Берг Кэрол. Превращение

   Да. Хороший вопрос. Пока что я не мог ответить на него.
   — Мы найдем способ помочь вам, — я уставился на свои грязные загрубевшие и такие бесполезные руки, внимательно вглядываясь в мельчайшие детали.
   И, словно читая мои мысли, в которых я боялся признаться самому себе, Александр негромко спросил:
   — Ты умел делать это… до того, как тебя схватили?
   — Да.
   Я ожидал града вопросов, требований или восклицаний, возможно, даже угроз. Но он только произнес:
   — Если бы я мог исправить то, что было сделано.
   Мне показалось, что он говорил не только о себе.

Глава 15

 
   Эту ночь я провел в спальне Александра на полу перед камином. За все девять лет, что я прожил в Кафарне, я ни разу не спал в теплом месте, поэтому я все время просыпался от непривычного ощущения, а затем снова проваливался в блаженное тепло.
   Утром Александр напился крепкого чаю, чтобы прогнать сонную одурь, навеянную зельем Гизека, и тут же послал за Фендуляром. Главный управляющий застал принца в одной лишь набедренной повязке. Александр готовился к бегу на гору Нерод в сопровождении трех сотен других молодых воинов. Набедренная повязка была ритуальной одеждой, больше ничего не дозволялось, даже если с серых небес валили хлопья мокрого тяжелого снега.
   — Управляющий, я решил, что мой раб, мой писарь, не должен принимать участие в хозяйственных работах. Я собираюсь оставить его при себе. Дурган проследит за его поведением и тем, где он будет спать и что есть.
   — Да, ваше высочество, — толстяк разочарованно причмокнул губами. — Как пожелаете. Но могу я узнать причину? Нам нужны лишние руки для поддержания чистоты во дворце, чтобы не осрамиться перед гостями.
   — Тем не менее, я так хочу, — принц сидел на стуле, вытянув перед собой руки, пока рабы натирали маслом его спину и грудь и застегивали на ногах сандалии для перехода через город. Сам забег совершался босиком. Дерзийцы чтили традиции. — Я решил, что необходимо записать все события моего дакраха для моих будущих сыновей. Я не верю, что эти сказители и певцы передадут все так, как было на самом деле. А у эззарийца самый красивый почерк из всех дворцовых писарей, так что пусть пишет он. Потом он прочтет мне написанное, я внесу исправления, если будет необходимо, и летопись будет готова.
   — Но, господин, ведь есть наши дерзийские писари, зачем поручать такое важное дело какому-то варвару?
   Александр в ответ закричал на Фендуляра, обвиняя его в оскорбительной наглости и предательстве, и управляющего мигом вынесло за дверь. Он был знаком с манерой принца выдвигать самые нелепые обвинения во время приступов ярости. Управляющий исчез раньше, чем запущенный ему вслед стакан разбился об дверь, а принц радостно засмеялся к ужасу своих слуг и камердинеров. Я понял, что он засмеялся от облегчения, что сумел изобразить из себя зверя, и не обратиться в него.
   Мы оба решили, что будет неразумно брать меня на все церемонии дакраха. Присутствие раба слишком сильно бросалось бы в глаза. Я останусь в его кабинете с картами, а Дурган будет наведываться на огороды. Надсмотрщик сразу позовет меня, если Александр (или то, во что он обратится) появится там. Принц был уверен, что сумеет прийти туда, если у него опять сделается приступ.
   Когда Александр уже был готов идти, один из камердинеров обратился к нему:
   — Вы выиграете сегодня забег, Ваше Высочество?
   — Забег — смысл моей жизни. Когда я бегу, я не думаю ни о чем другом. Я не могу проиграть, — он посмотрел мне в глаза и усмехнулся.
 
   Шел десятый день дакраха.
   Александр, конечно же, выиграл забег, я не знаю, то ли потому, что он действительно был прекрасным бегуном, то ли потому, что никто не посмел его обогнать. Я не сомневался в его способностях, но все-таки подозревал последнее. Уходя, он приказал своим камердинерам каждый час рассказывать мне о происходящем, чтобы я сразу мог записывать, поэтому я знал, что на торжественном пире после забега принц пил только назрил и ел одни фрукты, заявив, что на верху горы сам Атос велел ему очиститься перед помазанием.
   Только много часов спустя принц вернулся к себе совершить омовение и переодеться к ужину. Я ждал его в кабинете. Перед тем, как снова уйти, принц зашел в кабинет в сопровождении двух слуг, которые пытались на ходу завершить его наряд, состоящий из пяти слоев зеленого и золотого атласа и шелка. Принц заглянул мне через плечо, поглядел, как я вывожу слова о последних событиях дакраха, рассказанных мне одним из управляющих.
   — Что, работа идет?
   — Да, мой господин. Я описал сегодняшнюю победу и начал рассказывать о первых днях по воспоминаниям ваших камердинеров. Молю богов, чтобы моя работа оказалась достойной того доверия, которое вы оказываете мне.
   — Я оценю твою работу после дакраха. А пока что делай, как я велел.
   Я склонил голову.
   — Как прикажете, ваше высочество.
   Выходя из комнаты, он обратился к одному из слуг:
   — Проследи за тем, чтобы огонь горел как следует. Я мерз весь день.
   Я невольно улыбнулся, удивив управляющего, сидевшего рядом со мной и рассказывающего мне о дакрахе.
   — Прошу прощения, господин. Я отвлекся. Вы говорили о тех кушаньях, которые подавали в первые дни дакраха.
   Было уже совсем поздно, когда звуки голосов, шарканье подошв и звон оружия сообщил о возвращении принца.
   — Идите, — обратился он к сопровождающим его. Он с трудом выговаривал слова. — Единственное, что мне нужно — избавиться от этих лохмотьев и найти кровать. Убирайтесь все. Хессио один справится.
   Последовал поток добрых пожеланий и прощальных слов, потом шум стих. Хессио, стройный базранийский юноша, личный раб принца, вскоре последовал за остальными. Рабыня уже загасила почти все лампы. Я просидел в темноте еще полчаса, пока не удостоверился, что в покоях принца действительно никого нет, потом я отважился выйти. Александр лежал поперек кровати полураздетый, он спал, сон его походил на оцепенение смерти, в руке он сжимал голубую склянку. Я вынул пузырек из его руки и выскользнул из спальни через комнату со светильниками. Меня никто не увидел. Александр еще днем прогнал стражника, отправив его маршировать вдоль стен дворца якобы в наказанье за грубость, и не поставив никого на его место.
   Итак, один день мы пережили.
 
   На одиннадцатый день дакраха солнце взошло над горой Нерод в пелене дождя. Это было знамение, которое я не мог истолковать, но день начался плохо. Поисковый отряд из Авенхара вернулся с пустыми руками. О Дмитрии никто ничего не слышал. Пять человек отправились по южной дороге в Кафарну, надеясь, что лорд мог свернуть на нее, чтобы не ехать по опасному пути Яббара. Отряд, отправленный Александром на дорогу Яббара еще не вернулся.
   Я внимательно наблюдал за принцем, пока он выслушивал неутешительные новости. Если заклятие начинало работать от сильных переживаний, то было самое время. Гнев, волнение, нетерпение, чувство вины — все эти эмоции отражались на лице принца. Но никаких зловещих перемен не было заметно.
   В этот день церемонии дакраха не носили такого официального характера, как в предыдущие десять дней: это были простые встречи с друзьями и благословения родственников. Как и накануне, я сидел в кабинете, а надсмотрщик дежурил на огороде. Я выслушал очередной отчет от управляющего, касающийся последних часов дакраха. Я знал все о церемониальных чашах вина, о зажженных благовониях, о ритуальных поцелуях и преломлении тростей, совершенных принцем. На закате принц должен будет вернуть свой меч и кольцо с печатью отцу в знак полного подчинения, а затем провести вечер, пируя с юношами, которые еще не достигли совершеннолетия. Император и Императрица будут принимать взрослых гостей в отдельном зале.
   Я уже заканчивал запись последних событий, когда стражник втащил в комнату Филипа, альбиноса из дома для рабов.
   — Говорит, что у него сообщение для писаря, — сказал стражник, держа мальчишку за шиворот на расстоянии вытянутой руки. — Я не решился пустить его одного в покои принца. Фритяне тащат все, что плохо лежит.
   Я кивнул, стараясь ничем не выдать охватившего меня волнения.
   — Тебя зовут, — сказал мальчишка, косясь на охранника, — мастер Дурган.
   — Да, конечно. Я иду, — я оттолкнул их обоих и помчался, даже не высушив чернила и не вытирая рук.
   По забитым народом коридорам было невозможно бежать достаточно быстро. Я должен увидеть Александра, прежде чем превращение совершится.
   — Эззариец! — Грубый голос окликнул меня, когда я заворачивал за угол. Бореш! Я шмыгнул под темную арку и задержал дыхание. Бореш таращился во тьму, вертя головой и поигрывая небольшим кнутом у пояса. — Куда это ты так спешил, раб? — Негромко спросил он самого себя. Прошла целая вечность, прежде чем он ушел. Я помчался дальше мимо прачечных, пышущих жаром кухонь, через шумный двор, миновал мастерские и кладовые, потом через железные ворота выбежал на опустошенные зимними холодами огороды.
   Единственный тоненький луч закатного солнца вырвался из-под угрюмого свода небес, бросив на землю оранжевый отсвет, потом он скрылся и снова полил холодный дождь. Кучки грязного снега лежали на бывших грядках, умершие растения продолжали цепляться сухими усиками за шпалеры, всюду валялись разбитые бочки и рваные рыбацкие сети. Высокая стена отделяла основную часть огорода от участка с лекарственными травами. Я бежал, увязая в жидкой грязи, а у меня над головой грохотала зимняя гроза.
   За огородом начинался сад, состоящий из старых фруктовых деревьев, толстых и кривых, и из-за этих деревьев до меня донесся леденящий душу крик. Я помчался на звук и едва не сбил с ног замершего от ужаса Дургана. Одной рукой надсмотрщик сжимал обнаженный меч, другой судорожно цеплялся за ветку дерева.
   Принц стоял на коленях в грязи, подавшись вперед, он прижимал к лицу сжатые в кулаки руки. Контуры его тела были размыты, как будто пелена дождя не позволяла мне видеть как следует. Мышцы его спины раздувались, голова уменьшалась, плечи раздвигались, а ноги выгибались самым немыслимым образом. Зелень и золото его одежд колыхались вместе с контурами тела так, что рябило в глазах. В какой-то миг оба они — зверь и человек — стали видны, от них повеяло нестерпимым холодом, я подумал, что все мы тут же заледенеем на месте. Александр вытянул перед собой руки и закричал, от его крика движение на миг замерло, потом контуры его тела снова заколыхались.
   Я подбежал вплотную к нему, но у него уже не было руки, которую я мог бы схватить. Я не посмел дотронуться до него, но я заговорил с ним как можно спокойнее и ласковее.
   — Александр, принц дерзийцев, слушай меня. Ты не потерян, — слова легко слетали с моего языка, будто я произносил их час назад, а не когда-то в другой жизни. — Заклятие имеет власть над твоим телом, но ты имеешь власть над своей головой. Слушай меня. Слушай внимательно. Я не могу последовать с тобой в то ужасное место, в которое ты отправляешься, но ты будешь не один. Единение наших душ станет тем мостом, по которому ты вернешься обратно, и двери в этот мир не захлопнуться перед тобой. Ты будешь контролировать все свои действия и мысли, и ты не позволишь одержать победу тем, кто вверг тебя в это состояние.
   Превращение почти завершилось. Как меркнет последний солнечный луч, так исчез и последний кусочек зеленого атласа и рыжая прядь. Я услышал последний человеческий стон отчаяния, и вот передо мной лежал шенгар, горный лев, самый опасный хищник азахских гор. Он… принц… поднялся на лапах и оскалил на меня зубы, яростно рыча.
   — Ради Атоса, эззариец, уходи, — дрожащая рука Дургана легла мне на плечо.
   — Принц Александр не причинит мне вреда. Он полностью контролирует себя, — я искренне надеялся на это.
   Зверь, вес которого в два раза превышал вес человека, а длина тела была в полтора раза больше роста Александра, повернул голову и издал утробный звук, режущий ухо. Он шагнул вправо, затем влево, не отрывая от меня взгляда. Я замер, стоя на коленях, глядя в горящие янтарные глаза, так похожие на глаза принца.
   — Я останусь с вами, господин, и мы поговорим. То есть, я буду говорить, хотя я понятия не имею, о чем. Вы простите меня, если моя речь будет несвязна, и я надеюсь, вы забудете многое из того, что я скажу вам, когда вернетесь в свое обычное состояние. Я уже давно не говорил о серьезных вещах. Как вы часто замечали, раб редко бывает откровенен со своим хозяином. А разговоры, которые я вел с другими рабами в первые дни, тогда я был настолько глуп, не предназначены для ушей господина. В них нет ничего лестного ни для Императора, ни для его Империи.
   Зверь наклонил голову и фыркнул мне в лицо так сильно, что его дыхание согрело мои озябшие пальцы. Дурган поднял меч, но я схватил его за лезвие и оттолкнул прочь.
   — Принц едва ли будет тебе благодарен, мастер Дурган. Ты ведь видел, как он наказывал меня за наглость. Но я знаю, кто скрывается под этой наружностью, и я не раз говорил ему, что не боюсь его.
   — Ты можешь читать его мысли? — прошептал Дурган.
   — Нет. Я могу только угадывать их, исходя из того, что я о нем знаю. Разве ты сам не узнаешь его? Я только намеком задел нравы дерзийцев, и он сразу же оскорбился. Он такой задиристый…
   — Да лишат тебя боги речи, эззариец! Он откусит тебе голову…
   — …храбрый и отчаянный зверь. Но в нем должно быть что-то еще, что-то глубоко запрятанное под его шкуру, иначе демоны не стали бы уделять ему такого внимания. Он должен найти это что-то, заметить его… это будет еще сложнее, чем справиться с заклятием.
   Александр в образе льва обошел вокруг нас, мягко ступая огромными лапами, мышцы перекатывались под его толстой шкурой. Я по-прежнему не двигался, надеясь, что не зашел слишком далеко. Если я чересчур разозлю его, он может потерять связывающую нас ниточку и оказаться заключенным внутри крошечного звериного сознания. Сомневаюсь, что мы с Дурганом сможем пережить этот момент. А если подобное будет происходить регулярно, скоро от Александра мало что останется.
   Я ощутил на затылке жаркое дыханье.
   — Вы владеете ситуацией, мой господин, — сказал я. — Вы можете поступать так, как захотите. Но вы не должны полностью игнорировать потребности вашего нового тела. Если вы хотите пить — пейте, если вы голодны — ешьте то, что ест этот зверь, отбросив стыд и отвращение. Если вам нужно бежать, вы должны бежать, используя свой разум и инстинкты этого тела, чтобы не подвергнуться опасности. Доверяйте имеющимся у вас сейчас чувствам, они помогут, но не забывайте и о человеческом разуме, чтобы понять то, чего не в состоянии понять зверь. Помните о людях, которые боятся вас, ваших людях. Тех, что боги отдали под вашу власть.
   Он отошел от меня и забегал кругами по саду. Не будь моя туника и так уже мокрой от дождя, она вымокла бы теперь от пота.
   — Думаешь, он тебя слышит? — негромко спросил надсмотрщик.
   — Надеюсь, — слабость навалилась на меня, я задрожал под струями дождя. — Он сказал что-нибудь, когда пришел?
   — Только приказал позвать тебя и достать мой меч.
   — Меч?
   — Да. Он сказал «эззарийца… меч». И я решил, что он хочет, чтобы я вынул меч из ножен.
   — Не думаю, что он хотел, чтобы ты убил его.
   Пока Александр петлял по саду, Дурган спросил, не может ли он отлучиться на несколько минут.
   — Иди. Я останусь здесь, — я не думал, что он вернется. Шенгары были опасными и непредсказуемыми животными.
   Но манганарец пришел минут через пять. Я понял это, когда ощутил у себя на плечах теплую шерстяную ткань плаща. Изумительно сухую.
   — Спасибо, — произнес я.
   — Так будет только справедливо. Ты не обязан ему помогать.
   — Я никому не помогаю, — ответил я, плотнее заворачиваясь в теплую ткань. — И не думай даже.
   — Но ты ведь один из Стражей? Ты борешься с тьмой, как говорила моя бабушка, да?
   — Единственным оставшимся мне способом.
   — А принц знает, кто ты?
   Я посмотрел на огромную кошку, резвящуюся за деревьями.
   — Я всего лишь раб, у которого есть немного знания. И я никогда не стану ничем иным.
   Не желая или не чувствуя в себе достаточно сил для спора, Дурган отошел к первому ряду деревьев и сел так, чтобы видеть вход в сад.
   Через некоторое время Александр подошел ко мне. Он негромко ворчал и ходил вокруг меня. Я решил, что он хочет, чтобы я снова поговорил с ним.
   — Продолжить рассказывать чепуху? — Усталость и близкая опасность лишили меня осторожности. — Рассказать сказочку? Или спеть? Поговорить о книгах, женщинах или жизни деревьев? Или о звездах в южных небесах… там, где еще есть звезды? Не выйдет. Когда-то я знал о подобных вещах немало, но не теперь. Я могу рассказать о чистке плиток пола, или о трещинах в фундаменте, или о том, что ваш поставщик перьев обманывает вас. Его перья сделаны не из лучшего тростника.
   Мне стало наплевать на принца. Редкие у него приступы доброты означали для меня только лишние шрамы на спине. Дайте рабу немного мяса без жил. Дайте ему две чашки воды. Ах, поддержите его, когда я забью его до полусмерти. Только один удар сегодня, эззариец. Неважно, что мы забрали твою жизнь и душу и растоптали их. Какая разница, если мы отпустим тебя сегодня, тебе все равно некуда будет вернуться. Некуда . Я встал на четвереньки, и меня вырвало желчью.
   Александр отпрянул, зашипев на оставленную мной на земле зловонную лужу.
   — Вернись, — потребовал я. Я поправил плащ на плечах и, дрожа, поднял к небу лицо, подставляя его струям дождя. — Я не оставлю тебя. Каставан и его шайка не разделаются с нами так просто.
   Я говорил о погоде и о дожде, рассказывая в основном, насколько погода в Кафарне отличается от погоды в тех местах, где я вырос, хотя у нас тоже часто идут дожди. Это была единственная тема, которой я мог касаться, живя в Империи, и не ощущать при этом горечи, или страха, или отчаяния. Любое воспоминание об Эззарии было болезненно, но география была настолько абстрактна, что я не воспринимал ее всерьез.
   Больше трех часов я разговаривал с принцем, пока мои веки не начали слипаться, а слова застревать в горле. Тут лев издал рык, и я вздрогнул. Я испуганно шлепнулся в грязь рядом с ним, сердце молотом стучало в груди.
   — Александр! — звал я, опасаясь, что упустил его.
   На меня пыхнуло жаром, словно кто-то подбросил в костер сухое сосновое полено. Зелено-рыжая вспышка. Бесформенный клубок, два слитых воедино тела, бились друг с другом в грязи. Душераздирающие стоны и звериный рык разносились по саду, как будто обезумевший зверь заживо пожирал человека. Я отшатнулся от них. Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем действие заклятия прекратилось, и в грязной луже осталось лежать распростертое тело, одетое в зеленые когда-то одежды. Как только пропали последние звериные черты, я разобрал хриплый шепот.
   — Задиристый, да?
   — Именно, мой господин. И вы сами знаете это, — я помог ему подняться и набросил ему на плечи промокший плащ.
   — Ну, теперь-то тебе придется сознаться, что ты мой дух-хранитель, Сейонн. Никто из нас не может больше притворяться.
   Наши глаза на миг встретились. Я первый отвел взгляд. В глубине его души пылал феднах.

Глава 16

 
   Мы снова пошли в хижину садовника, хотя Александр и заявлял, что он уже вдоволь полазил по грязи.
   — У меня в комнатах тоже можно поговорить без свидетелей, к тому же там сухо, — он прекрасно держался, учитывая то, что он только что пережил. — И я страшно проголодался. В следующий раз найдите мне стадо оленей. В этом саду нет даже кроликов.
   В следующий раз. Он говорил об этом так, будто речь шла о званом обеде, но время от времени по его телу пробегала нервная дрожь.
   Я же был напуган и смертельно устал. Иметь дело с заклятием, наложенным демонами, когда ты так беспомощен, а тут еще Александр так легкомысленно относится к мелидде.
   — Потерпите еще один день, ваше высочество. Только когда палец вашего отца коснется вашего лба, оставив на нем каплю масла, только тогда мы сможем вести себя так, словно мы победили врага.
   — Это меч, — сказал он, с трудом удерживая трясущимися руками чашку с горячим назрилом и вдыхая его запах. — И Дмитрий. Я уверен.
   Я не сразу понял, о чем он говорит.
   — Провоцируют превращение?
   — Я должен был отдать свой меч отцу, как символ моей последней ночи, в которую я буду считаться ребенком. Я вынул его из ножен и держал на ладонях. И пока я смотрел на него, я не мог отделаться от мысли, как нужен мне был в эти дни Дмитрий. Вся магическая чепуха не сравнится с наказанием, которое придумал этот упрямец.
   — Вы полагаете…
   — Никакие бандиты не могли задержать его. Он одной рукой справится с двумя десятками разбойников и даже не вспотеет. А его спутники почти ни в чем не уступают ему. Нет. Дмитрий вспомнил о том, что он ликай, и решил проучить меня.
   — И вы считаете, что мысль о нем вместе с прикосновением к мечу вызывает превращение?
   — В первый раз я танцевал в этом проклятом келидском лесу и вынул из ножен меч. Когда все кончилось, я снова вложил его в ножны…
   — …и подумали о том, что собирались делать.
   — Именно. Второй раз это произошло во сне, но в третий — лорды приносили присягу и клялись поддерживать меня, как преемника Императора, и я касался их мечей. Барон Демиск старый приятель моего дяди…
   Я вздохнул.
   — Похоже на правду. И завтра…
   — Никаких мечей завтра не будет. И я сделаю все, чтобы не думать об этом старом негодяе.
   — Будьте осторожны, господин. Если келидец хотя бы заподозрит, что вы обо всем догадались, он придумает способ заменить предмет, вызывающий заклятие или нашлет на вас еще одно.
   — Завтра дакрах, Сейонн. Совершится помазание. Да обрати они меня в шакала, я не сдамся, — он был совершенно уверен в себе.
   В отличие от меня. Когда речь идет о рей-киррахе, ни в чем нельзя быть уверенным. К тому же я не понимал целей Гэ Кайаллета. Заключили ли келидцы сделку с повелителем демонов, или он просто использовал их похоть и злобу в своих целях? Все, что я помнил из книг, не помогло мне ответить на этот вопрос. Пока Александр допивал свой назрил, я перебирал в уме все, что могло помочь мне понять происходящее. Я снова вспомнил о пророчестве Эддоса и первой и второй битве в войне за владение миром. Эззарийцы считали, что первая битва — завоевание дерзийцами Эззарии, она была проиграна, как и предсказывало пророчество, а до второй битвы еще далеко. Она произойдет только тогда, когда эти «завоеватели с севера» станут одним целым с демонами. Если хоть кто-то из нас останется в живых, у нас будет полно времени воспрянуть духом, восстановить силы и подготовится, прежде чем демоны овладеют дерзийцами. А что если эти люди с севера не дерзийцы, а келидцы, которые уже одно целое с демонами? Эта мысль была невыносима. Я больше не верил в богов и пророчества, но я не мог отделаться от мысли о битве, пока помогал принцу подняться и бегал за садовые ворота смотреть, нет ли там посторонних. На битвах пророчество не заканчивалось. Там говорилось еще о воине, человеке с двумя душами, который выступит против демона и спасет мир… тут я заставил себя прекратить ненужные воспоминания. Я не знал ни одного человека хотя бы с просто целой душой, не то что с двумя.
 
   Я вернулся вместе с Александром в его покои. Хотя было уже очень поздно, повсюду горели огни и сновали стражники и слуги. Когда принца узнали под слоем грязи и лохмотьями, оставшимися от одежды, человек тридцать разом кинулись раздевать, мыть, согревать и расспрашивать его.
   — Где вы были, господин? Император так… так расстроен вашим отсутствием, — Совари как опытный военачальник, захватил первенство, оттеснив остальных слуг. — Он разослал людей по всему дворцу и отправил часть в город, когда узнал, что вас нет на пиру…
   — Убирайтесь! Все, все прочь, — велел принц, отпихивая слуг и отшвыривая от себя протянутые ему со всех сторон стаканы назрила и вина. — Что странного в том, что я захотел провести часок с самим собой? Я устал от гостей и церемоний!
   — Но ведь не часок, а шесть часов! Вы убежали с пира, и никто не знал, куда, — капитан разглядывал мокрый плащ принца. — Мы решили, что вы больны. Что с вами произошло?
   — Ничего. Я пошел прогуляться под дождем. Я хотел поразмыслить. Остаться один. Я оступился и упал в грязь. Вот и все.
   — Гулять одному… А этот как же? — Совари кивнул на меня, в словах его звучало подозрение. Я тоже был с ног до головы покрыт слоем грязи. Я хотел было ускользнуть через комнату со светильниками, но пути туда были перекрыты. — Он, значит, составил вам компанию?
   — Что значит, компанию, — засопел Александр. — Он раб, а не человек, — он поднес руки к огню. — Почему я позволяю тебе так со мной разговаривать, Совари? Если бы ты не служил мне так, как ты это делаешь…
   — Простите, ваше высочество, — поспешно отозвался капитан. — Я просто спросил, поскольку этот раб повсюду встречается мне все эти дни. Что мне передать Императору?
   — Скажи, что ничего не произошло.
   Совари грустно рассмеялся.
   — Если вы и вправду цените меня, как говорите, лучше не посылайте меня к нему с таким сообщением. Я дорожу своей головой.
   — Пусть Готфрид передаст сообщение. Он всегда умел выручать меня. Они с отцом знакомы с незапамятных времен. Он столько лет был дениссаром, он умеет сообщать неприятные новости.
   — Прекрасно, — Совари наморщил нос, помогая принцу снять мокрый плащ Дургана. — Вы уверены, что все в порядке, мой господин?