Страница:
Вдруг до Хью и Реджи долетело несколько слабых ударов барабана. Оба вздрогнули и переглянулись. Снова тишина. И вот наконец они услышали мерный глухой бой ритуальных барабанов.
Хью опустил руку на плечо Реджи, который был теперь его главным помощником. Сэра Тодда Пирпонт должен был доставить в Лондон, чтобы там ему удалили пулю из плеча. Доктора Кили вызвали в Уиндхейвен лишь затем, чтобы он остановил кровотечение. Хью ни за что не доверил бы этому человеку проводить операцию.
– Постарайся запомнить, Реджи, – сказал Хью, – что сейчас для тебя крайне важно как можно дольше не обнаруживать своего присутствия. Я уверен, что женщин в пещере уже нет, их наверняка перевели в то место, где расположен полукруглый скальный храм.
– Да, я понял.
– Не заходи на территорию храма до тех пор, пока не увидишь, что у меня безвыходное положение и мне необходима помощь. Я все еще надеюсь договориться с отцом по-хорошему. Но ни в коем случае не делай то, что потребует от тебя граф. Слушайся только меня. А мне, похоже, придется импровизировать по ходу дела.
– Понимаю, – со всей серьезностью ответил юноша.
– Вот и хорошо. А теперь пошли.
Они двигались на звук, подходя то к одной расщелине в скале, ток другой, и наконец дошли до того места, где звук слышался ровный и четкий. Они пролезли через небольшой проход в скале, который сразу резко завернул в сторону, однако затем постепенно стал расширяться.
Они долго шли по извилистому коридору, пройти по которому было нелегко. В некоторых местах они вынуждены были то сгибаться в три погибели, то протискиваться через сходившиеся вместе каменные стены. Когда они наконец добрались до входа в пещеру, Хью замедлил шаги, чтобы проверить, на месте ли его револьвер. Реджи тоже проверил свое оружие и кивнул.
Хью ступил внутрь круглого храма и внимательно огляделся. С одной стороны у каменной стены стояло массивное кресло, похожее на трон, а посередине горел ритуальный костер. Свет от костра позволял видеть три огромных камня, тех самых, которые поразили воображение Хью пять лет назад. К двум из камней грубыми веревками были привязаны женщины.
Хью впился глазами в Лидию. Она выглядела измученной, но глаза ее были широко раскрыты – она не желала упустить ни одной детали. Она не вскрикнула, увидев Хью, поскольку понимала, что может тем самым невольно испортить все дело. Хью взглянул на девушку рядом с Лидией. Это определенно была Софи, он узнал ее по фотографии, которую видел ранее.
Теперь Хью напряженно выжидал, когда появится отец, не зная, с какой стороны его ждать. И в то же время он продолжал любоваться Лидией, своей прекрасной храброй Лидией. Внезапно она устремила взгляд куда-то за его спину и замотала головой. Хью резко повернулся и вздрогнул. Всего в шаге от него стояла закрытая белым плащом фигура. Но что самое жуткое – в руках этот человек держал винтовку, и дуло ее было направлено прямо в грудь Хью.
– Итак, Монтгомери, тебе удалось найти ее, – произнес лорд Боксли, откинув с головы капюшон и с усмешкой глядя на Хью. – Много же времени тебе понадобилось, чтобы сделать это.
– Да, я нашел ее. А ты показал мне, где именно следует ее искать. Это ты привел нас сюда своими подсказками. Ты ведь этого и хотел, так ведь?
– Да, с некоторой помощью Добсона мне это удалось.
– Ты доказал свое превосходство. Так давай закончим на этом и спокойно разойдемся по домам.
Граф расхохотался. Хью даже не предполагал, что его всегда такой строгий отец мог хохотать. Он сейчас просто не узнавал этого человека.
– Игра еще далеко не закончена. А ты не уйдешь отсюда, пока не одаришь своей любовью Керридвен. – Боксли махнул рукой в сторону Софи. – Мне стоило больших трудов найти девственницу специально для тебя, мой мальчик. Ты слишком часто имел дело с проститутками, вот я и подумал, что для тебя это может стать приятным разнообразием. Я выяснил, что девственницы – весьма неподатливые штучки. Преодолеть их сопротивление поначалу нелегко, но удовольствие того стоит.
Тирада отца потрясла Хью настолько, что он просто потерял дар речи. И это говорил человек, который проводил в парламенте закон, направленный на сокращение в обществе риска заразных заболеваний! Он проводил кампанию за искоренение такого мерзкого социального явления, как проституция, и требовал запретить сексуальную торговлю. Он слыл примерным семьянином, и преданность супругов друг другу считал наивысшей добродетелью. Даже королева ценила его за высокие моральные качества и за его верность супруге. Когда мать Хью умерла в лечебном заведении для душевнобольных, очень многие выражали сочувствие графу.
Так что же, все это было лишь игрой? И не потому ли Боксли ратовал за борьбу с половыми инфекциями, чтобы исключить опасность заболевания для себя?
– Поверить в такое не могу! Монтгомери, неужели ты разучился говорить? Это что-то новенькое.
– Кто ты? – выдохнул Хью. Он с неприкрытым ужасом смотрел на своего отца.
Граф откинул назад голову и снова захохотал:
– Сегодня я Луг, бог леса, супруг самой великой богини! И мне решительно все равно, что будет завтра.
– Ты просто безумец. Ты понимаешь?
Взгляд графа вмиг прояснился. Он чуть насмешливо вскинул бровь. Сейчас это снова был невозмутимый добропорядочный джентльмен, каким Хью всегда знал его.
– По-твоему, я сумасшедший? – В его глазах опять сверкнул необычный блеск. – Я так не думаю, Монтгомери. Я наконец-то нахожусь в абсолютно здравом уме. Или тебе кажутся странными мои слова и желания? – Он обвел рукой пещеру. – Я счастлив здесь, и только здесь. – Он перевел взгляд на сына и заговорил вполне обычным, каким-то будничным тоном: – Я уже порядком устал держать эту винтовку. Выкладывай свое оружие, и я положу ее. И тогда мы сможем наконец спокойно поговорить.
Хью помедлил. Существовала ли хоть какая-нибудь возможность переубедить этого человека? Или все-таки придется применить силу? Но одно Хью было совершенно ясно. До тех пор, пока этот явно психически неуравновешенный мужчина стоит, нацелив дуло винтовки на него, риск получить от него пулю в лоб был слишком велик. Хью медленно потянулся к карману, достал свой револьвер и очень осторожно положил на ближайший пень, который, похоже, использовался здесь в качестве стола. Граф сразу же положил свою винтовку рядом.
– Весьма благоразумно с твоей стороны, юноша. А теперь давай выпьем. – Боксли подошел к котлу, стоящему возле огня, и налил себе дымящийся напиток. – Весьма рекомендую отведать. Очень расслабляет, – сказал он.
– Это не доктор ли Кили подкинул тебе рецептик? – поинтересовался Хью. – Нет, благодарю покорно.
– Зря отказываешься. – Боксли отпил глоток и посмотрел на Хью: – Итак, что бы ты хотел узнать? Сейчас, когда я победил тебя в этом весьма своеобразном поединке, я чувствую себя просто великолепно и готов проявить великодушие.
– Если ты не считаешь себя сумасшедшим, отец, то как ты мог насиловать и убивать ни в чем не повинных детей?
Боксли нахмурился и разгладил пальцами свои серебристые усы.
– Если ты про молочницу, то там был виноват Добсон. К тому же она была всего лишь служанкой, Хью. Я постоянно пытался вбить тебе в голову, что твои идеи о всеобщем равенстве порой доходят до абсурда.
– Скольких еще ты убил?
– Никого. Ну разве что девчонку из клиники. – Граф поморщился. – Я знать не знал, как ее звали, да мне это было и ни к чему. Только с ней следовало разобраться, прежде чем она соберет свои мозги и заговорит.
– А как она оказалась в клинике?
– Год назад она сбежала после священного ритуала, приехала в Лондон и сразу же отправилась в эту клинику, уж не знаю, откуда ей про это заведение стало известно. Добсон выследил ее и сделал все необходимое, чтобы она разучилась говорить. Я велел Добсону вернуть девчонку в клинику, поскольку знал, что леди Боумонт частенько там бывает. После того как вы получили информацию, убедившую вас приехать сюда, девчонка мне стала больше не нужна, и я счел за лучшее избавиться от нее.
– И сколько же всего было этих несчастных?
– Так, дай-ка посчитать. – Граф подошел к костру и задумчиво откинул голову. – Каждый год по девственнице в течение… ну, скажем, последних двухсот лет…
– Этого не может быть!
Граф насмешливо посмотрел на сына:
– Как, должно быть, неприятно величайшему лорду Загадке узнать, чем занимались его предки, ведь он, при всей своей проницательности, даже не догадывался об этом.
– Ты хочешь сказать, что этот варварский обычай переходил по наследству от отца к сыну? И что мой дед…
– Да, именно так. Однако должен заметить, что пятый граф Боксли не слишком-то чтил семейные традиции. Он иногда присутствовал на ежегодно проводившихся священных ритуалах, но сердце его никогда к этому не лежало. Он предпочитал иметь дело со шлюхами. Я же куда более предан вере моих мудрых предков. В отличие от лорда Боумонта я никогда не умру от сифилиса. И прибегать к убийству мне не было никакой нужды. Обычно я щедро платил родителям за право дефлорировать их дочь, которой не приходилось рассчитывать на хорошее приданое.
– Все так же, как у «ботаников».
– Нет, Монтгомери, у «ботаников» все слишком прозаично. Они попросту насилуют юных девиц. Я же своих девушек боготворю. И к тому же благодаря моей щедрости они потом счастливо выходят замуж. А вот Добсона вообще не следовало приобщать к нашей семейной традиции.
– Констебль Барнабас сегодня сообщил мне об одном диком обстоятельстве, касающемся Добсона, – сказал Хью. – Когда судебный эксперт осмотрел его тело, то выяснилось, что Тревор Добсон был кастрирован.
Граф лишь гнусно усмехнулся:
– Этот дурацкий бриллиантовый листок определенно скрывал полнейшее отсутствие того, чему под ним полагалось быть! – Граф прошествовал к своему трону и сел на него. – Добсон получил то, что заслужил. Сожалений по этому поводу ты от меня, во всяком случае, не услышишь.
– Он же был твоим братом. Почему ты так ненавидел его?
Граф наклонился вперед и, вдруг вспыхнув от ярости, закричал:
– Потому что этот мерзавец спал с моей женой!
Хью был потрясен.
– С моей матерью? Так, значит, они все-таки были любовниками! – Ярость и боль в глазах отца подсказали Хью, что все обстояло именно так. – И ты его за это кастрировал. – Это был не вопрос, а утверждение.
Боксли даже не сделал попытки это отрицать.
– Мало того, что он соблазнил мою жену, так он еще позволил этой глупой молочнице удрать. Она ударилась в истерику и сама не видела, куда несется, – вот и упала со скалы. А потом ты нашел ее тело и без конца говорил об этом и задавал массу ненужных вопросов. – Голос Боксли стал до странности тягучим, после того как он сделал еще несколько глотков из своего кубка.
Хью видел, что глаза графа постепенно стекленеют. В пойло явно был подмешан наркотик. Что, если попытаться воспользоваться его состоянием? Хью решил разговорить старика. И начал вспоминать давно минувшие времена.
– Ты в самом деле думаешь, что моя мать и Добсон были любовниками?
– Я в этом уверен. Почему, как ты думаешь, я отослал ее прочь?
Хью почувствовал, как у него защемило сердце.
– Так, значит, она не была душевнобольной? Ты упек ее в лечебницу потому лишь, что у нее завязался роман?
Граф посмотрел на Хью так, словно тот был непроходимым тупицей.
– Я обязан был думать о своей репутации. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы восстановить былое величие и славу нашего рода. Я не мог позволить твоей матери все разрушить.
Боксли говорил так, словно смерть жены была мелочью по сравнению с усилиями, которые он прилагал, чтобы поддерживать свою кристально чистую, по его убеждению, репутацию. Хью почувствовал, как его захлестывает гнев. Он с силой сжал кулаки и выкрикнул:
– Но она же покончила с собой в этой лечебнице!
– Она была мне неверна и заслуживала того, чтобы умереть, – убежденно произнес он. – К тому же не думаю, что ей самой так уж хотелось жить после того, как ее любовник лишился своего мужского достоинства.
Хью сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.
– Как… Каким образом тебе удалось кастрировать моего дядюшку, не убив его при этом?
Граф улыбнулся:
– Это потребовало помощи, которую с готовностью предоставил доктор Кили. Жутко кровавая процедура, должен заметить. Я, разумеется, присутствовал при этом. Как обманутый супруг я имел на это полное право.
– Ты лишил его мужского достоинства только из-за того, что он переспал с твоей женой?
– И еще не забудь про девчонку, из-за смерти которой ты столько времени сходил с ума. Тревор угрожал скомпрометировать честь семьи, которая на протяжении нескольких столетий была одной из самых уважаемых. Нам приходилось платить немалые деньги за девчонок, а Добсон едва не поставил все под угрозу, когда позволил одной из них улизнуть.
Боксли встал и картинным жестом скинул с себя свой белоснежный плащ. Под плащом на нем была лишь набедренная повязка из оленьей кожи, над которой была вытатуирована огромная бабочка. Глядя на порядком сморщившуюся кожу на груди отца, Хью с особой ясностью осознал, что, несмотря на всю его показную браваду, это был попросту жалкий сумасшедший старик.
– Узрите священную бабочку! – произнес Боксли хорошо поставленным голосом. – Она появляется на свет из куколки. Тот, кто узрит богиню, обретает бессмертие.
Он подошел к костру, поднял небольшой кувшин и вылил часть его содержимого, в огонь. Языки пламени синими и красными всполохами взметнулись высоко вверх.
– Очень впечатляет, – хмыкнул Хью.
– Я каждое воскресенье хожу в церковь на службу, – сказал Боксли, оглянувшись на сына. – Этого вполне достаточно, чтобы иссушить душу любого. Этот бог, которого распяли на кресте, предлагает всем вечную жизнь, но, чтобы получить ее, требуется превратить свое земное существование в ад. Бедность, самоистязание и самоуничижение – вот главные шаги на пути к вечному блаженству. Я не знал настоящего счастья до тех самых пор, пока отец не посвятил меня в друиды. Древние язычники верили, что тело – это священный храм, и поклонялись ему, наше же общество требует от нас притвориться, будто никаких телесных потребностей не существует, будто все плотское порочно. Ты знал, что твоя мать устраивала истерики каждый раз, когда я являлся к ней исполнить свои супружеские обязанности?
– Тогда неудивительно, что она искала утешение в объятиях твоего сводного брата, – прошептал Хью.
Граф бросил на сына полный ненависти взгляд:
– Как ты смеешь защищать эту прелюбодейку и осуждать меня?! Любовь, которой она не могла мне дать, я нашел здесь.
– Любовь! – усмехнулся Хью. – Чью?
Боксли перевел затуманенный взгляд на камень, возле которого стояла Софи.
– Вот она, моя прекрасная Керридвен. – Он подошел к девушке и приподнял ее голову за подбородок. Софи держалась очень мужественно, и только взгляд ее то и дело обращался к Лидии, которая подбадривала девушку кивком. Они явно успели договориться о том, как им следует себя вести. – Как же она прекрасна! И такая невинная, такая чистая. Моя белая богиня. Знаешь, Хью, благодаря ей я никогда не умру. Она бессмертна.
Хью украдкой бросил взгляд на Лидию. Она чуть улыбнулась и одними губами произнесла: «Он безумен».
– У этой девушки есть имя. Ее зовут Софи Парнхем, – подчеркнуто спокойно сказал Хью. Был ли смысл пытаться договориться с этим человеком? Хью начал сомневаться в том, что это стоит делать. – Софи никакая не Керридвен. Ты похитил ее. И собираешься ее изнасиловать. Давай будем называть вещи своими именами.
– Ты глупец, который ничего не понимает, и понимать не хочет, – выспренно произнес Боксли. – Она возжелает меня еще до того, как кончится эта ночь. Пригубив напиток из магического котла, она поймет силу, мощь и красоту настоящего экстаза.
Он провел рукой по груди девушки. Хью метнулся было вперед, однако заставил себя остаться на месте. Прежде чем он положит конец всему этому фарсу, ему следовало узнать еще одну вещь.
– Скажи, а что на самом деле случилось с Кэтрин? – спросил он.
Плечи графа вмиг поникли. Внезапно сгорбившись, он превратился в дряхлого старика.
– С кем? – жалобно переспросил он.
– С Кэтрин! Твоей дочерью! Моей сестрой! – Хью начал медленно приближаться к отцу. – Или, может, она была дочерью Добсона? Ты сказал мне, что она умерла от лихорадки, но ведь это же неправда! Она умерла первого мая! Ты убил ее потому, что не ты, а Добсон был ее отцом?
Лидия, не удержавшись, ахнула. Это был первый звук, который Хью услышал от нее за все то время, что он находился в пещере.
Боксли прикрыл глаза:
– У богини только одно имя – Керридвен, и она бессмертна. Она может принимать разные обличья, но никогда не меняет своего имени. Она превращается из связанного по рукам и ногам земного существа в прекрасное создание, которое на крыльях покидает этот насквозь прогнивший порочный мир. И не смей говорить мне о смерти!
Хью в ярости подскочил к графу, сжимая кулаки:
– Ты кровавый убийца! Что ты сделал с Кэтрин?
Граф отшатнулся, ошарашенный выпадом Хью, но споткнулся и упал. В мгновение ока Хью оседлал его и, вцепившись ему в горло, принялся душить.
– Осторожно, Хью! – выкрикнула Лидия. Едва ли он слышал ее.
– Ты изнасиловал ее? Ты извращенец! Ну же, скажи, это ты постарался?
Боксли судорожно пытался вырваться и, задыхаясь, прохрипел:
– Нет! Клянусь! Она моя дочь. Я бы никогда не прикоснулся к ней!
– Так как же она умерла? – прорычал Хью.
Из горла графа вырвались булькающие звуки, глаза его закатились. Хью пришлось немного ослабить хватку.
– Говори же, черт тебя побери!
– Она… отправилась за мной. И пришла сюда. Когда я ее увидел, то попытался подойти… заговорить. А она, напуганная до смерти, побежала от меня и… Она сорвалась со скалы и упала в пропасть.
– Так же, как та юная молочница, – прошептал Хью, представив себе, как все это случилось. Выпустив горло отца, он откатился подальше от обрыва. – О Господи! Бедная Кэтрин… и я оставил ее здесь… с этим чудовищем!
– Хью! – истошно закричала Лидия. – У него оружие!
Хью поднял голову как раз в тот момент, когда граф схватил винтовку, а затем широкими четкими шагами направился к нему. Когда дуло уперлось Хью в лоб, граф взвел курок.
– Если только пошевельнешься, я спущу курок, Монтгомери. Клянусь тебе, я сделаю это. Так что слушай меня внимательно. Предлагаю тебе выбор. Либо ты и леди Боумонт присоединитесь ко мне и станете участниками ритуального действа, либо я убью вас обоих.
– Ты хочешь, чтобы я участвовал в этом кошмаре? Чтобы ты потом мог шантажировать меня – так же, как ты поступил с Добсоном?
– Я не позволю тебе нарушить традицию. Ты слишком часто разочаровывал меня. Но я знал, что смогу доказать тебе, что найти девчонку тебе не удастся. Теперь ты должен отказаться от своей любительской игры в детектива. Ты посвятишь себя продолжению семейных традиций, как это сделал я.
– Если ты убьешь нас, отец, – сказал Хью, не обращая ни малейшего внимания на винтовку, дуло которой было приставлено к его лбу, – тебя посадят в тюрьму за убийство. О твоих друидических спектаклях узнают все. Твоя репутация будет погублена.
– Об этом никто не узнает. Я оставлю ваши тела здесь на растерзание стервятникам.
– Но в лесу меня ждут констебль и твои слуги. Я сказал им о том, что ты похитил Софи и леди Боумонт. Они заподозрят неладное, если ты вернешься без них.
– С Барнабасом и своими слугами я разберусь. Они поверят мне. А кто ты для них такой? К тому же многие из моих слуг знают о моем секрете, как знали и их отцы, а до того – их деды.
– Но детективы из Скотленд-Ярда…
– Их я тоже сумею убедить. Скажу, что очень беспокоюсь за тебя и леди Боумонт. Тебя, разумеется, будут искать, но никто не сможет найти этот храм – снизу его не увидеть, а путь, каким ты добрался сегодня сюда, будет завален так, что по нему уже невозможно будет пройти. Даже если они что-то и заподозрят, никто не посмеет обвинить меня.
– А то, что прервется наш род? Это тебя не волнует? Ведь я твой единственный сын. Твой последний – живой – ребенок.
– У мужчины всегда есть возможность заиметь еще детей. – Граф бросил быстрый взгляд на Софи, а Лидия, возмущенная его словами, яростно дернулась, пытаясь освободиться от своих пут.
– Ну что ж. Ты победил, – признал Хью и начал медленно подниматься, украдкой поглядывая на ствол винтовки и прикидывая, как бы выхватить ее из рук отца.
– Ты должен знать, Монтгомери, что я хотел не просто обладать женским телом. Я искал идеальную женщину. И вот наконец я нашел ее. Вся ирония в том, что произошло это по чистой случайности. Я похитил ее потому, что она имела отношение к женщине, ради которой ты готов был пойти на все. Я знал, что твоя бывшая любовница вышла замуж за Боумонта. Но я никак не мог придумать, каким образом заманить вас обоих сюда, пока Добсон не поведал мне, что у Боумонта имеется внебрачная дочь. – Граф опустил дуло винтовки и повернулся к Софи с безумной улыбкой на губах. – И вот она здесь. Моя дорогая Керридвен, сегодня мы соединимся с тобой и освятим нашу любовь.
Пока граф любовался Софи, из расщелины в скале появился Реджи.
– Опустите оружие, ваше сиятельство, – потребовал он.
Боксли взглянул на незваного гостя, затем посмотрел на Хью и сказал:
– Глупый мальчишка. Ему придется умереть.
И, не медля ни секунды, он вскинул винтовку и выстрелил в Реджи. Хью в тот же миг метнулся к отцу и попытался вырвать оружие из его рук. Реджи, скорчившись, рухнул на землю. Отец и сын снова сцепились в смертельной схватке и, упав, принялись кататься по каменному полу пещеры. Хью удалось отнять винтовку у отца и отбросить ее в сторону. Боксли дрался с силой, неожиданной для человека его возраста. Когда они откатились к пню, на который Хью выложил свой револьвер, Боксли удалось его схватить, и он с силой ударил сына револьвером по голове.
Хью вскинул руки, защищаясь от очередного удара: боль, которую он испытал, была чудовищной. Он вцепился в револьвер, пытаясь вырвать его у отца. Боксли дернулся, и револьвер, описав дугу в воздухе, отлетел в сторону. Воспользовавшись тем, что реакция Хью оказалась из-за испытываемой им боли не столь быстрой, граф вырвался, вскочил на ноги и бросился туда, где на самом краю пропасти, поблескивая в отсветах пламени костра, лежала винтовка.
Однако Хью успел схватить отца за лодыжку, и тот рухнул на землю. Они снова сцепились и принялись кататься по земле, приближаясь все ближе и ближе к обрыву. Граф перевернулся и придавил своим весом Хью. На этот раз уже он сомкнул пальцы на горле сына.
– Похоже, что ты умрешь так же, как та глупая молочница.
Хью словно в тумане услышал истошный крик Лидии. Он выпростал руку и вцепился пальцами в острый край скалы. Нет, он не мог умереть и оставить их с Софи на растерзание этому дьяволу во плоти.
– Так каков твой ответ, Монтгомери? Говори, или я придушу тебя. Ты станешь продолжателем семейных традиций или предпочтешь умереть?
– Ни то ни другое. – Это произнес Реджи. – Отпустите его, сэр, и делайте это очень медленно, без всяких резких движений. – Левая рука юноши была ранена, но здоровой правой рукой он сумел прижать холодное дуло к виску графа. Его побелевшее лицо выражало отчаянную решимость.
– Все кончено, отец, – прохрипел Хью. – Тебе придется наконец заплатить за все свои преступления.
– Давай, стреляй в меня, парень! – Боксли взглянул на Реджи и отпустил сына.
– Ты сядешь в тюрьму, отец. – Хью с трудом откатился в сторону и приподнялся. – И будешь сидеть там, как обычный преступник. Тебя будут судить за все преступления, которые, ты совершил.
Боксли собрал все свои силы и встал.
– Ты ошибаешься, Монтгомери. Я улечу отсюда подобно бабочке. Я улечу прямо в объятия моей Керридвен.
С этими словами он взмахнул руками, точно крыльями, и спрыгнул со скалы вниз.
Лидия и Софи в ужасе закричали, но Луг, бог леса, не издал ни единого звука.
Хью посмотрел вниз. Там, где-то далеко, с глухим стуком ударилось об острые, залитые холодным лунным светом камни тело его отца.
Глава 22
Хью опустил руку на плечо Реджи, который был теперь его главным помощником. Сэра Тодда Пирпонт должен был доставить в Лондон, чтобы там ему удалили пулю из плеча. Доктора Кили вызвали в Уиндхейвен лишь затем, чтобы он остановил кровотечение. Хью ни за что не доверил бы этому человеку проводить операцию.
– Постарайся запомнить, Реджи, – сказал Хью, – что сейчас для тебя крайне важно как можно дольше не обнаруживать своего присутствия. Я уверен, что женщин в пещере уже нет, их наверняка перевели в то место, где расположен полукруглый скальный храм.
– Да, я понял.
– Не заходи на территорию храма до тех пор, пока не увидишь, что у меня безвыходное положение и мне необходима помощь. Я все еще надеюсь договориться с отцом по-хорошему. Но ни в коем случае не делай то, что потребует от тебя граф. Слушайся только меня. А мне, похоже, придется импровизировать по ходу дела.
– Понимаю, – со всей серьезностью ответил юноша.
– Вот и хорошо. А теперь пошли.
Они двигались на звук, подходя то к одной расщелине в скале, ток другой, и наконец дошли до того места, где звук слышался ровный и четкий. Они пролезли через небольшой проход в скале, который сразу резко завернул в сторону, однако затем постепенно стал расширяться.
Они долго шли по извилистому коридору, пройти по которому было нелегко. В некоторых местах они вынуждены были то сгибаться в три погибели, то протискиваться через сходившиеся вместе каменные стены. Когда они наконец добрались до входа в пещеру, Хью замедлил шаги, чтобы проверить, на месте ли его револьвер. Реджи тоже проверил свое оружие и кивнул.
Хью ступил внутрь круглого храма и внимательно огляделся. С одной стороны у каменной стены стояло массивное кресло, похожее на трон, а посередине горел ритуальный костер. Свет от костра позволял видеть три огромных камня, тех самых, которые поразили воображение Хью пять лет назад. К двум из камней грубыми веревками были привязаны женщины.
Хью впился глазами в Лидию. Она выглядела измученной, но глаза ее были широко раскрыты – она не желала упустить ни одной детали. Она не вскрикнула, увидев Хью, поскольку понимала, что может тем самым невольно испортить все дело. Хью взглянул на девушку рядом с Лидией. Это определенно была Софи, он узнал ее по фотографии, которую видел ранее.
Теперь Хью напряженно выжидал, когда появится отец, не зная, с какой стороны его ждать. И в то же время он продолжал любоваться Лидией, своей прекрасной храброй Лидией. Внезапно она устремила взгляд куда-то за его спину и замотала головой. Хью резко повернулся и вздрогнул. Всего в шаге от него стояла закрытая белым плащом фигура. Но что самое жуткое – в руках этот человек держал винтовку, и дуло ее было направлено прямо в грудь Хью.
– Итак, Монтгомери, тебе удалось найти ее, – произнес лорд Боксли, откинув с головы капюшон и с усмешкой глядя на Хью. – Много же времени тебе понадобилось, чтобы сделать это.
– Да, я нашел ее. А ты показал мне, где именно следует ее искать. Это ты привел нас сюда своими подсказками. Ты ведь этого и хотел, так ведь?
– Да, с некоторой помощью Добсона мне это удалось.
– Ты доказал свое превосходство. Так давай закончим на этом и спокойно разойдемся по домам.
Граф расхохотался. Хью даже не предполагал, что его всегда такой строгий отец мог хохотать. Он сейчас просто не узнавал этого человека.
– Игра еще далеко не закончена. А ты не уйдешь отсюда, пока не одаришь своей любовью Керридвен. – Боксли махнул рукой в сторону Софи. – Мне стоило больших трудов найти девственницу специально для тебя, мой мальчик. Ты слишком часто имел дело с проститутками, вот я и подумал, что для тебя это может стать приятным разнообразием. Я выяснил, что девственницы – весьма неподатливые штучки. Преодолеть их сопротивление поначалу нелегко, но удовольствие того стоит.
Тирада отца потрясла Хью настолько, что он просто потерял дар речи. И это говорил человек, который проводил в парламенте закон, направленный на сокращение в обществе риска заразных заболеваний! Он проводил кампанию за искоренение такого мерзкого социального явления, как проституция, и требовал запретить сексуальную торговлю. Он слыл примерным семьянином, и преданность супругов друг другу считал наивысшей добродетелью. Даже королева ценила его за высокие моральные качества и за его верность супруге. Когда мать Хью умерла в лечебном заведении для душевнобольных, очень многие выражали сочувствие графу.
Так что же, все это было лишь игрой? И не потому ли Боксли ратовал за борьбу с половыми инфекциями, чтобы исключить опасность заболевания для себя?
– Поверить в такое не могу! Монтгомери, неужели ты разучился говорить? Это что-то новенькое.
– Кто ты? – выдохнул Хью. Он с неприкрытым ужасом смотрел на своего отца.
Граф откинул назад голову и снова захохотал:
– Сегодня я Луг, бог леса, супруг самой великой богини! И мне решительно все равно, что будет завтра.
– Ты просто безумец. Ты понимаешь?
Взгляд графа вмиг прояснился. Он чуть насмешливо вскинул бровь. Сейчас это снова был невозмутимый добропорядочный джентльмен, каким Хью всегда знал его.
– По-твоему, я сумасшедший? – В его глазах опять сверкнул необычный блеск. – Я так не думаю, Монтгомери. Я наконец-то нахожусь в абсолютно здравом уме. Или тебе кажутся странными мои слова и желания? – Он обвел рукой пещеру. – Я счастлив здесь, и только здесь. – Он перевел взгляд на сына и заговорил вполне обычным, каким-то будничным тоном: – Я уже порядком устал держать эту винтовку. Выкладывай свое оружие, и я положу ее. И тогда мы сможем наконец спокойно поговорить.
Хью помедлил. Существовала ли хоть какая-нибудь возможность переубедить этого человека? Или все-таки придется применить силу? Но одно Хью было совершенно ясно. До тех пор, пока этот явно психически неуравновешенный мужчина стоит, нацелив дуло винтовки на него, риск получить от него пулю в лоб был слишком велик. Хью медленно потянулся к карману, достал свой револьвер и очень осторожно положил на ближайший пень, который, похоже, использовался здесь в качестве стола. Граф сразу же положил свою винтовку рядом.
– Весьма благоразумно с твоей стороны, юноша. А теперь давай выпьем. – Боксли подошел к котлу, стоящему возле огня, и налил себе дымящийся напиток. – Весьма рекомендую отведать. Очень расслабляет, – сказал он.
– Это не доктор ли Кили подкинул тебе рецептик? – поинтересовался Хью. – Нет, благодарю покорно.
– Зря отказываешься. – Боксли отпил глоток и посмотрел на Хью: – Итак, что бы ты хотел узнать? Сейчас, когда я победил тебя в этом весьма своеобразном поединке, я чувствую себя просто великолепно и готов проявить великодушие.
– Если ты не считаешь себя сумасшедшим, отец, то как ты мог насиловать и убивать ни в чем не повинных детей?
Боксли нахмурился и разгладил пальцами свои серебристые усы.
– Если ты про молочницу, то там был виноват Добсон. К тому же она была всего лишь служанкой, Хью. Я постоянно пытался вбить тебе в голову, что твои идеи о всеобщем равенстве порой доходят до абсурда.
– Скольких еще ты убил?
– Никого. Ну разве что девчонку из клиники. – Граф поморщился. – Я знать не знал, как ее звали, да мне это было и ни к чему. Только с ней следовало разобраться, прежде чем она соберет свои мозги и заговорит.
– А как она оказалась в клинике?
– Год назад она сбежала после священного ритуала, приехала в Лондон и сразу же отправилась в эту клинику, уж не знаю, откуда ей про это заведение стало известно. Добсон выследил ее и сделал все необходимое, чтобы она разучилась говорить. Я велел Добсону вернуть девчонку в клинику, поскольку знал, что леди Боумонт частенько там бывает. После того как вы получили информацию, убедившую вас приехать сюда, девчонка мне стала больше не нужна, и я счел за лучшее избавиться от нее.
– И сколько же всего было этих несчастных?
– Так, дай-ка посчитать. – Граф подошел к костру и задумчиво откинул голову. – Каждый год по девственнице в течение… ну, скажем, последних двухсот лет…
– Этого не может быть!
Граф насмешливо посмотрел на сына:
– Как, должно быть, неприятно величайшему лорду Загадке узнать, чем занимались его предки, ведь он, при всей своей проницательности, даже не догадывался об этом.
– Ты хочешь сказать, что этот варварский обычай переходил по наследству от отца к сыну? И что мой дед…
– Да, именно так. Однако должен заметить, что пятый граф Боксли не слишком-то чтил семейные традиции. Он иногда присутствовал на ежегодно проводившихся священных ритуалах, но сердце его никогда к этому не лежало. Он предпочитал иметь дело со шлюхами. Я же куда более предан вере моих мудрых предков. В отличие от лорда Боумонта я никогда не умру от сифилиса. И прибегать к убийству мне не было никакой нужды. Обычно я щедро платил родителям за право дефлорировать их дочь, которой не приходилось рассчитывать на хорошее приданое.
– Все так же, как у «ботаников».
– Нет, Монтгомери, у «ботаников» все слишком прозаично. Они попросту насилуют юных девиц. Я же своих девушек боготворю. И к тому же благодаря моей щедрости они потом счастливо выходят замуж. А вот Добсона вообще не следовало приобщать к нашей семейной традиции.
– Констебль Барнабас сегодня сообщил мне об одном диком обстоятельстве, касающемся Добсона, – сказал Хью. – Когда судебный эксперт осмотрел его тело, то выяснилось, что Тревор Добсон был кастрирован.
Граф лишь гнусно усмехнулся:
– Этот дурацкий бриллиантовый листок определенно скрывал полнейшее отсутствие того, чему под ним полагалось быть! – Граф прошествовал к своему трону и сел на него. – Добсон получил то, что заслужил. Сожалений по этому поводу ты от меня, во всяком случае, не услышишь.
– Он же был твоим братом. Почему ты так ненавидел его?
Граф наклонился вперед и, вдруг вспыхнув от ярости, закричал:
– Потому что этот мерзавец спал с моей женой!
Хью был потрясен.
– С моей матерью? Так, значит, они все-таки были любовниками! – Ярость и боль в глазах отца подсказали Хью, что все обстояло именно так. – И ты его за это кастрировал. – Это был не вопрос, а утверждение.
Боксли даже не сделал попытки это отрицать.
– Мало того, что он соблазнил мою жену, так он еще позволил этой глупой молочнице удрать. Она ударилась в истерику и сама не видела, куда несется, – вот и упала со скалы. А потом ты нашел ее тело и без конца говорил об этом и задавал массу ненужных вопросов. – Голос Боксли стал до странности тягучим, после того как он сделал еще несколько глотков из своего кубка.
Хью видел, что глаза графа постепенно стекленеют. В пойло явно был подмешан наркотик. Что, если попытаться воспользоваться его состоянием? Хью решил разговорить старика. И начал вспоминать давно минувшие времена.
– Ты в самом деле думаешь, что моя мать и Добсон были любовниками?
– Я в этом уверен. Почему, как ты думаешь, я отослал ее прочь?
Хью почувствовал, как у него защемило сердце.
– Так, значит, она не была душевнобольной? Ты упек ее в лечебницу потому лишь, что у нее завязался роман?
Граф посмотрел на Хью так, словно тот был непроходимым тупицей.
– Я обязан был думать о своей репутации. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы восстановить былое величие и славу нашего рода. Я не мог позволить твоей матери все разрушить.
Боксли говорил так, словно смерть жены была мелочью по сравнению с усилиями, которые он прилагал, чтобы поддерживать свою кристально чистую, по его убеждению, репутацию. Хью почувствовал, как его захлестывает гнев. Он с силой сжал кулаки и выкрикнул:
– Но она же покончила с собой в этой лечебнице!
– Она была мне неверна и заслуживала того, чтобы умереть, – убежденно произнес он. – К тому же не думаю, что ей самой так уж хотелось жить после того, как ее любовник лишился своего мужского достоинства.
Хью сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.
– Как… Каким образом тебе удалось кастрировать моего дядюшку, не убив его при этом?
Граф улыбнулся:
– Это потребовало помощи, которую с готовностью предоставил доктор Кили. Жутко кровавая процедура, должен заметить. Я, разумеется, присутствовал при этом. Как обманутый супруг я имел на это полное право.
– Ты лишил его мужского достоинства только из-за того, что он переспал с твоей женой?
– И еще не забудь про девчонку, из-за смерти которой ты столько времени сходил с ума. Тревор угрожал скомпрометировать честь семьи, которая на протяжении нескольких столетий была одной из самых уважаемых. Нам приходилось платить немалые деньги за девчонок, а Добсон едва не поставил все под угрозу, когда позволил одной из них улизнуть.
Боксли встал и картинным жестом скинул с себя свой белоснежный плащ. Под плащом на нем была лишь набедренная повязка из оленьей кожи, над которой была вытатуирована огромная бабочка. Глядя на порядком сморщившуюся кожу на груди отца, Хью с особой ясностью осознал, что, несмотря на всю его показную браваду, это был попросту жалкий сумасшедший старик.
– Узрите священную бабочку! – произнес Боксли хорошо поставленным голосом. – Она появляется на свет из куколки. Тот, кто узрит богиню, обретает бессмертие.
Он подошел к костру, поднял небольшой кувшин и вылил часть его содержимого, в огонь. Языки пламени синими и красными всполохами взметнулись высоко вверх.
– Очень впечатляет, – хмыкнул Хью.
– Я каждое воскресенье хожу в церковь на службу, – сказал Боксли, оглянувшись на сына. – Этого вполне достаточно, чтобы иссушить душу любого. Этот бог, которого распяли на кресте, предлагает всем вечную жизнь, но, чтобы получить ее, требуется превратить свое земное существование в ад. Бедность, самоистязание и самоуничижение – вот главные шаги на пути к вечному блаженству. Я не знал настоящего счастья до тех самых пор, пока отец не посвятил меня в друиды. Древние язычники верили, что тело – это священный храм, и поклонялись ему, наше же общество требует от нас притвориться, будто никаких телесных потребностей не существует, будто все плотское порочно. Ты знал, что твоя мать устраивала истерики каждый раз, когда я являлся к ней исполнить свои супружеские обязанности?
– Тогда неудивительно, что она искала утешение в объятиях твоего сводного брата, – прошептал Хью.
Граф бросил на сына полный ненависти взгляд:
– Как ты смеешь защищать эту прелюбодейку и осуждать меня?! Любовь, которой она не могла мне дать, я нашел здесь.
– Любовь! – усмехнулся Хью. – Чью?
Боксли перевел затуманенный взгляд на камень, возле которого стояла Софи.
– Вот она, моя прекрасная Керридвен. – Он подошел к девушке и приподнял ее голову за подбородок. Софи держалась очень мужественно, и только взгляд ее то и дело обращался к Лидии, которая подбадривала девушку кивком. Они явно успели договориться о том, как им следует себя вести. – Как же она прекрасна! И такая невинная, такая чистая. Моя белая богиня. Знаешь, Хью, благодаря ей я никогда не умру. Она бессмертна.
Хью украдкой бросил взгляд на Лидию. Она чуть улыбнулась и одними губами произнесла: «Он безумен».
– У этой девушки есть имя. Ее зовут Софи Парнхем, – подчеркнуто спокойно сказал Хью. Был ли смысл пытаться договориться с этим человеком? Хью начал сомневаться в том, что это стоит делать. – Софи никакая не Керридвен. Ты похитил ее. И собираешься ее изнасиловать. Давай будем называть вещи своими именами.
– Ты глупец, который ничего не понимает, и понимать не хочет, – выспренно произнес Боксли. – Она возжелает меня еще до того, как кончится эта ночь. Пригубив напиток из магического котла, она поймет силу, мощь и красоту настоящего экстаза.
Он провел рукой по груди девушки. Хью метнулся было вперед, однако заставил себя остаться на месте. Прежде чем он положит конец всему этому фарсу, ему следовало узнать еще одну вещь.
– Скажи, а что на самом деле случилось с Кэтрин? – спросил он.
Плечи графа вмиг поникли. Внезапно сгорбившись, он превратился в дряхлого старика.
– С кем? – жалобно переспросил он.
– С Кэтрин! Твоей дочерью! Моей сестрой! – Хью начал медленно приближаться к отцу. – Или, может, она была дочерью Добсона? Ты сказал мне, что она умерла от лихорадки, но ведь это же неправда! Она умерла первого мая! Ты убил ее потому, что не ты, а Добсон был ее отцом?
Лидия, не удержавшись, ахнула. Это был первый звук, который Хью услышал от нее за все то время, что он находился в пещере.
Боксли прикрыл глаза:
– У богини только одно имя – Керридвен, и она бессмертна. Она может принимать разные обличья, но никогда не меняет своего имени. Она превращается из связанного по рукам и ногам земного существа в прекрасное создание, которое на крыльях покидает этот насквозь прогнивший порочный мир. И не смей говорить мне о смерти!
Хью в ярости подскочил к графу, сжимая кулаки:
– Ты кровавый убийца! Что ты сделал с Кэтрин?
Граф отшатнулся, ошарашенный выпадом Хью, но споткнулся и упал. В мгновение ока Хью оседлал его и, вцепившись ему в горло, принялся душить.
– Осторожно, Хью! – выкрикнула Лидия. Едва ли он слышал ее.
– Ты изнасиловал ее? Ты извращенец! Ну же, скажи, это ты постарался?
Боксли судорожно пытался вырваться и, задыхаясь, прохрипел:
– Нет! Клянусь! Она моя дочь. Я бы никогда не прикоснулся к ней!
– Так как же она умерла? – прорычал Хью.
Из горла графа вырвались булькающие звуки, глаза его закатились. Хью пришлось немного ослабить хватку.
– Говори же, черт тебя побери!
– Она… отправилась за мной. И пришла сюда. Когда я ее увидел, то попытался подойти… заговорить. А она, напуганная до смерти, побежала от меня и… Она сорвалась со скалы и упала в пропасть.
– Так же, как та юная молочница, – прошептал Хью, представив себе, как все это случилось. Выпустив горло отца, он откатился подальше от обрыва. – О Господи! Бедная Кэтрин… и я оставил ее здесь… с этим чудовищем!
– Хью! – истошно закричала Лидия. – У него оружие!
Хью поднял голову как раз в тот момент, когда граф схватил винтовку, а затем широкими четкими шагами направился к нему. Когда дуло уперлось Хью в лоб, граф взвел курок.
– Если только пошевельнешься, я спущу курок, Монтгомери. Клянусь тебе, я сделаю это. Так что слушай меня внимательно. Предлагаю тебе выбор. Либо ты и леди Боумонт присоединитесь ко мне и станете участниками ритуального действа, либо я убью вас обоих.
– Ты хочешь, чтобы я участвовал в этом кошмаре? Чтобы ты потом мог шантажировать меня – так же, как ты поступил с Добсоном?
– Я не позволю тебе нарушить традицию. Ты слишком часто разочаровывал меня. Но я знал, что смогу доказать тебе, что найти девчонку тебе не удастся. Теперь ты должен отказаться от своей любительской игры в детектива. Ты посвятишь себя продолжению семейных традиций, как это сделал я.
– Если ты убьешь нас, отец, – сказал Хью, не обращая ни малейшего внимания на винтовку, дуло которой было приставлено к его лбу, – тебя посадят в тюрьму за убийство. О твоих друидических спектаклях узнают все. Твоя репутация будет погублена.
– Об этом никто не узнает. Я оставлю ваши тела здесь на растерзание стервятникам.
– Но в лесу меня ждут констебль и твои слуги. Я сказал им о том, что ты похитил Софи и леди Боумонт. Они заподозрят неладное, если ты вернешься без них.
– С Барнабасом и своими слугами я разберусь. Они поверят мне. А кто ты для них такой? К тому же многие из моих слуг знают о моем секрете, как знали и их отцы, а до того – их деды.
– Но детективы из Скотленд-Ярда…
– Их я тоже сумею убедить. Скажу, что очень беспокоюсь за тебя и леди Боумонт. Тебя, разумеется, будут искать, но никто не сможет найти этот храм – снизу его не увидеть, а путь, каким ты добрался сегодня сюда, будет завален так, что по нему уже невозможно будет пройти. Даже если они что-то и заподозрят, никто не посмеет обвинить меня.
– А то, что прервется наш род? Это тебя не волнует? Ведь я твой единственный сын. Твой последний – живой – ребенок.
– У мужчины всегда есть возможность заиметь еще детей. – Граф бросил быстрый взгляд на Софи, а Лидия, возмущенная его словами, яростно дернулась, пытаясь освободиться от своих пут.
– Ну что ж. Ты победил, – признал Хью и начал медленно подниматься, украдкой поглядывая на ствол винтовки и прикидывая, как бы выхватить ее из рук отца.
– Ты должен знать, Монтгомери, что я хотел не просто обладать женским телом. Я искал идеальную женщину. И вот наконец я нашел ее. Вся ирония в том, что произошло это по чистой случайности. Я похитил ее потому, что она имела отношение к женщине, ради которой ты готов был пойти на все. Я знал, что твоя бывшая любовница вышла замуж за Боумонта. Но я никак не мог придумать, каким образом заманить вас обоих сюда, пока Добсон не поведал мне, что у Боумонта имеется внебрачная дочь. – Граф опустил дуло винтовки и повернулся к Софи с безумной улыбкой на губах. – И вот она здесь. Моя дорогая Керридвен, сегодня мы соединимся с тобой и освятим нашу любовь.
Пока граф любовался Софи, из расщелины в скале появился Реджи.
– Опустите оружие, ваше сиятельство, – потребовал он.
Боксли взглянул на незваного гостя, затем посмотрел на Хью и сказал:
– Глупый мальчишка. Ему придется умереть.
И, не медля ни секунды, он вскинул винтовку и выстрелил в Реджи. Хью в тот же миг метнулся к отцу и попытался вырвать оружие из его рук. Реджи, скорчившись, рухнул на землю. Отец и сын снова сцепились в смертельной схватке и, упав, принялись кататься по каменному полу пещеры. Хью удалось отнять винтовку у отца и отбросить ее в сторону. Боксли дрался с силой, неожиданной для человека его возраста. Когда они откатились к пню, на который Хью выложил свой револьвер, Боксли удалось его схватить, и он с силой ударил сына револьвером по голове.
Хью вскинул руки, защищаясь от очередного удара: боль, которую он испытал, была чудовищной. Он вцепился в револьвер, пытаясь вырвать его у отца. Боксли дернулся, и револьвер, описав дугу в воздухе, отлетел в сторону. Воспользовавшись тем, что реакция Хью оказалась из-за испытываемой им боли не столь быстрой, граф вырвался, вскочил на ноги и бросился туда, где на самом краю пропасти, поблескивая в отсветах пламени костра, лежала винтовка.
Однако Хью успел схватить отца за лодыжку, и тот рухнул на землю. Они снова сцепились и принялись кататься по земле, приближаясь все ближе и ближе к обрыву. Граф перевернулся и придавил своим весом Хью. На этот раз уже он сомкнул пальцы на горле сына.
– Похоже, что ты умрешь так же, как та глупая молочница.
Хью словно в тумане услышал истошный крик Лидии. Он выпростал руку и вцепился пальцами в острый край скалы. Нет, он не мог умереть и оставить их с Софи на растерзание этому дьяволу во плоти.
– Так каков твой ответ, Монтгомери? Говори, или я придушу тебя. Ты станешь продолжателем семейных традиций или предпочтешь умереть?
– Ни то ни другое. – Это произнес Реджи. – Отпустите его, сэр, и делайте это очень медленно, без всяких резких движений. – Левая рука юноши была ранена, но здоровой правой рукой он сумел прижать холодное дуло к виску графа. Его побелевшее лицо выражало отчаянную решимость.
– Все кончено, отец, – прохрипел Хью. – Тебе придется наконец заплатить за все свои преступления.
– Давай, стреляй в меня, парень! – Боксли взглянул на Реджи и отпустил сына.
– Ты сядешь в тюрьму, отец. – Хью с трудом откатился в сторону и приподнялся. – И будешь сидеть там, как обычный преступник. Тебя будут судить за все преступления, которые, ты совершил.
Боксли собрал все свои силы и встал.
– Ты ошибаешься, Монтгомери. Я улечу отсюда подобно бабочке. Я улечу прямо в объятия моей Керридвен.
С этими словами он взмахнул руками, точно крыльями, и спрыгнул со скалы вниз.
Лидия и Софи в ужасе закричали, но Луг, бог леса, не издал ни единого звука.
Хью посмотрел вниз. Там, где-то далеко, с глухим стуком ударилось об острые, залитые холодным лунным светом камни тело его отца.
Глава 22
Хью стоило немалых трудов уладить все дела, связанные со смертью отца. Бесконечные расспросы, то со стороны властей, то со стороны репортеров, следовали один за другим. Прислуга же и вовсе не могла ничего понять. Едва ли Хью мог рассчитывать на то, что его рассказам поверят, если бы он не указал на местоположение скального храма и если б у него не было неопровержимых свидетельских показаний, предоставленных Лидией, Софи и Реджи.
После самоубийства отца Хью сразу же отослал Лидию и Софи в Лондон, пообещав, что вернется так скоро, как только сможет.
Когда две недели спустя после трагических событий, развернувшихся в Уиндхейвене, Хью прибыл наконец в дом лорда Боумонта, его радушно проводили в гостиную, где собрались Тодд и Клара Лич, Софи Парнхем со своей матерью и, конечно же, Лидия.
– А вот и он! – Лидия поднялась со своего кресла и поспешила навстречу Хью. – Мой дорогой лорд Монтгомери, какое счастье снова видеть вас в Лондоне!
Он нежно сжал ее руки, радуясь тому, что в прекрасных глазах Лидии светится лишь радость и что никакие страхи больше не омрачают ее прелестного лица.
После самоубийства отца Хью сразу же отослал Лидию и Софи в Лондон, пообещав, что вернется так скоро, как только сможет.
Когда две недели спустя после трагических событий, развернувшихся в Уиндхейвене, Хью прибыл наконец в дом лорда Боумонта, его радушно проводили в гостиную, где собрались Тодд и Клара Лич, Софи Парнхем со своей матерью и, конечно же, Лидия.
– А вот и он! – Лидия поднялась со своего кресла и поспешила навстречу Хью. – Мой дорогой лорд Монтгомери, какое счастье снова видеть вас в Лондоне!
Он нежно сжал ее руки, радуясь тому, что в прекрасных глазах Лидии светится лишь радость и что никакие страхи больше не омрачают ее прелестного лица.