесь. Нет, не подумайте, я не против женщин в армии, они даже вносят некий уют и вызывают более джентльменские отношения среди мужчин, но уж больно самоуверенный вид у них был при этом. Думаю, около двух пятых персонала составляли дамы. Причем многие из них с достоинством носили отметы войны: шрамы и ожоги, протезы — у некоторых недоставало пальцев. С горечью я отметил, что Европа продолжает вырождаться — в том смысле, что мужского населения уже недостает для затянувшейся войны.
Гибсон сбросил ботинки и стал растирать затекшие ноги, виновато улыбаясь. Нево потягивал из чашки воду со льдом, а нам с Гибсоном денщик подал традиционный английский чай к завтраку — и это здесь, в палеоцене! Все-таки есть преимущества службы в армии — военные умудряются устроиться в любых условиях.
— Это уже не экспедиционный лагерь, а целая колония поселенцев, — заметил я Гибсону.
— Солдатам надо чем-то заняться, — уклончиво отвечал он, пригубив чай. — Но вы, полагаю, уже заметили, что здесь не все военные.
— Нет, — честно сказал я.
— Дело в том, что большинство, конечно, состоят на службе в армии, но некоторые из ВВС.
— ВВС?
— Королевских Военно-Воздушных Сил. Те, что в сером — обслуживают джаггернауты. Да, Стаббинс? — не нам же заниматься бескрылыми черепахами?
Проходивший мимо Стаббинс — парень с открытым улыбчивым лицом, очевидно, был польщен вниманием командира. Хотя и на голову выше приземистого Гибсона, он с явным уважением относился к нему. В поведении молодого подполковника были явные задатки природного лидера.
— Мы здесь торчим уже неделю, — сказал Гибсон. — Удивительно, как мы не обнаружили вас раньше.
А вдруг это просто ход? Может быть, им надо во что бы то ни стало выманить меня отсюда. Но я и так был благодарен мистеру подполковнику и его солдатам: не за спасение от дикарской жизни — так хотя бы за чашку чая, которой уже не чаял выпить в своей жизни.
— Мы не ждали гостей, — сухо сказал я. Поэтому не разводили сигнальных огней и не вывешивали британских флагов.
Он усмехнулся и подмигнул.
— Первые пару дней у нас была прорва работы. Конечно, башковитые головы из Директория Хроно-Перемещений разработали план заранее, и мы взяли необходимый инструмент, зная, с чем придется столкнуться. Даже не верится, что старушка Англия когда-то терпела такую жару.
— Это еще пока не Англия, — заметил я.
— По мне хоть Африка. Поэтому мы заранее предусмотрели все — от утепленных шинелей до бомбейских шароваров. Мы не были уверены, что попадем именно в тропики — тем более, здесь — ведь стартовали из самого центра Лондона. К сожалению, после той бомбардировки трудно было выяснить точное место вашего старта — почти все, кто занимался разработкой той машины — а это держалось в строгом секрете — погибли.
— А как же… — я не сразу вспомнил фамилию — до того был уже далек от всего этого, как будто из другой жизни, — как же Уоллис?
Гибсон покачал головой:
— Не знаю такого.
Да, прощай будущее. Вот оно — снова стало прошлым. Я лишился Моисея, потерял Филби, навсегда расстался с Геделем и Уоллисом. Сплошные потери. Сегодня утром я чуть было не потерял Нево — и, может быть, самого себя.
— Так вот, — продолжал рассказывать подполковник, — сначала мы шли через ледники, и даже стали притормаживать — что-то там случилось с механикой времяперемещений — я в этом не разбираюсь, на то есть джаггернаутчики — а потом засели во льдах, и, думаю, выбирались из них месяц. Спас нас только ядерный реактор и теплые зимние шинели. Представляете, какая дикость — целый месяц видеть перед собой только глыбы льда. Я уж чуть было не принял решение остановиться и разбить ломами ледяную стену, чтобы посмотреть, что там происходит.
— Оледенение, — машинально заметил я.
— Ну, да, оледенение. Но мы же не представляли, сколько в нем торчать — ведь все это теоретические научные догадки — ни один из этих ученых — кроме вас, — моментально поправился он с легким поклоном, — не видел прошлого Земли. Не зная точно пункт вашего назначения — как бы мы могли вычислить вас?
А вот это уже интересно. Откуда, в самом деле, они могли узнать, в каком веке и в каком периоде, эпохе я нахожусь. Ведь это сотни миллионов лет, и даже остановившись в одном из годов на несколько минут, вечности не хватит, чтобы отыскать меня! Тем более, если бы машина не разбилась, и я продолжал путешествовать по времени взад и вперед — искать меня им как иголку в стоге сена!
Я подозрительно скосил глаза на Гибсона, который тем временем рассказывал о том, как вязли армейские башмаки в болотах, как тонули в грязи тяжеловесные джаггернауты, и как какие-то доисторические крысы сожрали часть запаса обмундирования.
— Джаггернаут, — пробормотал я машинально, — класса «Мясник»?
Гибсон посмотрел на меня в недоумении.
— Что вы сказали?
— Я говорю — джаггернаут называется «Мясник»?
Я с растущим ужасом наблюдал недоумение на его лице. Неужели это гости из иного, альтернативного будущего — и мне никогда уже не выпутаться из всей этой истории?
Но тут за спиной раздался смутно знакомый голос, так и пригвоздивший меня к месту.
— Боюсь, ваши сведения несколько устарели, сэр. Джаггернауты класса «Мясник» — в том числе и старина «Рэглан» — списаны с вооружения английской армии уже в конце тридцатых годов. Так что, вполне естественно, подполковнику они не знакомы.
Я развернулся в кресле и увидел перед собой знакомую фигурку в пятнистом берете и комбинезоне — она приближалась несолдатски грациозной походкой, протягивая руку. Я пожал маленькую крепкую ладошку.
— Капитан Хилари Бонд, — с улыбкой сказал я. — Как же я рад вас видеть!
Она оценивающе оглядела мою бороду и одеяние из шкур. — Вас узнать несколько труднее, сэр, но тем не менее я не ошиблась. Удивлены нашей встрече?
— После стольких приключений во времени, меня уже ничто не удивляет, Хилари!
9. Экспедиционные силы времени
Гибсон и Бонд объяснили мне цель экспедиции. То есть, зачем, собственно, они пришли по мою душу.
Ну, это, естественно, понятно, что по мою — иначе что они еще здесь забыли, в далеком безлюдном палеоцене?
Благодаря развитию ядерных реакторов из каролиния Британия и Америка приступили к производству платтнерита. К промышленному производству! То есть дело было поставлено на широкую ногу. Теперь конструкторы машин времени больше не занимались облупливанием моих первых моделей, ограблением моей старой мастерской, а работали самостоятельно.
Существовала опасность, что германские «воины времени» могут предпринять диверсию против Британского прошлого. К тому же вскоре всплыл факт моего исчезновения. Были срочно предприняты усилия по организации экспедиционного корпуса, обладавшего, помимо платтнеритового корпуса, специальной аппаратурой, способной выслеживать излучение платтнерита. Вряд ли в историческом прошлом этого района Лондона существовали залежи изотопов и тяжелых элементов, так что вычислить меня было просто, двигаясь скачками по пять миллионов лет. Они знали примерное место моего отбытия, и поэтому прибыли в радиусе полу мили от места предполагаемого исчезновения. Но так как мы перешли жить на берег моря, наши поиски несколько усложнились. И вот наступил день, когда подполковник Гибсон вовремя вышел из лесу, услышав жадный рев крокодилоподобного пристикампуса.
Итак, задачей экспедиции было — найти путешественника во времени и предупредить будущее от посягательств коварных германцев!
Была подготовлена специально обученная и тренированная группа военнослужащих, пусть дилетантски, но знакомых с основными физическими принципами перемещения во времени. В группе были также орнитологи, климатологи и тому подобные исследователи. Этим «ученым сапогам» были прочитаны курсы лекций по флоре, фауне, климату и геологии ископаемого и доископаемого периодов, начиная от Кайнозойской эратемы и вплоть до Криптозойской эры и Архея. Гибсону, например, приходилось заносить кучу сведений по древней истории в бортовой журнал экспедиции, который он вел как ее начальник.
И все время ежедневно и еженощно часовые несли дозор по периметру лагеря (вот зачем расчищался лес и увеличивалась территория открытой местности — чтобы не оставить противнику ни малейшего шанса!), военные разглядывали с вышек небо и море в полевые бинокли, ожидая появления врага. И тогда исследователи снова становились солдатами. Их задачей было не изучение диковинных цветов и бабочек, а поиск германцев: врагов, прячущихся среди чудес прошлого.
Несказанно гордясь своим дикарским прошлым, я все же с охотой сменил костюм из шкур на легкую тропическую форму, в которую были одеты остальные. Сбрив бороду, я снова узнал, что такое мыло и что такое — увы — консервированное соевое «мясо». Спать я ложился под москитную сетку. В полной уверенности, что в случае любой опасности меня разбудит часовой. К тому же рядом, как плечи надежных друзей, высились железные джаггернауты.
Морлок вызывал такой нескрываемый интерес, что даже не смог жить в лагере, и вынужден был вернуться на стоянку древнего человека", на берег моря. Я не препятствовал ему, поскольку знал, что упрямец не оставит своих попыток собрать машину времени из уцелевших деталей. Он даже позаимствовал кое-какие инструменты у Экспедиционных Сил. Однако помня случай с пристикампусом, с ним отрядили пару солдат, которые по очереди менялись. Гостил и я у него.
Дня через два суета в лагере наскучила мне, терпеть не могу вынужденного безделья. Так получилось, что я напросился поучаствовать в работе солдат. Скоро я доказал свою ценность в знании особенностей местной флоры и фауны, а также географии. В лагере приходилось бороться с болезнями — солдаты оказались не более подготовленными, чем я, — и тогда я стал помощником единственного доктора, довольно молодого и постоянно уставшего до чертиков «найка» прикрепленного к 9-му Гуркхскому [19] полку.
Я почти не видел Гибсона, погруженного в рутину ежедневных дел, и в том числе бюрократических проволочек. Все время требовалось составлять какие-то рапорта, отчеты для Уайтхолла, которого не будет еще полсотни миллионов лет. Вероятно, этот неунывающий подполковник охотнее бомбил бы сейчас Берлин, если бы от этого города еще что-то осталось. У Хилари Бонд, напротив, оставалось свободное время — поскольку ее основной обязанностью было доставлять экспедицию туда и обратно, бросая металлический утюг джаггернаута сквозь века, тысячелетия и геологические эпохи. Поэтому она вплотную занялась мной и Нево — проявив себя гостеприимной и чуткой хозяйкой.
Однажды мы гуляли вдвоем по морской окраине леса, а Бонд, раздвигая сильными руками лианы, упругой походкой перескакивая через корни, рассказывала мне, что случилось после моего исчезновения.
— Сначала мне казалось, что это конец. В том числе — войны. Что защищать? — Купол похоронил под собой последние надежды.
Но все оказалось не так. Видимо, британцы привыкли воевать и уже без этого не могут. Тем более, что после Куполов еще оставались Бункеры — вот куда ушли все силы Сопротивления и остатки регулярной армии. Туда были эвакуированы военные заводы.
Я представил себе эти подземные заводы, эти утопающие в подземной темноте улиц, новое поколение детей с узкими глазами, снующих в узких тоннелях и начинающих приобретать зрение морлоков — и опять получалось, что человечество сползает в Пещерный век. Видимо, второй его части суждено жить на поверхности — и кто знает, не станет ли земля снова пастбищем для скота, пожираемого им подобными подземными жителями?
— Так и что же война. Фронт, осада Европы…
Бонд пожала плечами.
— Вы же слышали эту пропаганду из «бормоталок» — последний удар", который должен решить все. — Она понизила голос. — Как будто нас мог кто-нибудь услышать. — По моему, линии траншей не сдвинулись ни на дюйм с 1935 года. Война пригвоздила нас к одному месту. Это как мертвая петля бесконечности. Она будет продолжаться, пока не иссякнут последние силы.
— Но за что же вы сражаетесь? Страны разрушены, города стерты в пыль, поля отравлены ядовитыми газами. Никто не может защитить мирных жителей — и никто не может остановить войну.
— Возможно, вы и правы, — ответила она. — Не думаю, что у Британии достанет сил подняться из руин даже после завершения войны. И то же самое ждет Германию.
— Так что же делать? И зачем продолжать бессмысленное разорение Земли и уничтожение народов?
— Затем, что мы не можем остановиться, — спокойно сказала она тоном человека, привыкшего каждое утро перечитывать свой смертный приговор. Под загаром, полученным в глубоком палеоцене, проступила бледность горожанки двадцатого века, родившейся под бетонным куполом и не знавшей солнечных лучей. — Ходят слухи, что германцы…
Мы вышли из лесу, и в лицо нам дохнул жаркий воздух побережья. Здесь его смягчал свежий солоноватый бриз, шевеливший барашками волн. Вдалеке я разглядел черную точку — мне показалось, что я вижу избушку Нево.
— Так вы говорите, германцы…
— Только слухи. Что они снова изобрели нечто небывалое.
И снова встала картина: Европа от Голландии до Альп, миллионы мужчин и женщин схлестнувшихся в войне…
Да, в этом тропическом мире такое кажется абсурдом, кошмарным сном!
— Так что же изобрели германцы?
— Бомбу. Совершенно нового типа — и немыслимой мощности. Говорят, это бомба из каролиния.
Я тут же вспомнил, что мне рассказывал Уоллис о достоинствах нового химического элемента.
— И само собой, второе — это их техника пространственно-временных перемещений. Говорят, у них целые моторизованные бригады машин времени.
Так что, сами понимаете, война неизбежна. И даже если бы мы хотели остановиться, теперь это уже не зависит от нас. Если оставить германцам монополию на такое оружие, они завоюют мир. И страшно себе представить, что будет дальше, потому что после завоевания мира все равно останется оружие.
В голосе Хилари прорезалось холодное отчаяние. — Поэтому наше правительство так суетится с созданием новых реакторов на каролинии, на производстве платтнерита…
— А вы не подумали о том, что германцы могут обогнать вас в другом?
— То есть?
— Очень просто. Перепрыгнуть вас.
— Что вы имеете в виду?
— Обогнать во времени. Что, если их временной скачок был продолжительнее вашего — и они вас опередили в прошлом?
— Немцы не опередили нас, — с какой-то странной улыбкой сказала она. — Потому что они тоже ищут вас. Они знают, с кого все началось, и будут выслеживать.
Ну, это, естественно, понятно, что по мою — иначе что они еще здесь забыли, в далеком безлюдном палеоцене?
Благодаря развитию ядерных реакторов из каролиния Британия и Америка приступили к производству платтнерита. К промышленному производству! То есть дело было поставлено на широкую ногу. Теперь конструкторы машин времени больше не занимались облупливанием моих первых моделей, ограблением моей старой мастерской, а работали самостоятельно.
Существовала опасность, что германские «воины времени» могут предпринять диверсию против Британского прошлого. К тому же вскоре всплыл факт моего исчезновения. Были срочно предприняты усилия по организации экспедиционного корпуса, обладавшего, помимо платтнеритового корпуса, специальной аппаратурой, способной выслеживать излучение платтнерита. Вряд ли в историческом прошлом этого района Лондона существовали залежи изотопов и тяжелых элементов, так что вычислить меня было просто, двигаясь скачками по пять миллионов лет. Они знали примерное место моего отбытия, и поэтому прибыли в радиусе полу мили от места предполагаемого исчезновения. Но так как мы перешли жить на берег моря, наши поиски несколько усложнились. И вот наступил день, когда подполковник Гибсон вовремя вышел из лесу, услышав жадный рев крокодилоподобного пристикампуса.
Итак, задачей экспедиции было — найти путешественника во времени и предупредить будущее от посягательств коварных германцев!
Была подготовлена специально обученная и тренированная группа военнослужащих, пусть дилетантски, но знакомых с основными физическими принципами перемещения во времени. В группе были также орнитологи, климатологи и тому подобные исследователи. Этим «ученым сапогам» были прочитаны курсы лекций по флоре, фауне, климату и геологии ископаемого и доископаемого периодов, начиная от Кайнозойской эратемы и вплоть до Криптозойской эры и Архея. Гибсону, например, приходилось заносить кучу сведений по древней истории в бортовой журнал экспедиции, который он вел как ее начальник.
И все время ежедневно и еженощно часовые несли дозор по периметру лагеря (вот зачем расчищался лес и увеличивалась территория открытой местности — чтобы не оставить противнику ни малейшего шанса!), военные разглядывали с вышек небо и море в полевые бинокли, ожидая появления врага. И тогда исследователи снова становились солдатами. Их задачей было не изучение диковинных цветов и бабочек, а поиск германцев: врагов, прячущихся среди чудес прошлого.
Несказанно гордясь своим дикарским прошлым, я все же с охотой сменил костюм из шкур на легкую тропическую форму, в которую были одеты остальные. Сбрив бороду, я снова узнал, что такое мыло и что такое — увы — консервированное соевое «мясо». Спать я ложился под москитную сетку. В полной уверенности, что в случае любой опасности меня разбудит часовой. К тому же рядом, как плечи надежных друзей, высились железные джаггернауты.
Морлок вызывал такой нескрываемый интерес, что даже не смог жить в лагере, и вынужден был вернуться на стоянку древнего человека", на берег моря. Я не препятствовал ему, поскольку знал, что упрямец не оставит своих попыток собрать машину времени из уцелевших деталей. Он даже позаимствовал кое-какие инструменты у Экспедиционных Сил. Однако помня случай с пристикампусом, с ним отрядили пару солдат, которые по очереди менялись. Гостил и я у него.
Дня через два суета в лагере наскучила мне, терпеть не могу вынужденного безделья. Так получилось, что я напросился поучаствовать в работе солдат. Скоро я доказал свою ценность в знании особенностей местной флоры и фауны, а также географии. В лагере приходилось бороться с болезнями — солдаты оказались не более подготовленными, чем я, — и тогда я стал помощником единственного доктора, довольно молодого и постоянно уставшего до чертиков «найка» прикрепленного к 9-му Гуркхскому [19] полку.
Я почти не видел Гибсона, погруженного в рутину ежедневных дел, и в том числе бюрократических проволочек. Все время требовалось составлять какие-то рапорта, отчеты для Уайтхолла, которого не будет еще полсотни миллионов лет. Вероятно, этот неунывающий подполковник охотнее бомбил бы сейчас Берлин, если бы от этого города еще что-то осталось. У Хилари Бонд, напротив, оставалось свободное время — поскольку ее основной обязанностью было доставлять экспедицию туда и обратно, бросая металлический утюг джаггернаута сквозь века, тысячелетия и геологические эпохи. Поэтому она вплотную занялась мной и Нево — проявив себя гостеприимной и чуткой хозяйкой.
Однажды мы гуляли вдвоем по морской окраине леса, а Бонд, раздвигая сильными руками лианы, упругой походкой перескакивая через корни, рассказывала мне, что случилось после моего исчезновения.
— Сначала мне казалось, что это конец. В том числе — войны. Что защищать? — Купол похоронил под собой последние надежды.
Но все оказалось не так. Видимо, британцы привыкли воевать и уже без этого не могут. Тем более, что после Куполов еще оставались Бункеры — вот куда ушли все силы Сопротивления и остатки регулярной армии. Туда были эвакуированы военные заводы.
Я представил себе эти подземные заводы, эти утопающие в подземной темноте улиц, новое поколение детей с узкими глазами, снующих в узких тоннелях и начинающих приобретать зрение морлоков — и опять получалось, что человечество сползает в Пещерный век. Видимо, второй его части суждено жить на поверхности — и кто знает, не станет ли земля снова пастбищем для скота, пожираемого им подобными подземными жителями?
— Так и что же война. Фронт, осада Европы…
Бонд пожала плечами.
— Вы же слышали эту пропаганду из «бормоталок» — последний удар", который должен решить все. — Она понизила голос. — Как будто нас мог кто-нибудь услышать. — По моему, линии траншей не сдвинулись ни на дюйм с 1935 года. Война пригвоздила нас к одному месту. Это как мертвая петля бесконечности. Она будет продолжаться, пока не иссякнут последние силы.
— Но за что же вы сражаетесь? Страны разрушены, города стерты в пыль, поля отравлены ядовитыми газами. Никто не может защитить мирных жителей — и никто не может остановить войну.
— Возможно, вы и правы, — ответила она. — Не думаю, что у Британии достанет сил подняться из руин даже после завершения войны. И то же самое ждет Германию.
— Так что же делать? И зачем продолжать бессмысленное разорение Земли и уничтожение народов?
— Затем, что мы не можем остановиться, — спокойно сказала она тоном человека, привыкшего каждое утро перечитывать свой смертный приговор. Под загаром, полученным в глубоком палеоцене, проступила бледность горожанки двадцатого века, родившейся под бетонным куполом и не знавшей солнечных лучей. — Ходят слухи, что германцы…
Мы вышли из лесу, и в лицо нам дохнул жаркий воздух побережья. Здесь его смягчал свежий солоноватый бриз, шевеливший барашками волн. Вдалеке я разглядел черную точку — мне показалось, что я вижу избушку Нево.
— Так вы говорите, германцы…
— Только слухи. Что они снова изобрели нечто небывалое.
И снова встала картина: Европа от Голландии до Альп, миллионы мужчин и женщин схлестнувшихся в войне…
Да, в этом тропическом мире такое кажется абсурдом, кошмарным сном!
— Так что же изобрели германцы?
— Бомбу. Совершенно нового типа — и немыслимой мощности. Говорят, это бомба из каролиния.
Я тут же вспомнил, что мне рассказывал Уоллис о достоинствах нового химического элемента.
— И само собой, второе — это их техника пространственно-временных перемещений. Говорят, у них целые моторизованные бригады машин времени.
Так что, сами понимаете, война неизбежна. И даже если бы мы хотели остановиться, теперь это уже не зависит от нас. Если оставить германцам монополию на такое оружие, они завоюют мир. И страшно себе представить, что будет дальше, потому что после завоевания мира все равно останется оружие.
В голосе Хилари прорезалось холодное отчаяние. — Поэтому наше правительство так суетится с созданием новых реакторов на каролинии, на производстве платтнерита…
— А вы не подумали о том, что германцы могут обогнать вас в другом?
— То есть?
— Очень просто. Перепрыгнуть вас.
— Что вы имеете в виду?
— Обогнать во времени. Что, если их временной скачок был продолжительнее вашего — и они вас опередили в прошлом?
— Немцы не опередили нас, — с какой-то странной улыбкой сказала она. — Потому что они тоже ищут вас. Они знают, с кого все началось, и будут выслеживать.