Банч Кристофер. Король-Провидец

   – У тебя будет возможность объяснить любые расхождения.
   – Вы же знаете, в Сайане нет честных людей, – попробовал он зайти с другой стороны. – Иногда приходится прикарманивать пару монет, жить-то надо.
   – Не сомневаюсь, – согласился я. – Если у меня или полномочного посла Тенедоса возникнут вопросы, ваши объяснения будут внимательно выслушаны.
   – Даже если у вас не будет другого доказательства, кроме моего слова?
   – Вы офицер, а любой офицер, который служит под моим командованием, либо всегда говорит правду, либо с позором изгоняется из армии. Кроме того, посол Тенедос – Провидец, или джак, по-местному. С помощью своего волшебства он сразу же увидит правду. Честному человеку нечего бояться.
   Уолло попытался улыбнуться, не смог и торопливо вышел. Как и следовало ожидать, он сбежал задолго до того, как мы закрыли ворота на ночь, даже не захватив свои пожитки. Однако мое расследование по расходу средств, причитающихся для выплаты жалованья наемникам, показало, что если он не был отчаянным прожигателем жизни, то на украденные деньги мог бы купить себе новый гардероб и небольшой особняк в придачу. Я и не ожидал ничего иного.
   Слуги Тенедоса также приложили много стараний в работе со старым персоналом посольства, и мало-помалу резиденция начала превращаться в пристойное место для жилья. Они получали неоценимую помощь от нашего кастеляна Элюарда, после того как его заверили, что мы не собираемся проверять его учетные книги. После этого воришка твердо стоял на нашей стороне.
   Со временем предстояли еще бо льшие перемены, но никто из нас не питал иллюзий, что времени окажется достаточно.
   Не требовалось ни шпионов, ни волшебства, чтобы понять: Сайана бурлит и приближается к точке кипения. Мы не осмеливались выезжать за город, но предполагали, что все, что творится в столице, происходит во всех Спорных Землях. Хуже того, мы слышали, что повсюду снова возродилась кровная вражда, сопровождающаяся зловещими обещаниями «больших перемен». Кейт жил в ожидании близкой войны.
   Нумантийцев здесь ненавидели, как и других иностранцев. Излюбленный лозунг, написанный на любой открытой стене, гласил:
 
   М'рт те Ф'ренг!
   Смерть инородцам.
 
   Достаточно было короткого разговора в таверне, чтобы уяснить: большинство кейтцев понимает под этим всех иностранцев, невзирая на чины и звания. Если ты прибыл из Юрея, Никеи, Каллио, любой другой нумантийской провинции, Майсира или даже из других пограничных областей, ты автоматически становился врагом и законной добычей, потенциальной жертвой грабежа или копья в спину.
   Кроме моих солдат и слуг Тенедоса в Сайане жили около трехсот нумантийцев, занимавшихся разными ремеслами – торговцев, аптекарей, оружейников – а также горсточка тех, кто женился на уроженках Кейта и остался жить здесь. Мы с Тенедосом хотели бы, чтобы они успели бежать из Сайаны, прежде чем разразится буря, но нам приходилось молчать. В случае катастрофы мы обязаны будем защитить их.
   Единственными, о ком я так ничего и не узнал, были Товиети. Случайное упоминание этого слова прерывало оживленный разговор на полуслове, и устанавливалось зловещее молчание. Не было даже слухов, по крайней мере таких, которые бы повторялись бы в присутствии нумантийцев. Однако Тенедос говорил, что такое молчание указывает на то, что Товиети действительно существуют, а не являются плодом воспаленного воображения какого-нибудь никейского паникера.
   – Ценна любая информация, включая и ее отсутствие, мой дорогой Дамастес, – говорил он.
   Вскоре я кое-что узнал о брате Бейбера Ферганы, Шамиссо. Мнения разделились. В основном о нем говорили как о законченном негодяе и позоре для всей страны. Это мнение высказывали все, кто обладал властью и занимал более или менее ответственные посты, или те, кто не был уверен в политических симпатиях собеседника. Другие – слуги, ремесленники и бедняки – наделяли Шамиссо всеми добродетелями рода Ферганы, а его брату-ахиму приписывали все мыслимые пороки. Было совершенно ясно, что претендент на трон значительно более популярен, чем считается при дворе, и эта популярность постоянно растет.
   Я разрешал своим уланам выходить за пределы посольства лишь четверками или в большем количестве, в сопровождении минимум одного уоррент-офицера. Это им не нравилось, и даже капитан Меллет считал мои меры чересчур строгими, но после того как полдюжины его пехотинцев были избиты до полусмерти в «случайных» пьяных драках, он отдал такие же распоряжения.
   Как бы то ни было, немногие из моих подчиненных выказывали желание гулять по городу. Я устроил у нас армейскую таверну, закупив вдоволь вина и крепких напитков, и продавал их по оптовым ценам, а что касается еды, то в наших кухнях всегда было вдоволь вкусных блюд, приготовленных по нумантийским рецептам.
   Что касается секса... у нас были шлюхи, привезенные в обозе Куррамской Легкой Пехоты, а туземная прислуга в основном укомплектовывалась женщинами. Поскольку они состояли на жаловании у Иршада либо у Ферганы, то их отбирали не столько за талант к уборке помещений или чистке посуды, сколько за внешний вид и общительность. Почти все они были молоды, довольно красивы и очень дружелюбны.
   Их отношения с солдатами меня не касались, поэтому я не интересовался, с кем спит тот или иной человек, когда он не находится на боевом посту. В Кавалерийском лицее меня учили, что шпионы высоко ценят «постельные беседы», и это беспокоило меня в течение нескольких дней, пока я не пришел к очевидному выводу: разговоры в постели не могут причинить вреда, если тот, кто болтает, не знает ничего важного.
   На самом деле у нас было мало секретов; бо льшую их часть знали мы с Лейшем Тенедосом и капитаном Меллетом. Были, правда, кое-какие сведения, которые противник мог выведать у глупого или пьяного улана – например, время смены караула или местонахождение постов, – но я очень часто менял и то, и другое.
   Сам я спал в одиночестве, согласно заветам отца. Правда, я еще и сейчас помню одну молодую женщину, ухаживавшую за цветами в наших комнатах. Она была смуглой, с быстрой пугливой улыбкой. Кроме того, у нее были полные груди с розовыми сосками и стройные бедра, которые я увидел однажды, когда она «подумала, что я вышел» и переодевалась в моей комнате, пока я принимал ванну. Уверен, что со временем мы бы оказались в одной постели, но как раз времени-то у нас и не оставалось.
   Лейш Тенедос немного удивлял меня: я не раз видел женщин, выскальзывавших из его комнат в неподобающий час, и однажды, проходя мимо кухонной кладовой, услышал отрывок разговора, перемежавшегося веселым хихиканьем: «Ах да, волшебник знает толк в любви и склонен к необычному, но есть одна странная...» – но тут мои шаги были услышаны, и я так и не узнал, в чем заключалось это «необычное». Однако чем больше я думал об этом, тем меньше это для меня значило. Тенедос не был женат или же никогда не упоминал о своей супруге. Какая разница, спит ли он в одиночестве, или с женщиной? Кейтские нравы едва ли можно было назвать строгими, и чем более высокое положение в обществе занимал человек, тем распущеннее он становился. Я больше не размышлял на эти темы. Тенедос был моим начальником, и, кроме того, я полагал, что у него хватит благоразумия не болтать о своих любовных утехах.
   Вскоре у меня у меня появились другие, более важные дела.
 
   Было уже далеко за полночь. Я сидел с Тенедосом в его кабинете, когда раздались крики.
   Мы отдыхали после долгого дня, проведенного в обществе алчных вельмож ахима Ферганы за разработкой пакта между Нумантией и Спорными Землями. Предполагалось, что Нумантия предоставит в распоряжение ахима изрядную сумму золотом, за что он обязуется делать «все, что в его силах и власти», чтобы удержать хиллменов от разбойничьих набегов на Юрей. Тенедос хотел получить более конкретные заверения, например, о готовности Бейбера Ферганы разрешить преследование разбойничьих шаек по ту сторону границы или даже сотрудничать с нашими патрулями. Ахим же хотел только одного: золота, и побольше.
   Я слушал, как Тенедос рассказывает о недостатках нынешнего правления в Нумантии и о том, как все провинции нужно обязать оказывать значительную поддержку своему королевству, что принесет им в будущем гораздо бо льшие выгоды, чем сейчас, когда мирная тишина ночи взорвалась дикими воплями.
   Прежде чем замерло эхо, я уже был в коридоре с обнаженным клинком в руке. Вопли доносились снизу, с первого этажа здания. Я слышал крики дежурных уоррентов, зовущих стражу, и невнятные восклицания штатских.
   Виновница переполоха стояла на пороге комнаты Элюарда. Это была одна из девушек, работавших на кухне, и я удивился, не понимая, что она здесь делала в такой поздний час.
   Девушка была в истерике и могла лишь показывать пальцем на распахнутую дверь. Я отодвинул ее в сторону и вошел внутрь.
   Апартаменты оказались очень роскошными; стены и мягкая мебель были так же затянуты бархатом, как и в комнатах Тенедоса. Очевидно, мелкое воровство Элюарда со временем помогло ему сколотить весьма приличную сумму.
   Сам Элюард раскинулся в широком кресле с подголовником. На столе перед ним стояли два бокала. Один, ближний к нему, был пуст, другой полон до краев.
   На его груди болтались концы длинного шнура из желтого шелка, а сам шнур скрывался в складках его побагровевшей шеи. Язык Элюарда вывалился наружу, глаза вылезли из орбит, и я сразу же почувствовал вонь от его опорожнившегося кишечника.
   Тело было еще теплым, но, без сомнения, Элюард был уже мертв.
   За мной в дверях толпились люди, и кто-то произнес:
   – Товиети!
   Через час тело унесли кейтские стражники, с явной неохотой выполнявшие это поручение. Они боялись прикасаться к трупу и отказывались давать какое-либо объяснение случившемуся. Никто не имел представления, почему жертвой оказался Элюард.
   Все ворота резиденции были по-прежнему заперты или заложены изнутри засовами.
   Стражники не стали обыскивать дом или допрашивать кого-либо из слуг. Девушка-посудомойка оказалась одной из любовниц Элюарда; в ту ночь была ее очередь спать с ним.
   Я быстро допросил часовых и приказал тщательно осмотреть здание на предмет не замеченных ранее дверей или проходов, но сомневался, что обычные поиски дадут результат.
   Единственной нашей путеводной нитью было орудие убийства – желтый шелковый шнур. Сейчас он лежал на столе Лейша Тенедоса.
   Тенедос открыл оба сундука, где хранились его магические принадлежности, и приготовил несколько инструментов. Он убрал с пола ковры и начертил какие-то символы внутри трех концентрических окружностей с треугольником, вписанным в последнюю, самую маленькую из них. От вида этих таинственных символов у меня почему-то пробегал холодок по спине, и я старался не смотреть на них.
   Тенедос поставил на стол маленькую жаровню и насыпал в нее сушеных трав из стеклянных пузырьков. Я видел некоторые этикетки: полынь, ракитник, мандрагора, бузина, повилика.
   Перемешав травы, он установил жаровню на одной из вершин треугольника, потом взял шелковую удавку и встал в маленький круг, опираясь ногами на две других вершины треугольника.
   – Друг мой, я буду очень признателен, если ты возьмешь эту тонкую свечку и поднесешь ее к жаровне по моему сигналу. После этого, пожалуйста, держи свой кинжал наготове. Если случится что-нибудь... непредвиденное, или если тебе покажется, что мне угрожает опасность, ты должен разрубить кинжалом все три окружности. Сделай это быстро, поскольку события могут произойти стремительно, и я предчувствую, что встал на опасный путь.
   Я понимающе кивнул. На самом деле я нервничал гораздо сильнее Тенедоса – мне никогда не приходилось присутствовать при исполнении магического ритуала, не говоря уже о том, чтобы ассистировать при нем.
   – Зажигай жаровню, – голос Тенедоса звучал спокойно.
   Я подчинился и отпрыгнул назад, когда голубое пламя с ревом взмыло вверх и коснулось потолка. Однако пламя оказалось холодным.
   Тенедос начал декламировать:
 
   Теперь мы идем
   Прямо к сердцу,
   К тому месту,
   Откуда ты пришел.
   С твоими братьями,
   С твоими сестрами -
   Откуда ты пришел,
   Туда мы идем.
 
   Пламя опало, но, тем не менее, достигало человеческого роста. Вдоль границ каждой окружности, нарисованной мелом на полу, появились новые огоньки; они метались взад-вперед, словно преследуя друг друга.
   Темное зеленое пламя вспыхнуло в каждой из вершин треугольника, а затем Тенедос как будто исчез.
   Он еще стоял там, но его дух перенесся в другое место. Его голова стала резко поворачиваться из стороны в сторону, и это напомнило мне ястреба, осматривающего землю с большой высоты в поисках добычи. Его взгляд перемещался туда-сюда, затем обратился вверх, словно ястреб приближался к горному утесу. Губы Тенедоса растянулись в гримасе то ли ярости, то ли испуга, и он вздрогнул всем телом.
   Я приготовился нанести режущий удар, но в последнюю секунду сдержался.
   Его глаза снова стали вращаться, а потом широко распахнулись, как бы в изумлении. Он ахнул, охваченный ужасом. Его рот раскрылся в беззвучном крике, и тогда я ударил, а затем еще раз, для верности.
   Пламя погасло. Лейш Тенедос напоминал человека, проснувшегося после кошмара. Он выронил шелковый шнур и попытался отойти в сторону, но ноги плохо слушались его. Я помог ему сесть в кресло и потянулся к графину с бренди.
   – Нет, – прохрипел он. – Сначала воды.
   Я налил полный бокал, и он осушил его залпом, затем попросил еще.
   – Теперь я знаю нашего врага, – мрачно сказал он. – Можешь налить бренди... и себе тоже.
   Я подчинился, хотя не хотел спиртного. Он сделал медленный глоток, собираясь с мыслями.
   – Товиети действительно существуют, – сказал он. – Я двинулся по следу, оставленному удавкой, и вышел на их логово. А возможно, это лишь одно из их многочисленных убежищ. Оно находится в огромной пещере довольно далеко отсюда – в двух, может быть, в трех днях пути. Высоко в горах. Думаю, если кто-нибудь поможет мне с картой, я смогу отыскать его.
   Я обнаружил пещеру и вошел в нее, не пользуясь обычным входом. Там моему взору предстал гигантский центральный зал и коридоры, расходившиеся в разные стороны. Не знаю, куда они ведут.
   Внутри стояли люди, мужчины и женщины. По меньшей мере тысяча человек, или больше. Все они были одеты в белое, хотя некоторые из них выглядели так, словно выбрались из помойной ямы. Думаю, большинство из них – уроженцы Кейта. У одной стены возвышалась огромная куча золота, драгоценных камней и других сокровищ.
   Казалось, будто все эти люди чего-то ждут.
   Там был трон, а перед ним – нечто напоминавшее алтарь, хотя я никогда не видел такого алтаря и не слышал ни о чем подобном. Он имел цилиндрическую форму, вроде военного барабана, и был довольно высоким – пожалуй, двадцать футов от пола.
   Вокруг него стояли мужчины и женщины, также одетые в белое, но каждый из них, кроме того, носил желтый кушак. Мне показалось, что один из них очень похож на Бейбера Фергану, но помоложе и не такой толстый.
   – Его брат? – предположил я.
   – Возможно. Я попытался переместиться поближе, а затем кто-то... что-то... ощутило меня. Толпа сразу же взвыла от ярости. Люди вокруг алтаря – по-видимому, их лидеры – как будто увидели меня. Они выкрикивали проклятья и указывали на меня пальцами. Я не знал, что делать. На меня нахлынуло ощущение леденящего ужаса и полной беспомощности, словно я внезапно оказался на пути у разъяренного тигра.
   В следующее мгновение меня бы схватили и разорвали в клочья... но тут вмешался ты и спас меня.
   Это уже второй раз, Дамастес. Еще раз, и тебе придется усыновить меня, ибо только близкие родственники могут находиться в подобном долгу друг у друга.
   Тенедос слабо улыбнулся своей шутке. Я не обратил на это внимания.
   – Но что за существо в пещере, которое могло увидеть вас? Еще один волшебник или группа волшебников? Вы ощутили присутствие Иршада?
   – Не знаю... не могу сказать. Если это волшебник, то очень могущественный. Может быть, группа чародеев или джаков.
   Зато теперь я знаю, что Товиети действительно существуют, и если их реакция на мое появление может служить показателем, то они враждебны по отношению к нумантийцам. Возможно, если бы я носил знак, напоминающий всем и каждому, что я родом из Палмераса и питаю не больше любви к другим нумантийцам, чем они сами, я был бы в безопасности, – он передернул плечами и допил остатки бренди. – Все-таки в Совете Десяти заседают не такие паникеры, как я думал. В пещере есть... что-то опасное. Когда мы пошлем курьеров через Сулемское ущелье, я обязательно оповещу Совет о случившемся.
   – А как быть с убийством Элюарда?
   – Не знаю, – ответил Тенедос. – Шнур не помог мне узнать, как убийце удалось проникнуть в посольство, а все слуги, которых я проверил, чисты. Чародейская сеть Товиети сплетена весьма искусно. Пожалуй, я смог проследить за удавкой до места ее появления лишь потому, что в Сайане мало чародеев, равных мне по силе.
   А что до наших дальнейших действий... я могу усилить магическую защиту, наложенную на резиденцию, но это не более чем временная, оборонительная мера. Нам остается соблюдать крайнюю осторожность и надеяться, что мы сумеем раскрыть их планы... прежде чем они начнут экзекуцию. ^[3] Прошу прощения, кажется, я выразился неудачно.
   Он осушил еще один бокал бренди, не заметив, что я едва прикоснулся к своему. Попрощавшись, я вернулся в свои апартаменты.
   Но в ту ночь я так и не заснул.
   Впрочем, судя по числу освещенных окон, все остальные тоже не спали.
 
   Через два дня мы получили приглашение на банкет при дворе ахима Бейбера Ферганы. Его можно было рассматривать как приказ, ибо празднество устраивалось в честь годовщины восхождения нынешнего ахима на трон. Любой человек благородного звания, не прикованный к смертному одру, был обязан явиться с подобающими подарками, иначе его отсутствие рассматривалось как объявление кровной вражды.
   Я уже пропустил несколько приемов у ахима и надеялся найти какой-нибудь предлог, чтобы пропустить и этот. Его представление о веселом празднике сводилось к выслушиванию бесконечных речей, песен и стихов, восхвалявших его несравненные достоинства во всех сферах жизни – от постели до войны и политики. Одновременно он непрерывно поглощал огромное количество деликатесов, сопровождая этот процесс обильными возлияниями, и постепенно входил в полусонное состояние – этакий полубог, наделенный всеми добродетелями, дарованными человечеству. Чтобы не заснуть, приглашенные пили арак – маслянистый, смертоносно крепкий самогон из апельсинового сока. На следующее утро похмелье было таким, что смерть казалась одним из величайших благодеяний Умара.
   Поскольку на банкете присутствовал лишь один человек, чье моральное и физическое совершенство не подвергалось сомнению, за столом время от времени вспыхивали ссоры, которые, по обычаю хиллменов, быстро перерастали в дуэли. Ахим Фергана находил это развлечение превосходным и поощрял своих дворян биться друг с другом до тех пор, пока по крайней мере один из бойцов не выбывал из строя.
   С самого начала все пошло вкривь и вкось.
   Тронный зал был заставлен столами, а животные загнаны в стойла, где их также ожидала щедрая трапеза. Огромный чертог кишел кейтскими вельможами: на праздничные банкеты допускались только мужчины. Настенные канделябры и небольшие масляные лампы, стоявшие на каждом столе, освещали нарядный, празднично украшенный зал.
   Ахим Бейбер Фергана сидел на троне за персональным столом. На таких приемах высокородные дворяне и знатные иностранцы обычно рассаживались за первым длинным столом, прямо перед ним. В тот вечер мы с Тенедосом сидели через три места от посла Каллио, ландграфа Эллиаса Малебранша. Встретившись со мною взглядом, Малебранш с ироничной улыбкой поднял свой бокал. Я ответил на его насмешливый тост: было ясно, что он получает от вечера не больше удовольствия, чем мы сами.
   Ахим Фергана пребывал в самом дурном расположении духа, и нетрудно было понять, почему. Центральное место за нашим столом пустовало – это было кресло, предназначенное для джака Иршада. Рядом сидели трое чародеев из его свиты, но сам верховный маг куда-то запропастился. Меня изумляло, что он, несмотря на его исключительное положение, осмелился нарушить волю ахима. Должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее.
   Естественно, ахим топил свой гнев в алкоголе, жуя пряные листья и едва прикасаясь к лакомствам, расставленным перед ним. Огромная куча подарков справа от трона оставалась незамеченной.
   Обстановка еще более накалилась, когда какой-то особенно бездарный бард затянул длинную здравицу:
 
   Ахим Фергана, ты – Врагов Посрамленье,
   Угроза Неверным и Дев Наслажденье.
   Рассыплется войско противника в прах,
   Когда твое имя у нас на устах.
   С клинком обнаженным в деснице твоей,
   Могучий...
 
   С «Могучего» было более чем достаточно. Издав яростный рев, он размахнулся и швырнул в поэта золотым блюдом. Тот осознал, что шедевр не получил должного признания, и торопливо ретировался.
   – Где мой джак, дьявол его разбери? – завопил Фергана. – Как он осмеливается унизить меня в этот час, когда я праздную свой триумф? Капитаны стражи, обыщите весь дворец, пока не найдете его! Отрядите роту... нет, возьмите целый полк и обыщите все улицы Сайаны, если это будет необходимо!
   Он продолжал буйствовать. Я зачарованно наблюдал, впервые став свидетелем монаршего гнева, но внезапно вздрогнул и осознал, что в зале стало очень холодно. Из моего рта повалил пар, пальцы начали коченеть.
   Потом я увидел туман.
   Он наползал ниоткуда и отовсюду, словно распахнулись невидимые двери и вокруг задула зимняя поземка. Туман уплотнился, превратившись в темный, кипящий океан с проблесками света внутри. Я было подумал, что теперь он заполнит весь зал, но он сгустился в почти твердую, мерцающую форму.
   И тут над нами грянул чей-то мощный голос:
   – Бейбер Фергана... Наконец-то настал час расплаты! О брат мой, пришло время отомстить за твои злодеяния!
   Шамиссо Фергана! Однако я не мог разглядеть в тумане человеческий силуэт.
   Туман качнулся к трону. Один из вельмож ахима Ферганы вскочил на ноги с мечом в руке и наотмашь рубанул по воздуху. Туман всосал его в себя, поднял ввысь и разорвал надвое. Кровь хлынула потоком, смешиваясь с внутренностями, источавшими пар в морозном воздухе. Человек даже не успел вскрикнуть, как умер, и его изувеченный труп был отброшен в сторону.
   Фергана выпрямился, обнажив свой клинок. Туман схватил его и распял в воздухе, разведя его руки в стороны. Со стороны казалось, будто он беспомощно висит на невидимой дыбе.
   Решетки над нами с лязгом распахнулись. Лучники ахима, стоявшие на верхней галерее, прицелились и пустили стрелы. Некоторые нашли свою цель – кейтских вельмож – но большинство стрел поломалось о каменный пол.
   Туман взвихрился, потянулся вверх, и с галереи донеслись вопли и хрипы стражников. В считанные мгновения их передушили как котят.
   Тенедос лихорадочно шарил в небольшом мешочке, подвешенном к его поясу. С другой стороны стола джаки Ферганы что-то бессвязно бормотали, пытаясь изобрести контрзаклинание.
   Смех прокатился по залу, и мне показалось, что я уже где-то слышал этот смех раньше. Затем раздался голос джака Иршада:
   – Можете не тратить сил, идиоты. Моя магия гораздо сильнее, чем могут вообразить ваши скудные умы. Я – величайший джак этого мира!
   Бейбер Фергана, о ложный ахим, теперь пришло время расплаты за тот стыд и унижение, которым ты подвергал меня все эти годы, хотя когда-то я был твоим самым преданным слугой. Я бежал от твоей тирании еще до рассвета, зная, что вернусь с наступлением темноты и нанесу ответный удар, согласно воле благородного Шамиссо Ферганы.
   Уже давно, когда я впервые познал глубины твоего злодейства, я предложил тебе изобретение, которое должно было обеспечить тебе полную безопасность – кукол, в каждой из которых находятся жизненные элементы всех, кто тебя окружает.
   Эта идея показалась тебе превосходной, о безмозглый жирный глупец, и поэтому ты позволил тому, кто владеет куклами, владеть сердцем Кейта.
   Взгляни под помост, о ложный ахим, чей жребий предрешен! Куклы у меня, и я нахожусь в безопасном месте, где поклялся в вечной верности твоему брату, будущему ахиму Шамиссо Фергане.
   Узнай и еще одну новость, нечестивый пес. С годами, мало-помалу, я изготовил другую куклу. Это твоя копия, хотя ее можно спутать с каким-нибудь грязным боровом с крестьянского двора – столь гнусен и уродлив ее облик.
   Она содержит твои волосы, твою слюну, капли твоей крови и даже частицы твоего семени. Одна из шлюх, которых ты называешь женами, позволила мне соскрести их с ее бедра.
   Теперь ты мой, о Бейбер Фергана! Ты умрешь очень медленной смертью, о которой будут говорить шепотом до тех пор, пока от города Сайаны не останется камня на камне!
   Сейчас я предоставлю тебе удовольствие увидеть, какова эта смерть, и сделаю твою агонию еще более ужасной.
   Сначала я хотел умертвить кого-нибудь из дорогих тебе людей, но понял, что таких не существует. Единственный, кого ты любишь, о Бейбер Фергана, это ты сам.