Страница:
КГБ ответил на это созданием внутренней следственной комиссии, которая взяла Дмитрия в оборот. На протяжении первых двух недель свидетельства против него накапливались на рабочих столах комиссии с угрожающей быстротой. Дмитрий чувствовал, что его карьера и сама жизнь повисли на волоске.
Но вскоре маятник качнулся в обратную сторону. Комиссия не могла не принять во внимание его безупречный послужной список и важный пост, занимаемый Дмитрием в иерархии Московского центра. Поручительство Октября, который вернулся из запаса, чтобы работать вместе с Морозовым, помогло Дмитрию убедить комиссию в том, что он был подставлен ЦРУ.
– Твой братец пытается отплатить тебе за смерть Нины, – сказал ему в ту ночь Октябрь. – Ну что же, давай играть по его правилам.
– Как это сделать, Октябрь?
– Некоторое время не приходи в свой кабинет. Не возвращайся домой. Спрячься, исчезни, уйди на дно и заройся в ил. Пусть думает, что он зацепил тебя, пусть думает, что ты в тюрьме, может быть, даже расстрелян. Алекс успокоится и будет почивать на лаврах – вот тогда-то мы и нанесем ответный удар.
И вот фамилия Морозова исчезла из всех сообщений московского отделения ЦРУ. Своим внезапным исчезновением Дмитрий давал своему брату понять, что он выиграл. Алекс Гордон успокоился и углубился в поиск развединформации для афганских моджахедов.
– Превосходно, – сказал Октябрь, узнав об этом. – Пусть он побеждает, нам только этого и надо.
15 марта 1985 года в скалистом ущелье на территории Афганистана разведгруппа непримиримой оппозиции обнаружила остатки советского военно-транспортного самолета Ад-24, сбитого при помощи ракеты “Стингер” другим партизанским подразделением. Среди обломков им попался на глаза несгораемый дипломат, набитый документами, которые в скором времени оказались в Вашингтоне на рабочем столе Алекса Гордона. Большинство документов касалось маршрутов снабжения советских войск перед летним наступлением на отряды оппозиции, а также деталей боевой операции по окружению крупной группировки афганских партизан в пустынных районах к юго-западу от Кандагара. Алекс лично вылетел в Карачи, пересек афганскую границу и передал эту ценнейшую информацию полевым командирам формирований оппозиции, которые начали готовиться к отпору.
Совершенно неожиданно, за месяц до назначенного срока, советские войска начали широкомасштабное наступление, придерживаясь при этом совершенно иного плана. Вместо Кандагара они обрушились на Зибак, расположенный в неприступных горах в трехстах километрах к северу, возле самой границы с Пакистаном. Повстанцы потерпели сокрушительное поражение, а Алекс был в бешенстве. Через неделю после начала советского наступления в Афганистане он получил открытку из Брюсселя, на которой была изображена статуя писающего мальчика – символ города. На открытке было написано: “Не верь добрым новостям, если узнаешь их 15 марта”.
15 марта – это был день смерти Татьяны.
– Хотел бы я видеть лицо Алекса, – сказал Дмитрий Октябрю, – когда он понял, что это я подсунул ему фальшивые документы.
– А я хотел бы взглянуть, какое у тебя будет лицо сейчас, – возразил Октябрь, доставая из кейса прямоугольный конверт.
Дмитрий остро посмотрел на него, и Октябрь бросил на стол несколько фотографий.
– Это прибыло сегодня дипломатической почтой из Вашингтона.
Дмитрий внимательно просмотрел фотографии. Среди собравшихся в переполненном ресторане людей он узнал лицо своего брата. Рядом с ним стоял или сидел пожилой полноватый человек, лицо которого показалось Дмитрию смутно знакомым. Он вопросительно взглянул на старика.
– Вспомнил Сент-Клера? – кивнул ему Октябрь.
– Сент-Клера? Ты хочешь сказать... Гримальди?
Октябрь еще раз кивнул.
– После своего бегства из Москвы... двенадцать лет назад, он пропал. Мы считали, что он уволился со службы. Но мы ошиблись. Нынче он – директор советского отдела в ЦРУ.
– Директор... – эхом повторил Дмитрий.
– Он – фактический начальник Алекса Гордона, – подтвердил Октябрь.
– Слава тебе, господи... – хрипло пробормотал Дмитрий, и по лицу его расплылась широкая улыбка. – Сегодня мой день, Октябрь! Мы можем использовать его в наших интересах!
С этими словами Дмитрий сорвал трубку телефона и вызвал Середу. В его голосе звучали нотки сдерживаемого торжества.
– Ваня, – сказал он низкорослому, жилистому украинцу, – свяжись с центром электронной разведки ГРУ в Алма-Ате. Мне нужно поговорить с их командиром.
Клаудию он обнаружил неподалеку от ее картин, возле акварели, на которой были изображены две женщины на пляже. Контуры их изящных тел были едва намечены светом и окружены фоном, образованным мазками черного, серого и бледно-голубого. Клаудия была в бутылочного цвета платье с глубоким вырезом, которое подчеркивало ее смуглую красоту. Одна ее рука была занята маленьким Виктором, а в другой она держала бокал виски, одновременно объясняя что-то заместителю начальника департамента планирования секретных операций Руди Салливану и его раздобревшей светловолосой супруге, которая выглядела лет на пять старше него.
– Привет, Клаудия! – поздоровался Гримальди.
– Хэлло, Франко, – отозвалась Клаудия, но ее улыбке не хватало сердечности.
Она всегда недолюбливала его. Гримальди подозревал, что она не может простить ему той роли, которую он сыграл в увлечении Алекса Татьяной. Он видел Алекса вместе с ней и видел вместе с Татьяной; он знал, что тогда она была для Алекса на втором месте. Клаудия никак не могла забыть этого, она была ревнивой и гордой женщиной.
Но зато какой женщиной! Гримальди она напоминала тигрицу, грациозную, бесстрашную хищницу, преданную своему супругу и готовую клыками и когтями защищать то, что принадлежит ей.
Руди и его старуха промямлили что-то о великолепном вечере, поблагодарили Клаудию и затерялись в толпе. Клаудия повернулась к нему.
– Ты выглядишь сногсшибательно, – сказал Гримальди.
– Ты тоже неплохо. К тому же мне нравится твой вельветовый пиджак. Никто даже не догадывается, что ты собрался на покой.
В ее темных глазах Гримальди заметил искорку торжества. Она была рада тому, что Гримальди исчезнет из ее и Алекса жизни.
– Ну, нельзя сказать, что я ухожу насовсем. Еще некоторое время я останусь при отделе в качестве консультанта.
– Кто это сказал? – с вызовом переспросила Клаудия.
“По крайней мере она не лицемерит и не лжет”, – подумал не без удовольствия Гримальди.
– Алекс сказал, – объяснил он спокойно. – Он считает, что не сможет без меня справиться с отделом. В конце концов, это истинная правда.
– Все тот же старый, скромный Гримальди, – с сарказмом в голосе заметила Клаудия.
– Мамочка! Мама! – рядом с ними появилась маленькая Тоня. Ее прелестное личико горело от возбуждения. – Можно нам с Ронни немного поесть мороженого?
Из-за ее плеча высунулась озорная мальчишеская рожица.
– О’кей, – кивнула Клаудия и пояснила: – Ронни – сын моего брата.
– Мороженое в морозильнике. Только возьмите Виктора с собой на кухню – ему довольно скучно здесь, со взрослыми.
– Ну мамочка, он же все испортит! – заныла Тоня.
– Не желаю больше слышать, как ты говоришь о своем брате в таком тоне, – негромко, но твердо сказала Клаудия и заставила дочь взять малыша за руку. – Марш отсюда!
Маленькая Тоня удрученно пожала плечами и поволокла младшего брата за собой в кухню. Виктор покорно ковылял за ней следом, меланхолически ковыряя в носу. У дверей комнаты он неожиданно обернулся, улыбнулся матери и махнул ей рукой.
– Я еще не поздравил тебя официально, – Гримальди приподнял свое шампанское и заговорил торжественным голосом: – За нового шефа советского отдела и за его прекрасную половину! Поздравляю!
– Спасибо, – рассеянно кивнула Клаудия, опустошая бокал.
– Надеюсь, ты довольна тем, как быстро он продвигается по службе, – заметил Гримальди. – Я получил это место в пятьдесят восемь, а Алексу едва исполнилось тридцать семь.
– Да, – сказала Клаудия без воодушевления. – Теперь я буду видеть его еще реже, чем раньше. Великолепно, не так ли?
Горечь, прозвучавшая в ее голосе, удивила Гримальди.
– По крайней мере у тебя будет больше времени на рисование, – попытался подбодрить он ее. Клаудия покачала головой.
– Не время мне нужно, а душевное спокойствие, – она сняла еще одну порцию виски с подноса проходившего мимо официанта. – Я решила вернуться к разработке моделей одежды.
Проходивший мимо рослый седоголовый красавец, властно обнявший за плечи ослепительную блондинку, приподнял свой бокал:
– Поздравляю, Клаудия. Достойному человеку – достойное место.
– Спасибо, Ирв, – вздохнула Клаудия с фальшивой улыбкой на лице.
Гримальди пристально посмотрел на нее.
– Возвращаешься к моделированию одежды? – повторил он. – Стало быть, ты снова начнешь ездить по стране?
– Возможно. Алексу это безразлично. Он и так не часто видит меня. – Ее губы слегка скривились.
Прежде чем отойти, Гримальди обратил внимание на то, что бокал Клаудии снова пуст и что взглядом она уже разыскивает следующий. Он знал, что еще до того, как вечеринка закончится, Клаудия напьется. Она была в плохой форме, и ее семья разваливалась. В Лэнгли сплетничали, что Алекс и Клаудия затеяли второго ребенка, чтобы спасти свой брак, однако эта уловка не сработала.
И Гримальди не мог обвинить в этом ее. Клаудия была страстной женщиной, которая остро нуждалась в постоянном внимании, а Алекс почти не бывал дома. Когда же он все-таки оказывался в своих четырех стенах, мысли его продолжал где-то блуждать, и Клаудия не могла этого не чувствовать. Он был так поглощен своими планами, так занят своим крестовым походом против Дмитрия Морозова, что все остальное не имело для него почти никакого значения. Гримальди не удивился бы, если бы Клаудия нашла себе кого-нибудь на стороне. Красивая, страстная, она возбуждала желания многих и могла без труда заполучить любого мужчину. Мысль о том, что молодость и красота безвозвратно уходят в ожидании мужа, который едва замечает ее, должна была сводить Клаудию с ума.
Гримальди увидел Алекса, который серьезно беседовал о чем-то с заместителем директора ЦРУ, и помахал ему рукой. Алекс выглядел очень спокойным и импозантным в своем темном костюме, полосатой рубашке и модном галстуке. Отзывчивый, романтичный юноша, которого Гримальди встретил на борту направляющегося в Париж самолета, вырос и превратился в уверенного, красивого и сильного мужчину. Вот только где-то по дороге он растерял свою нежность и душевную теплоту...
Гримальди отставил свой недопитый бокал и вышел на заднее крыльцо. Ему очень хотелось курить, однако в последнее время в свободном западном мире на курильщиков стали смотреть как на прокаженных. Гримальди поэтому предпочел лучше подхватить простуду, чем закурить в гостиной Гордонов и подвергнуться яростным нападкам всех этих сторонников здорового образа жизни, которые немедля возжаждут его крови.
На крыльце никого не было. Гримальди закурил “Корону” и вгляделся в темноту.
“Вот так оно и бывает, Фрэнки, – подумал он с горечью. – Тебе уже шестьдесят шесть, и тебя просят удалиться на покой. Можешь перестать притворяться; тебя выкинули, несмотря на весь этот треп о консультанте и консультациях”.
Гримальди вздохнул и выпустил длинную струйку дыма. Он лучше других знал, что Алекс не нуждается в его помощи. Возможно, он иногда и швырнет ему кость из жалости, однако Гримальди чувствовал, что и Алекс не любит его. Возможно, он винил его в смерти Татьяны, хотя они ни разу не разговаривали об этом. Хорошо хоть он не заподозрил, что именно Гримальди навел Морозова на их след. Морозов, в свою очередь, тоже никогда не узнает, кто информировал его о месте, где скрывалась Татьяна. Тот звонок из телефонной будки в Брюсселе был его тайной, которую он заберет с собой в могилу.
И все же он ни о чем не сожалел. Именно после гибели девчонки Алекс упал в его подставленные ладони как переспелый плод. Телефонный звонок Морозову был блистательным ходом, озарением, которое позволило Гримальди натравить братьев друг на друга и уже одиннадцать лет наслаждаться волнующей, полной интересных приключений жизнью. Именно этой войне Гримальди был обязан своим вознесением почти на самую верхнюю ступень иерархической лестницы. Он не ошибся, поставив на Алекса Гордона. Идея заставить его пойти войной на своего же брата была достойной гения.
От близкой реки потянуло прохладой. “Что мне теперь делать? – в приступе неожиданной паники подумал Гримальди. – Что мне делать завтра, на следующей неделе?” Вне фирмы у него не было никакой другой жизни. У него не было никого, с кем он мог бы поделиться своим горем, своей болью и своими чувствами.
Ему не с кем было даже разделить свою постель. За прошедшие годы у него было множество любовников, но все это были очень короткие эпизоды, простые однодневные остановки в Нью-Йорке, где он мог подцепить смазливого паренька в баре для геев. Однако теперь, с распространением СПИДа, Гримальди не мог позволить себе рисковать. Да и его половые способности стали понемногу иссякать, а это означало, что он действительно стареет, несмотря на свои крашеные волосы и усы.
При мысли о тусклых годах, которые он проведет в своей пустой квартире в ожидании вызова из Лэнгли, которого – он знал – ему не дождаться, Гримальди затрясло. Возможно, ему придется уступить и купить себе владение во Флориде с неизбежным гарниром – шаффлборд[6] до обеда, ранние ужины, после которых он будет отправляться в постель с курами, неуверенные заплывы в огромном бассейне. И конечно – никуда от этого не деться – его ждут скучнейшие разговоры с коричневыми от загара иссохшими стариками в ярких гавайских шортах, озабоченными своим пищеварением, которые вместе с ним будут греть на солнышке свои древние кости и терпеливо ждать смерти.
Гримальди чувствовал, как начинает сходить с ума. Он отшвырнул свою сигару и вернулся вдом. Огромными шагами он пересек гостиную и покинул жилище Гордонов, не попрощавшись ни с гостями, ни с хозяевами. Вздрагивая от прохладного осеннего воздуха, он быстро прошел к своей машине.
Отперев дверцу, он широко распахнул ее, но свет в салоне не вспыхнул. Тогда Гримальди наклонился и заглянул внутрь, тихо проклиная аккумуляторы. На пассажирском сиденье он увидел неподвижную темную фигуру.
– Привет, Франко, – произнес во тьме знакомый и такой любимый голос.
Гримальди почувствовал, как сердце его подпрыгнуло.
– Не включай свет. Ты ведь знаешь, как мне нравится уютная темнота автомобилей.
– Олег?! – ахнул Гримальди. – Это ты?
Вскоре после полуночи в дверь номера 132 в мотеле “Скайвэй”, что находится в Роквилле в штате Мериленд, осторожно постучали. Гримальди притушил свет и отпер двери, пропуская внутрь Олега Калинина. Затем он тщательно запер дверь на задвижку и цепочку, проверил на окнах занавески и только потом снова включил свет.
Калинина он приветствовал радостным похлопыванием по плечу; он все еще не был до конца уверен, что все это ему не снится. Его друг, которого он оплакал и похоронил двенадцать лет назад, был рядом с ним, живой и невредимый.
Алекс Гордон поднялся навстречу ему из своего кресла возле змеевидного обогревателя. Он был в джинсах и толстом шерстяном свитере.
– Олег Калинин... Алекс Гордон, – представил их Гримальди, с беспокойством глядя на двух мужчин. Это была его идея – познакомить Олега с новым шефом советского отдела ЦРУ.
Алекс пожал Калинину руку.
– Гримальди много рассказывал мне о вас, – сказал он по-русски. – Я прекрасно осведомлен обо всем, что вы для нас сделали. Признаться честно, я не ожидал когда-нибудь свидеться с вами. Мы считали, что вы погибли.
– Виски? – предложил Гримальди, улыбаясь другу. – Я знаю, ты любишь чистый, со льдом. Калинин улыбнулся в ответ и кивнул.
– А для тебя – охлажденная водка, – предложил Гримальди Алексу.
Отперев мини-бар, он достал напитки, выбрав для себя густой ликер “Бейли”. Затем Гримальди открыл пакет жареного арахиса и положил рядом с Алексом плитку шоколада: он помнил о его слабости.
– Поехали, – сказал он, поднимая свой бокал.
– Будем здоровы, – эхом откликнулся Калинин. Алекс поднял к губам бокал, не отрывая взгляда от лица Олега. Его сдержанность заставила Гримальди почувствовать себя неуютно, и он нервно поправил свой шейный платок.
– Гримальди сказал мне, – медленно проговорил Алекс, – что вы приехали в Соединенные Штаты в составе советской делегации, которая будет принимать участие в конгрессе по космическим проблемам...
– Четвертый международный конгресс астрофизиков, – поправил его Калинин.
Гримальди подумал про себя, что Олег не сильно изменился. Он видел ту же улыбку, слышал тот же уверенный голос. Только лицо потемнело от загара, да расплылась некогда тонкая талия. Несмотря на это последнее обстоятельство, Калинин выглядел очень представительно в своем элегантном сером костюме, светло-голубой рубашке и темно-синем шелковом галстуке.
– Каково ваше положение в составе делегации? – задал Алекс свой первый вопрос.
– Помощник директора-распорядителя.
– А какие функции вы исполняете на самом деле? Калинин пожал плечами.
– Я – генерал-майор Главного разведывательного управления...
– Генерал? – встрепенулся Гримальди. – Прими поздравления!
Он приподнял свою рюмку с ликером, и Олег ответил ему улыбкой. Алекс остался бесстрастным.
– Моя область, – продолжал Калинин, – это электронная разведка, и меня интересуют все сведения и документы, касающиеся спутников. Спутники слежения, фотографирование из космоса, сигналы телекоммуникационной связи и все такое...
Гримальди в изумлении уставился на него. Когда они встретились в его машине, Олег ни слова не сказал ему о своих новых функциях. Он только попросил Гримальди организовать ему срочную встречу, так как на следующее утро должен был уже уехать из Вашингтона.
Алекс сидел на краешке своего кресла совершенно прямо, сосредоточенно и внимательно глядя на собеседника.
– Когда двенадцать лет назад Гримальди бежал из Москвы, вас разыскивали, КГБ охотился за вами по всей стране. Теперь же вы появляетесь здесь в генеральском звании, в качестве эксперта по электронной разведке. Расскажите мне о вашем возвращении, Панама.
При упоминании своего псевдонима Калинин снова улыбнулся.
– Действительно, за мной охотились, но это был не Комитет. Был там один молодой офицер Морозов...
Гримальди посмотрел на Алекса и увидел, как тот стиснул челюсти.
– Он случайно наткнулся на мои связи с Гримальди, – продолжал Калинин. – Как вы знаете, в Москве Франко называл себя Сент-Клером.
Алекс кивнул, пригубив свою водку.
– У него, однако, не было против меня ничего весомого, одни подозрения. Мы снова столкнулись с ним в Париже, а затем он ринулся за Гримальди в Москву. Я посоветовал Франко немедленно уехать, а сам затаился, выжидая, пока мне представится возможность связаться с руководителями Морозова. В конце концов мне удалось встретиться с непосредственным начальником Морозова, руководителем Тринадцатого отдела...
– С Октябрем? – быстро спросил Алекс, что-то аккуратно записывая в желтом блокноте.
– Да, с ним, – Калинин откинулся на спинку кресла. – Я знаю его еще с войны. Мне удалось убедить его в своей невиновности. Он стоял как скала и фактически спас мою жизнь. Морозов добился, чтобы я предстал перед внутренним трибуналом КГБ, а пока шло следствие, я несколько месяцев находился в тюрьме.
– Морозов пытал тебя? – быстро спросил Гримальди.
– Это был не пикник с девчонками, – холодно ответил Калинин. – Сам Морозов почти все время был за границей, и всю грязную работу за него выполняли его подручные. Хорошо, что Октябрь поручился за меня, благодаря его свидетельству меня выпустили и восстановили в правах.
– Когда это произошло? – Алекс посмотрел на Калинина, запрокинув назад голову, и его глаза подозрительно сузились.
– Франко бежал из Союза в феврале семьдесят четвертого. Меня арестовали в апреле, а выпустили в феврале следующего года.
– Вы провели десять месяцев в тюрьме на Лубянке?
– Нет. Морозов держал меня в одиночной камере в Лефортово. Это на юго-востоке Москвы.
– Я знаю, где находится Лефортово, – сказал Алекс и снова что-то нацарапал в своем блокноте. – Из того, что вы мне сказали, – резюмировал он, – я понял, что Гримальди – я имею в виду Сент-Клера – тоже реабилитирован.
– Да, целиком и полностью. Его ни в чем не подозревают. Он представлял в СССР уважаемую канадскую фирму и вынужден был срочно вернуться на родину из-за болезни и смерти матери, вот и все.
– А вы? – спросил Алекс с неожиданной настойчивостью. – Вы полностью оправдались?
– В конце концов меня реабилитировали, – с осторожностью ответил ему Олег. – Однако первое время меня окружало, как бы это выразиться... облако недоверия. Морозов успел распространить слух о моей измене, и Октябрь считал, что мне, пожалуй, было бы лучше всего на время исчезнуть из Москвы туда, где никто не смог бы обвинить меня в том, что я поддерживаю контакты с вражескими агентами.
– Куда вас направили?
– В Казахстан, в Алма-Ату. Я был назначен начальником тамошнего Центра электронной разведки ГРУ. Первого января этого года мне присвоили звание генерал-майора, что означало мою полную реабилитацию. В прошлом месяце я вернулся в Москву, в Научно-технический отдел. За двенадцать лет это моя первая поездка за границу. Впрочем, кроме меня, в советской делегации еще трое представителей КГБ.
Алекс встал и шагнул к мини-бару, чтобы снова наполнить свой бокал.
– Почему все это время вы не выходили с нами на связь и не отвечали на вызовы? Мы искали вас довольно долгое время после вашего исчезновения.
На лице Калинина промелькнула снисходительная усмешка.
– Вы действительно считаете, что с моей стороны это было бы разумно? Я был изгнан, я находился под подозрением, за мной следили, да и Морозов дышал мне в спину... Вы полагаете, что я должен был рискнуть своей жизнью и отправиться на поиски какого-нибудь американского агента, который, кстати, мог быть мне подставлен? – Он потряс головой. – Нет уж, мистер Гордон, мы так не договаривались.
Алекс наклонил голову.
“Молодчина, Олег”, – подумал Гримальди. Алекс Гордон заслуживал именно такого ответа. Даже ирландский ликер в бокале показался ему мягким, бархатистым.
Алекс взял в руки шоколад, но потом передумал и положил его обратно, рядом с собой.
– И по приезде в Вашингтон вы тут же бросились искать Гримальди?
На губах Калинина появилась саркастическая улыбка.
– Я сделал что-нибудь не так, мистер Гордон?
– Можете называть меня Алекс, – холодно сказал он и принялся расхаживать по комнате, заложив за спину руки.
– Итак, вы проследили за Гримальди до моего дома и сели в его машину. Как вы попали внутрь?
– Ожидание в машинах – это его профессия, – заметил Гримальди, и оба рассмеялись.
Алекс неожиданно сменил тему разговора.
– Что вы думаете о вашем Генеральном секретаре? – спросил он.
– О Горбачеве? Пожалуй, он мне нравится. Он не боится мечтать.
– Вы хорошо его знаете?
– Я встречался с ним в семидесятых, когда он был членом Верховного Совета СССР. Позднее он приезжал в Алма-Ату с делегацией Политбюро. Горбачев по-другому мыслит, но некоторые его идеи – перестройка, вывод советских войск из Афганистана – представляются мне чересчур наивными.
– Вы хотите сказать, что он действительно намеревается сделать это? Выведет советские войска из Афганистана?
– Он действительно хочет этого, но ему не продержаться у власти достаточно долго, чтобы успеть сделать это. Страна выходит у него из-под контроля.
– Нам, в Вашингтоне, он не кажется слабым, – возразил Алекс. – Горбачев пробыл Генеральным секретарем всего два года, но он уже достаточно популярен.
– А вы что, знаете какого-нибудь Генерального секретаря, который не был бы популярен? – парировал Калинин. – Откровенно говоря, я удивлен, что Горбачев продержался на своем посту так долго. Попомните мое слово: старая партийная гвардия очень скоро даст ему пинка под зад, может быть, даже до конца этого года. И не один я так считаю: точно так же думают армия и партийный аппарат.
– Что думают о Горбачеве в КГБ?
– Сначала его приняли хорошо. Теперь чекисты его ненавидят. Морозов мечтает увидеть его мертвым. Генералы КГБ считают, что он покушается на их неограниченные привилегии и власть.
Гримальди закурил сигару и подошел к окну. Слегка раздвинув занавески, он выглянул наружу. Улица за стеклом казалась тихой и спокойной. Два автомобиля ЦРУ, припаркованных напротив входа, казались темными и пустыми, однако в одном из них ему удалось разглядеть тлеющий огонек сигареты. В каждой машине должно было быть по два агента с портативными рациями и пистолетами, которые охраняли вход в мотель.
Но вскоре маятник качнулся в обратную сторону. Комиссия не могла не принять во внимание его безупречный послужной список и важный пост, занимаемый Дмитрием в иерархии Московского центра. Поручительство Октября, который вернулся из запаса, чтобы работать вместе с Морозовым, помогло Дмитрию убедить комиссию в том, что он был подставлен ЦРУ.
– Твой братец пытается отплатить тебе за смерть Нины, – сказал ему в ту ночь Октябрь. – Ну что же, давай играть по его правилам.
– Как это сделать, Октябрь?
– Некоторое время не приходи в свой кабинет. Не возвращайся домой. Спрячься, исчезни, уйди на дно и заройся в ил. Пусть думает, что он зацепил тебя, пусть думает, что ты в тюрьме, может быть, даже расстрелян. Алекс успокоится и будет почивать на лаврах – вот тогда-то мы и нанесем ответный удар.
И вот фамилия Морозова исчезла из всех сообщений московского отделения ЦРУ. Своим внезапным исчезновением Дмитрий давал своему брату понять, что он выиграл. Алекс Гордон успокоился и углубился в поиск развединформации для афганских моджахедов.
– Превосходно, – сказал Октябрь, узнав об этом. – Пусть он побеждает, нам только этого и надо.
15 марта 1985 года в скалистом ущелье на территории Афганистана разведгруппа непримиримой оппозиции обнаружила остатки советского военно-транспортного самолета Ад-24, сбитого при помощи ракеты “Стингер” другим партизанским подразделением. Среди обломков им попался на глаза несгораемый дипломат, набитый документами, которые в скором времени оказались в Вашингтоне на рабочем столе Алекса Гордона. Большинство документов касалось маршрутов снабжения советских войск перед летним наступлением на отряды оппозиции, а также деталей боевой операции по окружению крупной группировки афганских партизан в пустынных районах к юго-западу от Кандагара. Алекс лично вылетел в Карачи, пересек афганскую границу и передал эту ценнейшую информацию полевым командирам формирований оппозиции, которые начали готовиться к отпору.
Совершенно неожиданно, за месяц до назначенного срока, советские войска начали широкомасштабное наступление, придерживаясь при этом совершенно иного плана. Вместо Кандагара они обрушились на Зибак, расположенный в неприступных горах в трехстах километрах к северу, возле самой границы с Пакистаном. Повстанцы потерпели сокрушительное поражение, а Алекс был в бешенстве. Через неделю после начала советского наступления в Афганистане он получил открытку из Брюсселя, на которой была изображена статуя писающего мальчика – символ города. На открытке было написано: “Не верь добрым новостям, если узнаешь их 15 марта”.
15 марта – это был день смерти Татьяны.
– Хотел бы я видеть лицо Алекса, – сказал Дмитрий Октябрю, – когда он понял, что это я подсунул ему фальшивые документы.
– А я хотел бы взглянуть, какое у тебя будет лицо сейчас, – возразил Октябрь, доставая из кейса прямоугольный конверт.
Дмитрий остро посмотрел на него, и Октябрь бросил на стол несколько фотографий.
– Это прибыло сегодня дипломатической почтой из Вашингтона.
Дмитрий внимательно просмотрел фотографии. Среди собравшихся в переполненном ресторане людей он узнал лицо своего брата. Рядом с ним стоял или сидел пожилой полноватый человек, лицо которого показалось Дмитрию смутно знакомым. Он вопросительно взглянул на старика.
– Вспомнил Сент-Клера? – кивнул ему Октябрь.
– Сент-Клера? Ты хочешь сказать... Гримальди?
Октябрь еще раз кивнул.
– После своего бегства из Москвы... двенадцать лет назад, он пропал. Мы считали, что он уволился со службы. Но мы ошиблись. Нынче он – директор советского отдела в ЦРУ.
– Директор... – эхом повторил Дмитрий.
– Он – фактический начальник Алекса Гордона, – подтвердил Октябрь.
– Слава тебе, господи... – хрипло пробормотал Дмитрий, и по лицу его расплылась широкая улыбка. – Сегодня мой день, Октябрь! Мы можем использовать его в наших интересах!
С этими словами Дмитрий сорвал трубку телефона и вызвал Середу. В его голосе звучали нотки сдерживаемого торжества.
– Ваня, – сказал он низкорослому, жилистому украинцу, – свяжись с центром электронной разведки ГРУ в Алма-Ате. Мне нужно поговорить с их командиром.
* * *
Гримальди с бокалом шампанского в руке осторожно пробирался сквозь толпу. Вечеринка Гордонов привлекла около пяти десятков гостей, в основном сотрудников их фирмы. Лишь немногие принадлежали к иным разведывательным организациям и разветвлениям Государственного департамента.Клаудию он обнаружил неподалеку от ее картин, возле акварели, на которой были изображены две женщины на пляже. Контуры их изящных тел были едва намечены светом и окружены фоном, образованным мазками черного, серого и бледно-голубого. Клаудия была в бутылочного цвета платье с глубоким вырезом, которое подчеркивало ее смуглую красоту. Одна ее рука была занята маленьким Виктором, а в другой она держала бокал виски, одновременно объясняя что-то заместителю начальника департамента планирования секретных операций Руди Салливану и его раздобревшей светловолосой супруге, которая выглядела лет на пять старше него.
– Привет, Клаудия! – поздоровался Гримальди.
– Хэлло, Франко, – отозвалась Клаудия, но ее улыбке не хватало сердечности.
Она всегда недолюбливала его. Гримальди подозревал, что она не может простить ему той роли, которую он сыграл в увлечении Алекса Татьяной. Он видел Алекса вместе с ней и видел вместе с Татьяной; он знал, что тогда она была для Алекса на втором месте. Клаудия никак не могла забыть этого, она была ревнивой и гордой женщиной.
Но зато какой женщиной! Гримальди она напоминала тигрицу, грациозную, бесстрашную хищницу, преданную своему супругу и готовую клыками и когтями защищать то, что принадлежит ей.
Руди и его старуха промямлили что-то о великолепном вечере, поблагодарили Клаудию и затерялись в толпе. Клаудия повернулась к нему.
– Ты выглядишь сногсшибательно, – сказал Гримальди.
– Ты тоже неплохо. К тому же мне нравится твой вельветовый пиджак. Никто даже не догадывается, что ты собрался на покой.
В ее темных глазах Гримальди заметил искорку торжества. Она была рада тому, что Гримальди исчезнет из ее и Алекса жизни.
– Ну, нельзя сказать, что я ухожу насовсем. Еще некоторое время я останусь при отделе в качестве консультанта.
– Кто это сказал? – с вызовом переспросила Клаудия.
“По крайней мере она не лицемерит и не лжет”, – подумал не без удовольствия Гримальди.
– Алекс сказал, – объяснил он спокойно. – Он считает, что не сможет без меня справиться с отделом. В конце концов, это истинная правда.
– Все тот же старый, скромный Гримальди, – с сарказмом в голосе заметила Клаудия.
– Мамочка! Мама! – рядом с ними появилась маленькая Тоня. Ее прелестное личико горело от возбуждения. – Можно нам с Ронни немного поесть мороженого?
Из-за ее плеча высунулась озорная мальчишеская рожица.
– О’кей, – кивнула Клаудия и пояснила: – Ронни – сын моего брата.
– Мороженое в морозильнике. Только возьмите Виктора с собой на кухню – ему довольно скучно здесь, со взрослыми.
– Ну мамочка, он же все испортит! – заныла Тоня.
– Не желаю больше слышать, как ты говоришь о своем брате в таком тоне, – негромко, но твердо сказала Клаудия и заставила дочь взять малыша за руку. – Марш отсюда!
Маленькая Тоня удрученно пожала плечами и поволокла младшего брата за собой в кухню. Виктор покорно ковылял за ней следом, меланхолически ковыряя в носу. У дверей комнаты он неожиданно обернулся, улыбнулся матери и махнул ей рукой.
– Я еще не поздравил тебя официально, – Гримальди приподнял свое шампанское и заговорил торжественным голосом: – За нового шефа советского отдела и за его прекрасную половину! Поздравляю!
– Спасибо, – рассеянно кивнула Клаудия, опустошая бокал.
– Надеюсь, ты довольна тем, как быстро он продвигается по службе, – заметил Гримальди. – Я получил это место в пятьдесят восемь, а Алексу едва исполнилось тридцать семь.
– Да, – сказала Клаудия без воодушевления. – Теперь я буду видеть его еще реже, чем раньше. Великолепно, не так ли?
Горечь, прозвучавшая в ее голосе, удивила Гримальди.
– По крайней мере у тебя будет больше времени на рисование, – попытался подбодрить он ее. Клаудия покачала головой.
– Не время мне нужно, а душевное спокойствие, – она сняла еще одну порцию виски с подноса проходившего мимо официанта. – Я решила вернуться к разработке моделей одежды.
Проходивший мимо рослый седоголовый красавец, властно обнявший за плечи ослепительную блондинку, приподнял свой бокал:
– Поздравляю, Клаудия. Достойному человеку – достойное место.
– Спасибо, Ирв, – вздохнула Клаудия с фальшивой улыбкой на лице.
Гримальди пристально посмотрел на нее.
– Возвращаешься к моделированию одежды? – повторил он. – Стало быть, ты снова начнешь ездить по стране?
– Возможно. Алексу это безразлично. Он и так не часто видит меня. – Ее губы слегка скривились.
Прежде чем отойти, Гримальди обратил внимание на то, что бокал Клаудии снова пуст и что взглядом она уже разыскивает следующий. Он знал, что еще до того, как вечеринка закончится, Клаудия напьется. Она была в плохой форме, и ее семья разваливалась. В Лэнгли сплетничали, что Алекс и Клаудия затеяли второго ребенка, чтобы спасти свой брак, однако эта уловка не сработала.
И Гримальди не мог обвинить в этом ее. Клаудия была страстной женщиной, которая остро нуждалась в постоянном внимании, а Алекс почти не бывал дома. Когда же он все-таки оказывался в своих четырех стенах, мысли его продолжал где-то блуждать, и Клаудия не могла этого не чувствовать. Он был так поглощен своими планами, так занят своим крестовым походом против Дмитрия Морозова, что все остальное не имело для него почти никакого значения. Гримальди не удивился бы, если бы Клаудия нашла себе кого-нибудь на стороне. Красивая, страстная, она возбуждала желания многих и могла без труда заполучить любого мужчину. Мысль о том, что молодость и красота безвозвратно уходят в ожидании мужа, который едва замечает ее, должна была сводить Клаудию с ума.
Гримальди увидел Алекса, который серьезно беседовал о чем-то с заместителем директора ЦРУ, и помахал ему рукой. Алекс выглядел очень спокойным и импозантным в своем темном костюме, полосатой рубашке и модном галстуке. Отзывчивый, романтичный юноша, которого Гримальди встретил на борту направляющегося в Париж самолета, вырос и превратился в уверенного, красивого и сильного мужчину. Вот только где-то по дороге он растерял свою нежность и душевную теплоту...
Гримальди отставил свой недопитый бокал и вышел на заднее крыльцо. Ему очень хотелось курить, однако в последнее время в свободном западном мире на курильщиков стали смотреть как на прокаженных. Гримальди поэтому предпочел лучше подхватить простуду, чем закурить в гостиной Гордонов и подвергнуться яростным нападкам всех этих сторонников здорового образа жизни, которые немедля возжаждут его крови.
На крыльце никого не было. Гримальди закурил “Корону” и вгляделся в темноту.
“Вот так оно и бывает, Фрэнки, – подумал он с горечью. – Тебе уже шестьдесят шесть, и тебя просят удалиться на покой. Можешь перестать притворяться; тебя выкинули, несмотря на весь этот треп о консультанте и консультациях”.
Гримальди вздохнул и выпустил длинную струйку дыма. Он лучше других знал, что Алекс не нуждается в его помощи. Возможно, он иногда и швырнет ему кость из жалости, однако Гримальди чувствовал, что и Алекс не любит его. Возможно, он винил его в смерти Татьяны, хотя они ни разу не разговаривали об этом. Хорошо хоть он не заподозрил, что именно Гримальди навел Морозова на их след. Морозов, в свою очередь, тоже никогда не узнает, кто информировал его о месте, где скрывалась Татьяна. Тот звонок из телефонной будки в Брюсселе был его тайной, которую он заберет с собой в могилу.
И все же он ни о чем не сожалел. Именно после гибели девчонки Алекс упал в его подставленные ладони как переспелый плод. Телефонный звонок Морозову был блистательным ходом, озарением, которое позволило Гримальди натравить братьев друг на друга и уже одиннадцать лет наслаждаться волнующей, полной интересных приключений жизнью. Именно этой войне Гримальди был обязан своим вознесением почти на самую верхнюю ступень иерархической лестницы. Он не ошибся, поставив на Алекса Гордона. Идея заставить его пойти войной на своего же брата была достойной гения.
От близкой реки потянуло прохладой. “Что мне теперь делать? – в приступе неожиданной паники подумал Гримальди. – Что мне делать завтра, на следующей неделе?” Вне фирмы у него не было никакой другой жизни. У него не было никого, с кем он мог бы поделиться своим горем, своей болью и своими чувствами.
Ему не с кем было даже разделить свою постель. За прошедшие годы у него было множество любовников, но все это были очень короткие эпизоды, простые однодневные остановки в Нью-Йорке, где он мог подцепить смазливого паренька в баре для геев. Однако теперь, с распространением СПИДа, Гримальди не мог позволить себе рисковать. Да и его половые способности стали понемногу иссякать, а это означало, что он действительно стареет, несмотря на свои крашеные волосы и усы.
При мысли о тусклых годах, которые он проведет в своей пустой квартире в ожидании вызова из Лэнгли, которого – он знал – ему не дождаться, Гримальди затрясло. Возможно, ему придется уступить и купить себе владение во Флориде с неизбежным гарниром – шаффлборд[6] до обеда, ранние ужины, после которых он будет отправляться в постель с курами, неуверенные заплывы в огромном бассейне. И конечно – никуда от этого не деться – его ждут скучнейшие разговоры с коричневыми от загара иссохшими стариками в ярких гавайских шортах, озабоченными своим пищеварением, которые вместе с ним будут греть на солнышке свои древние кости и терпеливо ждать смерти.
Гримальди чувствовал, как начинает сходить с ума. Он отшвырнул свою сигару и вернулся вдом. Огромными шагами он пересек гостиную и покинул жилище Гордонов, не попрощавшись ни с гостями, ни с хозяевами. Вздрагивая от прохладного осеннего воздуха, он быстро прошел к своей машине.
Отперев дверцу, он широко распахнул ее, но свет в салоне не вспыхнул. Тогда Гримальди наклонился и заглянул внутрь, тихо проклиная аккумуляторы. На пассажирском сиденье он увидел неподвижную темную фигуру.
– Привет, Франко, – произнес во тьме знакомый и такой любимый голос.
Гримальди почувствовал, как сердце его подпрыгнуло.
– Не включай свет. Ты ведь знаешь, как мне нравится уютная темнота автомобилей.
– Олег?! – ахнул Гримальди. – Это ты?
Вскоре после полуночи в дверь номера 132 в мотеле “Скайвэй”, что находится в Роквилле в штате Мериленд, осторожно постучали. Гримальди притушил свет и отпер двери, пропуская внутрь Олега Калинина. Затем он тщательно запер дверь на задвижку и цепочку, проверил на окнах занавески и только потом снова включил свет.
Калинина он приветствовал радостным похлопыванием по плечу; он все еще не был до конца уверен, что все это ему не снится. Его друг, которого он оплакал и похоронил двенадцать лет назад, был рядом с ним, живой и невредимый.
Алекс Гордон поднялся навстречу ему из своего кресла возле змеевидного обогревателя. Он был в джинсах и толстом шерстяном свитере.
– Олег Калинин... Алекс Гордон, – представил их Гримальди, с беспокойством глядя на двух мужчин. Это была его идея – познакомить Олега с новым шефом советского отдела ЦРУ.
Алекс пожал Калинину руку.
– Гримальди много рассказывал мне о вас, – сказал он по-русски. – Я прекрасно осведомлен обо всем, что вы для нас сделали. Признаться честно, я не ожидал когда-нибудь свидеться с вами. Мы считали, что вы погибли.
– Виски? – предложил Гримальди, улыбаясь другу. – Я знаю, ты любишь чистый, со льдом. Калинин улыбнулся в ответ и кивнул.
– А для тебя – охлажденная водка, – предложил Гримальди Алексу.
Отперев мини-бар, он достал напитки, выбрав для себя густой ликер “Бейли”. Затем Гримальди открыл пакет жареного арахиса и положил рядом с Алексом плитку шоколада: он помнил о его слабости.
– Поехали, – сказал он, поднимая свой бокал.
– Будем здоровы, – эхом откликнулся Калинин. Алекс поднял к губам бокал, не отрывая взгляда от лица Олега. Его сдержанность заставила Гримальди почувствовать себя неуютно, и он нервно поправил свой шейный платок.
– Гримальди сказал мне, – медленно проговорил Алекс, – что вы приехали в Соединенные Штаты в составе советской делегации, которая будет принимать участие в конгрессе по космическим проблемам...
– Четвертый международный конгресс астрофизиков, – поправил его Калинин.
Гримальди подумал про себя, что Олег не сильно изменился. Он видел ту же улыбку, слышал тот же уверенный голос. Только лицо потемнело от загара, да расплылась некогда тонкая талия. Несмотря на это последнее обстоятельство, Калинин выглядел очень представительно в своем элегантном сером костюме, светло-голубой рубашке и темно-синем шелковом галстуке.
– Каково ваше положение в составе делегации? – задал Алекс свой первый вопрос.
– Помощник директора-распорядителя.
– А какие функции вы исполняете на самом деле? Калинин пожал плечами.
– Я – генерал-майор Главного разведывательного управления...
– Генерал? – встрепенулся Гримальди. – Прими поздравления!
Он приподнял свою рюмку с ликером, и Олег ответил ему улыбкой. Алекс остался бесстрастным.
– Моя область, – продолжал Калинин, – это электронная разведка, и меня интересуют все сведения и документы, касающиеся спутников. Спутники слежения, фотографирование из космоса, сигналы телекоммуникационной связи и все такое...
Гримальди в изумлении уставился на него. Когда они встретились в его машине, Олег ни слова не сказал ему о своих новых функциях. Он только попросил Гримальди организовать ему срочную встречу, так как на следующее утро должен был уже уехать из Вашингтона.
Алекс сидел на краешке своего кресла совершенно прямо, сосредоточенно и внимательно глядя на собеседника.
– Когда двенадцать лет назад Гримальди бежал из Москвы, вас разыскивали, КГБ охотился за вами по всей стране. Теперь же вы появляетесь здесь в генеральском звании, в качестве эксперта по электронной разведке. Расскажите мне о вашем возвращении, Панама.
При упоминании своего псевдонима Калинин снова улыбнулся.
– Действительно, за мной охотились, но это был не Комитет. Был там один молодой офицер Морозов...
Гримальди посмотрел на Алекса и увидел, как тот стиснул челюсти.
– Он случайно наткнулся на мои связи с Гримальди, – продолжал Калинин. – Как вы знаете, в Москве Франко называл себя Сент-Клером.
Алекс кивнул, пригубив свою водку.
– У него, однако, не было против меня ничего весомого, одни подозрения. Мы снова столкнулись с ним в Париже, а затем он ринулся за Гримальди в Москву. Я посоветовал Франко немедленно уехать, а сам затаился, выжидая, пока мне представится возможность связаться с руководителями Морозова. В конце концов мне удалось встретиться с непосредственным начальником Морозова, руководителем Тринадцатого отдела...
– С Октябрем? – быстро спросил Алекс, что-то аккуратно записывая в желтом блокноте.
– Да, с ним, – Калинин откинулся на спинку кресла. – Я знаю его еще с войны. Мне удалось убедить его в своей невиновности. Он стоял как скала и фактически спас мою жизнь. Морозов добился, чтобы я предстал перед внутренним трибуналом КГБ, а пока шло следствие, я несколько месяцев находился в тюрьме.
– Морозов пытал тебя? – быстро спросил Гримальди.
– Это был не пикник с девчонками, – холодно ответил Калинин. – Сам Морозов почти все время был за границей, и всю грязную работу за него выполняли его подручные. Хорошо, что Октябрь поручился за меня, благодаря его свидетельству меня выпустили и восстановили в правах.
– Когда это произошло? – Алекс посмотрел на Калинина, запрокинув назад голову, и его глаза подозрительно сузились.
– Франко бежал из Союза в феврале семьдесят четвертого. Меня арестовали в апреле, а выпустили в феврале следующего года.
– Вы провели десять месяцев в тюрьме на Лубянке?
– Нет. Морозов держал меня в одиночной камере в Лефортово. Это на юго-востоке Москвы.
– Я знаю, где находится Лефортово, – сказал Алекс и снова что-то нацарапал в своем блокноте. – Из того, что вы мне сказали, – резюмировал он, – я понял, что Гримальди – я имею в виду Сент-Клера – тоже реабилитирован.
– Да, целиком и полностью. Его ни в чем не подозревают. Он представлял в СССР уважаемую канадскую фирму и вынужден был срочно вернуться на родину из-за болезни и смерти матери, вот и все.
– А вы? – спросил Алекс с неожиданной настойчивостью. – Вы полностью оправдались?
– В конце концов меня реабилитировали, – с осторожностью ответил ему Олег. – Однако первое время меня окружало, как бы это выразиться... облако недоверия. Морозов успел распространить слух о моей измене, и Октябрь считал, что мне, пожалуй, было бы лучше всего на время исчезнуть из Москвы туда, где никто не смог бы обвинить меня в том, что я поддерживаю контакты с вражескими агентами.
– Куда вас направили?
– В Казахстан, в Алма-Ату. Я был назначен начальником тамошнего Центра электронной разведки ГРУ. Первого января этого года мне присвоили звание генерал-майора, что означало мою полную реабилитацию. В прошлом месяце я вернулся в Москву, в Научно-технический отдел. За двенадцать лет это моя первая поездка за границу. Впрочем, кроме меня, в советской делегации еще трое представителей КГБ.
Алекс встал и шагнул к мини-бару, чтобы снова наполнить свой бокал.
– Почему все это время вы не выходили с нами на связь и не отвечали на вызовы? Мы искали вас довольно долгое время после вашего исчезновения.
На лице Калинина промелькнула снисходительная усмешка.
– Вы действительно считаете, что с моей стороны это было бы разумно? Я был изгнан, я находился под подозрением, за мной следили, да и Морозов дышал мне в спину... Вы полагаете, что я должен был рискнуть своей жизнью и отправиться на поиски какого-нибудь американского агента, который, кстати, мог быть мне подставлен? – Он потряс головой. – Нет уж, мистер Гордон, мы так не договаривались.
Алекс наклонил голову.
“Молодчина, Олег”, – подумал Гримальди. Алекс Гордон заслуживал именно такого ответа. Даже ирландский ликер в бокале показался ему мягким, бархатистым.
Алекс взял в руки шоколад, но потом передумал и положил его обратно, рядом с собой.
– И по приезде в Вашингтон вы тут же бросились искать Гримальди?
На губах Калинина появилась саркастическая улыбка.
– Я сделал что-нибудь не так, мистер Гордон?
– Можете называть меня Алекс, – холодно сказал он и принялся расхаживать по комнате, заложив за спину руки.
– Итак, вы проследили за Гримальди до моего дома и сели в его машину. Как вы попали внутрь?
– Ожидание в машинах – это его профессия, – заметил Гримальди, и оба рассмеялись.
Алекс неожиданно сменил тему разговора.
– Что вы думаете о вашем Генеральном секретаре? – спросил он.
– О Горбачеве? Пожалуй, он мне нравится. Он не боится мечтать.
– Вы хорошо его знаете?
– Я встречался с ним в семидесятых, когда он был членом Верховного Совета СССР. Позднее он приезжал в Алма-Ату с делегацией Политбюро. Горбачев по-другому мыслит, но некоторые его идеи – перестройка, вывод советских войск из Афганистана – представляются мне чересчур наивными.
– Вы хотите сказать, что он действительно намеревается сделать это? Выведет советские войска из Афганистана?
– Он действительно хочет этого, но ему не продержаться у власти достаточно долго, чтобы успеть сделать это. Страна выходит у него из-под контроля.
– Нам, в Вашингтоне, он не кажется слабым, – возразил Алекс. – Горбачев пробыл Генеральным секретарем всего два года, но он уже достаточно популярен.
– А вы что, знаете какого-нибудь Генерального секретаря, который не был бы популярен? – парировал Калинин. – Откровенно говоря, я удивлен, что Горбачев продержался на своем посту так долго. Попомните мое слово: старая партийная гвардия очень скоро даст ему пинка под зад, может быть, даже до конца этого года. И не один я так считаю: точно так же думают армия и партийный аппарат.
– Что думают о Горбачеве в КГБ?
– Сначала его приняли хорошо. Теперь чекисты его ненавидят. Морозов мечтает увидеть его мертвым. Генералы КГБ считают, что он покушается на их неограниченные привилегии и власть.
Гримальди закурил сигару и подошел к окну. Слегка раздвинув занавески, он выглянул наружу. Улица за стеклом казалась тихой и спокойной. Два автомобиля ЦРУ, припаркованных напротив входа, казались темными и пустыми, однако в одном из них ему удалось разглядеть тлеющий огонек сигареты. В каждой машине должно было быть по два агента с портативными рациями и пистолетами, которые охраняли вход в мотель.