Бар-Зохар Михаэль. Братья

   – Вот почему, – Гримальди поднял фотографию убитой женщины и взмахнул ею перед его носом. – Если твой братец вернется в Париж до того, как ты сподобишься мне позвонить, твоя драгоценная Татьяна будет выглядеть нисколько не лучше. Товарищ, понимаешь? – закончил он по-русски.
   Алекс взглянул на него в ярости, крепко стискивая зубы, затем круто развернулся и выбежал из ресторана.
   “Погоди, мальчик, – думал Гримальди, потягивая свой коньяк. – Однажды я заставлю тебя плясать под мою дудку. Я заставлю тебя уничтожить своего брата за то, что он сделал со мной. И с Олегом”.

* * *

   Олег Калинин и Дмитрий Морозов сидели друг против друга в кабинете Октября, в то время, как хозяин кабинета, одетый в черное, беспокойно расхаживал из угла в угол, рассказывая им невероятную историю. Дмитрий склонился над стаканом остывшего чая, который он сжимал в ладонях; он никак не мог оправиться от потрясения, испытанного при виде входящего в дверь кабинета Олега Калинина.
   Тишину, установившуюся сразу за его неожиданным появлением, нарушил хриплый голос Октября.
   – Ты не ожидал встретить его здесь, сынок? Ты думал, что увидишь его в наручниках, в камере тюрьмы на Лубянке или перед взводом солдат из расстрельной команды? Неужели ты позабыл все, чему я тебя учил? Не верь тому, что слышат твои уши и видят твои глаза. Хитрость, маскировка, конспирация! – как бы подчеркивая свои слова, Октябрь трижды ударил кулаком по столу. – Вот три кита тайной войны, Дмитрий. Помни об этом.
   Калинин неподвижно сидел на одном из стульев, пока Октябрь, размахивая дымящейся сигаретой словно дирижерской палочкой и не отрывая от Дмитрия своих глаз хищника, излагал ему суть операции под кодовым названием “Панама”.
   Это началось вскоре после окончания войны, когда Октябрь был направлен в Берлин с заданием: проникнуть в американское Управление стратегических служб. Ему удалось узнать о тайной слабости одного из офицеров БСС по имени Франко Гримальди, и в один прекрасный день Октябрь решил, что объект созрел для установления эмоционального контакта с другим человеком. Для этой миссии был выбран капитан Калинин, который превосходно справился с заданием. Ему удалось заставить Гримальди почувствовать к себе самую настоящую и преданную любовь.
   Дмитрий перевел взгляд с Октября на Калинина и обратно. Калинин, судя по всему, чувствовал себя крайне неловко; он раздавил в пепельнице свою сигарету, жалобно поглядел на Октября и тут же снова закурил. Смотреть на Дмитрия он избегал.
   “О чем это говорит Октябрь? – недоумевал Дмитрий. – Неужели он имеет в виду, что американец был гомосексуалистом и что Калинин получил задание пробраться к нему в постель для того, чтобы завоевать его доверие?” Впрочем, Дмитрий знал своего начальника и был уверен – Октябрь мог приказать своему агенту еще и не такое и при этом ни секунды не колебался бы.
   Октябрь между тем продолжал свое повествование.
   На протяжении некоторого времени “дружба” Калинина и Гримальди была довольно полезной, однако все прекратилось, когда Калинин был тяжело ранен в Австрийских Альпах.
   – На память у меня остался вот этот шрам, – вставил Калинин почти смущенно и вытер свой лысеющий лоб чистым голубым платком.
   К тому времени, когда Олег оправился от ранения. Гримальди уже работал в Пуллахе с генералом Гелленом.
   – Новая должность Гримальди сделала его еще более ценным для нас, – сказал Октябрь жестко. – И я снова попробовал тот же самый подход. Трижды мои люди пытались соблазнить Гримальди, увлечь его собой. В операции было задействовано немало сотрудников, но Гримальди был очень осторожен. Он понимал, что, если попадется на мужеложстве, его немедленно выкинут из ЦРУ, созданного на базе УСС.
   Дмитрий кивнул. Он знал, что американская разведка избегала гомосексуалистов, опасаясь как раз такой ситуации, о которой рассказывал Октябрь.
   И все же в конце концов плотские желания пересилили осторожность. Гримальди не сдержался и снова вступил в гомосексуальную связь, тут же попался и был со скандалом выдворен из Пуллаха. По иронии судьбы причиной его падения стали вовсе не неотразимые агенты, подосланные Октябрем, а местный мальчишка, совершенно посторонний и невинный, не подозревавший о последствиях своего непродолжительного любовного приключения с похотливым американским офицером.
   Гримальди был отозван в США и надолго исчез.
   – Мы считали, что он вынужден был уйти в отставку, и даже убрали его досье в архив, – сказал Октябрь. – Как тебе уже известно, Калинин вернулся на родину и сделал блестящую карьеру в ГРУ.
   Однако в 1966 году Гримальди совершенно неожиданно снова вынырнул на поверхность. Один из агентов опознал его в Лондоне, где Гримальди получил должность офицера-координатора между ЦРУ и британской СИС. Каким-то образом ему удалось уцелеть после неприятности, случившейся с ним в Пуллахе, и остаться на службе. Именно тогда Октябрь решил возобновить операцию, начатую во времена войны.
   Дмитрий скептически улыбнулся.
   – Основная координация усилий между этими двумя службами осуществляется в Вашингтоне, – заметил он. – Что вы надеялись получить от этого вашего Гримальди? Он не мог сообщить ничего интересного.
   – Сообщить не мог, однако он мог получать! Можно было все переиграть и использовать его, чтобы гнать в ЦРУ первоклассную “дезу”! – Октябрь не то раскашлялся, не то рассмеялся. – Влюбленный человек как нельзя лучше подходит для этой цели. Говорят, что любовь слепа. Ты когда-нибудь любил, Дмитрий?
   Олега Калинина снова вернули на действительную службу. Он вышел на контакт с человеком ЦРУ в Вене и предложил американцам то, чего у них не было с самой войны: высокопоставленного агента в самом Кремле. Поначалу, правда, ему пришлось притвориться, будто он хочет перебежать, но, немного поломавшись, он позволил американцам уговорить себя остаться в Москве и работать на них. Он выдвинул одно условие – его связником должен быть только Франко Гримальди, его старый друг по совместным операциям в Берлине.
   Этот план сработал. Гримальди, под соответствующим прикрытием, приехал в Москву и на протяжении семи лет с жадностью поглощал питательный коктейль, составленный из тщательно взвешенных порций правды и дезинформации.
   – В Москве наши отношения были совершенно платоническими, – быстро вставил Калинин, и Дмитрий кивнул. Смущение полковника доставляло ему удовольствие.
   – Я хотел, чтобы Гримальди приехал сюда из-за его привязанности к Олегу, – холодно сказал Октябрь. – Когда кто-то живет чувствами, он не рассуждает, он совершает ошибки. Как только подключаются эмоции, притупляются скептицизм и чувство опасности. Человек отметает мелкие несообразности, он чувствует, что его долг – защищать своего агента, а не контролировать его. Так и получилось: Гримальди слепо верил Калинину и всякий раз подтверждал, что его сведения соответствуют истине, в то время, как любой другой разведчик на его месте обязательно проверил и перепроверил столь важную информацию. Но только не Гримальди. Он был влюблен в Калинина, да и сейчас любит его.
   Именно так Панама стал самым ценным агентом американской разведки со времен войны. Ему доверяли и ценили даже больше, чем полковника Пеньковского. Оценки американской стороной ракетно-ядерного потенциала Советского Союза, сведения о местах дислокации ядерных подводных лодок и боеготовности крупнейших танковых соединений – все основывалось на полученной от него ложной информации.
   – Все это могло продолжаться еще несколько лет, если бы в один прекрасный день, во время практических занятий по наружному наблюдению, курсант разведшколы ПГУ КГБ Дмитрий Морозов не проследил за Гримальди до ложи Большого театра и не увидел, как тот встречается с полковником ГРУ Калининым.
   – Сент-Клер... – прошептал Дмитрий.
   – Именно, – кивнул Октябрь.
   – Но почему никто ничего мне не сказал?! – сердито воскликнул Дмитрий, вскакивая со стула. Затем он обернулся к Калинину. – Почему вы ничего не сказали мне еще в Париже?
   – Сядь, – резко приказал Октябрь. – Калинин не имел права ничего и никому рассказывать. Он был двойным агентом с серьезным прикрытием. К тому времени, когда он сумел связаться со мной, ты уже начал действовать, и охота на Калинина и Сент-Клера началась. Между прочим, я пытался остановить тебя, помнишь?
   – Я думал, что наши люди взяли его на границе с Австрией.
   Октябрь пожал плечами.
   – Я намеренно распустил этот слух, чтобы американцы перестали его искать. Мне не хотелось, чтобы они поняли, что Панама был нашим человеком. – Он вздохнул. – Ты, Дмитрий, нечаянно завалил самую блестящую операцию, какую я когда-либо задумывал.
   Когда через несколько дней Октябрь снова вызвал Дмитрия к себе в кабинет, Калинина там не было. Снова был поздний вечер, и Октябрь сидел за своим столом. Настольная лампа отбрасывала яркий свет на разложенные перед ним бумаги. Лицо Октября скрывалось в тени.
   – Я вызвал тебя потому, что нам нужно решить – что делать с Калининым, – негромко сказал он. Дмитрий удивленно приподнял голову.
   – А что с ним надо делать?
   – Операция “Панама” закончилась. Лицо Калинина хорошо известно американцам. Кто-нибудь из их агентов может опознать его прямо на улице, в кино, в ресторане. Если они узнают, что он жив и наслаждается свободой, они станут задавать вопросы: почему это опасный шпион спокойно разгуливает по улицам Москвы? – Октябрь слегка постучал пальцами по крышке стола. – Мы должны решить, убрать его или оставить в живых.
   Дмитрий опустился на стул и закурил свой любимый “Голуаз”.
   – Почему вы спрашиваете об этом меня? – спросил он. – Разве вы не можете решить этого самостоятельно?
   – Я никогда и ничего не решаю самостоятельно, – Октябрь раскашлялся. – Любое решение о физическом устранении того или иного лица должно быть утверждено на заседании Политбюро, и ты знаешь об этом.
   – Как и о том, что именно вы советуете Политбюро, как поступить в том или ином случае, – Дмитрий слабо улыбнулся. – Правда, всегда остается место случайности. Калинин может попасть под машину или упасть с балкона. В этом случае Политбюро вообще не придется ничего решать.
   Последовало непродолжительное молчание. Руки Октября, появившиеся в круге желтого света от лампы, слегка пошевелились.
   – Так как ты думаешь?
   “Это не игра, – понял Дмитрий. – Сегодня в этой комнате решается судьба полковника Калинина. Но почему Октябрь спрашивает совета именно у меня?”
   У него возникло странное ощущение, что его в очередной раз проверяют, причем проверке подвергалась вовсе не его способность выполнять оперативные задания, отнюдь нет. Если бы ему приказали убрать Калинина, он мог бы сделать это без всякого труда. Теперь Октябрь требовал, чтобы Дмитрий подумал и дал ему совет. В советах начальник Тринадцатого отдела никогда не нуждался, а вот сейчас – спрашивал. Почему?
   Затем Дмитрий вспомнил тот день в детском доме имени Панфилова, когда он впервые увидел элегантного полковника в составе приемной комиссии Высшей школы КГБ. Тогда Калинин поддержал Дмитрия, и он сразу почувствовал его дружеское расположение. Во второй раз они встретились спустя несколько лет в Большом театре, а в третий раз – в Париже. В последний, четвертый раз они виделись здесь же, в мрачном кабинете Октября, и Калинин молча проглотил унижение, которому подверг его Октябрь. Он был вынужден выслушивать, как Октябрь разглашает совершенно постороннему чело веку его самую тщательно сберегаемую тайну, постыдный секрет, касающийся его гомосексуального опыта. Неожиданно Дмитрию захотелось спасти Калинину жизнь.
   – Вы хотите убить Калинина, чтобы предотвратить случайную утечку информации о его судьбе, – начал он. – Чтобы американцы не догадались, как их водили за нос все эти годы. Нечто подобное у нас уже было. Тогда вы послали меня во Франкфурт, чтобы ликвидировать одного из наших людей. Он умер только потому, что хорошо справился со своей работой.
   – Ликвидация Любимова окупилась сторицей, – заметил Октябрь.
   – Может быть, и так, однако с Калининым случай особый.
   – Интересно? – скептически отозвался Октябрь. – Объясни почему.
   – Мы можем убрать Калинина, – принялся вслух рассуждать Дмитрий, стараясь, чтобы голос его звучал безразлично. – И рано или поздно известие об этом достигнет Запад а...
   – Безусловно, – кивнул Октябрь.
   – Тогда они поймут, что Калинин был расстрелян за то, что передавал Сент-Клеру важные секреты. Таким образом, все полученные от него сведения обесценятся. Американцы решат, что, коль скоро нам известно, к каким материалам имел доступ Калинин, мы начнем в срочном порядке перестраивать и изменять стратегическую расстановку наших сил. Все усилия, потраченные нами на подготовку и проведение операции “Панама”, пойдут псу под хвост.
   – Продолжай, – кивнул ему Октябрь.
   – Но у нас есть выбор. Мы можем судить Калинина как шпиона, приговорить и бросить в тюрьму. Результат будет тот же самый. Можем восстановить его на работе в прежней должности, но тогда ЦРУ начнет подозревать, где зарыта собака. Сент-Клер не...
   – Гримальди, – поправил его Октябрь.
   – Да, Гримальди. Он не забудет нашей последней с ним встречи в аэропорту, не забудет, как ему едва удалось скрыться. Он не поверит в то, что это была ложная тревога.
   – Что же ты предлагаешь?
   – Предоставим им теряться в догадках. Пусть строят предположения, что могло с ним случиться. Калинина надо отправить в такое место, где никто не сможет опознать его – на Байконур, в Казань или в Ташкент. У нас там есть свои закрытые учреждения. Но ему надо обязательно сохранить жизнь. Он еще может нам понадобиться.
   – Для чего?
   – Гримальди, – объяснил Дмитрий. – Его уже дважды использовали в качестве приманки для Гримальди. Может получиться и в третий раз.
   Октябрь довольно долго молчал. Где-то в темноте, в глубине старинной усадьбы девять раз пробили часы. Наконец он наклонился вперед, так что его хищный профиль тоже оказался в свете лампы. Глаза Октября тускло блестели, превратившись в узкие щелочки.
   – Хорошо, – сказал он. – Очень хорошо, Дмитрий.
   Дмитрий поднялся.
   – Погоди, – остановил его Октябрь. – Есть еще одно дело, которое я хотел с тобой обсудить.
   Раздался осторожный стук в дверь, и на пороге появилась секретарша Октября, полная женщина средних лет по имени Тамара.
   – Срочный вызов по телефону для товарища Морозова, – сказала она. – Из Парижа.
   Дмитрий вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь. Телефонная трубка, снятая с рычагов, лежала на Тамарином столе на толстой стопке бумаг.
   – Морозов слушает, – сказал Дмитрий. Он сразу узнал голос своего заместителя Никиты Сереброва. Тот казался расстроенным.
   – Это по поводу Татьяны Романовой, товарищ Морозов.
   – Что с ней?
   – Она съехала с вашей квартиры, – сказал Серебров и замолчал.
   – Куда она переехала?! – заорал Дмитрий так громко, что Тамара от неожиданности подпрыгнула на стуле. Дмитрий замахал ей рукой, затем прикрыл трубку телефона ладонью. – Вон отсюда! – прошипел он, и секретарша пулей вылетела из приемной. Ее лицо вытянулось и побледнело.
   – Куда она девалась? – снова прокричал Дмитрий в трубку. – Не молчи же, докладывай.
   – Мы проследили за ней до квартиры известного вам Алекса Гордона. Там она провела несколько ночей.
   Эти слова поразила его сильнее, чем поразил бы удар кулаком в лицо. Дмитрий покачнулся. Сука! Ярость вспыхнула у него в груди, и руки сами собой сжались в кулаки. Татьяна обманула его! И с кем – с его собственным братом, американским еврейчиком. “Я доверял ему, а он украл мою женщину, – подумал Дмитрий. – Ох, братец, если бы я только мог до тебя добраться, если бы я только мог схватить тебя руками за горло...”
   – Я вылетаю немедленно, – сказал он в трубку. – Поставь всех в известность, что я вылетаю из Москвы завтра после обеда и что вечером буду на месте.
   – Слушаюсь, товарищ Морозов.
   – И проследите за ней, куда бы она ни направлялась. Мне необходим будет полный отчет.
   – Хорошо, я понял.
   Дмитрий с треском опустил трубку на аппарат.
   – Тамара! – рявкнул он.
   Секретарша немедленно появилась в приемной, должно быть, она подслушивала за дверью.
   – Я срочно вылетаю в Париж, сегодня же. Найдите мне подходящий рейс, неважно, сколько понадобится сделать пересадок...
   – Мне послышалось, что вы собираетесь лететь завтра.
   – Назавтра зарезервируете место на рейс Аэрофлота и внесете меня в список пассажиров. Пусть все знают об этом. Сам я потихоньку отправлюсь первым же сегодняшним рейсом. Если надо, воспользуйтесь моим рабочим псевдонимом или вымышленным именем. Мне срочно нужно вернуться.
   “Обман, – думал он. – Всюду коварство и обман. У Татьяны были в Торгпредстве две приятельницы, через них она узнает, что он возвращается завтрашним вечером. Пусть думает, что у нее есть еще один день”.
   С этими мыслями он вернулся в кабинет Октября.
   Октябрь стоял возле окна; он смотрел на темный парк и курил свою вонючую сигарету.
   – Я возвращаюсь в Париж, – небрежно сказал Дмитрий. – Там возникли кое-какие мелкие осложнения.
   Октябрь кивнул.
   – Хорошо. Но я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
   – Конечно.
   – Ты нужен мне здесь, – сказал Октябрь, не оборачиваясь. – Настали тяжелые времена, и мне нужен помощник. Я хочу, чтобы ты остался со мной в качестве моего заместителя. В Париже ты и так пробыл слишком долго.
   Так вот для чего Октябрь отозвал его в Москву! Не только для того, чтобы рассказать ему об операции “Панама”, но и для того, чтобы в последний раз проверить его, подготовить к возвращению домой.
   В другое время Дмитрий непременно обрадовался бы тому, что Октябрь решил сделать его своей правой рукой. Подобное перемещение означало, что через несколько лет Дмитрий сможет возглавить отдел. Ему было отчего радоваться.
   Однако теперь Дмитрий чувствовал себя так, словно слова Октября относились не к нему, а к кому-нибудь другому. Мысль о том, что Татьяна и Алекс вместе там, в Париже, сводила его с ума, полностью овладев всем его существом. Он отчетливо представлял их в постели, видел, как Татьяна целует и гладит тело Алекса, как задыхается и вскрикивает в минуты наивысшего наслаждения. Ему хотелось убить ее, убить брата, увидеть ужас в их глазах, когда он своими руками вытряхнет из них их жалкие жизни! Сейчас ему было безразлично новое назначение. Его собственный брат украл у него единственную женщину, которую он любил в своей жизни, и он рвался в Париж всей душой. Неужто Алексу было мало американских женщин, и он позарился на его Татьяну?
   – Я постараюсь закончить свои дела в Париже как можно скорее, – услышал он свой собственный голос.
   – Добро, – сказал Октябрь, и Дмитрий потянулся к двери. – Очень хорошо, Дмитрий. Сделай что нужно и возвращайся.

* * *

   Татьяна и Алекс рука об руку прогуливались возле пруда в парке Монсури и смотрели, как дети, восторженно смеясь, отталкивают от берега свои игрушечные пароходики. Несколько старушек, съежившись от утренней прохлады, сидели на больших чугунных скамейках. Молодая женщина в плисовых брюках и туфлях на высоком каблуке, неуклюже переваливаясь, догоняла свое чадо, слишком близко подбежавшее к воде.
   – Я бы хотела родить от тебя ребенка, – сказала Татьяна, подставляя ему губы для поцелуя. Алекс наклонился и легко поцеловал ее прохладный рот.
   – Тогда почему бы нам не зайти за кусты и не заняться этим прямо сейчас? – шутливо предложил он.
   Татьяна попыталась что-то сказать, но глаза ее внезапно расширились от испуга. Алекс резко обернулся.
   Двое мужчин решительно направлялись в их сторону, по пятам за ними следовала широкоплечая и крепкая молодая женщина в джинсах, голубой ветровке и удобных туфлях без каблука. Мужчины были более консервативны в своей одежде: один был в черном пальто, второй – в коричневом плаще-макинтоше. Одному было около сорока, второй выглядел лет на десять моложе.
   – Мистер Гордон? Нам нужно с вами поговорить, – сказал тот, что постарше, на американском английском, смягченном тягучим акцентом уроженца южных штатов. У мужчины были густые светлые усы и заостренный подбородок, а глаза его были полуприкрыты тяжелыми веками.
   “Это могут быть люди Дмитрия”, – подумал Алекс, отступая на шаг назад и хватая Татьяну за руку Женщина пыталась приблизиться к ним с другой стороны.
   – Мы – друзья Гримальди, – сказал тот, что был помоложе.
   – Докажите это, – откликнулся Алекс, таща Татьяну к скамейкам, где сидели старушки. Те с подозрением уставились на них.
   Алекс бросил взгляд через плечо. Сзади никого не было за исключением двух стариков, которые бросали куски хлеба стае жирных парижских голубей.
   – Но это так и есть, поверьте, – настаивал молодой человек в коричневом плаще, в то время как старший шепнул что-то в крошечную пуговку микрофона, укрепленную на лацкане пальто.
   – Не приближайтесь, – предупредил Алекс, – иначе мы поднимем шум. Вам это не нужно.
   Впрочем, он понимал, что если незнакомцы вооружены, то все равно верх будет за ними. Старухи, почувствовав приближение грозы, в беспорядке отступали. “Даже если мы закричим, нас никто не услышит”, – подумал Алекс и удивился, что не чувствует страха. Холодным умом он взвешивал их шансы на спасение.
   – Посмотрите! – молодой мужчина указывал на вход в парк, где словно из воздуха материализовался Гримальди. Он стоял там элегантный и спокойный в своем бежевом пальто из верблюжьей шерсти и с безразличным видом курил сигару.
   “Слава богу!” – подумал Алекс.
   – Это Гримальди, – сказал он Татьяне, которая в страхе оглядывалась по сторонам. – Мой американский друг. Все в порядке.
   Они подошли к Гримальди, причем трое агентов образовали вокруг них компактную группу. Крепкая молодая девица поравнялась с Татьяной и улыбнулась ей.
   – Меня зовут Джейн, – представилась она.
   – Оставьте ее в покое, – резко сказал Алекс, начиная закипать.
   – Как вы меня нашли? – спросил он у Гримальди, как только они приблизились. – Как вы узнали, где мы? Лицо Гримальди осунулось, щеки ввалились.
   – Нам нужно немедленно уезжать, – сказал он. – Нельзя терять ни минуты.
   – Я спросил, как вы нас нации, – повторил Алекс. – Вы следили за мной с тех пор, как мы расстались в “Клозери”?
   – Да, так же как и твои русские друзья, – Гримальди указал на черный “фиат”, припаркованный возле рекламного стенда, прославляющего дамские чулки. Старики, кормившие голубей в парке, мчались к “фиату” с нестариковской прытью.
   – Я же сказал тебе... – начал Алекс.
   – На споры не осталось времени, – нетерпеливо перебил его Гримальди. – Дмитрий вернулся, ему нужны ваши головы.
   – Не может быть, – вставила Татьяна на английском с сильным французским акцентом. – Моя подруга Наташа сказала мне, что он возвращается только сегодня вечером.
   – Именно в этом он и хотел вас убедить, – кивнул Гримальди. – Ваше счастье, что у меня есть люди в обоих аэропортах. Его заметили на паспортном контроле в Орли. А теперь давайте пошевеливаться.
   И он указал на бежевый “ситроен” и серебристый “мерседес”, стоявшие у обочины.
   – Вы сядете со мной? – спросила Джейн у Татьяны, которая бросила на Алекса тревожный взгляд.
   – Мы поедем вместе, – твердо сказал Алекс. Гримальди пожал плечами.
   – Возьмите их на себя, Барт, – сказал он, кивая в направлении черного “фиата”, и торопливо пошел к “мерседесу”.
   Все они забились внутрь – Гримальди, Татьяна и Алекс на заднем сиденье, мужчина в черном пальто – на переднем рядом с водителем. Джейн и Барт направились к “ситроену”, причем, когда девушка наклонилась, чтобы сесть на пассажирское сиденье, куртка ее распахнулась, и Алекс увидел торчащую из-под ремня рукоятку пистолета.
   – Куда мы едем? – спросил Алекс, когда машина рванулась вперед по узкой пустынной улочке, но ему никто не ответил.
   “Ситроен” с агентами следовал за ними буквально по пятам, а “фиат” русских замыкал процессию. Когда они приблизились к перекрестку, водитель бежевого “ситроена” неожиданно резко затормозил. Машина пошла юзом и, скрежеща покрышками, остановилась, совершенно перегородив проезжую часть. Следовавший за ними “фиат” тоже остановился и принялся неистово сигналить.
   – Отлично, – сказал Гримальди, когда они свернули за угол и поехали по бульвару Жорден. – Если перед нами не было их второй машины, то мы оторвались.
   – Куда мы едем? – снова спросил Алекс. Водитель, молодой парень с угреватым лицом и задорным рыжим вихром на макушке, несколько раз перестраивался, нырял в боковые проулки, совершил два правых поворота и наконец снова вывернул на бульвар, двигаясь теперь в обратном направлении.
   – Впереди никого, – сказал он уверенно. – Мы оторвались.
   Гримальди откинулся на сиденье.
   – Документы у тебя с собой?
   – Паспорт, – ответил Алекс и повернулся к Татьяне. Та порылась в сумочке.
   – У меня удостоверение личности.
   – Для того чтобы пересечь границу, вам больше ничего и не нужно, – отозвался Гримальди почти благодушно.
   – Минуточку, – сказал Алекс. – Постой-ка! Я хочу остаться здесь и поговорить с Дмитрием. Я уверен, что он выслушает меня.
   – Конечно, – Гримальди ухмыльнулся. – А потом свернет тебе шею.
   Татьяна сжала руку Алекса и покачала головой. “Мерседес” свернул на Периферик – широкую автостраду, кольцом опоясывающую Париж.