Лотар сделал резкое движение в сторону, но поздно. Щелчок тетивы раскатился, казалось, по всей улице, и тугая, заряженная ненавистью боль обожгла левое плечо. Лотар скосил глаза – в предплечье торчала стрела. Крысенок что-то закричал сзади, но Лотару было не до него – он старался не упасть на землю.
Собаки были теперь очень близко, а ему не хватало скорости. Они пока не могли догнать его, но только пока. Лотар оглянулся на оскаленные морды псов, бегущих за ним, и увидел череду густых капель, сыпавшихся темным горохом из раны, – он истекал кровью при каждом взмахе крыльев.
К тому же он не мог подняться выше, чтобы перелететь стену. Он так и будет кружить над этим городом, пока собаки не перетопчут все… Но подниматься выше стен было не нужно. Прямо перед Лотаром зияла огромная, почти до самого основания стены, брешь. Лотар лишь так рассчитал взмахи, чтобы не задеть крыльями острые края стены, и вылетел из города.
Над полем он немного успокоился и даже сумел на лету остановить кровь. А вот вытащить стрелу уже не мог, хотя на каждом взмахе она страшно мешала и причиняла боль.
По широкой дуге Лотар вылетел на дорогу, ведущую к камню, из которого приходили собаки, и выровнял свой полет.
Земля была так близко, что временами его затуманенному сознанию казалось, будто он просто идет по ней, и лишь темные тени собак подтверждали, что он еще в воздухе. Один раз Лотар ощутил, как собака, подпрыгнув выше других, почти схватила его зубами. Желтоголовый почувствовал ее сырое, отдающее запахом земли дыхание. Он медленно, почти лениво отклонился в сторону и полетел дальше. Еще пару раз он чуть не врезался в острые, как пики, и темные ветви деревьев. Одна из них порвала Лотару перепонку на крыле, но не сильно.
Обрыв, к которому он привел собак, раскрывался почти бездонной пропастью. Лотар увидел его темный край с облегчением. Взмах, еще взмах, еще… Он оглянулся, подпуская самую резвую собаку поближе, и, когда она уже приготовилась схватить его, повернул к морю.
Обрыв мелькнул под ним, как край чистого листа бумаги. Собака, не рассчитав инерции своего тела, с ужасающим грохотом рухнула вниз, увлекая за собой валуны. Лотар с удовольствием увидел, что еще два огромных пса, столкнувшись, тоже стали валиться вниз. Тремя меньше, подумал он, напрягая зрение, чтобы увидеть, что происходило внизу.
Чуть-чуть опустившись к воде, Лотар сделал круг и… от разочарования выругался.
Все три пса, весело, по-собачьи отряхнувшись, вылезли на берег и с неутомимостью, от которой можно было прийти в отчаяние, стали карабкаться по соседнему, более пологому склону. На них не было ни царапины. Наоборот, они стали более шустрыми и злобными.
Лотар стал подниматься, но силы у него кончились задолго до того, как он ощутил ядовитую тяжесть Колокола Времени. Тогда он сделал круг над собаками. Он опять не знал, что делать. Если очень быстро не расправиться с ними, они достанут его, потому что он не продержится до рассвета. А звучание Гонга доконает его, как медленная отрава… Кроме того, Лотар теперь боялся сделать что-нибудь такое, после чего собаки навечно останутся в этом мире.
Нужно было раньше обдумать с Сухметом разные варианты, подумал он, в том числе и этот. Но сожалеть о допущенных ошибках – признак поражения. Лотар разозлился на себя, вернее, попробовал разозлиться – на настоящее ожесточение у него уже не было сил. Он вдохнул поглубже чистый воздух и понял, что действительно может скатиться в беспамятство гораздо раньше, чем что-нибудь придумает.
Он еще раз поглядел вниз. Собаки стояли, задрав головы, выстроившись неровным кругом. В центре оказался пес, которого Лотар считал вожаком. Да, всем у них заправляет вожак, вот этим и нужно воспользоваться…
Он спикировал так круто, что застонал от боли в раненом плече, но все-таки сумел выйти прямо на морду главного чудовища. Эта псина, казалось, ожидала чего-то подобного, потому что, едва Лотар оказался перед ней, с оглушительным полувоем-полулаем ринулась на него, поднявшись на задние лапы. Лотар, едва замечая, что теряет высоту, взмахнул здоровым крылом и неловким движением остатками пальцев швырнул Гонг вперед, прямо в раскрытую пасть чудовища…
Тряпка заскользила вниз извивающейся темной лентой, а Гонг, блеснув, как чешуйка чудовищной рыбины, исчез между мокрыми клыками пса, который тут же захлопнул пасть, словно Лотар накормил его невиданным лакомством.
Собаки на мгновение замерли, потом встали перед вожаком в позу, которая выражала враждебность или даже прямой вызов. Они, казалось, забыли, что вожак – один из них. Впрочем, вожак не сплоховал. Ударом лапы он опрокинул одну из взбунтовавшихся псин на землю, вторую завалил грудью. Остальные присели на задние лапы, но продолжали следить за своим лидером огромными, враждебно горящими глазами. И тогда вожак повернулся и побежал.
Сначала неторопливо, но потом вся стая поддала ходу, и сам вожак помчался быстрее. Теперь все неслись уже так быстро, что Лотар с большим сомнением вспоминал, как еще полчаса назад надеялся, что у него есть преимущество в скорости. Он едва успевал за ними.
Камень появился неожиданно и быстро, как взмах вражеского меча. Вожак, даже не присев на задние лапы, прыгнул вперед и с грохотом, от которого хотелось зажать уши, воткнулся в гигантский валун… Его лапы и голова вошли в эту массу, тело немного замедлилось в полете, и вдруг он целиком слился с камнем.
Неяркая, но ощутимая вспышка прокатилась по камню, по траве перед ним, по оскаленным мордам остальных псов. От нее заболели глаза, но Лотар даже не моргнул. Он смотрел, стараясь не упустить ни единой мелочи.
Вторая собака прыгнула уже с меньшим грохотом и более мягко. Потом подоспела вся стая. Собаки принялись отталкивать друг друга, чтобы проникнуть в неведомый Лотару, но родной для них мир как можно быстрее. От их гомона и лая, от грохота сталкивающихся каменных туш стоял невообразимый шум, но они исчезали, уходили из этого мира. Последняя псина исчезла в камне почти бесшумно и почти без вспышки.
Итак, собак больше не было. Мирам, похоже, спасен. Разумеется, если нигде не завалялся еще один Гонг Вызова, но Лотар думал, что его нет.
Желтоголовый опустился на траву. Держаться в воздухе он больше не мог. Болели раны, ныло пробитое стрелой плечо. И не было даже ощущения победы. Но он еще крепился, возможно, потому, что все-таки одержал победу. И не важно, ощущал он ее или нет.
– Сухмет, – позвал он, надеясь, что восточник не выпускает его из магического наблюдения, – пришли сюда ребят под командой верного офицера. И сам приходи, мне нужна помощь.
После этого осторожно, постанывая от боли, он принялся трансмутировать свои крылья в человеческие руки. И каково же было его удивление, когда он, вернув нормальную чувствительность, кроме боли в плече, ощутил жгучую боль в пальцах. Он посмотрел на руку. На грязных, исцарапанных, окровавленных пальцах ярко блестела золотая княжеская печатка с затейливым гербом торгового княжества Мирама.
ГЛАВА 28
ГЛАВА 29
Собаки были теперь очень близко, а ему не хватало скорости. Они пока не могли догнать его, но только пока. Лотар оглянулся на оскаленные морды псов, бегущих за ним, и увидел череду густых капель, сыпавшихся темным горохом из раны, – он истекал кровью при каждом взмахе крыльев.
К тому же он не мог подняться выше, чтобы перелететь стену. Он так и будет кружить над этим городом, пока собаки не перетопчут все… Но подниматься выше стен было не нужно. Прямо перед Лотаром зияла огромная, почти до самого основания стены, брешь. Лотар лишь так рассчитал взмахи, чтобы не задеть крыльями острые края стены, и вылетел из города.
Над полем он немного успокоился и даже сумел на лету остановить кровь. А вот вытащить стрелу уже не мог, хотя на каждом взмахе она страшно мешала и причиняла боль.
По широкой дуге Лотар вылетел на дорогу, ведущую к камню, из которого приходили собаки, и выровнял свой полет.
Земля была так близко, что временами его затуманенному сознанию казалось, будто он просто идет по ней, и лишь темные тени собак подтверждали, что он еще в воздухе. Один раз Лотар ощутил, как собака, подпрыгнув выше других, почти схватила его зубами. Желтоголовый почувствовал ее сырое, отдающее запахом земли дыхание. Он медленно, почти лениво отклонился в сторону и полетел дальше. Еще пару раз он чуть не врезался в острые, как пики, и темные ветви деревьев. Одна из них порвала Лотару перепонку на крыле, но не сильно.
Обрыв, к которому он привел собак, раскрывался почти бездонной пропастью. Лотар увидел его темный край с облегчением. Взмах, еще взмах, еще… Он оглянулся, подпуская самую резвую собаку поближе, и, когда она уже приготовилась схватить его, повернул к морю.
Обрыв мелькнул под ним, как край чистого листа бумаги. Собака, не рассчитав инерции своего тела, с ужасающим грохотом рухнула вниз, увлекая за собой валуны. Лотар с удовольствием увидел, что еще два огромных пса, столкнувшись, тоже стали валиться вниз. Тремя меньше, подумал он, напрягая зрение, чтобы увидеть, что происходило внизу.
Чуть-чуть опустившись к воде, Лотар сделал круг и… от разочарования выругался.
Все три пса, весело, по-собачьи отряхнувшись, вылезли на берег и с неутомимостью, от которой можно было прийти в отчаяние, стали карабкаться по соседнему, более пологому склону. На них не было ни царапины. Наоборот, они стали более шустрыми и злобными.
Лотар стал подниматься, но силы у него кончились задолго до того, как он ощутил ядовитую тяжесть Колокола Времени. Тогда он сделал круг над собаками. Он опять не знал, что делать. Если очень быстро не расправиться с ними, они достанут его, потому что он не продержится до рассвета. А звучание Гонга доконает его, как медленная отрава… Кроме того, Лотар теперь боялся сделать что-нибудь такое, после чего собаки навечно останутся в этом мире.
Нужно было раньше обдумать с Сухметом разные варианты, подумал он, в том числе и этот. Но сожалеть о допущенных ошибках – признак поражения. Лотар разозлился на себя, вернее, попробовал разозлиться – на настоящее ожесточение у него уже не было сил. Он вдохнул поглубже чистый воздух и понял, что действительно может скатиться в беспамятство гораздо раньше, чем что-нибудь придумает.
Он еще раз поглядел вниз. Собаки стояли, задрав головы, выстроившись неровным кругом. В центре оказался пес, которого Лотар считал вожаком. Да, всем у них заправляет вожак, вот этим и нужно воспользоваться…
Он спикировал так круто, что застонал от боли в раненом плече, но все-таки сумел выйти прямо на морду главного чудовища. Эта псина, казалось, ожидала чего-то подобного, потому что, едва Лотар оказался перед ней, с оглушительным полувоем-полулаем ринулась на него, поднявшись на задние лапы. Лотар, едва замечая, что теряет высоту, взмахнул здоровым крылом и неловким движением остатками пальцев швырнул Гонг вперед, прямо в раскрытую пасть чудовища…
Тряпка заскользила вниз извивающейся темной лентой, а Гонг, блеснув, как чешуйка чудовищной рыбины, исчез между мокрыми клыками пса, который тут же захлопнул пасть, словно Лотар накормил его невиданным лакомством.
Собаки на мгновение замерли, потом встали перед вожаком в позу, которая выражала враждебность или даже прямой вызов. Они, казалось, забыли, что вожак – один из них. Впрочем, вожак не сплоховал. Ударом лапы он опрокинул одну из взбунтовавшихся псин на землю, вторую завалил грудью. Остальные присели на задние лапы, но продолжали следить за своим лидером огромными, враждебно горящими глазами. И тогда вожак повернулся и побежал.
Сначала неторопливо, но потом вся стая поддала ходу, и сам вожак помчался быстрее. Теперь все неслись уже так быстро, что Лотар с большим сомнением вспоминал, как еще полчаса назад надеялся, что у него есть преимущество в скорости. Он едва успевал за ними.
Камень появился неожиданно и быстро, как взмах вражеского меча. Вожак, даже не присев на задние лапы, прыгнул вперед и с грохотом, от которого хотелось зажать уши, воткнулся в гигантский валун… Его лапы и голова вошли в эту массу, тело немного замедлилось в полете, и вдруг он целиком слился с камнем.
Неяркая, но ощутимая вспышка прокатилась по камню, по траве перед ним, по оскаленным мордам остальных псов. От нее заболели глаза, но Лотар даже не моргнул. Он смотрел, стараясь не упустить ни единой мелочи.
Вторая собака прыгнула уже с меньшим грохотом и более мягко. Потом подоспела вся стая. Собаки принялись отталкивать друг друга, чтобы проникнуть в неведомый Лотару, но родной для них мир как можно быстрее. От их гомона и лая, от грохота сталкивающихся каменных туш стоял невообразимый шум, но они исчезали, уходили из этого мира. Последняя псина исчезла в камне почти бесшумно и почти без вспышки.
Итак, собак больше не было. Мирам, похоже, спасен. Разумеется, если нигде не завалялся еще один Гонг Вызова, но Лотар думал, что его нет.
Желтоголовый опустился на траву. Держаться в воздухе он больше не мог. Болели раны, ныло пробитое стрелой плечо. И не было даже ощущения победы. Но он еще крепился, возможно, потому, что все-таки одержал победу. И не важно, ощущал он ее или нет.
– Сухмет, – позвал он, надеясь, что восточник не выпускает его из магического наблюдения, – пришли сюда ребят под командой верного офицера. И сам приходи, мне нужна помощь.
После этого осторожно, постанывая от боли, он принялся трансмутировать свои крылья в человеческие руки. И каково же было его удивление, когда он, вернув нормальную чувствительность, кроме боли в плече, ощутил жгучую боль в пальцах. Он посмотрел на руку. На грязных, исцарапанных, окровавленных пальцах ярко блестела золотая княжеская печатка с затейливым гербом торгового княжества Мирама.
ГЛАВА 28
Лотар проснулся от гомона за окном. Только на этот раз в нем не было ни страха, ни ненависти, к которым он стал уже привыкать в Мираме, а было радостное предвкушение карнавала. Словно в большом доме все разом вдруг решили затеять что-нибудь особенное и принялись делиться планами и идеями, не обсуждая главного – торжественного обещания веселиться.
Люди собирались праздновать победу. Полную, окончательную и совершенную, как небо над головой, как море на горизонте. Как ни слаб был вчера Лотар, но сквозь полубеспамятство он все-таки понял слова Сухмета, который примчался с полудюжиной всадников, чтобы подобрать его, – едва Гонг Вызова исчез из города, едва Лотар унес его на своих кожистых крыльях, как половина мародеров разбежалась, а вторая половина почти без боя сдалась уже к рассвету.
Без заряда жестокости эти люди не могли драться, не могли даже грабить. А вот горожане, наоборот, без подпитки злом, идущей от Гонга, воспряли и оказались сильнее.
Конечно, прошедшие два месяца не могли не отразиться и на этих людях. Они с горечью смотрели на руины, с болью и слезами хоронили умерших, но Лотару не хотелось сейчас вчитываться в темную сторону людских ощущений, потому что слишком уж ослепительной была радостная, светлая часть их победы.
Осознав, что для тревоги нет причины, он успокоился. И тут же накатили боли, не очень сильные, но их было так много, что хотелось только одного – подняться, уйти куда-нибудь подальше в голые примирамские степи и задать себе такую тренировку, чтобы пар повалил, а тело онемело, как от чудовищной дозы какой-нибудь магии, к которой из нормальных людей может прибегнуть только самоубийца. Но зато потом наступит покой и, возможно, тело снова будет ему подчиняться.
Но Лотар вдруг отбросил все мысли о тренировке. Он вспомнил, что за противником остался один должок, и, скорее всего, пришла пора по нему рассчитаться. Он тут же с тревогой взглянул в окно: время приближалось к полудню. Но делать нечего – он спал так долго, потому что надо было восстановить силы.
Лотар скатился с кровати, покряхтывая, натянул одежду, уже кем-то выстиранную, высушенную и даже выглаженную. Понял, что об этом позаботился Шув, испытал мимолетную благодарность к нему. Потом аккуратно, как перед боем, надел перевязь. Гвинед легко выходил из ножен и был светел и весел, как всегда. Лотар улыбнулся этой готовности и пожалел, что не соответствует своему мечу, его великолепной и победоносной безупречности.
Пошел наверх. Поднимаясь по ступеням, он облизнул пересохшие губы, почувствовал, как хочет пить, но возвращаться не стал. Краем уха услышал, как на кухне весело гремят чугунками служанки почтенного трактирщика, а сам он басовито покрикивает на них, готовясь к чему-то, должно быть, исключительному.
В коридоре и комнатах не было никого уже несколько часов – Лотар сразу это понял. Впрочем, восточный торговец редкостями умел оставаться незаметным даже лучше, чем Сухмет. Так что все следовало проверить основательно.
Все было, как позавчера, когда они обсуждали возможность бегства Жалына в Карман Ничто. Лотар открыл сломанную дверь, покружил по пустой комнате. Хотя у него не было и сотой доли способности Сухмета считывать предметы, он мог бы почувствовать многое, если Жалын торопился и не успел затереть свое присутствие. Но ничего не получилось.
Тогда Лотар стал методично «просматривать» руками всю комнату. И лишь когда дошел до причудливых северных икон, намоленных такой блестящей аурой, что в ней вполне могли отражаться проплывающие по небу облака, он понял, что худшие его опасения подтвердились. Жалын был здесь, и совсем недавно.
Желтоголовый огляделся еще раз. Как всегда бывает, когда интуитивная уверенность переходит в знание, открылись какие-то шлюзы, и он уже без труда увидел, как медленная тень скользнула по комнате, унося то, что Жалын называл Драконом Времени – необыкновенно сложную, невообразимо закрученную стеклянную спираль, уводящую свои витки куда-то, куда не могло проникнуть даже его, Лотарово, магическое видение.
Это была, конечно, не настоящая картина, а образ из близкого прошлого. Лотар обучался этому искусству не один месяц, и только сейчас оно дало результат. Однако радоваться было нечему.
Лотар осторожно, на цыпочках пошел за этой тенью и понял, что исчезнувшие из комнаты Жалына сундуки с самого начала стояли в нижней кладовке трактира, куда рано поутру такими же тенями – Лотар видел их гораздо более отчетливо – зашли какие-то носильщики, нанятые Жалыном, и унесли этот груз в сторону порта.
– Что ты тут делаешь, господин мой?
Лотар поднял голову. Над ним на лестнице, ведущей в полуподвальный чуланчик, стоял Сухмет. Слушая счастливый гомон на улице, он тоже невольно улыбался, и даже золотой обруч раба сверкал ярче, чем обычно сверкает золото.
Лотар вздохнул и попытался включиться в реальность – он и не заметил, как оказался тут, хотя чего-то в этом роде и нужно было ожидать от такого магического приема. Даже Сухмет сильно меняется, когда колдует.
К счастью, Сухмету ничего не нужно было объяснять. В сознании Лотара он мгновенно прочитал ответ на свой вопрос, посерьезнел и прищурился. Лотар увидел, как его зрачки стали тонкими вертикальными полосками, как у кота, и в них вспыхнул огонь ярости.
– Он ушел не просто так…
– Вы упустили его?
– Мы упустили, господин, – ответил Сухмет. – Эти сундуки стояли тут, пока мы разыскивали этого разбойника наверху, только прикрытые защитной магией. А нам и в голову не пришло, что он может провести нас, как малых детей.
– Может ли? – спросил Лотар и быстро выбрался из чуланчика. В большом зале трактира уже стоял Рубос. Он жевал пук какой-то зелени, смачно откусывая хрустящие стебли и хрумкая оглушительно, как конь.
– Ч-шо чу-шилось?
– Жалын удрал в порт. Нужно догнать, – бросил Лотар. – Ты со мной?
Рубос покрутил головой и осторожно положил остатки зелени на край стола.
– Ну, тогда он далеко не уйдет. Там же…
Договорить он не успел, сверху донесся оглушительный вопль отчаяния. Одна из кухарок Шува с перепугу выронила какую-то кастрюльку, которая со звоном покатилась по полу. Служанки во главе с достопочтенным Шувом вывалились из кухни и застыли, с тревогой и ужасом глядя наверх – туда, где находились комнаты постояльцев.
Лотару тоже стало любопытно, что же заставило Сухмета так распереживаться, хотя он уже догадывался, в чем дело. Через мгновение Сухмет появился на лестнице, держа в руках кожаный баул, в котором восточник хранил книги.
– Этот мерзавец, этот негодяй… Он украл книгу, где изложена система высших структур Времени. Господин мой, чего мы стоим?! В погоню!
Бряцая на ходу своей Утгеллой, он скатился по лестнице.
– А завтрак?! – завопил вслед Шув, но никто даже не посмотрел в его сторону.
При свете дня руины, оставшиеся после штурма, пожаров и собак, не вызывали уныния. Свобода стоила того. Исчезли страх и отчаяние, появились надежда и гордость от победы. Нетрудно было представить, что очень скоро здесь застучат топоры плотников, зазвенят молотки каменщиков, подгоняющих блоки, и новые дома поднимутся на радость уцелевшим владельцам.
Но сейчас эти руины раздражали. Они мешали бежать и очень уж отвлекали внимание.
Кроме того, раздражало изумленное и чрезмерно пристальное внимание людей. Они мгновенно расступались перед бегущим наемником, и на лицах, в глазах, в душах появлялся… Лотар не поверил, но Сухмет подтвердил его подозрение:
– Ничего удивительного, господин мой, что они боятся. Почитай, весь город видел, что ты, как нетопырь, летаешь над самыми крышами.
– Побереги дыхание, – буркнул Лотар.
В порту царила еще большая суматоха, чем в городе, только здесь она была деловой. Люди спешили забить трюмы товарами, чтобы вернуться к своему торговому ремеслу.
Лотар обвел глазами весь горизонт. Да, так и есть. От дымки, в которой прежде все тонуло, не осталось и следа. Горизонт был чистый, прозрачный и… У Лотара на миг перехватило дыхание. Он подошел к одному из одетых чуть получше других офицеров порта, который, судя по всему, никуда не спешил, наблюдая, как сразу несколько десятков кораблей торопятся выйти в море.
– Господин офицер, – вежливо начал Лотар, – я…
– Я знаю, господин Желтоголовый. Тебя теперь на сотни миль по всему побережью будет знать каждый юнга.
– Почему? – спросил Рубос. Он чуть запыхался от бега и даже вспотел.
У Лотара мелькнула мысль, что хорошенько погонять его на тренировке тоже не помешает.
– Вот они, – офицер указал на людей, которые загружали, оснащали, приводили в порядок и подготавливали к плаванию корабли, – разнесут о вас молву вернее, чем императорские гонцы. – Офицер усмехнулся. В нем чувствовалось достоинство сильного человека. – А что касается Мирама, то тут о вас скоро начнут говорить такое, чего вы и подозревать сейчас не можете. Уже сейчас поговаривают…
Лотар подумал, что списать все просто на болтовню, конечно, выход, но только в это надолго не поверят. До следующего случая, если такой возникнет. Но после рассуждений офицера – Лотар в этом нисколько не сомневался – такой случай появится очень скоро, потому что и нечисти, и колдунов, и магии всюду хватало. Как немало было и людей, согласных платить любую цену, только бы от всего этого избавиться и установить жизнь по человеческим законам.
– Нас интересует вот что. Вы не видели тут восточного торговца редкостями, у которого было несколько сундуков и пара сумок со странными книгами? Он должен был появиться из трактира Шува с несколькими носильщиками рано утром.
Офицер тут же ответил:
– Уж не о том ли восточном купце, который отплыл поутру, вы говорите?
– Отплыл? – воскликнул Сухмет. – Уже?
Офицер усмехнулся:
– Он первый заметил, что магическая пелена, закрывающая гавань, рассеялась, и нанял галеот, словно специально построенный для контрабанды, – такой быстрый и легкий, что его не догонит и почтовый бриг. Капитан галеота только-только собрался стать под загрузку, но ваш восточник предложил такую цену за проезд, что он и от груза отказался. – Потом он внимательно посмотрел на лица собеседников: – Что-то не так, господа?
– Это один из заговорщиков, – пояснил Рубос. – Он убежал.
– Мы ничего не знали. Бумаги этого человека были в полном порядке, декларации он оплатил очень аккуратно, у нас не было причины задерживать его.
– Да, да, – кивнул Сухмет и подошел к Лотару, который, стоя на краю пирса, пытался рассмотреть что-то за горизонтом.
Судно не успело далеко уйти. Если постараться, то можно было, немного искривив зрение по дуге, рассмотреть мачты галеота. Значит, была, пожалуй, еще возможность – прямо здесь, не обращая внимания на людей, отрастить крылья и рвануть вперед. Колокольчик в сознании тоненько, но отчетливо и печально затренькал.
Да, задача нелегкая. Перепуганные люди, сильный ветер, который едва-едва позволит догнать галеот, пустой желудок, жажда, израненное, ослабевшее тело и, главное, посадка на борт корабля… Один, не имея возможности выхватить Гвинед затекшими после долгого и сложного перелета крыльями. А против него будет несколько очень решительно настроенных моряков, которым хорошо заплатили, и этот чудовищный, непонятный демон с неустановленными магическими ресурсами, способный ускорять течение жизни и менять время, прятать все, что ему угодно, и ставить магические завесы…
Нет, решил Лотар, слишком опасно. Надо признать, что его на этот раз обставили, обошли, перегнали.
Или все-таки возможно? Чья-то рука легла ему на плечо.
– Господин мой, – Лотар даже не оглянулся на Сухмета, – кажется, наступит время, и мы вновь встретимся с ним.
Да, решил Лотар после некоторого размышления. Это возможно. Чем больше он думал о Жалыне, тем вернее у него становилось чувство, что им предназначено встретиться, и тогда их спор будет продолжен.
И сразу же его раздражение стало таять. С неба полились горячие лучи утреннего солнца, море зашумело привычной и вечной песней у его ног, а где-то под облаками зазвенел первый за много-много дней жаворонок. Это было удивительнее всего – жаворонок над мирамским портом.
Лотар повернулся к Сухмету и улыбнулся:
– Мне тоже так кажется, Сухмет. А пока будем веселиться.
Люди собирались праздновать победу. Полную, окончательную и совершенную, как небо над головой, как море на горизонте. Как ни слаб был вчера Лотар, но сквозь полубеспамятство он все-таки понял слова Сухмета, который примчался с полудюжиной всадников, чтобы подобрать его, – едва Гонг Вызова исчез из города, едва Лотар унес его на своих кожистых крыльях, как половина мародеров разбежалась, а вторая половина почти без боя сдалась уже к рассвету.
Без заряда жестокости эти люди не могли драться, не могли даже грабить. А вот горожане, наоборот, без подпитки злом, идущей от Гонга, воспряли и оказались сильнее.
Конечно, прошедшие два месяца не могли не отразиться и на этих людях. Они с горечью смотрели на руины, с болью и слезами хоронили умерших, но Лотару не хотелось сейчас вчитываться в темную сторону людских ощущений, потому что слишком уж ослепительной была радостная, светлая часть их победы.
Осознав, что для тревоги нет причины, он успокоился. И тут же накатили боли, не очень сильные, но их было так много, что хотелось только одного – подняться, уйти куда-нибудь подальше в голые примирамские степи и задать себе такую тренировку, чтобы пар повалил, а тело онемело, как от чудовищной дозы какой-нибудь магии, к которой из нормальных людей может прибегнуть только самоубийца. Но зато потом наступит покой и, возможно, тело снова будет ему подчиняться.
Но Лотар вдруг отбросил все мысли о тренировке. Он вспомнил, что за противником остался один должок, и, скорее всего, пришла пора по нему рассчитаться. Он тут же с тревогой взглянул в окно: время приближалось к полудню. Но делать нечего – он спал так долго, потому что надо было восстановить силы.
Лотар скатился с кровати, покряхтывая, натянул одежду, уже кем-то выстиранную, высушенную и даже выглаженную. Понял, что об этом позаботился Шув, испытал мимолетную благодарность к нему. Потом аккуратно, как перед боем, надел перевязь. Гвинед легко выходил из ножен и был светел и весел, как всегда. Лотар улыбнулся этой готовности и пожалел, что не соответствует своему мечу, его великолепной и победоносной безупречности.
Пошел наверх. Поднимаясь по ступеням, он облизнул пересохшие губы, почувствовал, как хочет пить, но возвращаться не стал. Краем уха услышал, как на кухне весело гремят чугунками служанки почтенного трактирщика, а сам он басовито покрикивает на них, готовясь к чему-то, должно быть, исключительному.
В коридоре и комнатах не было никого уже несколько часов – Лотар сразу это понял. Впрочем, восточный торговец редкостями умел оставаться незаметным даже лучше, чем Сухмет. Так что все следовало проверить основательно.
Все было, как позавчера, когда они обсуждали возможность бегства Жалына в Карман Ничто. Лотар открыл сломанную дверь, покружил по пустой комнате. Хотя у него не было и сотой доли способности Сухмета считывать предметы, он мог бы почувствовать многое, если Жалын торопился и не успел затереть свое присутствие. Но ничего не получилось.
Тогда Лотар стал методично «просматривать» руками всю комнату. И лишь когда дошел до причудливых северных икон, намоленных такой блестящей аурой, что в ней вполне могли отражаться проплывающие по небу облака, он понял, что худшие его опасения подтвердились. Жалын был здесь, и совсем недавно.
Желтоголовый огляделся еще раз. Как всегда бывает, когда интуитивная уверенность переходит в знание, открылись какие-то шлюзы, и он уже без труда увидел, как медленная тень скользнула по комнате, унося то, что Жалын называл Драконом Времени – необыкновенно сложную, невообразимо закрученную стеклянную спираль, уводящую свои витки куда-то, куда не могло проникнуть даже его, Лотарово, магическое видение.
Это была, конечно, не настоящая картина, а образ из близкого прошлого. Лотар обучался этому искусству не один месяц, и только сейчас оно дало результат. Однако радоваться было нечему.
Лотар осторожно, на цыпочках пошел за этой тенью и понял, что исчезнувшие из комнаты Жалына сундуки с самого начала стояли в нижней кладовке трактира, куда рано поутру такими же тенями – Лотар видел их гораздо более отчетливо – зашли какие-то носильщики, нанятые Жалыном, и унесли этот груз в сторону порта.
– Что ты тут делаешь, господин мой?
Лотар поднял голову. Над ним на лестнице, ведущей в полуподвальный чуланчик, стоял Сухмет. Слушая счастливый гомон на улице, он тоже невольно улыбался, и даже золотой обруч раба сверкал ярче, чем обычно сверкает золото.
Лотар вздохнул и попытался включиться в реальность – он и не заметил, как оказался тут, хотя чего-то в этом роде и нужно было ожидать от такого магического приема. Даже Сухмет сильно меняется, когда колдует.
К счастью, Сухмету ничего не нужно было объяснять. В сознании Лотара он мгновенно прочитал ответ на свой вопрос, посерьезнел и прищурился. Лотар увидел, как его зрачки стали тонкими вертикальными полосками, как у кота, и в них вспыхнул огонь ярости.
– Он ушел не просто так…
– Вы упустили его?
– Мы упустили, господин, – ответил Сухмет. – Эти сундуки стояли тут, пока мы разыскивали этого разбойника наверху, только прикрытые защитной магией. А нам и в голову не пришло, что он может провести нас, как малых детей.
– Может ли? – спросил Лотар и быстро выбрался из чуланчика. В большом зале трактира уже стоял Рубос. Он жевал пук какой-то зелени, смачно откусывая хрустящие стебли и хрумкая оглушительно, как конь.
– Ч-шо чу-шилось?
– Жалын удрал в порт. Нужно догнать, – бросил Лотар. – Ты со мной?
Рубос покрутил головой и осторожно положил остатки зелени на край стола.
– Ну, тогда он далеко не уйдет. Там же…
Договорить он не успел, сверху донесся оглушительный вопль отчаяния. Одна из кухарок Шува с перепугу выронила какую-то кастрюльку, которая со звоном покатилась по полу. Служанки во главе с достопочтенным Шувом вывалились из кухни и застыли, с тревогой и ужасом глядя наверх – туда, где находились комнаты постояльцев.
Лотару тоже стало любопытно, что же заставило Сухмета так распереживаться, хотя он уже догадывался, в чем дело. Через мгновение Сухмет появился на лестнице, держа в руках кожаный баул, в котором восточник хранил книги.
– Этот мерзавец, этот негодяй… Он украл книгу, где изложена система высших структур Времени. Господин мой, чего мы стоим?! В погоню!
Бряцая на ходу своей Утгеллой, он скатился по лестнице.
– А завтрак?! – завопил вслед Шув, но никто даже не посмотрел в его сторону.
При свете дня руины, оставшиеся после штурма, пожаров и собак, не вызывали уныния. Свобода стоила того. Исчезли страх и отчаяние, появились надежда и гордость от победы. Нетрудно было представить, что очень скоро здесь застучат топоры плотников, зазвенят молотки каменщиков, подгоняющих блоки, и новые дома поднимутся на радость уцелевшим владельцам.
Но сейчас эти руины раздражали. Они мешали бежать и очень уж отвлекали внимание.
Кроме того, раздражало изумленное и чрезмерно пристальное внимание людей. Они мгновенно расступались перед бегущим наемником, и на лицах, в глазах, в душах появлялся… Лотар не поверил, но Сухмет подтвердил его подозрение:
– Ничего удивительного, господин мой, что они боятся. Почитай, весь город видел, что ты, как нетопырь, летаешь над самыми крышами.
– Побереги дыхание, – буркнул Лотар.
В порту царила еще большая суматоха, чем в городе, только здесь она была деловой. Люди спешили забить трюмы товарами, чтобы вернуться к своему торговому ремеслу.
Лотар обвел глазами весь горизонт. Да, так и есть. От дымки, в которой прежде все тонуло, не осталось и следа. Горизонт был чистый, прозрачный и… У Лотара на миг перехватило дыхание. Он подошел к одному из одетых чуть получше других офицеров порта, который, судя по всему, никуда не спешил, наблюдая, как сразу несколько десятков кораблей торопятся выйти в море.
– Господин офицер, – вежливо начал Лотар, – я…
– Я знаю, господин Желтоголовый. Тебя теперь на сотни миль по всему побережью будет знать каждый юнга.
– Почему? – спросил Рубос. Он чуть запыхался от бега и даже вспотел.
У Лотара мелькнула мысль, что хорошенько погонять его на тренировке тоже не помешает.
– Вот они, – офицер указал на людей, которые загружали, оснащали, приводили в порядок и подготавливали к плаванию корабли, – разнесут о вас молву вернее, чем императорские гонцы. – Офицер усмехнулся. В нем чувствовалось достоинство сильного человека. – А что касается Мирама, то тут о вас скоро начнут говорить такое, чего вы и подозревать сейчас не можете. Уже сейчас поговаривают…
Лотар подумал, что списать все просто на болтовню, конечно, выход, но только в это надолго не поверят. До следующего случая, если такой возникнет. Но после рассуждений офицера – Лотар в этом нисколько не сомневался – такой случай появится очень скоро, потому что и нечисти, и колдунов, и магии всюду хватало. Как немало было и людей, согласных платить любую цену, только бы от всего этого избавиться и установить жизнь по человеческим законам.
– Нас интересует вот что. Вы не видели тут восточного торговца редкостями, у которого было несколько сундуков и пара сумок со странными книгами? Он должен был появиться из трактира Шува с несколькими носильщиками рано утром.
Офицер тут же ответил:
– Уж не о том ли восточном купце, который отплыл поутру, вы говорите?
– Отплыл? – воскликнул Сухмет. – Уже?
Офицер усмехнулся:
– Он первый заметил, что магическая пелена, закрывающая гавань, рассеялась, и нанял галеот, словно специально построенный для контрабанды, – такой быстрый и легкий, что его не догонит и почтовый бриг. Капитан галеота только-только собрался стать под загрузку, но ваш восточник предложил такую цену за проезд, что он и от груза отказался. – Потом он внимательно посмотрел на лица собеседников: – Что-то не так, господа?
– Это один из заговорщиков, – пояснил Рубос. – Он убежал.
– Мы ничего не знали. Бумаги этого человека были в полном порядке, декларации он оплатил очень аккуратно, у нас не было причины задерживать его.
– Да, да, – кивнул Сухмет и подошел к Лотару, который, стоя на краю пирса, пытался рассмотреть что-то за горизонтом.
Судно не успело далеко уйти. Если постараться, то можно было, немного искривив зрение по дуге, рассмотреть мачты галеота. Значит, была, пожалуй, еще возможность – прямо здесь, не обращая внимания на людей, отрастить крылья и рвануть вперед. Колокольчик в сознании тоненько, но отчетливо и печально затренькал.
Да, задача нелегкая. Перепуганные люди, сильный ветер, который едва-едва позволит догнать галеот, пустой желудок, жажда, израненное, ослабевшее тело и, главное, посадка на борт корабля… Один, не имея возможности выхватить Гвинед затекшими после долгого и сложного перелета крыльями. А против него будет несколько очень решительно настроенных моряков, которым хорошо заплатили, и этот чудовищный, непонятный демон с неустановленными магическими ресурсами, способный ускорять течение жизни и менять время, прятать все, что ему угодно, и ставить магические завесы…
Нет, решил Лотар, слишком опасно. Надо признать, что его на этот раз обставили, обошли, перегнали.
Или все-таки возможно? Чья-то рука легла ему на плечо.
– Господин мой, – Лотар даже не оглянулся на Сухмета, – кажется, наступит время, и мы вновь встретимся с ним.
Да, решил Лотар после некоторого размышления. Это возможно. Чем больше он думал о Жалыне, тем вернее у него становилось чувство, что им предназначено встретиться, и тогда их спор будет продолжен.
И сразу же его раздражение стало таять. С неба полились горячие лучи утреннего солнца, море зашумело привычной и вечной песней у его ног, а где-то под облаками зазвенел первый за много-много дней жаворонок. Это было удивительнее всего – жаворонок над мирамским портом.
Лотар повернулся к Сухмету и улыбнулся:
– Мне тоже так кажется, Сухмет. А пока будем веселиться.
ГЛАВА 29
Дым висел над сухой, выжженной солнцем землей, уходил тягучими, густыми языками к горизонту. Люди жгли костер уже две недели. И наконец вчера вечером Рубос – новый капитан мирамской дружины – получил от Сухмета подтверждение, что собачий камень прокалился до самой середины.
По широкому, открытому, как восточный арык, желобу к камню направили ручей. Чтобы вода залила весь камень разом, большой желоб, в котором без труда с головой помещался Рубос, развели на четыре более мелких. Это значило, что вода хлынет на камень со всех сторон, словно его бросят в огромную чашу.
Наконец все было готово. Весть об этом разнеслась по городу, хотя никто специально не предупреждал людей, что главное событие произойдет именно сегодня.
Лотар посмотрел на огромный валун и вспомнил, как в нем исчезали с бледными вспышками собаки, как он обнаружил, что именно из этого камня, как из норы, выходят чудовища, вспомнил, как княжеский совет, состоящий из самых видных жителей города – из «новой знати», как ее назвал один уличный куплетист – решал, что с этим камнем сделать.
Довольно долго обсуждали возможность скатить его в море, в надежде, что он, упав с обрыва, разобьется. И хотя эту идею, подкупившую многих своей простотой, защищала едва ли не половина нового совета, от нее все-таки отказались. Побоялись, что камень не расколется, даже если сверзится с высоты в сотню ярдов. Тогда уж к нему в воде точно никто не сможет подобраться. Кроме разве что собак.
Некоторые купцы, привыкшие считать каждый трудом и потом заработанный грош, высказались, что, мол, и это неплохо, но потом все согласились, что в море камень сбросят только после того, как расколют его на мелкие кусочки.
На том и порешили. Дым, огромные желоба, целых три рощицы, сведенные под дрова для гигантского костра… Лотар, глядя на вырубаемые деревца, возмутился было и попробовал объяснить князю, что это бессмысленно, что не камень причиной тому, что из него появлялись собаки, но тот и слушать ничего не захотел. Вернее, не захотела понять Светока, а уж потом и князь. Тизун после смерти Прачиса стал слушать княжну как оракула и не спорил с ней. А она считала, что, даже если это и дорого, нужно помочь людям поскорее забыть эти два месяца кошмаров, когда Мирамом правил страх перед каменными псами.
Даже Рубос, которому Лотар попробовал разъяснить свои соображения, чтобы он передал их княжне, с которой становился все дружнее и на которую смотрел со слепым обожанием, отказался ему помогать, сославшись на то, что для костра свозят в основном вывороченные собаками, уже мертвые деревья.
Вот так все и получилось, а теперь и поделать с этим что-либо было невозможно. Все было готово, ждали только князя и княжну – наследницу престола.
Помимо Рубоса тут командовал еще и Кнебергиш. В последние дни он стал спокойнее, увереннее. У него опять появилась практика, но он многим больным отказывал в помощи. Это было мелкой и в общем-то недостойной местью за пережитый страх. Лотар видел, что люди это понимают, как понимают и то, что пройдет месяц-другой, их главный лекарь окончательно придет в себя и опять начнет их поругивать, ворчать, ставить новые эксперименты, которых на этот раз никто, конечно, уже не испугается, но главное – опять будет лечить.
Сейчас толпа стояла за кругом выжженной многодневным пламенем травы. Когда кому-нибудь от жара становилось невтерпеж, он отходил в задние ряды, обливаясь потом, задыхаясь, как будто выныривал из глубокого пруда. Тут же на его место вставал другой зевака, который опасался хоть что-нибудь пропустить, хотя пропускать пока было нечего – ничего еще не происходило.
К Лотару подошел Рубос.
– Как думаешь, не пора ли костер растаскивать? – спросил он то ли Лотара, то ли Сухмета.
Старый восточник поднял голову, словно петух, собирающийся пропеть свою утреннюю побудку, прищурился, потом посмотрел, как сверкает на его тонком, смуглом пальце печатка, которую Лотар получил от князя как часть платы за изгнание собак, и ответил:
– Княжеский кортеж только-только выехал из терема. Через пяток минут проедет ворота. Да, сейчас в самый раз растаскивать кострище.
Рубос тут же умчался к двум сотням своих подчиненных, занятых обслуживанием церемонии. Три четверти из них были осужденные бунтовщики, на которых от радости наложили не очень строгое наказание. Как-то раз Лотар заметил даже мордочку Крысенка. Как ни странно, после поражения он изменился к лучшему, похудел, успокоился, в нем пропал накал ненависти и появилась тоска по свободе и надежда, что со временем все поправится. Впрочем, Лотар быстро забыл об этой встрече.
Лотар повернулся к Сухмету и спросил:
– Понять не могу, зачем мы здесь. Ну, эти люди хоть верят в то, что таким образом избавятся от своего кошмара. А нам какое дело?
– Это результат твоей победы, господин мой. Твое присутствие важно для всех.
– М-да, результат, – прошептал Лотар и поглядел вокруг. Они стояли на небольшом возвышении, застеленном красным ковром, где должны были расположиться также Тизун со Светокой. И хотя толпе было тесно, а наиболее рьяные забрались даже на окрестные деревья, люди образовали вокруг этого места пустое пространство, наполненное таким молчанием и напряжением, словно из-за них и произошли все беды. А на лицах людей, оказавшихся поблизости, Лотар читал тревогу и даже страх, лишь в самом крайнем случае – любопытство. Наверное, до конца дней на меня будут смотреть так, подумал Лотар и отвернулся к камню.
Но и камень не понравился ему. Закопченный, огромный, он казался еще большим в этом потоке рвущихся к небу прозрачных языков огня, несокрушимым, угрожающим, словно действительно по своей воле принес в этот мир горькую беду.
– Это бессмысленно, – снова прошептал Лотар.
– Знаю, и многие знают, но так будет лучше. Хоть какая-то гарантия.
Лотар повернулся. Это был Кнебергиш. Он застенчиво улыбался и осторожно, словно не знал, стоит ли, протягивал руку.
– Я еще не поблагодарил тебя за все, что ты сделал для меня.
Лотар машинально пожал протянутую руку.
– Я сделал это для всех.
Кнебергиш улыбнулся, заметив приближающегося князя, с облегчением отошел и уже издалека крикнул:
– Это будет правильно!
Десятка три людей длинными металлическими баграми растащили кучи пылающих дров, и сразу пламени, треска, шума стало меньше. Камень остался лежать почти так, как лежал все эти тысячелетия, еще до того, как сюда пришли люди, – нагой и темный. Только трава была выжжена на много десятков футов вокруг да жар прозрачными, как свет, волнами прокатывался по его бокам. От такого страшного жара можно было спалить целый город, если бы камень вдруг покатился на дома.
Внезапно стало очень тихо. На покрытый красным ковром пригорок вступил князь. Его принесли уже знакомые Лотару носильщики. Каким-то образом они сделали все так, что их работа свидетельствовала не о немощи Тизуна, а лишь добавляла торжественности и значения наступившему моменту. Глаза князя сверкали любопытством и удовольствием – давненько ему не случалось совершать такую прогулку. И кто знает, удастся ли совершить еще одну до того, как пелена смерти закроет его глаза.
Рядом стояла княжна. Она была чудо как хороша, и Лотар на мгновение понял восхищение Рубоса. Лицо ясное, взгляд прямой – настоящая аристократка, способная сохранить власть в своих руках и не выпускать ее ни при каких обстоятельствах. Рядом с ней стоял Крамис, единственный ее друг, с которым она вместе росла, и Амирада.
Амирада очень переживала, что главным предателем оказался ее родственник, но все же появилась на людях. Она оправится от этого удара, решил Лотар, непременно оправится.
– Как думаешь, – спросил Лотар Сухмета, – получится?
Сухмет только вздохнул:
– Я рассчитывал это сооружение почти неделю и еще столько же строил его. Поэтому, если гидравлики ничего не напутают, все должно получиться.
К князю стали подводить послов из соседних княжеств. Иногда они прибывали с небольшими дружинами, но большую часть этих вояк в город не пустили, потому что ослабленный Мирам должен был думать о безопасности. Впрочем, послов, чтобы засвидетельствовать победу истинной власти и втайне проверить намерения Светоки относительно замужества, все равно в городе собралось немало. Дипломатические церемонии грозили отнять слишком много времени.
Но Рубос действовал решительно. Он приблизился к князю и произнес так, что его услышали даже в задних рядах:
– Князь, камень остывает. Прикажи начать.
– Ну что же, – промямлил Тизун, бросив взгляд на невозмутимую Светоку, – я не против. Начинай. Покажи, что вы тут устроили.
Рубос бросился к солдатам, стоящим возле желоба, и махнул рукой. Тут же этот сигнал передали вверх, потом еще выше, потом еще… И минуты не прошло, как где-то далеко раздались тугие удары – рабочие выбивали заслонки. И вдруг… Желоб застонал, заскрипел, по нему прокатилась дрожь, и он начал раскачиваться все сильнее. Приближалось самое главное.
Мельком Лотар заметил, что Светока смотрит на камень, а стоит Рубосу отвернуться, как она поворачивает к нему головку, как цветок к солнцу. Лотар вздохнул. Что ни говори, а все было правильно. Его друг это заслужил.
Потом из нависших над камнем четырех небольших желобков потекли струйки воды, превратились в потоки, стали полнее, сильнее…
Первые струи воды, упавшие на камень, отлетели в сторону, словно палка от боевого щита. Потом они стали рассыпаться на множество капель, раздался треск, шипение… А когда вода, забурлив, прозрачным огромным пологом, на мгновение зависнув над камнем, вдруг разом хлынула на него, жара камня уже не хватило, чтобы с ней справиться, и вверх ударил фонтан жаркого пара.
Толпа даже не шелохнулась, хотя в первых рядах послышались крики. Это ветерок отнес клубы пара на людей и обжег их, к счастью, не очень серьезно. Скорее дополнительное развлечение, чем большая неприятность.
Вода уже заливала камень. Клубы пара поднимались все реже… и ничего не происходило…
Вдруг оглушительный грохот поднялся, казалось, к самым небесам. Толпа откачнулась назад. С боков камня стали отваливаться куски в рост человека, обнажая новые, раскаленные пуще прежнего слои скалы.
Вода все прибывала, куски откатывались далеко, камень пытался сохранить свой жар… И тут, еще больше напугав толпу, он лопнул и развалился на три неравные части. Вода победила, расчет Сухмета оказался правильным. Ужас каменных собак исчез из сознания обывателей.
Толпа зашумела, радостные крики стали заглушать шипение пара и щелчки все еще разваливающегося камня. Это была победа. Лотар повернулся к Сухмету и тут заметил, что сразу за восточником стоит почтенный Шув, сморщенный от удовольствия больше обычного. Лотар посмотрел на его взволнованное лицо, оглядел толпу, взглянул на князя и Светоку с Рубосом. Снова перевел внимательный взгляд на победно улыбающегося восточника.
– Знаешь, Сухмет, я ошибался, это действительно стоило сделать.
И не стал уточнять, что имел в виду.
По широкому, открытому, как восточный арык, желобу к камню направили ручей. Чтобы вода залила весь камень разом, большой желоб, в котором без труда с головой помещался Рубос, развели на четыре более мелких. Это значило, что вода хлынет на камень со всех сторон, словно его бросят в огромную чашу.
Наконец все было готово. Весть об этом разнеслась по городу, хотя никто специально не предупреждал людей, что главное событие произойдет именно сегодня.
Лотар посмотрел на огромный валун и вспомнил, как в нем исчезали с бледными вспышками собаки, как он обнаружил, что именно из этого камня, как из норы, выходят чудовища, вспомнил, как княжеский совет, состоящий из самых видных жителей города – из «новой знати», как ее назвал один уличный куплетист – решал, что с этим камнем сделать.
Довольно долго обсуждали возможность скатить его в море, в надежде, что он, упав с обрыва, разобьется. И хотя эту идею, подкупившую многих своей простотой, защищала едва ли не половина нового совета, от нее все-таки отказались. Побоялись, что камень не расколется, даже если сверзится с высоты в сотню ярдов. Тогда уж к нему в воде точно никто не сможет подобраться. Кроме разве что собак.
Некоторые купцы, привыкшие считать каждый трудом и потом заработанный грош, высказались, что, мол, и это неплохо, но потом все согласились, что в море камень сбросят только после того, как расколют его на мелкие кусочки.
На том и порешили. Дым, огромные желоба, целых три рощицы, сведенные под дрова для гигантского костра… Лотар, глядя на вырубаемые деревца, возмутился было и попробовал объяснить князю, что это бессмысленно, что не камень причиной тому, что из него появлялись собаки, но тот и слушать ничего не захотел. Вернее, не захотела понять Светока, а уж потом и князь. Тизун после смерти Прачиса стал слушать княжну как оракула и не спорил с ней. А она считала, что, даже если это и дорого, нужно помочь людям поскорее забыть эти два месяца кошмаров, когда Мирамом правил страх перед каменными псами.
Даже Рубос, которому Лотар попробовал разъяснить свои соображения, чтобы он передал их княжне, с которой становился все дружнее и на которую смотрел со слепым обожанием, отказался ему помогать, сославшись на то, что для костра свозят в основном вывороченные собаками, уже мертвые деревья.
Вот так все и получилось, а теперь и поделать с этим что-либо было невозможно. Все было готово, ждали только князя и княжну – наследницу престола.
Помимо Рубоса тут командовал еще и Кнебергиш. В последние дни он стал спокойнее, увереннее. У него опять появилась практика, но он многим больным отказывал в помощи. Это было мелкой и в общем-то недостойной местью за пережитый страх. Лотар видел, что люди это понимают, как понимают и то, что пройдет месяц-другой, их главный лекарь окончательно придет в себя и опять начнет их поругивать, ворчать, ставить новые эксперименты, которых на этот раз никто, конечно, уже не испугается, но главное – опять будет лечить.
Сейчас толпа стояла за кругом выжженной многодневным пламенем травы. Когда кому-нибудь от жара становилось невтерпеж, он отходил в задние ряды, обливаясь потом, задыхаясь, как будто выныривал из глубокого пруда. Тут же на его место вставал другой зевака, который опасался хоть что-нибудь пропустить, хотя пропускать пока было нечего – ничего еще не происходило.
К Лотару подошел Рубос.
– Как думаешь, не пора ли костер растаскивать? – спросил он то ли Лотара, то ли Сухмета.
Старый восточник поднял голову, словно петух, собирающийся пропеть свою утреннюю побудку, прищурился, потом посмотрел, как сверкает на его тонком, смуглом пальце печатка, которую Лотар получил от князя как часть платы за изгнание собак, и ответил:
– Княжеский кортеж только-только выехал из терема. Через пяток минут проедет ворота. Да, сейчас в самый раз растаскивать кострище.
Рубос тут же умчался к двум сотням своих подчиненных, занятых обслуживанием церемонии. Три четверти из них были осужденные бунтовщики, на которых от радости наложили не очень строгое наказание. Как-то раз Лотар заметил даже мордочку Крысенка. Как ни странно, после поражения он изменился к лучшему, похудел, успокоился, в нем пропал накал ненависти и появилась тоска по свободе и надежда, что со временем все поправится. Впрочем, Лотар быстро забыл об этой встрече.
Лотар повернулся к Сухмету и спросил:
– Понять не могу, зачем мы здесь. Ну, эти люди хоть верят в то, что таким образом избавятся от своего кошмара. А нам какое дело?
– Это результат твоей победы, господин мой. Твое присутствие важно для всех.
– М-да, результат, – прошептал Лотар и поглядел вокруг. Они стояли на небольшом возвышении, застеленном красным ковром, где должны были расположиться также Тизун со Светокой. И хотя толпе было тесно, а наиболее рьяные забрались даже на окрестные деревья, люди образовали вокруг этого места пустое пространство, наполненное таким молчанием и напряжением, словно из-за них и произошли все беды. А на лицах людей, оказавшихся поблизости, Лотар читал тревогу и даже страх, лишь в самом крайнем случае – любопытство. Наверное, до конца дней на меня будут смотреть так, подумал Лотар и отвернулся к камню.
Но и камень не понравился ему. Закопченный, огромный, он казался еще большим в этом потоке рвущихся к небу прозрачных языков огня, несокрушимым, угрожающим, словно действительно по своей воле принес в этот мир горькую беду.
– Это бессмысленно, – снова прошептал Лотар.
– Знаю, и многие знают, но так будет лучше. Хоть какая-то гарантия.
Лотар повернулся. Это был Кнебергиш. Он застенчиво улыбался и осторожно, словно не знал, стоит ли, протягивал руку.
– Я еще не поблагодарил тебя за все, что ты сделал для меня.
Лотар машинально пожал протянутую руку.
– Я сделал это для всех.
Кнебергиш улыбнулся, заметив приближающегося князя, с облегчением отошел и уже издалека крикнул:
– Это будет правильно!
Десятка три людей длинными металлическими баграми растащили кучи пылающих дров, и сразу пламени, треска, шума стало меньше. Камень остался лежать почти так, как лежал все эти тысячелетия, еще до того, как сюда пришли люди, – нагой и темный. Только трава была выжжена на много десятков футов вокруг да жар прозрачными, как свет, волнами прокатывался по его бокам. От такого страшного жара можно было спалить целый город, если бы камень вдруг покатился на дома.
Внезапно стало очень тихо. На покрытый красным ковром пригорок вступил князь. Его принесли уже знакомые Лотару носильщики. Каким-то образом они сделали все так, что их работа свидетельствовала не о немощи Тизуна, а лишь добавляла торжественности и значения наступившему моменту. Глаза князя сверкали любопытством и удовольствием – давненько ему не случалось совершать такую прогулку. И кто знает, удастся ли совершить еще одну до того, как пелена смерти закроет его глаза.
Рядом стояла княжна. Она была чудо как хороша, и Лотар на мгновение понял восхищение Рубоса. Лицо ясное, взгляд прямой – настоящая аристократка, способная сохранить власть в своих руках и не выпускать ее ни при каких обстоятельствах. Рядом с ней стоял Крамис, единственный ее друг, с которым она вместе росла, и Амирада.
Амирада очень переживала, что главным предателем оказался ее родственник, но все же появилась на людях. Она оправится от этого удара, решил Лотар, непременно оправится.
– Как думаешь, – спросил Лотар Сухмета, – получится?
Сухмет только вздохнул:
– Я рассчитывал это сооружение почти неделю и еще столько же строил его. Поэтому, если гидравлики ничего не напутают, все должно получиться.
К князю стали подводить послов из соседних княжеств. Иногда они прибывали с небольшими дружинами, но большую часть этих вояк в город не пустили, потому что ослабленный Мирам должен был думать о безопасности. Впрочем, послов, чтобы засвидетельствовать победу истинной власти и втайне проверить намерения Светоки относительно замужества, все равно в городе собралось немало. Дипломатические церемонии грозили отнять слишком много времени.
Но Рубос действовал решительно. Он приблизился к князю и произнес так, что его услышали даже в задних рядах:
– Князь, камень остывает. Прикажи начать.
– Ну что же, – промямлил Тизун, бросив взгляд на невозмутимую Светоку, – я не против. Начинай. Покажи, что вы тут устроили.
Рубос бросился к солдатам, стоящим возле желоба, и махнул рукой. Тут же этот сигнал передали вверх, потом еще выше, потом еще… И минуты не прошло, как где-то далеко раздались тугие удары – рабочие выбивали заслонки. И вдруг… Желоб застонал, заскрипел, по нему прокатилась дрожь, и он начал раскачиваться все сильнее. Приближалось самое главное.
Мельком Лотар заметил, что Светока смотрит на камень, а стоит Рубосу отвернуться, как она поворачивает к нему головку, как цветок к солнцу. Лотар вздохнул. Что ни говори, а все было правильно. Его друг это заслужил.
Потом из нависших над камнем четырех небольших желобков потекли струйки воды, превратились в потоки, стали полнее, сильнее…
Первые струи воды, упавшие на камень, отлетели в сторону, словно палка от боевого щита. Потом они стали рассыпаться на множество капель, раздался треск, шипение… А когда вода, забурлив, прозрачным огромным пологом, на мгновение зависнув над камнем, вдруг разом хлынула на него, жара камня уже не хватило, чтобы с ней справиться, и вверх ударил фонтан жаркого пара.
Толпа даже не шелохнулась, хотя в первых рядах послышались крики. Это ветерок отнес клубы пара на людей и обжег их, к счастью, не очень серьезно. Скорее дополнительное развлечение, чем большая неприятность.
Вода уже заливала камень. Клубы пара поднимались все реже… и ничего не происходило…
Вдруг оглушительный грохот поднялся, казалось, к самым небесам. Толпа откачнулась назад. С боков камня стали отваливаться куски в рост человека, обнажая новые, раскаленные пуще прежнего слои скалы.
Вода все прибывала, куски откатывались далеко, камень пытался сохранить свой жар… И тут, еще больше напугав толпу, он лопнул и развалился на три неравные части. Вода победила, расчет Сухмета оказался правильным. Ужас каменных собак исчез из сознания обывателей.
Толпа зашумела, радостные крики стали заглушать шипение пара и щелчки все еще разваливающегося камня. Это была победа. Лотар повернулся к Сухмету и тут заметил, что сразу за восточником стоит почтенный Шув, сморщенный от удовольствия больше обычного. Лотар посмотрел на его взволнованное лицо, оглядел толпу, взглянул на князя и Светоку с Рубосом. Снова перевел внимательный взгляд на победно улыбающегося восточника.
– Знаешь, Сухмет, я ошибался, это действительно стоило сделать.
И не стал уточнять, что имел в виду.