Страница:
Линият с мечом направился к Гарету, двое других сопровождали его по бокам. Один был вооружен длинной пикой, другой – бронзовым кастетом.
Они явно ожидали, что юноша попытается спастись бегством, и собирались преследовать его за то, что он испортил им веселье.
Гарет стоял на месте и чувствовал, как учащается дыхание, как сужается поле зрения, пока в нем не остались лишь трое врагов. Он завел руку за спину и вытащил из-за пояса матросский нож длиной не более ладони, без острия, но наточенный до остроты бритвы.
Линият с мечом захохотал еще громче, подойдя ближе к такому глупцу. Один выпад, тело в бухту, и будет о чем рассказать на корабле.
Он сделал выпад, но Гарет успел отскочить к стене пивной, где стояла скамейка, на которой приятно было пить пиво в хорошую погоду.
Гарет схватил скамейку и изо всех сил бросил ее прямо в лицо работорговцу с мечом. Тот попытался отбить, опоздал, и тяжелая деревянная скамейка попала ему прямо в лицо. Линият вскрикнул, попятился назад и упал, выронив меч на мостовую.
Линият с кастетом, в свою очередь, совершил ошибку. Он отвернулся и попытался достать меч. Гарет пинком послал его головой вперед в каменную стену и услышал, как затрещали кости.
Линият скользнул вниз по стене и замер.
Пика, может быть, и выглядела грозным оружием, но ее клиновидное лезвие годилось разве что для ударов в спину. Работорговец немного разбирался, именно немного, в драке на ножах. Он боком приближался к Гарету, сделав нечто вроде блока одной рукой, а другой – держа пику лезвием вверх на уровне бедра.
Гарет не замедлил разрезать ему ножом ладонь и отскочить, прежде чем линият успел нанести удар пикой.
Потом он сделал выпад, резко нанес удар по руке и увидел, как на мокрые камни потекла кровь.
Гарет сделал шаг назад, потом еще один, отступая под натиском линията. Вдруг он поскользнулся на мокрых камнях, упал на спину и едва успел откатиться влево. Пика лязгнула о камни, а Гарет, поднявшись на колени, нанес очередной удар, рубанул ножом по щеке и нанес глубокую рану на шее.
Работорговец закричал и упал на спину.
Гарет, тяжело дыша, вскочил на ноги. Он смотрел на почти потерявшего сознание моряка, видел, как кровь вместе с жизнью уходит из его тела.
“Если бы я был полным мерзавцем, – подумал он, – я бы отбросил сомнения и перерезал ему горло”.
Почему-то он не мог заставить себя так поступить.
Он вытер кровь с ножа, вложил его в ножны и скрылся в ночи, поспешив вернуться на “Зарафшан”.
Он не впервые сражался с линиятами и всегда вспоминал тела своих родителей в разграбленном доме.
Одним из напоминаний о подобных стычках был тонкий, почти невидимый шрам, протянувшийся от уголка рта по левой щеке до линии волос над ухом.
После той стычки он проводил все свободное от вахт время на полубаке, учась у бывалых матросов не только мореплаванию. Он научился владеть палашом, драться матросским ножом без острия, использовать свайку, битую винную бутылку, практически все, что можно было использовать в качестве оружия на корабле или, что случалось значительно чаще, в пивной или таверне.
Работорговцы стали более дерзкими и наглыми. Все чаще возникали драки, если в порту стоял корабль линиятов. Дружескими такие стычки назвать было нельзя, и все моряки с Сароса, сходя на берег, брали с собой оружие.
В море появлялось все больше и больше работорговцев. Они редко встречались в портах Сароса. Местные жители относились к ним недружелюбно, хотя король Алфиери пытался проводить политику мира. Однако союзниками линиятов были многие страны, и Гарет не мог этого понять. Деловые отношения с демонами или людьми, которые были чуть лучше демонов, не могли не закончиться несчастьем.
Гарет посетил многие страны и знал, где линияты с основном сбывают свой товар. Иногда, когда появлялась возможность, он спрашивал рабов, не привезли ли их с Сароса, но в ответ получал непонимающие взгляды, страх и лишь изредка – названия других стран или городов.
Он помнил, как очень давно нищий сказал, что с линиятами можно разговаривать только на языке меча, и надеялся, что участившиеся набеги на Сарос и соседние земли наконец выведут короля из терпения и он объявит войну ненавистным работорговцам.
“Тогда, – думал Гарет, – я найду способ попасть в экспедиционные войска”.
Он знал, что скоро настанет время, когда суждено будет либо уцелеть, либо погибнуть, и союзникам линиятов тоже придется сделать выбор.
“Зарафшан” зашел вместе с приливом в Нальту и прошел через центр Тикао. Гарет стоял на носу и чувствовал страшную усталость. Он не подозревал, что можно быть таким вымотанным.
Рейс прошел совсем неплохо, по крайней мере до последнего порта. Там казначея и обоих помощников поразила какая-то странная болезнь. Гарет не только исполнял обязанности казначея, то есть следил за погрузкой и разгрузкой судна, но и договорился о грузе на Тикао – заколдованных украшениях, которые, как он полагал, будут пользоваться огромным успехом у знати.
Он менялся вахтами с капитаном на всем протяжении трехнедельного рейса домой.
Длинными бессонными ночами он постоянно думал о Косире. Он поклялся отыскать девушку, если “Зарафшан” не развалится и если он или рулевой не заснет и судно не налетит на рифы на всех парусах. Сколько ей лет, если ему почти девятнадцать? Семнадцать?
Когда они вошли в устье Нальты, капитан послал шлюпку на семафорную станцию, чтобы об их прибытии сообщили Полу.
Гарет держался стойко и считал последние ярды, которые предстояло пройти спустившему все, кроме одного, паруса “Зарафшану” до фактории Раднора. Как только проклятое судно пришвартуется, он наймет карету, доедет до дома дяди и будет спать не меньше недели.
Нет, две недели.
На набережной стояли люди. Он увидел дядю, его жену Присциан, которая редко встречала суда, и двух незнакомцев, отчаянно махавших руками.
Потом он узнал их. Это были подросшие друзья, которым удалось выжить вместе с ним в поселке: ставший еще более грузным Том Техиди и Кнол Н'б'ри.
Усталость как рукой сняло.
Только дайте встать на твердую землю, и нам будет что вспомнить!
5
Они явно ожидали, что юноша попытается спастись бегством, и собирались преследовать его за то, что он испортил им веселье.
Гарет стоял на месте и чувствовал, как учащается дыхание, как сужается поле зрения, пока в нем не остались лишь трое врагов. Он завел руку за спину и вытащил из-за пояса матросский нож длиной не более ладони, без острия, но наточенный до остроты бритвы.
Линият с мечом захохотал еще громче, подойдя ближе к такому глупцу. Один выпад, тело в бухту, и будет о чем рассказать на корабле.
Он сделал выпад, но Гарет успел отскочить к стене пивной, где стояла скамейка, на которой приятно было пить пиво в хорошую погоду.
Гарет схватил скамейку и изо всех сил бросил ее прямо в лицо работорговцу с мечом. Тот попытался отбить, опоздал, и тяжелая деревянная скамейка попала ему прямо в лицо. Линият вскрикнул, попятился назад и упал, выронив меч на мостовую.
Линият с кастетом, в свою очередь, совершил ошибку. Он отвернулся и попытался достать меч. Гарет пинком послал его головой вперед в каменную стену и услышал, как затрещали кости.
Линият скользнул вниз по стене и замер.
Пика, может быть, и выглядела грозным оружием, но ее клиновидное лезвие годилось разве что для ударов в спину. Работорговец немного разбирался, именно немного, в драке на ножах. Он боком приближался к Гарету, сделав нечто вроде блока одной рукой, а другой – держа пику лезвием вверх на уровне бедра.
Гарет не замедлил разрезать ему ножом ладонь и отскочить, прежде чем линият успел нанести удар пикой.
Потом он сделал выпад, резко нанес удар по руке и увидел, как на мокрые камни потекла кровь.
Гарет сделал шаг назад, потом еще один, отступая под натиском линията. Вдруг он поскользнулся на мокрых камнях, упал на спину и едва успел откатиться влево. Пика лязгнула о камни, а Гарет, поднявшись на колени, нанес очередной удар, рубанул ножом по щеке и нанес глубокую рану на шее.
Работорговец закричал и упал на спину.
Гарет, тяжело дыша, вскочил на ноги. Он смотрел на почти потерявшего сознание моряка, видел, как кровь вместе с жизнью уходит из его тела.
“Если бы я был полным мерзавцем, – подумал он, – я бы отбросил сомнения и перерезал ему горло”.
Почему-то он не мог заставить себя так поступить.
Он вытер кровь с ножа, вложил его в ножны и скрылся в ночи, поспешив вернуться на “Зарафшан”.
Он не впервые сражался с линиятами и всегда вспоминал тела своих родителей в разграбленном доме.
Одним из напоминаний о подобных стычках был тонкий, почти невидимый шрам, протянувшийся от уголка рта по левой щеке до линии волос над ухом.
После той стычки он проводил все свободное от вахт время на полубаке, учась у бывалых матросов не только мореплаванию. Он научился владеть палашом, драться матросским ножом без острия, использовать свайку, битую винную бутылку, практически все, что можно было использовать в качестве оружия на корабле или, что случалось значительно чаще, в пивной или таверне.
Работорговцы стали более дерзкими и наглыми. Все чаще возникали драки, если в порту стоял корабль линиятов. Дружескими такие стычки назвать было нельзя, и все моряки с Сароса, сходя на берег, брали с собой оружие.
В море появлялось все больше и больше работорговцев. Они редко встречались в портах Сароса. Местные жители относились к ним недружелюбно, хотя король Алфиери пытался проводить политику мира. Однако союзниками линиятов были многие страны, и Гарет не мог этого понять. Деловые отношения с демонами или людьми, которые были чуть лучше демонов, не могли не закончиться несчастьем.
Гарет посетил многие страны и знал, где линияты с основном сбывают свой товар. Иногда, когда появлялась возможность, он спрашивал рабов, не привезли ли их с Сароса, но в ответ получал непонимающие взгляды, страх и лишь изредка – названия других стран или городов.
Он помнил, как очень давно нищий сказал, что с линиятами можно разговаривать только на языке меча, и надеялся, что участившиеся набеги на Сарос и соседние земли наконец выведут короля из терпения и он объявит войну ненавистным работорговцам.
“Тогда, – думал Гарет, – я найду способ попасть в экспедиционные войска”.
Он знал, что скоро настанет время, когда суждено будет либо уцелеть, либо погибнуть, и союзникам линиятов тоже придется сделать выбор.
“Зарафшан” зашел вместе с приливом в Нальту и прошел через центр Тикао. Гарет стоял на носу и чувствовал страшную усталость. Он не подозревал, что можно быть таким вымотанным.
Рейс прошел совсем неплохо, по крайней мере до последнего порта. Там казначея и обоих помощников поразила какая-то странная болезнь. Гарет не только исполнял обязанности казначея, то есть следил за погрузкой и разгрузкой судна, но и договорился о грузе на Тикао – заколдованных украшениях, которые, как он полагал, будут пользоваться огромным успехом у знати.
Он менялся вахтами с капитаном на всем протяжении трехнедельного рейса домой.
Длинными бессонными ночами он постоянно думал о Косире. Он поклялся отыскать девушку, если “Зарафшан” не развалится и если он или рулевой не заснет и судно не налетит на рифы на всех парусах. Сколько ей лет, если ему почти девятнадцать? Семнадцать?
Когда они вошли в устье Нальты, капитан послал шлюпку на семафорную станцию, чтобы об их прибытии сообщили Полу.
Гарет держался стойко и считал последние ярды, которые предстояло пройти спустившему все, кроме одного, паруса “Зарафшану” до фактории Раднора. Как только проклятое судно пришвартуется, он наймет карету, доедет до дома дяди и будет спать не меньше недели.
Нет, две недели.
На набережной стояли люди. Он увидел дядю, его жену Присциан, которая редко встречала суда, и двух незнакомцев, отчаянно махавших руками.
Потом он узнал их. Это были подросшие друзья, которым удалось выжить вместе с ним в поселке: ставший еще более грузным Том Техиди и Кнол Н'б'ри.
Усталость как рукой сняло.
Только дайте встать на твердую землю, и нам будет что вспомнить!
5
– Не думал увидеть вас снова, – сказал Гарет, чувствуя себя немного пьяным, хотя, в отличие от других, пил за ужином только разбавленное вино.
Дядя и тетя пригласили Тома и Кнола в свой дом, хотя Гарет не мог не заметить несколько озадаченный вид тети Присциан, когда она посмотрела на грязную рабочую одежду его друзей.
Они обильно поужинали, после того как Гарет вымылся и приказал сжечь свою одежду. Потом, увидев, как дядя Гарета зевает, Том предложил прогуляться.
– Не думаю, что это хорошая идея, – заметил Пол, прежде чем Гарет успел ответить.
Кнол удивленно поднял брови.
– Пару лет назад, – пояснил Гарет, – я совершил страшно глупый поступок, чем огорчил одного лорда.
– Кого именно, позволь поинтересоваться? —спросил Кнол. – Мы достаточно давно живем в Тикао и знаем, кого действительно стоит опасаться, а кого нет.
Пол многозначительно посмотрел на Гарета, давая понять, что он сказал уже достаточно.
Гарета никогда особенно не тревожило сохранение секретов.
– Лорда Квиндольфина, – сказал он. – Я выпустил свиней, и они ворвались на свадьбу его дочери.
– Гм-м, – задумчиво произнес Том. – Дело плохо, это – мстительный ублю… прошу простить меня, леди Раднор, не совсем милый господин. Сын еще хуже. У них головорезов, как у собаки – блох, и каждый готов заняться делом, лишь бы было побольше крови.
– Но мы знаем таверну, – вставил Кнол,—в которую не посмеют сунуться ни сам Квиндольфин, ни его родственники, ни их бойцы.
– Но разве такой мальчик, как Гарет, будет там в безопасности? – спросила Присциан.
Гарет поморщился. Тетя, видимо, будет считать его ребенком до седой бороды.
– И что это за таверна? – с интересом спросил Пол.
– “Рваная ноздря”, – с некоторой гордостью ответил Том.
– Я знаю ее, – сказал Пол. – Там собираются воры, жулики, злодеи…
– И лодочники, – закончил Кнол. – Каковыми мы и являемся.
– Я не бывал в таких местах уже лет двадцать, – с некоторой тоской произнес Пол.
– И слава богам,—сказала Присциан.—Слуга короля, который должен скоро стать Принцем купцов? Едва ли тебе подобает бывать в таких местах.
Пол едва заметно улыбнулся, ничего не ответил, и Гарет в который раз задумался о том, что может скрываться за внешним спокойствием дяди.
– Тогда пойдем, – сказал Том. – Я бы не отказался от пинты, кроме того, твои родственники уже зевают, и невежливо задерживать их дольше.
Гарет не понимал, почему он не упал лицом в блюдо с мясом еще два часа назад, а чувствовал себя совершенно бодрым.
Друзья поблагодарили за ужин, услышали заверения о том, что через несколько дней будет устроен настоящей праздник по случаю возвращения Гарета и что они приглашены.
Ночь была теплой, но со стороны реки веяло прохладой. Трое друзей закутались в плащи, и Гарет не мог не заметить, что плащ Кнола изношен до дыр.
По боковым улицам они вышли к реке, а потом свернули в шумный переулок.
– Иди на вопли, – сказал Том, – и никогда не заблудишься.
Двери “Рваной ноздри” распахнулись, и в ночь ворвались звуки музыки и пьяные крики. Друзья уже собирались войти, но тут на улицу вывалились, едва держась на ногах, двое мужчин.
– Так-так, – весело воскликнул Том. – Наметь цель и пощади невинных.
Один из пьяниц попытался ударить Тома, но тот поднял его за воротник и перекинул через плечо прямо на каменную стену.
– Ты тоже хочешь поиграть? – спросил Том второго буяна. Тот быстро покачал головой, проскочил под рукой Техиди и скрылся в ночи.
– Как я вижу, сил у тебя не убавилось, —заметил Гарет, когда они пробились сквозь толпу к столу, за которым храпел, опустив голову в лужу вина, одинокий пьяница.
Кнол бесцеремонно столкнул пьяницу со стула и пронзительно свистнул, чтобы привлечь внимание официантки.
– Да, любовь моя, – отозвалась та. – Как обычно?
– Как обычно и… воду со льдом.
– Тебе не удалось помыться?
– Для моего непьющего друга. Принесли напитки. Гарет заметил, что Том сел спиной к стене, а Кнол полуобернулся, чтобы наблюдать за залом.
– Мой дядя все рассказал обо мне, – сказал Гарет. – Теперь ваша очередь.
Пока Кнол рассказывал об их жизни в другом поселке, Том постоянно перебивал друга, когда ему казалось, что в рассказе уделяется недостаточно внимания его персоне.
– Но он был совсем не похож на наш,—рассказывал Кнол. – Они решили, что получили пару слуг, чуть ли не рабов.
– Из трюмов не вылезали, постоянно возились с сетями, – добавил Том. – А получали недолю от цены, а горсть медяков или серебряную монетку. Но самым плохим было не это. Поселок платил дань королю, причем данью этой становились двое молодых мужчин ежегодно, когда в поселок приезжали вербовщики.
– Любого человека, даже страстно стремившегося послужить королю, – сказал Кнол, – разочаровали бы рассказы бывалых людей о кораблекрушениях, червивых галетах и морских битвах.
– Дело даже не в крушениях и битвах,—вставил Том. – Дело в том, что после того, как люди теряли силы, не могли больше служить, их вышвыривали, ничего не заплатив, без пенсии, без имущества, оставив только одежду, которая была на них. Они были вынуждены сами добираться домой и просить милостыню. Не сравнить с пиратами, которые, если повезет, возвращаются домой с золотом и драгоценностями.
– Естественно, – сказал Гарет. – Вас двоих вышвырнули бы в первую очередь.
– Поубавить бы тебе язвительности, – сказал Кнол. – Итак, мы сбежали, сбежали в Тикао, подумав, что здесь есть шанс жить нормально.
– Шанс, конечно, был. Шанс не умереть с голоду, – продолжил Кнол мрачно, – а не шанс разбогатеть, этому обязательно кто-то мешает.
– Например, поганая гильдия лодочников, —сказал Том. – Им недостаточно того, что мы исходили реку вдоль и поперек, изучили пристани и течения, купили лодки по разорительной цене, привели их в порядок, чтобы мужчины и женщины с золотом в кошельках могли удобно развалиться на подушках, пока мы катаем их по реке. Нет. Ты подаешь заявление в гильдию и, может быть, когда они сочтут нужным, тебя примут в нее. А может быть, и нет. А пока можешь голодать за всех них. Или работать ниже по течению, где не существует законов и порядка. Если гильдия узнает, что ты работаешь на выгодных маршрутах, твою лодку могут пробить, тебя сбросить за борт или сначала треснуть по голове железным прутом и посмотреть, доплывешь ли ты до океана. Лицом вниз.
– С нами они так поступать не пытаются, —хмуро заметил Том. – Парочка из них попробовала месяцев шесть назад, когда мы впервые вышли на реку, но оказалась в реке рядом с перевернутой лодкой. А потом, когда они решили, что проблемы больше нет, кое-кто поджидал их на пристани, чтобы продолжить дискуссию.
– Но этим мы пламенную любовь гильдии не завоевали, – продолжил Кнол. – Так что…на еду хватает, но посмотри, во что мы одеты. Кроме того, следует вытащить из воды и законопатить лодку, а мы не можем себе этого позволить.
– Кроме того, мы живем не в особняке, —заметил Том, допил кружку эля и знаком попросил принести еще одну. – Но если есть пиво в бочке, жизнь нельзя считать плохой.
– В Тикао жить гораздо лучше, – сказал Кнол, – чем до самой могилы ловить рыбу в том забытом богами поселке.
Техиди вдруг протрезвел.
– Возможно, – сказал он. – Но я никогда не забуду, почему нам пришлось покинуть родные дома.
– Конечно нет, – согласился Кнол. – Пару раз я хотел дать уроки плавания этим проклятым работорговцам. Один раз линияту удалось ускользнуть, во второй их было слишком много, хотя Тома это не смущало, он считал, что самое главное – подобраться к ним поближе.
– Мне тоже кое-что удалось сделать, – сказал Гарет и без хвастовства поведал друзьям о стычке с линиятами. В конце рассказа настроение Техиди поднялось настолько, что он громко расхохотался.
– Отлично, Гарет. Рад видеть тебя самого и рад, что у тебя все идет удачно.
Гарет хотел было сказать, что теперь и жизнь друзей повернется к лучшему. У него было достаточно золота, кроме того, он считал, что компания перевозчиков “Н'б'ри —Техиди” только выиграет, если приобретет негласного партнера.
Но это могло подождать.
Они о многом поговорили, включая детали приключения, вынудившего Гарета прибегнуть к столь странной форме самоизгнания, и потом Гарет незаметно для себя рассказал им о Косире и амулете.
– Дьявол! – воскликнул Техиди. – Романтично. И ты до сих пор не использовал заклинание?
– Нет.
– Почему? – спросил Кнол.
– Я… не уверен, – ответил Гарет. – Может быть, боюсь, что ничего не получится, может быть, боюсь, что мне не понравится то, что я увижу..
– Опусти руку,—посоветовал Техиди.—Ниже ремня, между ног.
– Зачем?
– Делай что говорят! Гарет повиновался.
– Что ты чувствуешь?
– Яйца, что еще?
– Отлично! – закричал Техиди. – А я уж было подумал, что ты их лишился. Может быть, постучишь ими друг о друга и посмотришь, что из этого выйдет?
Гарет сделал глоток воды и дважды медленно кивнул:
– Посмотрю, конечно посмотрю.
Гарет не сразу понял, как работает амулет. Сначала он подумал, что волшебник обманул Косиру и забрал ее деньги, ничего не дав взамен. Потом он заметил, что амулет нагревается, если клюв орла указывает в определенном направлении. После поворота амулет мгновенно остывал.
Гарет подождал еще два дня, чтобы убедиться в этом, кроме того, его тело наконец взбунтовалось, и он не мог делать ничего, только есть и спать.
На четвертый день после заката он накинул темный плащ и вышел на улицу. Потом остановился, вспомнив о своих врагах, которых по иронии судьбы даже никогда не видел, вернулся и взял из обширного арсенала дяди короткоствольный пистолет, в ствол которого свободно входили два пальца. Он осмотрел оружие, зажег фитиль и вышел в ветреную ночь. Он полагал, что поиски приведут его к реке, быть может, даже на другой берег, в трущобы. Вместо этого клюв орла повернулся на север и чуть к западу, в сторону высокого холма, на котором стоял королевский замок.
Гарет дважды сбивался с пути, следуя за клювом орла, вместо того чтобы идти по переулку, и упирался в каменные стены. Он возвращался назад, а амулет становился все теплее и теплее.
Он огляделся и понял, что оказался в богатом районе.
“Если амулет работает, – подумал он, – значит, Косира – не шлюха. Быть может, судомойка или дочь слуги”.
От дороги отходила узкая тропинка, и клюв орла явно указывал в том направлении. Гарет пошел по дорожке и очутился вблизи увитых растениями кованых ворот, украшенных изображениями диковинных животных.
За воротами он увидел мощеный двор, сторожку и внушительный четырехэтажный особняк с башнями и застекленной галереей, с которой открывался чудесный вид на весь город, за исключением королевского замка.
Внутри горел свет, огонь в лампах колебался на ветру, который здесь, на холме, был заметно сильнее, чем внизу.
Дом был роскошным, только знатный вельможа мог владеть таким.
Конечно, Гарет не хотел никого беспокоить в столь поздний час, но, несомненно, он вернется завтра и расспросит слуг о Косире.
Он еще раз насладился видом особняка и уже собирался уходить, когда услышал из темноты голос:
– Ты не слишком торопился.
Гарет вздрогнул и увидел приближавшуюся к нему фигуру в плаще.
– Косира? Как ты узнала, что я приду сюда?
– Вместе с амулетом я заколдовала маленькое колечко. Но ты не ответил мне, Гарет Раднор. Почему ты не пришел раньше?
– Я был… в море.
– Не все время.
Гарет решил, что придется говорить правду. После его рассказа воцарилась тишина, которую нарушил звонкий смех.
– Ты действительно подумал, что я окажусь грязной шлюхой или замужней официанткой с дюжиной любовников?
– Ну, вроде того.
– Это не так.
Она вышла на свет и сбросила плащ. Когда-то очаровательная девушка, теперь она стала еще более прекрасной женщиной. Волосы она стригла по-прежнему коротко, выросла не больше чем на дюйм, оставалась все такой же стройной. Но она была просто восхитительна, ее губы соблазнительно улыбались, а глаза сияли.
Гарет заметил все это… и нечто не менее важное. Косира была одета в цветастую блузку, скорее всего, из толстого шелка, и черные панталоны. Ее руки были украшены браслетами, сверкавшими в свете лампы всеми цветами радуги. Никакая служанка не могла позволить себе так одеваться или носить такие украшения.
– Пока ты наслаждаешься моей глупостью, —сказал он, – можешь учесть – я только что понял, что ты не служанка и не дочь слуги.
– Нет, – сказала она. – Этот дом принадлежит мне, вернее, управляется по доверенности от матери до моего совершеннолетия. Не желаешь войти и выпить подогретого вина с пряностями? Полагаю, став матросом, ты отказался от дурной привычки пить только воду?
– На самом деле… не отказался.
– Я думала, за это время ты поймешь пагубность такого пристрастия. В воду писают рыбы. – Она прикоснулась к воротам в нескольких ничем не приметных местах, и они распахнулись. – Входи, думаю, у меня найдется немного воды для тебя. Вчера ночью шел сильный дождь, полагаю, не вся вода стекла с крыши.
Гарет рассказал Косире о своих путешествиях и спросил, чем занималась она.
– В основном ничем, – ответила она. – Как знатная дама ходила на костюмированные балы и маскарады. Это занимает почти все время, но ум остается свободным. Ни разу не пошутила, —добавила она со вздохом, – не сделала ничего полезного с той самой ночи.
Гарет помешал чай коричной палочкой и рискнул спросить о друзьях. Косира поморщилась:
– Об увальне Лабале я ничего не знаю, хотя облазила в его поисках все побережье. Что касается Фокса, его задержали стражники за кражу. Это был уже третий случай, и ему отрубили руку. Рана заживала плохо, и он решил, что жизнь вора кончилась, а значит, и просто жизнь. Я нашла постоялый двор, в котором он жил, через два дня после его смерти. По крайней мере, я могла заплатить за приличные похороны, хотя не отношусь к тем, кто верит, что богов хоть немного интересует судьба их собственных созданий.
– Проклятье, – печально произнес Гарет, потом вдруг понял, что невольно произнес ругательство, и добавил: – Прошу прощения.
– За что? – сказала Косира. – Я слышала более крепкие слова, когда за нами гналась стража. Почему все должно измениться сейчас, когда ты узнал истинное положение вещей, к которым, кстати, я не имею ни малейшего отношения. Я осталась прежней Косирой, дьявол тебя побери!
Гарет еще раз оглядел огромную столовую, увешанную портретами суровых мужчин в доспехах и с мечами, женщин, среди которых встречались молодые и миловидные, пожилые и надменные, осмотрел пейзажи, укрепленные на стенах мечи, кинжалы, пики. На дальней стене висело огромное, постоянно вращающееся Колесо жизни. Люди, которые могли себе позволить приобрести такое колесо и обеспечить заклинание, заставлявшее его вращаться, клялись, что оно приносит счастье.
Кроме них в зале никого не было. Слуга молча выслушал приказ Косиры, удалился и через минуту вернулся с графином вина для хозяйки и чаем для Гарета.
– Пять лет назад, – сказал Гарет, чувствуя себя неловко с того момента, как узнал о высоком положении Косиры, – я и подумать не мог, что окажусь в таком особняке, хотя и мечтал об этом.
Косира, не поднимая глаз, пила вино.
– Приятно мечтать, – сказала она едва слышно, – а не знать, что твоя жизнь расписана на многие годы.
Гарет промолчал.
– Именно поэтому я так полюбила улицу, —продолжила Косира. – Я знала… знаю, что моя судьба высечена на камне. Я должна оставаться идеальной девушкой и девственницей, пока какой-нибудь знатный шмель, кружащий вокруг меня, вернее, вокруг моего приданого, не решит взять меня в жены. Потом я должна буду родить столько детей, сколько он захочет, сидеть дома, выезжать только на приемы, в то время как муж будет жить в свое удовольствие, заводить любовниц, участвовать в сражениях, путешествовать по заморским странам… Замужество… замужество… ха!
Гарет решил сменить тему:
– Ты говорила, что живешь здесь с матерью.
– Жила. Моя мать скончалась три года назад.
– Значит, ты живешь одна в этой чудовищной груде камней?
– Если не считать восьмидесяти семи слуг. У меня есть исполнитель завещания, который старается уберечь меня от неприятностей, особенно тех, что я сама на себя навлекаю. Некоторые из слуг, несомненно, являются его агентами, поэтому особенно пошалить не удается. Но иногда заходят друзья, и мне удается выбраться из заточения. Все они, конечно, знатные люди, но некоторые не лишены задора, поэтому иногда случаются приключения.
Но не такие увлекательные, как когда-то с тобой, – добавила она.
– Ты ничего не сказала о своем отце. Косира немного покраснела и сжала губы.
– Извини, – торопливо добавил Гарет.
– Все нормально, – возразила Косира.—Откуда тебе знать. Моя мать обладала еще более мятежным духом, чем я, и предпочла не выходить замуж.
– О!
– У нее были любовники. Десять, возможно, двадцать. Дневник она не вела, или мне не удалось его найти. Один из любовников, не знаю, был ли он таким же знатным, как мать, и стал моим отцом. Я ничего не знаю о нем, и управляющий клянется, что тоже ничего не знает. Все эти знатные бородачи и хмурые дамы, – Косира кивнула на портреты, – родственники с ее стороны. Ее род берет начало где-то в древней истории Сароса, возможно, в те времена, когда первый человек приставил острый кусок кремня к горлу другого человека и потребовал, чтобы тот признал его превосходство, если не хочет иметь сразу две улыбки. История гласит, что мы построили дом на этом холме раньше короля Сароса. Конечно, все ожидают, что я выйду замуж и продолжу традицию. Настанет день, и стены этого особняка украсит мой портрет с соответствующим выражением лица.
– Ну… а ты обязательно должна делать то, что от тебя ожидают? – спросил Гарет. – Я имею в виду, ты и раньше убегала из дома. Разве ты не можешь уехать из Тикао?
– Ты думаешь, никто не будет меня преследовать? Никто не узнает во мне леди Косиру Нагорную, никто не сообщит управляющему, который с проклятиями и скандалом водворит меняна прежнее место?
– Можешь хоть попробовать. Косира задумчиво посмотрела на него.
– Возможно, ты прав. По крайней мере, можно попробовать, а не сидеть здесь и жалеть себя.
– Я не хотел поучать тебя.
– Почему? Всем другим кажется, что они лучше меня знают, как я должна прожить свою жизнь.
Гарет встал и потянулся за плащом.
– Прости, – сказала Косира. – Не следовало говорить эту глупость, ты ее не заслужил. Гарет, я очень рада, что ваши с дядей дела идут успешно и все твои путешествия заканчивались благополучно. Поверь, я следила за тобой.
– Спасибо.
– Я просто устала, плохо спала прошлой ночью.
– Мне очень жаль. Косира пожала плечами:
– Все началось с длинного скучного вечера, который я провела с тем, кого вряд ли можно считать твоим другом.
Гарет ждал.
– С Антоном, младшим сыном лорда Квиндольфина, который считает себя великим мастером ухаживания. – Косира с трудом сдерживала зевоту. – Я, конечно, не сказала ему, что считаю его самого и его семью заслуживающей того, что мы сделали на свадьбе его сестры.
Дядя и тетя пригласили Тома и Кнола в свой дом, хотя Гарет не мог не заметить несколько озадаченный вид тети Присциан, когда она посмотрела на грязную рабочую одежду его друзей.
Они обильно поужинали, после того как Гарет вымылся и приказал сжечь свою одежду. Потом, увидев, как дядя Гарета зевает, Том предложил прогуляться.
– Не думаю, что это хорошая идея, – заметил Пол, прежде чем Гарет успел ответить.
Кнол удивленно поднял брови.
– Пару лет назад, – пояснил Гарет, – я совершил страшно глупый поступок, чем огорчил одного лорда.
– Кого именно, позволь поинтересоваться? —спросил Кнол. – Мы достаточно давно живем в Тикао и знаем, кого действительно стоит опасаться, а кого нет.
Пол многозначительно посмотрел на Гарета, давая понять, что он сказал уже достаточно.
Гарета никогда особенно не тревожило сохранение секретов.
– Лорда Квиндольфина, – сказал он. – Я выпустил свиней, и они ворвались на свадьбу его дочери.
– Гм-м, – задумчиво произнес Том. – Дело плохо, это – мстительный ублю… прошу простить меня, леди Раднор, не совсем милый господин. Сын еще хуже. У них головорезов, как у собаки – блох, и каждый готов заняться делом, лишь бы было побольше крови.
– Но мы знаем таверну, – вставил Кнол,—в которую не посмеют сунуться ни сам Квиндольфин, ни его родственники, ни их бойцы.
– Но разве такой мальчик, как Гарет, будет там в безопасности? – спросила Присциан.
Гарет поморщился. Тетя, видимо, будет считать его ребенком до седой бороды.
– И что это за таверна? – с интересом спросил Пол.
– “Рваная ноздря”, – с некоторой гордостью ответил Том.
– Я знаю ее, – сказал Пол. – Там собираются воры, жулики, злодеи…
– И лодочники, – закончил Кнол. – Каковыми мы и являемся.
– Я не бывал в таких местах уже лет двадцать, – с некоторой тоской произнес Пол.
– И слава богам,—сказала Присциан.—Слуга короля, который должен скоро стать Принцем купцов? Едва ли тебе подобает бывать в таких местах.
Пол едва заметно улыбнулся, ничего не ответил, и Гарет в который раз задумался о том, что может скрываться за внешним спокойствием дяди.
– Тогда пойдем, – сказал Том. – Я бы не отказался от пинты, кроме того, твои родственники уже зевают, и невежливо задерживать их дольше.
Гарет не понимал, почему он не упал лицом в блюдо с мясом еще два часа назад, а чувствовал себя совершенно бодрым.
Друзья поблагодарили за ужин, услышали заверения о том, что через несколько дней будет устроен настоящей праздник по случаю возвращения Гарета и что они приглашены.
Ночь была теплой, но со стороны реки веяло прохладой. Трое друзей закутались в плащи, и Гарет не мог не заметить, что плащ Кнола изношен до дыр.
По боковым улицам они вышли к реке, а потом свернули в шумный переулок.
– Иди на вопли, – сказал Том, – и никогда не заблудишься.
Двери “Рваной ноздри” распахнулись, и в ночь ворвались звуки музыки и пьяные крики. Друзья уже собирались войти, но тут на улицу вывалились, едва держась на ногах, двое мужчин.
– Так-так, – весело воскликнул Том. – Наметь цель и пощади невинных.
Один из пьяниц попытался ударить Тома, но тот поднял его за воротник и перекинул через плечо прямо на каменную стену.
– Ты тоже хочешь поиграть? – спросил Том второго буяна. Тот быстро покачал головой, проскочил под рукой Техиди и скрылся в ночи.
– Как я вижу, сил у тебя не убавилось, —заметил Гарет, когда они пробились сквозь толпу к столу, за которым храпел, опустив голову в лужу вина, одинокий пьяница.
Кнол бесцеремонно столкнул пьяницу со стула и пронзительно свистнул, чтобы привлечь внимание официантки.
– Да, любовь моя, – отозвалась та. – Как обычно?
– Как обычно и… воду со льдом.
– Тебе не удалось помыться?
– Для моего непьющего друга. Принесли напитки. Гарет заметил, что Том сел спиной к стене, а Кнол полуобернулся, чтобы наблюдать за залом.
– Мой дядя все рассказал обо мне, – сказал Гарет. – Теперь ваша очередь.
Пока Кнол рассказывал об их жизни в другом поселке, Том постоянно перебивал друга, когда ему казалось, что в рассказе уделяется недостаточно внимания его персоне.
– Но он был совсем не похож на наш,—рассказывал Кнол. – Они решили, что получили пару слуг, чуть ли не рабов.
– Из трюмов не вылезали, постоянно возились с сетями, – добавил Том. – А получали недолю от цены, а горсть медяков или серебряную монетку. Но самым плохим было не это. Поселок платил дань королю, причем данью этой становились двое молодых мужчин ежегодно, когда в поселок приезжали вербовщики.
– Любого человека, даже страстно стремившегося послужить королю, – сказал Кнол, – разочаровали бы рассказы бывалых людей о кораблекрушениях, червивых галетах и морских битвах.
– Дело даже не в крушениях и битвах,—вставил Том. – Дело в том, что после того, как люди теряли силы, не могли больше служить, их вышвыривали, ничего не заплатив, без пенсии, без имущества, оставив только одежду, которая была на них. Они были вынуждены сами добираться домой и просить милостыню. Не сравнить с пиратами, которые, если повезет, возвращаются домой с золотом и драгоценностями.
– Естественно, – сказал Гарет. – Вас двоих вышвырнули бы в первую очередь.
– Поубавить бы тебе язвительности, – сказал Кнол. – Итак, мы сбежали, сбежали в Тикао, подумав, что здесь есть шанс жить нормально.
– Шанс, конечно, был. Шанс не умереть с голоду, – продолжил Кнол мрачно, – а не шанс разбогатеть, этому обязательно кто-то мешает.
– Например, поганая гильдия лодочников, —сказал Том. – Им недостаточно того, что мы исходили реку вдоль и поперек, изучили пристани и течения, купили лодки по разорительной цене, привели их в порядок, чтобы мужчины и женщины с золотом в кошельках могли удобно развалиться на подушках, пока мы катаем их по реке. Нет. Ты подаешь заявление в гильдию и, может быть, когда они сочтут нужным, тебя примут в нее. А может быть, и нет. А пока можешь голодать за всех них. Или работать ниже по течению, где не существует законов и порядка. Если гильдия узнает, что ты работаешь на выгодных маршрутах, твою лодку могут пробить, тебя сбросить за борт или сначала треснуть по голове железным прутом и посмотреть, доплывешь ли ты до океана. Лицом вниз.
– С нами они так поступать не пытаются, —хмуро заметил Том. – Парочка из них попробовала месяцев шесть назад, когда мы впервые вышли на реку, но оказалась в реке рядом с перевернутой лодкой. А потом, когда они решили, что проблемы больше нет, кое-кто поджидал их на пристани, чтобы продолжить дискуссию.
– Но этим мы пламенную любовь гильдии не завоевали, – продолжил Кнол. – Так что…на еду хватает, но посмотри, во что мы одеты. Кроме того, следует вытащить из воды и законопатить лодку, а мы не можем себе этого позволить.
– Кроме того, мы живем не в особняке, —заметил Том, допил кружку эля и знаком попросил принести еще одну. – Но если есть пиво в бочке, жизнь нельзя считать плохой.
– В Тикао жить гораздо лучше, – сказал Кнол, – чем до самой могилы ловить рыбу в том забытом богами поселке.
Техиди вдруг протрезвел.
– Возможно, – сказал он. – Но я никогда не забуду, почему нам пришлось покинуть родные дома.
– Конечно нет, – согласился Кнол. – Пару раз я хотел дать уроки плавания этим проклятым работорговцам. Один раз линияту удалось ускользнуть, во второй их было слишком много, хотя Тома это не смущало, он считал, что самое главное – подобраться к ним поближе.
– Мне тоже кое-что удалось сделать, – сказал Гарет и без хвастовства поведал друзьям о стычке с линиятами. В конце рассказа настроение Техиди поднялось настолько, что он громко расхохотался.
– Отлично, Гарет. Рад видеть тебя самого и рад, что у тебя все идет удачно.
Гарет хотел было сказать, что теперь и жизнь друзей повернется к лучшему. У него было достаточно золота, кроме того, он считал, что компания перевозчиков “Н'б'ри —Техиди” только выиграет, если приобретет негласного партнера.
Но это могло подождать.
Они о многом поговорили, включая детали приключения, вынудившего Гарета прибегнуть к столь странной форме самоизгнания, и потом Гарет незаметно для себя рассказал им о Косире и амулете.
– Дьявол! – воскликнул Техиди. – Романтично. И ты до сих пор не использовал заклинание?
– Нет.
– Почему? – спросил Кнол.
– Я… не уверен, – ответил Гарет. – Может быть, боюсь, что ничего не получится, может быть, боюсь, что мне не понравится то, что я увижу..
– Опусти руку,—посоветовал Техиди.—Ниже ремня, между ног.
– Зачем?
– Делай что говорят! Гарет повиновался.
– Что ты чувствуешь?
– Яйца, что еще?
– Отлично! – закричал Техиди. – А я уж было подумал, что ты их лишился. Может быть, постучишь ими друг о друга и посмотришь, что из этого выйдет?
Гарет сделал глоток воды и дважды медленно кивнул:
– Посмотрю, конечно посмотрю.
Гарет не сразу понял, как работает амулет. Сначала он подумал, что волшебник обманул Косиру и забрал ее деньги, ничего не дав взамен. Потом он заметил, что амулет нагревается, если клюв орла указывает в определенном направлении. После поворота амулет мгновенно остывал.
Гарет подождал еще два дня, чтобы убедиться в этом, кроме того, его тело наконец взбунтовалось, и он не мог делать ничего, только есть и спать.
На четвертый день после заката он накинул темный плащ и вышел на улицу. Потом остановился, вспомнив о своих врагах, которых по иронии судьбы даже никогда не видел, вернулся и взял из обширного арсенала дяди короткоствольный пистолет, в ствол которого свободно входили два пальца. Он осмотрел оружие, зажег фитиль и вышел в ветреную ночь. Он полагал, что поиски приведут его к реке, быть может, даже на другой берег, в трущобы. Вместо этого клюв орла повернулся на север и чуть к западу, в сторону высокого холма, на котором стоял королевский замок.
Гарет дважды сбивался с пути, следуя за клювом орла, вместо того чтобы идти по переулку, и упирался в каменные стены. Он возвращался назад, а амулет становился все теплее и теплее.
Он огляделся и понял, что оказался в богатом районе.
“Если амулет работает, – подумал он, – значит, Косира – не шлюха. Быть может, судомойка или дочь слуги”.
От дороги отходила узкая тропинка, и клюв орла явно указывал в том направлении. Гарет пошел по дорожке и очутился вблизи увитых растениями кованых ворот, украшенных изображениями диковинных животных.
За воротами он увидел мощеный двор, сторожку и внушительный четырехэтажный особняк с башнями и застекленной галереей, с которой открывался чудесный вид на весь город, за исключением королевского замка.
Внутри горел свет, огонь в лампах колебался на ветру, который здесь, на холме, был заметно сильнее, чем внизу.
Дом был роскошным, только знатный вельможа мог владеть таким.
Конечно, Гарет не хотел никого беспокоить в столь поздний час, но, несомненно, он вернется завтра и расспросит слуг о Косире.
Он еще раз насладился видом особняка и уже собирался уходить, когда услышал из темноты голос:
– Ты не слишком торопился.
Гарет вздрогнул и увидел приближавшуюся к нему фигуру в плаще.
– Косира? Как ты узнала, что я приду сюда?
– Вместе с амулетом я заколдовала маленькое колечко. Но ты не ответил мне, Гарет Раднор. Почему ты не пришел раньше?
– Я был… в море.
– Не все время.
Гарет решил, что придется говорить правду. После его рассказа воцарилась тишина, которую нарушил звонкий смех.
– Ты действительно подумал, что я окажусь грязной шлюхой или замужней официанткой с дюжиной любовников?
– Ну, вроде того.
– Это не так.
Она вышла на свет и сбросила плащ. Когда-то очаровательная девушка, теперь она стала еще более прекрасной женщиной. Волосы она стригла по-прежнему коротко, выросла не больше чем на дюйм, оставалась все такой же стройной. Но она была просто восхитительна, ее губы соблазнительно улыбались, а глаза сияли.
Гарет заметил все это… и нечто не менее важное. Косира была одета в цветастую блузку, скорее всего, из толстого шелка, и черные панталоны. Ее руки были украшены браслетами, сверкавшими в свете лампы всеми цветами радуги. Никакая служанка не могла позволить себе так одеваться или носить такие украшения.
– Пока ты наслаждаешься моей глупостью, —сказал он, – можешь учесть – я только что понял, что ты не служанка и не дочь слуги.
– Нет, – сказала она. – Этот дом принадлежит мне, вернее, управляется по доверенности от матери до моего совершеннолетия. Не желаешь войти и выпить подогретого вина с пряностями? Полагаю, став матросом, ты отказался от дурной привычки пить только воду?
– На самом деле… не отказался.
– Я думала, за это время ты поймешь пагубность такого пристрастия. В воду писают рыбы. – Она прикоснулась к воротам в нескольких ничем не приметных местах, и они распахнулись. – Входи, думаю, у меня найдется немного воды для тебя. Вчера ночью шел сильный дождь, полагаю, не вся вода стекла с крыши.
Гарет рассказал Косире о своих путешествиях и спросил, чем занималась она.
– В основном ничем, – ответила она. – Как знатная дама ходила на костюмированные балы и маскарады. Это занимает почти все время, но ум остается свободным. Ни разу не пошутила, —добавила она со вздохом, – не сделала ничего полезного с той самой ночи.
Гарет помешал чай коричной палочкой и рискнул спросить о друзьях. Косира поморщилась:
– Об увальне Лабале я ничего не знаю, хотя облазила в его поисках все побережье. Что касается Фокса, его задержали стражники за кражу. Это был уже третий случай, и ему отрубили руку. Рана заживала плохо, и он решил, что жизнь вора кончилась, а значит, и просто жизнь. Я нашла постоялый двор, в котором он жил, через два дня после его смерти. По крайней мере, я могла заплатить за приличные похороны, хотя не отношусь к тем, кто верит, что богов хоть немного интересует судьба их собственных созданий.
– Проклятье, – печально произнес Гарет, потом вдруг понял, что невольно произнес ругательство, и добавил: – Прошу прощения.
– За что? – сказала Косира. – Я слышала более крепкие слова, когда за нами гналась стража. Почему все должно измениться сейчас, когда ты узнал истинное положение вещей, к которым, кстати, я не имею ни малейшего отношения. Я осталась прежней Косирой, дьявол тебя побери!
Гарет еще раз оглядел огромную столовую, увешанную портретами суровых мужчин в доспехах и с мечами, женщин, среди которых встречались молодые и миловидные, пожилые и надменные, осмотрел пейзажи, укрепленные на стенах мечи, кинжалы, пики. На дальней стене висело огромное, постоянно вращающееся Колесо жизни. Люди, которые могли себе позволить приобрести такое колесо и обеспечить заклинание, заставлявшее его вращаться, клялись, что оно приносит счастье.
Кроме них в зале никого не было. Слуга молча выслушал приказ Косиры, удалился и через минуту вернулся с графином вина для хозяйки и чаем для Гарета.
– Пять лет назад, – сказал Гарет, чувствуя себя неловко с того момента, как узнал о высоком положении Косиры, – я и подумать не мог, что окажусь в таком особняке, хотя и мечтал об этом.
Косира, не поднимая глаз, пила вино.
– Приятно мечтать, – сказала она едва слышно, – а не знать, что твоя жизнь расписана на многие годы.
Гарет промолчал.
– Именно поэтому я так полюбила улицу, —продолжила Косира. – Я знала… знаю, что моя судьба высечена на камне. Я должна оставаться идеальной девушкой и девственницей, пока какой-нибудь знатный шмель, кружащий вокруг меня, вернее, вокруг моего приданого, не решит взять меня в жены. Потом я должна буду родить столько детей, сколько он захочет, сидеть дома, выезжать только на приемы, в то время как муж будет жить в свое удовольствие, заводить любовниц, участвовать в сражениях, путешествовать по заморским странам… Замужество… замужество… ха!
Гарет решил сменить тему:
– Ты говорила, что живешь здесь с матерью.
– Жила. Моя мать скончалась три года назад.
– Значит, ты живешь одна в этой чудовищной груде камней?
– Если не считать восьмидесяти семи слуг. У меня есть исполнитель завещания, который старается уберечь меня от неприятностей, особенно тех, что я сама на себя навлекаю. Некоторые из слуг, несомненно, являются его агентами, поэтому особенно пошалить не удается. Но иногда заходят друзья, и мне удается выбраться из заточения. Все они, конечно, знатные люди, но некоторые не лишены задора, поэтому иногда случаются приключения.
Но не такие увлекательные, как когда-то с тобой, – добавила она.
– Ты ничего не сказала о своем отце. Косира немного покраснела и сжала губы.
– Извини, – торопливо добавил Гарет.
– Все нормально, – возразила Косира.—Откуда тебе знать. Моя мать обладала еще более мятежным духом, чем я, и предпочла не выходить замуж.
– О!
– У нее были любовники. Десять, возможно, двадцать. Дневник она не вела, или мне не удалось его найти. Один из любовников, не знаю, был ли он таким же знатным, как мать, и стал моим отцом. Я ничего не знаю о нем, и управляющий клянется, что тоже ничего не знает. Все эти знатные бородачи и хмурые дамы, – Косира кивнула на портреты, – родственники с ее стороны. Ее род берет начало где-то в древней истории Сароса, возможно, в те времена, когда первый человек приставил острый кусок кремня к горлу другого человека и потребовал, чтобы тот признал его превосходство, если не хочет иметь сразу две улыбки. История гласит, что мы построили дом на этом холме раньше короля Сароса. Конечно, все ожидают, что я выйду замуж и продолжу традицию. Настанет день, и стены этого особняка украсит мой портрет с соответствующим выражением лица.
– Ну… а ты обязательно должна делать то, что от тебя ожидают? – спросил Гарет. – Я имею в виду, ты и раньше убегала из дома. Разве ты не можешь уехать из Тикао?
– Ты думаешь, никто не будет меня преследовать? Никто не узнает во мне леди Косиру Нагорную, никто не сообщит управляющему, который с проклятиями и скандалом водворит меняна прежнее место?
– Можешь хоть попробовать. Косира задумчиво посмотрела на него.
– Возможно, ты прав. По крайней мере, можно попробовать, а не сидеть здесь и жалеть себя.
– Я не хотел поучать тебя.
– Почему? Всем другим кажется, что они лучше меня знают, как я должна прожить свою жизнь.
Гарет встал и потянулся за плащом.
– Прости, – сказала Косира. – Не следовало говорить эту глупость, ты ее не заслужил. Гарет, я очень рада, что ваши с дядей дела идут успешно и все твои путешествия заканчивались благополучно. Поверь, я следила за тобой.
– Спасибо.
– Я просто устала, плохо спала прошлой ночью.
– Мне очень жаль. Косира пожала плечами:
– Все началось с длинного скучного вечера, который я провела с тем, кого вряд ли можно считать твоим другом.
Гарет ждал.
– С Антоном, младшим сыном лорда Квиндольфина, который считает себя великим мастером ухаживания. – Косира с трудом сдерживала зевоту. – Я, конечно, не сказала ему, что считаю его самого и его семью заслуживающей того, что мы сделали на свадьбе его сестры.