Страница:
— Дедушка много лет подозревал правду о Рисе. В третьем сражении после посвящения он потерял партнера. Случай был сложный, Рис едва выжил сам. Ведвин держала Ворота очень долго… чтобы он мог выйти… она уже не сумела оправиться после этого. Ее разум погиб, а через несколько недель и ее тело.
Я помнил Ведвин, застенчивую скромную девочку, очень способную. Она часто заставляла людей чувствовать себя неловко рядом с ней из-за ее приверженности к порядку и справедливости. И обожала Риса, но он избегал ее. Должно быть, это было непростое партнерство.
— Рис отказался сражаться после этого случая, но мы потеряли в течение года оставшихся четверых Смотрителей. Одного за другим. Это была катастрофа. У нас остались только ученики. Дети. Поэтому дед стал работать с Рисом. Рис настоял на том, чтобы снова пройти испытание. И он прошел его, гораздо лучше, чем в первый раз. Он был великолепен. Королева…
Катрин смущенно поглядела на меня, но я кивнул, чтобы она продолжала.
— Она пыталась убить меня сегодня, — произнес я. — Ты не скажешь ничего, что могло бы ухудшить мое отношение к ней.
Она все-таки помолчала немного, потом кивнула:
— Королева и Рис жили вместе уже несколько лет. Как опытный Айф, она готовила его и помогала ему. Потом взяла его в пару. И он начал одерживать одну победу за другой. Но десять лет назад мы стали терять Ловцов и Утешителей. Они тоже уходили один за другим. И королева объявила, что будет работать только одна пара, поскольку положение становится угрожающим. Новые Смотрители гибли почти сразу после посвящения. Когда дед узнал о сделке с демонами, он решил, что Рис пошел на нее по недомыслию, что он не осознал, что сделал. Конечно же, это означало именно то, что ты понял сразу, — демоны стремятся к общей цели. Но дед не решился выступить против Риса, пока…
— …Пока я не пришел.
— Он должен был быть уверен, что, если с ним что-то случится, после него останется Смотритель. Его ученики либо погибли, либо были еще не готовы, он никогда не сомневался в том, что ты придешь. А сам тем временем разрабатывал способ открыть вторые Ворота. Поскольку мы были здесь, ты восстанавливал форму, он решил использовать вторые Ворота, чтобы проверить тебя и поймать Риса на месте. Вот и все. До этой ночи он не думал использовать то, что было сделано.
— Но почему он решился?
— Потому что времени не осталось. — Катрин обхватила руками колено. — Демоны объявили, что мы должны отдать души всех келидцев. Рис сообщил об этом сегодня на встрече королевы с Советом Старейшин. Он сказал, что отказался. Сказал, что заявил рей-кирраху, что мы не пойдем на это, что был уговор: мы не отдаем души без сражения. Демоны сказали, что келидцы сами хотят их, но для поддержания традиции они могут предложить новую сделку.
— Какую?
— Мы проведем одну битву, только одну, за всех келидцев разом.
Я вскочил на ноги:
— Безумие. Исанна не пойдет на это. Она не может… — Я не умел выразить свое отчаяние словами. Предать меня, чтобы защитить Риса, — ее желания, горечь, все, что угодно, пусть. Но предать всех… столетия борьбы, самопожертвования, отваги… целого народа…. — Она не сделает этого!
— Это уже сделано. Она сказала, что демоны начнут преследовать и уничтожать нас, если мы не согласимся.
Я вернулся к тому месту, где лежал Галадон, словно пытаясь найти утешения у него, заснувшего навеки. Но голос, ведший меня по жизни, молчал. Катрин же смотрела мне в глаза, стараясь понять, осознал ли я сказанные ею слова. Я осознал.
— Демоны думают, что сражаться пойдет Рис. А Рис, слепой глупец, считает, что он может сунуть руку в огонь и не обжечься… верит, что он победит. Но он не сможет. Они позволят ему победить. Притворятся. Не выйдет.
— Дед не знал, что заставило демонов пойти на это. Он решил, что Рис так испугался твоего возвращения, что сделал что-то не так… заставил демонов проявить активность…
— Это Александр. Они чувствуют, что он на краю гибели, что приходит их время. Они хотят прервать наш контакт с келидцами, чтобы мы не узнали, что они затевают. Время Риса вышло… и Исанна должна узнать об этом, — похоже, она была готова предать другого мужа. Интересно. Исанна сумела убедить себя, что это ради блага Эззарии… или она просто привязана к демонам из-за собственной испорченности? Как бы то ни было, результат будет один. Поражение.
Катрин снова потянула меня за руку:
— Мы должны быть уверены, что эта битва будет выиграна.
Ночь обрушилась на меня всей своей тяжестью.
— Если так, я не могу никуда идти. И ты тоже. Ты сделаешь вторые Ворота, как ты это уже делала сегодня. Ты впустишь меня…
Катрин встала и подошла к ступеням, скрестив руки на груди и задумчиво глядя на дождь:
— Битва произойдет не здесь. Королева заявила, что должна быть ближе к одержимому, что она не может надеяться на Ловцов и Утешителей в такой ответственный момент. Еще она не хочет, чтобы жертва демонов оставалась среди нас. Поэтому она сама отправится к жертве, вместо того чтобы везти ее сюда. Она также сказала, что возьмет с собой принца. Когда мы освободим келидцев от их демонов, она подумает, как можно помочь ему. Неплохо придумано, правда?
— Парнифор. — Наконец-то все куски мозаики сложились в картину.
— Как ты догадался? — удивленно обернулась ко мне Катрин.
— Она поедет в Империю.
— По крайней мере, мы выиграем время.
Это меня не очень утешало. После всего, что я только что узнал.
— А демоны сказали, кто это одержимый?
— Келидец. Его зовут Каставан.
Мы скакали на восток от Дэл Эззара, туда, где всходила луна. Катрин наложила заклятие на тело деда, чтобы оно могло сохраниться, ожидая, когда мы вернемся и сможем воздать ему полагающиеся почести. Потом она повела меня к храму, за ним были спрятаны две лошади, и мы тут же выехали. Все заняло не больше десяти минут. Мы спускались вниз по крутой тропке, которую я совершенно не различал из-за темноты и дождя. Но Катрин сказала, что этот путь все равно знают только лошади и больше никто. Галадон на долгие годы скрыл его от посторонних заклятиями. Нас должен был встретить Хоффид и привезти с собой Александра.
Вспышка света осветила тропу и торчащие по ее сторонам утесы. Луна скрылась в облаках. Катрин выпрямившись замерла в седле. До меня наконец дошло, что она больше не ребенок, которого я знал, а милая, умная молодая женщина, не выставляющая напоказ свое сердце и свой талант. Я хотел бы узнать ее поближе, но сейчас было не до того. Вместо этого я упражнялся, концентрируясь и переключая восприятие, вспоминал стратегию и тактику всех боев, которые я когда-либо вел, слова всех произнесенных мною в жизни заклятий. И сам был поражен тому, как точно я помнил все, словно сокровища просто пролежали шестнадцать лет в сундуке, а потом я пришел и взял их. Теперь они понадобятся мне все, а еще мне будет нужна большая удача.
После трех часов путешествия под дождем мы свернули в узкую щель между скалами, в которую едва могла протиснуться лошадь. Катрин светила нам, пока мы не въехали в небольшую сухую пещеру. Там, у костра, стоял человек с обнаженным мечом. Как только он разглядел ее лицо, заулыбался и убрал меч.
— Катрин! Как я рад тебя видеть. Как все прошло? — Это был Хоффид.
— Как и предсказывал дед.
— Ах, Вердон… Как бы он был доволен, что оказался прав…
— Сейчас не время оплакивать его, — ответила Катрин. — У нас много дел.
Я спешился, прячась в тени, пока Катрин обменивалась с Хоффидом молчаливым рукопожатием. Он помог ей снять промокший плащ и усадил у огня, потом оглянулся на меня.
— Выходи, — позвал он. — Хватит прятаться.
Я шагнул на освещенное место, подошел к костру, не отводя глаз от языков пламени и проклиная себя за трусость после всего, что произошло сегодня. Я был не готов к крепкому рукопожатию и насмешливому прищуру.
— Пайтор, да? Как ты мог не доверять собственному зятю? — Он обнял меня своими длинными руками, не давая возможности ответить. — Неужели ты не подумал о том, что дух Элен придет терзать меня, если я вдруг причиню боль ее младшему брату? — Он снова стиснул меня в объятиях, взъерошил мне волосы, похлопал меня по плечу. Он совсем не походил на обычно спокойного Хоффида. Голос его дрожал, когда он притянул мою голову к себе и тихо сказал мне на ухо:
— Я страшно рад тебя видеть. Есть ли вероятность спасти этого гнусного дерзийца?
— Очень небольшая, — ответил я громко. — Хотя сейчас его характер сильно изменился в лучшую сторону по сравнению с тем, что я увидел в нашу первую встречу. Теперь он просто шенгар.
— Уши мои еще не умерли, — раздалось невнятное бормотание со стороны длинного свертка, накрытого одеялами. Оттуда вынырнула рыжая голова.
— Рад слышать это, мой господин, — ответил я. — У него прекрасный слух. Никогда не верь, что он спит. — Я поманил Хоффида к выходу из пещеры, чтобы поговорить с ним о принце всерьез.
— Он ничего не знает о предстоящем путешествии. За последний час он несколько раз просыпался, чтобы узнать, как ты. Мне было нечего ответить ему, тогда он пригрозил прибить меня. Он и встать-то не может из-за действия сонного зелья, чему я несказанно рад, но он вывалил на меня и заодно на себя такое количество ругательств, какого я никогда нигде не встречал… Когда проклятия не помогли, он стал угрожать всем жуткими казнями, если хоть волосок упадет с твоей головы. Потом с ним случилось… нечто… мне было страшно… он попросил еще снотворного. Я не знал, чем еще ему помочь, поэтому дал ему снадобья.
— Это не очень-то помогает. Лучше говори с ним. Отвлекай его. Заставь его разум работать по-человечески. И держи наготове меч на всякий случай.
— Сейчас у нас нет времени радоваться встрече. — К нам подошла Катрин. — Нам всем необходим сон. Впереди долгое путешествие.
Я завернулся в одеяло и улегся рядом с Александром, думая про себя, что едва ли это долгое путешествие займет столько же времени, сколько занял мой путь сюда.
Глава 30
Трудное путешествие заняло у нас десять дней, хотя почтовая птица пролетела бы то же самое расстояние за три. Мы пробирались по горам разбойничьими тропами и дорогами, по которым пастухи гоняют стада. Три волшебника и дерзийский воин. Разбойников мы не страшились. Главное было — миновать Кафарну и не выезжать на торговые пути, которые паутиной оплетали окрестности. В этих местах наверняка было полно дерзийских шпионов и келидских соглядатаев, не говоря уже о разведчиках Гильдии Магов, выслеживающей беглого эззарианского раба.
Мы ехали по пустынной дикой местности северного Азахстана…
Жители одной деревни рядились в шкуры, обитатели другой — мазали лица грязью. Еще в одной деревне селяне делали удивительный крепкий напиток из местных ягод. Мы думали, что уже никогда отсюда не уедем. К счастью или к несчастью, Катрин не пила спиртного. Она теребила нас, ругала, подгоняла, пока мы снова не тронулись в путь. После трехчасовой тряски холодный дождь смыл весь хмель, и мы снова вернулись к своим печальным мыслям.
На одну ночь мы воспользовались гостеприимством жителей некой деревушки, где ни у мужчин, ни у женщин, ни у детей не было зубов. После двух лет исключительно неудачной охоты они решили, что их боги, за посланцев которых они приняли нас, не хотят, чтобы эти люди когда-либо ели мясо. После чего они выдрали у себя зубы, дабы избежать соблазна, если вдруг их долину посетит случайный кролик или лисица. Жители ужасающе плохо питались, и Хоффид потратил целый вечер, стараясь разъяснить им, какие из местных растений годятся в пищу. Наконец, отчаявшись, он заявил, что если их долина опустела, то их боги позволяют им переселиться. Александр рассказал беднягам о другой долине, к северу от Кафарны, где за один час можно было поймать пять оленей. На следующее утро, когда мы проснулись, целый народ исчез. Мы совсем задразнили Хоффида, вспоминая его «священные наставления». Он каждый раз заливался краской до самых ушей, а Александр обещал возвести ему в Кафарне храм.
Дождь поливал нас и днем и ночью. Под эти дождем мы шли, ехали, взбирались в горы, спускались в долины, с каждым шагом приближаясь к Парнифору и Второй Битве.
Физически Александр был совсем здоров, мучившая его слабость исчезла. Езда верхом, кажется, способствовала его выздоровлению больше всех других лекарств. Но вот действие заклятия становилось все сильнее. И часа не проходило, чтобы его чувства или тело не превращались в звериные или к нему не возвращались отвратительные видения, сопровождавшие заклятие. Я боялся, что мы разрушим его здоровье, давая ему столько снотворного зелья, приготовленного Невьей. По утрам он очень долго не мог как следует проснуться, и это было самое опасное время. Если заклятие начинало действовать, он с трудом контролировал себя в таком полусонном состоянии. За все минувшие дни он только один раз полностью перевоплотился. Это произошло в совершенно пустынной местности. Никто не видел его, никто не причинил ему вреда. Но мы искали его восемь часов, пока наконец не наткнулись на окровавленные останки лося, рядом с которыми недвижно лежал занесенный снегом принц. Мы завернули его в одеяла, усадили, развели костер до небес, но он так и продолжал сидеть, глядя на нас мутным взглядом и не говоря ни слова, пока мы не уложили его спать.
Он снова принял человеческий облик после этого превращения, он мог говорить, но дух его надломился. Теперь принц ехал молча, теребя пальцами гриву Мусы или похлопывая его по шее. Когда мы останавливались на ночлег, он принимал снотворное еще до ужина и засыпал, не успев дожевать кусок. Хуже всего было то, что мы не могли найти, что же провоцирует превращение. Каждый раз оно происходило неожиданно, без всякой видимой причины.
— Вы уверены, что ничего нет? — спросил я как-то днем.
Мы уже час ждали, пока звериная лапа примет очертания нормальной человеческой руки. Александр помотал головой и сел на коня:
— Мне снятся сны шенгара. Иногда я думаю, что во мне больше зверя, чем меня самого.
Я боялся, что он прав. С самого начала нашего путешествия он ел только мясо, отказываясь от хлеба с сыром и смокв с финиками, которые дерзийцы считали самой главной пищей. А после последнего превращения он не мог есть приготовленное мясо. Он отрезал свою порцию от убитой нами дичи, прежде чем мы успевали зажарить мясо, и ел его сырым, ни на кого не глядя. Весь день до наступления темноты принц не снимал капюшона, утверждая, что от солнца у него болят глаза. Заботы о Мусе он доверил теперь Хоффиду, поскольку его прикосновение не вызывало у коня ничего, кроме нервной дрожи. Подозреваю, это расстраивало его больше всего, но он не говорил об этом вслух. Он вообще почти не говорил.
— Вы не должны отчаиваться, мой господин. Мы придумаем что-нибудь…
Я все еще не мог излечить его. Мои силы невероятно возросли, мне продолжал сниться мой полет с утеса, но необходимо было ждать, пока все не восстановится в полном объеме. Катрин каждый день давала мне более и более сложные заклятия для воссоздания или разрушения и придумывала другие задания для тренировки всех навыков, необходимых Смотрителю.
Всякий вечер после того, как мы ужинали и укладывали Александра спать, она заставляла меня бегать, лазить по горам, прыгать, упражняться с мечом и ножом. Катрин относилась к моей подготовке очень ответственно и оказалась прекрасным тренером.
Я быстро оставил мысль о том, что девушка может быть ко мне мягче или снисходительнее, чем ее дед. Наоборот, она была сурова и требовательна и не признавала поблажек. В первые дни нашего путешествия Александр предполагал, что она и Хоффид состоят в любовной связи. Но я с негодованием заявил ему, что Катрин может быть ликаем для целого дерзийского легиона и не стать ничьей любовницей. К этому моменту я уже был уверен, что те чувства, с которыми она вела меня к Воротам, явились просто отголоском старой дружбы, они должны были поддержать меня, чтобы мы могли выиграть битву. Катрин сумела поставить дело так, чтобы у меня не оставалось ни минутки свободного времени, кроме того, что я тратил на тренировку.
Как-то днем мы разбили лагерь раньше обычного. Еще один небольшой переход, и мы очутимся в покрытых молодой травой долинах, тянущихся от Авенхара до Парнифора, но лучше бы провести еще одну ночь здесь, в пустынном безопасном месте у подножия холма…
Хоффид приготовил немудреную еду. Александр завернулся в плащ и прилег у костра. День был чудесный, он предвещал такой же прекрасный вечер с долгим красочным закатом. Дни стали теперь заметно длиннее, возможно из-за того, что кончились дожди. На холмах лежали длинные тени, молодая травка казалась золотистой в солнечном свете. Воздух был свеж и прозрачен, можно было разглядеть каждый камешек, каждое дерево, каждую травинку вплоть до горизонта.
Но Катрин не собиралась наслаждаться прелестями пейзажа, равно как и позволять мне впустую тратить свободные часы. Прошло десять дней со времени последнего сражения Риса, а впереди у нас все было еще две недели пути до Парнифора. Не дожидаясь, пока Александр уснет, она приказала мне десять раз взбежать на пологий холм, держа в раскинутых в стороны руках тяжелые седельные сумки. Когда я вернулся, гордый собой, поскольку ни один мускул на руках не задрожал, а дыхание нисколько не участилось, Александр оторопело взглянул на меня. Он даже прервал свое затянувшееся молчание.
— Что ты делаешь? Ты что, свихнулся, пока я спал?
Я ничего не рассказывал Александру о своем пребывании за Воротами. Все, что он знал, — это то, что Галадон умер, а Рис и Исанна собираются избавиться от нас и мы найдем средство от его болезни в Парнифоре.
— Мы не знаем, что ждет нас впереди. Полагаю, надо быть готовым ко всему, — ответил я.
— Если демоны будут бегать наперегонки с козопасами, у тебя есть шансы на победу. — Он закутал плечи одеялом.
— Вы когда-нибудь соревновались в беге, когда все остальные не старались вам поддаться? — Я никогда еще не задавал ему вопросов таким резким тоном.
— Сегодня ты особенно развязен! — Это было первое проявление хоть какого-то настроения за последние дни.
— Пока вы нежились тут у огня, я проделал это десять раз. Разве вы сможете меня догнать? Да ни за что! — Я воздел руки в насмешливом отчаянии. — Вы ведь так ослабели после ранения.
— Ах ты, наглец! — Принц отбросил одеяло и плащ. Стащил с ног башмаки и чулки. Снял рубаху. — Я давно уже буду в башмаках, пока ты еще только начнешь подбегать к вершине.
Наверное, так бы и случилось, если бы холм был повыше и поровнее. Он делал длинные грациозные прыжки, с каждым шагом оказываясь на полшага впереди меня. Но камни и корни заставили его сбиться с ритма, тогда как я легко обходил их. Когда мы приближались к вершине, он был на два корпуса впереди, однако, когда мы спускались, я обогнал его на четыре. К тому же он задыхался от бега.
— Мерзкий… гнусный… — Он наклонился, хватая ртом воздух. — Столько времени в постели… отвратительно… козопасы. — И тут заклятие исказило контуры его тела. Он сжал кулаки и выкрикнул яростно с болью и отчаянием в голосе: — Нет, я не стану! — И его упорство победило. Видение исчезло, он трясущимися руками взял чашку с сонным зельем. — Не стану, — повторил он, проваливаясь в сон.
С этого вечера принц занимался со мной всем, что касалось физической подготовки. Я даже обучил его кьянару, специальной гимнастике, включающей в себя медленные постоянно повторяющиеся движения. Этой гимнастике обучил меня Галадон. Она помогала человеку ощутить центр своего тела, найти гармонию, заставить тело и душу работать вместе. Только когда я упражнялся с мечом или ножом, принц просто сидел рядом и смотрел. Его обучали совсем не так, как меня, но он прекрасно замечал мои промахи и недостатки.
…То ли помогли физические упражнения, то ли то, что скоро мы окажемся в долине и сможем делать в день по десять лиг вместо двух, но принц стал заметно бодрее и оживленнее. Однако частичные превращения не прекращались. Мы больше не рисковали будить его прикосновением. У Катрин на руке остались длинные царапины от когтей большой кошки. Нам приходилось внимательно следить за ним по ночам. Срок действия снотворного делался все короче, оставляя его во власти демонических снов. Ночные стоны принца были ужасны, мы даже подумывали, не связывать ли его, чтобы он не покалечил себя или кого-нибудь из нас.
Но я видел, что принц все свое природное упрямство использует для того, чтобы переносить страдания, что он отказывается поддаваться страху, избегает впадать в уныние или погружаться в молчание, как делал это в первые дни нашего путешествия. Если бы заклятие можно было разрушить одной лишь силой воли, он сделал бы это. Но, по крайней мере, принц снова чувствовал себя в бою. Он снова стал собой и снова начал интересоваться нашими планами.
Но для нас безопаснее было не посвящать его в них. Так считали Хоффид и Катрин. Однако меня по-прежнему тревожило ощущение, что принц сыграет не последнюю роль во Второй Битве, я только не знал, что это будет за роль. Его феднах продолжал сиять посреди обломков души, подобный хрустальному кубку, чудом сохранившемуся в разрушенной врагами деревне.
Но Александр сам дошел до сути. Мы устроились на ночлег недалеко от Авенхара в лощине, лишенной растительности. Принц и я уже успели совершить пробежку под звездным небом в сторону городских ворот и обратно и теперь сидели, поглощая кроликов, которых Катрин приготовила, пока мы тренировались.
— Значит, ты снова обрел свои крылья? — спросил он.
Я вздрогнул.
— О чем это вы? — Я был уверен, что он так и не поверил изображению на ковре… и тому, что я сказал ему. Он засмеялся:
— Ты так и не начал говорить то, что на самом деле думаешь. Но я и сам понял за эти дни. Ты страшно обеспокоен, но сохраняешь хладнокровие, которое обусловлено не просто упрямством. Я уже успел заметить, что ты потрясающий воин… даже если не принимать во внимание магию и все прочее. Ты и дальше собираешься отпираться?
— Я не могу… хочу сказать… — ах как не хотелось рассказывать ему сейчас… когда я взволнованный и смущенный, — это случается только там, где я сражаюсь…
Я рассказал ему все. О Воротах и битвах с демонами. О ночи, когда мне было восемнадцать и я вел самую тяжелую битву в моей жизни. О ночи, когда я понял, что я каэр гвиллин, крылатый защитник, старинная легенда, которую считали просто красивой сказкой. Я рассказал ему о вере Галадона в то, что моя мелидда пережила Обряды Балтара, и о долгих ночах, проведенных в тренировках, пока Александр спал. Я рассказал ему и о последнем сражении, которое я видел, о последнем предательстве Риса и Исанны.
Катрин готова была меня убить за мои рассказы. Она все время перебивала меня, требуя, чтобы я замолчал, и называя идиотом. Но, едва начав, я уже не мог остановиться.
Александр сделал из сказанного свой вывод:
— Значит, эта твоя бывшая возлюбленная создаст… поле боя… в голове Каставана, а твой драгоценный друг встретится там с Повелителем Демонов, возможно, самым могущественным из когда-либо существовавших. Демоны победят и сделают с келидцами все, что им захочется, они также начнут использовать заклятия, подобные тому, что сводит меня с ума, чтобы свершить и с моей Империей все, что им захочется. А ты собираешься проникнуть туда через черный ход, распустить крылья, не дать себя убить и при этом сорвать их планы.
— Именно так, хотя звучит несколько странно. — Я допивал остатки вина, мечтая, чтобы у меня был еще полный стакан. Возможно, тогда бы этот план казался мне более разумным.
— «Странно» — это не то слово, которое я бы употребил. — Он лежал на траве, опираясь на локоть. — Но даже если ты каким-то чудом победишь, келидцы от этого не погибнут. А из того, что ты мне рассказал, ясно, что от долгого общения с демонами нравы келидцев сильно упали. Так?
— Да.
— Значит, во всех наших крупных городах у нас окажется огромное число келидцев, уверенных, что они должны воевать, чтобы получить то, что они собирались захватить магией.
Я не знал, что произойдет после сражения. Обычно изгнания демонов было достаточно.
— Я должен предупредить… — Александр не смог продолжать. Он вздрогнул и перевернулся на четвереньки. Его тело превратилось в немыслимое слияние зверя и человека. Воздух накалился от исходящего от его колеблющегося тела жара. Но после пяти минут борьбы и стонов, стонов, а не звериного рыка, контуры шенгара исчезли, он снова стал собой. Он сам остановил действие заклятия.
Александр сел, пот градом катил с него, он устало прикрывал глаза, стараясь вспомнить, на чем прервался наш разговор:
— Я должен предупредить их, но, будь все проклято, я понятия не имею как. После смерти Дмитрия никто не станет меня слушать. Велдар был его другом. Зарракат уговорил его стать ликаем для его сына. Меззран всегда советовался с ним. На севере ни один из маршалов не станет меня слушать.
Я не подал виду, насколько поражен силой его воли, и постарался проследить за его мыслью.
— Ни один из них не поддержит вас? Ни один из тех, чье влияние достаточно сильно, не сможет поставить нужды королевства выше личного горя?
— Кирил сделает все, что сможет… если я сумею его убедить выслушать меня, прежде чем он всадит мне в горло нож, мстя за смерть Дмитрия. Но он имеет власть только над гарнизоном Парнифора. Я в хороших отношениях с несколькими маршалами на юге и востоке, только они слишком далеко.
Я помнил Ведвин, застенчивую скромную девочку, очень способную. Она часто заставляла людей чувствовать себя неловко рядом с ней из-за ее приверженности к порядку и справедливости. И обожала Риса, но он избегал ее. Должно быть, это было непростое партнерство.
— Рис отказался сражаться после этого случая, но мы потеряли в течение года оставшихся четверых Смотрителей. Одного за другим. Это была катастрофа. У нас остались только ученики. Дети. Поэтому дед стал работать с Рисом. Рис настоял на том, чтобы снова пройти испытание. И он прошел его, гораздо лучше, чем в первый раз. Он был великолепен. Королева…
Катрин смущенно поглядела на меня, но я кивнул, чтобы она продолжала.
— Она пыталась убить меня сегодня, — произнес я. — Ты не скажешь ничего, что могло бы ухудшить мое отношение к ней.
Она все-таки помолчала немного, потом кивнула:
— Королева и Рис жили вместе уже несколько лет. Как опытный Айф, она готовила его и помогала ему. Потом взяла его в пару. И он начал одерживать одну победу за другой. Но десять лет назад мы стали терять Ловцов и Утешителей. Они тоже уходили один за другим. И королева объявила, что будет работать только одна пара, поскольку положение становится угрожающим. Новые Смотрители гибли почти сразу после посвящения. Когда дед узнал о сделке с демонами, он решил, что Рис пошел на нее по недомыслию, что он не осознал, что сделал. Конечно же, это означало именно то, что ты понял сразу, — демоны стремятся к общей цели. Но дед не решился выступить против Риса, пока…
— …Пока я не пришел.
— Он должен был быть уверен, что, если с ним что-то случится, после него останется Смотритель. Его ученики либо погибли, либо были еще не готовы, он никогда не сомневался в том, что ты придешь. А сам тем временем разрабатывал способ открыть вторые Ворота. Поскольку мы были здесь, ты восстанавливал форму, он решил использовать вторые Ворота, чтобы проверить тебя и поймать Риса на месте. Вот и все. До этой ночи он не думал использовать то, что было сделано.
— Но почему он решился?
— Потому что времени не осталось. — Катрин обхватила руками колено. — Демоны объявили, что мы должны отдать души всех келидцев. Рис сообщил об этом сегодня на встрече королевы с Советом Старейшин. Он сказал, что отказался. Сказал, что заявил рей-кирраху, что мы не пойдем на это, что был уговор: мы не отдаем души без сражения. Демоны сказали, что келидцы сами хотят их, но для поддержания традиции они могут предложить новую сделку.
— Какую?
— Мы проведем одну битву, только одну, за всех келидцев разом.
Я вскочил на ноги:
— Безумие. Исанна не пойдет на это. Она не может… — Я не умел выразить свое отчаяние словами. Предать меня, чтобы защитить Риса, — ее желания, горечь, все, что угодно, пусть. Но предать всех… столетия борьбы, самопожертвования, отваги… целого народа…. — Она не сделает этого!
— Это уже сделано. Она сказала, что демоны начнут преследовать и уничтожать нас, если мы не согласимся.
Я вернулся к тому месту, где лежал Галадон, словно пытаясь найти утешения у него, заснувшего навеки. Но голос, ведший меня по жизни, молчал. Катрин же смотрела мне в глаза, стараясь понять, осознал ли я сказанные ею слова. Я осознал.
— Демоны думают, что сражаться пойдет Рис. А Рис, слепой глупец, считает, что он может сунуть руку в огонь и не обжечься… верит, что он победит. Но он не сможет. Они позволят ему победить. Притворятся. Не выйдет.
— Дед не знал, что заставило демонов пойти на это. Он решил, что Рис так испугался твоего возвращения, что сделал что-то не так… заставил демонов проявить активность…
— Это Александр. Они чувствуют, что он на краю гибели, что приходит их время. Они хотят прервать наш контакт с келидцами, чтобы мы не узнали, что они затевают. Время Риса вышло… и Исанна должна узнать об этом, — похоже, она была готова предать другого мужа. Интересно. Исанна сумела убедить себя, что это ради блага Эззарии… или она просто привязана к демонам из-за собственной испорченности? Как бы то ни было, результат будет один. Поражение.
Катрин снова потянула меня за руку:
— Мы должны быть уверены, что эта битва будет выиграна.
Ночь обрушилась на меня всей своей тяжестью.
— Если так, я не могу никуда идти. И ты тоже. Ты сделаешь вторые Ворота, как ты это уже делала сегодня. Ты впустишь меня…
Катрин встала и подошла к ступеням, скрестив руки на груди и задумчиво глядя на дождь:
— Битва произойдет не здесь. Королева заявила, что должна быть ближе к одержимому, что она не может надеяться на Ловцов и Утешителей в такой ответственный момент. Еще она не хочет, чтобы жертва демонов оставалась среди нас. Поэтому она сама отправится к жертве, вместо того чтобы везти ее сюда. Она также сказала, что возьмет с собой принца. Когда мы освободим келидцев от их демонов, она подумает, как можно помочь ему. Неплохо придумано, правда?
— Парнифор. — Наконец-то все куски мозаики сложились в картину.
— Как ты догадался? — удивленно обернулась ко мне Катрин.
— Она поедет в Империю.
— По крайней мере, мы выиграем время.
Это меня не очень утешало. После всего, что я только что узнал.
— А демоны сказали, кто это одержимый?
— Келидец. Его зовут Каставан.
Мы скакали на восток от Дэл Эззара, туда, где всходила луна. Катрин наложила заклятие на тело деда, чтобы оно могло сохраниться, ожидая, когда мы вернемся и сможем воздать ему полагающиеся почести. Потом она повела меня к храму, за ним были спрятаны две лошади, и мы тут же выехали. Все заняло не больше десяти минут. Мы спускались вниз по крутой тропке, которую я совершенно не различал из-за темноты и дождя. Но Катрин сказала, что этот путь все равно знают только лошади и больше никто. Галадон на долгие годы скрыл его от посторонних заклятиями. Нас должен был встретить Хоффид и привезти с собой Александра.
Вспышка света осветила тропу и торчащие по ее сторонам утесы. Луна скрылась в облаках. Катрин выпрямившись замерла в седле. До меня наконец дошло, что она больше не ребенок, которого я знал, а милая, умная молодая женщина, не выставляющая напоказ свое сердце и свой талант. Я хотел бы узнать ее поближе, но сейчас было не до того. Вместо этого я упражнялся, концентрируясь и переключая восприятие, вспоминал стратегию и тактику всех боев, которые я когда-либо вел, слова всех произнесенных мною в жизни заклятий. И сам был поражен тому, как точно я помнил все, словно сокровища просто пролежали шестнадцать лет в сундуке, а потом я пришел и взял их. Теперь они понадобятся мне все, а еще мне будет нужна большая удача.
После трех часов путешествия под дождем мы свернули в узкую щель между скалами, в которую едва могла протиснуться лошадь. Катрин светила нам, пока мы не въехали в небольшую сухую пещеру. Там, у костра, стоял человек с обнаженным мечом. Как только он разглядел ее лицо, заулыбался и убрал меч.
— Катрин! Как я рад тебя видеть. Как все прошло? — Это был Хоффид.
— Как и предсказывал дед.
— Ах, Вердон… Как бы он был доволен, что оказался прав…
— Сейчас не время оплакивать его, — ответила Катрин. — У нас много дел.
Я спешился, прячась в тени, пока Катрин обменивалась с Хоффидом молчаливым рукопожатием. Он помог ей снять промокший плащ и усадил у огня, потом оглянулся на меня.
— Выходи, — позвал он. — Хватит прятаться.
Я шагнул на освещенное место, подошел к костру, не отводя глаз от языков пламени и проклиная себя за трусость после всего, что произошло сегодня. Я был не готов к крепкому рукопожатию и насмешливому прищуру.
— Пайтор, да? Как ты мог не доверять собственному зятю? — Он обнял меня своими длинными руками, не давая возможности ответить. — Неужели ты не подумал о том, что дух Элен придет терзать меня, если я вдруг причиню боль ее младшему брату? — Он снова стиснул меня в объятиях, взъерошил мне волосы, похлопал меня по плечу. Он совсем не походил на обычно спокойного Хоффида. Голос его дрожал, когда он притянул мою голову к себе и тихо сказал мне на ухо:
— Я страшно рад тебя видеть. Есть ли вероятность спасти этого гнусного дерзийца?
— Очень небольшая, — ответил я громко. — Хотя сейчас его характер сильно изменился в лучшую сторону по сравнению с тем, что я увидел в нашу первую встречу. Теперь он просто шенгар.
— Уши мои еще не умерли, — раздалось невнятное бормотание со стороны длинного свертка, накрытого одеялами. Оттуда вынырнула рыжая голова.
— Рад слышать это, мой господин, — ответил я. — У него прекрасный слух. Никогда не верь, что он спит. — Я поманил Хоффида к выходу из пещеры, чтобы поговорить с ним о принце всерьез.
— Он ничего не знает о предстоящем путешествии. За последний час он несколько раз просыпался, чтобы узнать, как ты. Мне было нечего ответить ему, тогда он пригрозил прибить меня. Он и встать-то не может из-за действия сонного зелья, чему я несказанно рад, но он вывалил на меня и заодно на себя такое количество ругательств, какого я никогда нигде не встречал… Когда проклятия не помогли, он стал угрожать всем жуткими казнями, если хоть волосок упадет с твоей головы. Потом с ним случилось… нечто… мне было страшно… он попросил еще снотворного. Я не знал, чем еще ему помочь, поэтому дал ему снадобья.
— Это не очень-то помогает. Лучше говори с ним. Отвлекай его. Заставь его разум работать по-человечески. И держи наготове меч на всякий случай.
— Сейчас у нас нет времени радоваться встрече. — К нам подошла Катрин. — Нам всем необходим сон. Впереди долгое путешествие.
Я завернулся в одеяло и улегся рядом с Александром, думая про себя, что едва ли это долгое путешествие займет столько же времени, сколько занял мой путь сюда.
Глава 30
Трудное путешествие заняло у нас десять дней, хотя почтовая птица пролетела бы то же самое расстояние за три. Мы пробирались по горам разбойничьими тропами и дорогами, по которым пастухи гоняют стада. Три волшебника и дерзийский воин. Разбойников мы не страшились. Главное было — миновать Кафарну и не выезжать на торговые пути, которые паутиной оплетали окрестности. В этих местах наверняка было полно дерзийских шпионов и келидских соглядатаев, не говоря уже о разведчиках Гильдии Магов, выслеживающей беглого эззарианского раба.
Мы ехали по пустынной дикой местности северного Азахстана…
Жители одной деревни рядились в шкуры, обитатели другой — мазали лица грязью. Еще в одной деревне селяне делали удивительный крепкий напиток из местных ягод. Мы думали, что уже никогда отсюда не уедем. К счастью или к несчастью, Катрин не пила спиртного. Она теребила нас, ругала, подгоняла, пока мы снова не тронулись в путь. После трехчасовой тряски холодный дождь смыл весь хмель, и мы снова вернулись к своим печальным мыслям.
На одну ночь мы воспользовались гостеприимством жителей некой деревушки, где ни у мужчин, ни у женщин, ни у детей не было зубов. После двух лет исключительно неудачной охоты они решили, что их боги, за посланцев которых они приняли нас, не хотят, чтобы эти люди когда-либо ели мясо. После чего они выдрали у себя зубы, дабы избежать соблазна, если вдруг их долину посетит случайный кролик или лисица. Жители ужасающе плохо питались, и Хоффид потратил целый вечер, стараясь разъяснить им, какие из местных растений годятся в пищу. Наконец, отчаявшись, он заявил, что если их долина опустела, то их боги позволяют им переселиться. Александр рассказал беднягам о другой долине, к северу от Кафарны, где за один час можно было поймать пять оленей. На следующее утро, когда мы проснулись, целый народ исчез. Мы совсем задразнили Хоффида, вспоминая его «священные наставления». Он каждый раз заливался краской до самых ушей, а Александр обещал возвести ему в Кафарне храм.
Дождь поливал нас и днем и ночью. Под эти дождем мы шли, ехали, взбирались в горы, спускались в долины, с каждым шагом приближаясь к Парнифору и Второй Битве.
Физически Александр был совсем здоров, мучившая его слабость исчезла. Езда верхом, кажется, способствовала его выздоровлению больше всех других лекарств. Но вот действие заклятия становилось все сильнее. И часа не проходило, чтобы его чувства или тело не превращались в звериные или к нему не возвращались отвратительные видения, сопровождавшие заклятие. Я боялся, что мы разрушим его здоровье, давая ему столько снотворного зелья, приготовленного Невьей. По утрам он очень долго не мог как следует проснуться, и это было самое опасное время. Если заклятие начинало действовать, он с трудом контролировал себя в таком полусонном состоянии. За все минувшие дни он только один раз полностью перевоплотился. Это произошло в совершенно пустынной местности. Никто не видел его, никто не причинил ему вреда. Но мы искали его восемь часов, пока наконец не наткнулись на окровавленные останки лося, рядом с которыми недвижно лежал занесенный снегом принц. Мы завернули его в одеяла, усадили, развели костер до небес, но он так и продолжал сидеть, глядя на нас мутным взглядом и не говоря ни слова, пока мы не уложили его спать.
Он снова принял человеческий облик после этого превращения, он мог говорить, но дух его надломился. Теперь принц ехал молча, теребя пальцами гриву Мусы или похлопывая его по шее. Когда мы останавливались на ночлег, он принимал снотворное еще до ужина и засыпал, не успев дожевать кусок. Хуже всего было то, что мы не могли найти, что же провоцирует превращение. Каждый раз оно происходило неожиданно, без всякой видимой причины.
— Вы уверены, что ничего нет? — спросил я как-то днем.
Мы уже час ждали, пока звериная лапа примет очертания нормальной человеческой руки. Александр помотал головой и сел на коня:
— Мне снятся сны шенгара. Иногда я думаю, что во мне больше зверя, чем меня самого.
Я боялся, что он прав. С самого начала нашего путешествия он ел только мясо, отказываясь от хлеба с сыром и смокв с финиками, которые дерзийцы считали самой главной пищей. А после последнего превращения он не мог есть приготовленное мясо. Он отрезал свою порцию от убитой нами дичи, прежде чем мы успевали зажарить мясо, и ел его сырым, ни на кого не глядя. Весь день до наступления темноты принц не снимал капюшона, утверждая, что от солнца у него болят глаза. Заботы о Мусе он доверил теперь Хоффиду, поскольку его прикосновение не вызывало у коня ничего, кроме нервной дрожи. Подозреваю, это расстраивало его больше всего, но он не говорил об этом вслух. Он вообще почти не говорил.
— Вы не должны отчаиваться, мой господин. Мы придумаем что-нибудь…
Я все еще не мог излечить его. Мои силы невероятно возросли, мне продолжал сниться мой полет с утеса, но необходимо было ждать, пока все не восстановится в полном объеме. Катрин каждый день давала мне более и более сложные заклятия для воссоздания или разрушения и придумывала другие задания для тренировки всех навыков, необходимых Смотрителю.
Всякий вечер после того, как мы ужинали и укладывали Александра спать, она заставляла меня бегать, лазить по горам, прыгать, упражняться с мечом и ножом. Катрин относилась к моей подготовке очень ответственно и оказалась прекрасным тренером.
Я быстро оставил мысль о том, что девушка может быть ко мне мягче или снисходительнее, чем ее дед. Наоборот, она была сурова и требовательна и не признавала поблажек. В первые дни нашего путешествия Александр предполагал, что она и Хоффид состоят в любовной связи. Но я с негодованием заявил ему, что Катрин может быть ликаем для целого дерзийского легиона и не стать ничьей любовницей. К этому моменту я уже был уверен, что те чувства, с которыми она вела меня к Воротам, явились просто отголоском старой дружбы, они должны были поддержать меня, чтобы мы могли выиграть битву. Катрин сумела поставить дело так, чтобы у меня не оставалось ни минутки свободного времени, кроме того, что я тратил на тренировку.
Как-то днем мы разбили лагерь раньше обычного. Еще один небольшой переход, и мы очутимся в покрытых молодой травой долинах, тянущихся от Авенхара до Парнифора, но лучше бы провести еще одну ночь здесь, в пустынном безопасном месте у подножия холма…
Хоффид приготовил немудреную еду. Александр завернулся в плащ и прилег у костра. День был чудесный, он предвещал такой же прекрасный вечер с долгим красочным закатом. Дни стали теперь заметно длиннее, возможно из-за того, что кончились дожди. На холмах лежали длинные тени, молодая травка казалась золотистой в солнечном свете. Воздух был свеж и прозрачен, можно было разглядеть каждый камешек, каждое дерево, каждую травинку вплоть до горизонта.
Но Катрин не собиралась наслаждаться прелестями пейзажа, равно как и позволять мне впустую тратить свободные часы. Прошло десять дней со времени последнего сражения Риса, а впереди у нас все было еще две недели пути до Парнифора. Не дожидаясь, пока Александр уснет, она приказала мне десять раз взбежать на пологий холм, держа в раскинутых в стороны руках тяжелые седельные сумки. Когда я вернулся, гордый собой, поскольку ни один мускул на руках не задрожал, а дыхание нисколько не участилось, Александр оторопело взглянул на меня. Он даже прервал свое затянувшееся молчание.
— Что ты делаешь? Ты что, свихнулся, пока я спал?
Я ничего не рассказывал Александру о своем пребывании за Воротами. Все, что он знал, — это то, что Галадон умер, а Рис и Исанна собираются избавиться от нас и мы найдем средство от его болезни в Парнифоре.
— Мы не знаем, что ждет нас впереди. Полагаю, надо быть готовым ко всему, — ответил я.
— Если демоны будут бегать наперегонки с козопасами, у тебя есть шансы на победу. — Он закутал плечи одеялом.
— Вы когда-нибудь соревновались в беге, когда все остальные не старались вам поддаться? — Я никогда еще не задавал ему вопросов таким резким тоном.
— Сегодня ты особенно развязен! — Это было первое проявление хоть какого-то настроения за последние дни.
— Пока вы нежились тут у огня, я проделал это десять раз. Разве вы сможете меня догнать? Да ни за что! — Я воздел руки в насмешливом отчаянии. — Вы ведь так ослабели после ранения.
— Ах ты, наглец! — Принц отбросил одеяло и плащ. Стащил с ног башмаки и чулки. Снял рубаху. — Я давно уже буду в башмаках, пока ты еще только начнешь подбегать к вершине.
Наверное, так бы и случилось, если бы холм был повыше и поровнее. Он делал длинные грациозные прыжки, с каждым шагом оказываясь на полшага впереди меня. Но камни и корни заставили его сбиться с ритма, тогда как я легко обходил их. Когда мы приближались к вершине, он был на два корпуса впереди, однако, когда мы спускались, я обогнал его на четыре. К тому же он задыхался от бега.
— Мерзкий… гнусный… — Он наклонился, хватая ртом воздух. — Столько времени в постели… отвратительно… козопасы. — И тут заклятие исказило контуры его тела. Он сжал кулаки и выкрикнул яростно с болью и отчаянием в голосе: — Нет, я не стану! — И его упорство победило. Видение исчезло, он трясущимися руками взял чашку с сонным зельем. — Не стану, — повторил он, проваливаясь в сон.
С этого вечера принц занимался со мной всем, что касалось физической подготовки. Я даже обучил его кьянару, специальной гимнастике, включающей в себя медленные постоянно повторяющиеся движения. Этой гимнастике обучил меня Галадон. Она помогала человеку ощутить центр своего тела, найти гармонию, заставить тело и душу работать вместе. Только когда я упражнялся с мечом или ножом, принц просто сидел рядом и смотрел. Его обучали совсем не так, как меня, но он прекрасно замечал мои промахи и недостатки.
…То ли помогли физические упражнения, то ли то, что скоро мы окажемся в долине и сможем делать в день по десять лиг вместо двух, но принц стал заметно бодрее и оживленнее. Однако частичные превращения не прекращались. Мы больше не рисковали будить его прикосновением. У Катрин на руке остались длинные царапины от когтей большой кошки. Нам приходилось внимательно следить за ним по ночам. Срок действия снотворного делался все короче, оставляя его во власти демонических снов. Ночные стоны принца были ужасны, мы даже подумывали, не связывать ли его, чтобы он не покалечил себя или кого-нибудь из нас.
Но я видел, что принц все свое природное упрямство использует для того, чтобы переносить страдания, что он отказывается поддаваться страху, избегает впадать в уныние или погружаться в молчание, как делал это в первые дни нашего путешествия. Если бы заклятие можно было разрушить одной лишь силой воли, он сделал бы это. Но, по крайней мере, принц снова чувствовал себя в бою. Он снова стал собой и снова начал интересоваться нашими планами.
Но для нас безопаснее было не посвящать его в них. Так считали Хоффид и Катрин. Однако меня по-прежнему тревожило ощущение, что принц сыграет не последнюю роль во Второй Битве, я только не знал, что это будет за роль. Его феднах продолжал сиять посреди обломков души, подобный хрустальному кубку, чудом сохранившемуся в разрушенной врагами деревне.
Но Александр сам дошел до сути. Мы устроились на ночлег недалеко от Авенхара в лощине, лишенной растительности. Принц и я уже успели совершить пробежку под звездным небом в сторону городских ворот и обратно и теперь сидели, поглощая кроликов, которых Катрин приготовила, пока мы тренировались.
— Значит, ты снова обрел свои крылья? — спросил он.
Я вздрогнул.
— О чем это вы? — Я был уверен, что он так и не поверил изображению на ковре… и тому, что я сказал ему. Он засмеялся:
— Ты так и не начал говорить то, что на самом деле думаешь. Но я и сам понял за эти дни. Ты страшно обеспокоен, но сохраняешь хладнокровие, которое обусловлено не просто упрямством. Я уже успел заметить, что ты потрясающий воин… даже если не принимать во внимание магию и все прочее. Ты и дальше собираешься отпираться?
— Я не могу… хочу сказать… — ах как не хотелось рассказывать ему сейчас… когда я взволнованный и смущенный, — это случается только там, где я сражаюсь…
Я рассказал ему все. О Воротах и битвах с демонами. О ночи, когда мне было восемнадцать и я вел самую тяжелую битву в моей жизни. О ночи, когда я понял, что я каэр гвиллин, крылатый защитник, старинная легенда, которую считали просто красивой сказкой. Я рассказал ему о вере Галадона в то, что моя мелидда пережила Обряды Балтара, и о долгих ночах, проведенных в тренировках, пока Александр спал. Я рассказал ему и о последнем сражении, которое я видел, о последнем предательстве Риса и Исанны.
Катрин готова была меня убить за мои рассказы. Она все время перебивала меня, требуя, чтобы я замолчал, и называя идиотом. Но, едва начав, я уже не мог остановиться.
Александр сделал из сказанного свой вывод:
— Значит, эта твоя бывшая возлюбленная создаст… поле боя… в голове Каставана, а твой драгоценный друг встретится там с Повелителем Демонов, возможно, самым могущественным из когда-либо существовавших. Демоны победят и сделают с келидцами все, что им захочется, они также начнут использовать заклятия, подобные тому, что сводит меня с ума, чтобы свершить и с моей Империей все, что им захочется. А ты собираешься проникнуть туда через черный ход, распустить крылья, не дать себя убить и при этом сорвать их планы.
— Именно так, хотя звучит несколько странно. — Я допивал остатки вина, мечтая, чтобы у меня был еще полный стакан. Возможно, тогда бы этот план казался мне более разумным.
— «Странно» — это не то слово, которое я бы употребил. — Он лежал на траве, опираясь на локоть. — Но даже если ты каким-то чудом победишь, келидцы от этого не погибнут. А из того, что ты мне рассказал, ясно, что от долгого общения с демонами нравы келидцев сильно упали. Так?
— Да.
— Значит, во всех наших крупных городах у нас окажется огромное число келидцев, уверенных, что они должны воевать, чтобы получить то, что они собирались захватить магией.
Я не знал, что произойдет после сражения. Обычно изгнания демонов было достаточно.
— Я должен предупредить… — Александр не смог продолжать. Он вздрогнул и перевернулся на четвереньки. Его тело превратилось в немыслимое слияние зверя и человека. Воздух накалился от исходящего от его колеблющегося тела жара. Но после пяти минут борьбы и стонов, стонов, а не звериного рыка, контуры шенгара исчезли, он снова стал собой. Он сам остановил действие заклятия.
Александр сел, пот градом катил с него, он устало прикрывал глаза, стараясь вспомнить, на чем прервался наш разговор:
— Я должен предупредить их, но, будь все проклято, я понятия не имею как. После смерти Дмитрия никто не станет меня слушать. Велдар был его другом. Зарракат уговорил его стать ликаем для его сына. Меззран всегда советовался с ним. На севере ни один из маршалов не станет меня слушать.
Я не подал виду, насколько поражен силой его воли, и постарался проследить за его мыслью.
— Ни один из них не поддержит вас? Ни один из тех, чье влияние достаточно сильно, не сможет поставить нужды королевства выше личного горя?
— Кирил сделает все, что сможет… если я сумею его убедить выслушать меня, прежде чем он всадит мне в горло нож, мстя за смерть Дмитрия. Но он имеет власть только над гарнизоном Парнифора. Я в хороших отношениях с несколькими маршалами на юге и востоке, только они слишком далеко.