Страница:
Мне требовалось время на размышление. Но Сайонджи, которая, как я начинал верить, действительно вмешивалась в дела Нумантии, не удовлетворила моего желания.
На следующий день после лекции Лейша Тенедоса домициус Лехар сообщил нам, что в Никее начинается Великая Конференция по вопросу Спорных Земель, которая продлится две недели. Чардин Шер, премьер-министр Каллио, уже пересек границу Дары, и главы других провинций тоже вскоре прибудут. Но их значение было второстепенным не только потому, что они представляли меньшие провинции (Дара и Каллио были крупнейшими), но и потому, что Каллио всегда являлось соперником Дары в борьбе за реальную власть в королевстве. Это было особенно справедливо теперь: пять лет назад Чардин Шер занял пост премьер-министра и показал себя сильным независимым правителем, обращавшим внимание на указы Совета Десяти лишь в тех случаях, когда это его устраивало.
Золотые Шлемы получили приказ об усиленной подготовке к Конференции, чтобы обеспечить ей надлежащий блеск и безопасность. В двух других никейских парадных полках, 19-ом Пехотном и 20-ом Тяжелой Кавалерии, также отменили все увольнительные и приступили к ежедневной муштре.
Граждане Никеи гордятся тем, что никогда ничему не удивляются. Но этот приезд Чардин Шера – первый раз, когда он соизволил посетить столицу – наполнил их сердца благоговейным трепетом. Маршрут премьер-министра Каллио от порта до дворца Совета Десяти был известен заранее, и каждое окно по пути следования сдавалось за приличную сумму серебром. Ожидалось, что улицы в этот день будут забиты до отказа. Никея собиралась устроить праздник по случаю приезда именитого гостя.
– Ну, разве не интересно, как люди увиваются вокруг человека, наделенного силой? – заметил Тенедос. – И это несмотря на то, что многие из них прекрасно понимают, что через месяц или через год он может стать их злейшим врагом.
Затем Тенедос добавил, что он тоже надеется на личную встречу с Чардин Шером. Когда я спросил его, не означает ли это, что он ничем не отличается от остальных, он свирепо уставился на меня, но секунду спустя расхохотался.
– Вот за что я люблю тебя, Дамастес: ты постоянно напоминаешь мне, что я также подвержен страстям и эмоциям, как и любой другой человек.
Теперь на меня навалилась масса дел, и Маран почти (но не совсем) исчезла из моих мыслей. Я полдюжины раз прогонял свой эскадрон по улицам, параллельным маршруту Чардин Шера – нам предстояло обеспечить фланговое прикрытие в случае беспорядков. К счастью, никаких поводов для беспокойства не наблюдалось... хотя кто знает, что может случиться, если толпа будет напирать слишком сильно в бессмысленном энтузиазме? Мы не получили от стражников известий о заговорах или отдельных маньяках, намеревавшихся причинить вред каллианцу, но для обеспечения его безопасности солдаты 19-го Пехотного полка выстраивались вдоль всего пути следования, а подразделения тяжелой кавалерии выставляли охрану через каждый сто ярдов.
Во время Конференции нас также предполагалось использовать для придания блеска различным общественным мероприятиям, запланированным для Чардин Шера и остальных важных персон. Мы могли выступать в любом качестве – от почетного эскорта до лакеев, открывающих двери. Я чувствовал себя скорее телохранителем, чем солдатом. Восторг, охвативший офицеров нашего полка перед грядущими событиями, служил мне напоминанием о том, как сильно Золотые Шлемы отличаются от 17-го Уланского полка.
Двумя главными событиями должны были стать большой бал-маскарад, устраивавшийся вскоре после прибытия Чардин Шера, и банкет после окончания Конференции.
За день до прибытия премьер-министра, когда я холил злобного вороного, который был предоставлен мне согласно уставу полка, а Лукан ревниво ржал в соседнем стойле, рассыльный в униформе вручил мне запечатанное послание.
"Моему другу Дамастесу.
Мы с мужем получили приглашение на бал-маскарад в Водном Дворце, который состоится через четыре дня. Разумеется, мы приняли приглашение на аудиенцию Чардин Шера, но, к сожалению, сегодня утром Эрнад выезжает домой, чтобы разобраться с проблемами в наших факториях в Чигонаре, и вернется в лучшем случае через неделю.
Могу ли я просить вас оказать мне честь и быть моим сопровождающим, или такая задача будет вам в тягость?
С дружеским расположением,
Маран, графиня Аграмонте-и-Лаведан".
Мне следовало попросить рассыльного немного подождать и написать короткую записку с выражением сожаления и вежливым отказом. Этого требовал не только здравый смысл, но и мой долг.
Тем не менее, я сказал рассыльному, что пришлю ответ в течение дня, и перед обедом поинтересовался у полкового адъютанта, капитана Лардье, существует ли возможность получить увольнительную на требуемое время.
Он нахмурился и сурово посмотрел на меня.
– Капитан, будь вы новоиспеченным легатом, я мог бы ожидать подобного вопроса. Но от эскадронного командира...
Прежде чем он успел продолжить, я показал ему приглашение. Его тон сразу же изменился.
– Ах... прошу прощения. Теперь я понимаю, почему вы решили проконсультироваться со мной в этом вопросе. Разумеется, Аграмонте и Лаведаны – могущественные семьи, и мы не хотим давать им ни малейшего повода для обиды или недовольства. Но я должен посоветоваться с домициусом.
Он направился в кабинет домициуса Лехара и вернулся прежде чем нас позвали к столу.
– Домициус вполне понимает важность вашей просьбы и дает свое согласие. Он просит вас лишь передать его лучшие пожелания графу Лаведану, когда вы увидитесь с ним.
Я заверил капитана Лардье, что непременно сделаю это в следующий раз, когда встречусь с графом в светском обществе. Признаюсь, я почувствовал себя виноватым, но это длилось не более трех секунд.
Вечером того же дня в офицерской столовой возникло неожиданное осложнение. Я уже знал, что капитан Лардье был сплетником первейшей пробы, и поэтому известие о том, что у меня появилась высокопоставленная подруга, быстро распространилось среди моих товарищей-офицеров.
Я допил свой обычный послеобеденный напиток – стакан холодного лимонного сока с ложечкой сахара – и уже собирался присоединиться к легату Петре, читавшему в уголке, когда услышал взрыв смеха и упоминание моего имени. Присмотревшись, я увидел легата Нексо в окружении группы его приятелей, таких же развязных хлыщей, как и он сам.
– Капитан а'Симабу, – произнес он, заметив, что привлек мое внимание, и гаденько улыбаясь. – Насколько я понимаю, вам выпало счастье завоевать благосклонность некой графини. Могу ли я поинтересоваться, какими... скрытыми талантами вы обладаете? Видите ли, дело в том, что никому из нас до сих пор не удавалось удостоиться хотя бы улыбки этой красотки.
Менее всего я нуждался в таких слухах. Я отставил бокал, стиснул зубы и подошел к легату. Поначалу он продолжал улыбаться, но чем ближе я подходил, тем бледнее становилось его лицо – в репутации вспыльчивых драчунов, которой пользуются симабуанцы, есть определенные преимущества.
Я резко вытянул руку, и он отпрянул, несомненно ожидая удара. Вместо этого я выхватил бокал, который он держал в руке, и понюхал жидкость.
– Насколько я понимаю, вы пьяны, легат. Это единственное обстоятельство, способное смягчить оскорбление, нанесенное вами одной из благороднейших семей города.
Он совершенно не ожидал атаки с этой стороны.
– Капитан, я...
– А теперь вы еще спорите со мной? – я повернулся и помахал эскадронному командиру Нексо, капитану Аберкорну. – Капитан, могу ли я ненадолго отвлечь ваше внимание?
Аберкорн подошел к нам.
– Капитан, этот ваш легат имел наглость оскорбить мою знакомую, графиню Аграмонте-и-Лаведан, в присутствии других офицеров. Он либо идиот, либо пьяница. Разумеется, я не могу вызвать на дуэль младшего офицера, да и в любом случае не испытываю желания пачкать свой клинок его кровью. Я мог бы призвать его к ответу в суде воинской чести... но, учитывая молодость и глупость легата, могу ли я попросить вас назначить более подобающее наказание для этого мальчишки?
Нексо побагровел от ярости и страха. Он прекрасно понимал, что оправдания бесполезны. Я был чрезвычайно доволен собой.
Капитан Аберкорн, известный тугодум, промямлил что-то неразборчивое и добавил:
– Конечно, это недопустимо. Какое наказание на ваш взгляд было бы уместным, сэр?
– Пожалуй, вам следует запретить ему появляться в офицерской столовой в течение месяца, а поскольку у него явно имеются проблемы с алкоголем, то потребовать воздержания на значительно более долгий срок, по вашему усмотрению. Возможно, это вразумит его.
– Вы совершенно правы, сэр. Легат, вы слышали, что сказал капитан. Удалитесь немедленно и помните: если вы собираетесь и дальше служить в полку Золотых Шлемов, то впредь я не хочу слышать ни о чем подобном.
Таким образом, с легатом Нексо было покончено. Слухи могли продолжаться, но их уже не осмеливались высказывать открыто.
Я с гораздо бо льшим удовольствием дал бы ему по морде, но выбранный мною более тонкий способ наказания действовал надежнее. Разумеется, его главной движущей силой был страх: все эти карьеристы, называвшие себя солдатами, смертельно боялись оскорбить такую могущественную семью, как Аграмонте.
Итак, я очертя голову бросился в омут. Справедливо считая себя дураком, я задумался о том, какой костюм должен носить дурак на маскараде. Впервые в жизни мне пришлось иметь дело с бессмысленными, но надоедливыми мелочами, заполнявшими досуг богатых людей.
Естественно, я не мог явиться на маскарад в парадном мундире. Я подумал о костюме Вахана, но это было бы кощунством по отношению к обезьяньему богу, которого я глубоко почитал. Легат Йонг предложил простое решение: нарядиться в лохмотья, которые я использовал для маскировки под хиллмена. Я обдумал его предложение, но моя душа восставала против этого: хиллмены были нашими врагами, и не к лицу было возвеличивать их при любых обстоятельствах. Карьян, в последнее время делавший заметные успехи в остроумии, предложил мне прийти на маскарад голым и пятясь задом наперед.
– Что это будет означать?
– Как что, сэр? Буханку свежевыпеченного хлеба!
Я отослал его на конюшню и зашел за советом к Тенедосу. Провидец тоже собирался на бал-маскарад вместе с Розенной. К тому времени я уже успел поближе познакомиться с ней. Поскольку я никогда не уделял особенного внимания человеческой репутации в любой области, кроме чести, баронесса начинала мне нравиться. Она была остра на язык и специализировалась на высмеивании разного рода провинциальных вельмож, стремившихся приобщиться к столичной жизни.
Тенедос сообщил, что его собственный наряд уже выбран и подготовлен – они с баронессой оденутся в меха и возьмут с собой дубинки, изображая Первого Мужчину и Первую Женщину.
– Почему бы тебе не переодеться крестьянином, повесив на шею желтый шелковый шнурок? – предложил он. – А потом посмотри, сколько людей узнает этот костюм, и ты сразу поймешь, как глубоко Товиети проникли в наше светское общество.
Я уже рассказал Тенедосу о маркизе Фенелон и ее золотой заколке, и он не выказал особенного удивления. Его предложение показалось мне интересным, но не более того.
Были рассмотрены и другие идеи, отвергнутые как абсурдные, дорогостоящие или непрактичные. Полагаю, половина никейских вельмож испытывала те же трудности: магазины дорогой одежды полны людей, а кареты покупателей загромождали улицы.
Наконец я остановился на роли странствующего нищего монаха, для которой требовался лишь мешковатый оранжевый балахон, веревка-подпояска и чаша для подаяний с крюком, подвешенная к поясу. Добавив к этому наряду полумаску, я остался доволен.
Маран спустилась по лестнице, и я забыл о своих слабых потугах на остроумие – дескать, чтобы подкрепиться перед молитвой, мне понадобится хотя бы чашка риса.
Маска злобного морского чудища закрывала ее голову, за исключением носа и губ. Глаза были скрыты за широкими темными линзами. В задней части маски находилось небольшое отверстие, позволявшее ее волосам свободно падать на плечи.
Маска плавно переходила в костюм из мерцающей светло-зеленой ткани, возможно, шелковой, обтягивавшей ее тело от шеи до щиколоток. В одеянии был сделан разрез до середины бедра, поэтому каждый ее шаг приоткрывал шелковистую кожу ее ног.
Платье так плотно облегало ее формы, что было совершенно ясно: под ним ничего нет. Заметив очертания ее сосков под тонкой зеленой тканью, я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Моя реакция была настолько очевидной, что ее соски тут же отвердели и слегка приподнялись. Я был рад, что просторный балахон скрывает ответ моего собственного тела.
Платье имело тонкий узор, напоминавший змеиные чешуйки. Оно было пропитано магией, причем в буквальном смысле. С каждым ее шагом оттенок платья менялся, и по нему пробегали волнообразные колыхания, как у ползущей змеи; кольца поднимались к ее плечам, а затем спускались вниз.
Маран остановилась в нескольких шагах от меня.
– Ну как?
– Мадам Морская Змея – очаровательнейшее существо всех океанов, – сказал я. – Морякам графа Лаведана очень повезло, что настоящие морские змеи не столь прекрасны, иначе многие его корабли остались бы без команды, став игрушками ветров и волн.
– Благодарю вас, сэр, – выражение ее лица стало серьезным. – Однако у меня есть одна просьба. До конца этого вечера я больше не хочу слышать имя моего мужа.
Меня это вполне устраивало. Тем временем Маран капризно надула губки.
– Эти его проклятые дела в Чигонаре! Он мог бы послать своего агента, но ему приспичило отправиться самому. Думаю, ему не хотелось, чтобы я попала на этот бал. Но способ всегда найдется, не так ли?
– Как сказала миледи, мы не обсуждаем некоего судовладельца, поэтому я не могу ответить.
Она звонко рассмеялась, как будто зазвенели серебристые колокольчики.
– Ваше воображение пугает меня, – заметил я, пристальнее изучив ее костюм.
– Воображать может любой, – возразила она. – Я восхищаюсь двумя людьми, создавшими этот костюм. Во-первых, это моя портниха, а затем Провидец, наложивший на него заклятье движения.
Оно будет жить всего лишь один вечер, – продолжала она, – а потом превратится в безделушку, в очередное платье. Впрочем, это не имеет значения. Оно так или иначе лопнет по шву, когда я буду снимать его.
Я слышал о том, что ткань можно оживлять заклятьем движения, но и представить себе не мог, как это выглядит на самом деле. Мне не хотелось даже думать о том, сколько стоило это платье – без сомнения, мой отец мог бы закупить семян на весь сезон для нашего поместья, не потратив столько денег. Но Аграмонте могли позволить себе любую экстравагантность.
– Пойдем? – предложил я. – Вам понадобится накидка. Мне жаль ваш эффектный костюм, однако на улице сейчас довольно холодно.
– Мне тепло, поскольку это предусмотрено заклятьем, наложенным на ткань, – с шутливым самодовольством ответила она. – Кроме того, если мне станет холодно, о достопочтенный сэр, я уверена, что под этим вашим балахоном найдется местечко для двоих.
В те дни Водный Дворец принадлежал Совету Десяти, хотя использовался только для церемониальных надобностей. Теперь я очень хорошо знаком со всеми его садами, залами и бассейнами, так как спустя недолгое время он стал моей собственностью. Но в тот день я попал туда впервые, и поэтому, когда мы вышли из экипажа Маран во внутреннем дворе, меня охватил благоговейный трепет.
Дворец стоит на склоне холма, примерно в трех милях от центра Никеи, посреди парка площадью в сто акров. Поблизости протекает один из рукавов реки Латаны, откуда для искусственных озер над дворцом берется вода, которую фильтруют по пути до кристальной чистоты горного ручья. Оттуда вода стекает вниз по сотням каменных русел, питающих фонтаны, низвергающиеся маленькими водопадами или впадающие в пруды, где плавают разноцветные рыбки, а затем возвращается в Латану. Другие бассейны подогреваются вездесущим никейским газом до подходящей температуры и используются для купания.
Сам дворец представляет собой комплекс зданий, каскадом спускающихся вниз по склону. Каждое из них кажется отдельным, хотя все они соединены подземными переходами.
В парках есть открытые павильоны, лабиринты из живой изгороди и тенистые аллеи – дворец великолепно оснащен как для тайной встречи любовников, так и для грандиозного бала, подобного тому, на который мы явились.
Я был прав, полагая, что сюда съедется весь цвет никейского общества. Никто не упустил удобного случая, и костюмы гостей просто ошеломляли. Костюм Маран удостоился многочисленных комплиментов, но, по-моему, она выделялась бы в толпе еще больше, если бы одела такой же монашеский балахон, как у меня.
Торжество проходило в главном зале дворца – грандиозном куполообразном помещении, способном вместить вдвое больше народу, чем там присутствовало. На подиуме играл большой оркестр, а несколько других находились в разных местах парка; благодаря удивительному мастерству или чародейству, все они играли одну и ту же мелодию, не сбиваясь с ритма.
В центре зала стоял Чардин Шер, перед которым выстроилась длинная очередь желающих поприветствовать его. Я заметил Провидца Тенедоса и баронессу Розенну, стоявших где-то в середине очереди. Мы присоединились к ним, спросив разрешения у тех, кто стоял сзади. Как и все остальные, мы с Маран сняли свои маски – таинства начинались после обмена приветствиями с премьер-министром Каллио.
– Как тебе мой костюм, Дамастес? – поинтересовался Тенедос.
– Вы очень похожи на Первого Человека, сэр, – ответил я. – Хотя я не предполагал, что он был таким волосатым.
– Кажется, мой портной немного увлекся, – пояснил Тенедос.
Если меховой покров Тенедоса был обильным сверх меры, то баронесса Розенна компенсировала этот недостаток по-своему: ее костюм состоял из мехового воротника вокруг шеи, от которого спускались две полоски, прикрывавшие середину ее грудей, хотя когда она поворачивалась, соски все равно выглядывали наружу. Мех сбегал тонкой лентой вдоль позвоночника, проходил между ног и заканчивался на бедрах короткой юбочкой. Довершали костюм меховые сапожки и маска в виде волчьей головы.
– Думаю, костюмер полагал, что Первый Мужчина был сотворен на ледяном Юге, а Первая Женщина – на знойном Севере, – сказала Розенна. – Но Лейшу не нравится моя теория.
– Я этого не говорил, – возразил Тенедос. – Я только сказал, что не понимаю, как они могли встретиться, если твоя теория справедлива.
– По воле Умара может случиться все что угодно.
– Скорее всего, тогда Первый Мужчина стал бы жить с первой козой, повстречавшейся ему по пути, и Второй Мужчина никогда бы не появился на свет, – с улыбкой заметил Тенедос.
Я не ошибся: Розенна оказывала благотворное влияние на Провидца. В тот вечер он был необычайно благодушен. Но по мере того как мы приближались к Чардин Шеру, его жизнерадостность слабела, и он перестал шутить. Его взгляд был прикован к каллианцу. Я последовал его примеру, предоставив женщинам вести светскую болтовню.
Чардин Шер был высоким – почти таким же высоким, как я. Из-за худобы его чисто выбритое лицо казалось почти изможденным. Глаза у него были самого бледного серого оттенка, который я когда-либо видел. Он стоял в окружении двух телохранителей, а за его спиной находился маленький человечек, что-то шептавший ему на ухо каждый раз, когда очередной никеец останавливался засвидетельствовать свое почтение. Взгляды телохранителей не отрывались от гостей в зале, хотя их улыбки и даже смех звучали естественно, как требовали приличия.
Разглядев еще одного каллианца, державшегося немного позади, я невольно вздрогнул. Это был Эллиас Малебранш, бывший эмиссар при дворе ахима Бейбера Ферганы, чье присутствие и еще более странное исчезновение так и не получило надлежащего объяснения.
Никто из калланцев не был одет в маскарадный костюм.
Повернувшись, Малебранш увидел Тенедоса и меня. Я заметил, что длинный кинжал в горизонтальных ножнах по-прежнему висит у него на поясе. Он тоже вздрогнул, и его рука рефлекторно потянулась к рукоятке.
В тот момент я понял, что одному из нас суждено убить другого.
Я наступил Тенедосу на ногу, но он так напряженно вглядывался в лицо каллианского премьер-министра, что не обратил на это внимания.
Чардин Шер улыбнулся и произнес несколько фраз в адрес пожилой пары, стоявшей перед Тенедосом. Те со смехом отошли в сторону, и Провидец выступил вперед. Маленький человечек прошептал что-то на ухо каллианцу. Некоторое время Тенедос стоял неподвижно, и я забеспокоился: неужели он ждет, что Чардин Шер первым поклонится ему? Но тут он медленно наклонил голову, ни на дюйм ниже того, чем требовала вежливость. Чардин Шер сделал то же самое, не обращая внимания на Розенну.
– Итак, – заинтересованным тоном произнес он, – вы и есть тот самый чародей, который считает меня угрозой государству? Теперь вы можете убедиться в том, что я не хуже и не лучше любого другого человека.
– Вы обладаете превосходной информацией, сэр. Нам хотелось бы так же подробно знать обо всем, что творится в Каллио.
Чардин Шер нахмурился.
– Что это означает?
В голосе Тенедоса, как и в его улыбке, сквозила фальшь.
– Означает? О, ничего, кроме того, что мы недостаточно хорошо осведомлены о том, как обстоят дела в провинции Каллио или в вашей столице Полиситтарии, хотя я уверен, что там происходит множество интересных событий.
– Хорошо, Провидец. Вижу, что вы умеете пользоваться не только магией, чтобы отвести удар. А теперь позвольте спросить со всей прямотой: какую цель преследуют ваши проповеди о необходимости моего свержения?
– Я этого не говорил, сэр, – возразил Тенедос. – Я лишь приводил вас в качестве примера такого министра, который уделяет мало внимания воле своих законных правителей.
– Это неправда, – произнес Чардин Шер. – Я выполняю все распоряжения Совета Десяти.
– Да... распоряжения. Но если бы у меня был слуга, выполняющий не более того, что ему сказано, и игнорирующий мои невысказанные мысли, то я бы наказал его и выгнал со службы.
– Значит, вы хотите, чтобы Совет Десяти проделал это со мной? – улыбка исчезла с губ Чардин Шера. В его взгляде читалась холодная ненависть.
– Я не осмеливаюсь говорить от лица своих правителей. Однако если бы я мог, то потребовал бы от вас определенных обязательств перед возвращением в Каллио.
– Чего бы вы потребовали?
– Вашего официального отказа от всех претензий Каллио на Спорные Земли и согласия присоединиться к Даре в карательной экспедиции против Кейта, чтобы наконец внушить его жителям должную покорность.
– Это означает войну, – заметил Чардин Шер.
– Я бы не стал называть войной истребление бандитов, считающих себя нацией, но если вы предпочитаете такой термин... что ж, так тому и быть.
– А если я не поддержу эту авантюру? Совет Десяти не предлагал мне ничего подобного.
Тенедос не мигая смотрел в глаза каллианца. Он ничего не сказал, но, к моему удивлению, Чардин Шер первый отвел взгляд.
– Боюсь, наша беседа задерживает остальных, – сказал он. – Пожалуй, нам следует договориться о продолжении этой дискуссии перед моим отъездом из Никеи.
– Мое время в вашем распоряжении, – Тенедос поклонился и отступил в сторону.
Маленький человечек снова зашептал на ухо Чардин Шеру, и я поклонился каллианцу.
– Вы тот человек, который спас жизнь Провидцу Тенедосу, не так ли?
– А он спас мою жизнь.
– Охраняйте его как следует, офицер, – наставительно произнес Чардин Шер. – Я не владею магией, но могу предсказать, что подобному человеку всегда угрожает опасность при дворе.
– Благодарю вас за совет, сэр, – я отошел вслед за Тенедосом.
Глаза Чардин Шера хищно блеснули, остановившись на Маран.
– Графиня, – приветствовал он ее, выслушав короткую справку, – вы – самое восхитительное зрелище, которое я до сих пор видел в Никее. Спасибо, что почтили меня своим присутствием.
Маран сделала реверанс, и мы присоединились к Тенедосу, стоявшему недалеко от нас. Розенна лучилась от удовольствия и совсем не обиделась на то, что Чардин Шер не уделил ей внимания.
– Теперь вы понимаете, почему я люблю его, – сказала она, хотя ее никто не спрашивал об этом. – Мой маленький волшебник до конца отстаивает все, во что он верит.
Тенедос выглядел смущенным ее словами. Я ожидал какого-либо замечания, но вместо этого он задумчиво погладил свой подбородок.
– Вы видели того коротышку, который стоит за спиной Чардин Шера? Ходячая энциклопедия. Интересно. И очень ценно в тех случаях, когда встречаешься с незнакомыми людьми, а вежливость требует обращаться к ним по имени.
– Возможно, вы могли бы обучить этому Кутулу, – заметил я.
– Нет, – ответил Тенедос. – У него есть другие, более важные дела. Такой человек, как этот прихвостень Чардин Шера, не имеет ни личности, ни души сверх дозволенного хозяином.
Он надел свою маску, и я вспомнил его слова, сказанные в Сайане: «Нет человека столь плохого, что у него ничему нельзя научиться».
На следующий день после лекции Лейша Тенедоса домициус Лехар сообщил нам, что в Никее начинается Великая Конференция по вопросу Спорных Земель, которая продлится две недели. Чардин Шер, премьер-министр Каллио, уже пересек границу Дары, и главы других провинций тоже вскоре прибудут. Но их значение было второстепенным не только потому, что они представляли меньшие провинции (Дара и Каллио были крупнейшими), но и потому, что Каллио всегда являлось соперником Дары в борьбе за реальную власть в королевстве. Это было особенно справедливо теперь: пять лет назад Чардин Шер занял пост премьер-министра и показал себя сильным независимым правителем, обращавшим внимание на указы Совета Десяти лишь в тех случаях, когда это его устраивало.
Золотые Шлемы получили приказ об усиленной подготовке к Конференции, чтобы обеспечить ей надлежащий блеск и безопасность. В двух других никейских парадных полках, 19-ом Пехотном и 20-ом Тяжелой Кавалерии, также отменили все увольнительные и приступили к ежедневной муштре.
Граждане Никеи гордятся тем, что никогда ничему не удивляются. Но этот приезд Чардин Шера – первый раз, когда он соизволил посетить столицу – наполнил их сердца благоговейным трепетом. Маршрут премьер-министра Каллио от порта до дворца Совета Десяти был известен заранее, и каждое окно по пути следования сдавалось за приличную сумму серебром. Ожидалось, что улицы в этот день будут забиты до отказа. Никея собиралась устроить праздник по случаю приезда именитого гостя.
– Ну, разве не интересно, как люди увиваются вокруг человека, наделенного силой? – заметил Тенедос. – И это несмотря на то, что многие из них прекрасно понимают, что через месяц или через год он может стать их злейшим врагом.
Затем Тенедос добавил, что он тоже надеется на личную встречу с Чардин Шером. Когда я спросил его, не означает ли это, что он ничем не отличается от остальных, он свирепо уставился на меня, но секунду спустя расхохотался.
– Вот за что я люблю тебя, Дамастес: ты постоянно напоминаешь мне, что я также подвержен страстям и эмоциям, как и любой другой человек.
Теперь на меня навалилась масса дел, и Маран почти (но не совсем) исчезла из моих мыслей. Я полдюжины раз прогонял свой эскадрон по улицам, параллельным маршруту Чардин Шера – нам предстояло обеспечить фланговое прикрытие в случае беспорядков. К счастью, никаких поводов для беспокойства не наблюдалось... хотя кто знает, что может случиться, если толпа будет напирать слишком сильно в бессмысленном энтузиазме? Мы не получили от стражников известий о заговорах или отдельных маньяках, намеревавшихся причинить вред каллианцу, но для обеспечения его безопасности солдаты 19-го Пехотного полка выстраивались вдоль всего пути следования, а подразделения тяжелой кавалерии выставляли охрану через каждый сто ярдов.
Во время Конференции нас также предполагалось использовать для придания блеска различным общественным мероприятиям, запланированным для Чардин Шера и остальных важных персон. Мы могли выступать в любом качестве – от почетного эскорта до лакеев, открывающих двери. Я чувствовал себя скорее телохранителем, чем солдатом. Восторг, охвативший офицеров нашего полка перед грядущими событиями, служил мне напоминанием о том, как сильно Золотые Шлемы отличаются от 17-го Уланского полка.
Двумя главными событиями должны были стать большой бал-маскарад, устраивавшийся вскоре после прибытия Чардин Шера, и банкет после окончания Конференции.
За день до прибытия премьер-министра, когда я холил злобного вороного, который был предоставлен мне согласно уставу полка, а Лукан ревниво ржал в соседнем стойле, рассыльный в униформе вручил мне запечатанное послание.
"Моему другу Дамастесу.
Мы с мужем получили приглашение на бал-маскарад в Водном Дворце, который состоится через четыре дня. Разумеется, мы приняли приглашение на аудиенцию Чардин Шера, но, к сожалению, сегодня утром Эрнад выезжает домой, чтобы разобраться с проблемами в наших факториях в Чигонаре, и вернется в лучшем случае через неделю.
Могу ли я просить вас оказать мне честь и быть моим сопровождающим, или такая задача будет вам в тягость?
С дружеским расположением,
Маран, графиня Аграмонте-и-Лаведан".
Мне следовало попросить рассыльного немного подождать и написать короткую записку с выражением сожаления и вежливым отказом. Этого требовал не только здравый смысл, но и мой долг.
Тем не менее, я сказал рассыльному, что пришлю ответ в течение дня, и перед обедом поинтересовался у полкового адъютанта, капитана Лардье, существует ли возможность получить увольнительную на требуемое время.
Он нахмурился и сурово посмотрел на меня.
– Капитан, будь вы новоиспеченным легатом, я мог бы ожидать подобного вопроса. Но от эскадронного командира...
Прежде чем он успел продолжить, я показал ему приглашение. Его тон сразу же изменился.
– Ах... прошу прощения. Теперь я понимаю, почему вы решили проконсультироваться со мной в этом вопросе. Разумеется, Аграмонте и Лаведаны – могущественные семьи, и мы не хотим давать им ни малейшего повода для обиды или недовольства. Но я должен посоветоваться с домициусом.
Он направился в кабинет домициуса Лехара и вернулся прежде чем нас позвали к столу.
– Домициус вполне понимает важность вашей просьбы и дает свое согласие. Он просит вас лишь передать его лучшие пожелания графу Лаведану, когда вы увидитесь с ним.
Я заверил капитана Лардье, что непременно сделаю это в следующий раз, когда встречусь с графом в светском обществе. Признаюсь, я почувствовал себя виноватым, но это длилось не более трех секунд.
Вечером того же дня в офицерской столовой возникло неожиданное осложнение. Я уже знал, что капитан Лардье был сплетником первейшей пробы, и поэтому известие о том, что у меня появилась высокопоставленная подруга, быстро распространилось среди моих товарищей-офицеров.
Я допил свой обычный послеобеденный напиток – стакан холодного лимонного сока с ложечкой сахара – и уже собирался присоединиться к легату Петре, читавшему в уголке, когда услышал взрыв смеха и упоминание моего имени. Присмотревшись, я увидел легата Нексо в окружении группы его приятелей, таких же развязных хлыщей, как и он сам.
– Капитан а'Симабу, – произнес он, заметив, что привлек мое внимание, и гаденько улыбаясь. – Насколько я понимаю, вам выпало счастье завоевать благосклонность некой графини. Могу ли я поинтересоваться, какими... скрытыми талантами вы обладаете? Видите ли, дело в том, что никому из нас до сих пор не удавалось удостоиться хотя бы улыбки этой красотки.
Менее всего я нуждался в таких слухах. Я отставил бокал, стиснул зубы и подошел к легату. Поначалу он продолжал улыбаться, но чем ближе я подходил, тем бледнее становилось его лицо – в репутации вспыльчивых драчунов, которой пользуются симабуанцы, есть определенные преимущества.
Я резко вытянул руку, и он отпрянул, несомненно ожидая удара. Вместо этого я выхватил бокал, который он держал в руке, и понюхал жидкость.
– Насколько я понимаю, вы пьяны, легат. Это единственное обстоятельство, способное смягчить оскорбление, нанесенное вами одной из благороднейших семей города.
Он совершенно не ожидал атаки с этой стороны.
– Капитан, я...
– А теперь вы еще спорите со мной? – я повернулся и помахал эскадронному командиру Нексо, капитану Аберкорну. – Капитан, могу ли я ненадолго отвлечь ваше внимание?
Аберкорн подошел к нам.
– Капитан, этот ваш легат имел наглость оскорбить мою знакомую, графиню Аграмонте-и-Лаведан, в присутствии других офицеров. Он либо идиот, либо пьяница. Разумеется, я не могу вызвать на дуэль младшего офицера, да и в любом случае не испытываю желания пачкать свой клинок его кровью. Я мог бы призвать его к ответу в суде воинской чести... но, учитывая молодость и глупость легата, могу ли я попросить вас назначить более подобающее наказание для этого мальчишки?
Нексо побагровел от ярости и страха. Он прекрасно понимал, что оправдания бесполезны. Я был чрезвычайно доволен собой.
Капитан Аберкорн, известный тугодум, промямлил что-то неразборчивое и добавил:
– Конечно, это недопустимо. Какое наказание на ваш взгляд было бы уместным, сэр?
– Пожалуй, вам следует запретить ему появляться в офицерской столовой в течение месяца, а поскольку у него явно имеются проблемы с алкоголем, то потребовать воздержания на значительно более долгий срок, по вашему усмотрению. Возможно, это вразумит его.
– Вы совершенно правы, сэр. Легат, вы слышали, что сказал капитан. Удалитесь немедленно и помните: если вы собираетесь и дальше служить в полку Золотых Шлемов, то впредь я не хочу слышать ни о чем подобном.
Таким образом, с легатом Нексо было покончено. Слухи могли продолжаться, но их уже не осмеливались высказывать открыто.
Я с гораздо бо льшим удовольствием дал бы ему по морде, но выбранный мною более тонкий способ наказания действовал надежнее. Разумеется, его главной движущей силой был страх: все эти карьеристы, называвшие себя солдатами, смертельно боялись оскорбить такую могущественную семью, как Аграмонте.
Итак, я очертя голову бросился в омут. Справедливо считая себя дураком, я задумался о том, какой костюм должен носить дурак на маскараде. Впервые в жизни мне пришлось иметь дело с бессмысленными, но надоедливыми мелочами, заполнявшими досуг богатых людей.
Естественно, я не мог явиться на маскарад в парадном мундире. Я подумал о костюме Вахана, но это было бы кощунством по отношению к обезьяньему богу, которого я глубоко почитал. Легат Йонг предложил простое решение: нарядиться в лохмотья, которые я использовал для маскировки под хиллмена. Я обдумал его предложение, но моя душа восставала против этого: хиллмены были нашими врагами, и не к лицу было возвеличивать их при любых обстоятельствах. Карьян, в последнее время делавший заметные успехи в остроумии, предложил мне прийти на маскарад голым и пятясь задом наперед.
– Что это будет означать?
– Как что, сэр? Буханку свежевыпеченного хлеба!
Я отослал его на конюшню и зашел за советом к Тенедосу. Провидец тоже собирался на бал-маскарад вместе с Розенной. К тому времени я уже успел поближе познакомиться с ней. Поскольку я никогда не уделял особенного внимания человеческой репутации в любой области, кроме чести, баронесса начинала мне нравиться. Она была остра на язык и специализировалась на высмеивании разного рода провинциальных вельмож, стремившихся приобщиться к столичной жизни.
Тенедос сообщил, что его собственный наряд уже выбран и подготовлен – они с баронессой оденутся в меха и возьмут с собой дубинки, изображая Первого Мужчину и Первую Женщину.
– Почему бы тебе не переодеться крестьянином, повесив на шею желтый шелковый шнурок? – предложил он. – А потом посмотри, сколько людей узнает этот костюм, и ты сразу поймешь, как глубоко Товиети проникли в наше светское общество.
Я уже рассказал Тенедосу о маркизе Фенелон и ее золотой заколке, и он не выказал особенного удивления. Его предложение показалось мне интересным, но не более того.
Были рассмотрены и другие идеи, отвергнутые как абсурдные, дорогостоящие или непрактичные. Полагаю, половина никейских вельмож испытывала те же трудности: магазины дорогой одежды полны людей, а кареты покупателей загромождали улицы.
Наконец я остановился на роли странствующего нищего монаха, для которой требовался лишь мешковатый оранжевый балахон, веревка-подпояска и чаша для подаяний с крюком, подвешенная к поясу. Добавив к этому наряду полумаску, я остался доволен.
Маран спустилась по лестнице, и я забыл о своих слабых потугах на остроумие – дескать, чтобы подкрепиться перед молитвой, мне понадобится хотя бы чашка риса.
Маска злобного морского чудища закрывала ее голову, за исключением носа и губ. Глаза были скрыты за широкими темными линзами. В задней части маски находилось небольшое отверстие, позволявшее ее волосам свободно падать на плечи.
Маска плавно переходила в костюм из мерцающей светло-зеленой ткани, возможно, шелковой, обтягивавшей ее тело от шеи до щиколоток. В одеянии был сделан разрез до середины бедра, поэтому каждый ее шаг приоткрывал шелковистую кожу ее ног.
Платье так плотно облегало ее формы, что было совершенно ясно: под ним ничего нет. Заметив очертания ее сосков под тонкой зеленой тканью, я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Моя реакция была настолько очевидной, что ее соски тут же отвердели и слегка приподнялись. Я был рад, что просторный балахон скрывает ответ моего собственного тела.
Платье имело тонкий узор, напоминавший змеиные чешуйки. Оно было пропитано магией, причем в буквальном смысле. С каждым ее шагом оттенок платья менялся, и по нему пробегали волнообразные колыхания, как у ползущей змеи; кольца поднимались к ее плечам, а затем спускались вниз.
Маран остановилась в нескольких шагах от меня.
– Ну как?
– Мадам Морская Змея – очаровательнейшее существо всех океанов, – сказал я. – Морякам графа Лаведана очень повезло, что настоящие морские змеи не столь прекрасны, иначе многие его корабли остались бы без команды, став игрушками ветров и волн.
– Благодарю вас, сэр, – выражение ее лица стало серьезным. – Однако у меня есть одна просьба. До конца этого вечера я больше не хочу слышать имя моего мужа.
Меня это вполне устраивало. Тем временем Маран капризно надула губки.
– Эти его проклятые дела в Чигонаре! Он мог бы послать своего агента, но ему приспичило отправиться самому. Думаю, ему не хотелось, чтобы я попала на этот бал. Но способ всегда найдется, не так ли?
– Как сказала миледи, мы не обсуждаем некоего судовладельца, поэтому я не могу ответить.
Она звонко рассмеялась, как будто зазвенели серебристые колокольчики.
– Ваше воображение пугает меня, – заметил я, пристальнее изучив ее костюм.
– Воображать может любой, – возразила она. – Я восхищаюсь двумя людьми, создавшими этот костюм. Во-первых, это моя портниха, а затем Провидец, наложивший на него заклятье движения.
Оно будет жить всего лишь один вечер, – продолжала она, – а потом превратится в безделушку, в очередное платье. Впрочем, это не имеет значения. Оно так или иначе лопнет по шву, когда я буду снимать его.
Я слышал о том, что ткань можно оживлять заклятьем движения, но и представить себе не мог, как это выглядит на самом деле. Мне не хотелось даже думать о том, сколько стоило это платье – без сомнения, мой отец мог бы закупить семян на весь сезон для нашего поместья, не потратив столько денег. Но Аграмонте могли позволить себе любую экстравагантность.
– Пойдем? – предложил я. – Вам понадобится накидка. Мне жаль ваш эффектный костюм, однако на улице сейчас довольно холодно.
– Мне тепло, поскольку это предусмотрено заклятьем, наложенным на ткань, – с шутливым самодовольством ответила она. – Кроме того, если мне станет холодно, о достопочтенный сэр, я уверена, что под этим вашим балахоном найдется местечко для двоих.
В те дни Водный Дворец принадлежал Совету Десяти, хотя использовался только для церемониальных надобностей. Теперь я очень хорошо знаком со всеми его садами, залами и бассейнами, так как спустя недолгое время он стал моей собственностью. Но в тот день я попал туда впервые, и поэтому, когда мы вышли из экипажа Маран во внутреннем дворе, меня охватил благоговейный трепет.
Дворец стоит на склоне холма, примерно в трех милях от центра Никеи, посреди парка площадью в сто акров. Поблизости протекает один из рукавов реки Латаны, откуда для искусственных озер над дворцом берется вода, которую фильтруют по пути до кристальной чистоты горного ручья. Оттуда вода стекает вниз по сотням каменных русел, питающих фонтаны, низвергающиеся маленькими водопадами или впадающие в пруды, где плавают разноцветные рыбки, а затем возвращается в Латану. Другие бассейны подогреваются вездесущим никейским газом до подходящей температуры и используются для купания.
Сам дворец представляет собой комплекс зданий, каскадом спускающихся вниз по склону. Каждое из них кажется отдельным, хотя все они соединены подземными переходами.
В парках есть открытые павильоны, лабиринты из живой изгороди и тенистые аллеи – дворец великолепно оснащен как для тайной встречи любовников, так и для грандиозного бала, подобного тому, на который мы явились.
Я был прав, полагая, что сюда съедется весь цвет никейского общества. Никто не упустил удобного случая, и костюмы гостей просто ошеломляли. Костюм Маран удостоился многочисленных комплиментов, но, по-моему, она выделялась бы в толпе еще больше, если бы одела такой же монашеский балахон, как у меня.
Торжество проходило в главном зале дворца – грандиозном куполообразном помещении, способном вместить вдвое больше народу, чем там присутствовало. На подиуме играл большой оркестр, а несколько других находились в разных местах парка; благодаря удивительному мастерству или чародейству, все они играли одну и ту же мелодию, не сбиваясь с ритма.
В центре зала стоял Чардин Шер, перед которым выстроилась длинная очередь желающих поприветствовать его. Я заметил Провидца Тенедоса и баронессу Розенну, стоявших где-то в середине очереди. Мы присоединились к ним, спросив разрешения у тех, кто стоял сзади. Как и все остальные, мы с Маран сняли свои маски – таинства начинались после обмена приветствиями с премьер-министром Каллио.
– Как тебе мой костюм, Дамастес? – поинтересовался Тенедос.
– Вы очень похожи на Первого Человека, сэр, – ответил я. – Хотя я не предполагал, что он был таким волосатым.
– Кажется, мой портной немного увлекся, – пояснил Тенедос.
Если меховой покров Тенедоса был обильным сверх меры, то баронесса Розенна компенсировала этот недостаток по-своему: ее костюм состоял из мехового воротника вокруг шеи, от которого спускались две полоски, прикрывавшие середину ее грудей, хотя когда она поворачивалась, соски все равно выглядывали наружу. Мех сбегал тонкой лентой вдоль позвоночника, проходил между ног и заканчивался на бедрах короткой юбочкой. Довершали костюм меховые сапожки и маска в виде волчьей головы.
– Думаю, костюмер полагал, что Первый Мужчина был сотворен на ледяном Юге, а Первая Женщина – на знойном Севере, – сказала Розенна. – Но Лейшу не нравится моя теория.
– Я этого не говорил, – возразил Тенедос. – Я только сказал, что не понимаю, как они могли встретиться, если твоя теория справедлива.
– По воле Умара может случиться все что угодно.
– Скорее всего, тогда Первый Мужчина стал бы жить с первой козой, повстречавшейся ему по пути, и Второй Мужчина никогда бы не появился на свет, – с улыбкой заметил Тенедос.
Я не ошибся: Розенна оказывала благотворное влияние на Провидца. В тот вечер он был необычайно благодушен. Но по мере того как мы приближались к Чардин Шеру, его жизнерадостность слабела, и он перестал шутить. Его взгляд был прикован к каллианцу. Я последовал его примеру, предоставив женщинам вести светскую болтовню.
Чардин Шер был высоким – почти таким же высоким, как я. Из-за худобы его чисто выбритое лицо казалось почти изможденным. Глаза у него были самого бледного серого оттенка, который я когда-либо видел. Он стоял в окружении двух телохранителей, а за его спиной находился маленький человечек, что-то шептавший ему на ухо каждый раз, когда очередной никеец останавливался засвидетельствовать свое почтение. Взгляды телохранителей не отрывались от гостей в зале, хотя их улыбки и даже смех звучали естественно, как требовали приличия.
Разглядев еще одного каллианца, державшегося немного позади, я невольно вздрогнул. Это был Эллиас Малебранш, бывший эмиссар при дворе ахима Бейбера Ферганы, чье присутствие и еще более странное исчезновение так и не получило надлежащего объяснения.
Никто из калланцев не был одет в маскарадный костюм.
Повернувшись, Малебранш увидел Тенедоса и меня. Я заметил, что длинный кинжал в горизонтальных ножнах по-прежнему висит у него на поясе. Он тоже вздрогнул, и его рука рефлекторно потянулась к рукоятке.
В тот момент я понял, что одному из нас суждено убить другого.
Я наступил Тенедосу на ногу, но он так напряженно вглядывался в лицо каллианского премьер-министра, что не обратил на это внимания.
Чардин Шер улыбнулся и произнес несколько фраз в адрес пожилой пары, стоявшей перед Тенедосом. Те со смехом отошли в сторону, и Провидец выступил вперед. Маленький человечек прошептал что-то на ухо каллианцу. Некоторое время Тенедос стоял неподвижно, и я забеспокоился: неужели он ждет, что Чардин Шер первым поклонится ему? Но тут он медленно наклонил голову, ни на дюйм ниже того, чем требовала вежливость. Чардин Шер сделал то же самое, не обращая внимания на Розенну.
– Итак, – заинтересованным тоном произнес он, – вы и есть тот самый чародей, который считает меня угрозой государству? Теперь вы можете убедиться в том, что я не хуже и не лучше любого другого человека.
– Вы обладаете превосходной информацией, сэр. Нам хотелось бы так же подробно знать обо всем, что творится в Каллио.
Чардин Шер нахмурился.
– Что это означает?
В голосе Тенедоса, как и в его улыбке, сквозила фальшь.
– Означает? О, ничего, кроме того, что мы недостаточно хорошо осведомлены о том, как обстоят дела в провинции Каллио или в вашей столице Полиситтарии, хотя я уверен, что там происходит множество интересных событий.
– Хорошо, Провидец. Вижу, что вы умеете пользоваться не только магией, чтобы отвести удар. А теперь позвольте спросить со всей прямотой: какую цель преследуют ваши проповеди о необходимости моего свержения?
– Я этого не говорил, сэр, – возразил Тенедос. – Я лишь приводил вас в качестве примера такого министра, который уделяет мало внимания воле своих законных правителей.
– Это неправда, – произнес Чардин Шер. – Я выполняю все распоряжения Совета Десяти.
– Да... распоряжения. Но если бы у меня был слуга, выполняющий не более того, что ему сказано, и игнорирующий мои невысказанные мысли, то я бы наказал его и выгнал со службы.
– Значит, вы хотите, чтобы Совет Десяти проделал это со мной? – улыбка исчезла с губ Чардин Шера. В его взгляде читалась холодная ненависть.
– Я не осмеливаюсь говорить от лица своих правителей. Однако если бы я мог, то потребовал бы от вас определенных обязательств перед возвращением в Каллио.
– Чего бы вы потребовали?
– Вашего официального отказа от всех претензий Каллио на Спорные Земли и согласия присоединиться к Даре в карательной экспедиции против Кейта, чтобы наконец внушить его жителям должную покорность.
– Это означает войну, – заметил Чардин Шер.
– Я бы не стал называть войной истребление бандитов, считающих себя нацией, но если вы предпочитаете такой термин... что ж, так тому и быть.
– А если я не поддержу эту авантюру? Совет Десяти не предлагал мне ничего подобного.
Тенедос не мигая смотрел в глаза каллианца. Он ничего не сказал, но, к моему удивлению, Чардин Шер первый отвел взгляд.
– Боюсь, наша беседа задерживает остальных, – сказал он. – Пожалуй, нам следует договориться о продолжении этой дискуссии перед моим отъездом из Никеи.
– Мое время в вашем распоряжении, – Тенедос поклонился и отступил в сторону.
Маленький человечек снова зашептал на ухо Чардин Шеру, и я поклонился каллианцу.
– Вы тот человек, который спас жизнь Провидцу Тенедосу, не так ли?
– А он спас мою жизнь.
– Охраняйте его как следует, офицер, – наставительно произнес Чардин Шер. – Я не владею магией, но могу предсказать, что подобному человеку всегда угрожает опасность при дворе.
– Благодарю вас за совет, сэр, – я отошел вслед за Тенедосом.
Глаза Чардин Шера хищно блеснули, остановившись на Маран.
– Графиня, – приветствовал он ее, выслушав короткую справку, – вы – самое восхитительное зрелище, которое я до сих пор видел в Никее. Спасибо, что почтили меня своим присутствием.
Маран сделала реверанс, и мы присоединились к Тенедосу, стоявшему недалеко от нас. Розенна лучилась от удовольствия и совсем не обиделась на то, что Чардин Шер не уделил ей внимания.
– Теперь вы понимаете, почему я люблю его, – сказала она, хотя ее никто не спрашивал об этом. – Мой маленький волшебник до конца отстаивает все, во что он верит.
Тенедос выглядел смущенным ее словами. Я ожидал какого-либо замечания, но вместо этого он задумчиво погладил свой подбородок.
– Вы видели того коротышку, который стоит за спиной Чардин Шера? Ходячая энциклопедия. Интересно. И очень ценно в тех случаях, когда встречаешься с незнакомыми людьми, а вежливость требует обращаться к ним по имени.
– Возможно, вы могли бы обучить этому Кутулу, – заметил я.
– Нет, – ответил Тенедос. – У него есть другие, более важные дела. Такой человек, как этот прихвостень Чардин Шера, не имеет ни личности, ни души сверх дозволенного хозяином.
Он надел свою маску, и я вспомнил его слова, сказанные в Сайане: «Нет человека столь плохого, что у него ничему нельзя научиться».