Страница:
Голова Ладошникова - выражаясь точнее, голова академика Ладошникова тоже стала седой. Лишь лохматые брови устояли, не поддались времени, остались сивыми.
Худощавый, немного сутулящийся, Михаил Михайлович что-то буркнул о переменах, происшедших в моей внешности, и усадил на диван, куда я положил и папки с рукописью. Естественно, я рассказал про недавнюю встречу с Бережковым, про его загадочную фразу относительно "рокового закона".
Ладошников усмехнулся.
- Секрета в этом нет...
И поведал следующую историю.
Как-то после войны один известный московский художник выразил желание написать портрет Бережкова. Тот, польщенный, согласился. Поначалу это было тайной от жены и друзей. Лишь впоследствии близкие установили, что перед сеансами Бережков каждый раз прибегал к услугам парикмахера, выезжал в мастерскую художника тщательно выбритый, в парадном, подбитом ватой генеральском мундире, при всех звездах, орденах и медалях. Дознавшись, Валентина Дмитриевна попробовала вмешаться, но Бережков объявил:
- Художник на правильном пути. Я сам руковожу его работой.
За несколько дней до открытия выставки, где среди прочих полотен должен был экспонироваться и портрет Бережкова, он повез своих близких полюбоваться законченным произведением. Случайно в Москве находился Ладошников. Бережков пригласил и его.
Наш герой был изображен во весь рост. Золотые пуговицы, погоны были выписаны с завидным мастерством. На зрителя смотрели красивые голубые глаза.
- Ну как? Что скажете? - допытывался, волнуясь, Бережков, будто он сам был автором картины.
Собравшиеся отмалчивались. Ладошников сказал:
- Поедем-ка к тебе. Потолкуем за стаканом чаю.
У Бережковых Ладошников сразу прошагал в кабинет хозяина, прошелся взглядом по книжным шкафам.
- Где-то здесь я видел книгу "Мастера искусства об искусстве".
- По-моему, была, - неуверенно сказал Бережков. - Да, помнится, я покупал когда-то.
- И прочел?
- А как же?! - не сморгнув, ответствовал Бережков.
Книга была общими усилиями отыскана. Ладошников полистал ее, открыл "Мысли об искусстве" знаменитого французского скульптора Родена, отчеркнул несколько абзацев, подал Бережкову. Тому пришлось проглотить горькую пилюлю. Читатель, надеюсь, не посетует, если мы приведем эти абзацы, мысли Родена, отмеченные рукой Ладошникова. Вот они:
"По какому-то непонятному и роковому закону заказывающий свой портрет всеми силами противодействует таланту художника, которого сам же выбрал.
Человек очень редко видит себя таким, каким он есть, а если даже и знает себя, то неприятно поражен, когда художник передает его наружность правдиво.
Он желает быть представлен в самом безличном и банальном виде официальной или светской куклы. Его личность должна быть совершенно поглощена его должностью и положением в свете. Прокурору интересна только его тога, а генералу - расшитый золотом мундир.
...Чем напыщеннее портрет или бюст, чем он более похож на безжизненную деревянную куклу, тем больше он удовлетворяет клиента".
- Я бы на твоем месте не появлялся в залах выставки, пока там будет красоваться твой портрет, - посоветовал Ладошников.
В итоге разговора, участницами которого явились и две "строгие девочки" - жена и старшая дочь Бережкова, - наш герой дал слово своему другу никогда больше не быть приемщиком-собственных портретов.
Ладошников согласился прочесть рукопись. Несколько дней спустя я вновь побывал у него. Роман был уже прочитан.
Михаил Михайлович начал свой отзыв так:
- Оказывается, в вашем деле тоже бывают удивительные случаи.
Отвечая на немой вопрос, выразившийся на моем лице, он пояснил:
- Бережков нафантазировал, вы нафантазировали, а в результате...
Я подхватил, уловив одобрение в его тоне:
- Минус на минус дает плюс?
- Некоторые минусы все же остались... Но вы, пожалуй, от них не избавитесь. Они в натуре вашего рассказчика. Уж очень красочно наш уважаемый Бережков расписывает минуты своих озарений... Впрочем, писателю указывать не берусь.
Но я настоял, чтобы Ладошников высказался.
- В качестве своего героя вы взяли безусловно талантливого человека, - продолжал Ладошников. - Но особенности его таланта вовсе не являются наиболее характерными или самыми распространенными. На вашем месте я бы это подчеркнул. Бережков лишь один из многих, не похожих друг на друга по стилю работы конструкторов. Кроме того, нам-то всем это хорошо известно, он слишком любит распространяться о себе. И порой забывает о своих помощниках, товарищах, о коллективе, главой, душой которого является автор-конструктор.
- А вы, Михаил Михайлович, по-иному изложили бы все эти вопросы творчества?
- Я? Несомненно. Да и всякий иной из наших конструкторов тоже изложил бы по-своему. Но это была бы уже другая книга.
- Другая книга?
- Да. И такая же толстая.
- Михаил Михайлович, может быть, мы с вами возьмемся за нее?!
- Что ж, пожалуй, дело стоящее...
Друг читатель, могу тебе сообщить: беседы с Ладошниковым начаты. Хочется после "Жизни Бережкова" дать еще одну книгу о конструкторе конструкторе совсем иного склада.
1940 - 1956
Комментарии
Т а л а н т (Жизнь Бережкова)
Впервые - "Новый мир", 1956, NoNo 1 - 5 под названием "Жизнь Бережкова". Первоначально роман носил название "Талант", но вышел в свет и был переиздай как "Жизнь Бережкова". В последнем прижизненном издании (М., "Художественная литература", 1969) автор вернулся к прежнему названию.
"Происхождение романа таково, - писал Бек. - Военное издательство замыслило выпустить большую книгу в память погибшего в трагической аварии Петра Ионовича Баранова (прототип одного из персонажей "Таланта" - Дмитрия Ивановича Родионова. - Т. Б.), в прошлом в течение многих лет начальника Советских Военно-Воздушных Сил, а затем руководителя авиационной промышленности нашей страны. Дело ставилось по образцу горьковского "кабинета". Были привлечены "беседчики". Среди них вновь оказался и я. В ту пору были только что совершены исторические перелеты на Северный полюс и в Америку. Мне поручили повстречаться с создателями самолетов и моторов, производственниками и конструкторами... В итоге этих встреч в воображении возник еще неотчетливый, невыкристаллизовавшийся образ героя книги..." (См. подробнее "Страницы жизни" - т. I наст. издания, с. 42).
В 1940 году Бек приступил к непосредственной работе над "Талантом", которая была прервана войной. Уходя на фронт, писатель спрятал рукопись незавершенного романа и около двадцати блокнотов записей бесед, к нему относящихся, под лестницей дачного дома, где он работал до войны. Эти материалы в 1942 году сгорели. Уцелели лишь один из блокнотов и несколько листков рукописи. Сохранилось и начало романа, находившееся в другом месте.
После окончания войны, в 1945 году, Бек вернулся к систематической работе над романом. Во вступлении к одному из его черновых вариантов писатель рассказывает: "По уцелевшим листкам, этим своего рода обломкам, а также по памяти я долго восстанавливал погибшую рукопись. Порой приходилось вновь беспокоить тех, у кого я когда-то черпал материалы для книги... Набрасывая страницу за страницей, чтобы заполнить этой новой кладкой огромные проломы в рукописи, я порой сам удивлялся: получалось не по-прежнему. Мой герой уже как бы не слушался меня; не считался с принятым мною решением; разговаривал, действовал уже как бы помимо моей воли..." (Архив Бека).
В 1948 году роман был завершен и сдан в редакцию журнала "Новый мир". Высоко оценив его достоинства, редколлегия, возглавляемая в то время К. М. Симоновым, предложила, однако, план для переработки романа, в целом принятый автором.
Сохранив прежнюю композиционную структуру "Таланта", писатель создал ряд новых сцен и эпизодов (штурм Кронштадта, линия "строгой девочки" и пр.), сократил рассказ о блужданиях героя во времена нэпа, значительно расширил роль Н. Е. Жуковского, показал участие коллектива в создании мотора, ввел образ конструктора Ладошникова. "Дать атмосферу созидания, творчества, романтики, раскрепощения сил России, вдохновляющую молодого конструктора, героя романа..." - так определил Бек коренную задачу переработки романа в письме к А. Т. Твардовскому, в 1950 году пришедшему на пост главного редактора "Нового мира" (там же).
В 1951 году, в процессе пересоздания образа Соловьева, - такова была фамилия главного героя "Таланта", впоследствии Бережкова, - Бек записывает в дневнике: "...Вчера мне подумалось: в старом, прежнем "Таланте" я как бы сфотографировал... представителя, выразителя "нового поколения". Конечно, оно частью таково. Но это не торжествующий тип. Не должен быть торжествующим. И я гораздо лучше покажу время, эпоху, если дам нового Соловьева, - если покажу, как время его изменяет. И роман станет также средством такого изменения. Хочется сохранить колорит Соловьева, - его остроумие, легкомыслие, "искристость" (т а м ж е).
Не меньшее место в размышлениях автора над новой концепцией романа занимал образ Ладошникова, введенный в повествование как принципиально иной тип конструктора, цельный и бескомпромиссный (не случайно в одной из записей к "Таланту" Бек сравнивает Ладошникова с инженером Макарычевым, героем своих первых произведений о доменщиках). "Новое действующее лицо конструктор самолетов, на два-три года старше Соловьева... Этот человек должен играть такую роль в романе, чтобы название "Талант" могло бы относиться и к нему..." - писал Бек в тетради 1951 года, озаглавленной им "Заметки к переработке романа "Талант" (т а м ж е). В дневнике того же года читаем: "Исключительно важна линия Ладошникова. Его задавил старый режим, ему открыл новый - простор для творчества... Надо, чтобы читатель почувствовал, пережил это. Рисовать Ладошникова, все время рисовать Ладошникова (у Жуковского, далее под Кронштадтом). Выражать идею произведения (новую идею)..." (т а м ж е).
Формулировка этой "новой идеи" романа, вложенная автором в уста Н. Е. Жуковского, пришла к писателю после выступления А. Твардовского на юбилейном вечере А. Фадеева.
"Приведя последние слова из "Разгрома" "Надо было жить и исполнять свои обязанности", - записывает Бек в дневнике 25 декабря 1951 года, Твардовский сказал, что талант - это обязанность. Человек, получивший дар из духовной сокровищницы народа, обязан отдать народу этот дар. ...И вместе с тем, - продолжал Тв[ардовский], - талант - это глубокая страстная личная потребность высказаться, отдать народу то, чем ты владеешь.
В его формуле "талант - это обязанность" дано преодоление индивидуализма, индивидуалистической трактовки таланта.
Эту мысль положу в основу моего "Таланта". Она очень плодотворна. Носителем этой мысли будет Ладошников, а потом и сам Соловьев. Вообще, весь роман будет подводить к этому" (т а м ж е).
По выходе в свет роман получил высокую оценку критики. Наталья Соколова, автор обширной рецензии на появившуюся в "Новом мире" "Жизнь Бережкова", отмечала жанровую самобытность этого романа с "очерковым привкусом, особым документальным колоритом" и своеобразие его тематики: "У нас много критических заклинаний о радости труда, о романтике созидательной деятельности человека, но много ли произведений, где это выражено хотя бы с той силой, с какой воспето жизнерадостное трудолюбие цехового мастера эпохи Возрождения Кола Брюньона? Оптимистическая, задорная вещь А. Бека, искрящаяся блестками юмора, вся пронизана радостью творческого усилия, трудового напряжения, радостью борьбы, как бы она ни была трудна, борьбы с сопротивлением материала и сопротивлением людей" ("Судьба таланта", - "Литературная газета", 1956, 10 июля, No 81, с. 3).
При подготовке к отдельному изданию (М., "Советский писатель", 1957) Бек пересмотрел в ряде случаев принцип членения романа на главы, а также ввел в него отсутствовавшие в журнальной редакции вставные рассказы "Пергамент" и "Картина" (часть вторая) и четыре главы об открытом партийном собрании в АДВИ (часть шестая, главы 4 - 7).
Роман печатается по последнему прижизненному изданию: М., "Художественная литература", 1969.
Стр. 15. "...о т е ц р у с с к о й а в и а ц и и, к а к о н н а з в а н в д е к р е т е, п о д п и с а н н о м В. И. Л е н и н ы м". - Декрет Совета Народных Комиссаров 1920 года об учреждении премии им. Н. Е. Жуковского за лучшие труды по математике и механике, об издании его трудов, а также о ряде льгот для самого ученого.
Стр. 30. "Т о н а-Б е н г е" - роман Герберта Уэллса.
Стр. 52. "...к т о-т о и з т о в а р и щ е й п р о з в а л е г о п о в е л и т е л е м м у х..." - Прозвище дано по аналогии с названием романа Гофмана "Повелитель блох".
Стр. 197. "Р о к о в а я м и н у т а п р и б л и ж а л а с ь..." Цитата из неоконченного романа Пушкина "Арап Петра Великого".
Стр. 299. "Р о с с и я, н и щ а я Р о с с и я!.." - Строка из стихотворения А. Блока "Россия".
Стр. 354. "В о й н а н е у м о л и м а..." - цитата из работы В. И. Ленина "Грозящая катастрофа и как с ней бороться" (1917) - см. Полн. собр. соч., т. 34, с. 198.
Стр. 485. "Б у д е т б у р я, м ы п о с п о р и м и п о м у ж е с т в у е м с н е й!.." - Строка из стихотворения Н. Языкова "Пловец" ("Нелюдимо наше море...".
Худощавый, немного сутулящийся, Михаил Михайлович что-то буркнул о переменах, происшедших в моей внешности, и усадил на диван, куда я положил и папки с рукописью. Естественно, я рассказал про недавнюю встречу с Бережковым, про его загадочную фразу относительно "рокового закона".
Ладошников усмехнулся.
- Секрета в этом нет...
И поведал следующую историю.
Как-то после войны один известный московский художник выразил желание написать портрет Бережкова. Тот, польщенный, согласился. Поначалу это было тайной от жены и друзей. Лишь впоследствии близкие установили, что перед сеансами Бережков каждый раз прибегал к услугам парикмахера, выезжал в мастерскую художника тщательно выбритый, в парадном, подбитом ватой генеральском мундире, при всех звездах, орденах и медалях. Дознавшись, Валентина Дмитриевна попробовала вмешаться, но Бережков объявил:
- Художник на правильном пути. Я сам руковожу его работой.
За несколько дней до открытия выставки, где среди прочих полотен должен был экспонироваться и портрет Бережкова, он повез своих близких полюбоваться законченным произведением. Случайно в Москве находился Ладошников. Бережков пригласил и его.
Наш герой был изображен во весь рост. Золотые пуговицы, погоны были выписаны с завидным мастерством. На зрителя смотрели красивые голубые глаза.
- Ну как? Что скажете? - допытывался, волнуясь, Бережков, будто он сам был автором картины.
Собравшиеся отмалчивались. Ладошников сказал:
- Поедем-ка к тебе. Потолкуем за стаканом чаю.
У Бережковых Ладошников сразу прошагал в кабинет хозяина, прошелся взглядом по книжным шкафам.
- Где-то здесь я видел книгу "Мастера искусства об искусстве".
- По-моему, была, - неуверенно сказал Бережков. - Да, помнится, я покупал когда-то.
- И прочел?
- А как же?! - не сморгнув, ответствовал Бережков.
Книга была общими усилиями отыскана. Ладошников полистал ее, открыл "Мысли об искусстве" знаменитого французского скульптора Родена, отчеркнул несколько абзацев, подал Бережкову. Тому пришлось проглотить горькую пилюлю. Читатель, надеюсь, не посетует, если мы приведем эти абзацы, мысли Родена, отмеченные рукой Ладошникова. Вот они:
"По какому-то непонятному и роковому закону заказывающий свой портрет всеми силами противодействует таланту художника, которого сам же выбрал.
Человек очень редко видит себя таким, каким он есть, а если даже и знает себя, то неприятно поражен, когда художник передает его наружность правдиво.
Он желает быть представлен в самом безличном и банальном виде официальной или светской куклы. Его личность должна быть совершенно поглощена его должностью и положением в свете. Прокурору интересна только его тога, а генералу - расшитый золотом мундир.
...Чем напыщеннее портрет или бюст, чем он более похож на безжизненную деревянную куклу, тем больше он удовлетворяет клиента".
- Я бы на твоем месте не появлялся в залах выставки, пока там будет красоваться твой портрет, - посоветовал Ладошников.
В итоге разговора, участницами которого явились и две "строгие девочки" - жена и старшая дочь Бережкова, - наш герой дал слово своему другу никогда больше не быть приемщиком-собственных портретов.
Ладошников согласился прочесть рукопись. Несколько дней спустя я вновь побывал у него. Роман был уже прочитан.
Михаил Михайлович начал свой отзыв так:
- Оказывается, в вашем деле тоже бывают удивительные случаи.
Отвечая на немой вопрос, выразившийся на моем лице, он пояснил:
- Бережков нафантазировал, вы нафантазировали, а в результате...
Я подхватил, уловив одобрение в его тоне:
- Минус на минус дает плюс?
- Некоторые минусы все же остались... Но вы, пожалуй, от них не избавитесь. Они в натуре вашего рассказчика. Уж очень красочно наш уважаемый Бережков расписывает минуты своих озарений... Впрочем, писателю указывать не берусь.
Но я настоял, чтобы Ладошников высказался.
- В качестве своего героя вы взяли безусловно талантливого человека, - продолжал Ладошников. - Но особенности его таланта вовсе не являются наиболее характерными или самыми распространенными. На вашем месте я бы это подчеркнул. Бережков лишь один из многих, не похожих друг на друга по стилю работы конструкторов. Кроме того, нам-то всем это хорошо известно, он слишком любит распространяться о себе. И порой забывает о своих помощниках, товарищах, о коллективе, главой, душой которого является автор-конструктор.
- А вы, Михаил Михайлович, по-иному изложили бы все эти вопросы творчества?
- Я? Несомненно. Да и всякий иной из наших конструкторов тоже изложил бы по-своему. Но это была бы уже другая книга.
- Другая книга?
- Да. И такая же толстая.
- Михаил Михайлович, может быть, мы с вами возьмемся за нее?!
- Что ж, пожалуй, дело стоящее...
Друг читатель, могу тебе сообщить: беседы с Ладошниковым начаты. Хочется после "Жизни Бережкова" дать еще одну книгу о конструкторе конструкторе совсем иного склада.
1940 - 1956
Комментарии
Т а л а н т (Жизнь Бережкова)
Впервые - "Новый мир", 1956, NoNo 1 - 5 под названием "Жизнь Бережкова". Первоначально роман носил название "Талант", но вышел в свет и был переиздай как "Жизнь Бережкова". В последнем прижизненном издании (М., "Художественная литература", 1969) автор вернулся к прежнему названию.
"Происхождение романа таково, - писал Бек. - Военное издательство замыслило выпустить большую книгу в память погибшего в трагической аварии Петра Ионовича Баранова (прототип одного из персонажей "Таланта" - Дмитрия Ивановича Родионова. - Т. Б.), в прошлом в течение многих лет начальника Советских Военно-Воздушных Сил, а затем руководителя авиационной промышленности нашей страны. Дело ставилось по образцу горьковского "кабинета". Были привлечены "беседчики". Среди них вновь оказался и я. В ту пору были только что совершены исторические перелеты на Северный полюс и в Америку. Мне поручили повстречаться с создателями самолетов и моторов, производственниками и конструкторами... В итоге этих встреч в воображении возник еще неотчетливый, невыкристаллизовавшийся образ героя книги..." (См. подробнее "Страницы жизни" - т. I наст. издания, с. 42).
В 1940 году Бек приступил к непосредственной работе над "Талантом", которая была прервана войной. Уходя на фронт, писатель спрятал рукопись незавершенного романа и около двадцати блокнотов записей бесед, к нему относящихся, под лестницей дачного дома, где он работал до войны. Эти материалы в 1942 году сгорели. Уцелели лишь один из блокнотов и несколько листков рукописи. Сохранилось и начало романа, находившееся в другом месте.
После окончания войны, в 1945 году, Бек вернулся к систематической работе над романом. Во вступлении к одному из его черновых вариантов писатель рассказывает: "По уцелевшим листкам, этим своего рода обломкам, а также по памяти я долго восстанавливал погибшую рукопись. Порой приходилось вновь беспокоить тех, у кого я когда-то черпал материалы для книги... Набрасывая страницу за страницей, чтобы заполнить этой новой кладкой огромные проломы в рукописи, я порой сам удивлялся: получалось не по-прежнему. Мой герой уже как бы не слушался меня; не считался с принятым мною решением; разговаривал, действовал уже как бы помимо моей воли..." (Архив Бека).
В 1948 году роман был завершен и сдан в редакцию журнала "Новый мир". Высоко оценив его достоинства, редколлегия, возглавляемая в то время К. М. Симоновым, предложила, однако, план для переработки романа, в целом принятый автором.
Сохранив прежнюю композиционную структуру "Таланта", писатель создал ряд новых сцен и эпизодов (штурм Кронштадта, линия "строгой девочки" и пр.), сократил рассказ о блужданиях героя во времена нэпа, значительно расширил роль Н. Е. Жуковского, показал участие коллектива в создании мотора, ввел образ конструктора Ладошникова. "Дать атмосферу созидания, творчества, романтики, раскрепощения сил России, вдохновляющую молодого конструктора, героя романа..." - так определил Бек коренную задачу переработки романа в письме к А. Т. Твардовскому, в 1950 году пришедшему на пост главного редактора "Нового мира" (там же).
В 1951 году, в процессе пересоздания образа Соловьева, - такова была фамилия главного героя "Таланта", впоследствии Бережкова, - Бек записывает в дневнике: "...Вчера мне подумалось: в старом, прежнем "Таланте" я как бы сфотографировал... представителя, выразителя "нового поколения". Конечно, оно частью таково. Но это не торжествующий тип. Не должен быть торжествующим. И я гораздо лучше покажу время, эпоху, если дам нового Соловьева, - если покажу, как время его изменяет. И роман станет также средством такого изменения. Хочется сохранить колорит Соловьева, - его остроумие, легкомыслие, "искристость" (т а м ж е).
Не меньшее место в размышлениях автора над новой концепцией романа занимал образ Ладошникова, введенный в повествование как принципиально иной тип конструктора, цельный и бескомпромиссный (не случайно в одной из записей к "Таланту" Бек сравнивает Ладошникова с инженером Макарычевым, героем своих первых произведений о доменщиках). "Новое действующее лицо конструктор самолетов, на два-три года старше Соловьева... Этот человек должен играть такую роль в романе, чтобы название "Талант" могло бы относиться и к нему..." - писал Бек в тетради 1951 года, озаглавленной им "Заметки к переработке романа "Талант" (т а м ж е). В дневнике того же года читаем: "Исключительно важна линия Ладошникова. Его задавил старый режим, ему открыл новый - простор для творчества... Надо, чтобы читатель почувствовал, пережил это. Рисовать Ладошникова, все время рисовать Ладошникова (у Жуковского, далее под Кронштадтом). Выражать идею произведения (новую идею)..." (т а м ж е).
Формулировка этой "новой идеи" романа, вложенная автором в уста Н. Е. Жуковского, пришла к писателю после выступления А. Твардовского на юбилейном вечере А. Фадеева.
"Приведя последние слова из "Разгрома" "Надо было жить и исполнять свои обязанности", - записывает Бек в дневнике 25 декабря 1951 года, Твардовский сказал, что талант - это обязанность. Человек, получивший дар из духовной сокровищницы народа, обязан отдать народу этот дар. ...И вместе с тем, - продолжал Тв[ардовский], - талант - это глубокая страстная личная потребность высказаться, отдать народу то, чем ты владеешь.
В его формуле "талант - это обязанность" дано преодоление индивидуализма, индивидуалистической трактовки таланта.
Эту мысль положу в основу моего "Таланта". Она очень плодотворна. Носителем этой мысли будет Ладошников, а потом и сам Соловьев. Вообще, весь роман будет подводить к этому" (т а м ж е).
По выходе в свет роман получил высокую оценку критики. Наталья Соколова, автор обширной рецензии на появившуюся в "Новом мире" "Жизнь Бережкова", отмечала жанровую самобытность этого романа с "очерковым привкусом, особым документальным колоритом" и своеобразие его тематики: "У нас много критических заклинаний о радости труда, о романтике созидательной деятельности человека, но много ли произведений, где это выражено хотя бы с той силой, с какой воспето жизнерадостное трудолюбие цехового мастера эпохи Возрождения Кола Брюньона? Оптимистическая, задорная вещь А. Бека, искрящаяся блестками юмора, вся пронизана радостью творческого усилия, трудового напряжения, радостью борьбы, как бы она ни была трудна, борьбы с сопротивлением материала и сопротивлением людей" ("Судьба таланта", - "Литературная газета", 1956, 10 июля, No 81, с. 3).
При подготовке к отдельному изданию (М., "Советский писатель", 1957) Бек пересмотрел в ряде случаев принцип членения романа на главы, а также ввел в него отсутствовавшие в журнальной редакции вставные рассказы "Пергамент" и "Картина" (часть вторая) и четыре главы об открытом партийном собрании в АДВИ (часть шестая, главы 4 - 7).
Роман печатается по последнему прижизненному изданию: М., "Художественная литература", 1969.
Стр. 15. "...о т е ц р у с с к о й а в и а ц и и, к а к о н н а з в а н в д е к р е т е, п о д п и с а н н о м В. И. Л е н и н ы м". - Декрет Совета Народных Комиссаров 1920 года об учреждении премии им. Н. Е. Жуковского за лучшие труды по математике и механике, об издании его трудов, а также о ряде льгот для самого ученого.
Стр. 30. "Т о н а-Б е н г е" - роман Герберта Уэллса.
Стр. 52. "...к т о-т о и з т о в а р и щ е й п р о з в а л е г о п о в е л и т е л е м м у х..." - Прозвище дано по аналогии с названием романа Гофмана "Повелитель блох".
Стр. 197. "Р о к о в а я м и н у т а п р и б л и ж а л а с ь..." Цитата из неоконченного романа Пушкина "Арап Петра Великого".
Стр. 299. "Р о с с и я, н и щ а я Р о с с и я!.." - Строка из стихотворения А. Блока "Россия".
Стр. 354. "В о й н а н е у м о л и м а..." - цитата из работы В. И. Ленина "Грозящая катастрофа и как с ней бороться" (1917) - см. Полн. собр. соч., т. 34, с. 198.
Стр. 485. "Б у д е т б у р я, м ы п о с п о р и м и п о м у ж е с т в у е м с н е й!.." - Строка из стихотворения Н. Языкова "Пловец" ("Нелюдимо наше море...".