Страница:
– Весь прошедший месяц я находился в раздумьях, – продолжал игумен, – а затем решился. Мы прибыли затем, чтобы просить дозволения поселиться рядом с вами и быть под вашим покровительством.
Булдаков прочистил горло и взглянул на отца Афанасия. Крепко же их прижало! Нет, скорее всего хитрый игумен сказал не полную правду. Прознали, видать служки божьи, аль нюхом учуяли скорый «шухер»… Это было бы вернее. Скорое нашествие Орды, либо, как ее прозывали здесь, Оравы. Кому ж ты мозги паришь, батя! Майор за свой короткий век навидался всяких хитрецов – все желания и помыслы игумена были видны невооруженным глазом.
– Я вас понял приблизительно так: мы охраняем ваши тела, а вы – наши души, – игумен кивнул.
– Видишь ли, святой отец, один я такие вопросы решать не могу – ГубЧК не уполномочил. Сейчас я вызову нашего главного. Если он не возражает, то мы это дело обтяпаем в три счета.
Булдаков связался с Норвеговым и изложил ему монастырскую проблему. Полковник был чем-то занят, но предложил майор взять игумена и приехать в штаб. Отец Афанасий согласился с таким раскладом, и через час в кабинете полковника состоялась летучка.
Полковник был занят расследованием несчастного случая, происшедшего с одним из солдат роты обеспечения. Паренек, поняв что отныне и навсегда среда обитания разменяна без права обратного хода, решился на акт суицида. Будучи в наряде по столовой, он дождался, пока все уйдут, а затем наполнил теплой водой ванну для очищенного картофеля. Забрался, бедолага, туда и выпил почти пол-литра медицинского спирта, который днем раньше стащил в медчасти. Затем он попытался перерезать себе вены, но в виду полной невменяемости, лишь сильно порезался и уснул. Обнаружила солдатика Ильинична и подняла неслабый шум.
Влетело всем: командиру РМО капитану Уточке, его заму по воспитательной работе, начмеду Львову за легкодоступный спирт и начальнику столовой за манкирование обязанностями. Затем полковник навестил незадачливого самоубийцу в медчасти и, мешая отеческий тон с командирским матом, пытался его образумить.
– Ну, что ты, Виталик натворил? – укоризна в голосе Норвегова мягко претворялась в утешение, – кому ты что хотел доказать? Кого ты хотел удивить? Нам теперь что, как старообрядцам обряд самосожжения устроить? Мол, Боже, тебе пофигу судьбы детей твоих, так вкуси дымку, нахер!
– Мне все равно, – прохрипел парень, которого корежило более от спирта, нежели от ранений, – у меня там жена молодая осталась. Я вечером как представил себе чужие руки, которые лапают мою Наташку, так внутри что-то порвалось… Волосатые такие лапы…
– А мать у тебя тоже там осталась? – спросил начальник штаба.
– Нет. Детдомовец я. Наташка у меня одна… была…
– Слышь-ка, Леоныч, выйдем в коридор! – вдруг предложил командир врачу, – есть у меня кой-какие проблемы…
В коридоре он прижал пузом Львова к стене и тихо сказал:
– Ты у меня всем эскулапам эскулап. Я ж за тебя твоему шефу в окружном госпитале новую «девятку» отдал! Вколи ты этому неврастенику какого дерьма, чтоб сама мысль о самоубийстве показалась ему абсурдом! Плюнь на Гиппократа – если этот пацан сдохнет без своей Наташки – половина базы запьет! Я тебе приказываю, пшеничная твоя морда, плюнуть на Гиппократа! Представь, что ты верблюд и плюнь! Харкни!
Львов покраснел. Он видел, что Норвегов тоже нуждается в стимуляторе. Но тот был крепким мужиком и ему обычно хватало двухсот граммов коньяку для снятия излишнего нервного напряжения. Поэтому капитан ловко вывернулся из-под командирского пресса и пригласил его в ординаторскую. Там они молча приняли по стопке спирта, зажевали вчерашними чахлыми луковыми стрелками, повторили. После чего начмед сказал:
– Я попробую, Константин Константинович. Я попробую. Но толком действие этих препаратов никто не изучал. Общие намеки, кое-что из побочных эффектов, продолжительность действия… Я дам ему что-нибудь полегче.
– Смотри! Приставь к нему парочку медсестер, чтобы он круглосуточно был под наблюдением. От этого пацана слишком много зависит. Уже весь городок шепчется…
Тут и прозвучал сигнал транка. Норвегов поговорил с Булдаковым и засобирался в штаб – опять ему нужно было решать, думать, мозговать.
– Игорь, я переведу Петренко (так была фамилия потерпевшего) к Булдакову, – говорил по дороге начальнику штаба полковник, – пусть этот гвардеец понюхает пороху. Как ты соображаешь?
– Должно помочь, – отозвался подполковник Семиверстов, – во всяком случае, хуже не будет. Ты, Константинович, совершенно прав – погибни он, тут же пойдет тихая паника (под тихой паникой в элитных частях подразумевали пьянство). А стоит нам поддаться хандре – пиши пропало. И все наше вооружение не поможет. Раскатают нас друзья-враги, как евреи арабов в шестидневной войне.
– Этого я не допущу! – твердо сказал Константин Константинович и до самого штаба не произнес ни слова. На летучке он был собран и внимателен как никогда.
Перезнакомив всех собравшихся с игуменом, Олег Палыч изложил суть дела. Против никто не высказался. Прославленный теоретик научного коммунизма и борец с проявлениями культа во всех его отображениях, капитан Горошин отсутствовал по причине несварения желудка.
Тогда слово взял полковник. Он развернул карту и попросил всех подойти поближе.
– Лично я, – сказал он, тыча пальцем в южный кусок карты, – вижу одно удобное место. Смотрите – за дорогой, ведущей из слободы к реке и посту номер два имеется неплохой участок целины гектар в сорок. Здесь правый берег Березины очень крутой и высокий – буквально метров десять, так что весной половодье туда не достанет. Не знаю как вам, майн геррен, но мне место нравится.
Игумен, который с интересом наблюдал за манипуляциями Норвегова, тоже подошел к карте.
– Красиво нарисовано! – восхитился он.
– Зачем мы тогда чертежное бюро держим! – рассмеялся полковник.
– Насколько я понял, продолжал отец Афанасий, вы нам предлагаете вот это место?
Он указал на карте предполагаемое место расположения монастыря.
– Да ты, отец, топограф! – захохотал начальник секретной части. Игумен довольно улыбнулся.
– А сколько в монастыре монахов? – поинтересовался начальник штаба.
– Душ около сотни наберется, – передернул плечами игумен, – да, где-то около сотни.
– Как вы думаете перевозить своё имущество? – не отставал Семиверстов.
– Как? Как всегда – на телегах. Ратибор, надеюсь не поскупится и выделит десяток подвод.
«Перекрестный допрос» продолжался. У отца Афанасия уже от пота взмокла лысина. Вдруг командир о чем-то вспомнил.
– Я так думаю, – сказал он, – что нам все равно необходимо технику обкатать. А что, святой отец, дорога до вашего монастыря есть?
– Конечно есть. Неплохая дорога. По крайней мере, телеги не застревают.
– А широкая?
– Ну, как вот от меня и до стены.
– Значит, метра три. Я полагаю, что «Урал» должен пройти, не так ли, товарищи? – обратился он к офицерам.
– Как два пальца в розетку сунуть! – ответил за всех Булдаков.
– Значит так. Отправим туда двадцать «Уралов» и десять ЗиЛ-131. Заодно и дело благое сделаем, и парк машин обкатаем. Теперь другой вопрос. Нужно предоставить пяток палаток. Затем выделить отделение из РМО, вооруженное бензопилами системы Husqvarna для валки леса на сооружение новой обители. Только уж, отец Афанасий, не обессудь – лес мои парни свалят, техникой поможем, а вот строить – это уж вы сами. Нету у нас таких мастеров, больно древняя специальность.
Игумен благодарно перекрестился.
– Истинно: росич всегда остается росичем. Нынче же восхвалим Господа за то, что направил он меня к вам.
Норвегов тут же подумал о роте материального обеспечения, которая уже устала точить лясы и ее дальнейшее пребывание в этом состоянии грозило обернуться непредсказуемыми последствиями.
– Добро! – начал закругляться полковник, – вопросы еще какие остались нерешенными? – многозначительно кашлянул Рябинушкин:
– А куда вы собрались складывать свой скарб? Под открытым небом ему не следует находиться.
Подумав об этом, игумен опечалился. Рябинушкин, что-то просчитав, сказал:
– У нас два склада свободных. А затем, когда построят монастырский амбар, туда все перевезется. Если командир не возражает.
Командир лишь пожал плечами. Игумен просиял.
– Это было бы весьма хорошо!
– Если мы все решили, – сказал Норвегов. – тогда в честь высокого гостя в столовой накрыт праздничный ужин. Олег Палыч нам сообщил, что сегодня скоромный день. Айда скоромиться!
Он увлек вконец засмущавшегося игумена за собой, в другое крыло здания, где размещалась офицерская столовая. Ради такого случая полковник пошел на крайние меры: пожертвовал из домашнего, довольно обширного погребка, три бутылки «Монастырской избы», чем окончательно расположил к себе отца Афанасия.
Затем представитель бога на земле совершил экскурсию по городку и заночевал-таки у майора Булдакова, радуясь сохранению сознания в изначальной форме – от всего увиденного у него шла кругом голова.
Глава 13.
Булдаков прочистил горло и взглянул на отца Афанасия. Крепко же их прижало! Нет, скорее всего хитрый игумен сказал не полную правду. Прознали, видать служки божьи, аль нюхом учуяли скорый «шухер»… Это было бы вернее. Скорое нашествие Орды, либо, как ее прозывали здесь, Оравы. Кому ж ты мозги паришь, батя! Майор за свой короткий век навидался всяких хитрецов – все желания и помыслы игумена были видны невооруженным глазом.
– Я вас понял приблизительно так: мы охраняем ваши тела, а вы – наши души, – игумен кивнул.
– Видишь ли, святой отец, один я такие вопросы решать не могу – ГубЧК не уполномочил. Сейчас я вызову нашего главного. Если он не возражает, то мы это дело обтяпаем в три счета.
Булдаков связался с Норвеговым и изложил ему монастырскую проблему. Полковник был чем-то занят, но предложил майор взять игумена и приехать в штаб. Отец Афанасий согласился с таким раскладом, и через час в кабинете полковника состоялась летучка.
Полковник был занят расследованием несчастного случая, происшедшего с одним из солдат роты обеспечения. Паренек, поняв что отныне и навсегда среда обитания разменяна без права обратного хода, решился на акт суицида. Будучи в наряде по столовой, он дождался, пока все уйдут, а затем наполнил теплой водой ванну для очищенного картофеля. Забрался, бедолага, туда и выпил почти пол-литра медицинского спирта, который днем раньше стащил в медчасти. Затем он попытался перерезать себе вены, но в виду полной невменяемости, лишь сильно порезался и уснул. Обнаружила солдатика Ильинична и подняла неслабый шум.
Влетело всем: командиру РМО капитану Уточке, его заму по воспитательной работе, начмеду Львову за легкодоступный спирт и начальнику столовой за манкирование обязанностями. Затем полковник навестил незадачливого самоубийцу в медчасти и, мешая отеческий тон с командирским матом, пытался его образумить.
– Ну, что ты, Виталик натворил? – укоризна в голосе Норвегова мягко претворялась в утешение, – кому ты что хотел доказать? Кого ты хотел удивить? Нам теперь что, как старообрядцам обряд самосожжения устроить? Мол, Боже, тебе пофигу судьбы детей твоих, так вкуси дымку, нахер!
– Мне все равно, – прохрипел парень, которого корежило более от спирта, нежели от ранений, – у меня там жена молодая осталась. Я вечером как представил себе чужие руки, которые лапают мою Наташку, так внутри что-то порвалось… Волосатые такие лапы…
– А мать у тебя тоже там осталась? – спросил начальник штаба.
– Нет. Детдомовец я. Наташка у меня одна… была…
– Слышь-ка, Леоныч, выйдем в коридор! – вдруг предложил командир врачу, – есть у меня кой-какие проблемы…
В коридоре он прижал пузом Львова к стене и тихо сказал:
– Ты у меня всем эскулапам эскулап. Я ж за тебя твоему шефу в окружном госпитале новую «девятку» отдал! Вколи ты этому неврастенику какого дерьма, чтоб сама мысль о самоубийстве показалась ему абсурдом! Плюнь на Гиппократа – если этот пацан сдохнет без своей Наташки – половина базы запьет! Я тебе приказываю, пшеничная твоя морда, плюнуть на Гиппократа! Представь, что ты верблюд и плюнь! Харкни!
Львов покраснел. Он видел, что Норвегов тоже нуждается в стимуляторе. Но тот был крепким мужиком и ему обычно хватало двухсот граммов коньяку для снятия излишнего нервного напряжения. Поэтому капитан ловко вывернулся из-под командирского пресса и пригласил его в ординаторскую. Там они молча приняли по стопке спирта, зажевали вчерашними чахлыми луковыми стрелками, повторили. После чего начмед сказал:
– Я попробую, Константин Константинович. Я попробую. Но толком действие этих препаратов никто не изучал. Общие намеки, кое-что из побочных эффектов, продолжительность действия… Я дам ему что-нибудь полегче.
– Смотри! Приставь к нему парочку медсестер, чтобы он круглосуточно был под наблюдением. От этого пацана слишком много зависит. Уже весь городок шепчется…
Тут и прозвучал сигнал транка. Норвегов поговорил с Булдаковым и засобирался в штаб – опять ему нужно было решать, думать, мозговать.
– Игорь, я переведу Петренко (так была фамилия потерпевшего) к Булдакову, – говорил по дороге начальнику штаба полковник, – пусть этот гвардеец понюхает пороху. Как ты соображаешь?
– Должно помочь, – отозвался подполковник Семиверстов, – во всяком случае, хуже не будет. Ты, Константинович, совершенно прав – погибни он, тут же пойдет тихая паника (под тихой паникой в элитных частях подразумевали пьянство). А стоит нам поддаться хандре – пиши пропало. И все наше вооружение не поможет. Раскатают нас друзья-враги, как евреи арабов в шестидневной войне.
– Этого я не допущу! – твердо сказал Константин Константинович и до самого штаба не произнес ни слова. На летучке он был собран и внимателен как никогда.
Перезнакомив всех собравшихся с игуменом, Олег Палыч изложил суть дела. Против никто не высказался. Прославленный теоретик научного коммунизма и борец с проявлениями культа во всех его отображениях, капитан Горошин отсутствовал по причине несварения желудка.
Тогда слово взял полковник. Он развернул карту и попросил всех подойти поближе.
– Лично я, – сказал он, тыча пальцем в южный кусок карты, – вижу одно удобное место. Смотрите – за дорогой, ведущей из слободы к реке и посту номер два имеется неплохой участок целины гектар в сорок. Здесь правый берег Березины очень крутой и высокий – буквально метров десять, так что весной половодье туда не достанет. Не знаю как вам, майн геррен, но мне место нравится.
Игумен, который с интересом наблюдал за манипуляциями Норвегова, тоже подошел к карте.
– Красиво нарисовано! – восхитился он.
– Зачем мы тогда чертежное бюро держим! – рассмеялся полковник.
– Насколько я понял, продолжал отец Афанасий, вы нам предлагаете вот это место?
Он указал на карте предполагаемое место расположения монастыря.
– Да ты, отец, топограф! – захохотал начальник секретной части. Игумен довольно улыбнулся.
– А сколько в монастыре монахов? – поинтересовался начальник штаба.
– Душ около сотни наберется, – передернул плечами игумен, – да, где-то около сотни.
– Как вы думаете перевозить своё имущество? – не отставал Семиверстов.
– Как? Как всегда – на телегах. Ратибор, надеюсь не поскупится и выделит десяток подвод.
«Перекрестный допрос» продолжался. У отца Афанасия уже от пота взмокла лысина. Вдруг командир о чем-то вспомнил.
– Я так думаю, – сказал он, – что нам все равно необходимо технику обкатать. А что, святой отец, дорога до вашего монастыря есть?
– Конечно есть. Неплохая дорога. По крайней мере, телеги не застревают.
– А широкая?
– Ну, как вот от меня и до стены.
– Значит, метра три. Я полагаю, что «Урал» должен пройти, не так ли, товарищи? – обратился он к офицерам.
– Как два пальца в розетку сунуть! – ответил за всех Булдаков.
– Значит так. Отправим туда двадцать «Уралов» и десять ЗиЛ-131. Заодно и дело благое сделаем, и парк машин обкатаем. Теперь другой вопрос. Нужно предоставить пяток палаток. Затем выделить отделение из РМО, вооруженное бензопилами системы Husqvarna для валки леса на сооружение новой обители. Только уж, отец Афанасий, не обессудь – лес мои парни свалят, техникой поможем, а вот строить – это уж вы сами. Нету у нас таких мастеров, больно древняя специальность.
Игумен благодарно перекрестился.
– Истинно: росич всегда остается росичем. Нынче же восхвалим Господа за то, что направил он меня к вам.
Норвегов тут же подумал о роте материального обеспечения, которая уже устала точить лясы и ее дальнейшее пребывание в этом состоянии грозило обернуться непредсказуемыми последствиями.
– Добро! – начал закругляться полковник, – вопросы еще какие остались нерешенными? – многозначительно кашлянул Рябинушкин:
– А куда вы собрались складывать свой скарб? Под открытым небом ему не следует находиться.
Подумав об этом, игумен опечалился. Рябинушкин, что-то просчитав, сказал:
– У нас два склада свободных. А затем, когда построят монастырский амбар, туда все перевезется. Если командир не возражает.
Командир лишь пожал плечами. Игумен просиял.
– Это было бы весьма хорошо!
– Если мы все решили, – сказал Норвегов. – тогда в честь высокого гостя в столовой накрыт праздничный ужин. Олег Палыч нам сообщил, что сегодня скоромный день. Айда скоромиться!
Он увлек вконец засмущавшегося игумена за собой, в другое крыло здания, где размещалась офицерская столовая. Ради такого случая полковник пошел на крайние меры: пожертвовал из домашнего, довольно обширного погребка, три бутылки «Монастырской избы», чем окончательно расположил к себе отца Афанасия.
Затем представитель бога на земле совершил экскурсию по городку и заночевал-таки у майора Булдакова, радуясь сохранению сознания в изначальной форме – от всего увиденного у него шла кругом голова.
Глава 13.
– А я говорю, пей!
– Вот привязалась! Кот Матроскин какой-то, а не девушка, – Андрей взял здоровой рукой глиняную кружку, в которой плескалось полкварты жутко выглядевшей и дурно пахнувшей жидкости, и сделал несколько глотков.
– Ещё!
– На сама хлебни, – он протянул кружку сидевшей напротив Анастасии, но та отмахнулась.
– Кому поправляться нужно, мне или тебе? – он осмотрел девушку придирчивым взглядом:
– Ну, определенно, не тебе. Ты и так толстая! – она затряслась от гнева.
– Засранец! Пользуешься тем, что я тебя ударить не могу!
– А ты меня просто поцелуй, – Андрей неожиданно для себя произнес это вслух. У Насти же, вообще, сперло дыхание. Впервые предмет ее страсти проявляет какую-то заинтересованность.
Молча она приблизилась к нему, отобрала кружку, поставила на стол, а затем со стоном прильнула к его губам.
– Банзай! – прошептал он, увидев скривившееся после поцелуя лицо девушки.
– Какая гадость! – воскликнула она, а затем, увидев смеющиеся глаза Андрея, прошипела:
– Ты это нарочно! Но я отомщу! – и снова впилась вампиром.
– Неплохое, кстати, лечение! – произнес голос у них за спиной. Это пришли Дуня с Володей. Они сверкали новенькими обручальными кольцами и возбужденными глазами.
– Как медовый месяц, молодожены? – спросил Волков после взаимных приветствий.
– Жаль, тебя на свадьбе не было! – неискренне пожалел Володя. Он с обожанием посмотрел на молодую жену, – не смогли дождаться, пока ты оклемаешься. А медовый месяц в порядке – строго по графику.
– Уж-то меду он сожрал больше, чем медведь! – поведала Дуня.
– Володя, брюхо! – покачал головой Андрей, – ты, Евдокия, за ним присматривай, а не то этот Дольф Лундгрен скоро разжиреет.
– Типун тебе на язык! – рассмеялся Мурашевич, – я в форме.
– Кстати, Вовка, колись – с кого костюмчик снял? У нас в части, по-моему, младших лейтенантов не было, – приятель хитро улыбнулся:
– Сейчас объясню, – он приоткрыл дверь и позвал:
– Заходите, господа офицеры! – в палату не спеша завалилась вся «верхушка третьего Рейха»: Норвегов, Семиверстов, Рыженков, Горошин, Рябинушкин, Локтев и светило медицины – капитан Львов. Речь начал начальник штаба.
– Так как вы с командиром в родстве, то сегодня главный я. По приказу командования базы, и, руководствуясь рапортом майора Булдакова, сержант Волков за личную храбрость и героизм, проявленный в ходе битвы двадцать седьмого мая нынешнего года, представлен к награждению медалью «За отвагу» и присвоению ему очередного воинского звания – лейтенант. Согласно образованию, – пояснил он изумленному Андрею.
– Волков недоуменно крутил головою и честно пытался въехать в происходящее, желательно, не на белом коне. К нему подходили офицеры, хлопали осторожно по левому плечу, говорили ободряющие слова и показывали большой палец. Он мог только невнятно бормотать слова благодарности. Рядом стояла Анастасия и гордилась…
– Кстати, лейтенант! – громыхнул басом Львов, – сообщаю вам, что с сегодняшнего дня можете вставать и потихонечку передвигаться.
По лицу Андрея было видно, что он совершенно ошалел от счастья. Однако снова вмешался Семиверстов.
– Кстати, капитан, сообщаю вам, что вы также представлены к очередному воинскому званию. Так что поздравляю, герр майор! – Львов пошевелил усами.
– Вовремя! – сообщил он, оглядываясь на Анастасию, – а то кое-кто меня уже тараканом прозывать начал, под шумок торсиды. Благодарю за доверие!
Офицеры еще раз поздравили Волкова, пожелали всяческих успехов и по-одному потянулись на выход.
– Андрей! – произнес смущенно Норвегов, – сегодня у нас по поводу хорошей погоды и всех награждений, состоится небольшое торжество застольного типа. Начало в семнадцать ноль-ноль. Ты как себя чувствуешь?
– Если врач разрешит, то я в состоянии, – уверенно ответил парень.
– Тогда скоро за вами заедут. Чао, крошки! – полковник фыркнул и вышел. Андрей и Настя остались вдвоём.
– Что это? – спросила она, недоумевая.
– Праздник у нас, – ответил весело Волков, мурлыча вполголоса «Hooray! Hooray! It`s a holy – holiday!»
– День святого Серапиона?
– День святого Форкопа! – воскликнул он, – праздник, говорю! При чем тут какие-то святые?
Пока Настя собиралась с мыслями, в дверь постучали.
Не заперто! – сообщил торжественно Андрей. На пороге возник Довгалев. Он улыбался.
– Товарищ лейтенант, прибыл в ваше распоряжение!
– Иди ты, Саня, в задницу! – доверительно произнес «товарищ лейтенант».
– Тогда, Андрюха, собирай манатки и поехали к сэру полковнику – приказано вас обоих доставить туда.
– Кем приказано? – нахмурился Волков.
– Их величеством Елисаветой Петровной. Русским языком сказано доставить вас к ней на предмет подготовки к церемонии, – видно было, что Александр цитирует приказ. У него с риторикой дела обстояли не лучшим образом.
– А передал тебе этот приказ Булдаков?
– Как ты догадался? – удивился Довгалев.
– Его способ построения фраз мне в гробу будет сниться, – сказал Андрей, – ты, Саня, помнишь его дружеский шарж на гомиков?
– Я смотрю в унитаз хохоча – у меня голубая моча?
– Он самый! Кто еще кроме нашего майора мог придумать такое?
– Ты! – буркнул Довгаль, – кто водки нажравшись, орал: «Бурные оргазмы сотрясали тело. Мы и не заметили, как время пролетело»?
– Было такое! – расхохотался парень.
– А кто «Технологию» извратил? «Нажми на кнопку – получишь хрен в попку»!
– Какой такой «хрен»? – спросила Анастасия, – что еще за извращение?
– Анальный внедреж, – пояснил Довгаль, – тебе еще Андрюха не…
– А вот я вас сейчас по вые, господин хороший! – вскипел лейтенант.
– Ну вот, а майора обвиняешь в излишней витиеватости!
– Так! Бери моноблок и чеши в свою телегу! Кстати, захвати с собой вот эту пигалицу – мне переодеться нужно, – у Довгалева отвалилась челюсть:
– Как? Вы еще…
– Ефрейтор! – погрозил ему кулаком Волков.
– Понял! – щелкнул каблуками Александр, и уже уходя бросил:
– А я-то, дурак, подумал…
– Саша, это не по моей вине! – донесся до Андрея отдаляющийся голос Насти.
Чертыхнувшись, парень принялся за одевание. Брюки он натянул довольно быстро, тем более, что раненая рука немного помогала. С рубашкой тоже не было заминки. Намного труднее налез китель. Затем последовала полная ерунда.
В итоге, сконфуженный лейтенант появился на крыльце минут через двадцать и поманил Довгалева.
– Слышь, Саня, выручай! Не могу одной рукой завязать шнурки. А для Насти – это темный лес и с двумя.
– Нормально, Андрей! – ответил Довгаль, – это мы мигом. Что ж ты сразу не сказал?
– Думал, справлюсь. А тут еще эти ребра! – поморщился он. Они спустились к машине.
– Ого! – присвистнул Андрей, – для моей скромной персоны даже «Волгу» выделили! Ну-с, поехали!
– Прокачу с ветерком! – заявил Саша, – кстати, Андрей, ты слышал, что Петренко удумал?
– А-а, самоубийца! – тускло протянул Волков, – только суицида здесь и не хватало! Что с ним?
– Перевели к нам. Дохтур рекомендовал сменить обстановку. Уже отбыл в монастырь, помогать монахам грузить пожитки. Булдаков сказал, что устроит ему райскую жизнь – некогда о смерти подумать будет.
– Может оно и правильно, – произнес Андрей, – а может и нет. Человек – скотина мало изученная. Навроде динозавров…
– Дык что, по газам?
– Давай, гонщик, – милостиво разрешил лейтенант, – только смотри – курицу не задави.
– Какую курицу? – не понял водитель, – у нас на базе нет кур.
– Как нет? А это кто? – Волков указал на молодую девушку, которая стояла посреди дороги и пялилась куда-то вдаль. Довгалев нажал сигнал, и девчонка с мявом отскочила, помахав им кулаком. Анастасия тоже дернулась.
– Спокойно, Маша, я – Дубровский! – хохотнул Волков. Они проехали мимо штаба, на крыльце которого стояла чета Худавых и о чем-то спорила.
– Прикинь, Андрюха, – от особиста жена уходит! – хмыкнул Александр.
– К кому?
– Представь себе, к Сашке Сметанину! Они с ней как покатались на сеялке полтора месяца назад, так до сих пор катаются! Правда, уже не на сеялке, – уточнил он. Анастасия при этих словах легонько пнула Андрея в бок.
– Таська! – взмолился парень, – дай ребрам зажить, а! Потом пинай сколько влезет, – девушка, прося прощения, осторожно прижалась к нему.
– Так она уже в возрасте! – сказал Волков.
– Она считает, что возраст – не помеха.
– Ей же лет сорок!
– Тг’идцать тг’и, дорогой товаг’ищ, тг’идцать тг’и! – бездарно картавя под Ильича сообщил Саша.
– А Саше девятнадцать. Ну, попарит он копыт на халяву, а лет через десять, когда на заднице у нее появятся первые морщины, бросит. Аве, Цезарь!
– Их сын остался с отцом. Заявил, паренек, что мамкины фантазии его не касаются.
– Молодчина! Сколько ему?
– Тринадцать.
– Это сучка, а не мать! – не вытерпела Анастасия. Андрей покосился на нее.
– Можно подумать, что ты – кобель!
– Я-то тебя никогда не брошу! – с пылом заявила девушка, – наши женщины становятся женами на всю жизнь!
– У-ты, верная моя! – обнял ее здоровой рукой парень.
– Где бы мне такую найти? – завистливо вздохнул Довгалев, – я бы ей портянки стирал.
– Слышь, чего бормочет! – хихикнула Настя.
У подъезда их поджидала Полина. Андрей и Настя выбрались из машины, которая тотчас укатила.
– Что делаем? – спросил у сестры Волков. Полина сначала поцеловала брата в щеку и только затем ответила:
– Сына твоего выгуливаем, – затем добавила с грустью, – почему-то все считают его моим кавалером.
– Он что, к тебе приставал? – задал коварный вопрос Андрей. Полина отскочила, как ошпаренная.
– Выдумал тоже!
– Значит, под ручку уже прогуливались, – подвел итог он, – сестренка, ты знаешь, что такое инцест?
– Нет, и знать не хочу! Наверняка, гадость какая-нибудь.
– Костик! – позвал отец. Моментально рядом с ним очутился серый комок, – ты свою тетку щупать еще не осмеливался?
– Только ради эксперимента, – призналось чадо. Полина в мгновение ока стала пунцовой, но ничего опровергать не решилась. Видимо, она действовала тоже исключительно в экспериментальных целях. У Анастасии язык отнялся вообще.
– Послушай, молодой человек, – обратился Андрей к сыну, – тот факт, что вам в этом году исполняется десять лет, еще не означает, что вы прошли все фазы полового созревания. Доживи хоть до двенадцати!
– Хорошо, папа! – кивнул головой сынок-суперакселерат. Андрей глянул насмешливо на Полину.
– Целоваться хоть научились, экспериментаторы? – сестра подняла на него наглые глаза.
– Продемонстрировать, братец?
– Я вам сейчас надемонстрирую! – разъярилась вдруг Анастасия, а Костик дернул тетку-подругу за волосы.
– Папа, ты уже выписался? – спросил он.
– Еще нет, но мне уже можно гулять. Полегче, чадушко – не оторви мне руку – она еще плохо приросла.
– Ишь, как похудел! – Полина рассматривала брата, – как будто и не кормили.
– Можно подумать, он есть хотел! – фыркнула Настя, – насильно кормила. Только в последние дни и стал похож на мужика. А то все чай да чай! Что вы в этом чае нашли? Один запах!
– Пошли в дом, – сказала Полина, – я надеюсь, что ты маме…
– Выложу, как на духу! – набычился брат, – тебя за извращения с малолетними посадят на губу!
– Да мы с ним только лесбиянничали! – защищалась непутевая сестренка.
– Twisted sister!
– My correct brother!
– Хорош бубнить на непонятном языке! – Анастасия топнула ногой. Поднялись наверх.
– Наконец-то! – встретила их Елизавета Петровна со вздохом облегчения, – а то я, грешным делом, подумала, что тебя не выпустили.
– Выпустили, мать, выпустили! – радостно сказал Андрей.
– Ты мне за «мать» ответишь! Еще бы бабкой назвал.
– Да не поворачивается у меня язык тебя Лизой называть! Все-таки, супруга отца.
– Зови как хочешь, но чтобы мне нравилось! – скромно попросила она.
– Ладно, тетенька, как-нибудь подумаю об этом на досуге. Что мне делать? Как мне быть?
Настю оседлала Полина и увела ее в свою комнату – прихорашиваться. Елизавета Петровна решила за Андрея взяться сама. Остригла его порядком отросшие патлы и отослала в душ. Вернувшись из него, парень увидел новый костюм – приятный сюрприз, изготовленный женою зампотеха, – профессиональной закройщицей. У нее был большой запас тканей на все случаи жизни.
Она долбила Норвегова о необходимости постройки небольшой ткацкой фабрики. Все вещи будут потихоньку выходить из строя и, хотя на складах были огромные запасы одежды, женщина всегда остается женщиной. Норвегов уступил, но сказал, что это производство закончат монтировать лишь года через полтора.
Ввиду отсутствия узбекского хлопка, нужно было следующей весной посадить лен, осенью его убрать, помять, зимой отбелить, а затем только думать о создании тканей. Выслушав многочисленные аргументы полковника, Наталья Владимировна (так звали супругу Рыженкова) сказала, что вообще-то он прав, хотя и допускает маленькие неточности из-за поверхностного знания предмета. Следующей весной необходимо засеять гектар тридцать льном, а пока она посетит библиотеку, чтобы почитать спецлитературу о ткацких станках.
Итак, вернемся к костюму. Он был того темно-синего цвета, который подходит всем без исключения мужчинам, но был отделан желто-коричневым на рукавах, клапанах карманов и воротнике. Ансамбль довершали темно-желтая рубашка и синий галстук. С туфлями была проблема, но папа-Норвегов благородно подогнал пару из своего золотого запаса. Пара летней обуви из светло-коричневой замши пришлась как раз впору.
Когда Андрей, помытый, побритый и подстриженный, облачился в новые доспехи и вышел из комнаты, Елизавета Петровна почувствовала предательскую дрожь в коленях и горькое сожаление о навсегда ушедшей молодости.
– Надо еще подумать, кто достоин такого парня! – восхищенно сказала она, – хотя, впрочем, красивей девчонки в округе не сыскать… Эх, где мои двадцать лет!
Андрей изумленно поглядел на неё.
– Лиза, тебе же всего два раза по девятнадцать, – он подошел ближе и поцеловал её в щеку. Та мотнула головой и, как бы случайно, коснувшись своими губами губ парня, пробурчала:
– Да ну тебя! Совсем расстроил старушку! – вылитый папочка лет этак двадцать назад. Она смахнула со щеки предательскую слезинку, – где там эти малолетние красавицы?
… Они встретились в прихожей.
– Какой он красивый! – зашептала Полина на ухо Насте, а вслух сказала, не в силах сдержаться:
– Андрей, как жалко, что я – твоя сестра. Настя бросила на нее уничтожающий взгляд, под которым сестренка сразу съежилась.
– Ну, что же, сестра – это на всю жизнь! – вздохнула она и спросила брата:
– Как она тебе? – парень только теперь разглядел, что девушка, стоящая рядом с сестрой, – Анастасия.
«Черт побери!» – мысленно застонал он. На Насте была алая блузка и серая юбка, заканчивающаяся чуть выше колен. Для создания некоторой строгости у Елизаветы Петровны был взят черный в серых разводах кардиган. Грудь девушки украшало жемчужное ожерелье.
– Покрасуйтесь, дети, пока вещи не поистрепались. Ума не приложу, что мы будем носить через несколько лет! – вздохнула мадам Норвегова, – поголовный переход на хаки я не переживу.
– Мамочка, может Наталья Владимировна что-нибудь придумает, – протянула Полина.
– Дай-то бог, доченька!
Андрей молча продолжал рассматривать Анастасию. Пока он мылся в ванной, Елизавета Петровна успела соорудить ей прическу. Как она называется, парень не знал, но увиденное ему понравилось.
– А они не соскользнут? – спросила Настя, переминаясь с ноги на ногу, и указывая на колготки.
– Колготки? Нет, – уверила ее Полина, только я вот про туфли забыла напрочь. У тебя какой размер?
– Чего сколько мер?
– Извини. Примерь вот мои. Не жмут? Отлично! Да у нас с тобой один размер, причем почти на все! Только волосы у меня потемнее… У вас вообще, все светлоголовые…
– Вот привязалась! Кот Матроскин какой-то, а не девушка, – Андрей взял здоровой рукой глиняную кружку, в которой плескалось полкварты жутко выглядевшей и дурно пахнувшей жидкости, и сделал несколько глотков.
– Ещё!
– На сама хлебни, – он протянул кружку сидевшей напротив Анастасии, но та отмахнулась.
– Кому поправляться нужно, мне или тебе? – он осмотрел девушку придирчивым взглядом:
– Ну, определенно, не тебе. Ты и так толстая! – она затряслась от гнева.
– Засранец! Пользуешься тем, что я тебя ударить не могу!
– А ты меня просто поцелуй, – Андрей неожиданно для себя произнес это вслух. У Насти же, вообще, сперло дыхание. Впервые предмет ее страсти проявляет какую-то заинтересованность.
Молча она приблизилась к нему, отобрала кружку, поставила на стол, а затем со стоном прильнула к его губам.
– Банзай! – прошептал он, увидев скривившееся после поцелуя лицо девушки.
– Какая гадость! – воскликнула она, а затем, увидев смеющиеся глаза Андрея, прошипела:
– Ты это нарочно! Но я отомщу! – и снова впилась вампиром.
– Неплохое, кстати, лечение! – произнес голос у них за спиной. Это пришли Дуня с Володей. Они сверкали новенькими обручальными кольцами и возбужденными глазами.
– Как медовый месяц, молодожены? – спросил Волков после взаимных приветствий.
– Жаль, тебя на свадьбе не было! – неискренне пожалел Володя. Он с обожанием посмотрел на молодую жену, – не смогли дождаться, пока ты оклемаешься. А медовый месяц в порядке – строго по графику.
– Уж-то меду он сожрал больше, чем медведь! – поведала Дуня.
– Володя, брюхо! – покачал головой Андрей, – ты, Евдокия, за ним присматривай, а не то этот Дольф Лундгрен скоро разжиреет.
– Типун тебе на язык! – рассмеялся Мурашевич, – я в форме.
– Кстати, Вовка, колись – с кого костюмчик снял? У нас в части, по-моему, младших лейтенантов не было, – приятель хитро улыбнулся:
– Сейчас объясню, – он приоткрыл дверь и позвал:
– Заходите, господа офицеры! – в палату не спеша завалилась вся «верхушка третьего Рейха»: Норвегов, Семиверстов, Рыженков, Горошин, Рябинушкин, Локтев и светило медицины – капитан Львов. Речь начал начальник штаба.
– Так как вы с командиром в родстве, то сегодня главный я. По приказу командования базы, и, руководствуясь рапортом майора Булдакова, сержант Волков за личную храбрость и героизм, проявленный в ходе битвы двадцать седьмого мая нынешнего года, представлен к награждению медалью «За отвагу» и присвоению ему очередного воинского звания – лейтенант. Согласно образованию, – пояснил он изумленному Андрею.
– Волков недоуменно крутил головою и честно пытался въехать в происходящее, желательно, не на белом коне. К нему подходили офицеры, хлопали осторожно по левому плечу, говорили ободряющие слова и показывали большой палец. Он мог только невнятно бормотать слова благодарности. Рядом стояла Анастасия и гордилась…
– Кстати, лейтенант! – громыхнул басом Львов, – сообщаю вам, что с сегодняшнего дня можете вставать и потихонечку передвигаться.
По лицу Андрея было видно, что он совершенно ошалел от счастья. Однако снова вмешался Семиверстов.
– Кстати, капитан, сообщаю вам, что вы также представлены к очередному воинскому званию. Так что поздравляю, герр майор! – Львов пошевелил усами.
– Вовремя! – сообщил он, оглядываясь на Анастасию, – а то кое-кто меня уже тараканом прозывать начал, под шумок торсиды. Благодарю за доверие!
Офицеры еще раз поздравили Волкова, пожелали всяческих успехов и по-одному потянулись на выход.
– Андрей! – произнес смущенно Норвегов, – сегодня у нас по поводу хорошей погоды и всех награждений, состоится небольшое торжество застольного типа. Начало в семнадцать ноль-ноль. Ты как себя чувствуешь?
– Если врач разрешит, то я в состоянии, – уверенно ответил парень.
– Тогда скоро за вами заедут. Чао, крошки! – полковник фыркнул и вышел. Андрей и Настя остались вдвоём.
– Что это? – спросила она, недоумевая.
– Праздник у нас, – ответил весело Волков, мурлыча вполголоса «Hooray! Hooray! It`s a holy – holiday!»
– День святого Серапиона?
– День святого Форкопа! – воскликнул он, – праздник, говорю! При чем тут какие-то святые?
Пока Настя собиралась с мыслями, в дверь постучали.
Не заперто! – сообщил торжественно Андрей. На пороге возник Довгалев. Он улыбался.
– Товарищ лейтенант, прибыл в ваше распоряжение!
– Иди ты, Саня, в задницу! – доверительно произнес «товарищ лейтенант».
– Тогда, Андрюха, собирай манатки и поехали к сэру полковнику – приказано вас обоих доставить туда.
– Кем приказано? – нахмурился Волков.
– Их величеством Елисаветой Петровной. Русским языком сказано доставить вас к ней на предмет подготовки к церемонии, – видно было, что Александр цитирует приказ. У него с риторикой дела обстояли не лучшим образом.
– А передал тебе этот приказ Булдаков?
– Как ты догадался? – удивился Довгалев.
– Его способ построения фраз мне в гробу будет сниться, – сказал Андрей, – ты, Саня, помнишь его дружеский шарж на гомиков?
– Я смотрю в унитаз хохоча – у меня голубая моча?
– Он самый! Кто еще кроме нашего майора мог придумать такое?
– Ты! – буркнул Довгаль, – кто водки нажравшись, орал: «Бурные оргазмы сотрясали тело. Мы и не заметили, как время пролетело»?
– Было такое! – расхохотался парень.
– А кто «Технологию» извратил? «Нажми на кнопку – получишь хрен в попку»!
– Какой такой «хрен»? – спросила Анастасия, – что еще за извращение?
– Анальный внедреж, – пояснил Довгаль, – тебе еще Андрюха не…
– А вот я вас сейчас по вые, господин хороший! – вскипел лейтенант.
– Ну вот, а майора обвиняешь в излишней витиеватости!
– Так! Бери моноблок и чеши в свою телегу! Кстати, захвати с собой вот эту пигалицу – мне переодеться нужно, – у Довгалева отвалилась челюсть:
– Как? Вы еще…
– Ефрейтор! – погрозил ему кулаком Волков.
– Понял! – щелкнул каблуками Александр, и уже уходя бросил:
– А я-то, дурак, подумал…
– Саша, это не по моей вине! – донесся до Андрея отдаляющийся голос Насти.
Чертыхнувшись, парень принялся за одевание. Брюки он натянул довольно быстро, тем более, что раненая рука немного помогала. С рубашкой тоже не было заминки. Намного труднее налез китель. Затем последовала полная ерунда.
В итоге, сконфуженный лейтенант появился на крыльце минут через двадцать и поманил Довгалева.
– Слышь, Саня, выручай! Не могу одной рукой завязать шнурки. А для Насти – это темный лес и с двумя.
– Нормально, Андрей! – ответил Довгаль, – это мы мигом. Что ж ты сразу не сказал?
– Думал, справлюсь. А тут еще эти ребра! – поморщился он. Они спустились к машине.
– Ого! – присвистнул Андрей, – для моей скромной персоны даже «Волгу» выделили! Ну-с, поехали!
– Прокачу с ветерком! – заявил Саша, – кстати, Андрей, ты слышал, что Петренко удумал?
– А-а, самоубийца! – тускло протянул Волков, – только суицида здесь и не хватало! Что с ним?
– Перевели к нам. Дохтур рекомендовал сменить обстановку. Уже отбыл в монастырь, помогать монахам грузить пожитки. Булдаков сказал, что устроит ему райскую жизнь – некогда о смерти подумать будет.
– Может оно и правильно, – произнес Андрей, – а может и нет. Человек – скотина мало изученная. Навроде динозавров…
– Дык что, по газам?
– Давай, гонщик, – милостиво разрешил лейтенант, – только смотри – курицу не задави.
– Какую курицу? – не понял водитель, – у нас на базе нет кур.
– Как нет? А это кто? – Волков указал на молодую девушку, которая стояла посреди дороги и пялилась куда-то вдаль. Довгалев нажал сигнал, и девчонка с мявом отскочила, помахав им кулаком. Анастасия тоже дернулась.
– Спокойно, Маша, я – Дубровский! – хохотнул Волков. Они проехали мимо штаба, на крыльце которого стояла чета Худавых и о чем-то спорила.
– Прикинь, Андрюха, – от особиста жена уходит! – хмыкнул Александр.
– К кому?
– Представь себе, к Сашке Сметанину! Они с ней как покатались на сеялке полтора месяца назад, так до сих пор катаются! Правда, уже не на сеялке, – уточнил он. Анастасия при этих словах легонько пнула Андрея в бок.
– Таська! – взмолился парень, – дай ребрам зажить, а! Потом пинай сколько влезет, – девушка, прося прощения, осторожно прижалась к нему.
– Так она уже в возрасте! – сказал Волков.
– Она считает, что возраст – не помеха.
– Ей же лет сорок!
– Тг’идцать тг’и, дорогой товаг’ищ, тг’идцать тг’и! – бездарно картавя под Ильича сообщил Саша.
– А Саше девятнадцать. Ну, попарит он копыт на халяву, а лет через десять, когда на заднице у нее появятся первые морщины, бросит. Аве, Цезарь!
– Их сын остался с отцом. Заявил, паренек, что мамкины фантазии его не касаются.
– Молодчина! Сколько ему?
– Тринадцать.
– Это сучка, а не мать! – не вытерпела Анастасия. Андрей покосился на нее.
– Можно подумать, что ты – кобель!
– Я-то тебя никогда не брошу! – с пылом заявила девушка, – наши женщины становятся женами на всю жизнь!
– У-ты, верная моя! – обнял ее здоровой рукой парень.
– Где бы мне такую найти? – завистливо вздохнул Довгалев, – я бы ей портянки стирал.
– Слышь, чего бормочет! – хихикнула Настя.
У подъезда их поджидала Полина. Андрей и Настя выбрались из машины, которая тотчас укатила.
– Что делаем? – спросил у сестры Волков. Полина сначала поцеловала брата в щеку и только затем ответила:
– Сына твоего выгуливаем, – затем добавила с грустью, – почему-то все считают его моим кавалером.
– Он что, к тебе приставал? – задал коварный вопрос Андрей. Полина отскочила, как ошпаренная.
– Выдумал тоже!
– Значит, под ручку уже прогуливались, – подвел итог он, – сестренка, ты знаешь, что такое инцест?
– Нет, и знать не хочу! Наверняка, гадость какая-нибудь.
– Костик! – позвал отец. Моментально рядом с ним очутился серый комок, – ты свою тетку щупать еще не осмеливался?
– Только ради эксперимента, – призналось чадо. Полина в мгновение ока стала пунцовой, но ничего опровергать не решилась. Видимо, она действовала тоже исключительно в экспериментальных целях. У Анастасии язык отнялся вообще.
– Послушай, молодой человек, – обратился Андрей к сыну, – тот факт, что вам в этом году исполняется десять лет, еще не означает, что вы прошли все фазы полового созревания. Доживи хоть до двенадцати!
– Хорошо, папа! – кивнул головой сынок-суперакселерат. Андрей глянул насмешливо на Полину.
– Целоваться хоть научились, экспериментаторы? – сестра подняла на него наглые глаза.
– Продемонстрировать, братец?
– Я вам сейчас надемонстрирую! – разъярилась вдруг Анастасия, а Костик дернул тетку-подругу за волосы.
– Папа, ты уже выписался? – спросил он.
– Еще нет, но мне уже можно гулять. Полегче, чадушко – не оторви мне руку – она еще плохо приросла.
– Ишь, как похудел! – Полина рассматривала брата, – как будто и не кормили.
– Можно подумать, он есть хотел! – фыркнула Настя, – насильно кормила. Только в последние дни и стал похож на мужика. А то все чай да чай! Что вы в этом чае нашли? Один запах!
– Пошли в дом, – сказала Полина, – я надеюсь, что ты маме…
– Выложу, как на духу! – набычился брат, – тебя за извращения с малолетними посадят на губу!
– Да мы с ним только лесбиянничали! – защищалась непутевая сестренка.
– Twisted sister!
– My correct brother!
– Хорош бубнить на непонятном языке! – Анастасия топнула ногой. Поднялись наверх.
– Наконец-то! – встретила их Елизавета Петровна со вздохом облегчения, – а то я, грешным делом, подумала, что тебя не выпустили.
– Выпустили, мать, выпустили! – радостно сказал Андрей.
– Ты мне за «мать» ответишь! Еще бы бабкой назвал.
– Да не поворачивается у меня язык тебя Лизой называть! Все-таки, супруга отца.
– Зови как хочешь, но чтобы мне нравилось! – скромно попросила она.
– Ладно, тетенька, как-нибудь подумаю об этом на досуге. Что мне делать? Как мне быть?
Настю оседлала Полина и увела ее в свою комнату – прихорашиваться. Елизавета Петровна решила за Андрея взяться сама. Остригла его порядком отросшие патлы и отослала в душ. Вернувшись из него, парень увидел новый костюм – приятный сюрприз, изготовленный женою зампотеха, – профессиональной закройщицей. У нее был большой запас тканей на все случаи жизни.
Она долбила Норвегова о необходимости постройки небольшой ткацкой фабрики. Все вещи будут потихоньку выходить из строя и, хотя на складах были огромные запасы одежды, женщина всегда остается женщиной. Норвегов уступил, но сказал, что это производство закончат монтировать лишь года через полтора.
Ввиду отсутствия узбекского хлопка, нужно было следующей весной посадить лен, осенью его убрать, помять, зимой отбелить, а затем только думать о создании тканей. Выслушав многочисленные аргументы полковника, Наталья Владимировна (так звали супругу Рыженкова) сказала, что вообще-то он прав, хотя и допускает маленькие неточности из-за поверхностного знания предмета. Следующей весной необходимо засеять гектар тридцать льном, а пока она посетит библиотеку, чтобы почитать спецлитературу о ткацких станках.
Итак, вернемся к костюму. Он был того темно-синего цвета, который подходит всем без исключения мужчинам, но был отделан желто-коричневым на рукавах, клапанах карманов и воротнике. Ансамбль довершали темно-желтая рубашка и синий галстук. С туфлями была проблема, но папа-Норвегов благородно подогнал пару из своего золотого запаса. Пара летней обуви из светло-коричневой замши пришлась как раз впору.
Когда Андрей, помытый, побритый и подстриженный, облачился в новые доспехи и вышел из комнаты, Елизавета Петровна почувствовала предательскую дрожь в коленях и горькое сожаление о навсегда ушедшей молодости.
– Надо еще подумать, кто достоин такого парня! – восхищенно сказала она, – хотя, впрочем, красивей девчонки в округе не сыскать… Эх, где мои двадцать лет!
Андрей изумленно поглядел на неё.
– Лиза, тебе же всего два раза по девятнадцать, – он подошел ближе и поцеловал её в щеку. Та мотнула головой и, как бы случайно, коснувшись своими губами губ парня, пробурчала:
– Да ну тебя! Совсем расстроил старушку! – вылитый папочка лет этак двадцать назад. Она смахнула со щеки предательскую слезинку, – где там эти малолетние красавицы?
… Они встретились в прихожей.
– Какой он красивый! – зашептала Полина на ухо Насте, а вслух сказала, не в силах сдержаться:
– Андрей, как жалко, что я – твоя сестра. Настя бросила на нее уничтожающий взгляд, под которым сестренка сразу съежилась.
– Ну, что же, сестра – это на всю жизнь! – вздохнула она и спросила брата:
– Как она тебе? – парень только теперь разглядел, что девушка, стоящая рядом с сестрой, – Анастасия.
«Черт побери!» – мысленно застонал он. На Насте была алая блузка и серая юбка, заканчивающаяся чуть выше колен. Для создания некоторой строгости у Елизаветы Петровны был взят черный в серых разводах кардиган. Грудь девушки украшало жемчужное ожерелье.
– Покрасуйтесь, дети, пока вещи не поистрепались. Ума не приложу, что мы будем носить через несколько лет! – вздохнула мадам Норвегова, – поголовный переход на хаки я не переживу.
– Мамочка, может Наталья Владимировна что-нибудь придумает, – протянула Полина.
– Дай-то бог, доченька!
Андрей молча продолжал рассматривать Анастасию. Пока он мылся в ванной, Елизавета Петровна успела соорудить ей прическу. Как она называется, парень не знал, но увиденное ему понравилось.
– А они не соскользнут? – спросила Настя, переминаясь с ноги на ногу, и указывая на колготки.
– Колготки? Нет, – уверила ее Полина, только я вот про туфли забыла напрочь. У тебя какой размер?
– Чего сколько мер?
– Извини. Примерь вот мои. Не жмут? Отлично! Да у нас с тобой один размер, причем почти на все! Только волосы у меня потемнее… У вас вообще, все светлоголовые…