Берг Кэрол. Превращение

   — Я никуда не поеду, — он помотал головой, с трудом выговаривая слова. — Я пойду к отцу…
   — Как вы собираетесь заставить его поверить вам? Вы признались в том, что убили его брата, он поверил в эту ложь. Вы сообщили ему, что келидцы демоны, которые превратили вас в дикого зверя, он не принял эту правду. Почему он должен поверить вам теперь?
   — Я буду спокоен. Я объясню все. Я расскажу о Дмитрии. Я возьму меч и покажу ему.
   — Если лорд Каставан там, я не смогу помочь вам. Он будет следить за мной. Если вы не сможете контролировать зверя в себе, а под взглядом демона именно так и произойдет, вы, скорее всего, просто убьете своего отца. Вы этого хотите?
   Не думал, что он может побледнеть сильнее.
   — Я не могу бежать. Я воин. Я наследник трона.
   — Они не допустят вашего помазания, пока не получат вас. Вы сами должны избавиться от заклятия, иначе вы станете повелителем демонов.
   Он ничего не ответил.
   Мы шагнули в кусты, густые заросли ольхи, выросшие на тощем клочке земли за прачечной, там, куда стекала грязная вода. В кустах нас ждал Муса, конь принца, радостно хрумкающий лежащим перед ним сеном. К седлу были привязаны три сумки, на толстой ветке висел тюк с теплой одеждой. Я снял его и помог принцу переодеться в сухое: плотную рубаху, толстые штаны и добротный тяжелый плащ вместо тощего плаща Бореша.
   Пора. Я хотел бы снова поверить в богов, которых я мог бы молить простить меня за предательство, которое я едва не совершил.
   — Единственное, чего я жду после всех событий этой ночи, что вы не используете во вред то, что я собираюсь сообщить вам. Есть люди, которые могут помочь вам… но они из тех, кто по дерзийским законам должен быть обращен в рабство. Я вынужден просить вас дать слово, что вы не сделаете этого с ними.
   — Тебе нужно мое слово? Как ты смеешь торговаться со мной? — Даже теперь он изумлялся моей наглости.
   — Господин, я ничего не скажу, пока не заручусь вашим словом. Вы, разумеется, можете поступать со мной, как вам будет угодно, — я глядел ему прямо в глаза.
   На этот раз первым отвел взгляд Александр.
   — Я, конечно, даю слово.
   — На рыночной площади Кафарны стоит бронзовая скульптура: умирающий воин, который только что зарубил сказочного зверя, гирбеста, крылатого льва, — я прикрыл глаза, стараясь отогнать слова песни, которую я пел умирающему Ллиру. — Вы знаете эту статую?
   — Да.
   — Поезжайте туда. Отбросьте печальные мысли и коснитесь зверя. Вы тут же мысленно увидите карту и узнаете, куда вам ехать дальше. Следуйте полученным указаниям, позже вас встретят и доведут до места. Вы им не понравитесь. Им не понравится то, что вы, дерзиец, узнали путь. Но вы объясните им, что на вас лежит заклятье, федхар, и вы пришли просить помощи. Они должны все узнать о демонах, о келидцах. И передайте им мои слова, что вы несете в себе феднах. Тогда они не смогут отказать вам.
   — Я не запомню все это. Ты сам скажешь им эти странные слова.
   — Меня там не будет.
   — Как это не будет? Разве мы поедем не к твоим людям… Рога Друйи, ты что, собираешься остаться здесь? На тебе и так уже кровь, держу пари, что сегодня ночью кого-нибудь убили. Ты проживешь после моего отъезда не больше часа. И то, если тебе повезет.
   Проклятый упрямец.
   — Я навлеку на вас неприятности. Побег эззарийца всполошит всю Гильдию Магов. Они мало что умеют, но их много, и они прекрасно выслеживают. Ваш отец и келидец не станут объявлять, что они ищут вас, вместо этого они объявят о моем побеге…
   Александр похлопывал по шее коня и глядел на меня, не отрывая глаз, пока я не умолк.
   — Ты худший из всех лжецов, которых я когда-либо видел. Ты даже не удосужился изобразить испуг. У тебя должны бегать глаза, ты должен побледнеть. Попробуй еще раз. А лучше скажи мне правду, не то я не сдвинусь с этого места. Почему ты не хочешь сам отвести меня к своим?
   Я обхватил руками свои голые иззябшие плечи и опустил глаза.
   — Я не могу. То есть, я могу, но это не принесет пользы ни одному из нас. Они будут смотреть мимо меня, как будто меня не существует. Они не услышат моих слов. Если вы станете говорить от моего имени, они не станут слушать и вас. Я могу убить кого-нибудь из них, и он не станет сопротивляться. Я умер для них в тот день, когда меня взяли в плен, я ужасающе, невыразимо испорчен, утратил чистоту. Я не имею права возвращаться.
   Это был самый худший миг моей жизни. Я не раз повторял эти слова про себя, но я ни разу не произносил их вслух. Они прозвучали и обрели вес. Они стали могильным камнем, тяжким символом смерти, вдавившим меня в землю.
   — Ты утратил чистоту? Они что, глухие, слепые или вы все там не в себе?
   — Это наш закон. И он имеет под собой веские основания.
   Александр взял меня за подбородок и заставил поднять голову. Его глаза лихорадочно блестели.
   — Ты хоть представляешь, что ты для меня значишь, Сейонн? Я и шага не сделаю без твоего присмотра, не взглянув тебе в глаза, чтобы узнать, что ты думаешь о моем поступке. Ты сдерживаешь мой дурной нрав, ты заставляешь меня быть лучше, чем я есть. Сотни раз я был на волосок от того, чтобы всадить в тебя нож, ведь ты не испытывал ко мне ни ненависти, ни страха. Я не понимал, как такое возможно. Ведь ты просто раб. А теперь ты собираешься позволить моему отцу вспороть тебе брюхо или вздернуть тебя, поскольку ты решил, что какие-то ненормальные сочтут, что ты недостоин их общества?
   — Господин…
   — Испорченный и нечистый человек не пошел бы туда, куда ему не хочется идти, не сохранил бы в себе наперекор всему достоинство, настоящее достоинство и честь, не те, которыми кичатся сопляки голубых кровей. Если ты нечист, то я тогда уже превратился в одного из этих пожирателей душ. Я лучше никуда не поеду, а останусь здесь и посмотрю, как тебя прикончат, — он поставил ногу в стремя и вскочил в седло, потом протянул мне руку. — Но мы оба не являемся тем, о чем сейчас шла речь. Пусть я буду навеки проклят и обращусь в демона, если не смогу защитить тебя он нападок твоих соплеменников.
   Я решил примириться с судьбой и подождать того момента, когда сама природа довершит то, что начали дерзийцы. Александр снова звал меня на битву… снова ощутить боль и страдания, неотделимые от нее. Возможно, мы не доедем даже до гирбеста, не то, что до Эззарии. Возможно, меня убьют, и Александр окажется в Келидаре раньше, чем я увижу, как отвернутся от меня товарищи. Раньше, чем я увижу ее.
   Я отключил свои обычные чувства и увидел сияющий в нем феднах. Потом я вздохнул, поднял с земли плащ Бореша и оперся на протянутую принцем руку.

Глава 19

 
   — Срочное сообщение для лорда Джубая! — Закричал Александр, не замедляя ход Мусы, хотя мы были уже совсем близко от массивных запертых ворот. Я уставился на его спину, твердо решив не видеть того, как два всадника на одном скакуне расплющатся о двухсотлетние дубовые створки. Но удара не последовало. Запах горящего лампового масла и красные отсветы на спине Александра дали мне знать, что мы проехали через ворота. Принц засмеялся и прокричал мне через плечо: — Никогда не колебаться. Этому научил меня Дмитрий.
   Я ничего не ответил, поскольку изо всех сил старался удержаться на спине коня. Перспектива получить в спину стрелу или превратиться в лепешку от соприкосновения с воротами не облегчала моего положения. Я неплохо держался в седле в юности, но мне не доводилось ездить на таких крупных и горячих жеребцах. Мне некуда было деть ноги, я не смел как следует обхватить Александра за талию и к тому же у меня был совершенно не подходящий для верховой езды костюм. Белья рабам не полагалось, поэтому между мной и седлом были только складки тощего плаща Бореша, я чувствовал, что уже содрал себе кожу. Держаться за спину лошади я тоже не мог и ожидал, что любой следующий скачок может вышвырнуть меня из седла.
   Мы проехали через дамбу, въехали в город, свернули на улочку, заставленную пустыми повозками и сломанными торговыми прилавками, потом долго плутали по переулкам, пока не добрались до главной рыночной площади Кафарны. Холодный сырой ветер играл праздничными флажками, на широкой мостовой сохранились следы празднования дакраха, который на самом деле так и не начался по-настоящему. На всех дверях болтались поспешно вывешенные траурные флаги, кое-где сновали призрачные фигуры тех, кто вышел на улицы в столь ранний час в поисках пищи, одежды или просто старой мебели на растопку. Александр остановил коня возле монумента, установленного в честь очередной победы дерзийского оружия. Бронзовый воин безжизненно лежал рядом со сказочным чудищем, которого он только что заколол. Меч был запечатлен выскальзывающим из его ослабевшей руки. У воина было лицо типичного дерзийца. Такое же, как у Александра.
   — Приехали? — Принц протянул мне руку. Я сумел слезть на землю самостоятельно, хотя мое схождение с коня сопровождалось гримасами и постаныванием. Принц удивленно посмотрел на меня. — Я думал, что у рабов кожа дубеет.
   Земля у меня под ногами зловеще подрагивала, а небо над дворцом стало светлеть, словно на севере поднималась вторая луна.
   — У нас всего несколько минут, ваше высочество. Мы должны исчезнуть отсюда, прежде чем кто-нибудь заметит нас.
   — Тогда вперед.
   — Будет лучше, если это сделаете вы, господин. Вы знаете окрестные земли. Появившаяся у вас в голове карта будет понятна вам, — нельзя было касаться заговоренного монумента сразу двоим. Я не знал, какие ограничения или наоборот выгоды сопутствовали этому заклятию. Если со мной что-нибудь случится, Александр будет знать дорогу. Я все еще не хотел осознавать, что я тоже могу добраться до эззарийского укрытия, что я смогу проехать с ним весь путь, если бы я поверил в такую возможность, я не смог бы действовать разумно. — Освободите свое сознание, коснитесь животного и произнесите «драйн хавер». Это означает «укажи мне путь».
   Я уже не просто чувствовал близость погони, а слышал крики людей и топот копыт. Александр тоже слышал эти звуки, поэтому он не стал спорить. Он подбежал к памятнику, вскарабкался по каменному постаменту и положил руку на хвост гирбеста.
   — Я ничего не вижу! Не чувствую, не понимаю, не осознаю, или что я там еще должен делать.
   Но это должно быть здесь! Ллир пытался сообщить мне, как добраться до эззарийцев. Когда эззарийцы хотели скрыть от посторонних глаз какое-то место, они использовали особые заговоренные карты. Тогда об укрытии знали только те, кто жил там. Путь терялся среди слов заклятия, он казался чем-то иным, чтобы те, кто выходит в большой мир случайно не привели за собой шпионов. Ллир сказал, что гирбест укажет путь. А это был единственный материальный гирбест, не считая тех, что я встречал в мире демонов…
 
   …теплый дождик, похожий на слезы скорби, смывал яркую кровь заколотого мной чудища. Струйки пара поднимались от серебряного клинка, который я только что выдернул из его жесткой шеи. Я сделал шаг в сторону хвоста зверя и поднял вверх лицо, позволяя дождю смыть с него пот, кровь и слюну чудовища. Я смотрел в небо, на то, как тучи внезапно разошлись в стороны, открыв сияющие звезды, те, которые нельзя увидеть в мире людей. Я ощутил теплое дуновение, его структуру и силу. Потом я решил, что пора идти, и ветер понес меня к воротам. Хотя я очень устал, мне сразу удалось выйти, и скоро я уже был в ее объятиях…
 
   Небесный огонь, зачем я помню все это? Александр замер на постаменте, ожидая моей помощи. Мальчик был при смерти. Что, если я неправильно его понял?
   — Освободите свое сознание и произнесите слова, — резко произнес я. — Драйн хавер. Пусть образ придет сам. Не пытайтесь осознать его, не давите на него. Это было бы слишком просто.
   Александр снова коснулся зверя и на мгновение замер. Это мгновение длилось вечность. Наши преследователи были уже через улицу от нас.
   — Рога Друйи! — Рука принца взметнулся в воздух, словно зверь отпихнул его. Он захохотал, потом спрыгнул с постамента прямо в седло Мусы. От этого прыжка холод прошел у меня по позвоночнику, но это был пустяк по сравнению с тем, что я ощутил, когда принц поднял меня в седло и посадил себе за спину, пришпоривая и без того послушного жеребца.
   — Невероятно! — Он направил лошадь через рыночную площадь в сторону южных ворот, прочь от идущей с севера погони. Я уже слышал поскрипывание их кожаных доспехов. Мы бешено мчались по сонным улочкам. Не понимаю, как принц видел, куда сворачивать — дома сливались в сплошную мельтешащую линию. Возможно, он и не видел. Возможно, конь сам выбирал дорогу. Но каждый раз, когда я уже думал, что мы выезжаем на проселочную дорогу, Александр в очередной раз поворачивал, и мы все дальше и дальше углублялись в старую часть города. Я был почти уверен, что мы заблудились.
   Мои страхи окрепли, когда принц направил Мусу в темный узкий переулок, идущий вдоль реки. В переулке воняло свиньями, тухлой рыбой и гниющей капустой. Из закопченных окон таверны на улицу падал тусклый желтый свет.
   Он неправильно понял. Заговоренная карта и не должна привести нас прямо к эззарийцам, она должна только указать место встречи, где будет ждать проводник. Но эззарийцы никогда не использовали для встречи такие грязные вонючие задворки. К тому же, это был почти центр города. Слишком много народа. Я должен был сам посмотреть.
   — Мой господин, это не может быть нужным нам местом…
   — Это не оно, но нам нужно остановиться здесь. Идем, — из двери таверны вывалился человек и тут же принялся мочиться прямо на улицу, потом он рухнул в собственную лужу. Александр перешагнул через него и открыл дверь. Я пошел за ним, заинтригованный очередным странным поступком этого взбалмошного дерзийца. Наверное, он решил, что негоже пускаться в путь не пропустив стаканчик.
   В полутьме помещения скверно пахло горелым жиром и прокисшим пивом, в воздухе висели клубы дыма. Десяток оборванцев и неряшливо одетых женщин, сидящих в помещении, дружно уставились на нас. Дерзийские воины не часто заходили в подобные места. Владелец заведения, который отличался от остальных тем, что держал руку на единственном пивном бочонке, заулыбался, демонстрируя одинокий желтый зуб. У него была заячья губа. Он кивнул головой на свободный стул, потом уставился на мои босые ноги и железные браслеты. Рабы тоже не часто ходили по тавернам.
   Александр не обратил внимания на предложенный стул. Он внимательно рассматривал посетителей, пока его взгляд не остановился на одном из них, тощем длинном парне, который сидел, зарывшись носом в пышные груди одной из девиц, рукой он пытался задрать ей юбку.
   — Этот, — принц схватил его за шею и поволок к выходу. Пышнотелая красотка, которая сидела у парня на коленях, свалилась на пол, одна грудь выскочила из корсажа, а юбка задралась до самого пояса.
   — Он косо посмотрел на меня, — крикнул Александр озадаченным выпивохам, которые кинулись к двери посмотреть, что будет дальше. Но никто из них не отважился выйти на улицу. Я поспешил за принцем, тоже озадаченный. Что он задумал? Крики погони и звук копыт снова приближались.
   Принц прислонил свою жертву к стене.
   — Снимай одежду. Всю, башмаки тоже, — человек тупо смотрел на Александра, пока он не схватил его за ухо и не приподнял над землей. — Я сказал, раздевайся. Твоему принцу нужны эти обноски. И побыстрее. Если ты провозишься больше полминуты, я выдавлю тебе левый глаз, как косточку из вишни, — он приблизил к лицу парня большой и указательный пальцы. Меньше чем через полминуты Александр протянул мне стопку одежды и башмаки, пахнувшие дегтем, вином и мочой, а голый человек мчался прочь по улице, завывая так, словно за ним гнался рой ос.
   — Надевай. Уж коль скоро у тебя нет жестяной задницы и кожаных подошв, будь рад и этому, и не возмущайся, что я поступил невежливо с их владельцем. У нас нет времени зайти к моему портному.
   Отказаться надеть вещи не значило, что я смогу вернуть их хозяину. Да и близость погони не оставляла времени на укоры совести. Принца могут поймать и отдать демонам, а я лишусь ступни и половины лица… если мне повезет.
   Через минуту на мне были башмаки, штаны и рубаха — одежда, которую я не носил уже шестнадцать лет. Мы снова мчались, на этот раз в сторону западных ворот. Искры вылетали из-под копыт Мусы.
   Дерзийцы ценят лошадей больше остальных богатств, а моя догадка, что Александр всегда держит у себя только самое лучшее, вскоре подтвердилась. Ни один из преследователей уже не смог приблизиться к нам. Мы проехали через город, потом выехали в долину, ведущую на запад, к поросшим густым лесом горам. Муса шел ровно, несмотря на двойной вес на своей спине. К тому времени, как небо приобрело цвет жидкого молока, дорога привела нас к кромке леса, и принц позволил коню перейти на шаг. От мерных шагов Мусы я начал дремать…
 
   …они наступали, волна за волной. Могучий дерзиец вел в бой своих соплеменников, за ними двигались манганарские солдаты и тридские всадники. Их талисманы из слоновой кости постукивали на раскрашенных торсах. У меня за спиной раздался крик. Вервинн, друг моего отца, упал, из его живота торчало тридское копье. Мои отяжелевшие руки были залиты кровью. Они все еще идут… бесконечные волны, несущие кровь и смерть… я должен держаться, пока другие не укроются в безопасном месте. Я Смотритель, я поклялся защищать их…
 
   — Дочери ночи! — Крик Александра и внезапно остановившийся конь разбудили меня. Принц прижимался к шее коня, обхватив голову руками. Холодный пот выступил у меня на лице.
   — Началось превращение? — Я готов был тут же скатиться с лошади, только бы не оказаться в седле вместе с шенгаром.
   — Нет, — Александр сжал челюсти и похлопал коня по шее.
   Муса вернулся к своему размеренному шагу, а я — к своему сну. Моя голова тяжело колотилась о спину принца…
 
   …закат окрасил небо в багровый свет, казалось, что пролитой крови мало места на земле. Я развернулся, отбив нож юного дерзийца и повернулся лицом к усмехающемуся манганарцу: последнее, что он осознал — удивление, как я сумел почуять его. Слева от меня братья Джард и Фейн, Ловцы, сражались сразу с восемью дерзийцами. Справа от меня было тихо. Я положил тело молодого дерзийца на кучу других за моей спиной и поспешил на помощь Джарду, слыша, как подходит подмога. Человек десять-двенадцать эззарийцев вышли из узкой долины, но на выходе их уже ждали дерзийцы… новая волна… как они догадались? Мы были уверены, что только мы знаем этот путь. Мы надеялись взять их врасплох, прежде чем они кинуться на наш левый фланг. Но только мы вышли из долины, как оказались в ловушке. Фейн охнул, когда его рука, уложившая уже пять десятков врагов, вдруг упала на землю, отсеченная манганарским боевым топором. Чей-то меч вспорол его живот, выпуская наружу кишки, он опустил оставшуюся руку, словно собираясь поднять их. Я заревел как безумный и взмахнул мечом…
 
   — …это сейчас, но они наверняка приведут Джанка, как только сумеют улучить момент и застать его трезвым.
   Я понятия не имел, о чем шла речь.
   — Джанка? — Хрипло спросил я.
   — Лучший следопыт в Кафарне. Я говорю, что именно поэтому я поехал на запад, хотя предполагалось, что мы должны ехать на север. Так он потратит больше времени, идя по следу. Я оставил ему шесть ложных указателей. Пусть помучается.
   Гончие. Следопыты. О чем я думал, когда решил привести дерзийца к тем, кто выжил и спасся?
   — Мой господин, мы не имеем права…
   Он сразу понял, о чем я.
   — Я знаю, что делаю. Они не смогут выследить нас. Даже Джанк. Спи дальше.
   — Я не…
   — Ты споришь со мной? Думаешь, раз я дал тебе башмаки, то можно со мной разговаривать как угодно?
   — Нет, нет, конечно, — мы ехали вперед, и я снова провалился в сон.
 
   Повсюду лежали длинные тени, когда мы остановились, и я свалился с лошади. То есть, не совсем свалился. Александр стащил меня с седла. Но ощущение было то же самое, а я… я все еще пребывал в своем сне.
   — Все в порядке, Сейонн, — он попытался перехватить мою руку, но я увернулся, схватил его за шею другой рукой, а коленом уперся ему в живот. Я не сломал ему шею только благодаря его прекрасной реакции и собственной нехватке практики.
   — Во имя Атоса… — Он глядел на меня широко раскрытыми глазами. Только когда я немного успокоился и осознал, где я и что я сделал, то есть, едва не сделал, я ослабил хватку.
   — Простите меня, мой господин. Я не успел проснуться… — Я с трудом произносил слова, пытаясь восстановить последние картины своего сна и запомнить тающее видение.
   — Не успел проснуться? Да я и троих не насчитаю, кто мог бы двигаться так быстро и так… смертоносно… даже вполне проснувшись, — он посмотрел на мои руки, потом перевел взгляд на лицо.
   — Счастье, что один из этих троих — вы, — произнес я, кутаясь в плащ от холодного ветра. Но холод в моей душе был сильнее. — Я слышал, что со сна люди иногда делают странные вещи, на которые они не способны…
   Александр сцепил пальцы и закрыл глаза.
   — Стой. Я уже говорил тебе, что не хочу выслушивать твою жалкую ложь. Лучше вообще ничего не объясняй.
   — Как пожелаете, мой господин, — мы стояли на небольшой полянке рядом с дорогой. Я поднялся на кучу камней справа и посмотрел вниз на горную долину, все еще укрытую снегами. Деревья в лесу поскрипывали от мороза, высоко над нами кружил охотящийся сокол.
   — Я желаю знать, кто ты, Сейонн. Раб, который находился в услужении шестнадцать лет, и при этом двигается как борец Лиддуни… Ты что, служил кому-нибудь из них или из их наставников? Ты подглядывал за ними, да? Кто-нибудь позволил тебе смотреть или ты сам смотрел и научился.
   — Нет, господин. Никто не стал бы учить раба тому, что запрещено законом, — Братство Лиддуни было тайной дерзийской сектой, практиковавшей боевые искусства и свою собственную религию.
   — Ты отбил мою руку с такой легкостью, словно я пятилетний ребенок. Я должен узнать, как ты научился такому. Если ты и раньше умел это… как, во имя Атоса, ты оказался в плену?
   Я ощутил на языке вкус смерти. Она была совсем близка.
   — Прошу вас, господин. Не сейчас. Я расскажу вам потом, если вы захотите, но не сейчас, — я старался ничем не выдать свое волнение, охвативший меня страх, от которого мое сердце прыгало в груди. Битва давно была проиграна. Не было смысла продолжать ее теперь, только потому, что я скоро увижу эззарийцев. Смерть есть смерть. Живущие… выжили. — Это то место, что вам показали?
   — Проклятый упрямец, — щеки принца запылали. — Ты испытываешь мое терпение, а у меня и в лучшие времена его было не много. Если бы я сейчас не валился с ног от усталости, мы бы все выяснили уже сейчас. После того, что я видел…
   — Вы не видели ничего особенного. Это просто остатки сна, господин. Прошу вас, скажите, это то место?
   — Нет еще, — он положил руки на седло и устало привалился к боку коня. — Оно и к лучшему. Мне не придется просыпаться, чтобы знакомится с кем-то.
   — Нам нужен костер, — сказал я, прогоняя остатки сна. Солнце уже садилось за горы. Давно уже мне не доводилось спать так долго среди бела дня. Принц по-прежнему стоял, прислонясь к коню, и я вспомнил, что есть вещи, которых он никогда не делал собственными руками. — Я позабочусь о лошади, а вы можете поспать.
   Александр яростно засопел и начал ослаблять подпругу.
   — Можешь не беспокоиться. Дмитрий не позволял слугам помогать мне, когда он учил меня. Я в состоянии позаботиться о коне, могу сам надеть башмаки и сумею недурно приготовить кролика, если конечно в этой дыре найдется кролик.
   — В сумках должно быть достаточно провизии.
   — Прекрасно. Не могу сказать, что я сейчас с радостью отправился бы на охоту. На самом деле, я не откажусь от твоей помощи, — он кивнул в сторону длинных кожаных ножен, притороченных к седлу. Я отвязал меч и три походных сумки, а Александр снял с коня седло и бросил на землю. Он достал попону и укрыл жеребца, ласково разговаривая с ним. Я ни разу не слышал, чтобы он с такой сердечностью обращался к человеческим существам.
   Пока он возился с нашим скакуном, я собрал дров, сложил их за большим камнем и попытался разжечь огонь, с трудом шевеля озябшими пальцами. Костер был бы очень кстати. Ветер пронизывал насквозь, я был счастлив, что на мне шерстяная рубаха, штаны и удобные разношенные башмаки. Они удивительно пришлись мне по ноге. Если бы не Александр, я сейчас умирал бы от обморожения.
   Александр присел рядом с моим жалким огоньком и закрыл глаза руками. Он сидел не шевелясь, и я продолжал заниматься костром. Когда я взглянул на него в следующий раз, его тело содрогалось, и я испугался, что он сейчас выдавит себе глаза.
   — Что происходит, ваше высочество?
   — Грязь… проклятие… я почти ощущаю их вкус. Я чувствую запах крови. А когда я пытаюсь подумать о чем-нибудь другом, — он судорожно глотнул воздух, — мне кажется, что мой череп вот-вот лопнет, и мои мозги выпадут из него, — он передернул плечами. — Дичь.
   Он еще посидел, опираясь подбородком на ладонь, потом отбросил со лба волосы, вылезшие из распустившейся косы, и начал копаться в сумке. Он достал из нее жестяную чашку, сушеное мясо, что-то еще, потом со вздохом облегчения извлек сверток с корой и листьями, из которых получался назрил.
   — Разбуди меня, когда я смогу это приготовить, — он бросил мне сверток с листьями, потом завернулся в плащ и одеяло и заснул раньше, чем договорил последнее слово.