Банч Кристофер. Король-Провидец

 
   АРМИИ ДАЛЬШЕ ХОДА НЕТ
 
   СМЕРТЬ СТРАЖНИКАМ НАЧИНАЯ С ЭТОГО МЕСТА
 
   ПРАВЛЕНИЕ СОВЕТА ДЕСЯТИ КОНЧАЕТСЯ ЗДЕСЬ
 
   СВОБОДНЫЙ ЧИЧЕРИН
 
   Иногда на стенах домов рисовали просто петлю желтого цвета: этот знак был понятен даже неграмотным.
   – Весьма интересно, – заметил Тенедос. – Действия Товиети могли бы послужить отличным материалом для социального исследования. Сначала создайте хаос, потом нанесите прямой удар по врагу, потом ограничьте свою территорию, где вы устанавливаете собственные законы и обычаи. Они постоянно давят на нас, чтобы у Совета Десяти не было возможности даже перевести дух, не говоря уже о том, чтобы как следует задуматься над моими словами. В ближайшие дни Товиети пополнят свои ряды новыми рекрутами – человеческое стадо всегда стремится переметнуться на сторону победителя. Когда Товиети решат, что у них достаточно сил, то нападут на нас. Изумительно!
   Но больше всего меня интересует, кто стоит за этим замыслом, кто разработал его и привел в действие. Это не Тхак – ни один демон, сколь угодно могущественный, не в состоянии до такой степени вникать в человеческие дела. Это также не Чардин Шер и тем более не Эллиас Малебранш, его мальчик на побегушках.
   Нет, это тот неизвестный чародей, который впервые вызвал Тхака, желая использовать свой замысел против человечества. Очень жаль, что Тхак убил его. Теперь я в этом не сомневаюсь, иначе бы он появился в Нумантии и попытался прекратить эту вакханалию.
   Занятно было бы поговорить с этим человеком. Многие из его идей кажутся мне очень любопытными.
   Я промолчал, но про себя понадеялся, что Тхак вволю потешился с душой своего бывшего хозяина, прежде чем отпустить ее к Колесу, и что минует много столетий, прежде чем Ирису возродит его хотя бы в облике земляного червя.
   Аристократия почти так же обезумела от ужаса, как толпа – от жажды крови. Вельможи платили любые деньги за услуги наемников, владевших мечом и обещавших защитить их. Естественно, некоторые из этих наемников, в числе которых были как мужчины, так и женщины, оказывались обманщиками или ворами, пользовавшимися удобным случаем. Среди них попадались и Товиети.
   Махал, торопившийся домой к своей похотливой молодой жене, был вытащен из кареты в переулок и задушен собственным телохранителем. Кучер Махала, не расстававшийся с оружием, отрубил голову убийце. Так число членов Совета Десяти уменьшилось до семи человек.
   Ни у кого не нашлось времени оплакать Махала. В предрассветные часы на следующее утро толпа окружила казармы 2-го полка Тяжелой Кавалерии, чей домициус отказался пропустить горожан ближе к дворцу. Часовые были перерезаны, и люди с факелами, копьями и шелковыми удавками хлынули в лагерь.
   Полк проснулся от страшных, душераздирающих криков. Вокруг полыхало пламя. Может быть, нескольким из семисот солдат удалось спастись, но если и так, то никто из них не вернулся на службу. За три часа целый полк нумантийской армии подвергся полному уничтожению. Такого никогда не случалось за всю историю нашей гордой Армии, по крайней мере, за последнее тысячелетие, о чем свидетельствуют летописные хроники.
   В полдень того же дня генерал Урсо Протогенес подъехал к все еще дымившимся руинам казарм 2-го полка. Он отказался от многочисленной охраны, сказав, что поездка займет лишь несколько минут и «этим разбойникам» не хватит времени, чтобы устроить засаду.
   Легат, командовавший нарядом из пяти человек, доложил, что генерал Протогенес посмотрел на распростертые тела тех, кого он когда-то искренне считал прекрасными солдатами, и его грудь сотрясли тяжкие рыдания. Он продолжал качать головой, словно не веря своим глазам, но нигде не мог найти утешения. Легат слышал, как он прошептал: «Мои люди!», но никто не знает, кого он имел в виду – никейцев или своих солдат.
   Протогенес попросил легата немного подождать и зашел в сгоревшее здание, где располагалась штаб-квартира полка. По-видимому, он надеялся что-то найти там.
   Десять минут спустя, когда генерал не появился, встревоженный молодой офицер отправился на поиски. Но, очевидно, генерал вышел через заднюю дверь, пересек строевой плац и направился в город.
   Больше его никогда не видели, а его убийцы не сочли нужным рассказать о том, как помогли несчастному старику встретить смерть, которую он искал.
   К тому времени мы так ожесточились, что следующие убийства могли вызвать у нас лишь улыбку. Еще один член Совета Десяти, известный своими извращенными вкусами, не смог удержаться от искушения и в компании сладкоречивого камергера Олинтуса он как-то ночью отправился на поиски плотских утех. На следующее утро их тела были обнаружены перед дворцом Совета. Задушившие их шелковые шнуры, видимо, послужили своего рода благодеянием, судя по количеству ужасных ран и следов от пыток.
   Это стало последней каплей для Совета Десяти. Они решили вести переговоры с толпой, с Товиети, хоть с демонами из преисподней, несмотря на то, что лидеры противоположной стороны пока не обозначили себя и не выдвигали никаких требований.
   Бартоу, спикер Совета, убедил пятерых наиболее красноречивых никейских дипломатов взяться за выполнение этой жизненно важной миссии. Тенедос сказал, что Бартоу предложил ему присоединиться к ним. Отказ Провидца, хотя и выраженный в вежливой форме, подразумевал сомнение в здравом рассудке спикера.
   В сопровождении эскадрона Золотых Шлемов, которые наконец начали превращаться в нечто смутно напоминающее настоящих солдат, я довел пятерых дипломатов до границы квартала Чичерин, где впервые вспыхнули беспорядки. По какой-то причине Совет Десяти считал это место центром мятежа.
   Парламентерам вручили белые флаги, привязанные к рейкам. Держа их высоко над головой, дипломаты гордо прошествовали по кривой улочке и углубились в трущобы.
   Примерно через полчаса я услышал один-единственный вопль, вобравший в себя все отчаяние, которое может вместить человеческая душа. Затем наступила тишина. Мы подождали еще час, пока окрестные крыши не начали заполняться людьми с пращами, среди которых было даже несколько лучников, потом развернули лошадей и поскакали обратно.
   Генерал Турбери принял командование армией и приказал всем подразделениям образовать кольцо вокруг дворца Совета Десяти. Мы могли удержать этот район и нанести отсюда ответный удар.
   Вместе с войсками пришли стражники, которые до сих пор мужественно удерживали свои заставы в отдаленных кварталах города. Армия получила приказ забрать все подчистую, поэтому на складах и в оружейных не осталось ничего ценного.
   По мере того как отряды солдат въезжали или входили в парки вокруг дворца, дворяне и все прочие, кто считал себя мишенью для Товиети, вереницей тянулись вслед за ними. Повсюду были разбиты палаточные лагеря для беженцев.
   В их числе была Амиэль, по-прежнему под надежной охраной легата Йонга и трех его головорезов, и ее муж Пелсо. Мне хотелось найти способ переселить графа и графиню в башню, но я знал, что это невозможно. Розенна, покинувшая то место, где ее охраняло заклятье Тенедоса, теперь могла спокойно видеться с Провидцем.
   Я отвел Йонга в сторонку и сказал, что теперь его подопечные находятся в безопасности, под защитой армии, и он более не несет за них ответственность, поэтому должен поступить под мое командование.
   Йонг лукаво взглянул на меня.
   – Но я не могу, капитан Дамастес. Помните, как я однажды сказал, какое впечатление на меня произвел ваш кодекс чести и верности до самой смерти?
   – Помню.
   – Значит, я должен держать свое обещание и служить лорду и леди Кальведон.
   – Не надейся, что я буду оплачивать твои услуги звонкой монетой, – сухо заметил я.
   – Это так, – Йонг улыбнулся, блеснув зубами. – Что верно, то верно.
   Я отправился к Тенедосу и спросил его, сколько у нас времени для подготовки к атаке.
   – Не могу сказать точно, – ответил он, – хотя в последнее время моя магия действует удачнее, чем раньше: заклятье, наложенное Тхаком, постепенно ослабевает. Я чувствую , как они собираются, как готовят оружие. Пожалуй, у нас есть три дня... в лучшем случае, пять дней.
   – Как вы думаете, каковы наши шансы?
   – Давай не будем гадать, ведь я не считал противника по головам. Нужно исходить из худшего. Сейчас в нашем распоряжении есть четыре полка, или две тысячи человек. Плюс тысяча стражников и еще шесть или восемь тысяч беженцев, хотя я полагаю, что в ближайшее время их число удвоится. Кроме того, правительственные чиновники, дипломаты, чародеи и прочий сброд. А сколько идет против нас? Полмиллиона, миллион?
   – Сэр, разве вам не полагается быть светочем вдохновения?
   – Лишь для легатов и тех, кто еще ниже по званию. Капитаны должны держать язык за зубами. Кроме того, поскольку справедливость на нашей стороне, мы обязаны победить, – с горечью произнес Тенедос.
   – Ах да, вот еще что, – он порылся в кармане, вытащил маленькую металлическую коробочку и протянул мне. – Там лежат две таблетки. Если удача покинет нас, рекомендую вам с графиней принять их. Они действуют совершенно безболезненно и вернут вас к Колесу в считанные секунды.
   Я покинул его веселое общество и начал отряжать своих подчиненных на рытье траншей.
   На следующее утро с восходом солнца, когда долгожданный ветер развеял речной туман, русло Латаны огласилось какофонией корабельных гудков и колоколов.
   Армия наконец-то прибыла.

Глава 21
Возмездие

   Гудки и колокола для мятежников прозвучали как глас рока, а для нас они были музыкой спасения. Товиети хорошо это понимали. Их отряды попытались штурмовать причал, но были отбиты градом стрел с транспортов и внезапным ударом наспех собранных мною двух эскадронов.
   Затем пакетботы подошли к причалам. По спущенным трапам на берег устремились колонны солдат, несущих свое оружие с легкостью, приобретенной долгим опытом. Они не обращали внимания на проклятия и песнопения, доносившиеся с другого конца пристани, но деловито оглядывались по сторонам, оценивая новое поле боя и возможную добычу.
   Не было ни бравурных маршей, ни торжественных речей. Мне хотелось схватить за шиворот каждого из выживших Золотых Шлемов и сказать: «Смотри, вот идут настоящие солдаты, а не куклы с трубами и знаменами!»
   Генерал Турбери и Тенедос прибыли как раз к тому времени, когда фактический командующий объединенными силами, командир Варенского Сторожевого полка, высаживался на берег. Это был высокий, широкий в кости человек, чисто выбритый, с коротко стриженными волосами и исполосованным шрамами лицом. Домициус Мирус Ле Балафре. Я знал его репутацию скандалиста, опытного мечника, заядлого дуэлянта, убившего больше противников, чем он мог сосчитать. Кроме того, о нем шла слава как о необычайно уверенном и способном боевом командире.
   Он отсалютовал генералу Турбери.
   – Мы думали, что вы уже не приедете, – сказал генерал.
   – Я думал то же самое, – ответил домициус. – Нам следовало ожидать нападения с той минуты, когда мы отправились вниз по реке. Но мы проявили беспечность... и поплатились за это.
   Однако перейдем к делу. Сэр, я имею честь представить вам объединенные силы, направленные на усмирение никейского мятежа. Всего тринадцать полков – шесть кавалерийских и семь пехотных. Мы ожидаем ваших распоряжений.
   Генерал Турбери медлил с ответом, погрузившись в раздумье. Тенедос выступил вперед.
   – Сэр, могу я высказать предложение?
   Домициус Ле Балафре мрачно покосился на него.
   – Прошу прощения, сэр, а кто вы такой, черт побери?
   – Провидец Лейш Тенедос, специальный советник генерала армии... сэр.
   Двое мужчин обменялись жесткими взглядами. Домициус Ле Балафре первым отвел глаза, но я чувствовал, что столкновение характеров только началось.
   Генерал Турбери повернулся к Провидцу.
   – Говорите, сэр. Вы всегда первым подаете дельные идеи.
   – Сэр, – начал Тенедос. – Думаю, нам не следует медлить и разрабатывать подробный план. Нужно выступать немедленно. Разместите полки в парках и начинайте очистку города завтра на рассвете. Товиети этого не ожидают.
   Генерал Турбери заморгал и повернулся к Ле Балафре.
   – Это возможно?
   Домициус был так же удивлен, как и генерал. Он немного подумал и улыбнулся уголком рта.
   – Да, это нам по силам. Быстрый, резкий удар должен усмирить этот сброд. Сэр, я могу гарантировать, что к завтрашнему утру мой Варенский полк будет готов, и большинство других тоже. А может быть, и все, – он размышлял вслух. – Я предлагаю оставить в резерве только одно подразделение. 17-й Уланский полк не может идти в бой.
   Мой собственный полк! Меня пронзило недоброе предчувствие. Что случилось? Ле Балафре пустился в объяснения, и мы наконец узнали, почему армия прибыла так поздно. Они не смогли плыть вниз по реке с той скоростью, на которую рассчитывали, так как снаряжение и новые приводные ремни для транспортов типа «Таулера» почему-то не ждали их в порту, как было условлено заранее. Но настоящие неприятности начались после того, как они вошли в огромную дельту Латаны, вверх по течению от Никеи, сразу же за городом Чигонар. Там их застиг плотный речной туман, из-за которого пришлось потерять несколько дней.
   – Вы не почувствовали колдовства, сэр? – поинтересовался Тенедос.
   – Раньше я не уделял внимания чародеям и всему, что с ними связано, – мрачно отозвался Ле Балафре. – Как выяснилось, это было ошибкой.
   Генерал Вель, командующий экспедицией, прекрасно понимал, что время поджимает, и поэтому, несмотря на погоду, отдал приказ плыть дальше. В результате флот заблудился в Великой Дельте: суда упирались в тупики или сворачивали в постепенно мелеющие русла. В одном длинном узком проливе мы были атакованы. Во флагманский корабль полетели огромные валуны, выпущенные из катапульт, «хотя как эти чертовы мятежники смогли построить их, а тем более перетащить через проклятые богами болота, – остается превыше моего разумения». Флагман получил пробоину и начал тонуть. Затем из укрытий появились лучники и принялись осыпать стрелами людей, пытавшихся доплыть до берега.
   – В тот день погиб генерал Вель, и уланский полк понес тяжелые потери. Их домициус, э-э-э...
   – Херсталл, – вставил я. Ле Балафре угрюмо покосился на меня – капитанам не разрешается перебивать домициусов – но ничего не сказал.
   – Да, Херсталл, а кроме того, полковой адъютант и более половины старших офицеров собрались на совещание на флагманском корабле. Нам удалось выловить из воды лишь горстку людей, и офицеров среди них не было.
   Итак, мой старый противник, капитан Ланетт, расстался с жизнью. Как ни странно, я был разочарован – я с нетерпением ожидал возможности доказать, как жестоко он ошибся во мне.
   Еще три судна затонуло, но большинство людей удалось спасти. Атакующие исчезли в болотах так же быстро, как и появились, а наши суда поплыли дальше и нашли главное русло, затем снова потеряли его.
   – Тогда у меня появилась идея, – с невеселой улыбкой продолжал Ле Балафре. – Знаете, до меня доходили слухи об ублюдках, что расхаживают со шнурами-удавками. В Варене они еще не показывались, иначе мы бы устроили им теплый прием.
   Тем не менее, я на всякий случай решил порыться в пожитках матросов и их офицеров. Вы ни за что не догадаетесь, что я обнаружил в восьми рундуках.
   – Что вы сделали с теми Товиети, которых вам удалось поймать?
   – Повесил их, разумеется. Из них получились очаровательные украшения на мачтах – они болтались и раскачивались, как спелые гранаты на ветру.
   Он пристально посмотрел на Тенедоса, вероятно, ожидая потрясения от человека, непривычного к убийствам.
   – Прекрасно, сэр, – с улыбкой сказал Тенедос. – Обещаю, что у вас будет возможность полюбоваться на множество таких фруктов, прежде чем вы покинете Никею.
   Ле Балафре одобрительно кивнул.
   – После этого у нас больше не возникало проблем. Мы приплыли в Никею вчера, поздно ночью, но не стали причаливать, поскольку, откровенно говоря, не знали, какой прием нам окажут на берегу. Рад, что вы смогли продержаться до нашего прибытия.
   – Ну что же, – генерал Турбери огляделся. – Теперь давайте высаживать солдат. У нас есть еще день для отдыха и подготовки к завтрашнему утру.
   – Еще два слова, сэр, – вмешался Тенедос. – Это касается 17-го Уланского полка.
   – Да?
   – Я горжусь тем, что эскадрон этого полка охранял меня во время пребывания в Кейте, и...
   – Так вы тот самый Тенедос? – перебил Ле Балафре. – Примите мои извинения за грубость, сэр. Вы тогда проявили себя с самой лучшей стороны.
   – Благодарю вас, – Тенедос повернулся к Турбери. – Итак, в Кейте я имел возможность убедиться в том, какие они превосходные солдаты. Думаю, сейчас нам никак нельзя потерять их.
   – У вас есть предложения?
   – Да. Назначьте капитана а'Симабу их домициусом. Он служил в этом полку и отлично зарекомендовал себя.
   Домициус и генерал смерили меня взглядами.
   – Это противоречит уставу, – произнес генерал Турбери. – В высшей степени необычно. Хм-мм... – он ненадолго задумался. – Повышение сразу на два чина... Не вызовет ли это путаницы в армейских списках?
   – К дьяволу списки, – отрезал Ле Балафре. – Мы с вами потратили бо льшую часть своей карьеры, сражаясь с толстозадыми бюрократами, которые вечно роются в своих бумажках и беспокоятся о том, как распределить места на банкете. Надеюсь, Товиети передушили большинство из них, а остальные поджали хвосты.
   Генерал Турбери криво усмехнулся.
   – Я и забыл о том, как дипломатично ты умеешь выражаться, Мирус, – он снова задумался. – А знаете, ведь генерал Протогенес говорил, что после подавления мятежа он собирается повысить капитана а'Симабу... если будет кого повышать.
   Он пристально посмотрел на меня.
   – Капитан, вы считаете, что сможете справиться с этой задачей?
   – Сэр, я знаю , что смогу, – я не покривил душой. Разве в последнее время я не командовал, пусть и косвенно, целыми полками и войсковыми соединениями? Может быть, во мне и взыграло честолюбие, но я чувствовал себя совершенно уверенно.
   – Тогда, сэр, я имею честь назначить вас... капитан?
   – Дамастес, сэр.
   – Дамастес а'Симабу, отныне вы домициус 17-го Юрейского полка. А теперь, сэр, принимайте командование своим полком.
   Я вытянулся в струнку. Домициус Ле Балафре огляделся по сторонам.
   – Чертовски неподходящее место для такого торжественного события. Ни оркестра, ни речей, ни красивых женщин. Вот, парень, возьми, – он снял свой кушак домициуса и повязал его вокруг моей талии.
   Вот так, на грязной речной пристани, в присутствии Провидца, генерала и домициуса я принял командование своим первым полком.
   Я был горд... и немного смущен, вспоминая доверие всех своих учителей, от отца до увешанных наградами инструкторов в лицее и простых уланов, учивших меня премудростям солдатской службы. Я знал, что в память о них должен доказать, что их труд не пропал даром. Теперь мне предстояло оправдать их доверие.
   Я был уверен, что уланы выступят наутро вместе с остальными частями, даже если мне придется ехать за ними с кнутом в руке.
   Сначала я нашел полкового проводника Эватта, который держался довольно смущенно, памятуя о том, как меня подставили во время игры в ролл и выслали из Мехула на верную смерть при деятельном участии покойного капитана Ланетта. Я сказал, что у нас нет времени думать о прошлом, и поручил ему присмотреть за выгрузкой лошадей и подготовить их к следующему утру. Он замялся, размышляя над необъятностью этой задачи, и я напрямик сказал ему, что если он хочет сохранить свои нашивки, то выполнит приказ во что бы то ни стало. Он может воспользоваться помощью всего полка, особенно людей из эскадрона Солнечного Медведя, нашей группы поддержки.
   Потом я разослал гонцов на поиски легата Йонга, легата Петре и эскадронного проводника Карьяна, с предписанием немедленно явиться ко мне.
   Вызвав к себе эскадронного проводника Биканера, я объявил, что произвожу его в легаты. Он изумился, затем обрадовался. По крайней мере, он отреагировал на повышение не так, как Карьян. Я приказал ему собрать рядовой состав и организовать передислокацию до сборного пункта, который я отметил на карте, на берегу одного из озер в Хайдер-Парке. Я добавил, что он должен очистить местность от штатских, размещенных в этом районе, но сделать это тактично, поскольку, несмотря на свой жалкий вид, они почти наверняка являются аристократами и могут дать ему хорошего пинка под зад после того, как столица вернется к нормальной жизни и в обществе восстановится прежняя иерархия.
   Я собрал оставшихся в живых офицеров полка и представился им. Большинство из них помнили меня как молодого легата, совершившего недостойный поступок во время игры в ролл, а затем искупившего свою вину в Спорных Землях. Мое обращение было простым и коротким. Я сказал, что грядут большие перемены. В частности, могут последовать назначения через их головы, но им придется сдерживать свое возмущение до лучших времен, иначе я буду кране недоволен и предприму крутые меры для пресечения самоуправства.
   Я сказал им о своем восхищении покойным домициусом Херсталлом, что в общем-то было правдой, и добавил, что надеюсь оказаться достойным командиром полка, который он возглавлял. Закончил я словами о том, что наступают трудные дни, и им понадобится вся сообразительность и мужество хотя бы для того, чтобы выжить.
   – Но вы обязаны выжить, потому что без вас я не смогу довести дело до конца. Отдавайте солдатам разумные приказы, не прячьтесь за их спинами в бою – и вы не найдете неодобрения в моих глазах.
   И, наконец, вам предстоит встретиться с коварным, злобным и превосходящим вас по численности противником. Проявляйте лучшие качества тех животных, в честь которых названы наши эскадроны. Я хочу, чтобы вы были осторожными, как гепард, хитрыми, как тигр, отважными, как лев, незаметными, как леопард, стремительными, как пантера, а в бою – непреклонными, как солнечный медведь.
   А теперь возвращайтесь к своим солдатам и ведите их так же, как делали это в прошлом!
   Возможно, моя речь была помпезной, особенно учитывая, что ее произносил двадцатидвухлетний юноша, обращаясь к старшим, многим из которых перевалило за сорок, но все же не так плоха, как иные разглагольствования, которые мне приходилось слышать. Как бы то ни было, офицеры дружно отсалютовали мне, прежде чем разойтись. Однако я знал, что их мнение обо мне еще не сформировалось, а отношение ко мне определится после первой стычки с врагом.
   В своем обращении к полку, собравшемуся на берегу озера, я использовал понравившееся мне сравнение с животными, в честь которых были названы наши эскадроны. Я сказал, что они должны думать обо мне как о новом командире, у которого нет ни предрассудков, ни любимчиков. Каждый из них в отдельности и все в целом очищались от прежних грехов и получали новые возможности.
   – Служите верно, служите с честью... и оставайтесь в живых. Да сгинет враг!
   Уорренты выкрикнули приветствие, остальные присоединились к ним.
   Когда я заканчивал свою речь, прибыли Йонг и Петре. Я помахал им, подзывая к себе.
   – Примите поздравления, мой капитан, – сказал Йонг. – Я обещал вам, что когда-нибудь вы станете генералом, и теперь вы далеко продвинулись на этом пути.
   – Спасибо, но пока отложим это в сторону. С охраной Кальведонов покончено. Ты назначаешься капитаном: я хочу, чтобы ты принял командование эскадроном Гепарда. Их капитан утонул, когда они спускались вниз по реке. Этот эскадрон – подразделение полковой разведки, и я уверен, что ты сможешь кое-чему научить их.
   Йонг ухмыльнулся.
   – Не спорю, но как эти нумантийцы отнесутся к тому, что их возглавит один из презренных хиллменов?
   – Отнесутся с пониманием, – сухо ответил я. – Потому что среди рядовых всегда найдется место для бывших сержантов и офицеров.
   – Слушаюсь, домициус. Я немедленно отправлюсь инспектировать свой эскадрон. Еще одна вещь, сэр: у меня есть сообщение для вас.
   – Давай его сюда.
   – Я могу только показать его. – Я взглянул в том направлении, куда указывал Йонг, и на другой стороне парка, неподалеку от лагеря нашего полка, увидел Маран, сидевшую на лошади. Я помахал ей, хотя домициусу, пожалуй, следовало бы держаться с бо льшим достоинством. Она помахала в ответ, затем повернула лошадь и галопом поскакала к башне. Я ощутил прилив любви и гордости: она понимала, что у меня нет времени на разговоры.
   Настала очередь Петре.
   – Возьми эскадрон Тигра, – сказал я. – У тебя не будет проблем – это лучший эскадрон полка. Я бы сделал тебя своим адъютантом, но, признаться, ты слишком хорош для этого. И, кстати, Мерсиа: теперь ты тоже капитан.
   Он выглядел так, как будто я только что усадил его на трон Майсира.
   – Спасибо, Дамастес... то есть, домициус. Теперь мы можем показать им все, что умеем, верно?
   Мы улыбнулись друг другу, словно заговорщики. Потом он отсалютовал и торопливо вышел.
   Эскадронный проводник Карьян подошел ко мне последним. Я сказал, что отныне он будет моей правой рукой. Я не мог повысить его, поскольку место полкового проводника было уже занято. По-видимому, Карьян привык к внезапным переменам в своей карьере – он лишь хмыкнул и сказал, что позаботится о наших лошадях, чтобы к утру они были в полной готовности.
 
   За три часа до рассвета, когда я с удовлетворением подумал, что, возможно, мы будем готовы к назначенному сроку, появился вестовой от генерала Турбери, попросивший меня прибыть в башню на военный совет.