Страница:
Она повернулась и ушла в спальню. Разделась, кидая вещи как попало, юркнула в постель и сразу же заснула тяжелым сном без сновидений, оставив беспорядок на утро.
— Я все устрою, с деньгами тоже, а ты сможешь чаще бывать у Стаса. На работе от тебя сейчас все равно никакого толку.
Кира благодарно улыбнулась. Она и сама подумывала, как бы уйти с работы на какое-то время. На компьютер ей даже смотреть было противно, а коллеги — о, коллеги разумеется уже все знали, и за пару часов ей успели осточертеть их сочувственно-пугливые взгляды и осторожные вопросы. Слава богу, хоть Егор вел себя как обычно, и за эти два часа как нарочно успел попасть сразу в три глупейшие ситуации и поставить в них и нескольких коллег, отвлекая тем самым общественное внимание от ее персоны. Она поспешно собралась и ушла. Михеев проводил ее до КПП, предварительно выкурив с ней на лестнице по сигарете, и на прощание сказал, что ежели что, то он завсегда пожалуйста, пусть имеет в виду — в хорошем смысле этого слова, отдал честь и удалился на работу неумелым строевым шагом.
Пользуясь свободным временем, утром, днем и вечером Кира уходила в больницу — каждый раз на пару-другую часов. Большую часть ее визитов Стас спал, а просыпаясь, шутил изо всех сил, словно пытался доказать, что все это ерунда и через пару дней он запросто выйдет из больницы. Но Андрей Леонидович не был столь оптимистичен и на следующий же день назначил повторное обследование, попутно составив новый длинный список лекарств. Узнав об этом, Стас заявил, что все это ненужные глупости и потребовал пива, на что Кира показала ему кукиш.
Когда она уходила от него по вечерам, Стас всегда требовал, чтобы Кира непременно звонила ему на сотовый и обязательно с домашнего, дабы он точно знал, что сестра добралась живой и невредимой. Правда, держать при себе телефон ему вначале категорически запретили, заявив, что сейчас ему даже музыку слушать вредно, а не то, что отвечать на звонки, но Стас все же добился своего, устроив грандиозный скандал, и Кира не переставала удивляться тому, как человек, прикованный к постели, ухитрился переполошить не только все нейрохирургическое отделение, но и два соседних. Он упорно уговаривал ее не ночевать дома и так же упорно уговаривал обязательно уходить от него засветло и каждый раз спрашивал, не поймали ли сумасшедшего, учинившего резню в соседнем доме — и особенно, его собаку. Собака беспокоила его больше всего.
— Может, это и не собака, — заметила однажды Кира. — Может, это что-нибудь другое.
— Что-нибудь другое не проведешь запросто по улице ранним вечером, — логично заметил Стас, потягивая чай через соломинку. — И ведь тогда, когда этого психа… ты ведь видела собаку?
Помня, что его ни в коем случае нельзя волновать, Кира хмыкнула и перевела разговор на другое, а вскоре Стас заснул, избавив ее от необходимости выстраивать тонкую, легкую беседу. И можно было собираться и возвращаться домой. А дома были тени.
И вскоре она нашла.
В эту ночь Кира сидела в столовой. За неделю она сильно похудела, черты лица стали резкими, кожа утратила золотистость, все дальше уходя в бледные тона. Глаза при свете десятков свечей мерцали, как у голодной кошки, и периодически в них вспыхивало что-то нетерпеливое и маниакальное. Пальцы задумчиво мяли и комкали пластилин, а большой обеденный стол был сплошь уставлен разноцветными пластилиновыми фигурками людей. У некоторых лица были сглаженными, неопределенными, но многие уже обрели индивидуальность. Большей частью они были слеплены с серых теней — тех, которые появлялись чаще прочих и позже всех исчезали, так что Кира имела возможность видеть их четко и ясно. Каждую из этих фигурок она переделывала много раз — до тех пор, пока ее пальцы, с каждым разом становившиеся все проворнее и умнее, не решали, что теперь фигурка — точная копия жившего здесь человека. А потом она искала их на фотографиях, и находила, и изумлялась тому, что удавалось ее пальцам. Казалось, они теперь знали даже больше, чем она сама. И каждая тень теперь виделась ей все более и более индивидуальной. Вскоре Кира начала удивляться тому, как они раньше могли казаться ей просто серыми профилями, похожими один на другой.
Но все это были тени людей, которые и до сих жили и поживали себе в разных городах.
С черными тенями было сложно. Каждый раз приходил кто-то другой, она путалась в них и никак не могла запомнить. Знать бы способ, чтобы удержать их на месте, заставить появиться кого-то определенного. Свою собственную тень и тени, связанные с ней в тот или иной лунный час она легко могла вызвать, встав вплотную к стене рядом со свечами, но это ей быстро надоело. Большей частью ее тень сопровождала тень Стаса, и в этом не было совершенно ничего интересного. К тому же, они были простыми, серыми. А ей нужны были черные.
Кира бросила пластилин на стол и устало потерла виски. Часы показывали начало третьего. Скоро уже и утро, нужно лечь поспать перед визитом в больницу. Конечно, на тени можно смотреть и днем, сделать тьму в этой квартире ничего не стоит, но днем на стенах поднимался такой кавардак, что практически ничего нельзя было разобрать. Иногда она даже начинала злиться на эти бесплотные отпечатки, хоть это чувство и было совершенно нелепым. Если все эти люди снимали квартиру летом, то какого черта делали дома — шли бы на море, хотя бы большая их часть! Пару раз Кира поймала себя на том, что думает о них, как о некоем шкодливом зверинце, и это ей совершенно не понравилось.
Она подняла глаза от стола и вздрогнула, увидев шесть черных теней, неторопливо бредущих в различных направлениях. А ведь буквально только что их не было. Все-таки иногда они пугали ее своей неожиданностью! Кира присмотрелась к ним и вдруг вскочила, пристально глядя на одну. Нет, она не могла ошибаться, ведь она так часто смотрела на эту фотографию — много чаще, чем на другие, чувствуя, как сердце сжимается в непонятной глухой и злой тоске. Тень, маленькая черная тень — аккуратный носик и такой же аккуратный подбородок, короткое платье, пышная густая челка и множество мелких косичек, смешно торчащих в разные стороны — этакая крохотная африканская принцесса.
— Господи, это же его дочь!.. — потрясенно прошептала Кира и вскочила. Тень скользнула по стене возле дверного проема, явно собираясь перейти в гостиную, и когда она уже, изламываясь, двигалась по дверному косяку, из горла Киры неосознанно вырвалось:
— Юля!
Произошло невероятное — тень дрогнула и попятилась. Остановилась, снова оказавшись на стене, после чего медленно и как-то сонно развернулась, и теперь ее профиль был обращен к Кире, словно она и вправду смотрела на нее, будто живой человек, которого окликнули, и он ждет, когда ему объяснят зачем. Кира застыла, прижавшись к стене и на мгновение словно сама превратившись в тень, потом глухо произнесла:
— Ты… Юля, ты меня слышишь?
Маленькая голова со смешными косичками все так же медленно качнулась вниз-вверх. Кира вздрогнула, оттолкнулась от стены и с размаху села на пол.
— Господи, как такое возможно?! — прошептала она.
Тень на стене осталась неподвижной. Кира прижала ладони к глазам, надавив на веки, замотала головой и убрала руки. Тень, которая умеет слышать, никуда не делась.
— Тебя ведь зовут Юля?
Тень снова медленно кивнула, и на этот раз Кире в этом жесте почудилось нечто раздраженное ее бестолковостью.
— Ты меня видишь?
Черные руки на стене опустились вдоль бедер, потом поднялись и сделали неопределенный жест, которого Кира не поняла. Потом тень повернулась — вроде бы спиной, и принялась наматывать на палец одну из косичек.
— Подойди, пожалуйста, сюда, — Кира постучала ладонью по стене напротив себя.
Пожалуйста!.. Еще и реверанс сделай для пущей вежливости! Это же просто тени!
Черная девочка снова повернулась в профиль и неторопливо двинулась по стене, изломилась в углу, двинулась дальше и остановилась точно на том месте, которое указала Кира. Снова повернулась, подняла ладони с растопыренными пальцами на уровень плеч и стала удивительно похожа на человека, который внимательно смотрит на нее сквозь стекло. Кира приподнялась на коленях, неотрывно глядя на черные ладони, словно прижимавшиеся к этому невидимому стеклу.
— Юля… — прошептала она, — а ты… ты здесь… ты тут живешь?..
Тень отрицательно покачала головой.
— Но ведь… это ты?
Теперь ей кивнули утвердительно и резко. Тень заколебалась, пошла рябью, словно каменная стена на мгновение превратилась в неспокойную воду, черные дрожащие пальцы сжались в кулачки и несколько раз беззвучно ударили в невидимое стекло, после чего к Кире снова обратились раскрытые черные ладони. Кира нервно облизнула пересохшие губы, повела глазами по сторонам и заметила, что прочие черные тени теперь все собрались на одной стене, и было их уже не пять, а восемь. Все они, казалось, внимательно смотрят на безликую девочку, словно от той сейчас зависело нечто важное. Взгляд Киры снова приковался к ладоням тени, кончики пальцев которой чуть подрагивали, словно в нетерпении. Она посмотрела на свои руки, потом медленно, подавшись вперед, протянула их и прижала ладони к шершавым обоям там, где лежали маленькие ладошки.
Кира не почувствовала ничего, кроме холода камня, но маленькие черные пальцы, исчезшие под ее ладонями, вдруг появились снова — на ее собственных пальцах, черные бесплотные ладони скользнули по ее запястьям и устремились дальше — к локтям, черные руки-тени начали вытягиваться из стены, протягиваясь по ее золотистой коже все дальше и дальше, словно безликая девочка пыталась заключить ее в темные объятия. Руки вытянулись из стены уже почти до плеч, когда Кира, придя в себя, взвизгнула и дернулась назад, и одновременно с этим на стене вдруг метнулась гигантская остроухая тень с разверстыми челюстями, в прыжке смела хрупкую тень ребенка, схватив его за бок, словно домашний тапочек, тонкие черные руки слетели с ускользающих запястий Киры, и обе тени исчезли, словно их никогда и не было — и все это в абсолютной тишине, нарушаемой лишь тиканьем настенных часов.
…я говорю о тех тварях с зубами! Черных тварях из стен! Огромные волки!..
Несколько секунд ссыпались в никуда. Все застыли — Кира, сидящая на полу со все еще вытянутыми к пустой стене руками и приоткрытым ртом, тени в отдалении и даже пламя десятков свечей не колыхнулось ни разу, будто что-то заморозило огненные лепестки. Потом у Киры вырвался жалобный, стонущий звук, и он словно послужил сигналом для оставшихся теней — они задергались, заметались всполошено, черные кулаки и ладони отчаянно замолотили по обоям, точно пытаясь прорвать их и выбраться наружу, и их число росло и росло, все новые и новые тени выплескивались из пустоты, и вскоре они уже заполняли собой все стены, и Кира, отползшая на середину столовой, видела и на стенах гостиной машущие руки и дергающиеся черные тела, то сливавшиеся в одну гигантскую тень, то рассыпавшиеся в разные стороны, и среди них мелькали огромные бесплотные псы, хватая то одну, то другую тень и уволакивая ее куда-то, и людских теней постепенно становилось все меньше и меньше, и черные псы гоняли их, словно стадо перепуганных овец, и Кире казалось, что они делают это не без удовольствия. Она вскочила, в ужасе озираясь по сторонам, бестолково взмахивая двумя подхваченными с пола канделябрами, отчего ее вытянутая тень всполошено дергалась и прыгала по полу и стенам, потом, не выдержав, закричала:
— Пошли вон!!!
Затравленная суета на стене мгновенно прекратилась. Замерли люди, вновь прижавшие ладони к невидимому стеклу, и замерли звери, все, как один, повернув голову в ее сторону — как показалось Кире, с некоторым недоумением. Это были не волки, как кричал ей тогда безумец — это были псы… тени псов, разномастных, но всех, как один, огромных, в холке достававших ей до талии — крепкие, мощные, сильные животные… вернее, когда-то бывшие ими…
— Убирайтесь! — произнесла Кира с уверенной злостью, внезапно осознав, что имеет полное право говорить с ними таким тоном. — Люди пусть останутся, а вы — убирайтесь! Вон, я сказала!
Псы зашевелились, казалось, недовольно, и начали пропадать один за другим, возвращаясь туда, куда не было хода ее взгляду. Вскоре остались только трое. Двое сидели, все так же выжидающе повернув к ней морды, один же бродил взад-вперед по стене перед Кирой, то и дело дергаясь то к одной, то к другой тени и беззвучно лязгая жуткими здоровенными клыками, и тени людей испуганно отскакивали в сторону. Бесплотный пес, казалось, забавлялся, и Кира, вне себя от ярости, наклонилась, сдернула с ноги тапочек и запустила его в стену.
— А ну пошел вон, сволочь!
Тапочек угодил псу в бок, и он отпрыгнул в сторону, словно и взаправду почувствовал удар, потом повернул голову, и Кире показалось, что она почти слышит его угрожающее рычание. С другой стороны в стену деликатно, но настойчиво постучали. На мгновение что-то блеснуло на обращенной к ней черной остроухой голове — что-то сияющее, густо-вишневое, очень похожее на два внимательных и очень злых глаза, но Кира тотчас же, пригнувшись, метнулась к стене, и пес, прижав уши и зажав между ног только что воинственно торчащий длинный хвост, присел, дернулся и пропал с глаз долой. Так же стремительно пропал и ее боевой настрой, и Кира снова с размаху села на пол, прижимая ладонь к подбородку.
— Я это видела? — глупо пробормотала она. — Ну, конечно, видела… и сейчас вижу… Что все это значит?
Кира повернулась и на четвереньках доползла до стола. Закинула на него руку и сдернула вниз пачку сигарет. Вместе с ней свалилась одна из пластилиновых фигурок, мягко стукнув о палас. Не взглянув на нее, Кира вытянула сигарету, сунула ее в рот и так поползла до ближайшего стоявшего на табуретке канделябра. Прикурила, вытащила сигарету изо рта дрожащими пальцами, и очень медленно взглянула на стену. Людских теней снова прибавилось, а двое псов так никуда и не ушли — облюбовав каждый свой угол, они, изломившись на стыке стен, улеглись, положив головы на лапы, и, казалось, внимательно следят за неподвижно стоящими людьми. Кира отползла подальше и заглянула в гостиную. Там тоже стояли тени, образовав посередине одной из стен свободное пространство, где сидел еще один черный пес-тень, настороженно водя головой по сторонам. Его длинные уши покачивались, и по форме он напоминал непомерно разросшегося бладгаунда. Внезапно она почувствовала, что этих оставшихся, несмотря на ее приказ, чудовищ прогонять не следует — они выполняли свои привычные обязанности, и своим упорством она может перегнуть палку. Ей-то псы ничего не сделают — что они ей могут сделать?! — но вот теням не поздоровится. А что случилось с теми, которых они уволокли?! С Юлей?! Неужели они их убили?..
Чушь, Кира, это же тени, их нельзя убить!..
Но если это тени, почему они слышат, почему они понимают, почему высовывают руки из стен, черт подери?! Почему слушаются ее, почему боятся, почему смотрят на нее? Физическое явление не может ни ощущать, ни думать, что это за чушь?! Это… и ведь глаза — разве то были не глаза?!..
Мысли в ее голове начали превращаться во что-то невообразимое, похожее на суп, который усиленно мешают большой ложкой, и Кира ударила босой ногой по паласу и громко выругалась. Стало немного легче. Она подошла к стене и подняла тапочек, которым запустила в строптивого пса, и едва она приблизилась, как тени вокруг снова беззвучно зашлепали-заколотили руками в пустоту, дергаясь из стороны в сторону. Вскоре ей стало казаться, что отовсюду на нее обрушиваются шелестящие хлопки и стук, умоляющие, призывающие, обвиняющие неизвестно в чем, и истерично взвизгнула:
— Прекратите!
Тени разом опустили руки, продолжая стоять к ней лицом. Потом часть из них развернулась и пропала, а некоторые снова стали бродить по стенам со знакомой обреченной бесцельностью. К своему облегчению Кира почти сразу же приметила среди них девчушку со множеством косичек, но на этот раз не стала ее окликать. Подошла к лежащей в углу густо-черной собачьей тени и присела рядом на корточки. Пес приподнял голову, но тут же снова опустил ее на лапы.
— Так это вы приходите, когда темно? — спросила она, не ожидая ответа. Собака осталась неподвижной. Тогда Кира осторожно протянула руку и коснулась стены там, где было торчащее черное собачье ухо. Только шероховатая бумага и холод камня — больше ничего. Она отдернула руку и прошептала:
— Кто вы? Откуда вы здесь взялись?
Тишина. Только тикают часы, да иногда едва слышно потрескивают свечи. Кира встала, оглядываясь, потом повторила — уже громче:
— Кто вы? Откуда вы здесь?
Теперь разбрелись все черные тени, тая одна за другой, мелькнуло несколько серых — одна из них шла в гостиную с дымящейся сигаретой-тенью во рту. Кира взглянула на собственную тлеющуюся сигарету, на которой уже вырос длинный столбик пепла, рассеянно стряхнула его на палас и кинулась в гостиную. Там тени тоже расходились, осталось всего несколько, а черный пес исчез. Она всполошено завертела головой.
— Нет, подождите! Останьтесь, хоть кто-нибудь!
Одна из черных теней дрогнула, проплывая сквозь тень повернутого кресла, и Кира внезапно замерла, ошеломленно глядя на нее. Это была тень женщины — тонкой, стройной, в коротком платье и с растрепанными пышными, коротко остриженными волосами. Кира видела ее и раньше — много раз, когда та, бледно серая, сопровождала ее собственную, Кирину тень, и еще раньше, когда она бродила по стене вслед за своей хозяйкой.
— Вика! — вырвалось у нее. Конечно, это было глупо, тень не могла откликнуться на это имя, ведь Вика никогда, никогда — она была…
Тень резко остановилась, словно налетела на какое-то препятствие, и так же резко развернулась, уже знакомым жестом прижав ладони к несуществующему стеклу. Кира бросилась к ней, но добежать не успела — два гигантских черных пса налетели на тень с разных сторон, вцепились, рванули куда-то в глубь стены, и все исчезло. Кира ощутила в ушах беззвучный вопль боли, подломилась в коленях и упала, сунувшись лицом в пыльный палас.
Когда через несколько минут она подняла голову стены были пусты. Осталась только ее собственная тень, скорчившаяся неподалеку. Тихо колыхалось пламя свечей, и Кира вздрогнула, когда из столовой донесся бой часов, возвещающих о наступлении четвертого часа. Она кое-как встала, подошла к окну и отодвинула штору. Ночь уже начинала утрачивать свою густоту, и неслышными шагами к ее границе подступал рассвет. Кира выпустила штору, отошла к стене и зажгла свет, потом начала ходить по квартире, гася свечи и убирая канделябры. Ее глаза тускло, невидяще смотрели перед собой.
Черные тени на стенах ее квартиры — тени пропавших людей. Среди них Юля, значит, это действительно так. Наверное, все эти люди действительно мертвы, и может, именно поэтому такими живыми кажутся их тени. Но сейчас не это важно, и даже страшные черные клыкастые стражи не важны, хоть все это и чертовски напоминает охраняемый псами концлагерь… Важно то, почему Вика среди них. Почему ее тень теперь тоже черна и словно живет сама по себе — слышит ее голос и знает свое имя… Да, Вика тоже пропала, но ведь она не имеет никакого отношения к этому месту. И ведь бабка — бабка-то умерла! Больше некому теперь — некому… или все-таки кто-то остался? Может, тот же, кто и Владу убил? Может, и ее тень где-то тут, если поискать… нет, ну что это — тени туда-сюда носят, что ли?!.. но может, тут уже и тень Сергея?..
Кира замотала головой и ничком повалилась на диван. Одна ее рука свесилась к полу, и она тут же резко села, вспомнив, что именно так совсем недавно лежала на нем Влада. Нет, она точно стала параноиком! А все… все что творится на этих стенах — не находятся ли все же эти стены лишь в ее собственном мозге?! Но Вадим ведь тоже видел… да нет, одно большое счастливое сообщество сумасшедших! А всех пропавших людей просто убили. А Вику…
Да, а что Вику?
Она снова ткнулась лицом в диван, потом повернулась набок, просунув пальцы в щель между спинкой и сиденьем и царапая ногтями край обивки. Ее пальцы бессознательно ползали туда-сюда, с треском раздирая ветхие нитки, и вдруг зацепились за что-то, чего порвать не смогли — какая-то более толстая и крепкая нитка. Раздосадованная этим, Кира зло рванула ее на себя, и та податливо вытянулась из щели. Это была не нитка, а тонкая золотая цепочка. Кира удивленно вскинула брови и машинально потрогала собственную на шее — да нет, на месте, да и плетение у нее совсем не такое.
Она осторожно вытянула цепочку наружу. Та была порвана возле самой заходящей в замок петельки. Кира приподняла цепочку за звенышко, и та закачалась в воздухе, и вместе с ней закачалась маленькая золотистая подвеска в виде ящерицы, съехавшая к самому замку.
Минутку, но ведь это Викина цепочка — она столько раз на ней ее видела! Наверное, Минина обронила ее во время одного из своих бурных свиданий… подождите! Ведь в тот день, когда они разругались, цепочка была на Вике. А Стас сказал, что Вика сюда не приходила в тот день. И вообще больше не приходила. Тогда откуда здесь ее украшение?!
Стас солгал ей. И Касенко он тоже солгал. Почему? С какой стати ему скрывать, что Вика была здесь сразу же после ссоры с Кирой? Боялся, что придется рассказать ту нелепую Викину историю?
А что, если эта история вовсе не такая уж нелепая? Что, если Вика была права, и Стас действительно…
— Нет, нет!.. — глухо пробормотала Кира, вскакивая с дивана и принимаясь сновать по комнатам. — Не может быть такого!
Но откуда здесь тень ее подруги?
Ты что же, думаешь, Вика его расколола, Стас в приступе ярости придушил подружку и… и что? Куда он ее дел к Кириному приходу?! Она вернулась совсем не поздно, и во дворе еще сидели люди — иногда ей кажется, что они сидят там круглыми сутками… К тому же, это совсем не объясняет, каким образом…
— Бред! — яростно шипела она, потирая сквозь майку старый шрам между грудями. — У меня видения, да…
Кира резко остановилась и снова посмотрела на зажатую в пальцах цепочку, потом на обеденный стол, заставленный пластилиновыми фигурками и заваленный фотографиями. Какой-то уж чересчур хорошо задокументированный бред!
Но ведь Стас ни разу ничего не видел, хотя однажды даже шел по скользящей по полу женской тени, которую некому было отбрасывать. Как все объяснить, ведь другие тоже видели эти чертовы тени — даже этих кошмарных псов! Тетя Галя, грабитель… и Вадим. Спросить у него… но он ведь не ответит, он от всех ее вопросов шарахается, как от горящего факела, либо начинает злиться и издеваться, превращая ее в ее собственных глазах в маленькую дурочку.
Можно сделать только одно — показать все это представление человеку, который точно не сумасшедший! Интересно только, кому? Может быть, Егору? Здравомыслящим, конечно, его никак не назовешь, но, по крайней мере, Михеев не имеет никакого отношения ни к местным байкам, ни к обитателям двора, ни к ее родственникам, и может оказаться вполне беспристрастным свидетелем. Либо видит, либо нет!
Кира подставила ладонь под подвеску, отпустила цепочку, и та свернулась на ладони длинной золотистой змейкой. Она сжала ее в кулаке и взглянула на диван, потом на платяной шкаф, где висела одежда брата, и нахмурилась. Что-то далекое, почти забытое, мелькнуло хвостиком на поверхности ее сознания и тотчас же ушло в глубину. Кира закрыла глаза, пытаясь изловить это что-то. Стас когда-то ей сказал… что же он такое ей сказал?.. Это было в первый день их приезда сюда, они пошли на море… и он ей что-то сказал. Почему-то ей показалось очень важным это вспомнить. Что-то…
— …кто это сказал
— Экклезиаст.
— А зачем он это сказал?..
…всему свое время… время обнимать и время уклоняться от объятий, время искать, и время терять… время любить и время ненавидеть… время светилу и время приходу теней…
* * *
В понедельник Иван Анатольевич, понаблюдав за рассеянными манипуляциями племянницы у компьютера, предложил ей уйти на недельку-другую в отпуск.— Я все устрою, с деньгами тоже, а ты сможешь чаще бывать у Стаса. На работе от тебя сейчас все равно никакого толку.
Кира благодарно улыбнулась. Она и сама подумывала, как бы уйти с работы на какое-то время. На компьютер ей даже смотреть было противно, а коллеги — о, коллеги разумеется уже все знали, и за пару часов ей успели осточертеть их сочувственно-пугливые взгляды и осторожные вопросы. Слава богу, хоть Егор вел себя как обычно, и за эти два часа как нарочно успел попасть сразу в три глупейшие ситуации и поставить в них и нескольких коллег, отвлекая тем самым общественное внимание от ее персоны. Она поспешно собралась и ушла. Михеев проводил ее до КПП, предварительно выкурив с ней на лестнице по сигарете, и на прощание сказал, что ежели что, то он завсегда пожалуйста, пусть имеет в виду — в хорошем смысле этого слова, отдал честь и удалился на работу неумелым строевым шагом.
Пользуясь свободным временем, утром, днем и вечером Кира уходила в больницу — каждый раз на пару-другую часов. Большую часть ее визитов Стас спал, а просыпаясь, шутил изо всех сил, словно пытался доказать, что все это ерунда и через пару дней он запросто выйдет из больницы. Но Андрей Леонидович не был столь оптимистичен и на следующий же день назначил повторное обследование, попутно составив новый длинный список лекарств. Узнав об этом, Стас заявил, что все это ненужные глупости и потребовал пива, на что Кира показала ему кукиш.
Когда она уходила от него по вечерам, Стас всегда требовал, чтобы Кира непременно звонила ему на сотовый и обязательно с домашнего, дабы он точно знал, что сестра добралась живой и невредимой. Правда, держать при себе телефон ему вначале категорически запретили, заявив, что сейчас ему даже музыку слушать вредно, а не то, что отвечать на звонки, но Стас все же добился своего, устроив грандиозный скандал, и Кира не переставала удивляться тому, как человек, прикованный к постели, ухитрился переполошить не только все нейрохирургическое отделение, но и два соседних. Он упорно уговаривал ее не ночевать дома и так же упорно уговаривал обязательно уходить от него засветло и каждый раз спрашивал, не поймали ли сумасшедшего, учинившего резню в соседнем доме — и особенно, его собаку. Собака беспокоила его больше всего.
— Может, это и не собака, — заметила однажды Кира. — Может, это что-нибудь другое.
— Что-нибудь другое не проведешь запросто по улице ранним вечером, — логично заметил Стас, потягивая чай через соломинку. — И ведь тогда, когда этого психа… ты ведь видела собаку?
Помня, что его ни в коем случае нельзя волновать, Кира хмыкнула и перевела разговор на другое, а вскоре Стас заснул, избавив ее от необходимости выстраивать тонкую, легкую беседу. И можно было собираться и возвращаться домой. А дома были тени.
* * *
Черные тени приходили редко, иногда они не приходили вовсе, и Кира никак не могла уловить закономерности их появления. Чаще всего они появлялись глубокой ночью, когда мельтешение серых теней на стенах почти сходило на нет — верно, большинство хозяев этих движений спало в такую глухую пору в тот лунный день — кто прошлым летом, а кто и лет десять назад. Они неспешно и бесцельно бродили по стенам, но большей частью стояли, повернувшись в анфас — густо черные, безликие, и все чаще и чаще Кире казалось, что у них есть глаза, которыми они могут ее видеть. Они стояли и словно ждали чего-то — разного роста, с разными прическами, мужчины и женщины, и несколько раз Кира видела даже детей. И она тоже смотрела на них, пытаясь понять, чего же именно они могут ждать, и когда они поворачивались в профиль, в какой-то степени утрачивая свою безликость, она смотрела на них еще внимательней. Она искала, и только спустя несколько ночей поняла, что именно ищет — черты пропавших людей. Она раскладывала перед собой фотографии и вглядывалась в них и в черные профили на стенах до боли в глазах. Она не понимала, зачем это делает, но была уверена, что стоит на верном пути. Неспроста тени были разными, неспроста вели себя по разному, неспроста тогда пошла к ней тень деда, будто могла чувствовать и даже думать, и неспроста его документы были спрятаны в ящике под свечами. Она искала.И вскоре она нашла.
В эту ночь Кира сидела в столовой. За неделю она сильно похудела, черты лица стали резкими, кожа утратила золотистость, все дальше уходя в бледные тона. Глаза при свете десятков свечей мерцали, как у голодной кошки, и периодически в них вспыхивало что-то нетерпеливое и маниакальное. Пальцы задумчиво мяли и комкали пластилин, а большой обеденный стол был сплошь уставлен разноцветными пластилиновыми фигурками людей. У некоторых лица были сглаженными, неопределенными, но многие уже обрели индивидуальность. Большей частью они были слеплены с серых теней — тех, которые появлялись чаще прочих и позже всех исчезали, так что Кира имела возможность видеть их четко и ясно. Каждую из этих фигурок она переделывала много раз — до тех пор, пока ее пальцы, с каждым разом становившиеся все проворнее и умнее, не решали, что теперь фигурка — точная копия жившего здесь человека. А потом она искала их на фотографиях, и находила, и изумлялась тому, что удавалось ее пальцам. Казалось, они теперь знали даже больше, чем она сама. И каждая тень теперь виделась ей все более и более индивидуальной. Вскоре Кира начала удивляться тому, как они раньше могли казаться ей просто серыми профилями, похожими один на другой.
Но все это были тени людей, которые и до сих жили и поживали себе в разных городах.
С черными тенями было сложно. Каждый раз приходил кто-то другой, она путалась в них и никак не могла запомнить. Знать бы способ, чтобы удержать их на месте, заставить появиться кого-то определенного. Свою собственную тень и тени, связанные с ней в тот или иной лунный час она легко могла вызвать, встав вплотную к стене рядом со свечами, но это ей быстро надоело. Большей частью ее тень сопровождала тень Стаса, и в этом не было совершенно ничего интересного. К тому же, они были простыми, серыми. А ей нужны были черные.
Кира бросила пластилин на стол и устало потерла виски. Часы показывали начало третьего. Скоро уже и утро, нужно лечь поспать перед визитом в больницу. Конечно, на тени можно смотреть и днем, сделать тьму в этой квартире ничего не стоит, но днем на стенах поднимался такой кавардак, что практически ничего нельзя было разобрать. Иногда она даже начинала злиться на эти бесплотные отпечатки, хоть это чувство и было совершенно нелепым. Если все эти люди снимали квартиру летом, то какого черта делали дома — шли бы на море, хотя бы большая их часть! Пару раз Кира поймала себя на том, что думает о них, как о некоем шкодливом зверинце, и это ей совершенно не понравилось.
Она подняла глаза от стола и вздрогнула, увидев шесть черных теней, неторопливо бредущих в различных направлениях. А ведь буквально только что их не было. Все-таки иногда они пугали ее своей неожиданностью! Кира присмотрелась к ним и вдруг вскочила, пристально глядя на одну. Нет, она не могла ошибаться, ведь она так часто смотрела на эту фотографию — много чаще, чем на другие, чувствуя, как сердце сжимается в непонятной глухой и злой тоске. Тень, маленькая черная тень — аккуратный носик и такой же аккуратный подбородок, короткое платье, пышная густая челка и множество мелких косичек, смешно торчащих в разные стороны — этакая крохотная африканская принцесса.
— Господи, это же его дочь!.. — потрясенно прошептала Кира и вскочила. Тень скользнула по стене возле дверного проема, явно собираясь перейти в гостиную, и когда она уже, изламываясь, двигалась по дверному косяку, из горла Киры неосознанно вырвалось:
— Юля!
Произошло невероятное — тень дрогнула и попятилась. Остановилась, снова оказавшись на стене, после чего медленно и как-то сонно развернулась, и теперь ее профиль был обращен к Кире, словно она и вправду смотрела на нее, будто живой человек, которого окликнули, и он ждет, когда ему объяснят зачем. Кира застыла, прижавшись к стене и на мгновение словно сама превратившись в тень, потом глухо произнесла:
— Ты… Юля, ты меня слышишь?
Маленькая голова со смешными косичками все так же медленно качнулась вниз-вверх. Кира вздрогнула, оттолкнулась от стены и с размаху села на пол.
— Господи, как такое возможно?! — прошептала она.
Тень на стене осталась неподвижной. Кира прижала ладони к глазам, надавив на веки, замотала головой и убрала руки. Тень, которая умеет слышать, никуда не делась.
— Тебя ведь зовут Юля?
Тень снова медленно кивнула, и на этот раз Кире в этом жесте почудилось нечто раздраженное ее бестолковостью.
— Ты меня видишь?
Черные руки на стене опустились вдоль бедер, потом поднялись и сделали неопределенный жест, которого Кира не поняла. Потом тень повернулась — вроде бы спиной, и принялась наматывать на палец одну из косичек.
— Подойди, пожалуйста, сюда, — Кира постучала ладонью по стене напротив себя.
Пожалуйста!.. Еще и реверанс сделай для пущей вежливости! Это же просто тени!
Черная девочка снова повернулась в профиль и неторопливо двинулась по стене, изломилась в углу, двинулась дальше и остановилась точно на том месте, которое указала Кира. Снова повернулась, подняла ладони с растопыренными пальцами на уровень плеч и стала удивительно похожа на человека, который внимательно смотрит на нее сквозь стекло. Кира приподнялась на коленях, неотрывно глядя на черные ладони, словно прижимавшиеся к этому невидимому стеклу.
— Юля… — прошептала она, — а ты… ты здесь… ты тут живешь?..
Тень отрицательно покачала головой.
— Но ведь… это ты?
Теперь ей кивнули утвердительно и резко. Тень заколебалась, пошла рябью, словно каменная стена на мгновение превратилась в неспокойную воду, черные дрожащие пальцы сжались в кулачки и несколько раз беззвучно ударили в невидимое стекло, после чего к Кире снова обратились раскрытые черные ладони. Кира нервно облизнула пересохшие губы, повела глазами по сторонам и заметила, что прочие черные тени теперь все собрались на одной стене, и было их уже не пять, а восемь. Все они, казалось, внимательно смотрят на безликую девочку, словно от той сейчас зависело нечто важное. Взгляд Киры снова приковался к ладоням тени, кончики пальцев которой чуть подрагивали, словно в нетерпении. Она посмотрела на свои руки, потом медленно, подавшись вперед, протянула их и прижала ладони к шершавым обоям там, где лежали маленькие ладошки.
Кира не почувствовала ничего, кроме холода камня, но маленькие черные пальцы, исчезшие под ее ладонями, вдруг появились снова — на ее собственных пальцах, черные бесплотные ладони скользнули по ее запястьям и устремились дальше — к локтям, черные руки-тени начали вытягиваться из стены, протягиваясь по ее золотистой коже все дальше и дальше, словно безликая девочка пыталась заключить ее в темные объятия. Руки вытянулись из стены уже почти до плеч, когда Кира, придя в себя, взвизгнула и дернулась назад, и одновременно с этим на стене вдруг метнулась гигантская остроухая тень с разверстыми челюстями, в прыжке смела хрупкую тень ребенка, схватив его за бок, словно домашний тапочек, тонкие черные руки слетели с ускользающих запястий Киры, и обе тени исчезли, словно их никогда и не было — и все это в абсолютной тишине, нарушаемой лишь тиканьем настенных часов.
…я говорю о тех тварях с зубами! Черных тварях из стен! Огромные волки!..
Несколько секунд ссыпались в никуда. Все застыли — Кира, сидящая на полу со все еще вытянутыми к пустой стене руками и приоткрытым ртом, тени в отдалении и даже пламя десятков свечей не колыхнулось ни разу, будто что-то заморозило огненные лепестки. Потом у Киры вырвался жалобный, стонущий звук, и он словно послужил сигналом для оставшихся теней — они задергались, заметались всполошено, черные кулаки и ладони отчаянно замолотили по обоям, точно пытаясь прорвать их и выбраться наружу, и их число росло и росло, все новые и новые тени выплескивались из пустоты, и вскоре они уже заполняли собой все стены, и Кира, отползшая на середину столовой, видела и на стенах гостиной машущие руки и дергающиеся черные тела, то сливавшиеся в одну гигантскую тень, то рассыпавшиеся в разные стороны, и среди них мелькали огромные бесплотные псы, хватая то одну, то другую тень и уволакивая ее куда-то, и людских теней постепенно становилось все меньше и меньше, и черные псы гоняли их, словно стадо перепуганных овец, и Кире казалось, что они делают это не без удовольствия. Она вскочила, в ужасе озираясь по сторонам, бестолково взмахивая двумя подхваченными с пола канделябрами, отчего ее вытянутая тень всполошено дергалась и прыгала по полу и стенам, потом, не выдержав, закричала:
— Пошли вон!!!
Затравленная суета на стене мгновенно прекратилась. Замерли люди, вновь прижавшие ладони к невидимому стеклу, и замерли звери, все, как один, повернув голову в ее сторону — как показалось Кире, с некоторым недоумением. Это были не волки, как кричал ей тогда безумец — это были псы… тени псов, разномастных, но всех, как один, огромных, в холке достававших ей до талии — крепкие, мощные, сильные животные… вернее, когда-то бывшие ими…
— Убирайтесь! — произнесла Кира с уверенной злостью, внезапно осознав, что имеет полное право говорить с ними таким тоном. — Люди пусть останутся, а вы — убирайтесь! Вон, я сказала!
Псы зашевелились, казалось, недовольно, и начали пропадать один за другим, возвращаясь туда, куда не было хода ее взгляду. Вскоре остались только трое. Двое сидели, все так же выжидающе повернув к ней морды, один же бродил взад-вперед по стене перед Кирой, то и дело дергаясь то к одной, то к другой тени и беззвучно лязгая жуткими здоровенными клыками, и тени людей испуганно отскакивали в сторону. Бесплотный пес, казалось, забавлялся, и Кира, вне себя от ярости, наклонилась, сдернула с ноги тапочек и запустила его в стену.
— А ну пошел вон, сволочь!
Тапочек угодил псу в бок, и он отпрыгнул в сторону, словно и взаправду почувствовал удар, потом повернул голову, и Кире показалось, что она почти слышит его угрожающее рычание. С другой стороны в стену деликатно, но настойчиво постучали. На мгновение что-то блеснуло на обращенной к ней черной остроухой голове — что-то сияющее, густо-вишневое, очень похожее на два внимательных и очень злых глаза, но Кира тотчас же, пригнувшись, метнулась к стене, и пес, прижав уши и зажав между ног только что воинственно торчащий длинный хвост, присел, дернулся и пропал с глаз долой. Так же стремительно пропал и ее боевой настрой, и Кира снова с размаху села на пол, прижимая ладонь к подбородку.
— Я это видела? — глупо пробормотала она. — Ну, конечно, видела… и сейчас вижу… Что все это значит?
Кира повернулась и на четвереньках доползла до стола. Закинула на него руку и сдернула вниз пачку сигарет. Вместе с ней свалилась одна из пластилиновых фигурок, мягко стукнув о палас. Не взглянув на нее, Кира вытянула сигарету, сунула ее в рот и так поползла до ближайшего стоявшего на табуретке канделябра. Прикурила, вытащила сигарету изо рта дрожащими пальцами, и очень медленно взглянула на стену. Людских теней снова прибавилось, а двое псов так никуда и не ушли — облюбовав каждый свой угол, они, изломившись на стыке стен, улеглись, положив головы на лапы, и, казалось, внимательно следят за неподвижно стоящими людьми. Кира отползла подальше и заглянула в гостиную. Там тоже стояли тени, образовав посередине одной из стен свободное пространство, где сидел еще один черный пес-тень, настороженно водя головой по сторонам. Его длинные уши покачивались, и по форме он напоминал непомерно разросшегося бладгаунда. Внезапно она почувствовала, что этих оставшихся, несмотря на ее приказ, чудовищ прогонять не следует — они выполняли свои привычные обязанности, и своим упорством она может перегнуть палку. Ей-то псы ничего не сделают — что они ей могут сделать?! — но вот теням не поздоровится. А что случилось с теми, которых они уволокли?! С Юлей?! Неужели они их убили?..
Чушь, Кира, это же тени, их нельзя убить!..
Но если это тени, почему они слышат, почему они понимают, почему высовывают руки из стен, черт подери?! Почему слушаются ее, почему боятся, почему смотрят на нее? Физическое явление не может ни ощущать, ни думать, что это за чушь?! Это… и ведь глаза — разве то были не глаза?!..
Мысли в ее голове начали превращаться во что-то невообразимое, похожее на суп, который усиленно мешают большой ложкой, и Кира ударила босой ногой по паласу и громко выругалась. Стало немного легче. Она подошла к стене и подняла тапочек, которым запустила в строптивого пса, и едва она приблизилась, как тени вокруг снова беззвучно зашлепали-заколотили руками в пустоту, дергаясь из стороны в сторону. Вскоре ей стало казаться, что отовсюду на нее обрушиваются шелестящие хлопки и стук, умоляющие, призывающие, обвиняющие неизвестно в чем, и истерично взвизгнула:
— Прекратите!
Тени разом опустили руки, продолжая стоять к ней лицом. Потом часть из них развернулась и пропала, а некоторые снова стали бродить по стенам со знакомой обреченной бесцельностью. К своему облегчению Кира почти сразу же приметила среди них девчушку со множеством косичек, но на этот раз не стала ее окликать. Подошла к лежащей в углу густо-черной собачьей тени и присела рядом на корточки. Пес приподнял голову, но тут же снова опустил ее на лапы.
— Так это вы приходите, когда темно? — спросила она, не ожидая ответа. Собака осталась неподвижной. Тогда Кира осторожно протянула руку и коснулась стены там, где было торчащее черное собачье ухо. Только шероховатая бумага и холод камня — больше ничего. Она отдернула руку и прошептала:
— Кто вы? Откуда вы здесь взялись?
Тишина. Только тикают часы, да иногда едва слышно потрескивают свечи. Кира встала, оглядываясь, потом повторила — уже громче:
— Кто вы? Откуда вы здесь?
Теперь разбрелись все черные тени, тая одна за другой, мелькнуло несколько серых — одна из них шла в гостиную с дымящейся сигаретой-тенью во рту. Кира взглянула на собственную тлеющуюся сигарету, на которой уже вырос длинный столбик пепла, рассеянно стряхнула его на палас и кинулась в гостиную. Там тени тоже расходились, осталось всего несколько, а черный пес исчез. Она всполошено завертела головой.
— Нет, подождите! Останьтесь, хоть кто-нибудь!
Одна из черных теней дрогнула, проплывая сквозь тень повернутого кресла, и Кира внезапно замерла, ошеломленно глядя на нее. Это была тень женщины — тонкой, стройной, в коротком платье и с растрепанными пышными, коротко остриженными волосами. Кира видела ее и раньше — много раз, когда та, бледно серая, сопровождала ее собственную, Кирину тень, и еще раньше, когда она бродила по стене вслед за своей хозяйкой.
— Вика! — вырвалось у нее. Конечно, это было глупо, тень не могла откликнуться на это имя, ведь Вика никогда, никогда — она была…
Тень резко остановилась, словно налетела на какое-то препятствие, и так же резко развернулась, уже знакомым жестом прижав ладони к несуществующему стеклу. Кира бросилась к ней, но добежать не успела — два гигантских черных пса налетели на тень с разных сторон, вцепились, рванули куда-то в глубь стены, и все исчезло. Кира ощутила в ушах беззвучный вопль боли, подломилась в коленях и упала, сунувшись лицом в пыльный палас.
Когда через несколько минут она подняла голову стены были пусты. Осталась только ее собственная тень, скорчившаяся неподалеку. Тихо колыхалось пламя свечей, и Кира вздрогнула, когда из столовой донесся бой часов, возвещающих о наступлении четвертого часа. Она кое-как встала, подошла к окну и отодвинула штору. Ночь уже начинала утрачивать свою густоту, и неслышными шагами к ее границе подступал рассвет. Кира выпустила штору, отошла к стене и зажгла свет, потом начала ходить по квартире, гася свечи и убирая канделябры. Ее глаза тускло, невидяще смотрели перед собой.
Черные тени на стенах ее квартиры — тени пропавших людей. Среди них Юля, значит, это действительно так. Наверное, все эти люди действительно мертвы, и может, именно поэтому такими живыми кажутся их тени. Но сейчас не это важно, и даже страшные черные клыкастые стражи не важны, хоть все это и чертовски напоминает охраняемый псами концлагерь… Важно то, почему Вика среди них. Почему ее тень теперь тоже черна и словно живет сама по себе — слышит ее голос и знает свое имя… Да, Вика тоже пропала, но ведь она не имеет никакого отношения к этому месту. И ведь бабка — бабка-то умерла! Больше некому теперь — некому… или все-таки кто-то остался? Может, тот же, кто и Владу убил? Может, и ее тень где-то тут, если поискать… нет, ну что это — тени туда-сюда носят, что ли?!.. но может, тут уже и тень Сергея?..
Кира замотала головой и ничком повалилась на диван. Одна ее рука свесилась к полу, и она тут же резко села, вспомнив, что именно так совсем недавно лежала на нем Влада. Нет, она точно стала параноиком! А все… все что творится на этих стенах — не находятся ли все же эти стены лишь в ее собственном мозге?! Но Вадим ведь тоже видел… да нет, одно большое счастливое сообщество сумасшедших! А всех пропавших людей просто убили. А Вику…
Да, а что Вику?
Она снова ткнулась лицом в диван, потом повернулась набок, просунув пальцы в щель между спинкой и сиденьем и царапая ногтями край обивки. Ее пальцы бессознательно ползали туда-сюда, с треском раздирая ветхие нитки, и вдруг зацепились за что-то, чего порвать не смогли — какая-то более толстая и крепкая нитка. Раздосадованная этим, Кира зло рванула ее на себя, и та податливо вытянулась из щели. Это была не нитка, а тонкая золотая цепочка. Кира удивленно вскинула брови и машинально потрогала собственную на шее — да нет, на месте, да и плетение у нее совсем не такое.
Она осторожно вытянула цепочку наружу. Та была порвана возле самой заходящей в замок петельки. Кира приподняла цепочку за звенышко, и та закачалась в воздухе, и вместе с ней закачалась маленькая золотистая подвеска в виде ящерицы, съехавшая к самому замку.
Минутку, но ведь это Викина цепочка — она столько раз на ней ее видела! Наверное, Минина обронила ее во время одного из своих бурных свиданий… подождите! Ведь в тот день, когда они разругались, цепочка была на Вике. А Стас сказал, что Вика сюда не приходила в тот день. И вообще больше не приходила. Тогда откуда здесь ее украшение?!
Стас солгал ей. И Касенко он тоже солгал. Почему? С какой стати ему скрывать, что Вика была здесь сразу же после ссоры с Кирой? Боялся, что придется рассказать ту нелепую Викину историю?
А что, если эта история вовсе не такая уж нелепая? Что, если Вика была права, и Стас действительно…
— Нет, нет!.. — глухо пробормотала Кира, вскакивая с дивана и принимаясь сновать по комнатам. — Не может быть такого!
Но откуда здесь тень ее подруги?
Ты что же, думаешь, Вика его расколола, Стас в приступе ярости придушил подружку и… и что? Куда он ее дел к Кириному приходу?! Она вернулась совсем не поздно, и во дворе еще сидели люди — иногда ей кажется, что они сидят там круглыми сутками… К тому же, это совсем не объясняет, каким образом…
— Бред! — яростно шипела она, потирая сквозь майку старый шрам между грудями. — У меня видения, да…
Кира резко остановилась и снова посмотрела на зажатую в пальцах цепочку, потом на обеденный стол, заставленный пластилиновыми фигурками и заваленный фотографиями. Какой-то уж чересчур хорошо задокументированный бред!
Но ведь Стас ни разу ничего не видел, хотя однажды даже шел по скользящей по полу женской тени, которую некому было отбрасывать. Как все объяснить, ведь другие тоже видели эти чертовы тени — даже этих кошмарных псов! Тетя Галя, грабитель… и Вадим. Спросить у него… но он ведь не ответит, он от всех ее вопросов шарахается, как от горящего факела, либо начинает злиться и издеваться, превращая ее в ее собственных глазах в маленькую дурочку.
Можно сделать только одно — показать все это представление человеку, который точно не сумасшедший! Интересно только, кому? Может быть, Егору? Здравомыслящим, конечно, его никак не назовешь, но, по крайней мере, Михеев не имеет никакого отношения ни к местным байкам, ни к обитателям двора, ни к ее родственникам, и может оказаться вполне беспристрастным свидетелем. Либо видит, либо нет!
Кира подставила ладонь под подвеску, отпустила цепочку, и та свернулась на ладони длинной золотистой змейкой. Она сжала ее в кулаке и взглянула на диван, потом на платяной шкаф, где висела одежда брата, и нахмурилась. Что-то далекое, почти забытое, мелькнуло хвостиком на поверхности ее сознания и тотчас же ушло в глубину. Кира закрыла глаза, пытаясь изловить это что-то. Стас когда-то ей сказал… что же он такое ей сказал?.. Это было в первый день их приезда сюда, они пошли на море… и он ей что-то сказал. Почему-то ей показалось очень важным это вспомнить. Что-то…
— …кто это сказал
— Экклезиаст.
— А зачем он это сказал?..
…всему свое время… время обнимать и время уклоняться от объятий, время искать, и время терять… время любить и время ненавидеть… время светилу и время приходу теней…