одерживал верх. "Честный бойЇ -- думал Очисток, из последних сил сдерживая
Дракошкиуса, -- нашел простакаЇ Есть лишь одна честность на свете -- это моя
выгодаЇ"
Со всей колдовской мощью он взметнулся в воздух, не выпуская
противника, и, рухнув с ним на край волнолома, с маху насадил заклятого
врага на граненую стрелу обелиска. Острие вошло в спину, пронзив доверчивое
-- до последнего мига жизни -- сердце дракона.

Глава седьмая

    Равнение на вершину



Очисток счастливо захохотал, обратив лицо к небу. Собственное
могущество казалось ему беспредельным в эту минуту. Даже собачий уклон
бесследно пропал. Сквозь марево облаков -- или это почудилось колдуну? --
сверкнула вдруг в невыразимой дали крохотная яркая вспышка. "Это знамение!
-- мелькнула у него догадка. -- Запека ждет меняЇ"
Опершись о небоскреб, Очисток согнулся в дугу, головой поближе к входу.
-- Выбирайтесь! -- проревел он внутрь. -- Девчонки вперед! Малейшее
промедление -- буду отламывать по десять этажей и растирать в труху!
Выцарапаю всех, как мышей из норы, и уничтожу! Мне терять нечего!
-- Ты их не тронеш-ш-шь, подз-земная с-с-слизь!
Свистящий, вовсе не знакомый голос ударил колдуну в уши. Из дверей на
ступени неуклюжим комком выкатилась Неровня. Очисток изумленно сморщился.
-- Спятила, образина?! Это все стихи! Вон отсюда! Твое место внизу, с
тремя картофельными недоумками!
-- Я перешла на прозу, тайный с-с-советник!
Тело секретарши Глака вздулось шаром, разорвалось, и лохмотья серой
полупрозрачной кожуры залепили физиономию Очистка. Колдун, бормоча
проклятия, смахнул шелуху с лица.
Королевская кобра опоясывала здание семью тускло блестевшими кольцами.
Размеры ее потрясали воображение. Голова змеи с раздутым капюшоном мерно
покачивалась перед глазами Очистка.
Картомор выпрямился, отпрыгнул. Зеленый заколдованный меч вырос как
продолжение его кисти и, свистя, устремился вперед. Страшный удар обрушился
на голову кобры. Клинок разлетелся со звоном, осколки его засыпали асфальт.
-- ОбманЇ -- бормотал Очисток, отступая. -- ПредательствоЇ О, небо,
никому нельзя верить!.. Кто же ты, чудовище?!!
-- Родители дали мне прос-с-стое имя, -- шипела змея.--
Клара-Генриетта!Запомни его, это пос-с-следнее в твоей жиз-з-зни
знакомс-с-ство!..
Зачарованный Очисток уставился в немигающие, подернутые дымкой, как
сухой лед, глаза кобры. Никто не смотрел наверх. А там, в облаках, появился
круглый просвет, вспышка, замеченная колдуном, повторилась и засияла
устойчиво, и пророс из нее вниз, уперевшись в берег, в основание волнолома,
широкий светящийся луч. По нему, как по канату, скользила вниз с
убийственной скоростью маленькая золотисто-рыжая обезьянка. Вот она
ударилась оземь, и тотчас встал на ее месте исполинский, словно памятник
самому себе, Печенюшкин -- мальчик с солнечной шпагой в руке.
Колени Пиччи медленно согнулись. Не дыша, он склонился перед телом
Дракошкиуса, распростертым на волноломе. Каменное окровавленное острие
торчало из груди мертвого чародея.
-- УчительЇ -- шептал мальчик. Лицо Печенюшкина было неподвижным, и
только слезы безостановочно текли и текли по щекам. -- Я спешил, как мог,
гнал на форс-мажоре. Мы управились за шесть дней, вместо двух недель.
Простите меня, учительЇ
Он вскочил с колен, стремительно обернувшись к Очистку.
-- Ты думал, что я робот?! Машина?! Не умею ненавидеть?! Это мой личный
враг, Клара-Генриетта. Оставьте его мне!
-- Ну, вы извес-с-стный гуманис-с-ст, Пиччи, -- шелестела змея.
Казалось, будто медленно пересыпаются шершавые льдинки. -- Только, ес-с-сли
вы поклянетес-с-сьЇ
-- Клянусь! -- обещал мальчик. Он взмахнул рукой, и Очисток, застывший
под взглядом кобры, рухнул ниц. Широкий луч, проросший из точки за облаками,
переместился к горлу колдуна, лишив того возможности двигаться. Ураган стих.
-- Уводите всех с острова, Клара, -- медленно проговорил Печенюшкин. --
Оставьте нас. Больше ему коварство не поможет. Я позабочусьЇ Оставьте нас
вдвоем.


Тело Дракошкиуса возвышалось на палубе каменной громадой. Российский
авианосец "Кимры", входивший в состав международной флотилии спасения,
дрейфовал в полумиле от берега острова Люгера. На мачте авианосца был
приспущен андреевский флаг.
Лиза с трудом удерживала в руках тяжелый морской бинокль. Пальцы ее
дрожали, слезы застилали глаза. Впрочем, толку от бинокля все равно не было.
Едва кольцо земной флотилии начало расширяться, иссиня-черные тучи,
спустившись вниз, накрыли остров шапкой. Пересверки молний беззвучно гуляли
в тучах.
Федя, уничтоженный вовсе, сидел прямо на палубе, не поднимая лица.
Девочки, Фантолетта и кобра держались вместе, находя друг в друге поддержку.
Отдельной кучкой сбились рядом картоморы.
Ларри, Ужастик и Косоголовый кружили над островом в вертолете Люгера по
самой границе туч.
Ожидание длилось уже более часаЇ


Все прекратилось внезапно: черную выжженную почву острова залило
солнце. Медленно, как бы нехотя, из закопченных руин сложилось, поднимаясь,
и вновь побелело здание. Редкие, бурые вначале, пятна появились на земле,
слились и зазеленели. Клочок суши в океане -- арена безжалостной схватки --
опять приобретал райские чертыЇ
Пиччи появился на палубе, рядом с друзьями. Левую руку, странно
согнутую, он держал в кармане. Глаза мальчика, опустошенные, выцветшие,
смотрели вдаль, туда, где вместо обелиска возвышалась теперь белая статуя
дракона.
-- Что с рукой? -- бросилась к нему Алена. -- Больно?!
-- ЗаживетЇ -- мальчуган закусил губу. -- Знаешь, что он прошептал МНЕ,
умирая? "Мастер невозможногоЇ" Это я-тоЇ -- он растерянно и жалко улыбнулся.
-- Но ты оживишь Дракошкиуса? -- тревожно спрашивала девочка. -- Ты
должен. Разве герои умирают?
-- Я не могу этого сделатьЇ -- с трудом проговорил Печенюшкин. -- Он
дрался честно и погиб в бою. Я не БогЇ Но если появится хоть доля, хоть
зернышко надеждыЇ
-- Ты оживишь его, -- настойчиво, требовательно повторяла Алена. --
Ведь ты же мастерЇмастер?!


-- Конс-с-спирацияЇ -- оправдывалась Клара-Генриетта, свернувшись, как
встарь, клубком у Лизиных ног.
-- Что же ты? -- упрекала змею ее маленькая королева. -- Все время была
рядом, а Мурлыку Баюновича не уберегла!
-- Пос-с-слушай с-с-с с-с-самого начала, -- шипела змея. -- Мы с Пиччи
уже давно присматривали за картоморами. Ни одна живая душа не подозревала,
что Скороспелок и Неровня -- фантазильские разведчики. А чтобы я могла при
необходимости переметнуться в лагерь предателя, Скороспелок сам вписал в
досье Неровни чудовищную подробность. Служба безопасности якобы установила,
что королевская секретарша ночами, тайком, разрывала землю на огородах и
грызла СВЕЖУЮ МОРКОВЬ! Каково?! Такого агента Очисток не мог упустить. Он
попался на крючок, а я, как могла, дурачила покойного. СтихиЇ бр-р! Но
Печенюшкин уверял, что это психологически точная деталь. Самый
изобретательный разведчик, мол, в жизни не пойдет на такие муки, даже для
укрепления собственной легендыЇ
В экспедиции за бриллиантами и после я берегла вас, сестренки, как
зеницу ока. Вспомни, Лиза, выбегая из "мерседеса" к троллейбусу, ты ведь и
не думала брать с собой корзинку!
-- Разве?.. -- вскинулась Лиза. -- Ой, точно! Мне ее как будто прямо в
руку толкнуло! Как же я забыла?..
-- Лишь в самых крайних обстоятельствах мне позволялось открыться, --
продолжала змея. -- Очисток, доверяя мне, вручил ключ от камеры. Я и так
могла бы передвигаться везде, но боялась, что колдун заметит это.
Гуманитарная продовольственная помощь, проделки с телекамерой -- все
это упражнения твоей верной служанки, Лиза. А когда Симпомпончик, это
ничтожество, забрал у вас волшебные колечки и обходил после этого наши
камеры, я сразу стащила их и вертела до изнеможения. Так о нашем
местонахождении узнали друзья.
События принимали стремительный оборот. Тюремщик хотел пытать вас. А в
эту пору в камере картоморов как раз шла разборка, меня разоблачали как
предательницу. Пришлось быстрее признаваться, удирать и спешить к вам на
подмогу. Но Ларри успел раньше, спасибо ему. Тогда я кинулась наружу. Мне
удалось сдержать Очистка, не дать расправиться с вами до появления Пиччи.
Остальное вы знаете. Теперь суди, маленькая королева, виновна ли я в гибели
драконаЇ
-- Стоит ли искать виноватых, -- вмешался Печенюшкин, увидев, что Федя,
тихо скрипя зубами, рвет на груди вышитую рубаху. -- Я сделаю все,
перетряхну по странице, по строчке все волшебные книги, расшифрую все
пометки на полях, зароюсь в прошлое, буду угадывать варианты, в плоть
облекать вероятностиЇ Я сделаю все -- даю вам святое бразильское слово!..

Кожурка, Глазок и Клубень улетали с последней ракетой. Вторые сутки
длилось торжественное отбытие на Запеку народа картоморов. Величавые марши
заглушали рев космических двигателей.
Все это время Великий Маг Фантазильи не покидал трибуну для почетных
гостей. Давно закончилась основная прощальная церемония, отзвучали речи --
Федя стоял собранный, прямой, как струна. Ветер трепал его серебряно-рыжую
шевелюру, запутывался в бороде, отступал, пораженный стойкостью домового, и
вновь накидывался на взлетную площадку.
Подполковник спецкоманды "Честь" плакала на груди у Алены. Девочка же
сдерживалась, крепилась из деликатности, чтоб не расстраивать Кожурку еще
пуще -- ведь они расставались навсегда.
Впрочем, кто знает?.. Единственный картомор, связующая нить между
Землей и Запекой, оставался на родной планете. Да-да, не удивляйтесь, указом
Глака Печенюшкину были присвоены звания почетного картомора и кавалера
орденов Священной Картошки-Прародительницы всех четырех степеней.
Сам кавалер орденов на трибуне почти не присутствовал. Он сновал по
космодрому, подтаскивал капсулы с бриллиантами, заполнял емкости для
горючего, успевая перекидываться со всеми шутками, заверениями в дружбе,
обрывками совместных воспоминаний.
Чуть не забыли про полковника Ловчилу, сидевшего в заточении в башне
из-под бриллиантов. Вспомнил о нем, конечно же, Пиччи. Пришлось спешно
устраивать в Фантазилье внеочередной сбор Волшебного Совета, расколдовывать
башенку и освобождать беднягу. На последнем корабле улетал и Стебелек -- от
удалой клички "Ловчила" полковник отказывался теперь наотрез.
Вот и Алена заревела, не выдержав. Подружка ее, с трудом оторвавшись от
девочки, медленными шагами направилась к трапу. Клубень и Глазок застыли у
входного люка, отдавая честь.
-- Я Земля! Я своих не забуду питомцевЇ -- бормотал Федя, помимо воли.
Домовой всегда ухитрялся вспомнить цитату, подходящую к случаюЇ
Люк захлопнулся, рев двигателей раздался опять, нарастая. Ракета
медленно отделилась от земли, как бы выталкиваемая столбом голубого пламени,
и вдруг, в доли секунды набрав скорость, исчезла в небеЇ
Показался Печенюшкин, неутомимый, как муравей, с очередной
бриллиантовой капсулой на спине.
-- Пиччи!!! -- во все горло заорала Лиза, хотя тишина уже наступила. --
Ты что?! Все же улетели!
Мальчик сбросил капсулу на бетонное покрытие площадки.
-- Понимаешь, -- объяснял он, пряча глаза, -- немножко не рассчитал.
Как раз осталась одна ракета и еще порция топлива. А мне, хоть разбейся, к
вечеру надо быть на Венере. Там, оказывается, ТАКОЕ заворачивается!..
-- Ну вот, опять! -- возмутились сестры.
-- О вас позаботятся! -- уверял мальчуган. -- Рядом друзья, страшное
позади. Я скоро! Даже не прощаюсь!
Он лихо заправил футляр с топливом в бак одинокой ракеты, прыгнул в
люк, замахал руками на прощанье, крышка опустилась, ракета подпрыгнула и по
косой устремилась кратчайшим путем к Утренней Звезде.

-- Ну что, сжечь роман "Школьные годы"? Такая чепухаЇ
Лиза сидела дома на старом удобном стуле, устало сложив руки на широкой
полке стеллажа, служившей сестренкам столом.
-- А ты его закончила? -- рассеянно поинтересовалась Алена, уткнувшаяся
в какую-то бумажку.
-- Честно говоря, еще нет. Все равно. Уже и не хочется. Пиччи говорил:
если делаешь что-то, равняться стоит лишь на лучшие образцы. На вершину. И,
стиснув зубы, карабкаться туда, не боясь ободраться в кровь. Делай, что
должен, и помни:равнение на вершинуЇ Но ты еще маленькая, не поймешь,
наверно.
-- Это я маленькая?! -- возмутилась Алена. -- У меня память, например,
получше, чем у тебя, Лизочкина! Кто про колечки вспомнил? И про кукол, и про
этотЇ "мерседес"?
Крыть Лизе было нечем. Действительно, колечки, отданные
Кларой-Генриеттой Феде -- суматоха в связи с отъездом картоморов была
чрезвычайная, -- домовой отдать девочкам забыл. Тихий, неразговорчивый в
последние дни, он вообще казался полусонным. Переживал. Хорошо, педантичная
Аленка перед возвращением домой напомнила волшебникам все нерешенные
вопросы.
Теперь колечки вновь красовались на пальцах у сестер, вагон кукол Барби
двигался по России -- радовать сибирских детей, а "Мерседес-Печенюшкин-700"
пополнил автопарк станции "скорой помощи". Собственно, волшебные свойства
машина потеряла и потому перестала интересовать Лизу с Аленой. Правда,
Зайкин-папа, пробудившийся вместе с мамой и близкими родственниками от
долгого сна, был не слишком-то доволен судьбой лимузина. Но -- что делать!
Дочки распорядились подарком именно так.
Расставаясь, девочки даже поспорили немного с Кларой-Генриеттой, феей и
Великим Магом. Волшебники предлагали сделать так, чтобы жители Земли забыли
все происшедшее.
-- Вам житья не будет, Лизок! -- убеждала Фантолетта. -- Не дай Бог,
зазнаетесь, загордитесь. Такая слава в столь юном возрасте! Характер
испортится. А взрослые, надеясь на помощь чародеев в тяжелой ситуации,
станут еще беспечнейЇ
И все же после долгих обсуждений решено было не зачеркивать целую
страницу в истории Земли. Уж что случилось, то случилось. Волшебные силы
сказочно-свободной Фантазильи вновь ушли под землю, предоставив людям самим
творить свое будущее. Надолго? Навсегда? Кто знаетЇ
Фея и Клара-Генриетта обещали опекать любимиц, следить, чтобы слава не
испортила их. С тем и распрощались. Конечно, Лиза с Аленкой всплакнули, но,
по правде, уставшие от приключений, они были отчаянно рады вернуться к
привычной домашней жизни. К тому же Аленке предстоял совсем новый этап
существования -- школа, первый класс. Обстоятельная девочка собиралась
готовиться к этому серьезно. Оставшихся полутора месяцев могло ведь и не
хватитьЇ
-- А кто мне обещал резинку со слоненком и не дал? -- продолжала качать
права Аленка. -- У тебя еще две есть, я помню, а мне в первом классе она
необходима.
-- Все-то ты помнишь, -- вздохнула Лиза. -- Сейчас достану. Она, между
прочим, у меня в тех джинсах. Так с нами полсвета и объездила.
-- Ты их, кстати, сразу в шкаф, в угол кинула. Там и лежат. Мятые,
грязные, мама еще не виделаЇ
-- Отстань, Ленка, -- поморщилась сестра, распахивая шкаф. -- Ворчишь и
ворчишь, что из тебя к старости будет! -- Подняв джинсы, она рылась в
карманах. -- Ого! Гляди!!
Рассыпая огни, на ладони ее светился бриллиант Коломбы!
-- Ага!! -- плясала Лиза. -- И ты не все помнишь, Аленочкина! Теперь он
наш! Наш, потому что Пиччи никогда ни о чем не забывает! Как будем делить?
Распилим?
-- Возьми себе, -- спокойно ответила младшая сестра. -- Подумаешь,
бриллиант! Он мне стихи подарил.
Лиза остановилась.
-- КАКИЕ?!.
Аленка, раскрыв "Чиполлино", достала и подала сестре листок плотной
розоватой бумаги, запрятанный в книгу в начале разговора.
Ревниво, поспешно развернув листок, Лиза уткнулась в него; мотая
головой, разбирала быстрый, летящий почерк Печенюшкина.
В синем море-океане
Есть зеленый островок.
Там на солнечной поляне
Стоит терем-теремок.
Наверху в светлице белой
Плачет девица-краса.
Ей в окошко виден берег,
Легкой пены полоса.
Пусть веселая погода,
Только на сердце беда.
Королевич мимоходом
Все не едет к ней туда.
С ней живут коза Матрешка,
Пес по кличке Бутерброд,
Птичка Чижик, кошка Брошка
И Бульбуль, учитель -- крот.
И с хозяйкою Аленой,
Огорчаясь за нее,
По лужайкам по зеленым
Ходит-прыгает зверьеЇ
Закусив губу, Лиза остановилась на миг.
-- Когда это он тебе написал?
-- В ракете, -- невозмутимо ответила сестра. -- По пути с Запеки.
Говорит, что скучал. А передал на космодроме. Ты тогда еще побежала с Глаком
прощаться. Читай, читай. Там дальше еще интересней.
А когда темнеют клены
И луна глядит в кровать,
Кормят ужином Алену
И укладывают спать.
Бутерброд за ушком чешет,
Птичка Чижик гонит мух,
Кошка Брошка песней тешит,
Крот следит, чтоб свет потух.
А когда уснет Алена,
Под полуночной луной
Три часа неугомонно
Звери лупят в домино.
После танцев под гармошку
Под деревьями, в тени,
Подоив козу Матрешку,
Спать ложатся и ониЇ
Лиза читала, завидовала, приблизив бумагу к близоруким глазам, почти
водя носом по строчкам, ничего не замечая вокруг. Солнечный луч, отражаясь
от камня, брошенного на столе, скользил по ее лицу, по кончику носа, нежно
трогал ресницы. Даже Алена -- за бумажным листом -- не замечала еще, что нос
Лизы уменьшается, оставаясь чуть длинноватым, дабы лицо сестры не потеряло
индивидуальности, но было уже безоговорочно красивым.
Сестры Зайкины, старшая -- с листа, младшая -- наизусть, неслышно
бормотали последние строчки стихов:
Тихо. Сонно. Лишь далече,
Посреди земной тиши,
К Ленке рыжий королевич
На кораблике спешит.


К О Н Е Ц

1990 -- 1992 гг.