Берг Кэрол. Превращение

   Невозможно. Он просто грубый кровожадный дерзиец . Его собственные люди лишили меня возможности открыть ему, что происходит. Я хотел бы очутиться за тысячи лиг отсюда. Или, лучше всего, умереть. Или хотя бы оказаться закованным в цепи в рудниках на краю Империи, только бы не решать вопроса, от решения которого так много зависело, и который было почти невозможно разрешить. Но подобные желания были неосуществимы. И я даже не мог приблизиться к принцу, чтобы предупредить его.
   Из бальной залы до меня донеслись аплодисменты и смех, мучающая меня музыка не умолкала ни на миг. Я не видел, что там происходит… я и не хотел видеть. Что бы ни задумали демоны, я был не в силах остановить их. Никогда еще я не ощущал на душе такой тяжести.
   Я побрел прочь от залы, меня едва не выворачивало наизнанку от всего пережитого, и тут я наткнулся на Совари. Я передал ему приказ Александра, Совари немедленно отдал соответствующий приказ воинам, отправил слуг на кухню за провиантом для поискового отряда и на конюшню седлать лошадей. Потом он пошел в покои принца приготовить его любимое оружие, одежду для верховой езды и теплый плащ. Я воспользовался представившимся случаем. Когда капитан стражи прошел мимо охранников в покои принца, я пошел следом за ним, едва не наступая ему на пятки. Я зажег свечи и с озабоченным видом уселся за письменный стол, как будто у меня было полно работы. Совари отправил на конюшню часть походной одежды, оставшуюся одежду и оружие он разложил на столе. Потом он ушел. Я ждал принца, исписывая страницы совершеннейшей чепухой, ждал, надеясь поговорить с ним хотя бы пять минут перед тем, как Александр отправится на поиски Дмитрия.
   Но Александр не пришел. Прошел час, потом другой.
   — Ты ничего не перепутал, раб? — Обратился ко мне Совари, в пятый раз заглядывая в комнату.
   — Клянусь жизнью. Он приказал приготовить все, чтобы через час выехать. Он только хотел зайти попрощаться с Императором и гостями в ложе. На пять минут, как он сказал. А представление окончилось?
   — Больше часа назад.
   — Мне жаль, но я знаю только то, что передал вам.
   — Может быть, Император запретил ему выезжать, — пробормотал капитан, поглядев на остановившегося у двери воина, закутанного для ночной вылазки в горы в толстый зимний плащ.
   — Хорошо, если так, — отозвался воин. — Дорога Яббара, да еще и посреди ночи… не хотел бы я праздновать свой дакрах подобным образом.
   — Я-то уж точно не бросил бы все ради своего ликая, — они оба засмеялись и вышли из комнаты. Я не понимал, как они могут смеяться в такой ситуации.
   Я уронил перо на написанную мной чушь, положил голову на сложенные на столе руки и попытался понять, что же мне следует делать. Меня с пяти лет учили видеть мысленным взором, слышать недоступное обычному слуху, ощущать вкус, цвет и запах тончайшей ткани мира, чтобы уметь оказывать сопротивление демонам. Но эти умения основывались на мелидде, силе, к которой у меня больше не было доступа.
   Прошел еще один час. Свечи догорали. Ночной ветер завывал за стенами дворца, швыряя комки мокрого снега в окна и заставляя колыхаться тяжелые занавеси. В комнату вошла служанка, неся с собой трепещущий от сквозняка огонь для камина. Я затаился в сумраке, и она не заметила меня. Время от времени в комнату заглядывал Совари, он осматривал стопку нетронутой одежды и уходил, бурча себе под нос проклятия. Весь мир для меня заключался сейчас в покоях принца.
   Мне уже было пора идти. Скоро люди управляющего хватятся меня, и столь долгое отсутствие без всякого «контроля» может иметь самые плачевные для меня последствия. Я сидел, окаменев от холода и страха, ни за что не желая расстаться со своим темным, пустынным и безопасным укрытием. Еще часик. И тогда я уйду.
   Наверное, я заснул — когда я услышал скрип двери, дрова в камине уже превратились в слабо мерцающие угли, а моя рука затекала под тяжестью головы. Я замер, прислушиваясь.
   Откуда-то с пола между стопкой голубых подушек и слабым свечением углей камина донесся слабый звук. Полный страдания животный стон. У Александра была свора гончих, отличный собак из Кузеха, которые запросто могли догнать молодого оленя, но принц не терпел их у себя в комнатах. Возможно, кто-то привел собаку с псарни.
   Но следующий стон показался мне вполне человеческим. Я встал и медленно двинулся на звук, бесшумно ступая по ковру босыми ногами и вглядываясь в сумрак. На полу рядом с камином, скорчившись, лежал принц. С его черных одежд натекла огромная лужа воды, тело его сотрясала крупная дрожь.
   Я упал на колени рядом с ним.
   — Ваше высочество! Вы ранены?
   Он дернулся от моего прикосновения.
   — Кто здесь? — Голос его звучал хрипло и сдавленно.
   — Сейонн, господин. Я ждал вас, чтобы поговорить. Мне не позвать Гизека?
   — Нет… о, боги… нет.
   Я стащил на пол одеяла с его постели и укутал его, потом раздул мерцающие угли и кинул в камин дрова. Нашел бренди и бокал, помог Александру сесть и влил в него глоток бренди. На его лице и на обхвативших бокал трясущихся пальцах темнели пятна крови. Пока он цедил напиток и пытался сесть ближе к огню, я согрел воды и нашел чистое полотенце.
   — Вы позволите мне помочь вам умыться, ваше высочество?
   Он недоумевающе глядел на меня, пока я не указал на его руки. Бокал разбился о стенку камина, и темная жидкость растеклась по плиткам пола, часть ее попала на угли и, вспыхнув, с шипением сгорела.
   — Это был просто сон, — прошептал Александр. — Кошмар. Я не пил вина, я ничего не пил… — Он опустил руки в таз с теплой водой, которая немедленно окрасилась в розовое. Он резко одернул руки. — Бред.
   — Вы ранены, мой господин? У вас на лице кровь.
   — Невероятно, — он оттолкнул таз, схватил полотенце и принялся яростно тереть им лицо, потом швырнул полотенце в огонь.
   Я унес таз и вылил воду. Когда я вернулся, принца уже не трясло. Он сидел, уставясь в огонь и прижав руки ко рту. В свете камина его лицо казалось желтым.
   — Ваше высочество, могу я что-нибудь сделать для вас?
   — Нет, уходи.
   — Я могу кое-что рассказать о келидцах, если вы позволите мне. Полагаю, то, что я сообщу вам, связано с тем, что с вами произошло.
   — Со мной ничего не произошло. Я был пьян и вышел погулять. Вот и все. Ничего больше. Палец порезал… наверное…
   Он не потрудился объяснить, где шрам от пореза и как он сделался пьян, если весь вечер ничего не пил. Я сделал еще одну попытку.
   — Я пытался сообщить вам раньше, что этот келидец Каставан тоже несет в себе рей-киррах. И очень опасный. Гораздо опаснее того демона, что живет в Корелии. Я никогда не видел подобного… чтобы все демоны работали вместе, как они это делали сегодня. Я и представить себе не мог, что такое возможно, а я знаю о демонах очень много.
   — Ты смотришь в глаза и видишь, кто несет в себе демона, а кто нет? Так?
   — Да, господин.
   — Скажи мне, что ты видишь здесь? — Он указал на свои глаза. — Скажи мне, что во мне тоже сидит рей-киррах, тогда, возможно, все снова обретет смысл.
   Я сделал так, как он хотел. Все было возможно, демоны могли зайти даже так далеко. Но феднах сиял в Александре по-прежнему, что было бы невозможно, поселись там демон. Его не тронули. Лишь легкая тень в центре сияния указывала на наложенное на него заклятье, то самое, от которого я мог бы его избавить сегодня на балу.
   — Ну, что там, демон? — Он откинулся на подушки, прислоненные горкой к камину и налил себе бренди в новый бокал. — Вижу по твоему лицу, я один из них.
   — Нет, — я с трудом вернулся к обычному восприятию действительности, переход был слишком быстрым, я плохо контролировал себя. — Нет, господин. В вас нет демона, не для того вы были рождены.
   К моему изумлению, после недолгой паузы Александр засмеялся, искренне, громко и весело.
   — Никогда не видел никого похожего на тебя, Сейонн, — сказал он, поднимая бокал. — Ты скорбишь о судьбе мира, не замечая меча, нависшего над твоей собственной головой. Давай, скажи, что ты на самом деле думаешь обо мне.
   Его смех был таким заразительным, что через секунду я смеялся вместе с ним. Мы минут десять катались по шелковым подушкам, хватаясь за животы, как безумные. Я не помнил, когда смеялся так в последний раз. Смех не разрешал проблемы, лишь позволял на время забыть о ней, но я почувствовал себя сильнее после него.
   Я запустил пальцы в свои стриженые волосы, пытаясь собраться с мыслями.
   — Не стоит так смеяться, господин. Хотя и хотелось бы. В вас нет демона, но им удалось связать вас заклятием, и весьма сильным. Это произошло на представлении этим вечером. Магия, которую они использовали, чрезвычайно могущественна.
   Он задумчиво уставился на янтарную жидкость в бокале, потом посмотрел через бокал на огонь.
   — Я могу убить вас всех. Келидцев, эззарийцев… Не исключено, что так я и сделаю. Все эти слова, зеркала… Одна видимость. Ничего настоящего, — он не собирался рассказывать мне, что с ним произошло.
   Он чувствовал себя сильным и верил, что сумеет справиться сам, так же как он старался справиться с бессонницей.
   — Если вы можете сопротивляться тому, что они сделали с вами, вы сильнее любого мага.
   — Ничего не было.
   — Тогда вам лучше отослать меня прочь. И чем дальше, тем лучше, ибо тогда я безумен. Но если вдруг то, чего не произошло, произойдет снова, я могу пригодиться, — я коснулся лбом пола и пошел к двери. — Мне передать что-нибудь капитану Совари?
   — Совари! — Он резко выпрямился. — Атос меня забери, сколько времени?
   — Два часа после полуночи.
   — Проклятье. Вели ему разбудить меня на рассвете. Скажи ему… скажи, я решил, что при свете дня поход пройдет успешнее.
   — Как пожелаете, мой господин.
   Я оставил его смотреть в огонь, а сам неслышно проскользнул мимо задремавших камердинеров. Передав приказ капитану, храпевшему под попоной на конюшне, я добрался до своего чердака и зарылся в солому. Я слишком устал, чтобы заснуть. Повелитель демонов… здесь. Такая могучая магия… Борьба за владенье миром. Я лежал в холодном мраке, прислушиваясь к стонам спящих рабов, а мои мысли бродили по пыльным коридорам эззарианских верований. В Свитке Эддоса было предсказание о последней битве, многие из нас решили, что оно исполнилось, когда началось дерзийское завоевание. В этом же Свитке шла речь и о Гэ Кайаллете… и о второй битве. Если она будет проиграна, мир навсегда попадет под власть демонов. И все верили, даже в страшные дни завоевания, что эта вторая и последняя битва произойдет еще очень не скоро. Все, что мы хотели тогда, это выжить, чтобы потом, со временем, вырастить поколение, которое сможет выиграть второе сражение. Но что, если мы ошиблись? Я обхватил голову руками, и мои стоны влились в хор спящих рабов. Сама мысль об этом была невыносима.
 
   Принц никуда не выехал на заре. Когда Совари пришел будить его, принца нигде не было. Множество слухов ходило по дворцу с самого утра. Распорядившись дать мне пять плетей и вполовину урезать мой рацион на весь следующий месяц за отсутствие накануне вечером, Бореш собственноручно избил меня палкой и отправил скоблить пол. Плитками пола Летнего дворца можно было бы выложить всю территорию Манганара. Я работал, превозмогая боль, голод и желание тут же упасть и заснуть, и прислушивался ко всем ведущимся рядом со мной разговорам.
   Принц болен. Принц сожалеет о своем намерении отправиться на поиски лорда Дмитрия. В конце концов, не так уж он его и любит. Угрожал отравить его. Проклинал его и хотел выслать из Кафарны. Какое-то проклятье довлеет над его дакрахом: лорд Дмитрий пропал, банда в Еруме. С гор в столицу пришли дикие звери. Прошлой ночью какое-то животное насмерть загрызло трактирщика.
   Вскоре после обеда я потащился в ледяную галерею, отделяющую жилое крыло дворца от официальных покоев. Когда я, стиснув зубы, погрузил в ведро тряпку, мимо меня поспешно прошли два человека. Один из них оказался принцем, он на ходу застегивал воротник зеленой рубахи.
   — …не собираюсь никому ничего объяснять. И вообще, я спешу…
   Александр пошел вперед, а его спутник остановился и в ярости ударил кулаком по бедру. Это был Совари.
   — Могу я вам помочь, капитан? — Спросил я, оставив пол, чтобы дать возможность отдохнуть ноющим плечам.
   Он с первого взгляда узнал меня и заметил кровь, пропитывающую мою тунику.
   — Похоже, мы оба приняли на себя удар этой ночи, — произнес он.
   — У меня это было утро.
   — Он передумал. Мы не поехали на поиски маршала, хотя провели всю ночь в ожидании. В горы он послал других людей. Меня обвинили в том, что я нарушил распорядок дня и обещали выпороть.
   — Мне жаль, капитан. Я всего лишь передал то, что мне было приказано.
   — Мы оба делали то, что нам было приказано, но иногда это не имеет никакого значения.
 
   В этот день я больше не встречал Александра. Я работал до двух часов ночи. Ни мой разум, ни тело уже не осознавали происходящего, и я был рад этому. Даже яростное бурчание в моем животе не могло преодолеть моей сонливости. Но едва я поднялся на чердак, собираясь рухнуть в кучу соломы и забыться до утра, чья-то рука схватила меня за локоть, и кто-то прошептал мне в ухо:
   — Идем со мной, эззариец.
   — Я сделал все, что было велено, мастер Бореш, — пробормотал я. — Если остались еще полы…
   — Тише, — меня тащили прочь с чердака, потом мимо спящей стражи, вниз, к другой лестнице. Кто это? Бореш не стал бы соблюдать тишину. Когда вы поворачивали за угол, лунный свет упал на лицо моего спутника, осветив плоскую манганарскую физиономию и тонкие седые волосы.
   — Мастер Дурган!
   — Я же просил тебя заткнуться. Просто иди со мной.
   Я больше не сопротивлялся, а просто шел, удивляясь тому, что мои ноги еще могут двигаться. Мы миновали вымощенный кирпичом двор кухни, заставленный покрытыми снегом бочками и корзинами и обломками заржавевших труб. Прошли мимо вонючих куч гниющих отбросов и ящиков с золой. Дурган вел меня не в дом для рабов, а куда-то в дальний конец двора, где был навес, под которым находилась мастерская и чулан, где хранили старые тряпки, цепи и тому подобное. Мы остановились у двери чулана.
   — Я вырос на юге, — начал надсмотрщик, — у нас всегда рассказывали странные истории о зле и добре… моя бабушка вечно повторяла, что мы можем чувствовать себя в безопасности, поскольку живем рядом с землей волшебников. Она говорила, что эззарийцы следят за всем в мире и не позволяют тьме прийти. Если честно, я перестал спать спокойно, как только пала Эззария. Теперь зло рядом. Все последние недели я особенно сильно чувствовал это, а вчера ночью убедился сам. Ты слышал о звере, пришедшем с гор?
   — Я слышал, что то ли медведь, то ли барс загрыз трактирщика. Наверное, оголодал за зиму…
   — Я тоже так подумал. Я решил выследить его, подкараулить у куч отбросов. И точно, сегодня я увидел, как зверь прокрался сюда, во двор. Я пошел за ним, держа наготове меч, но зверя не нашел.
   Все страхи прежней ночи ожили во мне, я уже не чувствовал смертельной усталости. И я знал, что я увижу, когда Дурган откроет дверь.
   — Одеяла и горячий чай или вино, — распорядился я, шагнув внутрь чулана и опускаясь на колени рядом с принцем.
   — Мой господин, вы слышите меня?
   Он забился в угол, таращась на меня янтарными глазами, в которых не было и проблеска мысли. Одежда на нем была разодрана, он был бос. Так же как и прошлой ночью, его была крупная дрожь, а из горла вылетали нечленораздельные звуки.
   — Сейчас мы вас согреем, — я хотел посмотреть, нет ли на нем ран, но он оскалился и отпрянул. Я продолжал тихо говорить с ним, и к тому моменту, как Дурган возвратился с назрилом и одеялами, я выяснил, что тело принца не пострадало. Я откупорил принесенный Дурганом сосуд с горячим напитком и поднес его к лицу принца, надеясь, что пар согреет его, а знакомый запах возродит к жизни человеческие чувства. Потом я дал ему отпить из сосуда, наблюдая, как глаза его медленно проясняются.
   — Нужно развести огонь, — обратился я к надсмотрщику. — Где-нибудь в таком месте, куда никто не придет.
   — В домике садовника. В такое время года там никого нет, — он рассказал, как туда идти, а сам ушел за огнем.
   Я дал Александру еще чаю и попытался заставить его встать и идти. Но он свернулся в комок, обхватил голову руками и застонал.
   — Безумие, — хрипло прошептал он. — Я сошел с ума.
   — Нет, не правда, — твердо произнес я. — Я говорил вам вчера, что это заклятье. Но чтобы помочь вам, я должен точно знать, что произошло, — из рассказа Дургана я уже знал самое худшее. — А теперь идемте со мной, мы должны согреть вас.
   В домике садовника пахло промерзшей землей и гниющим деревом. Пол был заставлен пустыми горшками и бочками, ящиками с луковицами и заржавленными инструментами, которые не понадобятся по крайней мере еще два месяца. Лето в Кафарне длится недолго. Дурган развел в кирпичном очаге яркий огонь, и мы усадили принца рядом с ним. Я намекнул Дургану, что неплохо было бы поставить кого-нибудь сторожить за дверью, пока принц не придет в себя, и, к моему облегчению, он понял. Я не хотел свидетелей.
   — Как все начинается? Вы ощущаете приближение?
   — Становится жарко, — он потер лицо грязной рукой. — Так жарко, что я не могу дышать. В первый раз я решил, что это из-за танцев. Они заставили меня плясать в этом их лесу. И мне захотелось выйти на воздух…
   — И вы ощутили начало превращения.
   — О, боги ночи… Я не испытывал ничего подобного. Все мои кости начали гнуться и трещать, но не ломались, а моя плоть будто бы разрывалась на куски. Мир… все… покрыла тьма… и когда я снова начал видеть… — Он посмотрел на меня, он был напуган и ничего не понимал. — Я не мог думать. Я ничего не помнил. Все было другим. Цвета исчезли, формы предметов изменились. И запахи… Я едва не задыхался от вони. И тогда я сошел с ума. Я увидел этот сон… Это ведь сон, — он передернулся и плотнее завернулся в одеяло. — Я проснулся как сейчас. Что со мной?
   — Сколько раз это происходило?
   — Три раза. Прошлой ночью, когда ты нашел меня. Потом утром. Я проснулся перед рассветом, думая, что моя постель горит. Я выбежал на улицу и к утру уже был на горе Нерод. И сегодня вечером. Мы что-то делали… принимали присягу Двадцати. Я не смог дождаться конца. Сказал, что болен и спрятался в огороде. Там никого не было… Это невероятно. Зачем я говорю об этом?
   — Это заклятие демонов, мой господин. Я видел его в вас, но я не знал, каково его действие.
   — Это, как и раньше… какой-то предмет… яд? Скажи мне, как я могу избавиться от него?
   Я был бы рад помочь ему.
   — На этот раз все не так просто, господин. На этот раз нет заговоренного предмета, они с помощью их магии вложили что-то прямо в вас. И оно будет с вами, пока келидец… или кто-нибудь еще… не вынет его. Но мы должны узнать, что им нужно от вас.
   — Что им нужно?
   От накопившейся усталости я плохо соображал, моя спина снова начала кровоточить, когда Александр навалился на меня при переходе в хижину садовника. Я потер шею и попытался собраться с мыслями.
   — Этот келидец… Каставан… он говорил вам что-нибудь? Вы спорили с ним, раздражались или злились на него? Он мог бы извлечь выгоду из подобных эмоций.
   — Нет. Я только сказал ему, что, по моему мнению, глупо строить новую столицу, даже если она будет выше всяких похвал. Но мой отец загорелся этой идеей и не собирается отступать, и он пока еще жив и полон сил. Так что не имеет никакого значения, что лично я думаю по этому поводу.
   — Что произойдет, если дакрах не завершится? Если помазания не произойдет?
   — Не завершится…? Это невозможно. Что назначено, должно быть исполнено. Я приму помазание. Либо в день моего совершеннолетия перед тысячами людей, либо неделю спустя в спальне моего отца, имея свидетелем его горничную. Нет никакой разницы.
   — Если только ваш отец не изберет себе другого наследника.
   Даже теперь, дрожащий от боли и холода, Александр мог обескуражить любого своей усмешкой.
   — Я его единственный законный наследник. Дмитрий его единственный брат, и у него нет сыновей. Все мои кузены мне родня по женской линии. Даже будь я болен проказой, и то отец не мог бы назначить на мое место никого другого.
   — Но ваш отец вернется в Загад заниматься своими делами, он не станет ждать, пока его сын «выздоровеет» от загадочной болезни. Это будет означать задержку. И если Каставан сумел его убедить выстроить новую столицу вместо Загада, жемчужины Азахстана, в чем еще он сможет его убедить за это время? А если ваш отец тоже перестанет вдруг спать или не сможет насладиться обществом женщины в своей постели?
   — Рога Друйи! — Голос его чуть дрогнул. — Почему бы им просто не прикончить меня?
   Я помотал головой.
   — Что сделает ваш отец, если вас найдут мертвым?
   Глаза Александра расширились от ужаса, когда он ответил мне.
   — Он станет пытать и убивать мужчин, женщин и детей во всем Азахстане, чтобы узнать, кто это сделал.
   — Значит, они не могут убить вас просто так.
   — Значит, дакрах должен завершиться, — он тяжело вздохнул. — Я должен как-нибудь объяснить свое поведение. Я сошлюсь на тебя.
   — Нет! — Кровь застыла у меня в жилах, когда я подумал, что Айвон и этот Каставан могут услышать мое имя. — Тогда под угрозой окажется Император. Если демонам не удастся осуществить их замысел, они сумеют извлечь пользу хотя бы из создавшейся сумятицы. Нам необходимо завершить дакрах. Осталось всего три дня, — а мне необходимо было вспомнить все, что я знаю о демонах, заклятиях и прочем.
   — Но как мне прекратить эти… превращения? Ты сказал…
   — Мы не можем их прекратить. Можно только контролировать их. И то не полностью, — мне пришлось загасить зародившуюся в нем надежду. — Пусть Гизек даст какое-нибудь сильное снотворное. Такое, что обрушься вам на голову дом, вы бы и тогда не проснулись. Но от снов вы никуда не денетесь.
   — С этим я справлюсь. А что, если это снова произойдет днем?
   — С этим совладать сложнее, — я был почти уверен, что с этим совладать невозможно. Ночью превращение вызвано сном, а вот что провоцирует его днем… — Пожалуйста, расскажите мне все, что вы помните о прошлом вечере и ночи.
   Я заставил его рассказать все, что он помнил, трижды. Каждый раз он клялся, что рассказал мне все, и каждый раз в его рассказе появлялись все новые детали. Но какие из них действительно важны? Может, дело в его раздражительности? Нет, иначе он уже обратился бы в зверя у меня на глазах. Возможно, желание, которое охватывает его при виде красивой женщины? Если так, тогда это неизлечимо.
   — А во время принесения клятвы лордами вы не злились на них из-за их длинных речей?
   — Я же сказал нет! Какая тебе разница? Это невыносимо!
   — Мы должны определить, что именно вызывает превращение днем. Это может быть эмоция, запах, звук, прикосновение, даже вкус еды.
   — Я не помню ничего такого. Что же мне делать?
   — Вы должны избегать всего, что ели, пили или касались перед превращениями. Если вы вдруг почувствуете что-нибудь: гнев, скорбь, аромат, что угодно, уже знакомое вам, — постарайтесь сосредоточиться на чем-то любимом вами. Настолько любимом, что вы не будете замечать ничего вокруг, и это должно быть что-то, о чем вы не вспоминали в последние два дня. Думайте только об этом, пока приступ не пройдет. Возможно, этот способ поможет пережить следующие дни.
   — А если нет?
   — Посылайте за мной. Я не смогу предотвратить приступ. Но, возможно, я смогу помочь вам вернуться обратно. Ваш разум еще не захвачен заклятием.
   Александр коснулся нитки жемчуга, свисающей из-под разодранной одежды.
   — Я не могу поверить. Чем дольше я сижу здесь, тем меньше верю в то, что подобное возможно. Это ведь все только иллюзия, как тот лес на балу.
   Было слишком поздно и я слишком устал, чтобы объяснять ему, что был этот лес. И я не имел права выказывать сострадание к нему.
   — Одному из горожан перегрызло глотку какое-то животное, барс или медведь, пришедший с гор. Дурган видел этого зверя этой ночью, господин. Он видел, как животное вбежало в чулан за домом для рабов. Но когда он пошел за ним, обнажив меч, он нашел вас, мой господин. Вовсе не иллюзия загрызла того трактирщика.
   Румянец, который вернулся было к Александру за время нашей беседы, вновь сошел.
   — Боги ночи…
   — Простите, я не хотел говорить об этом.
   Он судорожно глотнул воздух. Было несложно представить охватившие его чувства.
   — А если келидец не остановится на этом? Как я смогу избавиться от заклятия? Я должен стать Императором.