Страница:
– Позднее, – упрямо ответил он. – Когда я избавлюсь от Дмитрия, у нас с тобой будет замечательная жизнь.
– Тебе никогда не удастся избавиться от него, – сказала Клаудия устало. – Вы двое – как старые, опытные, покрытые шрамами бойцы, которые, спотыкаясь и истекая кровью, кружат и кружат по рингу, не в силах выиграть, не в силах опередить один другого с ударом.
– Нет, – ответил Алекс. – Нет.
Его глаза продолжали гореть странным огнем.
– У меня есть план, поверь мне – я знаю, что делаю.
Клаудия выбежала из спальни и спустилась на первый этаж. Ту ночь она провела на софе в гостиной, куря сигареты одну за другой и медленно, методично напиваясь. Ей так и не удалось заставить его изменить свое мнение. Впоследствии Клаудия не раз думала, что ей нужно было уйти от него еще тогда, однако она все же любила его и не могла смириться с мыслью, что их любовь превратилась в пытку.
После того тягостного ночного разговора Клаудия все чаще останавливалась перед зеркалом и разглядывала себя. Она все еще была хороша собой, и ей не составило бы труда найти кого-то, кому она была бы небезразлична. Как и прежде, стоило ей появиться где-то, как мужчины дружно замолкали и поворачивались в ее сторону. Несколько раз с ней пытались познакомиться в супермаркете, в кафе, а то и просто на улице. Всего лишь пару дней назад какой-то красивый юноша, намного моложе нее, робко приблизился к ней в галерее Вашингтона, и она снизошла до того, что согласилась встретиться с ним в баре на следующий день. Лишь в последний момент она передумала и не пошла, хотя прекрасно понимала, что за этим последует.
Нельзя сказать, чтобы она не хотела этого. Даже наоборот. Клаудия отчаянно тосковала по крепким мужским объятиям, по страстной дрожи в теле, по кому-нибудь, кто любил бы ее ненасытно, всю ночь напролет, кто сумел бы доказать ей, что она по-прежнему желанна и неотразима. И все же Клаудия решила про себя, что в тот день, когда она по-настоящему захочет другого мужчину, она уйдет от Алекса.
И все же эпизод с молодым человеком оказался последней каплей. “Пора отчаливать, Клаудия, – сказала она себе. – Пора начинать все сначала, старушка”.
Она собрала пару чемоданов, сложила свои картины и наброски и, погрузив все это в багажник автомобиля, заехала к Сандре – попрощаться с ней и с ее детьми. На пороге Сандра крепко обняла ее.
– Будь осторожна, Клаудия, – плача, сказала она. – Ты заслуживаешь немного счастья.
Было уже за полночь, когда Клаудия подъехала к дому в Бруклине, где жила ее мать. Настойчивый стук в дверь наконец разбудил миссис Беневенто, и она появилась на пороге прямо со сна, взлохмаченная, в накинутом на плечи старом халатике.
– Клаудия! – ахнула она. – Что случилось? Клаудия обняла ее.
– Только ничего не говори мне сейчас, ма. Я ушла от Алекса. Со мной дети, они спят в машине. Я хочу ненадолго оставить их с тобой, пока я не найду подходящую квартиру и работу.
– Бог свидетель, я знала, что этим кончится! – запричитала ее мать. – Разве я не говорила, что со Стиви тебе будет лучше?
– Мама, не сейчас... Прошу тебя, пожалуйста! – Клаудия снова почувствовала себя униженной.
Пожилая женщина посмотрела на дочь с состраданием, затем кивнула, подавив тяжелый вздох.
– Я помогу тебе с детишками.
Клаудия выехала из Бруклина на рассвете, когда ее дети крепко спали. Улицы Манхэттена медленно просыпались; в этот утренний час в городе царили мир и покой. Машин было мало, а прохожих на тротуарах и вовсе не было видно. Восходящее солнце окрашивало башни Центра мировой торговли, четко вырисовывающиеся на фоне бледно-голубого неба, жидким золотом своих первых лучей. Клаудия опустила оконное стекло, и в салон ворвался свежий и чистый утренний воздух.
Она давно не возвращалась в Нью-Йорк одна, и теперь ее посетило странное ощущение испуга, восторга и восхитительной неопределенности, которые смущали и очаровывали ее расплывчатыми обещаниями и надеждами. Как и хотела, она начинала жизнь сначала и искренне надеялась, что на этот раз все у нее получится как надо.
Один из сотрудников Морозова, который последовал за Клаудией в Нью-Йорк, докладывал своему шефу о каждом ее шаге. В его рапорте сообщалось, что после двух недель проживания в маленькой гостинице в Ист-Сайде Клаудия Гордон сняла крошечную комнатку в Сохо и вернулась на работу в фирму Гавермаера. О ее возвращении тут же объявила пресса – будущей весной должна была появиться на свет новая коллекция. Одновременно она прощупывала галереи в Сохо, пытаясь выставить свои работы, однако без особого успеха.
Через два месяца агент сообщил Дмитрию о новом повороте в жизни Клаудии. На вечеринке в Виллидже она познакомилась с красивым мужчиной, английским бизнесменом Робином Уэстлейком, который оказался к тому же ценителем искусства и коллекционером картин. Несколько раз их видели в ресторанах, на бродвейских шоу-постановках, но чаще всего они посещали художественные выставки. Как-то вечером агент увидел, как Клаудия Гордон и Робин Уэстлейк входят в подъезд дома, где располагались апартаменты англичанина. Вышла она оттуда лишь утром следующего дня. То же самое произошло на следующий вечер и на следующий – тоже.
“Клаудия Гордон и Робин Уэстлейк стали любовниками”, – таково было заключение агента.
Читая это сообщение, Дмитрий Морозов не мог сдержать улыбку.
Глава 18
– Тебе никогда не удастся избавиться от него, – сказала Клаудия устало. – Вы двое – как старые, опытные, покрытые шрамами бойцы, которые, спотыкаясь и истекая кровью, кружат и кружат по рингу, не в силах выиграть, не в силах опередить один другого с ударом.
– Нет, – ответил Алекс. – Нет.
Его глаза продолжали гореть странным огнем.
– У меня есть план, поверь мне – я знаю, что делаю.
Клаудия выбежала из спальни и спустилась на первый этаж. Ту ночь она провела на софе в гостиной, куря сигареты одну за другой и медленно, методично напиваясь. Ей так и не удалось заставить его изменить свое мнение. Впоследствии Клаудия не раз думала, что ей нужно было уйти от него еще тогда, однако она все же любила его и не могла смириться с мыслью, что их любовь превратилась в пытку.
После того тягостного ночного разговора Клаудия все чаще останавливалась перед зеркалом и разглядывала себя. Она все еще была хороша собой, и ей не составило бы труда найти кого-то, кому она была бы небезразлична. Как и прежде, стоило ей появиться где-то, как мужчины дружно замолкали и поворачивались в ее сторону. Несколько раз с ней пытались познакомиться в супермаркете, в кафе, а то и просто на улице. Всего лишь пару дней назад какой-то красивый юноша, намного моложе нее, робко приблизился к ней в галерее Вашингтона, и она снизошла до того, что согласилась встретиться с ним в баре на следующий день. Лишь в последний момент она передумала и не пошла, хотя прекрасно понимала, что за этим последует.
Нельзя сказать, чтобы она не хотела этого. Даже наоборот. Клаудия отчаянно тосковала по крепким мужским объятиям, по страстной дрожи в теле, по кому-нибудь, кто любил бы ее ненасытно, всю ночь напролет, кто сумел бы доказать ей, что она по-прежнему желанна и неотразима. И все же Клаудия решила про себя, что в тот день, когда она по-настоящему захочет другого мужчину, она уйдет от Алекса.
И все же эпизод с молодым человеком оказался последней каплей. “Пора отчаливать, Клаудия, – сказала она себе. – Пора начинать все сначала, старушка”.
Она собрала пару чемоданов, сложила свои картины и наброски и, погрузив все это в багажник автомобиля, заехала к Сандре – попрощаться с ней и с ее детьми. На пороге Сандра крепко обняла ее.
– Будь осторожна, Клаудия, – плача, сказала она. – Ты заслуживаешь немного счастья.
Было уже за полночь, когда Клаудия подъехала к дому в Бруклине, где жила ее мать. Настойчивый стук в дверь наконец разбудил миссис Беневенто, и она появилась на пороге прямо со сна, взлохмаченная, в накинутом на плечи старом халатике.
– Клаудия! – ахнула она. – Что случилось? Клаудия обняла ее.
– Только ничего не говори мне сейчас, ма. Я ушла от Алекса. Со мной дети, они спят в машине. Я хочу ненадолго оставить их с тобой, пока я не найду подходящую квартиру и работу.
– Бог свидетель, я знала, что этим кончится! – запричитала ее мать. – Разве я не говорила, что со Стиви тебе будет лучше?
– Мама, не сейчас... Прошу тебя, пожалуйста! – Клаудия снова почувствовала себя униженной.
Пожилая женщина посмотрела на дочь с состраданием, затем кивнула, подавив тяжелый вздох.
– Я помогу тебе с детишками.
Клаудия выехала из Бруклина на рассвете, когда ее дети крепко спали. Улицы Манхэттена медленно просыпались; в этот утренний час в городе царили мир и покой. Машин было мало, а прохожих на тротуарах и вовсе не было видно. Восходящее солнце окрашивало башни Центра мировой торговли, четко вырисовывающиеся на фоне бледно-голубого неба, жидким золотом своих первых лучей. Клаудия опустила оконное стекло, и в салон ворвался свежий и чистый утренний воздух.
Она давно не возвращалась в Нью-Йорк одна, и теперь ее посетило странное ощущение испуга, восторга и восхитительной неопределенности, которые смущали и очаровывали ее расплывчатыми обещаниями и надеждами. Как и хотела, она начинала жизнь сначала и искренне надеялась, что на этот раз все у нее получится как надо.
Один из сотрудников Морозова, который последовал за Клаудией в Нью-Йорк, докладывал своему шефу о каждом ее шаге. В его рапорте сообщалось, что после двух недель проживания в маленькой гостинице в Ист-Сайде Клаудия Гордон сняла крошечную комнатку в Сохо и вернулась на работу в фирму Гавермаера. О ее возвращении тут же объявила пресса – будущей весной должна была появиться на свет новая коллекция. Одновременно она прощупывала галереи в Сохо, пытаясь выставить свои работы, однако без особого успеха.
Через два месяца агент сообщил Дмитрию о новом повороте в жизни Клаудии. На вечеринке в Виллидже она познакомилась с красивым мужчиной, английским бизнесменом Робином Уэстлейком, который оказался к тому же ценителем искусства и коллекционером картин. Несколько раз их видели в ресторанах, на бродвейских шоу-постановках, но чаще всего они посещали художественные выставки. Как-то вечером агент увидел, как Клаудия Гордон и Робин Уэстлейк входят в подъезд дома, где располагались апартаменты англичанина. Вышла она оттуда лишь утром следующего дня. То же самое произошло на следующий вечер и на следующий – тоже.
“Клаудия Гордон и Робин Уэстлейк стали любовниками”, – таково было заключение агента.
Читая это сообщение, Дмитрий Морозов не мог сдержать улыбку.
Глава 18
Один в черном седане ЦРУ, небритый, вздрагивающий от холода, Алекс вот уже третью ночь подряд дожидался Клаудию у подъезда ее нью-йоркского дома. Две предыдущих ночи он прождал впустую, Клаудия так и не вернулась домой. Вот и сейчас на часах было уже два пополуночи, и Алекс вынужден был прийти к неизбежному заключению: у Клаудии появился мужчина.
Алекс почувствовал болезненный укол ревности. Интересно, ради кого Клаудия оставила его? Кто теперь сжимает в объятиях и целует ее? Клаудия стала частью его самого, они вместе выросли и провели большую часть жизни в обществе друг друга. Однажды Клаудия спасла ему жизнь и была рядом все последние годы. Как она только могла подумать, что сможет провести остаток своей жизни с кем-то другим? Как она могла подумать, что кто-то другой может стать ей столь же близок?
Теперь Алексу очень не хватало ее непосредственности, ее упрямства и страсти, даже сцен ревности, которые она изредка себе позволяла. Оказалось, что Клаудия занимала в его жизни гораздо больше места, чем он подозревал.
Горло его перехватило от острого ощущения потери. Он попытался изгнать из своего сознания сводящие с ума мысли и фантазии, но они настойчиво возвращались. Его унизили и предали. Клаудия, его Клаудия была в постели с другим. Кто он, этот герой? Алекс, конечно, мог бы пустить по его следу своих людей и через двадцать четыре часа знал бы все самые мелкие подробности, однако ему претило использовать служебное положение для того, чтобы решать свои частные проблемы. Кроме того, он не хотел, чтобы его семейные неурядицы стали известны всем и каждому.
Единственным человеком, с которым он поделился своей бедой, была подруга Клаудии Сандра. Примерно через месяц после ухода Клаудии он провел с Сандрой почти целый вечер. Та была поражена глубиной его отчаяния.
– Я не подозревала, что ты так ее любишь, – призналась она ему.
– Я ничего подобного не говорил, – тут же ощетинился он.
– Говорить об этом не обязательно, – мягко перебила Сандра.
И все же она долго колебалась, прежде чем дала ему новый адрес Клаудии. Алекс несколько раз позвонил ей, но Клаудия вела себя очень сдержанно, всякий раз отвергая его намеки на возможность примирения.
– Даже не думай об этом, – сказала она ему с грубоватой откровенностью.
Тем не менее им удалось договориться насчет детей: Тоня и Виктор должны были оставаться с ней во время каникул, и с Алексом – во время учебного года. Клаудия также захотела раз в неделю прилетать в Вашингтон, пока дети будут с ним, однако выдвинула условие: они с Алексом не будут видеться ни при каких условиях. Даже потом, когда она позвонила ему, чтобы поговорить с детьми, и Алекс принялся умолять о встрече, она ответила ему решительным отказом.
– Это бесполезно, – заявила она ему. – Все кончилось, Алекс.
Сам он был немало удивлен тем, насколько сильной и продолжительной оказалась его собственная боль. Возможно, он был гораздо менее циничным, чем ему казалось, и семья значила для него много больше, чем ему хотелось признать. Он не представлял себе своей жизни без Клаудии. В памяти его постоянно возникали отдельные фрагменты и эпизоды из их прошлой жизни, начиная с того дня, когда они впервые встретились в Бруклине.
Все это было мучительно и непереносимо. Он не мог говорить с детьми об их собственной матери и терялся перед прямыми и жестокими вопросами Тони, которая часто спрашивала его:
– Скажи, папа, вы с мамой больше не любите друг друга? Будете ли вы разводиться? А что станет со мной и с Виктором?
С уходом Клаудии Алекс утратил свой душевный покой. Он не мог ни оставаться дома, ни заниматься своими служебными делами. Тогда он нанял вдову Брэда Канингема, одного из бывших сотрудников ЦРУ, чтобы она присмотрела за детьми, а сам бежал в Нью-Йорк.
Теперь Алекс считал, что Морозов со своим заговором и тайным сторонником в Штатах подвернулись ему весьма кстати. Он надеялся, что важнейшая операция захватит его с головой и поможет отвлечься от переживаний и тягостных раздумий. В оперативном штабе, который он устроил в нью-йоркском Рокфеллеровском центре, он поставил складную койку и часто оставался там ночевать. Между тем к нему со всех концов страны поступали по телефону, по факсу и по телетайпу сообщения от агентов. Алекс был очень занят, но не мог не думать о Клаудии и о том, что может потерять ее навсегда.
Именно поэтому он отправился к Сандре и упросил ее дать ему новый адрес Клаудии.
Рация в его машине неожиданно взорвалась оглушительным шорохом статических разрядов, а в трубке зазвучал голос одного из агентов по имени Анхель Солтеро.
Солтеро был молодым и на редкость дерзким агентом пуэрто-риканского происхождения со стройным гибким телом, острым птичьим лицом и темными томными глазами.
– “Робокоп” вызывает “Рэмбо”, – громко объявил он. – “Робокоп” вызывает “Рэмбо”.
Солтеро был помешан на популярных фильмах и часто использовал имена известных героев в качестве своих позывных. Кроме “Рэмбо”, “Робокоп” поддерживал связь с “Роки”, “Бэтмэном”, “Призраком”, “Черепашками Ниндзя” и, конечно, с “Прекрасной Дамой”.
– Что там у тебя, Анхель? – устало отозвался Алекс. Он уже не раз предупреждал Солтеро, чтобы тот заканчивал свои детские игры, однако в три утра ему было не до выволочек.
– Где бы вы ни были, вам необходимо срочно вернуться на базу, – серьезно сообщил Солтеро.
– Что там еще случилось?
– Мы нашли того, кого искали, “Рэмбо”.
– Кто это вы? – Алекс почувствовал, что просыпается. – Ты лично?
– С помощью “Черепашек Ниндзя”, конечно. “Черепашками Ниндзя” на жаргоне Солтеро назывались несколько агентов из третьего отдела контрразведки ФБР, которых Алекс получил в свое распоряжение благодаря добрым отношениям с Нью-йоркским отделением Федерального бюро.
– Кто он? Имя?
– Можешь отгадывать до трех раз, “Рэмбо”.
– Господи, парень, прекрати же свою глупую игру! Последовала эффектная пауза.
– Это Деверо! – зловещим шепотом сказал Солтеро.
– Ты уверен?
“Оп-ля! – подумал Алекс. – Я подозревал правильно!”
– Абсолютно.
– Как вы узнали, что это он?
В трубке снова зазвучал голос Солтеро, однако не такой ликующий и радостный, как вначале.
– Боюсь, что ответ вам не понравится.
– Ладно, сейчас еду, – проворчал Алекс. Он запустил двигатель и погнал машину по пустым улицам Нью-Йорка. Сообщение Солтеро, если, конечно, он ничего не придумал и не переврал, венчало месяцы кропотливой и осторожной работы, которая вначале напоминала поиски иголки в стоге сена. Сотрудники Алекса рассыпались по всей стране, прощупывая президентов и владельцев компаний, специализировавшихся на производстве техники для космоса: радарах, лазерах, ракетных двигателях и боеголовках. Предварительный список состоял из полутора сотен имен, однако после двух месяцев скрупулезной проверки и анализа политических пристрастий воротил космического бизнеса он сократился до двадцати двух фамилий.
В конце концов в списке осталось всего пять человек, и именно тогда особое внимание Алекса привлек Альфред Деверо, престарелый миллионер из Джорджии, один из крупнейших подрядчиков проекта “Звездных войн”. По своим политическим взглядам он принадлежал к крайним правым и имел связи со зловещим Ку-клукс-кланом.
Несколько раз он открыто заявлял, что после Горбачева Россия снова станет злейшим врагом Соединенных Штатов, и поэтому от проекта “Звездных войн” нельзя отказываться.
Алекс готов был поручиться, что это именно тот человек, которого они искали, но у него не было ни одной улики, чтобы обосновать свое убеждение. И вот теперь Солтеро утверждает, что ему удалось раздобыть свидетельства того, что именно Деверо вступил в заговор против Горбачева. Любопытно будет узнать, почему он так в этом уверен.
Солтеро ждал его возле катка у Рокфеллеровского центра. Молодой агент был одет в джинсы со множеством заклепок, черную кожаную куртку, ботинки на высоких каблуках, а на лице его сияла озорная улыбка. Алекс даже подозревал, что Анхель намеренно одевается в соответствии со сложившимся у его коллег представлением о том, как должен выглядеть типичный пуэрториканец.
– Гринго угостит меня чашечкой кофе? – спросил он вместо приветствия, и Алекс мысленно поблагодарил бога за то, что Анхель отправил “Рэмбо” и “Робокопа” спать.
Алекс кивнул. Ему совсем не хотелось возвращаться в свое мрачное убежище на семнадцатом этаже и разыскивать там чистые ложки и неиспользованные пластиковые стаканы. Они завернули за угол, вошли в ночной ресторан и заказали кофе и шоколадный кекс. Пожилой официант, знавший всего несколько слов по-английски, понял их только тогда, когда Алекс дважды повторил свой заказ. Затем он обернулся к Солтеро.
– Я слушаю, Анхель.
– Две недели назад, – начал Солтеро, – у меня состоялся основательный разговор с Джеком Колдуэллом из “Черепашек”. Ему казалось, что нам следует покопаться в прошлом наших подозреваемых...
– Кого из них?
– Всех, – Солтеро провел пятерней по волосам. – Мы сделали предположение, что по крайней мере раз в месяц Морозов должен был выходить на связь со своим здешним приятелем. Поэтому два последних месяца мы занимались именно тем, что проверяли распорядок деловых встреч наших подопечных, выискивая что-нибудь необычное. Это оказалось... – он с грустным видом проглотил последний кусок кекса. – ...Так же просто, как съесть вот это пирожное.
– Что там насчет того, что может мне не понравиться? – с нетерпением спросил Алекс. Солтеро поднял руку.
– Можно я расскажу обо всем по-своему?
– Хорошо, продолжай, – Алекс знаком поманил старика официанта и попросил подать еще кофе.
– Откуда вы приехали? – спросил он его.
Старик улыбнулся, обнажая гнилые зубы.
– Из России. Я родился в Одессе.
Солтеро в комическом ужасе воздел кверху руки.
– Русские уже здесь! – воскликнул он. – Почему мы не сдаемся, Алекс?
Заметив тяжелый взгляд начальника, он осекся и деловито продолжил:
– Как я уже сказал, мы проверили все контакты наших подопечных и обнаружили, что примерно шесть недель назад Деверо совершил трехдневную поездку в Нью-Йорк. Там он совершил несколько запланированных встреч и... незапланированный обед. Он посетил ресторан “Ла Кут Баске” и встретился там с человеком, которого наши “Ниндзя” не сумели идентифицировать. Однако у меня есть для вас его описание.
Из кармана джинсов Солтеро извлек несколько сложенных листов бумаги и перелистал их.
– Ага, вот оно... – тон его голоса неожиданно стал таким же, как в конце их радиообмена, очень серьезным и озабоченным. – “Человек, который встречался с Деверо в ресторане, выглядел лет на шестьдесят пять – семьдесят, цвет лица смуглый, глаза зеленые, волосы и усы крашеные, полосатая рубашка, шелковый галстук, двубортная куртка с пуговицами желтого металла, серые брюки из саржи, легкие кожаные туфли-мокасины... на руках золотые кольца, перстни и браслет”.
Алекс на мгновение перестал дышать. Только один человек из всех, кого он знал, подходил под это описание. Это был Гримальди.
– Когда это было? – спросил он, с трудом сдерживая поднимающуюся в нем ярость.
Гримальди был в Штатах и встречался с Деверо. Деверо подозревался в сотрудничестве с КГБ, точнее – с Дмитрием Морозовым. В настоящее время Гримальди должен был находиться в Москве, где у него были самые широкие возможности наткнуться на Дмитрия. Для последнего Гримальди был идеальным связным. Логически объяснить встречу Гримальди и Деверо можно было только одним: Гримальди стал агентом Морозова. “Наполеон” перешел на сторону врага.
Алекс лихорадочно старался подыскать другое объяснение, пытаясь придумать какую-нибудь иную версию, но тщетно. Гримальди не мог встретиться с Деверо даже случайно.
Солтеро странно смотрел на Алекса, и тот повторил:
– Когда состоялся этот обед?
– Шесть недель тому назад. Мы проверяли. Это совпадает с приездом Гримальди в отпуск. Он приехал сюда на машине из Монреаля, из Буффало прилетел на “Ферму”, а после собеседования вернулся на две недели в Нью-Йорк.
Алекс покачал головой, недоверчиво, но и с некой обреченностью.
– Кто ваши источники? – поинтересовался он почти равнодушно.
– Метрдотель и двое официантов “Ла Кут Баске”. Гримальди говорил с метрдотелем по-французски. Он оказался гурманом, прекрасно разбирающимся во французской кухне, и “мэтр” его запомнил.
– Вы показывали им фотографии Гримальди?
Солтеро кивнул.
– Через три дня после нашего первого разговора мы вернулись с несколькими фотоснимками. Все трое опознали Гримальди из нескольких незнакомых людей. Мне очень жаль, Алекс...
Алекс слушал и механически кивал головой. “Грязный предатель, – размышлял он. – Как он мог предать свою страну в конце столь замечательной карьеры? А Дмитрий? Как ему удалось завербовать Гримальди? Какую роль играл Калинин, когда приезжал в Вашингтон?”
“Судя по всему, мой коварный брат затеял новую игру”, – подумал Алекс, но, вспомнив Сереброва и Булочку, лишь откинулся на спинку стула. Он увел человека у Дмитрия, Дмитрий ответил тем же. Братья снова вышли на ринг, изможденные и окровавленные, и ни тот, ни другой не умели положить конец своей бессмысленной войне. Как тогда сказала Клаудия? “Два старых бойца, оступаясь и еле волоча ноги, продолжают наносить друг другу удары, не в силах добиться победы и не в силах выйти из игры”.
– Продолжайте работать как обычно, – он ткнул пальцем в сторону Солтеро и с усилием поднялся, оставив на столе долларовую купюру. – Я должен перепроверить ваше сообщение в Москве.
– Для чего?
– Возможно, у Гримальди есть логическое объяснение случившегося. Разве не может быть этот совместный ленч совершенно невинным?
– Невинным? – Солтеро ухмыльнулся. – У вас есть шпион в Москве, который годами дурачит этих болванов из КГБ, этакий ловкий и отважный Мальчик с Пальчик. Этот шпион без труда обходит все ловушки КГБ, выходит сухим из воды в самых опасных ситуациях, уезжает и возвращается в Москву, когда ему вздумается, и никто никогда его не беспокоит, никто ни о чем не спрашивает. В чем же тут дело, в чем его секрет? Вы отвечаете на этот вопрос так: это опытный волк разведки, настоящий герой. Но тут ваш герой возвращается в отпуск домой, и тут же совершенно случайно знакомится с нашим главным подозреваемым и случайно обедает с ним. Что-то не очень верится в его невинность, сеньор Алекс.
– Возможно, он ни при чем и сумеет доказать это, – упрямо повторил Алекс.
– А вы сами верите в это? Только честно?
Алекс посмотрел на него пустым взглядом и ушел.
Увидев за стеклом машины профиль Морозова, окруженный клубами дыма от его дешевых сигарет. Гримальди почувствовал, как от отвращения у него свело скулы. Как он ненавидел этого мерзавца, его дурные манеры, черную одежду, аскетические привычки. Именно Морозов заставил его признаться в собственных слабостях и сделал его изменником.
Но что ему оставалось? Если бы он отказался тогда, в гостинице “Космос”, когда Морозов с Октябрем явились вербовать его, он был бы разоблачен ими публично и с позором выдворен в Америку, на расправу бывшим коллегам. Разве мог он признаться перед своим руководством, что половое влечение притупило все его остальные чувства и что на протяжении последних сорока пяти лет он, сам того не подозревая, был орудием в руках КГБ? Он бы, наверное, предпочел умереть, лишь бы не встречаться со своими бывшими коллегами, лишь бы не слышать их циничных замечаний и насмешек, не мучиться и не строить догадок относительно того, о чем станут шептаться за его спиной. История эта несомненно просочится в газеты, и тогда... Нет, он должен держаться тихо и незаметно, он продолжит переправлять в Вашингтон лживые сообщения Калинина и закончит операцию Морозова – Деверо, а затем уйдет на покой и уедет куда-нибудь далеко, где никто его не отыщет.
“Да, я в лужу сел!” – думал Гримальди. Ведь именно его самого часто отождествляли с “Панамой” – величайшим американским разведчиком за последние пятьдесят лет. Разведал, называется!.. На протяжении всех этих лет Калинин снабжал его первоклассной дезинформацией, состряпанной на Лубянке, и он доверчиво хватал приманку только потому, что любил Олега. С того памятного дня в “Космосе” они ни разу больше не встречались.
При мысли об этом кулаки Гримальди сжались сами собой. Если бы он столкнулся с Калининым теперь, то задушил бы его своими собственными руками. Он и представить себе не мог, что тот окажется таким подлецом. Они же были любовниками, а потом Олег предал его. А может быть, он никогда не любил его, а просто использовал свое тело, чтобы заманить Гримальди в подлый капкан?
Он открыл дверцу и скользнул на заднее сиденье рядом с Морозовым. Тот тронул водителя за плечо, и машина рванулась вперед.
– Куда мы едем? – спросил Гримальди, который в последнее время постоянно был испуганным и нервным. Морозов пожал плечами.
– Никуда. Просто некоторое время покружим по городу – так будет безопаснее.
Но в его голосе слышалось напряжение.
– Для чего все эти предосторожности, Морозов?
Дмитрий посмотрел на Гримальди, и его черные глаза замерцали в сумерках.
– Гордон начал охоту за вами, – сказал Морозов. – Он расследует ваши связи с КГБ.
На мгновение Гримальди потерял дар речи. Не страх, а леденящий душу животный ужас на короткое время охватил его, и он с трудом справился с собой.
– Что вы имеете в виду? – наконец произнес он вмиг пересохшими губами. – Кто вам это сказал? Морозов не отвечал, рассеянно глядя в окно.
– Откуда вы это узнали? – снова спросил Гримальди.
– У меня надежные источники, – отозвался наконец Морозов. – Гордон, должно быть, что-то пронюхал. Или узнал от Сереброва.
Гримальди показалось, что в машине вдруг стало чересчур душно и жарко. Он вытер со лба пот, расстегнул воротник и открыл окно. Холодный встречный ветер, пахнущий бензином, хлестнул по его пылающему лицу. За окном он увидел длинную вереницу машин в очереди на заправку.
– Я этому не верю, – промямлил он непослушным языком. – Серебров – дурак, к тому же он ничего не знает. Вы сами говорили мне это.
В самом деле. Гордону неоткуда было узнать о роли, которую играл Гримальди в планах Морозова. Ни один человек в КГБ, кроме самого Морозова, не знал об их связи. Но если все-таки Алекс каким-то чудом дознался. Гримальди мог считать себя покойником.
– Как вы узнали, что Гордон начал расследование? – снова спросил он.
Морозов продолжал смотреть в запотевшее стекло.
– Он послал политическому советнику посольства три шифровки, запрашивая о ваших контактах с советскими официальными лицами, – откликнулся он, не поворачивая головы.
Политический советник посольства США был резидентом ЦРУ, и Гримальди это было хорошо известно, так же как и то, что никто в посольстве не знал о том, что он выполняет особое задание американской разведки. Если Алекс поручил посольству расследовать деятельность Гримальди – Сент-Клера, это могло означать только одно:
Алекс Гордон подозревает что-то очень серьезное.
– Откуда вам это известно? Вам удалось расколоть шифр посольства?
Морозов опять промолчал, но на этот раз Гримальди понял его без слов. Брат Алекса был хитер как черт, наверняка у него сохранился доступ в посольство. Даже после скандала с американскими морскими пехотинцами и переоборудования здания он ухитрялся каким-то образом проникать даже в защищенные помещения посольства. Возможно, его люди вмонтировали новые подслушивающие устройства в политической секции.
Алекс почувствовал болезненный укол ревности. Интересно, ради кого Клаудия оставила его? Кто теперь сжимает в объятиях и целует ее? Клаудия стала частью его самого, они вместе выросли и провели большую часть жизни в обществе друг друга. Однажды Клаудия спасла ему жизнь и была рядом все последние годы. Как она только могла подумать, что сможет провести остаток своей жизни с кем-то другим? Как она могла подумать, что кто-то другой может стать ей столь же близок?
Теперь Алексу очень не хватало ее непосредственности, ее упрямства и страсти, даже сцен ревности, которые она изредка себе позволяла. Оказалось, что Клаудия занимала в его жизни гораздо больше места, чем он подозревал.
Горло его перехватило от острого ощущения потери. Он попытался изгнать из своего сознания сводящие с ума мысли и фантазии, но они настойчиво возвращались. Его унизили и предали. Клаудия, его Клаудия была в постели с другим. Кто он, этот герой? Алекс, конечно, мог бы пустить по его следу своих людей и через двадцать четыре часа знал бы все самые мелкие подробности, однако ему претило использовать служебное положение для того, чтобы решать свои частные проблемы. Кроме того, он не хотел, чтобы его семейные неурядицы стали известны всем и каждому.
Единственным человеком, с которым он поделился своей бедой, была подруга Клаудии Сандра. Примерно через месяц после ухода Клаудии он провел с Сандрой почти целый вечер. Та была поражена глубиной его отчаяния.
– Я не подозревала, что ты так ее любишь, – призналась она ему.
– Я ничего подобного не говорил, – тут же ощетинился он.
– Говорить об этом не обязательно, – мягко перебила Сандра.
И все же она долго колебалась, прежде чем дала ему новый адрес Клаудии. Алекс несколько раз позвонил ей, но Клаудия вела себя очень сдержанно, всякий раз отвергая его намеки на возможность примирения.
– Даже не думай об этом, – сказала она ему с грубоватой откровенностью.
Тем не менее им удалось договориться насчет детей: Тоня и Виктор должны были оставаться с ней во время каникул, и с Алексом – во время учебного года. Клаудия также захотела раз в неделю прилетать в Вашингтон, пока дети будут с ним, однако выдвинула условие: они с Алексом не будут видеться ни при каких условиях. Даже потом, когда она позвонила ему, чтобы поговорить с детьми, и Алекс принялся умолять о встрече, она ответила ему решительным отказом.
– Это бесполезно, – заявила она ему. – Все кончилось, Алекс.
Сам он был немало удивлен тем, насколько сильной и продолжительной оказалась его собственная боль. Возможно, он был гораздо менее циничным, чем ему казалось, и семья значила для него много больше, чем ему хотелось признать. Он не представлял себе своей жизни без Клаудии. В памяти его постоянно возникали отдельные фрагменты и эпизоды из их прошлой жизни, начиная с того дня, когда они впервые встретились в Бруклине.
Все это было мучительно и непереносимо. Он не мог говорить с детьми об их собственной матери и терялся перед прямыми и жестокими вопросами Тони, которая часто спрашивала его:
– Скажи, папа, вы с мамой больше не любите друг друга? Будете ли вы разводиться? А что станет со мной и с Виктором?
С уходом Клаудии Алекс утратил свой душевный покой. Он не мог ни оставаться дома, ни заниматься своими служебными делами. Тогда он нанял вдову Брэда Канингема, одного из бывших сотрудников ЦРУ, чтобы она присмотрела за детьми, а сам бежал в Нью-Йорк.
Теперь Алекс считал, что Морозов со своим заговором и тайным сторонником в Штатах подвернулись ему весьма кстати. Он надеялся, что важнейшая операция захватит его с головой и поможет отвлечься от переживаний и тягостных раздумий. В оперативном штабе, который он устроил в нью-йоркском Рокфеллеровском центре, он поставил складную койку и часто оставался там ночевать. Между тем к нему со всех концов страны поступали по телефону, по факсу и по телетайпу сообщения от агентов. Алекс был очень занят, но не мог не думать о Клаудии и о том, что может потерять ее навсегда.
Именно поэтому он отправился к Сандре и упросил ее дать ему новый адрес Клаудии.
Рация в его машине неожиданно взорвалась оглушительным шорохом статических разрядов, а в трубке зазвучал голос одного из агентов по имени Анхель Солтеро.
Солтеро был молодым и на редкость дерзким агентом пуэрто-риканского происхождения со стройным гибким телом, острым птичьим лицом и темными томными глазами.
– “Робокоп” вызывает “Рэмбо”, – громко объявил он. – “Робокоп” вызывает “Рэмбо”.
Солтеро был помешан на популярных фильмах и часто использовал имена известных героев в качестве своих позывных. Кроме “Рэмбо”, “Робокоп” поддерживал связь с “Роки”, “Бэтмэном”, “Призраком”, “Черепашками Ниндзя” и, конечно, с “Прекрасной Дамой”.
– Что там у тебя, Анхель? – устало отозвался Алекс. Он уже не раз предупреждал Солтеро, чтобы тот заканчивал свои детские игры, однако в три утра ему было не до выволочек.
– Где бы вы ни были, вам необходимо срочно вернуться на базу, – серьезно сообщил Солтеро.
– Что там еще случилось?
– Мы нашли того, кого искали, “Рэмбо”.
– Кто это вы? – Алекс почувствовал, что просыпается. – Ты лично?
– С помощью “Черепашек Ниндзя”, конечно. “Черепашками Ниндзя” на жаргоне Солтеро назывались несколько агентов из третьего отдела контрразведки ФБР, которых Алекс получил в свое распоряжение благодаря добрым отношениям с Нью-йоркским отделением Федерального бюро.
– Кто он? Имя?
– Можешь отгадывать до трех раз, “Рэмбо”.
– Господи, парень, прекрати же свою глупую игру! Последовала эффектная пауза.
– Это Деверо! – зловещим шепотом сказал Солтеро.
– Ты уверен?
“Оп-ля! – подумал Алекс. – Я подозревал правильно!”
– Абсолютно.
– Как вы узнали, что это он?
В трубке снова зазвучал голос Солтеро, однако не такой ликующий и радостный, как вначале.
– Боюсь, что ответ вам не понравится.
– Ладно, сейчас еду, – проворчал Алекс. Он запустил двигатель и погнал машину по пустым улицам Нью-Йорка. Сообщение Солтеро, если, конечно, он ничего не придумал и не переврал, венчало месяцы кропотливой и осторожной работы, которая вначале напоминала поиски иголки в стоге сена. Сотрудники Алекса рассыпались по всей стране, прощупывая президентов и владельцев компаний, специализировавшихся на производстве техники для космоса: радарах, лазерах, ракетных двигателях и боеголовках. Предварительный список состоял из полутора сотен имен, однако после двух месяцев скрупулезной проверки и анализа политических пристрастий воротил космического бизнеса он сократился до двадцати двух фамилий.
В конце концов в списке осталось всего пять человек, и именно тогда особое внимание Алекса привлек Альфред Деверо, престарелый миллионер из Джорджии, один из крупнейших подрядчиков проекта “Звездных войн”. По своим политическим взглядам он принадлежал к крайним правым и имел связи со зловещим Ку-клукс-кланом.
Несколько раз он открыто заявлял, что после Горбачева Россия снова станет злейшим врагом Соединенных Штатов, и поэтому от проекта “Звездных войн” нельзя отказываться.
Алекс готов был поручиться, что это именно тот человек, которого они искали, но у него не было ни одной улики, чтобы обосновать свое убеждение. И вот теперь Солтеро утверждает, что ему удалось раздобыть свидетельства того, что именно Деверо вступил в заговор против Горбачева. Любопытно будет узнать, почему он так в этом уверен.
Солтеро ждал его возле катка у Рокфеллеровского центра. Молодой агент был одет в джинсы со множеством заклепок, черную кожаную куртку, ботинки на высоких каблуках, а на лице его сияла озорная улыбка. Алекс даже подозревал, что Анхель намеренно одевается в соответствии со сложившимся у его коллег представлением о том, как должен выглядеть типичный пуэрториканец.
– Гринго угостит меня чашечкой кофе? – спросил он вместо приветствия, и Алекс мысленно поблагодарил бога за то, что Анхель отправил “Рэмбо” и “Робокопа” спать.
Алекс кивнул. Ему совсем не хотелось возвращаться в свое мрачное убежище на семнадцатом этаже и разыскивать там чистые ложки и неиспользованные пластиковые стаканы. Они завернули за угол, вошли в ночной ресторан и заказали кофе и шоколадный кекс. Пожилой официант, знавший всего несколько слов по-английски, понял их только тогда, когда Алекс дважды повторил свой заказ. Затем он обернулся к Солтеро.
– Я слушаю, Анхель.
– Две недели назад, – начал Солтеро, – у меня состоялся основательный разговор с Джеком Колдуэллом из “Черепашек”. Ему казалось, что нам следует покопаться в прошлом наших подозреваемых...
– Кого из них?
– Всех, – Солтеро провел пятерней по волосам. – Мы сделали предположение, что по крайней мере раз в месяц Морозов должен был выходить на связь со своим здешним приятелем. Поэтому два последних месяца мы занимались именно тем, что проверяли распорядок деловых встреч наших подопечных, выискивая что-нибудь необычное. Это оказалось... – он с грустным видом проглотил последний кусок кекса. – ...Так же просто, как съесть вот это пирожное.
– Что там насчет того, что может мне не понравиться? – с нетерпением спросил Алекс. Солтеро поднял руку.
– Можно я расскажу обо всем по-своему?
– Хорошо, продолжай, – Алекс знаком поманил старика официанта и попросил подать еще кофе.
– Откуда вы приехали? – спросил он его.
Старик улыбнулся, обнажая гнилые зубы.
– Из России. Я родился в Одессе.
Солтеро в комическом ужасе воздел кверху руки.
– Русские уже здесь! – воскликнул он. – Почему мы не сдаемся, Алекс?
Заметив тяжелый взгляд начальника, он осекся и деловито продолжил:
– Как я уже сказал, мы проверили все контакты наших подопечных и обнаружили, что примерно шесть недель назад Деверо совершил трехдневную поездку в Нью-Йорк. Там он совершил несколько запланированных встреч и... незапланированный обед. Он посетил ресторан “Ла Кут Баске” и встретился там с человеком, которого наши “Ниндзя” не сумели идентифицировать. Однако у меня есть для вас его описание.
Из кармана джинсов Солтеро извлек несколько сложенных листов бумаги и перелистал их.
– Ага, вот оно... – тон его голоса неожиданно стал таким же, как в конце их радиообмена, очень серьезным и озабоченным. – “Человек, который встречался с Деверо в ресторане, выглядел лет на шестьдесят пять – семьдесят, цвет лица смуглый, глаза зеленые, волосы и усы крашеные, полосатая рубашка, шелковый галстук, двубортная куртка с пуговицами желтого металла, серые брюки из саржи, легкие кожаные туфли-мокасины... на руках золотые кольца, перстни и браслет”.
Алекс на мгновение перестал дышать. Только один человек из всех, кого он знал, подходил под это описание. Это был Гримальди.
– Когда это было? – спросил он, с трудом сдерживая поднимающуюся в нем ярость.
Гримальди был в Штатах и встречался с Деверо. Деверо подозревался в сотрудничестве с КГБ, точнее – с Дмитрием Морозовым. В настоящее время Гримальди должен был находиться в Москве, где у него были самые широкие возможности наткнуться на Дмитрия. Для последнего Гримальди был идеальным связным. Логически объяснить встречу Гримальди и Деверо можно было только одним: Гримальди стал агентом Морозова. “Наполеон” перешел на сторону врага.
Алекс лихорадочно старался подыскать другое объяснение, пытаясь придумать какую-нибудь иную версию, но тщетно. Гримальди не мог встретиться с Деверо даже случайно.
Солтеро странно смотрел на Алекса, и тот повторил:
– Когда состоялся этот обед?
– Шесть недель тому назад. Мы проверяли. Это совпадает с приездом Гримальди в отпуск. Он приехал сюда на машине из Монреаля, из Буффало прилетел на “Ферму”, а после собеседования вернулся на две недели в Нью-Йорк.
Алекс покачал головой, недоверчиво, но и с некой обреченностью.
– Кто ваши источники? – поинтересовался он почти равнодушно.
– Метрдотель и двое официантов “Ла Кут Баске”. Гримальди говорил с метрдотелем по-французски. Он оказался гурманом, прекрасно разбирающимся во французской кухне, и “мэтр” его запомнил.
– Вы показывали им фотографии Гримальди?
Солтеро кивнул.
– Через три дня после нашего первого разговора мы вернулись с несколькими фотоснимками. Все трое опознали Гримальди из нескольких незнакомых людей. Мне очень жаль, Алекс...
Алекс слушал и механически кивал головой. “Грязный предатель, – размышлял он. – Как он мог предать свою страну в конце столь замечательной карьеры? А Дмитрий? Как ему удалось завербовать Гримальди? Какую роль играл Калинин, когда приезжал в Вашингтон?”
“Судя по всему, мой коварный брат затеял новую игру”, – подумал Алекс, но, вспомнив Сереброва и Булочку, лишь откинулся на спинку стула. Он увел человека у Дмитрия, Дмитрий ответил тем же. Братья снова вышли на ринг, изможденные и окровавленные, и ни тот, ни другой не умели положить конец своей бессмысленной войне. Как тогда сказала Клаудия? “Два старых бойца, оступаясь и еле волоча ноги, продолжают наносить друг другу удары, не в силах добиться победы и не в силах выйти из игры”.
– Продолжайте работать как обычно, – он ткнул пальцем в сторону Солтеро и с усилием поднялся, оставив на столе долларовую купюру. – Я должен перепроверить ваше сообщение в Москве.
– Для чего?
– Возможно, у Гримальди есть логическое объяснение случившегося. Разве не может быть этот совместный ленч совершенно невинным?
– Невинным? – Солтеро ухмыльнулся. – У вас есть шпион в Москве, который годами дурачит этих болванов из КГБ, этакий ловкий и отважный Мальчик с Пальчик. Этот шпион без труда обходит все ловушки КГБ, выходит сухим из воды в самых опасных ситуациях, уезжает и возвращается в Москву, когда ему вздумается, и никто никогда его не беспокоит, никто ни о чем не спрашивает. В чем же тут дело, в чем его секрет? Вы отвечаете на этот вопрос так: это опытный волк разведки, настоящий герой. Но тут ваш герой возвращается в отпуск домой, и тут же совершенно случайно знакомится с нашим главным подозреваемым и случайно обедает с ним. Что-то не очень верится в его невинность, сеньор Алекс.
– Возможно, он ни при чем и сумеет доказать это, – упрямо повторил Алекс.
– А вы сами верите в это? Только честно?
Алекс посмотрел на него пустым взглядом и ушел.
* * *
Морозов ждал Гримальди, сидя на заднем сиденье своей “Волги”, припаркованной недалеко от площади Ленина на мрачной Татарской улице. Понемногу становилось темно, дул холодный и сухой восточный ветер, и горожане торопились по домам, преследуемые нещадным трескучим морозом. Несмотря на это, длиннющая очередь за водкой, огибавшая полквартала, не расходилась, мужчины лишь кутались в свои куртки и пальто да притоптывали ногами.Увидев за стеклом машины профиль Морозова, окруженный клубами дыма от его дешевых сигарет. Гримальди почувствовал, как от отвращения у него свело скулы. Как он ненавидел этого мерзавца, его дурные манеры, черную одежду, аскетические привычки. Именно Морозов заставил его признаться в собственных слабостях и сделал его изменником.
Но что ему оставалось? Если бы он отказался тогда, в гостинице “Космос”, когда Морозов с Октябрем явились вербовать его, он был бы разоблачен ими публично и с позором выдворен в Америку, на расправу бывшим коллегам. Разве мог он признаться перед своим руководством, что половое влечение притупило все его остальные чувства и что на протяжении последних сорока пяти лет он, сам того не подозревая, был орудием в руках КГБ? Он бы, наверное, предпочел умереть, лишь бы не встречаться со своими бывшими коллегами, лишь бы не слышать их циничных замечаний и насмешек, не мучиться и не строить догадок относительно того, о чем станут шептаться за его спиной. История эта несомненно просочится в газеты, и тогда... Нет, он должен держаться тихо и незаметно, он продолжит переправлять в Вашингтон лживые сообщения Калинина и закончит операцию Морозова – Деверо, а затем уйдет на покой и уедет куда-нибудь далеко, где никто его не отыщет.
“Да, я в лужу сел!” – думал Гримальди. Ведь именно его самого часто отождествляли с “Панамой” – величайшим американским разведчиком за последние пятьдесят лет. Разведал, называется!.. На протяжении всех этих лет Калинин снабжал его первоклассной дезинформацией, состряпанной на Лубянке, и он доверчиво хватал приманку только потому, что любил Олега. С того памятного дня в “Космосе” они ни разу больше не встречались.
При мысли об этом кулаки Гримальди сжались сами собой. Если бы он столкнулся с Калининым теперь, то задушил бы его своими собственными руками. Он и представить себе не мог, что тот окажется таким подлецом. Они же были любовниками, а потом Олег предал его. А может быть, он никогда не любил его, а просто использовал свое тело, чтобы заманить Гримальди в подлый капкан?
Он открыл дверцу и скользнул на заднее сиденье рядом с Морозовым. Тот тронул водителя за плечо, и машина рванулась вперед.
– Куда мы едем? – спросил Гримальди, который в последнее время постоянно был испуганным и нервным. Морозов пожал плечами.
– Никуда. Просто некоторое время покружим по городу – так будет безопаснее.
Но в его голосе слышалось напряжение.
– Для чего все эти предосторожности, Морозов?
Дмитрий посмотрел на Гримальди, и его черные глаза замерцали в сумерках.
– Гордон начал охоту за вами, – сказал Морозов. – Он расследует ваши связи с КГБ.
На мгновение Гримальди потерял дар речи. Не страх, а леденящий душу животный ужас на короткое время охватил его, и он с трудом справился с собой.
– Что вы имеете в виду? – наконец произнес он вмиг пересохшими губами. – Кто вам это сказал? Морозов не отвечал, рассеянно глядя в окно.
– Откуда вы это узнали? – снова спросил Гримальди.
– У меня надежные источники, – отозвался наконец Морозов. – Гордон, должно быть, что-то пронюхал. Или узнал от Сереброва.
Гримальди показалось, что в машине вдруг стало чересчур душно и жарко. Он вытер со лба пот, расстегнул воротник и открыл окно. Холодный встречный ветер, пахнущий бензином, хлестнул по его пылающему лицу. За окном он увидел длинную вереницу машин в очереди на заправку.
– Я этому не верю, – промямлил он непослушным языком. – Серебров – дурак, к тому же он ничего не знает. Вы сами говорили мне это.
В самом деле. Гордону неоткуда было узнать о роли, которую играл Гримальди в планах Морозова. Ни один человек в КГБ, кроме самого Морозова, не знал об их связи. Но если все-таки Алекс каким-то чудом дознался. Гримальди мог считать себя покойником.
– Как вы узнали, что Гордон начал расследование? – снова спросил он.
Морозов продолжал смотреть в запотевшее стекло.
– Он послал политическому советнику посольства три шифровки, запрашивая о ваших контактах с советскими официальными лицами, – откликнулся он, не поворачивая головы.
Политический советник посольства США был резидентом ЦРУ, и Гримальди это было хорошо известно, так же как и то, что никто в посольстве не знал о том, что он выполняет особое задание американской разведки. Если Алекс поручил посольству расследовать деятельность Гримальди – Сент-Клера, это могло означать только одно:
Алекс Гордон подозревает что-то очень серьезное.
– Откуда вам это известно? Вам удалось расколоть шифр посольства?
Морозов опять промолчал, но на этот раз Гримальди понял его без слов. Брат Алекса был хитер как черт, наверняка у него сохранился доступ в посольство. Даже после скандала с американскими морскими пехотинцами и переоборудования здания он ухитрялся каким-то образом проникать даже в защищенные помещения посольства. Возможно, его люди вмонтировали новые подслушивающие устройства в политической секции.