Берджесс Энтони
Заводные апельсины
Энтони Берджесс
Заводные апельсины
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- Ну, что же теперь, а? Компания такая: я, то есть Алекс, и три моих дру-гa, то есть Пит, Джорджик и Тем, причем Тем был и в самом деле парень темный, в смысле глупый, а сидели мы в молочном баре "коровa", шевеля мозгои насчет того, куда бы убить вечер-подлый такой, холодный и сумрачный зимний вечер, хотя и сухой. Молочный бар "коровa" - это было зaвeдeниje, где давали "молоко-плюс", хотя вы-то, бллин, небось уже и запамятовали, что это были за зaвeдeния: конечно, нынче ведь все так скоро меняеця, забываеця прямо на глазах, всем плeвaтт, даже газет нынче толком никто не читает. В общем, подавали там "молоко-плюс" - то есть молоко плюс кое-какая добавка. Разрешения на торговлю спиртным у них не было, но против того, чтобы подмешивать кое-что из новых штутшeк в доброе старое молоко, закона еще не было, и можно было пих его с велосетом, дренкромом, а то и еще кое с чем из штутшeк, от которых идет тихий бaлдеж, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь мозг проскакивают искры и фейерверки. Еще можно было рМ "молоко с ножами", как это у нас называлось, от него шел торfш, и хотелось дрaцинг, хотелось гaситт кого-нибудь по полной программе, одного всей кодлои, а в тот вечер, с которого я начал свой рассказ, мы как раз это самое и пили.
Карманы у нас ломились от бaбок, а стало быть, к тому, чтобы сделать в переулке толтшок какому-нибудь старому хaныгe, обтриaсти его и смотреть, как он плавает в луже крови, пока мы подсчитываем добычу и делим ее на четверых, ничто нас, в общем-то, особенно не понуждало, как ничто не понуждало и к тому, чтобы делать крaстинг в лавке у какой-нибудь трясущейся старой птицы, а потом рвaтт когти с содержимым кассы. Однако недаром говориця, что деньги это еще не все.
Каждый из нас четверых был прикинут по последней. моде, что в те времена означало пару черных штанов в обглипку со вшитой в шагу железной чашкой, вроде тех, в которых дети пекут из песка куличи, мы ее так песочницей и называли, а пристраивалась она под штаны как для защиты, так и в качестве украшения, которое при определенном освещении довольно ясно вырисовывалось, и вот, стало быть, у меня эта штуковина была в форме паука, у Пита был рукeр (рука, значит), Джорджик этакую затейливую раздобыл, в форме +свe+уjотшкa, а Тем додумался присобачить нечто вовсе паскудное, вроде как бы клоунский мордeр (лицо, значит), - так ведь с Тема-то какой спрос, он вообще соображал слабо, как по жизни, так и вообще, ну, темный, в общем, самый темный из всех нас. Потом полагались еще короткие куртки без лацканов, зато с огромными накладными плечами (с мышцои, как это у нас называлось), в которых мы делались похожими на карикатурных силачей из комикса. К этому, бллин, полагались еще галстучки, беловатенькие такие, сделанные будто из картофельного пюре с узором, нарисованным вилкой. Волосы мы чересчур длинными не отращивали и башмак носили мощный, типа говнодaв, чтобы пинаться. - Ну, что же теперь, а?
За стойкой рядышком сидели три кисы (девчонки, значит), но нас, пaцaнов, было четверо, а у нас ведь как - либо одна на всех, либо по одной каждому. кисы были прикинуты дай Бог - в лиловом, оранжевом и зеленом париках, причем каждый тянул никак не меньше чем на трех- или четырехнедельную ее зарплату, да и косметика соотвецтвовала (радуги вокруг глaззjeв и широко размалеванный рот). В ту пору носили черные платья, длинные и очень строгие, а на грудиaх маленькие серебристые значочки с разными мужскими именами - Джо, Майк и так далее. Считалось, что это мaлл+шики, с которыми они ложились спaтт, когда им было меньше четырнадцати. Они все поглядывали в нашу сторону, и я уже чуть было не сказал (тихонько, разумееця, уголком ртa), что не лучше ли троим из нас слегка порeзвитциa, а бедняга Тем пусть, дескать, отдохнет, поскольку нам всего-то и проблем, что постaвих ему пол-литра беленького с подмешанной туда на сей раз дозой синтемеска, хотя все-таки это было бы не по-товарищески. С виду Тем был весьма и весьма отвратен, имя вполне ему подходило, но в мaхafшe ему цены не было, особенно лихо он пускал в ход говнодaвы. - Ну, что же теперь, а? хaнурик, сидевший рядом со мной на длинном бархатном сиденье, идущем по трем стенам помещения, был уже в полном отjeздe: глaззя остекленевшие, сидит и какую-то мурниу бубнит типа "Работы хрюк-хряк Аристотеля брым-дрым становяця основательно офиговательны". хaнурик был уже в порядке, вышел, что называеця, на орбиту, а я знал, что это такое, сам не раз пробовал, как и все прочие, но в тот вечер мне вдруг подумалось, что это все-таки подлая штукa, выход для трусов, бллин. Выпьешь это хитрое молочко, свалишься, а в б^шкe одно: все вокруг брeд и хрeновинa, и вообще все это уже когда-то было. Видишь все нормально, очень даже ясно видишь - столы, музыкальный автомат, лампы, кисок и мaллтшиков, - но все это будто где-то вдалеке, в прошлом, а на самом деле ни Ьгепаи нет вовсе. Уставишься при этом на свой башмак или, скажем, на ноготь и смотришь, смотришь, как в трансе, и в то же время чувствуешь, что тебя словно зашкирку взяли и трясут, как котенка. Трясут, пока все из тебя не вытрясут. Твое имя, тело, само твое "я", но тебе плeвaтт, ты только смотришь и ждешь, пока твой башмак или твой ноготь не начнет желтеть, желтеть, желтеть... Потом перед глазами как пойдет все взрываться - прямо атомная война, - а твой башмак, или ноготь, или, там, грязь на штанине растет, растет, бллин, пухнет, вот уже- весь мир, зaрaзa, заслонила, и тут ты готов уже идти прямо к Богу в рай. А возвратишься оттуда раскисшим, хныкающим, мордeр перекошен уу-ху-ху-хуууу! Нормально, в общем-то, но трусовато как-то. Не для того мы на белый свет попали, чтобы общаться с Богом. Такое может все силы из парня высосать, все до капли. -- Ну, что же теперь, а? Радела играла вовсю, причем стерео, так что голосниa певца как бы перемещалась из одного угла бара в другой, взлетала к потолку, потом снова падала и оцкакивала от стены к стене. Это Берти Ласки наяривал одну старую штуку под названием "Слупи с меня краску". Одна из трех кисок у стойки, та, что была в зеленом парике, то выпячивала живот, то смова его втягивала в такт тому, что у них называлось музыкой. Я почувствовал, как у меня пошел тортш от ножей в хитром молочишке, и я уже готов был изобразить что-нибудь типа "куча-мала". Я заорал "Ноги-ноги-ноги! " как зарезанный, треснул отъехавшего хaныгу по чану или, как у нас говорят, в тыкву, но тот даже не почувствовал, продолжая бормотать про "телефоническую бармахлюндию и грануляндию, которые всегда тыры-дырбум". Когда с небес возвратиця, все почувствует, да еще как!
- А куда? - спросил Джорджи к. - Какая разница, - говорю, - там глиaнeрн - может что и подвернеця, бллин.
В общем, выкатились мы в зимнюю необъятную нотш и пошли сперва по бульвару Марганита. а потом свернули на Бутбай-авеню и там нашли то, что искали, - маленький толтшок, с которого уже можно было начать вечер. Нам попался ободранный стaри кaшкa, немощный такой тшeловeк в очках, хватающий разинутым хиeбaлорр холодный ночной воздух. С книгами и задрызганным зонтом под мышкой он вышел из публичной библе на углу, куда в те времена нормальные люди редко захаживали. Да и вообще, в те дни солидные,. что называеця, приличные люди не очень-то разгуливали по улицам после наступления темноты - полиции не хватало, зато повсюду шныряли разбитные мaллтшипaлкши-ки вроде нас, так что этот стaри профессор был единственным на всей улице прохожим. В общем, подрули-вajeм к нему, все аккуратно, и я говорю: "Извиняюсь, бллин".
Глянул он на нас этак пугловaто - еще бы, четверо таких aмбaлов, да еще откуда ни возьмись, да с ухмылочками, но ничего, отвечает. "Я вас слушаю, - говорит, - в чем дело? " - причем этак зычно, учительским тоном: пытаеця, значит, представить, будто он и не пуглыи вовсе. Я говорю:
- Вижу вот книжонки у тебя под мышкой, бллин. Редкостное, можно сказать, удовольствие в наши дни встретить человека, который что-то читает.
- Да ну, - сказал он, весь дрожа. - Неужто? Впрочем, да, да. - А сам все смотрит на нас, на одного, другого, в глаза заглядывает, уже стоя посередине этакого улыбчивого аккуратного квадрата.
- Ага, - говорю. - Очень было бы интересно глянуть, бллин, если разрешишь, конечно, что это у тебя за книжки такие. Больше всего на свете люблю хорошенькие чистенькие книжки.
__ Чистенькие? - удивился он. - хм, чистень-^е, __ и тут Пит хватъ у него из-под мышки всю его дрeбeдeнн и скоренько нам раздал. Каждому по книжке досталось, кроме Тема. Та, что оказалась в руках у меня, называлась "Введение в кристаллографию", я раскрыл ее и говорю: "Здорово, первый сорт", а сам страницы листаю, листаю. И вдруг говорю таким голосом раздраженным;
- Эт-то еще что такое? Гадкое слово, мне на него и глядеть-то стыдно. Ох, разочаровал ты меня, братец, ох, разочаровал!
- Но где? - засуетился он. - Где? Где? - Ого, - вступил Джорджик, - вот уж где грязь так грязь! Вот: одно слово на букву "х", а другое на "п". - У него была книга под названием "Загадки и чудеса снежинок".
- Надо же, - присоединился к нам и бaлбeсинa Тем, глядя через плечо Пита и, как всегда, пeрeбaрстши-вaя. - И впрямь, все как по нотам: и чего куда, и на картинке показано. Слушай, - говорит, - да ты же просто грязный козлинa!
- И это в таком почтенном возрасте, ай-яй-яй, - заговорил снова я, принимаясь рвать попавшую мне в руки книгу пополам, а мои друзья занялись тем же с остальными книгами, а особенно старались Тем с Питом, вдвоем расправляясь с "Ромбоэдрическими структурами". с+aри интeлл сразу в критш: "Они не мои! хулиганство! Вандализм! Это муниципальная собственность! " или что-то вроде. Попытался даже вроде как вырвать книги у нас из рук, но это уж вовсе была хохмa.
- Что ж, придеця тебя, братец, проучить, - сказал я. - Достукался. - Причем оказавшийся у меня в руках учебник был переплетен очень крепко, нелегко было устроить ему рaздрызг - еще бы, книга была старая, выпущенная во времена, когда все делали очень добротно, вроде как не на один день, но я все же выдирал из нее страницы, комкал и осыпал ими стaри кaшку, они кружились и летали в воздухе, словно огромные снежинки, при этом мои друзья делали то же самое, и только Тем просто плясал вокруг и кривлялся - клоун и есть клоун.
- Вот тебе, вот тебе, - приговаривал Пит. - Получай под расписку, погань, грязный порнографист!
- Поганое ты отроддje, пaдиa, -- сказал я, и начали мы шустритт. Пит держал его за руки, а Джорджик раскрыл ему пошире пaстт, чтобы Тему удобней было выдрать у него вставные челюсти, верхнюю и нижнюю. Он их швырнул на мостовую, а я поиграл на них в каблучок, хотя тоже довольно крепенькие попались, гады, из какого-то, видимо, новомодного суперпластика. кaшкa что-то там. нечленораздельное зачмокал - "чак-чук-чок", а Джорджик бросил держать его за губехи и сунул ему толтшок кастетом в беззубый рот, отчего кaшкa взвыл, и хлынула кровь, бллин, красота, да и только. Ну, а потом мы просто раздели его, сняв все до нижней рубахи и кальсон (сfaрых-стaрых; Тем чуть бaшку себе на них глядя не отхохотaл), потом Пит лaсково лягнул его в брюхо, и мы оставили его в покое. На заплетающихся ногах он пошел прочь мы ему не очень-то" сильный fолтшок сделали, - только все охал, не понимая, где он и что с ним, а мы похихикали тшуток и прошлись по его карманам, пока Тем выплясывал вокруг с замызганным зонтиком, но в карманах мы мало чего обнаружили. Нашли несколько старых писем, из которых некоторые, написанные еще в шестидесятых, начинались с "милый мой дорогой" и. всякой прочей дриaни, еще нашли связку ключей и старую пачкающуюся авторучку. Старина Тем прервал свою пляску с зонтиком и, конечно же, не выдержал принялся читать одно из писем вслух, врод^е как чтобы показать всей пустой улице, что он умеет читать. "Мой дорогой, - начал он своим писклявым голосом, - пока тебя нет со мной, я буду все время о тебе думать, а ты не забывай, пожалуйста, одевайся потеплее, когда выходишь из дому вечерами". Тут он выдал грорнки такой смeх - "ух-ха-ха-ха" - и притворился, будто вытирает этим письмом себе яму.
- Ну ладно, - сказал я. - Завязываем, бллин. В карманах брюк у стaр! кaшки нашлось немного бaбок (денег, стало быть) - не больше трех хрустов, так чтд всю его мeлотшевку мы раскидали по улице, потому что все это было курам на смех по сравнению с той капустой, что распирала наши карманы. Потом мы разломали зонтик, всем тряпкам и одежде устроили рaздрызг и разметали их по ветру, бллин, и на том со старым кaшкои-учителем было покончено. Конечно, я понимаю, то был вариант, так сказать, усеченный, но ведь и вечер еще только начинался, так что никаких всяких там иззи-винни-ненний я ни у кого за это не просил. "Молоко с ножами" к тому времени как раз начинало чувствоваться, что называеця, будлe здрaстe.
На очереди стояло сделать смазку, то есть слегка разгрузиться от капусты, тем самым, во-первых, обретя дополнительный стимул, чтобы триaхнутт какую-нибудь лавочку, а во-вторых, купив себе заранее алиби, и мы пошли на Эмис-авеню в пивную "Дюк-оф-Нью-Йорк", где не бывало дня, чтобы в закутке не сидели бы три или четыре бaбуси, лaкafa помойное пиво на последние грошовые остатки своих ГП (государственных пособий). Тут мы уже выступали этакими пaи-мaллтшикaми, улыбались, делали благовоспитанный здрaстипг, xотя старые вешалки все равно от страха были в отпаде, их узлова-. тые, перевитые венами рукeры затряслись, расплескивая пиво из стаканов на пол.
- Оставьте нас в покое, ребятки, - сказала одна из них, вся такая морщинистая, будто ей тысяча лет, - не трогайте бедных старух. - Но мы только зубами блесь-блесь, расселись, позвонили в звонок и стали ждать, когда придет официант. Он явился, нервно вытирая руки о грязный фартук, и мы заказали себе четыре "ветерана", а "ветеран" - это в те времена был такой коктейль очень модный из рома и шерри-бренди, а еще некоторые любили добавить туда сок лайма-тогда это называлось "канадский вариант". А я и говорю официанту:
- А ну-ка, обслужи бaбушeк по полной программе. Всем по двойному виски и еще дай им чего-нибудь взять с собой. - Я вывалил из кармана на стол весь свой запас дeнг, и трое моих друзей сделали то же самое - ох, времена были1 В общем, появились на столе у реге-пуглых старых вешалок стаканы с горючкой, а они сидят ни живы ни мертвый не знают, чего сказать. Насилу одна из них выдавила: "Спасибо, ребятки", но по ним было видно: смекнули уже, что тут дело нечисто. Ладно, выдали мы им, по бутылке "Янк-Дженерал" - коньяка, значит, причем это уже с собой, а я еще дал дeнг, чтобы им с утречка принесли на дом по дюжине пива, а они, дескать, пусть только свои вониутшиje адреса рассыльному оставят. Потом на оставшуюся капусту мы скупили в зaбeгaловкe все пироги, крекеры, бутерброды, чипсы и шоколадки, и все это тоже для старых кочерыжек. Потом говорим: "стшиaс вернемся", и под бормотанье старых куриц - мол, спасибо, ребятки, дай Бог вам здоповья, мальчики - мы уже пошли на выход без единого цента дeнг в карманах.
- Ну и ну, прям что в самом деле какие-то мы добeры, - сказал Пит. Причем явно наш темный Тем ни в зуб ногой не вjeзжajeт, но он помалкивал, чтобы мы не назвали его лишний раз глупым и бeзмозгиым. Ну и пошли мы тут же за угол на Эттли-авеню, там в тот час еще работала лавка, где продавали сласти и цыгaрки, Мы сюда уже месяца три как не заходили, на улице было тихо, пустынно - ни милисентов с автоматами, ни всяких там патрулей ополчения, которые в те дни все больше по ту сторону реки сшивались. Надели мы маски - тогда это было новшество, чудненькие такие, в самом деле бaлдежно сделаны в виде лиц всяких исторических персонажей (когда покупаешь, тебе в магазине сразу и фамилию его говорят), так что я был Дизраэли, Пит был Элвис Пресли, Джорджик был Генрих виии, а Тем был поэт по имени П. Б., Шелли; маски были просто отпaд: волосы и всякое такое, и еще специальная пластмассовая штучка приделана - дернешь, и вся fигниa тут же скатываеця трубочкой, чтобы, когда дело сделано, спрятать в сапог; в общем, надели и втроем вошли. Пит остался снаружи па стремe - не то чтобы это так уж нужно было, просто на всякий ро-жaрни. Очутившись в лавке, мы тут же бросились к Слаузу - он там хозяином был, толстый такой кaшкa с пивным брюхом, который сразу все пони и кинулся к себе в контору, где у него был телефон, а может даже и хорошо смазанная шестизарядная пушкa. Тем лихо перемахнул прилавок, взметнув ворох пачек с куревом, которые с треском ударили в большой плакат, на кото-'ром какая-то кисa демонстрировала покупателям зубы и груди для рекламы очередной марки мaхры. Все, что можно было видeтт потом, это единый ком, в который сплелись старина Тем и Слауз, покатившиеся за штору в подсобку. Потом можно было только слышaтт хрипы и удары за шторой, грохот падения каких-то вeстшeи, ругань,, а потом звон стекол: дзынь-ля-ля1 Мамаша Слауз, жена хозяина, так и замерла, словно примерзла к полу за прилавком. Ясно, что, дай ей волю, она сразу подымет критш - убивают, мол, и тому подобный кaл, поэтому я скоренько заскочил за прилавок, сгрaбaстaл ее и тоже смял в ком, ощутив в ноздрях вонн ее парфюмерии, а под руками ее трясущиеся обвислые груди. Я зажал ей рот своей грaблeи, чтобы она не бaзлaлa на весь белый свет о том, что ее грабят и убивают, но эта подлая сwнкa так укусила меня за ладонь, что я сам испустил дикий критш, а потом уже и она завопила на всю вселенную, призывая ментов, то есть милисентов. В общем, пришлось выдать ей толтшок гирей от весов, а потом поработать над ней ломиком, которым они ящики распечатывали, и тут уж она как миленькая заплясала под красным флагом. Поваляли мы ее по полу, шмотки, конечно, на ней врaздрызг, но это уж так, длиa бaлды - и слeгонцa попинали говподaвaми, чтобы прекратила свой критш. А когда я увидел, как она лежит, выкатив наружу груди, я еще подумал, может, заняться, но нет, это у нас было намечено на потом. Взяли мы кассу-очень, кстати, неплохо приподниaлисс- и с несколькими блоками лучших цыгaрок, бллин, свaлили.
- Ну и тяжелый же хряк-то он оказался., - все повторял Тем.
Вид Тема мне не понравился: грязный какой-то, взъерошенный, явно после драки, что, конечно, верно, однако истина истиной, а вид будь любезен иметь подобающий. Галстук такой, будто по нему ногами ходили, маска съехала, мордeр в пыли, и мы втащили Тема.. в переулок, где, послюнив платки, ишуток его подправили, убрали кое-какую гриaзз. Чего не сделаешь ради дружбы! Назад в пивную "Дюк-оф-Нью-Йорк" мы возвратились очень скоро, я по часам проверил: нас не было каких-нибудь минут десять. Престарелые бaбушки все еще сидели, попивая пиво и виски, которое мы им поставили, и я сказал: "Привет, девчата, как житуха? " Они опять за свое: "Спасибо, ребятки, дай Бог вам здоровья, мальчики", а мы позвонили "в колокол, пришел на сей раз другой официант, и мы заказали пива с ромом - ужасно пить, бллин, захотелось; поставили выпивку и старым вешалкам - на их выбор. Потом я сказал бaбушкaрн: "Мы ведь никуда оцюда не выходили, правда же? Все время здесь были, верно? " До них все мгновенно доше, отвечают:
- Все верно, ребята. Ни на минуту с глаз не отлучались, как Бог свят. Благослови вас Господь, мальчики. - И снова за стаканы взялись.
Впрочем, это вряд ли было так уж важно. Прошло не меньше получаса, прежде чем менты начали проявлять признаки жизни, да" и то пришли всего лишь каких-то два молоденьких мусора, все такие розовенькие под шиeмaми. Один говорит:
- Эй вы, кодла, вы что-нибудь знаете про то, что случилось только что в лавке Слауза?
- Мы? - невинным тоном спрашиваю я. - А что там такое случилось?
- Грабеж, избиение. Двое госпитализированы. А ваша кодла где была нынче вечером?
- Нечего со мной. таким тоном разговаривать, - отвечаю. - Я на эти ваши подколки плевать хотел. Мне, бллин, вообще не нравиця ваша манера общения.
- Эти ребята все время здесь были, - вступились за нас старые вeшaики. -- Дай Бог им здоровья, уж такие парнишки чудные, такие добрые, щедрые! Они все время здесь были, ни на минуту не отлучались. Уж мыто видели бы, если что не так.
- Мы просто спросили, - примирительно отозвался молоденький мент. Работа унас такая, что ж поделаешь. - Однако, уходя, он окинул нас довольно мрачным и подозрительным взглядом. Мы проводили их громким, исполненным на губах, салютом: пыр-дыр-дыр-дыр! Но лично сам я находил события той ночи, да и предыдущих тоже, слегка разочаровывающими. Толком даже и подраться не с кем. Все просто, как поцелуй в яму. Впрочем, вечер был весь еще впереди.
2
Выходя из пивной "Дюк-оф-Нью-Йорк", мы сквозь ее широкую витрину зaсeкли старого хроникa, в смысле пьяницу, распевавшего поганые песни своих поганых предков, а в промежутках икавшего и рыгавшего так, будто у него в прогнивших вонючих кишках целый поганый оркестр. Если есть вeстш, которую я не выношу, так это именно такое поведение. Ну не могу я смотреть, когда мужик грязный, качаеця, рыгает пьяным своим выхлопом, сколько бы ему лет ни было, однако в особенности когда он такая старая обрaзинa, как этот. Он стоял, будто влипнув в стену, в жутком. и изгвазданном виде - штаны мятые, на них гриaзз, кaт и Бог знает что еще. Пришлось за него взяться, пару раз хорошенько врeзaтт, но все равно он продолжал горланить. Песня была такая:
Будем вместе мы, моя милая, хоть ушла ты далеко* Но когда Тем сделал ему несколько раз тол+шок кулаком по поганым его зуббям, пьяница петь перестал и заголосил; "Давайте, кончайте меня, трусливые выродки, все равно я не хочу жить, не хочу я жить в таком подлом сволочном мире! " Я велел Тему слегка тормознутциa, потому что иногда мне интересно бывало послушать, что эти старые хaныги имеют сказать насчет жизни и устройства мира. Я сказал: "О! А отчего это мир, по-твоему, такой уж подлый? "
Он выкрикнул: "Это подлый мир, потому что в нем позволяеця юнцам вроде вас на стариков нападать, и никакого уже ни закона не осталось, ни порядка". Он орал во всю-мочь, в тбкт словам размахивал рукeрaми, однако кишки его продолжали изрыгать все те же блыр-длыр, словно у него внутри что-то крутиця или будто сидит в нем какой-то настырный и грубый мужик, который нарочно его зaглушajeт, и стaр! кaшкe приходиця воевать с ним кулаками, продолжая орать: "В этом мире для старого человека нет места, а вас я не боюсь вовсе, потому что я так пьян, что бейте сколько хотите-. все равно я боли не почувствую, а убьете, так только рад буду сдохнуть! " Мы похмыкали, похихикали, по ничего ему не отвечали, в он продолжал: "Что это за мир такой, я вас спрашиваю! Человек на Луне, человек вокруг Земли крутиця, как эти жуки всякие вокруг лампы, и при. этом никакого уважения нет ни к закону, ни к власти. Давайте, делайте, что задумали, хулиганы проклятые, выродки подлые! " И после этого он выдал нам тот же исполненный на губах салют: пыр-дыр-дыр-дыр! - точно такой же, каким мы проводили молоденьких ментов, и тут же снова запел;
Я за родину кровь проливал И с победой вернулся домой - так что пришлось его слeгонцa зaгaситт, что мы и сделали, веселясь и хохоча, но он все равно продолжал горланить. Тогда мы ему так врeзaли, что он повалился навзничь, выхлестнув целое ведро пивной блевотины. Это было так отвратно, что мы, каждый по разу, пнули его сапогом, и уже не песни и не блевотина, а кровь хлынула из его поганой Старой пaсти. Потом мы отправились своей дорогой.
Только это мы подошли к районной электроподстанции, как появился Биллибой со своими пятью корeшaми. Дело тут вот в чем: в те дни, бллин, парни ходили больше четверками и пятерками, вроде как автомобильными командами, поскольку четверо - это как раз экипаж для машины, а шестеро уже вообще верхний предел. Временами несколько таких небольших шаек объединялись в одну большую, чтобы получилось что-то вроде армии для ночного сражения, но чаще всего бывало удобней болтаться по городу мелкими группками. Биллибой меня дико раздражал. До тошноты, я просто видеть не мог его толстый ухмыляющийся мордeр, к тому же от него еще и вониaло словно пережаренным жиром, пусть даже он, как в тот раз, был разодет в лучшие шмо+ки. Мы зaсeкли их, они нас, и принялись мы друг за другом по-тихому нaблиудaтf. Тут-то уж дело намечалось стоящее, будь спок: нозб, цeпп, бритвa, а не какие-нибудь там кулачки с каблучками. Биллибой с корeшaми тормознулисс, бросив на полпути задуманное - что-то они там такое собирались делать с плачущей дeвотшкои, которой было лет десять, не больше; она у них уже в критш пустилась, но платье все еще было на ней, причем Биллибой держал ее за один рукeр, а его первый друг Лео - за другой. Они, видимо, занимались как раз матерной частью, а к материальной собирались перейти чуть позже. Увидели на подходе нас и тут же мeлкуjу кису отпустили: иди-иди, хныкaлкa, таких, как ты, на пятак ведро, и она бросилась прочь, посверкивая в темноте белизной тощих коленок и продолжая повизгивать: "Ой-ей-ей! Ой-ей-ей! " А я-с такой еще улыбкой, широкой, дружеской - и говорю:
- Кого я вижу! Надо же! Неужто жирный и вонючий, неужто мерзкий наш и подлый Биллибой, козел и сволотш! Как поживаешь, ты, кaл в горшке, пузырь с касторкой? А ну, иди сюда, оторву тебе бeицы, если они у тебя еще есть, ты евнух дротшeныи! - И с этого началось.
Нас было четверо против шестерых, хотя это я уже говорил, но зато у нас был бaлбeссинa Тем, который, при всей своей тупости, один стоил троих по злости и владению всеми подлыми хитростями драки. У Тема вокруг пояса была дважды обернута увесистая цeпп, он размотал ее и принялся шуровaтт ею у недругов перед глазами. У Пита с Джорджиком были замечательные острые ножи, я же, в свою очередь, не расставался со своей любимой старой очень-очень опасной бритвои, "с которой управлялся в ту пору артистически. И пошла у нас зaрубa в потемках - старушка луна с людьми на ней только-только еще вставала над горизонтом, а звезды посверкивали, будто ножи, которым тоже хочеця встриaтт в наш дрaцинг. Одному из друзей Билли-боя я ухитрился бритвой вспороть спереди всю одежду, аккуратненький такой рaзрeз сделал, даже не коснувшись под шмоткaми тела. В драке этот приятель Биллибоя не сразу обнаружил, что бегает весь нараспашку, как лопнувший стручок, сверкая голым животом и болтая бeицaми, а когда заметил, вышел из себя настолько, что Тем с легкостью до него добрался - ш-ш-ш-асть его цeппjу по глaззям, и покатился, болезный, кубарем, вопя и завывая. Успех явно сопуцтвовал нам, и вскоре мы уже взяли главного помощника Биллибоя в каблучки: ослепленный ударом цепи Тема, он ползал и выл, как животное, но получив наконец хороший токшок по тыквe, замолк.
Заводные апельсины
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- Ну, что же теперь, а? Компания такая: я, то есть Алекс, и три моих дру-гa, то есть Пит, Джорджик и Тем, причем Тем был и в самом деле парень темный, в смысле глупый, а сидели мы в молочном баре "коровa", шевеля мозгои насчет того, куда бы убить вечер-подлый такой, холодный и сумрачный зимний вечер, хотя и сухой. Молочный бар "коровa" - это было зaвeдeниje, где давали "молоко-плюс", хотя вы-то, бллин, небось уже и запамятовали, что это были за зaвeдeния: конечно, нынче ведь все так скоро меняеця, забываеця прямо на глазах, всем плeвaтт, даже газет нынче толком никто не читает. В общем, подавали там "молоко-плюс" - то есть молоко плюс кое-какая добавка. Разрешения на торговлю спиртным у них не было, но против того, чтобы подмешивать кое-что из новых штутшeк в доброе старое молоко, закона еще не было, и можно было пих его с велосетом, дренкромом, а то и еще кое с чем из штутшeк, от которых идет тихий бaлдеж, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь мозг проскакивают искры и фейерверки. Еще можно было рМ "молоко с ножами", как это у нас называлось, от него шел торfш, и хотелось дрaцинг, хотелось гaситт кого-нибудь по полной программе, одного всей кодлои, а в тот вечер, с которого я начал свой рассказ, мы как раз это самое и пили.
Карманы у нас ломились от бaбок, а стало быть, к тому, чтобы сделать в переулке толтшок какому-нибудь старому хaныгe, обтриaсти его и смотреть, как он плавает в луже крови, пока мы подсчитываем добычу и делим ее на четверых, ничто нас, в общем-то, особенно не понуждало, как ничто не понуждало и к тому, чтобы делать крaстинг в лавке у какой-нибудь трясущейся старой птицы, а потом рвaтт когти с содержимым кассы. Однако недаром говориця, что деньги это еще не все.
Каждый из нас четверых был прикинут по последней. моде, что в те времена означало пару черных штанов в обглипку со вшитой в шагу железной чашкой, вроде тех, в которых дети пекут из песка куличи, мы ее так песочницей и называли, а пристраивалась она под штаны как для защиты, так и в качестве украшения, которое при определенном освещении довольно ясно вырисовывалось, и вот, стало быть, у меня эта штуковина была в форме паука, у Пита был рукeр (рука, значит), Джорджик этакую затейливую раздобыл, в форме +свe+уjотшкa, а Тем додумался присобачить нечто вовсе паскудное, вроде как бы клоунский мордeр (лицо, значит), - так ведь с Тема-то какой спрос, он вообще соображал слабо, как по жизни, так и вообще, ну, темный, в общем, самый темный из всех нас. Потом полагались еще короткие куртки без лацканов, зато с огромными накладными плечами (с мышцои, как это у нас называлось), в которых мы делались похожими на карикатурных силачей из комикса. К этому, бллин, полагались еще галстучки, беловатенькие такие, сделанные будто из картофельного пюре с узором, нарисованным вилкой. Волосы мы чересчур длинными не отращивали и башмак носили мощный, типа говнодaв, чтобы пинаться. - Ну, что же теперь, а?
За стойкой рядышком сидели три кисы (девчонки, значит), но нас, пaцaнов, было четверо, а у нас ведь как - либо одна на всех, либо по одной каждому. кисы были прикинуты дай Бог - в лиловом, оранжевом и зеленом париках, причем каждый тянул никак не меньше чем на трех- или четырехнедельную ее зарплату, да и косметика соотвецтвовала (радуги вокруг глaззjeв и широко размалеванный рот). В ту пору носили черные платья, длинные и очень строгие, а на грудиaх маленькие серебристые значочки с разными мужскими именами - Джо, Майк и так далее. Считалось, что это мaлл+шики, с которыми они ложились спaтт, когда им было меньше четырнадцати. Они все поглядывали в нашу сторону, и я уже чуть было не сказал (тихонько, разумееця, уголком ртa), что не лучше ли троим из нас слегка порeзвитциa, а бедняга Тем пусть, дескать, отдохнет, поскольку нам всего-то и проблем, что постaвих ему пол-литра беленького с подмешанной туда на сей раз дозой синтемеска, хотя все-таки это было бы не по-товарищески. С виду Тем был весьма и весьма отвратен, имя вполне ему подходило, но в мaхafшe ему цены не было, особенно лихо он пускал в ход говнодaвы. - Ну, что же теперь, а? хaнурик, сидевший рядом со мной на длинном бархатном сиденье, идущем по трем стенам помещения, был уже в полном отjeздe: глaззя остекленевшие, сидит и какую-то мурниу бубнит типа "Работы хрюк-хряк Аристотеля брым-дрым становяця основательно офиговательны". хaнурик был уже в порядке, вышел, что называеця, на орбиту, а я знал, что это такое, сам не раз пробовал, как и все прочие, но в тот вечер мне вдруг подумалось, что это все-таки подлая штукa, выход для трусов, бллин. Выпьешь это хитрое молочко, свалишься, а в б^шкe одно: все вокруг брeд и хрeновинa, и вообще все это уже когда-то было. Видишь все нормально, очень даже ясно видишь - столы, музыкальный автомат, лампы, кисок и мaллтшиков, - но все это будто где-то вдалеке, в прошлом, а на самом деле ни Ьгепаи нет вовсе. Уставишься при этом на свой башмак или, скажем, на ноготь и смотришь, смотришь, как в трансе, и в то же время чувствуешь, что тебя словно зашкирку взяли и трясут, как котенка. Трясут, пока все из тебя не вытрясут. Твое имя, тело, само твое "я", но тебе плeвaтт, ты только смотришь и ждешь, пока твой башмак или твой ноготь не начнет желтеть, желтеть, желтеть... Потом перед глазами как пойдет все взрываться - прямо атомная война, - а твой башмак, или ноготь, или, там, грязь на штанине растет, растет, бллин, пухнет, вот уже- весь мир, зaрaзa, заслонила, и тут ты готов уже идти прямо к Богу в рай. А возвратишься оттуда раскисшим, хныкающим, мордeр перекошен уу-ху-ху-хуууу! Нормально, в общем-то, но трусовато как-то. Не для того мы на белый свет попали, чтобы общаться с Богом. Такое может все силы из парня высосать, все до капли. -- Ну, что же теперь, а? Радела играла вовсю, причем стерео, так что голосниa певца как бы перемещалась из одного угла бара в другой, взлетала к потолку, потом снова падала и оцкакивала от стены к стене. Это Берти Ласки наяривал одну старую штуку под названием "Слупи с меня краску". Одна из трех кисок у стойки, та, что была в зеленом парике, то выпячивала живот, то смова его втягивала в такт тому, что у них называлось музыкой. Я почувствовал, как у меня пошел тортш от ножей в хитром молочишке, и я уже готов был изобразить что-нибудь типа "куча-мала". Я заорал "Ноги-ноги-ноги! " как зарезанный, треснул отъехавшего хaныгу по чану или, как у нас говорят, в тыкву, но тот даже не почувствовал, продолжая бормотать про "телефоническую бармахлюндию и грануляндию, которые всегда тыры-дырбум". Когда с небес возвратиця, все почувствует, да еще как!
- А куда? - спросил Джорджи к. - Какая разница, - говорю, - там глиaнeрн - может что и подвернеця, бллин.
В общем, выкатились мы в зимнюю необъятную нотш и пошли сперва по бульвару Марганита. а потом свернули на Бутбай-авеню и там нашли то, что искали, - маленький толтшок, с которого уже можно было начать вечер. Нам попался ободранный стaри кaшкa, немощный такой тшeловeк в очках, хватающий разинутым хиeбaлорр холодный ночной воздух. С книгами и задрызганным зонтом под мышкой он вышел из публичной библе на углу, куда в те времена нормальные люди редко захаживали. Да и вообще, в те дни солидные,. что называеця, приличные люди не очень-то разгуливали по улицам после наступления темноты - полиции не хватало, зато повсюду шныряли разбитные мaллтшипaлкши-ки вроде нас, так что этот стaри профессор был единственным на всей улице прохожим. В общем, подрули-вajeм к нему, все аккуратно, и я говорю: "Извиняюсь, бллин".
Глянул он на нас этак пугловaто - еще бы, четверо таких aмбaлов, да еще откуда ни возьмись, да с ухмылочками, но ничего, отвечает. "Я вас слушаю, - говорит, - в чем дело? " - причем этак зычно, учительским тоном: пытаеця, значит, представить, будто он и не пуглыи вовсе. Я говорю:
- Вижу вот книжонки у тебя под мышкой, бллин. Редкостное, можно сказать, удовольствие в наши дни встретить человека, который что-то читает.
- Да ну, - сказал он, весь дрожа. - Неужто? Впрочем, да, да. - А сам все смотрит на нас, на одного, другого, в глаза заглядывает, уже стоя посередине этакого улыбчивого аккуратного квадрата.
- Ага, - говорю. - Очень было бы интересно глянуть, бллин, если разрешишь, конечно, что это у тебя за книжки такие. Больше всего на свете люблю хорошенькие чистенькие книжки.
__ Чистенькие? - удивился он. - хм, чистень-^е, __ и тут Пит хватъ у него из-под мышки всю его дрeбeдeнн и скоренько нам раздал. Каждому по книжке досталось, кроме Тема. Та, что оказалась в руках у меня, называлась "Введение в кристаллографию", я раскрыл ее и говорю: "Здорово, первый сорт", а сам страницы листаю, листаю. И вдруг говорю таким голосом раздраженным;
- Эт-то еще что такое? Гадкое слово, мне на него и глядеть-то стыдно. Ох, разочаровал ты меня, братец, ох, разочаровал!
- Но где? - засуетился он. - Где? Где? - Ого, - вступил Джорджик, - вот уж где грязь так грязь! Вот: одно слово на букву "х", а другое на "п". - У него была книга под названием "Загадки и чудеса снежинок".
- Надо же, - присоединился к нам и бaлбeсинa Тем, глядя через плечо Пита и, как всегда, пeрeбaрстши-вaя. - И впрямь, все как по нотам: и чего куда, и на картинке показано. Слушай, - говорит, - да ты же просто грязный козлинa!
- И это в таком почтенном возрасте, ай-яй-яй, - заговорил снова я, принимаясь рвать попавшую мне в руки книгу пополам, а мои друзья занялись тем же с остальными книгами, а особенно старались Тем с Питом, вдвоем расправляясь с "Ромбоэдрическими структурами". с+aри интeлл сразу в критш: "Они не мои! хулиганство! Вандализм! Это муниципальная собственность! " или что-то вроде. Попытался даже вроде как вырвать книги у нас из рук, но это уж вовсе была хохмa.
- Что ж, придеця тебя, братец, проучить, - сказал я. - Достукался. - Причем оказавшийся у меня в руках учебник был переплетен очень крепко, нелегко было устроить ему рaздрызг - еще бы, книга была старая, выпущенная во времена, когда все делали очень добротно, вроде как не на один день, но я все же выдирал из нее страницы, комкал и осыпал ими стaри кaшку, они кружились и летали в воздухе, словно огромные снежинки, при этом мои друзья делали то же самое, и только Тем просто плясал вокруг и кривлялся - клоун и есть клоун.
- Вот тебе, вот тебе, - приговаривал Пит. - Получай под расписку, погань, грязный порнографист!
- Поганое ты отроддje, пaдиa, -- сказал я, и начали мы шустритт. Пит держал его за руки, а Джорджик раскрыл ему пошире пaстт, чтобы Тему удобней было выдрать у него вставные челюсти, верхнюю и нижнюю. Он их швырнул на мостовую, а я поиграл на них в каблучок, хотя тоже довольно крепенькие попались, гады, из какого-то, видимо, новомодного суперпластика. кaшкa что-то там. нечленораздельное зачмокал - "чак-чук-чок", а Джорджик бросил держать его за губехи и сунул ему толтшок кастетом в беззубый рот, отчего кaшкa взвыл, и хлынула кровь, бллин, красота, да и только. Ну, а потом мы просто раздели его, сняв все до нижней рубахи и кальсон (сfaрых-стaрых; Тем чуть бaшку себе на них глядя не отхохотaл), потом Пит лaсково лягнул его в брюхо, и мы оставили его в покое. На заплетающихся ногах он пошел прочь мы ему не очень-то" сильный fолтшок сделали, - только все охал, не понимая, где он и что с ним, а мы похихикали тшуток и прошлись по его карманам, пока Тем выплясывал вокруг с замызганным зонтиком, но в карманах мы мало чего обнаружили. Нашли несколько старых писем, из которых некоторые, написанные еще в шестидесятых, начинались с "милый мой дорогой" и. всякой прочей дриaни, еще нашли связку ключей и старую пачкающуюся авторучку. Старина Тем прервал свою пляску с зонтиком и, конечно же, не выдержал принялся читать одно из писем вслух, врод^е как чтобы показать всей пустой улице, что он умеет читать. "Мой дорогой, - начал он своим писклявым голосом, - пока тебя нет со мной, я буду все время о тебе думать, а ты не забывай, пожалуйста, одевайся потеплее, когда выходишь из дому вечерами". Тут он выдал грорнки такой смeх - "ух-ха-ха-ха" - и притворился, будто вытирает этим письмом себе яму.
- Ну ладно, - сказал я. - Завязываем, бллин. В карманах брюк у стaр! кaшки нашлось немного бaбок (денег, стало быть) - не больше трех хрустов, так чтд всю его мeлотшевку мы раскидали по улице, потому что все это было курам на смех по сравнению с той капустой, что распирала наши карманы. Потом мы разломали зонтик, всем тряпкам и одежде устроили рaздрызг и разметали их по ветру, бллин, и на том со старым кaшкои-учителем было покончено. Конечно, я понимаю, то был вариант, так сказать, усеченный, но ведь и вечер еще только начинался, так что никаких всяких там иззи-винни-ненний я ни у кого за это не просил. "Молоко с ножами" к тому времени как раз начинало чувствоваться, что называеця, будлe здрaстe.
На очереди стояло сделать смазку, то есть слегка разгрузиться от капусты, тем самым, во-первых, обретя дополнительный стимул, чтобы триaхнутт какую-нибудь лавочку, а во-вторых, купив себе заранее алиби, и мы пошли на Эмис-авеню в пивную "Дюк-оф-Нью-Йорк", где не бывало дня, чтобы в закутке не сидели бы три или четыре бaбуси, лaкafa помойное пиво на последние грошовые остатки своих ГП (государственных пособий). Тут мы уже выступали этакими пaи-мaллтшикaми, улыбались, делали благовоспитанный здрaстипг, xотя старые вешалки все равно от страха были в отпаде, их узлова-. тые, перевитые венами рукeры затряслись, расплескивая пиво из стаканов на пол.
- Оставьте нас в покое, ребятки, - сказала одна из них, вся такая морщинистая, будто ей тысяча лет, - не трогайте бедных старух. - Но мы только зубами блесь-блесь, расселись, позвонили в звонок и стали ждать, когда придет официант. Он явился, нервно вытирая руки о грязный фартук, и мы заказали себе четыре "ветерана", а "ветеран" - это в те времена был такой коктейль очень модный из рома и шерри-бренди, а еще некоторые любили добавить туда сок лайма-тогда это называлось "канадский вариант". А я и говорю официанту:
- А ну-ка, обслужи бaбушeк по полной программе. Всем по двойному виски и еще дай им чего-нибудь взять с собой. - Я вывалил из кармана на стол весь свой запас дeнг, и трое моих друзей сделали то же самое - ох, времена были1 В общем, появились на столе у реге-пуглых старых вешалок стаканы с горючкой, а они сидят ни живы ни мертвый не знают, чего сказать. Насилу одна из них выдавила: "Спасибо, ребятки", но по ним было видно: смекнули уже, что тут дело нечисто. Ладно, выдали мы им, по бутылке "Янк-Дженерал" - коньяка, значит, причем это уже с собой, а я еще дал дeнг, чтобы им с утречка принесли на дом по дюжине пива, а они, дескать, пусть только свои вониутшиje адреса рассыльному оставят. Потом на оставшуюся капусту мы скупили в зaбeгaловкe все пироги, крекеры, бутерброды, чипсы и шоколадки, и все это тоже для старых кочерыжек. Потом говорим: "стшиaс вернемся", и под бормотанье старых куриц - мол, спасибо, ребятки, дай Бог вам здоповья, мальчики - мы уже пошли на выход без единого цента дeнг в карманах.
- Ну и ну, прям что в самом деле какие-то мы добeры, - сказал Пит. Причем явно наш темный Тем ни в зуб ногой не вjeзжajeт, но он помалкивал, чтобы мы не назвали его лишний раз глупым и бeзмозгиым. Ну и пошли мы тут же за угол на Эттли-авеню, там в тот час еще работала лавка, где продавали сласти и цыгaрки, Мы сюда уже месяца три как не заходили, на улице было тихо, пустынно - ни милисентов с автоматами, ни всяких там патрулей ополчения, которые в те дни все больше по ту сторону реки сшивались. Надели мы маски - тогда это было новшество, чудненькие такие, в самом деле бaлдежно сделаны в виде лиц всяких исторических персонажей (когда покупаешь, тебе в магазине сразу и фамилию его говорят), так что я был Дизраэли, Пит был Элвис Пресли, Джорджик был Генрих виии, а Тем был поэт по имени П. Б., Шелли; маски были просто отпaд: волосы и всякое такое, и еще специальная пластмассовая штучка приделана - дернешь, и вся fигниa тут же скатываеця трубочкой, чтобы, когда дело сделано, спрятать в сапог; в общем, надели и втроем вошли. Пит остался снаружи па стремe - не то чтобы это так уж нужно было, просто на всякий ро-жaрни. Очутившись в лавке, мы тут же бросились к Слаузу - он там хозяином был, толстый такой кaшкa с пивным брюхом, который сразу все пони и кинулся к себе в контору, где у него был телефон, а может даже и хорошо смазанная шестизарядная пушкa. Тем лихо перемахнул прилавок, взметнув ворох пачек с куревом, которые с треском ударили в большой плакат, на кото-'ром какая-то кисa демонстрировала покупателям зубы и груди для рекламы очередной марки мaхры. Все, что можно было видeтт потом, это единый ком, в который сплелись старина Тем и Слауз, покатившиеся за штору в подсобку. Потом можно было только слышaтт хрипы и удары за шторой, грохот падения каких-то вeстшeи, ругань,, а потом звон стекол: дзынь-ля-ля1 Мамаша Слауз, жена хозяина, так и замерла, словно примерзла к полу за прилавком. Ясно, что, дай ей волю, она сразу подымет критш - убивают, мол, и тому подобный кaл, поэтому я скоренько заскочил за прилавок, сгрaбaстaл ее и тоже смял в ком, ощутив в ноздрях вонн ее парфюмерии, а под руками ее трясущиеся обвислые груди. Я зажал ей рот своей грaблeи, чтобы она не бaзлaлa на весь белый свет о том, что ее грабят и убивают, но эта подлая сwнкa так укусила меня за ладонь, что я сам испустил дикий критш, а потом уже и она завопила на всю вселенную, призывая ментов, то есть милисентов. В общем, пришлось выдать ей толтшок гирей от весов, а потом поработать над ней ломиком, которым они ящики распечатывали, и тут уж она как миленькая заплясала под красным флагом. Поваляли мы ее по полу, шмотки, конечно, на ней врaздрызг, но это уж так, длиa бaлды - и слeгонцa попинали говподaвaми, чтобы прекратила свой критш. А когда я увидел, как она лежит, выкатив наружу груди, я еще подумал, может, заняться, но нет, это у нас было намечено на потом. Взяли мы кассу-очень, кстати, неплохо приподниaлисс- и с несколькими блоками лучших цыгaрок, бллин, свaлили.
- Ну и тяжелый же хряк-то он оказался., - все повторял Тем.
Вид Тема мне не понравился: грязный какой-то, взъерошенный, явно после драки, что, конечно, верно, однако истина истиной, а вид будь любезен иметь подобающий. Галстук такой, будто по нему ногами ходили, маска съехала, мордeр в пыли, и мы втащили Тема.. в переулок, где, послюнив платки, ишуток его подправили, убрали кое-какую гриaзз. Чего не сделаешь ради дружбы! Назад в пивную "Дюк-оф-Нью-Йорк" мы возвратились очень скоро, я по часам проверил: нас не было каких-нибудь минут десять. Престарелые бaбушки все еще сидели, попивая пиво и виски, которое мы им поставили, и я сказал: "Привет, девчата, как житуха? " Они опять за свое: "Спасибо, ребятки, дай Бог вам здоровья, мальчики", а мы позвонили "в колокол, пришел на сей раз другой официант, и мы заказали пива с ромом - ужасно пить, бллин, захотелось; поставили выпивку и старым вешалкам - на их выбор. Потом я сказал бaбушкaрн: "Мы ведь никуда оцюда не выходили, правда же? Все время здесь были, верно? " До них все мгновенно доше, отвечают:
- Все верно, ребята. Ни на минуту с глаз не отлучались, как Бог свят. Благослови вас Господь, мальчики. - И снова за стаканы взялись.
Впрочем, это вряд ли было так уж важно. Прошло не меньше получаса, прежде чем менты начали проявлять признаки жизни, да" и то пришли всего лишь каких-то два молоденьких мусора, все такие розовенькие под шиeмaми. Один говорит:
- Эй вы, кодла, вы что-нибудь знаете про то, что случилось только что в лавке Слауза?
- Мы? - невинным тоном спрашиваю я. - А что там такое случилось?
- Грабеж, избиение. Двое госпитализированы. А ваша кодла где была нынче вечером?
- Нечего со мной. таким тоном разговаривать, - отвечаю. - Я на эти ваши подколки плевать хотел. Мне, бллин, вообще не нравиця ваша манера общения.
- Эти ребята все время здесь были, - вступились за нас старые вeшaики. -- Дай Бог им здоровья, уж такие парнишки чудные, такие добрые, щедрые! Они все время здесь были, ни на минуту не отлучались. Уж мыто видели бы, если что не так.
- Мы просто спросили, - примирительно отозвался молоденький мент. Работа унас такая, что ж поделаешь. - Однако, уходя, он окинул нас довольно мрачным и подозрительным взглядом. Мы проводили их громким, исполненным на губах, салютом: пыр-дыр-дыр-дыр! Но лично сам я находил события той ночи, да и предыдущих тоже, слегка разочаровывающими. Толком даже и подраться не с кем. Все просто, как поцелуй в яму. Впрочем, вечер был весь еще впереди.
2
Выходя из пивной "Дюк-оф-Нью-Йорк", мы сквозь ее широкую витрину зaсeкли старого хроникa, в смысле пьяницу, распевавшего поганые песни своих поганых предков, а в промежутках икавшего и рыгавшего так, будто у него в прогнивших вонючих кишках целый поганый оркестр. Если есть вeстш, которую я не выношу, так это именно такое поведение. Ну не могу я смотреть, когда мужик грязный, качаеця, рыгает пьяным своим выхлопом, сколько бы ему лет ни было, однако в особенности когда он такая старая обрaзинa, как этот. Он стоял, будто влипнув в стену, в жутком. и изгвазданном виде - штаны мятые, на них гриaзз, кaт и Бог знает что еще. Пришлось за него взяться, пару раз хорошенько врeзaтт, но все равно он продолжал горланить. Песня была такая:
Будем вместе мы, моя милая, хоть ушла ты далеко* Но когда Тем сделал ему несколько раз тол+шок кулаком по поганым его зуббям, пьяница петь перестал и заголосил; "Давайте, кончайте меня, трусливые выродки, все равно я не хочу жить, не хочу я жить в таком подлом сволочном мире! " Я велел Тему слегка тормознутциa, потому что иногда мне интересно бывало послушать, что эти старые хaныги имеют сказать насчет жизни и устройства мира. Я сказал: "О! А отчего это мир, по-твоему, такой уж подлый? "
Он выкрикнул: "Это подлый мир, потому что в нем позволяеця юнцам вроде вас на стариков нападать, и никакого уже ни закона не осталось, ни порядка". Он орал во всю-мочь, в тбкт словам размахивал рукeрaми, однако кишки его продолжали изрыгать все те же блыр-длыр, словно у него внутри что-то крутиця или будто сидит в нем какой-то настырный и грубый мужик, который нарочно его зaглушajeт, и стaр! кaшкe приходиця воевать с ним кулаками, продолжая орать: "В этом мире для старого человека нет места, а вас я не боюсь вовсе, потому что я так пьян, что бейте сколько хотите-. все равно я боли не почувствую, а убьете, так только рад буду сдохнуть! " Мы похмыкали, похихикали, по ничего ему не отвечали, в он продолжал: "Что это за мир такой, я вас спрашиваю! Человек на Луне, человек вокруг Земли крутиця, как эти жуки всякие вокруг лампы, и при. этом никакого уважения нет ни к закону, ни к власти. Давайте, делайте, что задумали, хулиганы проклятые, выродки подлые! " И после этого он выдал нам тот же исполненный на губах салют: пыр-дыр-дыр-дыр! - точно такой же, каким мы проводили молоденьких ментов, и тут же снова запел;
Я за родину кровь проливал И с победой вернулся домой - так что пришлось его слeгонцa зaгaситт, что мы и сделали, веселясь и хохоча, но он все равно продолжал горланить. Тогда мы ему так врeзaли, что он повалился навзничь, выхлестнув целое ведро пивной блевотины. Это было так отвратно, что мы, каждый по разу, пнули его сапогом, и уже не песни и не блевотина, а кровь хлынула из его поганой Старой пaсти. Потом мы отправились своей дорогой.
Только это мы подошли к районной электроподстанции, как появился Биллибой со своими пятью корeшaми. Дело тут вот в чем: в те дни, бллин, парни ходили больше четверками и пятерками, вроде как автомобильными командами, поскольку четверо - это как раз экипаж для машины, а шестеро уже вообще верхний предел. Временами несколько таких небольших шаек объединялись в одну большую, чтобы получилось что-то вроде армии для ночного сражения, но чаще всего бывало удобней болтаться по городу мелкими группками. Биллибой меня дико раздражал. До тошноты, я просто видеть не мог его толстый ухмыляющийся мордeр, к тому же от него еще и вониaло словно пережаренным жиром, пусть даже он, как в тот раз, был разодет в лучшие шмо+ки. Мы зaсeкли их, они нас, и принялись мы друг за другом по-тихому нaблиудaтf. Тут-то уж дело намечалось стоящее, будь спок: нозб, цeпп, бритвa, а не какие-нибудь там кулачки с каблучками. Биллибой с корeшaми тормознулисс, бросив на полпути задуманное - что-то они там такое собирались делать с плачущей дeвотшкои, которой было лет десять, не больше; она у них уже в критш пустилась, но платье все еще было на ней, причем Биллибой держал ее за один рукeр, а его первый друг Лео - за другой. Они, видимо, занимались как раз матерной частью, а к материальной собирались перейти чуть позже. Увидели на подходе нас и тут же мeлкуjу кису отпустили: иди-иди, хныкaлкa, таких, как ты, на пятак ведро, и она бросилась прочь, посверкивая в темноте белизной тощих коленок и продолжая повизгивать: "Ой-ей-ей! Ой-ей-ей! " А я-с такой еще улыбкой, широкой, дружеской - и говорю:
- Кого я вижу! Надо же! Неужто жирный и вонючий, неужто мерзкий наш и подлый Биллибой, козел и сволотш! Как поживаешь, ты, кaл в горшке, пузырь с касторкой? А ну, иди сюда, оторву тебе бeицы, если они у тебя еще есть, ты евнух дротшeныи! - И с этого началось.
Нас было четверо против шестерых, хотя это я уже говорил, но зато у нас был бaлбeссинa Тем, который, при всей своей тупости, один стоил троих по злости и владению всеми подлыми хитростями драки. У Тема вокруг пояса была дважды обернута увесистая цeпп, он размотал ее и принялся шуровaтт ею у недругов перед глазами. У Пита с Джорджиком были замечательные острые ножи, я же, в свою очередь, не расставался со своей любимой старой очень-очень опасной бритвои, "с которой управлялся в ту пору артистически. И пошла у нас зaрубa в потемках - старушка луна с людьми на ней только-только еще вставала над горизонтом, а звезды посверкивали, будто ножи, которым тоже хочеця встриaтт в наш дрaцинг. Одному из друзей Билли-боя я ухитрился бритвой вспороть спереди всю одежду, аккуратненький такой рaзрeз сделал, даже не коснувшись под шмоткaми тела. В драке этот приятель Биллибоя не сразу обнаружил, что бегает весь нараспашку, как лопнувший стручок, сверкая голым животом и болтая бeицaми, а когда заметил, вышел из себя настолько, что Тем с легкостью до него добрался - ш-ш-ш-асть его цeппjу по глaззям, и покатился, болезный, кубарем, вопя и завывая. Успех явно сопуцтвовал нам, и вскоре мы уже взяли главного помощника Биллибоя в каблучки: ослепленный ударом цепи Тема, он ползал и выл, как животное, но получив наконец хороший токшок по тыквe, замолк.