Страница:
В отсутствие бритвы я зарос пышной бородой, в которой уже просматривалась седина, указывая на то, что время идет.
Нево показал, как пользоваться очками. Нажав определенным образом на линзы, можно было приближать самые далекие предметы, как в телескопе. Я не преминул этим немедленно воспользоваться. Резкость была такой, что недостижима ни в подзорной трубе, ни в телескопе.
Первые дни своей одинокой жизни я гулял босиком по траве и покрывался бронзовым загаром. Временами начинало казаться, что я нахожусь на курорте, где-нибудь в Богноре.
Вечером я возвращался в свою хижину и как только закрывалась дверь, засыпал подоткнув под голову сложенный сюртук.
Большую часть времени я проводил в разглядывании Внутреннего мира в увеличительные очки. Я сидел на краю платформы или же валялся на траве с сюртуком, подстеленным под голову, бороздя взором небо, похожее на карту.
Это была экваториальная зона, почти типично земной ландшафт. Сравнительно узкая (в масштабах Сферы) полоска шириной в несколько миллионов миль. Там в небе, были странные пятна серебряно ледникового цвета, просвечивающие замершими морями, мне удалось разглядеть также оранжевую кляксу овальной формы непонятного происхождения — быть может, осенние леса, или прерии, или просто лесные пожары. Здесь, на экваторе, воздух был гуще, а гравитация сильнее. Похоже, этот экваториальный район был необитаем. Пустыни и океаны, в которых можно было утопить землю, сияли на Солнце фантастическим блеском. Эти пустоши земли и воды разделялись мирами-островами, районами размерами чуть больше земли.
Там я разглядел мир полный зелени: лесов и трав, с поднимающимися среди крон сияющими зданиями, что говорило о том, что там города. Я вычислил на карте Сферы мир, закованный во льды, где могли обитать мои предки времен ледникового периода. Может быть, это было искусственное охлаждение, и мир громоздился на какой-нибудь платформе-холодильнике. В некоторых из миров просматривались отчетливые следы промышленности: дымили фабричные и пароходные трубы, выгибались мосты над водоемами.
А иные миры были и вовсе непонятны мне — в них была своя, но непостижимая для меня цивилизация.
Я видел миры, парящие в небе, за которыми плыли их тени, видел строения, превышавшие длиной Великую Китайскую стену, окантовывающие гигантские пространства… Я даже представить себе не мог, что за люди там живут.
Несколько дней я просыпался в сумерках. Громадная облачная стена надвинулась над землей, а затем зарядил долгий проливной ливень. Видимо, погода в Сфере регулировалась.
Наконец, наступил день, когда я решил отправиться в путь. Я уже загодя определил себе направление — разглядев в очки-телескопы далекое нагромождение камней, которое сначала принял за тень или же лесной массив. Прихватив запас воды и съестного, уложив его в «суму», которую смастерил из сюртука, связав рукава, я пошел навстречу новым приключениям. Уже через несколько часов я выбился из сил. Что дальше? Думал я, переводя дыхание. Если со мной что-нибудь случится, когда я зайду далеко, то я не смогу даже вызвать Нево и потеряю последнюю надежду на возвращение в свой мир. Умру в травах, подобно раненой газели. И все это из-за дурацкой причуды сходить к далекой куче камней!
Почесав в затылке, я развернулся и отправился назад, к платформе.
18. Новые элои
19. Как я преодолевал межпланетное пространство
20. Рассказ о далеком будущем
Нево показал, как пользоваться очками. Нажав определенным образом на линзы, можно было приближать самые далекие предметы, как в телескопе. Я не преминул этим немедленно воспользоваться. Резкость была такой, что недостижима ни в подзорной трубе, ни в телескопе.
Первые дни своей одинокой жизни я гулял босиком по траве и покрывался бронзовым загаром. Временами начинало казаться, что я нахожусь на курорте, где-нибудь в Богноре.
Вечером я возвращался в свою хижину и как только закрывалась дверь, засыпал подоткнув под голову сложенный сюртук.
Большую часть времени я проводил в разглядывании Внутреннего мира в увеличительные очки. Я сидел на краю платформы или же валялся на траве с сюртуком, подстеленным под голову, бороздя взором небо, похожее на карту.
Это была экваториальная зона, почти типично земной ландшафт. Сравнительно узкая (в масштабах Сферы) полоска шириной в несколько миллионов миль. Там в небе, были странные пятна серебряно ледникового цвета, просвечивающие замершими морями, мне удалось разглядеть также оранжевую кляксу овальной формы непонятного происхождения — быть может, осенние леса, или прерии, или просто лесные пожары. Здесь, на экваторе, воздух был гуще, а гравитация сильнее. Похоже, этот экваториальный район был необитаем. Пустыни и океаны, в которых можно было утопить землю, сияли на Солнце фантастическим блеском. Эти пустоши земли и воды разделялись мирами-островами, районами размерами чуть больше земли.
Там я разглядел мир полный зелени: лесов и трав, с поднимающимися среди крон сияющими зданиями, что говорило о том, что там города. Я вычислил на карте Сферы мир, закованный во льды, где могли обитать мои предки времен ледникового периода. Может быть, это было искусственное охлаждение, и мир громоздился на какой-нибудь платформе-холодильнике. В некоторых из миров просматривались отчетливые следы промышленности: дымили фабричные и пароходные трубы, выгибались мосты над водоемами.
А иные миры были и вовсе непонятны мне — в них была своя, но непостижимая для меня цивилизация.
Я видел миры, парящие в небе, за которыми плыли их тени, видел строения, превышавшие длиной Великую Китайскую стену, окантовывающие гигантские пространства… Я даже представить себе не мог, что за люди там живут.
Несколько дней я просыпался в сумерках. Громадная облачная стена надвинулась над землей, а затем зарядил долгий проливной ливень. Видимо, погода в Сфере регулировалась.
Наконец, наступил день, когда я решил отправиться в путь. Я уже загодя определил себе направление — разглядев в очки-телескопы далекое нагромождение камней, которое сначала принял за тень или же лесной массив. Прихватив запас воды и съестного, уложив его в «суму», которую смастерил из сюртука, связав рукава, я пошел навстречу новым приключениям. Уже через несколько часов я выбился из сил. Что дальше? Думал я, переводя дыхание. Если со мной что-нибудь случится, когда я зайду далеко, то я не смогу даже вызвать Нево и потеряю последнюю надежду на возвращение в свой мир. Умру в травах, подобно раненой газели. И все это из-за дурацкой причуды сходить к далекой куче камней!
Почесав в затылке, я развернулся и отправился назад, к платформе.
18. Новые элои
Несколько дней спустя я вылез их хижины после пробуждения и сразу заметил, что свет стал ярче обычного. В небе я увидел еще одно светило рядом с незыблемо пылавшей звездой. Надев очки, я присмотрелся. Это был пылающий светом плавучий остров. Он содрогался от взрывов, расцветая облаками дыма, походившего на прекрасные мрачные цветы. Судя по тому, что там происходило, вряд ли на острове могло остаться что-либо живое. И тем не менее взрывы не стихали. И кроме них — больше ничего. Мертвая, сверхъестественная тишина!
Остров пылал ярче солнца, и так продолжалось несколько часов. Я знал, что стал свидетелем грандиозной трагедии людей или же их потомков.
И везде в каменном небе я видел следы войны: ее шрамы и ожоги украшали внутренний мир Сферы. Выжженные долы, траншеи, длинные как марсианские каналы, — и в них, наверное, год за годом погибали люди, сражаясь за чьи-то неведомые интересы. Охваченные огнем города, поднимающиеся над ними белыми облаками пара — видимо, там применялось какое-то воздушное оружие. И еще я видел мир, опустошенный войной, с почерневшими как угли континентами и городами, обращенными в пепел.
Представляю. Какая участь ждала Землю со времени моего исчезновения.
Через несколько дней я надолго расстался с очками. Земля, обезображенная войной, производила гнетущее впечатление.
В мое время были люди, отстаивающие войну, считая, что это необходимое средство для разрядки энергии, накапливающейся в человечестве. Они усматривали в войне очищающую функцию. Просто не хотели смотреть правде в глаза: война дает человеку выплеснуть наружу звериные инстинкты, содержавшиеся в нем. И при этом находит любые оправдания и причины и поводы. Гипертрофированный мозг находит оправдание всем жестокостям.
Мысленно я представил себе на этой карте над головой очертания Великобритании и Германии, давних соперников. Экономический и нравственный кризис привел эти государства на грань войны. И будь эти страны сейчас там — в моем каменном небе, меня, вне сомнения, тоже ждало бы незабываемое зрелище.
Тут мой ум вновь обратился к размышлениям о Нево и его народе, а также о его рациональном до предела обществе.
Да, человек может сражаться, отстаивая свою честь, защищая свою семью, он имеет на это право. Итак, один сражается за интересы семьи — а другой просто потому, что не видит для себя иной реализации в мире, где он живет. И, как только начинается война, уже не распутать, кто за что дерется и с чего все началось. В обществе накапливается масса недовольных жизнью людей — а из них получаются прекрасные солдаты, революционеры, инсургенты и так далее.
, поведение человечества предсказуемо. В особенности в нестабильном мире, где благ никогда не хватает на всех. Еще никому не удавалось разделить блага — или даже просто земли — поровну и по справедливости. И любой дележ отвергается и пересматривается последующими поколениями.
У морлоков не было таких проблем. Возможно, оттого, что они ушли от проблемы пола и семьи. У них был род — связанный несемейными узами, короче говоря, муравейник. Может быть, война — это проблема пола? Ведь, что характерно, воюют в основном мужские особи. И если бы человек дошел бы до состояния «унисекс» (эволюционируя в морлока), то возможно, избавился бы от войн.
В подобных размышлениях я провел несколько дней, продолжая свой курортный образ жизни. И, наконец, определился со своим будущим.
Больше мне нечего было делать в этом Внутреннем мире. С Нево и его сородичами я также не мог оставаться.
И более всего мне не давало покоя мое изобретение. Машина Времени оказалась разрушителем миров, нанося непоправимый вред Истории.
Я должен был решить эту проблему, с каковой целью вызвал Нево.
— Как только была сконструирована Сфера, — объяснял Нево, — наступил раскол. Те, кто хотел жить как люди, перешли во Внутренний мир. А те, кто хотел отречься от прошлых ошибок древнего человечества, стали морлоками. Войны остались проклятием Внутреннего мира.
— Нево, неужели цель создания Сферы — предоставить квази-людям, этим новым элоям, пространство для войн, так, чтобы они не уничтожили само Человечество?
— Нет. — Он стоял с зонтиком над головой в величественной позе, которая казалась уже забавной. — Конечно же нет. Сфера была построена для морлоков — как вы называете нас. А также для того, чтобы сберечь и употребить во благо всю солнечную энергию.
Он сморгнул.
— Какой еще может быть цель разумных существ, если не собрать и сберечь сохранить всю доступную информацию?
Механизм Памяти Сферы — вот что имелось в виду. Это была грандиозный библиариум, где хранилась мудрость целой расы, накопленная за полмиллиона лет, причем морлоки продолжали кропотливо собирать и обрабатывать информацию.
Эти новые морлоки были расой ученых! — и вся аккумулированная энергия солнца была пущена на постепенный коралловый рост их великой библиотеки.
Я почесал бороду.
— Понятно — хотя бы мотив. Наверное, это не так далеко от импульсов которые управляют моей жизнью. Но вы не боитесь, что в один прекрасный день все это кончится? Что вы станете делать, когда сложится окончательная теория физической вселенной?
Он покачал головой: еще один перенятый у меня жест.
— Это невозможно. И один из людей вашего времени — Курт Гедель — первый продемонстрировал это.
— Кто-кто?
— Курт Гедель. Ученый, родившийся на свет лет через десять после вашего исчезновения из времени.
Оказывается, этот не родившийся Гедель в 1930 году наглядно продемонстрировал процесс бесконечности познания. И точные науки, несмотря на свое название, никогда не смогут, оказывается, прийти к общей схеме и как-то завершить процесс познания мира. Логические системы всегда обогащаются правдой или ложью новых аксиом.
— Просто голова раскалывается, — для наглядности я схватился за голову, уже понимая, что скоро морлок переймет и этот жест. — Представляю, как отреагировал мир на открытие бедняги Геделя. Мой учитель алгебры просто сбросил бы его с лестницы, приди к нему с такой вестью.
— Гедель, — сказал Нево, — показал, что путь познания бесконечен.
Я кивнул.
— Он дал вам цель. Цель, уходящую в бесконечность.
Значит, морлоки были чем-то вроде монашеского ордена, без устали работающего на то, чтобы сохранить знания нашей великой вселенной.
Наконец — в Конце Времен — эта великая Сфера с вмонтированным в нее Разумом и его слугами-морлоками, станет чем-то вроде храма, в центре которого размещен алтарь Солнца.
Нельзя было не согласиться с Нево. Что более высшей цели для разумных существ невозможно представить.
Я заранее знал, что скажу.
— Нево, я хочу вернуться на Землю. Мы будем вместе работать над Машиной Времени.
Он кивнул.
— Я вам очень благодарен. Ценность вашего предложения неизмерима.
Дальнейшее мы обсудили по пути, и трудностей в общении с морлоком уже не возникало.
Наскоро собравшись в дорогу, я попутно обдумал все остальное.
Я знал, что Нево не терпится заполучить секрет путешествия во времени. Я чувствовал себя так, будто обманываю ребенка. Да, я вернусь на Землю вместе с Нево, но вовсе не собирался там оставаться. Как только я доберусь до машины, я немедленно сорвусь обратно в прошлое.
Остров пылал ярче солнца, и так продолжалось несколько часов. Я знал, что стал свидетелем грандиозной трагедии людей или же их потомков.
И везде в каменном небе я видел следы войны: ее шрамы и ожоги украшали внутренний мир Сферы. Выжженные долы, траншеи, длинные как марсианские каналы, — и в них, наверное, год за годом погибали люди, сражаясь за чьи-то неведомые интересы. Охваченные огнем города, поднимающиеся над ними белыми облаками пара — видимо, там применялось какое-то воздушное оружие. И еще я видел мир, опустошенный войной, с почерневшими как угли континентами и городами, обращенными в пепел.
Представляю. Какая участь ждала Землю со времени моего исчезновения.
Через несколько дней я надолго расстался с очками. Земля, обезображенная войной, производила гнетущее впечатление.
В мое время были люди, отстаивающие войну, считая, что это необходимое средство для разрядки энергии, накапливающейся в человечестве. Они усматривали в войне очищающую функцию. Просто не хотели смотреть правде в глаза: война дает человеку выплеснуть наружу звериные инстинкты, содержавшиеся в нем. И при этом находит любые оправдания и причины и поводы. Гипертрофированный мозг находит оправдание всем жестокостям.
Мысленно я представил себе на этой карте над головой очертания Великобритании и Германии, давних соперников. Экономический и нравственный кризис привел эти государства на грань войны. И будь эти страны сейчас там — в моем каменном небе, меня, вне сомнения, тоже ждало бы незабываемое зрелище.
Тут мой ум вновь обратился к размышлениям о Нево и его народе, а также о его рациональном до предела обществе.
Да, человек может сражаться, отстаивая свою честь, защищая свою семью, он имеет на это право. Итак, один сражается за интересы семьи — а другой просто потому, что не видит для себя иной реализации в мире, где он живет. И, как только начинается война, уже не распутать, кто за что дерется и с чего все началось. В обществе накапливается масса недовольных жизнью людей — а из них получаются прекрасные солдаты, революционеры, инсургенты и так далее.
, поведение человечества предсказуемо. В особенности в нестабильном мире, где благ никогда не хватает на всех. Еще никому не удавалось разделить блага — или даже просто земли — поровну и по справедливости. И любой дележ отвергается и пересматривается последующими поколениями.
У морлоков не было таких проблем. Возможно, оттого, что они ушли от проблемы пола и семьи. У них был род — связанный несемейными узами, короче говоря, муравейник. Может быть, война — это проблема пола? Ведь, что характерно, воюют в основном мужские особи. И если бы человек дошел бы до состояния «унисекс» (эволюционируя в морлока), то возможно, избавился бы от войн.
В подобных размышлениях я провел несколько дней, продолжая свой курортный образ жизни. И, наконец, определился со своим будущим.
Больше мне нечего было делать в этом Внутреннем мире. С Нево и его сородичами я также не мог оставаться.
И более всего мне не давало покоя мое изобретение. Машина Времени оказалась разрушителем миров, нанося непоправимый вред Истории.
Я должен был решить эту проблему, с каковой целью вызвал Нево.
— Как только была сконструирована Сфера, — объяснял Нево, — наступил раскол. Те, кто хотел жить как люди, перешли во Внутренний мир. А те, кто хотел отречься от прошлых ошибок древнего человечества, стали морлоками. Войны остались проклятием Внутреннего мира.
— Нево, неужели цель создания Сферы — предоставить квази-людям, этим новым элоям, пространство для войн, так, чтобы они не уничтожили само Человечество?
— Нет. — Он стоял с зонтиком над головой в величественной позе, которая казалась уже забавной. — Конечно же нет. Сфера была построена для морлоков — как вы называете нас. А также для того, чтобы сберечь и употребить во благо всю солнечную энергию.
Он сморгнул.
— Какой еще может быть цель разумных существ, если не собрать и сберечь сохранить всю доступную информацию?
Механизм Памяти Сферы — вот что имелось в виду. Это была грандиозный библиариум, где хранилась мудрость целой расы, накопленная за полмиллиона лет, причем морлоки продолжали кропотливо собирать и обрабатывать информацию.
Эти новые морлоки были расой ученых! — и вся аккумулированная энергия солнца была пущена на постепенный коралловый рост их великой библиотеки.
Я почесал бороду.
— Понятно — хотя бы мотив. Наверное, это не так далеко от импульсов которые управляют моей жизнью. Но вы не боитесь, что в один прекрасный день все это кончится? Что вы станете делать, когда сложится окончательная теория физической вселенной?
Он покачал головой: еще один перенятый у меня жест.
— Это невозможно. И один из людей вашего времени — Курт Гедель — первый продемонстрировал это.
— Кто-кто?
— Курт Гедель. Ученый, родившийся на свет лет через десять после вашего исчезновения из времени.
Оказывается, этот не родившийся Гедель в 1930 году наглядно продемонстрировал процесс бесконечности познания. И точные науки, несмотря на свое название, никогда не смогут, оказывается, прийти к общей схеме и как-то завершить процесс познания мира. Логические системы всегда обогащаются правдой или ложью новых аксиом.
— Просто голова раскалывается, — для наглядности я схватился за голову, уже понимая, что скоро морлок переймет и этот жест. — Представляю, как отреагировал мир на открытие бедняги Геделя. Мой учитель алгебры просто сбросил бы его с лестницы, приди к нему с такой вестью.
— Гедель, — сказал Нево, — показал, что путь познания бесконечен.
Я кивнул.
— Он дал вам цель. Цель, уходящую в бесконечность.
Значит, морлоки были чем-то вроде монашеского ордена, без устали работающего на то, чтобы сохранить знания нашей великой вселенной.
Наконец — в Конце Времен — эта великая Сфера с вмонтированным в нее Разумом и его слугами-морлоками, станет чем-то вроде храма, в центре которого размещен алтарь Солнца.
Нельзя было не согласиться с Нево. Что более высшей цели для разумных существ невозможно представить.
Я заранее знал, что скажу.
— Нево, я хочу вернуться на Землю. Мы будем вместе работать над Машиной Времени.
Он кивнул.
— Я вам очень благодарен. Ценность вашего предложения неизмерима.
Дальнейшее мы обсудили по пути, и трудностей в общении с морлоком уже не возникало.
Наскоро собравшись в дорогу, я попутно обдумал все остальное.
Я знал, что Нево не терпится заполучить секрет путешествия во времени. Я чувствовал себя так, будто обманываю ребенка. Да, я вернусь на Землю вместе с Нево, но вовсе не собирался там оставаться. Как только я доберусь до машины, я немедленно сорвусь обратно в прошлое.
19. Как я преодолевал межпланетное пространство
Мне пришлось ждать три дня, прежде чем Нево объявил, что, наконец, готов к отправлению. Оказалось, нужно было дождаться момента, пока часть Сферы, в которой находились мы, поравняется с Землей, совершающей свой путь по орбите.
Мои мысли были возбуждены предстоящим путешествием — это был не страх. Поскольку мне. Очевидно, уже пришлось проделать этот путь в межпланетном пространстве, пусть в бессознательном состоянии. Скорее, это был чисто научный интерес — каким образом устроен корабль для таких перемещений? Судя по всему, это должен быть какой-то управляемый снаряд, вроде того, в котором отправил своих героев на Луну корифей фантастического жанра французский писатель Жюль Верн. Фантастика фантастикой, однако по моим расчетам для запуска подобного снаряда нужна была сила, способная преодолеть гравитацию — и при старте от человека вполне могло остаться только мокрое место. Нас с Нево просто размазало бы по стенкам такого корабля, точно клубничный джем.
Как же это могло сработать?
Общеизвестно, что между планетами нет никакого воздуха. Это совершенно пустое пространство, называемое вакуумом. Естественно в природе нет ничего абсолютного — и всякий вакуум относителен — это сильно разреженные газы, электромагнитные поля и прочее — но одно совершенно ясно: дышать в этом пространстве нечем — и пороховой заряд также не сработает, поскольку нет воздуха, а, значит, нет кислорода, необходимого для реакции. Мы не способны летать как земные птицы, которые опираются крыльями о воздух. Нет воздуха — нет и толчка! Возможно, космическая яхта, в которой нам предстояло лететь сквозь космос, должна передвигаться с помощью ракеты — причем в состав горючего обязательным образом должен входить кислород. В газообразном виде его много не захватишь в дорогу, значит — жидкий кислород с низкой температурой замерзания.
Впрочем, откуда мне известны технологии 657 208 года? Кораблю предстояло преодолеть гравитацию солнца и огромной Сферы. Возможно, при помощи тех же магнитных полей, о которых рассуждал Нево.
Как только мы вновь спустились в темный мир морлоков, утопавший в вечной тьме, я поднял голову, мысленно прощаясь со светлым Внутренним миром. Я снял очки и пообещал себе, что в следующий раз мое лицо осветит Солнце моего, девятнадцатого столетия!
Я ожидал, что попаду в какой-нибудь порт, с торчащими эбонитово-черными стволами ракет, напоминавших крейсера в доках.
Далеко идти не пришлось. Всего в нескольких милях пути по движущимся дорожкам Пола находилось это место. Небольшая коробка в рост человека, похожая на кабину лифта.
По знаку Нево я зашел внутрь. Морлок за мной. С шипением двери за нами закрылись. Коробка была абсолютно прямоугольной, однако закругленные углы делали ее внутри похожей на ромб. Кроме нас здесь ничего не было: ни стула, ни стола, лишь стержни, торчавшие из стенки «лифта».
Нево коснулся паучьими пальцами одного из стержней.
— Приготовьтесь. После старта гравитация изменится.
Эти слова, сказанные совершенно спокойным тоном, не на шутку взволновали меня. Глаза Нево за непроницаемыми очками хранили все то же отрешенное выражение. В его лице была смесь любопытства и аналитической работы ума. Я заметил, что его пальцы цепко обволокли стержни.
И тут — это произошло быстрее, чем я мог вообразить — пол распахнулся под ногами. Лифт провалился сквозь пол вместе со мной и Нево!
Я закричал и вцепился в один из поручней, как ребенок в материнскую юбку.
Бросив взгляд вверх, я увидел в прозрачный потолок кабины удалявшуюся Сферу. Вскоре кабина стала кувыркаться в пространстве, и Сфера то исчезала вверху, то появлялась под ногами. Нас бесцеремонно вышвырнули из того мрачного, почти подземного мира в еще большую пустоту и мрак открытого космоса.
Подо мной распахнулась глубочайшая на свете пещера, полная звезд, в которую стремительно скатывались мы с Нево.
— Заклинаю — что с нами происходит? Запуск сорвался?
В этот момент я стал замечать, что ноги мои оторвались от пола. С Нево происходило то же самое. Мы повисли над полом кабины, хватаясь руками за поручению Меня стало мутить. Мы болтались в пространстве точно горошины в спичечном коробке.
Нево посмотрел на меня:
— Мы открепились от Сферы. Все в порядке. Именно так и происходит межпланетное перемещение. А остальное — это невесомость и эффект вращения.
— Понимаю, — перебил я, — но почему? Почему так? Мы что, так и будем падать до самой Земли?
Его ответ добил меня окончательно.
— Естественно, — подтвердил морлок. — До самой Земли.
Тут у меня уже не осталось сил на дальнейшие расспросы. Я парил по кабине совсем как беспризорный воздушный шарик, но, в отличие от людей, шарикам тошнота и головокружение незнакомы.
Наконец мне удалось взять себя в руки. То есть свое тело. То есть научиться им управлять, пусть с грехом пополам.
Нево объяснил мне, как происходит полет на Землю. И только тогда я смог по достоинству оценить этот изящный и экономичный способ передвижения между планетами.
Да, многие светлые умы моего века предсказывали, что для полетов в космосе потребуются недюжинные затраты энергии. Но дело в том, что наш лифт, запущенный с экватора Сферы, уже получил могучую энергию вращения. Это был прощальный пинок, которого удостоила нас гостеприимная Сфера. Скорость вращения на экваторе была изрядная, так что у морлоков не было надобности ни в ракетах, ни в пушках для запуска кораблей или снарядов. Начиненных туристами, на Землю. Достаточно было просто выбросить капсулу за борт, остальное доделывала природа.
Так с нами и поступили. При такой скорости, как заверил меня мой провожатый и уже коллега — в этой катапульте мы должны были достичь орбиты Земли за каких-нибудь сорок семь часов.
Сколько я ни осматривал капсулу, не было и следа управляемых двигателей. Да и шума двигателей тоже не чувствовалось. Я просто кувыркался в кабине, моя борода развевалась как облако, а сюртук то и дело норовил слезть с плеч.
— Ну, принципы запуска мне понятны, — сказал я Нево, чтобы хоть как-то скрасить предстоящие часы. — НО как управляется эта капсула?
Несколько секунд он медлил с ответом, как будто колеблясь.
— Мне показалось, что вы меня поняли, но теперь вижу, что это не так. Я же сказал — это запуск с помощью центростремительной силы и…
— Это я понял, — агрессивно перебил я. Тут и ежу понятно. Но если мы обнаружим, что отклонились в сторону — мы что, так и пролетим мимо Земли?
В уме я уже сложил, что даже отклонение на градус при запуске может привести к кардинальной перемене курса — учитывая межпланетные расстояния. Мы можем пролететь в нескольких миллионах миль от Земли — и поплывем потом в бесконечные дали космоса, пока не кончится воздух в кабине!
Вид у моего собеседника был явно смущенный.
— Ошибки быть не может, — промямлил он.
— И все же, — настаивал я, — если что-нибудь произойдет, как нам выровнять траекторию?
Подумав некоторое время, он, наконец, ответил.
— Нет, это невозможно.
— Что невозможно?
— Отклонение невозможно. Это исключено.
— Вы в этом так уверены?
— Уверен. Ни в какой корректировке курса капсула не нуждается.
Я вынудил Нево повторить это несколько раз, пока не поверил ему окончательно. Капсула после запуска летела наобум, точно камень, выпущенный из пращи, как беспомощный снаряд из романа Жюля Верна.
Мой протест и несогласие с таким антинаучным подходом вызвали у морлока некоторый шок.
Капсула бултыхалась, вращаясь в космосе: многочисленные звезды и уникальная Сфера крутились по сторонам, а я с трудом убеждал себя, что все в порядке, и что наш путь заранее рассчитан, и прибытие на родную планету так же неизбежно, как наступление весны. Впрочем, после остановки вращения Земли такие понятия как времена года потеряли смысл. Несколько часов я провел в параличе страха. Определенно, такое путешествие имело все признаки кошмара — падение в бездонную тьму и полная беспомощность и невозможность как-то повлиять на события. Видимо, морлоки стопроцентно доверяли своей технике — но я не родился морлоком, и оттого опасения не оставляли меня.
И вот мы заметно стали притормаживать. Или мне это лишь показалось?
Мои мысли были возбуждены предстоящим путешествием — это был не страх. Поскольку мне. Очевидно, уже пришлось проделать этот путь в межпланетном пространстве, пусть в бессознательном состоянии. Скорее, это был чисто научный интерес — каким образом устроен корабль для таких перемещений? Судя по всему, это должен быть какой-то управляемый снаряд, вроде того, в котором отправил своих героев на Луну корифей фантастического жанра французский писатель Жюль Верн. Фантастика фантастикой, однако по моим расчетам для запуска подобного снаряда нужна была сила, способная преодолеть гравитацию — и при старте от человека вполне могло остаться только мокрое место. Нас с Нево просто размазало бы по стенкам такого корабля, точно клубничный джем.
Как же это могло сработать?
Общеизвестно, что между планетами нет никакого воздуха. Это совершенно пустое пространство, называемое вакуумом. Естественно в природе нет ничего абсолютного — и всякий вакуум относителен — это сильно разреженные газы, электромагнитные поля и прочее — но одно совершенно ясно: дышать в этом пространстве нечем — и пороховой заряд также не сработает, поскольку нет воздуха, а, значит, нет кислорода, необходимого для реакции. Мы не способны летать как земные птицы, которые опираются крыльями о воздух. Нет воздуха — нет и толчка! Возможно, космическая яхта, в которой нам предстояло лететь сквозь космос, должна передвигаться с помощью ракеты — причем в состав горючего обязательным образом должен входить кислород. В газообразном виде его много не захватишь в дорогу, значит — жидкий кислород с низкой температурой замерзания.
Впрочем, откуда мне известны технологии 657 208 года? Кораблю предстояло преодолеть гравитацию солнца и огромной Сферы. Возможно, при помощи тех же магнитных полей, о которых рассуждал Нево.
Как только мы вновь спустились в темный мир морлоков, утопавший в вечной тьме, я поднял голову, мысленно прощаясь со светлым Внутренним миром. Я снял очки и пообещал себе, что в следующий раз мое лицо осветит Солнце моего, девятнадцатого столетия!
Я ожидал, что попаду в какой-нибудь порт, с торчащими эбонитово-черными стволами ракет, напоминавших крейсера в доках.
Далеко идти не пришлось. Всего в нескольких милях пути по движущимся дорожкам Пола находилось это место. Небольшая коробка в рост человека, похожая на кабину лифта.
По знаку Нево я зашел внутрь. Морлок за мной. С шипением двери за нами закрылись. Коробка была абсолютно прямоугольной, однако закругленные углы делали ее внутри похожей на ромб. Кроме нас здесь ничего не было: ни стула, ни стола, лишь стержни, торчавшие из стенки «лифта».
Нево коснулся паучьими пальцами одного из стержней.
— Приготовьтесь. После старта гравитация изменится.
Эти слова, сказанные совершенно спокойным тоном, не на шутку взволновали меня. Глаза Нево за непроницаемыми очками хранили все то же отрешенное выражение. В его лице была смесь любопытства и аналитической работы ума. Я заметил, что его пальцы цепко обволокли стержни.
И тут — это произошло быстрее, чем я мог вообразить — пол распахнулся под ногами. Лифт провалился сквозь пол вместе со мной и Нево!
Я закричал и вцепился в один из поручней, как ребенок в материнскую юбку.
Бросив взгляд вверх, я увидел в прозрачный потолок кабины удалявшуюся Сферу. Вскоре кабина стала кувыркаться в пространстве, и Сфера то исчезала вверху, то появлялась под ногами. Нас бесцеремонно вышвырнули из того мрачного, почти подземного мира в еще большую пустоту и мрак открытого космоса.
Подо мной распахнулась глубочайшая на свете пещера, полная звезд, в которую стремительно скатывались мы с Нево.
— Заклинаю — что с нами происходит? Запуск сорвался?
В этот момент я стал замечать, что ноги мои оторвались от пола. С Нево происходило то же самое. Мы повисли над полом кабины, хватаясь руками за поручению Меня стало мутить. Мы болтались в пространстве точно горошины в спичечном коробке.
Нево посмотрел на меня:
— Мы открепились от Сферы. Все в порядке. Именно так и происходит межпланетное перемещение. А остальное — это невесомость и эффект вращения.
— Понимаю, — перебил я, — но почему? Почему так? Мы что, так и будем падать до самой Земли?
Его ответ добил меня окончательно.
— Естественно, — подтвердил морлок. — До самой Земли.
Тут у меня уже не осталось сил на дальнейшие расспросы. Я парил по кабине совсем как беспризорный воздушный шарик, но, в отличие от людей, шарикам тошнота и головокружение незнакомы.
Наконец мне удалось взять себя в руки. То есть свое тело. То есть научиться им управлять, пусть с грехом пополам.
Нево объяснил мне, как происходит полет на Землю. И только тогда я смог по достоинству оценить этот изящный и экономичный способ передвижения между планетами.
Да, многие светлые умы моего века предсказывали, что для полетов в космосе потребуются недюжинные затраты энергии. Но дело в том, что наш лифт, запущенный с экватора Сферы, уже получил могучую энергию вращения. Это был прощальный пинок, которого удостоила нас гостеприимная Сфера. Скорость вращения на экваторе была изрядная, так что у морлоков не было надобности ни в ракетах, ни в пушках для запуска кораблей или снарядов. Начиненных туристами, на Землю. Достаточно было просто выбросить капсулу за борт, остальное доделывала природа.
Так с нами и поступили. При такой скорости, как заверил меня мой провожатый и уже коллега — в этой катапульте мы должны были достичь орбиты Земли за каких-нибудь сорок семь часов.
Сколько я ни осматривал капсулу, не было и следа управляемых двигателей. Да и шума двигателей тоже не чувствовалось. Я просто кувыркался в кабине, моя борода развевалась как облако, а сюртук то и дело норовил слезть с плеч.
— Ну, принципы запуска мне понятны, — сказал я Нево, чтобы хоть как-то скрасить предстоящие часы. — НО как управляется эта капсула?
Несколько секунд он медлил с ответом, как будто колеблясь.
— Мне показалось, что вы меня поняли, но теперь вижу, что это не так. Я же сказал — это запуск с помощью центростремительной силы и…
— Это я понял, — агрессивно перебил я. Тут и ежу понятно. Но если мы обнаружим, что отклонились в сторону — мы что, так и пролетим мимо Земли?
В уме я уже сложил, что даже отклонение на градус при запуске может привести к кардинальной перемене курса — учитывая межпланетные расстояния. Мы можем пролететь в нескольких миллионах миль от Земли — и поплывем потом в бесконечные дали космоса, пока не кончится воздух в кабине!
Вид у моего собеседника был явно смущенный.
— Ошибки быть не может, — промямлил он.
— И все же, — настаивал я, — если что-нибудь произойдет, как нам выровнять траекторию?
Подумав некоторое время, он, наконец, ответил.
— Нет, это невозможно.
— Что невозможно?
— Отклонение невозможно. Это исключено.
— Вы в этом так уверены?
— Уверен. Ни в какой корректировке курса капсула не нуждается.
Я вынудил Нево повторить это несколько раз, пока не поверил ему окончательно. Капсула после запуска летела наобум, точно камень, выпущенный из пращи, как беспомощный снаряд из романа Жюля Верна.
Мой протест и несогласие с таким антинаучным подходом вызвали у морлока некоторый шок.
Капсула бултыхалась, вращаясь в космосе: многочисленные звезды и уникальная Сфера крутились по сторонам, а я с трудом убеждал себя, что все в порядке, и что наш путь заранее рассчитан, и прибытие на родную планету так же неизбежно, как наступление весны. Впрочем, после остановки вращения Земли такие понятия как времена года потеряли смысл. Несколько часов я провел в параличе страха. Определенно, такое путешествие имело все признаки кошмара — падение в бездонную тьму и полная беспомощность и невозможность как-то повлиять на события. Видимо, морлоки стопроцентно доверяли своей технике — но я не родился морлоком, и оттого опасения не оставляли меня.
И вот мы заметно стали притормаживать. Или мне это лишь показалось?
20. Рассказ о далеком будущем
На второй день полета Нево стал интересоваться деталями моего первого путешествия в будущее.
— Итак, все кончилось простым угоном машины у ваших негостеприимных морлоков.
— Собственной, заметьте, машины.
— И, стало быть, вы погнали дальше, в будущее той истории.
— Сначала я просто не сразу пришел в себя, оттянув рычаг, и мне, честно говоря, дела не было, куда я мчусь — в прошлое или в будущее. Наконец мне пришло в голову взглянуть на циферблаты-счетчики, и я обнаружил, что ускользаю на грандиозной скорости в будущее.
В другой Истории, — продолжал я рассказывать ему, так как заняться было все равно больше нечем, — никто не выпрямлял ось Земли и не останавливал планету. Дни мелькали привычно, сменяясь ночами, и периоды Солнцестояния сменялись один за другим, чередуясь со временами года. Но потом…
— Земля стала крутиться медленнее, — догадался Нево.
— Да. К тому же температура солнца заметно упала. Хотя короткие вспышки случались ярче, нежели его обычное сезонное свечение. И каждый раз после очередной вспышки оно начинало тускнеть. И тогда я начал останавливаться.
Ландшафт вокруг напоминал марсианский — такой, как я его представлял себе. На Землю это было уже непохоже. Громадное бездвижное Солнце повисло над горизонтом, остальную часть небосклона занимали упрямо светившие звезды — с ними ничего не приключилось. Земной ландшафт покрывали искрошенные скалы и жизнеспособный сорняк, ядовито-зеленая трава, короткая как мох, обросла восточную сторону, откуда ловила последние лучи солнца.
Моя машина стояла на песке, косо спускавшимся к стеклянно-незыблемому морю. Воздух был холоден и разрежен, его едва хватало для дыхания. Казалось, я в прибрежной зоне. А где-то высоко в горах. От привычного ландшафта Темзы почти ничего не осталось. Легкий ветер со стороны моря, хранивший в себе морозное дыхание ледников — и ни одного следа присутствия человека.
Мы с Нево висели в космосе, и я трагическим голосом продолжал свой рассказ о будущем Земли — том, первом будущем, которое безвозвратно исчезло после моего первого возвращения. Я вспоминал детали, которых не успел поведать тогда, за ужином в компании друзей на Земле.
— Я заметил животное, похожее на австралийского кенгуру, — вспоминал я. — Примерно трех футов роста. Оно растерянно прыгало по берегу — наверное. Заблудилось. Серая шкурка слиплась, оно беспомощно копалось среди камней, тщетно пытаясь грызть жесткий неподатливый лишайник. Но тут я заметил одну странность. Дело в том, что это было не совсем обычное кенгуру. Оно было пятипалым. Да-да. Причем как нижние, так и верхние конечности… И еще — странно высокий лоб у этого животного наводил на мысль, что это какой-то мутант. И глаза… Я начал догадываться, что, возможно, передо мной экземпляр деградирующего человечества.
Но тут новый непривычный звук отвлек меня — я развернулся в седле. Точнее, это был не звук — мне показалось, что мое ухо пощекотало нечто пушистое.
За спиной стоял еще один представитель земной фауны. Это была какая-то много ножка — но какая! Три-четыре фута толщиной и около тридцати в длину, с телом, покрытым хитиновыми чешуйками. Темно-красного цвета разреза говядины, оно ползло в песке. Ползая, перемещалось по песку. Ползло оно на ресничках, каждое величиною в фут, одной из них оно и коснулось меня. Задело своим волоском. Оторвав голову от песка, оно широко раззявило пасть с шевелящимися мандибулами. Шестиугольные глаза уставились на меня с нескрываемым вожделением.
Я тут же схватился за рычаг и унесся от монстра сквозь будущее.
Потом я очутился на том же самом берегу, по прошествии многих десятков и сотен лет. Теперь на меня наступало целое стадо тех же многоножек, хаотично переваливаясь друг через друга и шурша хитином. Извиваясь, они недвусмысленно ползли в мою сторону. На берегу я заметил ссохшиеся останки этого, быть может, последнего кенгуру.
Не в силах вынести этой тошнотворной сцены, я снова выжал рычаги и перескочил сразу через миллион лет.
И увидел все тот же пустынный песчаный пляж. Но теперь ко мне по склону спускалось существо, похожее на исполинскую бабочку, вспархивая в небо и то и дело приземляясь грузным телом. Размером оно было с человека, с большими, почти прозрачными крыльями. Оно издавало страшные звуки, местами напоминавшие человеческий голос.
Тут я обратил внимание на движение совсем рядом: это были красные камни, словно позаимствованные с марсианского пейзажа. Они двигались ко мне. Нечто, похожее на краба: только размером с диван, короткими щупальцами и глазами на высоких стеблях, которые раскачиваясь, пялились на меня все с тем же странно-человекоподобным выражением. Челюсти их непрерывно двигались, а панцирь порос все тем же живучим и вездесущим лишайником.
Как только неуклюжая псевдо-бабочка приблизилась, крабы тотчас налетели на нее. Атака не удалась, но в клешнях осталось немного алой плоти.
— Видимо, это неизбежно, — кивнул Нево, — с тех пор как живое и разумное разделилось на элоев и морлоков, в природе установилось незыблемое отношение хищник-жертва.
— Но формы, формы…
— Природа не устает удивлять в процессе эволюции все новыми и неожиданными формами. Главное остается: одни формы питаются другими. Им не привыкать к видоизменениям. Охотник всегда безошибочно распознает добычу.
— Итак, — продолжал я, — мое путешествие сквозь будущее продолжилось, сопровождаемое все теми же страшными картинами. Даже через миленниум все те же крабы ползали по побережью, стуча о камни своими панцирями, разъеденными лишайником. Солнце становилось все больше и все холоднее.
Последняя моя остановка была через тридцать миллионов лет от момента моей отправки. Падал снег, покрывая землю ледяной коркой. Чтобы хоть как-то согреться, мне пришлось сунуть руки под мышки. Всюду высился снег, голубовато отсвечивая в звездном сиянии. Гигантские фигуры айсбергов, словно тени призраков, плыли по вечному морю.
— Итак, все кончилось простым угоном машины у ваших негостеприимных морлоков.
— Собственной, заметьте, машины.
— И, стало быть, вы погнали дальше, в будущее той истории.
— Сначала я просто не сразу пришел в себя, оттянув рычаг, и мне, честно говоря, дела не было, куда я мчусь — в прошлое или в будущее. Наконец мне пришло в голову взглянуть на циферблаты-счетчики, и я обнаружил, что ускользаю на грандиозной скорости в будущее.
В другой Истории, — продолжал я рассказывать ему, так как заняться было все равно больше нечем, — никто не выпрямлял ось Земли и не останавливал планету. Дни мелькали привычно, сменяясь ночами, и периоды Солнцестояния сменялись один за другим, чередуясь со временами года. Но потом…
— Земля стала крутиться медленнее, — догадался Нево.
— Да. К тому же температура солнца заметно упала. Хотя короткие вспышки случались ярче, нежели его обычное сезонное свечение. И каждый раз после очередной вспышки оно начинало тускнеть. И тогда я начал останавливаться.
Ландшафт вокруг напоминал марсианский — такой, как я его представлял себе. На Землю это было уже непохоже. Громадное бездвижное Солнце повисло над горизонтом, остальную часть небосклона занимали упрямо светившие звезды — с ними ничего не приключилось. Земной ландшафт покрывали искрошенные скалы и жизнеспособный сорняк, ядовито-зеленая трава, короткая как мох, обросла восточную сторону, откуда ловила последние лучи солнца.
Моя машина стояла на песке, косо спускавшимся к стеклянно-незыблемому морю. Воздух был холоден и разрежен, его едва хватало для дыхания. Казалось, я в прибрежной зоне. А где-то высоко в горах. От привычного ландшафта Темзы почти ничего не осталось. Легкий ветер со стороны моря, хранивший в себе морозное дыхание ледников — и ни одного следа присутствия человека.
Мы с Нево висели в космосе, и я трагическим голосом продолжал свой рассказ о будущем Земли — том, первом будущем, которое безвозвратно исчезло после моего первого возвращения. Я вспоминал детали, которых не успел поведать тогда, за ужином в компании друзей на Земле.
— Я заметил животное, похожее на австралийского кенгуру, — вспоминал я. — Примерно трех футов роста. Оно растерянно прыгало по берегу — наверное. Заблудилось. Серая шкурка слиплась, оно беспомощно копалось среди камней, тщетно пытаясь грызть жесткий неподатливый лишайник. Но тут я заметил одну странность. Дело в том, что это было не совсем обычное кенгуру. Оно было пятипалым. Да-да. Причем как нижние, так и верхние конечности… И еще — странно высокий лоб у этого животного наводил на мысль, что это какой-то мутант. И глаза… Я начал догадываться, что, возможно, передо мной экземпляр деградирующего человечества.
Но тут новый непривычный звук отвлек меня — я развернулся в седле. Точнее, это был не звук — мне показалось, что мое ухо пощекотало нечто пушистое.
За спиной стоял еще один представитель земной фауны. Это была какая-то много ножка — но какая! Три-четыре фута толщиной и около тридцати в длину, с телом, покрытым хитиновыми чешуйками. Темно-красного цвета разреза говядины, оно ползло в песке. Ползая, перемещалось по песку. Ползло оно на ресничках, каждое величиною в фут, одной из них оно и коснулось меня. Задело своим волоском. Оторвав голову от песка, оно широко раззявило пасть с шевелящимися мандибулами. Шестиугольные глаза уставились на меня с нескрываемым вожделением.
Я тут же схватился за рычаг и унесся от монстра сквозь будущее.
Потом я очутился на том же самом берегу, по прошествии многих десятков и сотен лет. Теперь на меня наступало целое стадо тех же многоножек, хаотично переваливаясь друг через друга и шурша хитином. Извиваясь, они недвусмысленно ползли в мою сторону. На берегу я заметил ссохшиеся останки этого, быть может, последнего кенгуру.
Не в силах вынести этой тошнотворной сцены, я снова выжал рычаги и перескочил сразу через миллион лет.
И увидел все тот же пустынный песчаный пляж. Но теперь ко мне по склону спускалось существо, похожее на исполинскую бабочку, вспархивая в небо и то и дело приземляясь грузным телом. Размером оно было с человека, с большими, почти прозрачными крыльями. Оно издавало страшные звуки, местами напоминавшие человеческий голос.
Тут я обратил внимание на движение совсем рядом: это были красные камни, словно позаимствованные с марсианского пейзажа. Они двигались ко мне. Нечто, похожее на краба: только размером с диван, короткими щупальцами и глазами на высоких стеблях, которые раскачиваясь, пялились на меня все с тем же странно-человекоподобным выражением. Челюсти их непрерывно двигались, а панцирь порос все тем же живучим и вездесущим лишайником.
Как только неуклюжая псевдо-бабочка приблизилась, крабы тотчас налетели на нее. Атака не удалась, но в клешнях осталось немного алой плоти.
— Видимо, это неизбежно, — кивнул Нево, — с тех пор как живое и разумное разделилось на элоев и морлоков, в природе установилось незыблемое отношение хищник-жертва.
— Но формы, формы…
— Природа не устает удивлять в процессе эволюции все новыми и неожиданными формами. Главное остается: одни формы питаются другими. Им не привыкать к видоизменениям. Охотник всегда безошибочно распознает добычу.
— Итак, — продолжал я, — мое путешествие сквозь будущее продолжилось, сопровождаемое все теми же страшными картинами. Даже через миленниум все те же крабы ползали по побережью, стуча о камни своими панцирями, разъеденными лишайником. Солнце становилось все больше и все холоднее.
Последняя моя остановка была через тридцать миллионов лет от момента моей отправки. Падал снег, покрывая землю ледяной коркой. Чтобы хоть как-то согреться, мне пришлось сунуть руки под мышки. Всюду высился снег, голубовато отсвечивая в звездном сиянии. Гигантские фигуры айсбергов, словно тени призраков, плыли по вечному морю.