Страница:
Блез ничего не ответил, своим спокойствием он словно укорял меня за излишнюю чувствительность.
Но прошло еще немного времени, и до моего слуха донесся стук подков, звук приближался, медленно и лениво, с противоположной стороны озера.
— Один… два воина впереди.
Я различил поступь тяжелых боевых коней, ведущих за собой легких и менее дисциплинированных животных.
— Четыре коня… пеший, скорее всего, конюх. — Ему, разумеется, не позволят сесть на коня Императора. — Еще четыре лошади, еще пеший… — Это были те формы, которые мои чувства улавливали за серой завесой дождя. Двадцать лошадей, пять конюхов. По четыре лошади на человека, два воина, еще два всадника, наверное, младшие офицеры, замыкали колонну. Ничего неожиданного. Единственная проблема — воины. Но нас двадцать человек.
— Тогда пойдем. Ты можешь взять на себя одного воина, а мы с Фарролом займемся остальными. — Блез соскользнул с камня и пошел в другой конец теснины. Но я продолжал наблюдать, как караван медленно обходит озеро.
Почему я чувствую у себя за спиной опасность? Я глянул через плечо, на каменные глыбы за моей спиной, уходящие вверх, в туман. Они напомнили мне об Александре и о том, как мы выслеживали мятежников в долине. У меня за спиной не было никого, надо мной только тяжелые тучи и вода, заливающая мне глаза. Я снова свесился с края и всмотрелся в долину. Что же не так?
Блез ждал в тени утеса.
Один из воинов, ехавший впереди, был ниже своего спутника. Он был тоньше, но с невероятно широкими плечами. Он гордо держался в седле… и был таким знакомым… Его коса была пшеничного цвета, но я все еще не мог понять. Его коса… я взглянул на первого конюха. На нем был плащ, из-под которого тоже свисала коса. Воин? Только воины-дерзийцы имели право носить косу, заплетенную сбоку. А следующий? Я не увидел его волос, но он был высок и крепок. Я снова посмотрел на воина во главе каравана, теперь я видел его лицо. Кровь застыла у меня в жилах. Кирил. Двоюродный брат Александра. Самый близкий друг принца. Мой друг. Лорд Кирил, любимый племянник Императора и его приемный сын. Он никогда не повел бы простой караван. Должна быть причина…
— Идем, — настойчиво прошептал Блез. Он хотел добежать до отряда раньше, чем лошади войдут в теснину.
— Погоди. — Я должен был удостовериться. Второй конюх был теперь хорошо виден на фоне озера. Его капюшон упал, под ним оказалась коса. Еще один воин. Я соскочил с камня и прижал Блеза к скале. — Это ловушка. Это воины, а не конюхи. А ведет их… он из королевской семьи. Его ни за что не отправили бы конвоировать лошадей — только ловить разбойников.
— Мы схватим их. Они все равно будут выходить один за другим. Может, захватим этого командира в заложники. Заставим их пойти на сделку. Ты говоришь, он важная особа?
— Нет. Нет. Разве ты не понимаешь? В той долине их наверняка ждет отряд. Я уверен. И еще будут люди наверху. Кто-то предал тебя. Они собираются вырезать твой отряд.
Блез пронзил меня взглядом:
— Ты уверен?
— Это кузен принца. Его не отпустят без охраны. Нужно предупредить твоих и уходить, пока кольцо не замкнулось. Все мы в ужасной опасности.
— А ты? — Его голос резанул меня ледяным кинжалом. У меня не было причин лгать.
— В еще большей. — «Если Кирил узнает, что я похищаю лошадей Александра, я покойник».
Не споря больше, мы кинулись бежать, и тут у плеча Блеза просвистела стрела. Я заметил движение у нас над головами и толкнул Блеза, прижимая его к камню. Наконечник стукнул о камень, и стрела свалилась нам на головы. Мы забились в тень от нависающей скалы.
— Нужно заклинание, — сказал я, вставая на ноги и призывая ветер, чтобы он согнал тучи плотнее. — Подойдет почти все.
Он сел на мокрой траве и посмотрел вверх.
— Как ты мог заметить, мои умения весьма ограниченны.
— Придумай, как предупредить отряд, иначе они погибнут. Погоду заклинать очень сложно, и я не смогу изменить полет сразу пятидесяти стрел. Поджечь здесь нечего, а масштабные иллюзии мне никогда не удавались. Мои умения тоже весьма ограниченны.
Он засмеялся и встал, держась за мое плечо.
— Значит, настала пора ответить на один из твоих вопросов. Беги как можно быстрее. Я предупрежу остальных и возьму на себя лучников. — В жарких пульсациях заклятия, от которых зашипел напитанный влагой воздух, Блез раскинул в стороны руки и тут же перевоплотился. Огромная птица, золотисто-коричневая с белым, взлетела с камня и поднялась к небесам. Я привалился к камню и сполз по нему на землю, так широко раскрыв рот, что было странно, почему я не захлебнулся потоками дождя.
ГЛАВА 14
Превращение! Насколько было известно в Эззарии, я был единственным, кому было подвластно это чудо — крылья, появляющиеся у меня за Воротами, — и я привык думать о себе как об одаренном, избранном высшими силами, о том, кому посчастливилось пройти через заклятие и получить в награду такое великолепие. Но в тот момент, когда превращался Блез и я видел свет и ощущение гармонии на его лице, я почувствовал себя полной бездарностью. Это потрясающее зрелище впервые выставляло мой дар в истинном свете; страстное желание, которое я все эти годы старался скрыть от самого себя, обрело вдруг такой вес и силу, что я боялся, уже не смогу противиться ему.
Все мое тело налилось свинцом, когда я рвался к другому концу теснины. Я опирался руками о камни, медленно перемещаясь вперед, давая Блезу время осмотреться и найти дорогу. У меня больше не было вопросов, как он сумел отпереть ворота крепости, как он обнаружил на утесах дерзийских лучников, приземлившись так легко, что ни у одного из них не зародилось даже тени подозрения. О боги, как я хотел бы быть на его месте…
Где-то впереди раздались крики, послышалось конское ржание…
«Думай, глупец. Ты оказался в ловушке и разрываешься между собственным ребенком и Александром, нужно как-то выбираться. Если летать ты не умеешь, тебе нужно бежать». И я помчался по горам, не думая об опасности. Храбрые воины Блеза не должны достаться дерзийцам.
В том месте, где Фаррол устроил засаду, Макайская теснина выходила в широкое круглое подобие грота, который называли Пастью. Когда-то этот грот был обычной пещерой. Сейчас на земле лежали огромные куски обрушившегося камня, прежде бывшего потолком пещеры, а в центре располагалось небольшое, но чрезвычайно глубокое озерцо. За озером и глыбами камня, напротив того места, где теснина входила в Пасть, начиналась широкая тропа, выводящая наружу. Похожие на колонны, высокие узкие камни обозначали вход в голую долину, тянущуюся на восток вдоль цепи холмов, уходящих к Парнифору, и на юг и юго-запад, в Авенкар и азахстанские пустыни, а потом в столицу Дерзи, Загад. Слева от выхода из теснины громоздились утесы, на которых люди Блеза и ждали появления лошадей, а справа располагалась еще одна маленькая темная долина, где, я был уверен, находились дерзийцы.
Когда я добрался до выхода из теснины, мятежники, уже предупрежденные Блезом, бешено мчались к своим коням. Дерзийцы, прекрасно вооруженные и вышколенные, начали выдвигаться из своего укрытия. Они не нападали. Если бы они собирались атаковать, то обошли бы озерцо слева, чтобы быстрее добраться до одетых в черное мужчин и женщин. Вместо этого они начали обходить озеро справа, пробираясь через обломки камней, чтобы оказаться у выхода в долину. Элементарно просто. Отрезать пути к отступлению, а потом погнать отряд назад в теснину, в руки Кирила.
Вовремя подоспевшее предупреждение Блеза давало отряду шанс, дождь и пересеченная местность тоже были на руку. Выход из маленькой долины был очень узким, и дерзийцы заводили своих коней в Пасть по одному. Из-за озера и обломков камней они не могли идти по прямой. А дождь залил их факелы, поэтому в полумраке они не видели Блеза, который стоял с мечом наготове у озера, с ним была высокая сузейнийка и двое эззарийцев, они собирались удерживать солдат, давая возможность своим выбраться в долину. Действовать нужно быстро. Отряд Кирила идет сразу за мной. Как только воины разглядят Блеза в полумраке, они моментально окажутся рядом с ним и отрежут пути к отступлению.
У меня не было заклинания, чтобы вернуть Кирила назад. Когда враги не были демонами, мои возможности были весьма ограниченны. Все, что я мог сделать в теснине, — кидать камни, пугая лошадей и загромождая проход. Так я мог покалечить Кирила или остальных. К тому же врагов было слишком много, чтобы отделаться от них, наставив им синяков или заставив думать, что у них под одеждой змея. Пока я усиленно размышлял, что делать, ехавший впереди дерзиец заметил Блеза, издал пронзительный крик и ринулся на него. Я услышал звон оружия, вопли, ржание раненой лошади. Думать некогда. Лишь одно я умею делать лучше их. Я выхватил из ножен меч и бросился вперед.
Я еще не успел добежать до сражающихся, когда в лицо пахнуло конским потом и кровью. Яллин старалась увернуться от копыт взбрыкивающей лошади и в то же время дотянуться до всадника мечом. Ей хватило одного удара. Ее красивое гибкое тело безжизненно упало на камни, затоптанное обезумевшей лошадью.
— Уводи их! — прокричал я Блезу, который присел, уклоняясь от удара меча, и рубанул всадника по ноге. Мимо. — Я удержу их. — Я схватил оказавшуюся передо мной ногу и выдернул ее обладателя из седла. Миг спустя дерзиец катался по земле, изрыгая проклятия и держась за бедро, которое уже никогда не будет служить ему так хорошо, как прежде.
Двое эззарианских юношей были где-то слева от меня, они прикрывали спину Блеза, но я был слишком занят другим дерзийцем, чтобы наблюдать, как они справляются. Я услышал, как заревел огонь, вызванный моим заклинанием. Это была всего лишь иллюзия, она не могла задержать дерзийцев надолго, но отвлекла их, чтобы я смог расправиться с очередным противником. Он был очень сильным и прекрасно обученным. «Чтобы оказаться на свободе, я должен убить его. Глупец, глупец. Что ты делаешь?»
Блез стащил одного дерзийца с лошади и уже был готов вскочить в седло своего коня, но он делал все слишком медленно. Дерзиец уже поднимался.
— Уходи! — завопил я снова. — Я иду сразу за тобой. — И резко присел, развернулся и оставил кровавую полосу на спине своего противника. Слева от меня раздался булькающий стон. Один из юных эззарийцев с ужасом смотрел, как его кишки вываливаются из распоротого живота. Я схватил руку в латной перчатке, потянувшуюся, чтобы прикончить парня, устоял на ногах, сумел потянуть на себя всадника и завернуть его руку за спину, так что хрустнула кость. Испуганный конь рванулся, унося его от меня, но я не отпускал, следя только за тем, чтобы не попасть под копыта.
Рыча от боли и ярости, всадник делал все, чтобы всадить мне под ребра длинный кривой нож и сбросить с лошади. Мне казалось, что кроме сломанной мной у него имеется еще рук семь, и все они совершенно не нужны ему, чтобы править лошадью. Я хотел прикончить его сразу, но в моем воспаленном мозгу мелькнула мысль, что тогда он закроет своим телом выход в долину. Я поборол искушение свернуть ему шею, извернулся и направил его руку с кинжалом в бедро его лошади. Несчастное животное встало на дыбы и рванулось вперед. Я поместил между нами и уходящими еще одну завесу огня, отсчитывая секунды до того момента, когда мне придется соскочить с лошади или лишиться глаза, руки либо чего-нибудь еще. Два воина с мечами двигались в мою сторону. Я снова двинул всадника в живот, чтобы он ослабил хватку, затем упал на землю, увернулся от копыт и вскочил на ноги. Задыхающийся, израненный, с глубоким порезом в бедре, я бросился бежать к догорающей стене огня у выхода в долину.
Краем глаза я заметил темную тень — Кирил и его воины вырвались из теснины. Если бы у меня были крылья… Я не смогу бежать быстрее, а камни-колонны так далеко.
Копье пролетело над моим правым плечом и ударило о камень. Я метнулся в сторону, приседая на бегу — вдруг у бросавшего есть более меткий товарищ? Пока я выписывал петли, слева от меня возник всадник. Он ловким движением выскользнул из седла, и пока он приземлялся на ноги, его конь оказался впереди и заслонил мне дорогу, толкая меня в руки хозяина. Никто не умеет так использовать в битвах коней, как дерзийцы. Я создал еще одно пламя, чтобы задержать остальных — едва ли я смог бы справиться с таким войском, — и бросился на человека, осыпая его ударами. Он яростно сопротивлялся, я сумел разглядеть его лицо только тогда, когда он лежал на земле, а кончик моего меча упирался в его горло. Я смотрел на него, а он на меня. Кирил. Я отступил назад, убрал меч и протянул ему руку.
— Рога Друйи! Сейонн?!
Вот и надейся на угольный грим! Солдаты Кирила прорвались сквозь огонь и мчались к нам, не оставляя мне возможности убежать. Но в этот миг от выходящего в долину отряда мятежников отделилась темная тень. Всадник с раскинутыми в стороны руками… Блез. Я прыгнул, он как-то сумел подхватить меня и не замедлить хода, потом он резко развернул коня и погнал его к выходу в тошнотворное серое мерцание.
Когда я наконец смог отвести взгляд от черной спины моего спасителя, первое, что я увидел, — мертвое дерево. Точнее, ряды мертвых деревьев, сгоревший лес в каменистой лощине. Закопченные бревна и остатки печных труб говорили о том, что вместе с лесом была сожжена и деревня. Огонь был сильным и бушевал совсем недавно, из черной земли успело проклюнуться всего несколько пучков травы. Горный пейзаж вокруг нас не имел ничего общего с долиной у теснины. В небе сияло солнце, хотя я был насквозь мокрым от недавнего дождя.
Блез перекинул ногу через голову лошади и соскользнул на землю, пока я устало разглядывал новое место.
— Отдохнем здесь немного, а потом поедем домой, — произнес он. — Что с ногой?
Мои разодранные штаны были мокрыми не только от дождя. Теперь, когда шум битвы стих, бедро отчаянно заныло.
— Заживет, — ответил я, вдыхая чистый сухой воздух. — Нужно только перевязать чем-нибудь. — Он протянул мне руку, чтобы помочь слезть с лошади, но я покачал головой и спустился сам. Я был зол на него. Набег был глупый и ненужный. Обычное воровство. Двое погибли: смешливая Яллин и один из застенчивых юношей-эззарийцев. Я убил по крайней мере одного дерзийца… предав Александра… превратив себя в разбойника, и Кирил, именно Кирил, словно во всем мире не нашлось другого человека, видел меня. И все ради чего?
— Ты спас нас. Меня — дважды. — Блез стоял рядом со своим конем. Остальные молча сидели на земле. Несколько человек окружили оставшегося в живых юношу-эззарийца, утешая его. Тот второй, который остался у теснины, был его единственным братом.
Я уселся на камень и отрезал штанину. Одна из женщин принесла мне чистую ткань, заметив, что я собираюсь перевязывать рану обрывками штанов. Я кивком поблагодарил ее и занялся перевязкой, чувствуя, что Блез наблюдает за мной.
— Нам очень бы пригодились деньги, вырученные за этих лошадей, — начал он.
— Мы расплатились бы ими за погибших? — Я затянул повязку.
— Они верили, что это хороший план.
— Они верили в тебя. Придумай, что еще мы могли бы сделать с этим богатством.
Мы не сказали друг другу и половины того, что собирались. Я чувствовал, как сильно он переживает гибель товарищей. И он делал все, чтобы примириться со мной, хотя и не понимал причин моей злости. Я бы и сам не смог объяснить всего, но я ясно чувствовал, что разрушил что-то ценное и прекрасное. Однако я был уверен, что он не станет сочувствовать мне из-за потери этого чего-то только в том случае, если меня снова обратят в рабство. Подобный исход был бы самым безобидным.
Фаррол топтался в нескольких шагах от нас, словно мы с Блезом были очерчены магическим кругом, за который ему было запрещено заступать. Его круглое лицо покраснело, он метался, то делая шаг к Блезу, то снова отступая.
Я встал и потоптался на раненой ноге.
— Через пару дней все будет в порядке, — объявил я. — Тут нигде нет воды? Надо бы промыть.
Блез кивнул и махнул остальным, чтобы они садились на коней.
Магический круг исчез. Фаррол подскочил к Блезу:
— Я не знаю, как они вышли на нас. Это точно не Яккор. Он ненавидит этих дерзийских псов. — Он сверкнул на меня глазами. — Нас предал кто-то другой. Они не могли…
— Ты проклятый идиот! — крикнул я. — Я убил из-за тебя. Ты понятия не имеешь, что ты наделал.
— Поговорим об этом позже, — прервал Блез. — Теперь нам пора домой.
Я старался подавить свой гнев, разглядывая слои заклинания, пока Блез вел нас волшебными тропами по зеленым долинам Кувайских холмов. Если бы я не знал точно, что он использует магию, то никогда не заметил бы этого. Даже теперь, когда я знал, я не мог понять, из чего состоит заклятие. Я никогда не встречался с человеком, внутри которого так глубоко жили бы заклинания. Я словно пытался увидеть биение живого сердца, глядя сквозь плоть. Никакие способности к наблюдению, зрение, слух не помогали понять механизм движения.
Мы вернулись ночью. Костер не зажигали, он возвышался пирамидой в центре поляны, в долине Олень был подстрелен, но его разделили между воинами, чтобы они приготовили мясо на маленьких лагерных кострах. Пели по погибшей Яллин. У нее в долине жила сестра, она надела красную вуаль и начала траурное сузейнийское песнопение. Звуки разносились между деревьями, оплетая их своей паутиной, охватывая всех нас сетью печали.
Когда горестная музыка заполнила долину, я разжег свой маленький костерок под деревьями Я сидел там один, разогревая похлебку, чтобы наполнить желудок, и кипятя отвар дубовой коры, чтобы промыть рану. Я развязал тряпку на бедре и почувствовал, что у меня за спиной кто-то стоит.
— Иди к костру, если хочешь. Незачем прятаться в тени. — Это был эззарианский юноша.
Ему было лет пятнадцать. За все те дни, что я провел в отряде, он сказал мне не больше пары слов. Они с братом учились у меня, наблюдали, слушали, но не спешили знакомиться ближе.
Я жестом указал на котелок, но он отрицательно покачал головой и неловко опустился на землю напротив меня.
— Я просто хотел спросить… а у эззарийцев есть траурные песни?
— Да. — Я обмакнул бинт в кипящий дубовый отвар, стиснул зубы и прижал его к ране. — Они очень похожи на плачи сузейнийцев. — Сузейнийцы верили, что смерть — только первое из сотни испытаний на пути души, которая должна найти свой путь в земли смерти, причем эти земли были совсем даже не тем местом, в которое стоило стремиться, преодолевая такие сложности. — Но они нравятся мне больше. Они не такие безнадежные. Наши боги, Вердон и его сын Валдис, добрее Госсопара. Наши погребальные песни поются, чтобы отдать дань уважения мертвым и запечатлеть их в нашей памяти, — и еще утешить тех, кто остался.
— Я бы хотел… Я не знаю…
— Я научу тебя, если хочешь.
Он кивнул, свет костра отражался в его черных глазах. И мы начали готовиться к песнопению. Это действие само по себе уже утешало, даже больше чем слова. Но сначала я научил его словам, я произнес их по-эззариански, и мне показалось, что он не понимает этого языка. Тогда я произнес их на азеоле, общем языке Империи. Потом я пропел слова, объяснив мальчику, как следует сидеть, раскрыв ладони, чтобы настроить себя на нужный лад. Когда я дошел до фразы, в которой необходимо упомянуть имя покойного, он хотел сказать мне имя, но я предостерегающе поднял руку:
— Ты веришь, что его душа жива?
— Я хотел бы верить… — Надежда. Горе. Неуверенность. Страх, что он ошибается. Все как у всех.
— Тогда не говори имя мне, чужаку, — только не тому, кого коснулся демон. — Имена ведут к душе человека. Никогда не называй их просто так.
— Это поэтому ты не спросил наших имен? Да… мой брат решил, что ты презираешь нас. Нам всегда говорили, что не существует эззарийца…
— Прошу прощения. — Блез шагнул в круг света и протянул руку мальчику, который сразу же вскочил на ноги, преданно глядя на своего командира. — Я не хотел вас прерывать, но мне необходимо поговорить с нашим новым другом… — Блез притянул мальчика к себе и пристально посмотрел в его печальное лицо. — Я не смог скорбеть вместе с вами. Завтра на закате мы возведем в его честь пирамиду, и ты сможешь спеть ту песню, которую сейчас узнал. — Он крепко взял юношу за плечо. — Его смерть не была напрасной. Клянусь. А теперь ступай к Фарролу. Скажи ему, что я буду в Веллитской долине. Пусть позаботится о часовых. Люди устали.
Мальчик неловко поклонился, прежде чем уйти:
— Благодарю тебя. — Он исчез в лесу, но скоро вернулся. — Его звали Давет. А я Кьор. Я кивнул и прижал кулак к груди.
— Лис на Сейонн, — сказал я по-эззариански, даря ему свое имя и дружбу. — Доброй ночи, Кьор.
Когда он убежал по направлению к остальным кострам, Блез кинул мне мои башмаки:
— Пойдем прогуляемся. Ты ведь сказал, что твоя нога не сильно повреждена?
— Все в порядке, — ответил я, натягивая целые штаны и засовывая ноги в башмаки. — Прогулка не повредит. Даже наоборот. — Сейчас я был рад любому развлечению.
Мы пошли по аккуратной дорожке, вымощенной лишь в южной части долины. Она постепенно перешла в тропинку, вьющуюся между берез и сосен. Звуки и огни лагеря постепенно исчезли, остались лишь голоса ночных птиц и шум потока и еще шорох листьев собачьих ягод и лисьих перчаток. Я ждал, пока Блез заговорит. Очевидно, он не просто так вытащил меня сюда. Но он молчал, и я тихо наслаждался свежим прохладным ветром, в запахе которого уже чувствовалась близкая зима. Начался подъем. Блез провел меня через березовую рощицу, и мы вышли на тропу, ведущую в следующую долину, распростершуюся под яркой луной. В воздухе пахло дымом и почему-то козами, потом я услышал шум другой реки и заметил впереди свет.
Покрытая дерном избушка стояла на краю леса. За ней начинался широкий луг, через который текла река, сияя в свете луны, как драгоценное ожерелье. С одной стороны от дома был разбит сад, какой-то высокий человек запирал козий загон, располагавшийся у другой стороны. Он замер, заметив нас.
— Я привел гостя, — обратился к нему Блез. — Надеюсь, еще не слишком поздно.
— Только что закончил дойку, — ответил человек. — Еще рано для тех, кто занят добычей хлеба насущного. — Голос великана звучал приветливо. Он не стал тратить время на церемонии, а просто пошел к домику, неся в одной руке ведро с молоком, а другой опираясь на палку. Я не заметил у загона, что у него только одна нога. — Линии! Пришел Блез с товарищем!
Когда мы подошли к дому, дверь распахнулась и желтый свет осветил тропинку. Одноногий человек, манганарец, чьи каштановые кудрявые волосы и широченные плечи заставили меня мысленно сравнить его с медведем, остановился в пятне света, чтобы наконец поздороваться с нами. В дверях стояла женщина, в руках у нее был сверток из одеяла. Длинные темные волосы, перехваченные зеленой лентой, красновато-золотистая кожа. Эззарийка.
— Добро пожаловать! — Человек поставил ведро и пожал Блезу руку. — Хорошо, что ты пришел. Мы уже сто лет не получаем новостей.
— Сейчас у тех, кто не занят добычей хлеба насущного, тяжелые времена, — ответил Блез, улыбаясь.
— Тише, вы оба! — шикнула на них женщина. — Я только что уложила его спать. Только попробуйте разбудить! — Она позволила Блезу поцеловать ее в щеку. Когда их лица оказались рядом, у меня не осталось сомнений в их близком родстве.
— Моя сестра, Элинор, — пояснил Блез, счастливо улыбаясь женщине. — И ее муж Горден. Это, — он кивнул на меня, — наш новый товарищ, пришел к нам месяц назад. Пусть он сам представится.
— Сейонн, — произнес я.
Одноногий человек кивнул, чтобы я шел в дом за его женой. В домике было чисто и уютно, хотя и тесновато для трех мужчин и высокой женщины. На маленьком сосновом столике стояли две деревянные миски и две кружки, которых тут же стало четыре. У стены выстроились три прочных стула. В открытом шкафу со множеством полок виднелись мешочки с мукой и солью, травы, тарелка с маслом и прочие вещи, которые часто бывают в таких небогатых кухнях. Деревянный пол покрывала чистая солома. Кровать в углу была застлана покрывалом, связанным из голубой шерсти. Над огнем кипел котелок с вечерней похлебкой.
— Отужинаете с нами? — спросила Элинор, накрывая на стол одной рукой, пока Горден наливал молоко в кувшин. — Вы оба выглядите усталыми. Мой братец мастер создавать трудности, правда?
— Никогда не видел никого похожего на него, — подтвердил я, забирая у нее тарелку с маслом и ставя ее на стол.
Блез пододвинул к столу стулья и бочку для четвертого, потом взял с полки нож и нарезал хлеб, положив по ломтю в каждую миску. Его сестра сняла с полки синюю мисочку, в которой было ложки две сахара, и поставила ее на почетное место в центре стола.
— Сейчас Горден вынесет молоко на холод, и мы сядем за стол. Попробую положить этого господина хоть ненадолго. Он обожает быть на руках. — Она отогнула край одеяла так, чтобы я мог увидеть содержимое свертка. — Сейонн, познакомься с Эваном-диарфом.
Видение ожило. То видение, которое являлось ко мне в безумии и отчаянии на башне Кол-Диата. Теперь оно обрело теплую розовую плоть, прямые черные волоски и длинные темные ресницы, тень от которых всегда лишает блеска эззарианские глаза. Я коснулся круглой щеки дрожащим пальцем, младенец зашевелился, вздохнул и уткнулся носом в длинную шею Элинор, так и не открыв глаза Я знал его, как человек знает свои руки и ноги, как он знает взошедшее солнце или звезды Эззарии. Это был мой сын.
Но прошло еще немного времени, и до моего слуха донесся стук подков, звук приближался, медленно и лениво, с противоположной стороны озера.
— Один… два воина впереди.
Я различил поступь тяжелых боевых коней, ведущих за собой легких и менее дисциплинированных животных.
— Четыре коня… пеший, скорее всего, конюх. — Ему, разумеется, не позволят сесть на коня Императора. — Еще четыре лошади, еще пеший… — Это были те формы, которые мои чувства улавливали за серой завесой дождя. Двадцать лошадей, пять конюхов. По четыре лошади на человека, два воина, еще два всадника, наверное, младшие офицеры, замыкали колонну. Ничего неожиданного. Единственная проблема — воины. Но нас двадцать человек.
— Тогда пойдем. Ты можешь взять на себя одного воина, а мы с Фарролом займемся остальными. — Блез соскользнул с камня и пошел в другой конец теснины. Но я продолжал наблюдать, как караван медленно обходит озеро.
Почему я чувствую у себя за спиной опасность? Я глянул через плечо, на каменные глыбы за моей спиной, уходящие вверх, в туман. Они напомнили мне об Александре и о том, как мы выслеживали мятежников в долине. У меня за спиной не было никого, надо мной только тяжелые тучи и вода, заливающая мне глаза. Я снова свесился с края и всмотрелся в долину. Что же не так?
Блез ждал в тени утеса.
Один из воинов, ехавший впереди, был ниже своего спутника. Он был тоньше, но с невероятно широкими плечами. Он гордо держался в седле… и был таким знакомым… Его коса была пшеничного цвета, но я все еще не мог понять. Его коса… я взглянул на первого конюха. На нем был плащ, из-под которого тоже свисала коса. Воин? Только воины-дерзийцы имели право носить косу, заплетенную сбоку. А следующий? Я не увидел его волос, но он был высок и крепок. Я снова посмотрел на воина во главе каравана, теперь я видел его лицо. Кровь застыла у меня в жилах. Кирил. Двоюродный брат Александра. Самый близкий друг принца. Мой друг. Лорд Кирил, любимый племянник Императора и его приемный сын. Он никогда не повел бы простой караван. Должна быть причина…
— Идем, — настойчиво прошептал Блез. Он хотел добежать до отряда раньше, чем лошади войдут в теснину.
— Погоди. — Я должен был удостовериться. Второй конюх был теперь хорошо виден на фоне озера. Его капюшон упал, под ним оказалась коса. Еще один воин. Я соскочил с камня и прижал Блеза к скале. — Это ловушка. Это воины, а не конюхи. А ведет их… он из королевской семьи. Его ни за что не отправили бы конвоировать лошадей — только ловить разбойников.
— Мы схватим их. Они все равно будут выходить один за другим. Может, захватим этого командира в заложники. Заставим их пойти на сделку. Ты говоришь, он важная особа?
— Нет. Нет. Разве ты не понимаешь? В той долине их наверняка ждет отряд. Я уверен. И еще будут люди наверху. Кто-то предал тебя. Они собираются вырезать твой отряд.
Блез пронзил меня взглядом:
— Ты уверен?
— Это кузен принца. Его не отпустят без охраны. Нужно предупредить твоих и уходить, пока кольцо не замкнулось. Все мы в ужасной опасности.
— А ты? — Его голос резанул меня ледяным кинжалом. У меня не было причин лгать.
— В еще большей. — «Если Кирил узнает, что я похищаю лошадей Александра, я покойник».
Не споря больше, мы кинулись бежать, и тут у плеча Блеза просвистела стрела. Я заметил движение у нас над головами и толкнул Блеза, прижимая его к камню. Наконечник стукнул о камень, и стрела свалилась нам на головы. Мы забились в тень от нависающей скалы.
— Нужно заклинание, — сказал я, вставая на ноги и призывая ветер, чтобы он согнал тучи плотнее. — Подойдет почти все.
Он сел на мокрой траве и посмотрел вверх.
— Как ты мог заметить, мои умения весьма ограниченны.
— Придумай, как предупредить отряд, иначе они погибнут. Погоду заклинать очень сложно, и я не смогу изменить полет сразу пятидесяти стрел. Поджечь здесь нечего, а масштабные иллюзии мне никогда не удавались. Мои умения тоже весьма ограниченны.
Он засмеялся и встал, держась за мое плечо.
— Значит, настала пора ответить на один из твоих вопросов. Беги как можно быстрее. Я предупрежу остальных и возьму на себя лучников. — В жарких пульсациях заклятия, от которых зашипел напитанный влагой воздух, Блез раскинул в стороны руки и тут же перевоплотился. Огромная птица, золотисто-коричневая с белым, взлетела с камня и поднялась к небесам. Я привалился к камню и сполз по нему на землю, так широко раскрыв рот, что было странно, почему я не захлебнулся потоками дождя.
ГЛАВА 14
Превращение! Насколько было известно в Эззарии, я был единственным, кому было подвластно это чудо — крылья, появляющиеся у меня за Воротами, — и я привык думать о себе как об одаренном, избранном высшими силами, о том, кому посчастливилось пройти через заклятие и получить в награду такое великолепие. Но в тот момент, когда превращался Блез и я видел свет и ощущение гармонии на его лице, я почувствовал себя полной бездарностью. Это потрясающее зрелище впервые выставляло мой дар в истинном свете; страстное желание, которое я все эти годы старался скрыть от самого себя, обрело вдруг такой вес и силу, что я боялся, уже не смогу противиться ему.
Все мое тело налилось свинцом, когда я рвался к другому концу теснины. Я опирался руками о камни, медленно перемещаясь вперед, давая Блезу время осмотреться и найти дорогу. У меня больше не было вопросов, как он сумел отпереть ворота крепости, как он обнаружил на утесах дерзийских лучников, приземлившись так легко, что ни у одного из них не зародилось даже тени подозрения. О боги, как я хотел бы быть на его месте…
Где-то впереди раздались крики, послышалось конское ржание…
«Думай, глупец. Ты оказался в ловушке и разрываешься между собственным ребенком и Александром, нужно как-то выбираться. Если летать ты не умеешь, тебе нужно бежать». И я помчался по горам, не думая об опасности. Храбрые воины Блеза не должны достаться дерзийцам.
В том месте, где Фаррол устроил засаду, Макайская теснина выходила в широкое круглое подобие грота, который называли Пастью. Когда-то этот грот был обычной пещерой. Сейчас на земле лежали огромные куски обрушившегося камня, прежде бывшего потолком пещеры, а в центре располагалось небольшое, но чрезвычайно глубокое озерцо. За озером и глыбами камня, напротив того места, где теснина входила в Пасть, начиналась широкая тропа, выводящая наружу. Похожие на колонны, высокие узкие камни обозначали вход в голую долину, тянущуюся на восток вдоль цепи холмов, уходящих к Парнифору, и на юг и юго-запад, в Авенкар и азахстанские пустыни, а потом в столицу Дерзи, Загад. Слева от выхода из теснины громоздились утесы, на которых люди Блеза и ждали появления лошадей, а справа располагалась еще одна маленькая темная долина, где, я был уверен, находились дерзийцы.
Когда я добрался до выхода из теснины, мятежники, уже предупрежденные Блезом, бешено мчались к своим коням. Дерзийцы, прекрасно вооруженные и вышколенные, начали выдвигаться из своего укрытия. Они не нападали. Если бы они собирались атаковать, то обошли бы озерцо слева, чтобы быстрее добраться до одетых в черное мужчин и женщин. Вместо этого они начали обходить озеро справа, пробираясь через обломки камней, чтобы оказаться у выхода в долину. Элементарно просто. Отрезать пути к отступлению, а потом погнать отряд назад в теснину, в руки Кирила.
Вовремя подоспевшее предупреждение Блеза давало отряду шанс, дождь и пересеченная местность тоже были на руку. Выход из маленькой долины был очень узким, и дерзийцы заводили своих коней в Пасть по одному. Из-за озера и обломков камней они не могли идти по прямой. А дождь залил их факелы, поэтому в полумраке они не видели Блеза, который стоял с мечом наготове у озера, с ним была высокая сузейнийка и двое эззарийцев, они собирались удерживать солдат, давая возможность своим выбраться в долину. Действовать нужно быстро. Отряд Кирила идет сразу за мной. Как только воины разглядят Блеза в полумраке, они моментально окажутся рядом с ним и отрежут пути к отступлению.
У меня не было заклинания, чтобы вернуть Кирила назад. Когда враги не были демонами, мои возможности были весьма ограниченны. Все, что я мог сделать в теснине, — кидать камни, пугая лошадей и загромождая проход. Так я мог покалечить Кирила или остальных. К тому же врагов было слишком много, чтобы отделаться от них, наставив им синяков или заставив думать, что у них под одеждой змея. Пока я усиленно размышлял, что делать, ехавший впереди дерзиец заметил Блеза, издал пронзительный крик и ринулся на него. Я услышал звон оружия, вопли, ржание раненой лошади. Думать некогда. Лишь одно я умею делать лучше их. Я выхватил из ножен меч и бросился вперед.
Я еще не успел добежать до сражающихся, когда в лицо пахнуло конским потом и кровью. Яллин старалась увернуться от копыт взбрыкивающей лошади и в то же время дотянуться до всадника мечом. Ей хватило одного удара. Ее красивое гибкое тело безжизненно упало на камни, затоптанное обезумевшей лошадью.
— Уводи их! — прокричал я Блезу, который присел, уклоняясь от удара меча, и рубанул всадника по ноге. Мимо. — Я удержу их. — Я схватил оказавшуюся передо мной ногу и выдернул ее обладателя из седла. Миг спустя дерзиец катался по земле, изрыгая проклятия и держась за бедро, которое уже никогда не будет служить ему так хорошо, как прежде.
Двое эззарианских юношей были где-то слева от меня, они прикрывали спину Блеза, но я был слишком занят другим дерзийцем, чтобы наблюдать, как они справляются. Я услышал, как заревел огонь, вызванный моим заклинанием. Это была всего лишь иллюзия, она не могла задержать дерзийцев надолго, но отвлекла их, чтобы я смог расправиться с очередным противником. Он был очень сильным и прекрасно обученным. «Чтобы оказаться на свободе, я должен убить его. Глупец, глупец. Что ты делаешь?»
Блез стащил одного дерзийца с лошади и уже был готов вскочить в седло своего коня, но он делал все слишком медленно. Дерзиец уже поднимался.
— Уходи! — завопил я снова. — Я иду сразу за тобой. — И резко присел, развернулся и оставил кровавую полосу на спине своего противника. Слева от меня раздался булькающий стон. Один из юных эззарийцев с ужасом смотрел, как его кишки вываливаются из распоротого живота. Я схватил руку в латной перчатке, потянувшуюся, чтобы прикончить парня, устоял на ногах, сумел потянуть на себя всадника и завернуть его руку за спину, так что хрустнула кость. Испуганный конь рванулся, унося его от меня, но я не отпускал, следя только за тем, чтобы не попасть под копыта.
Рыча от боли и ярости, всадник делал все, чтобы всадить мне под ребра длинный кривой нож и сбросить с лошади. Мне казалось, что кроме сломанной мной у него имеется еще рук семь, и все они совершенно не нужны ему, чтобы править лошадью. Я хотел прикончить его сразу, но в моем воспаленном мозгу мелькнула мысль, что тогда он закроет своим телом выход в долину. Я поборол искушение свернуть ему шею, извернулся и направил его руку с кинжалом в бедро его лошади. Несчастное животное встало на дыбы и рванулось вперед. Я поместил между нами и уходящими еще одну завесу огня, отсчитывая секунды до того момента, когда мне придется соскочить с лошади или лишиться глаза, руки либо чего-нибудь еще. Два воина с мечами двигались в мою сторону. Я снова двинул всадника в живот, чтобы он ослабил хватку, затем упал на землю, увернулся от копыт и вскочил на ноги. Задыхающийся, израненный, с глубоким порезом в бедре, я бросился бежать к догорающей стене огня у выхода в долину.
Краем глаза я заметил темную тень — Кирил и его воины вырвались из теснины. Если бы у меня были крылья… Я не смогу бежать быстрее, а камни-колонны так далеко.
Копье пролетело над моим правым плечом и ударило о камень. Я метнулся в сторону, приседая на бегу — вдруг у бросавшего есть более меткий товарищ? Пока я выписывал петли, слева от меня возник всадник. Он ловким движением выскользнул из седла, и пока он приземлялся на ноги, его конь оказался впереди и заслонил мне дорогу, толкая меня в руки хозяина. Никто не умеет так использовать в битвах коней, как дерзийцы. Я создал еще одно пламя, чтобы задержать остальных — едва ли я смог бы справиться с таким войском, — и бросился на человека, осыпая его ударами. Он яростно сопротивлялся, я сумел разглядеть его лицо только тогда, когда он лежал на земле, а кончик моего меча упирался в его горло. Я смотрел на него, а он на меня. Кирил. Я отступил назад, убрал меч и протянул ему руку.
— Рога Друйи! Сейонн?!
Вот и надейся на угольный грим! Солдаты Кирила прорвались сквозь огонь и мчались к нам, не оставляя мне возможности убежать. Но в этот миг от выходящего в долину отряда мятежников отделилась темная тень. Всадник с раскинутыми в стороны руками… Блез. Я прыгнул, он как-то сумел подхватить меня и не замедлить хода, потом он резко развернул коня и погнал его к выходу в тошнотворное серое мерцание.
Когда я наконец смог отвести взгляд от черной спины моего спасителя, первое, что я увидел, — мертвое дерево. Точнее, ряды мертвых деревьев, сгоревший лес в каменистой лощине. Закопченные бревна и остатки печных труб говорили о том, что вместе с лесом была сожжена и деревня. Огонь был сильным и бушевал совсем недавно, из черной земли успело проклюнуться всего несколько пучков травы. Горный пейзаж вокруг нас не имел ничего общего с долиной у теснины. В небе сияло солнце, хотя я был насквозь мокрым от недавнего дождя.
Блез перекинул ногу через голову лошади и соскользнул на землю, пока я устало разглядывал новое место.
— Отдохнем здесь немного, а потом поедем домой, — произнес он. — Что с ногой?
Мои разодранные штаны были мокрыми не только от дождя. Теперь, когда шум битвы стих, бедро отчаянно заныло.
— Заживет, — ответил я, вдыхая чистый сухой воздух. — Нужно только перевязать чем-нибудь. — Он протянул мне руку, чтобы помочь слезть с лошади, но я покачал головой и спустился сам. Я был зол на него. Набег был глупый и ненужный. Обычное воровство. Двое погибли: смешливая Яллин и один из застенчивых юношей-эззарийцев. Я убил по крайней мере одного дерзийца… предав Александра… превратив себя в разбойника, и Кирил, именно Кирил, словно во всем мире не нашлось другого человека, видел меня. И все ради чего?
— Ты спас нас. Меня — дважды. — Блез стоял рядом со своим конем. Остальные молча сидели на земле. Несколько человек окружили оставшегося в живых юношу-эззарийца, утешая его. Тот второй, который остался у теснины, был его единственным братом.
Я уселся на камень и отрезал штанину. Одна из женщин принесла мне чистую ткань, заметив, что я собираюсь перевязывать рану обрывками штанов. Я кивком поблагодарил ее и занялся перевязкой, чувствуя, что Блез наблюдает за мной.
— Нам очень бы пригодились деньги, вырученные за этих лошадей, — начал он.
— Мы расплатились бы ими за погибших? — Я затянул повязку.
— Они верили, что это хороший план.
— Они верили в тебя. Придумай, что еще мы могли бы сделать с этим богатством.
Мы не сказали друг другу и половины того, что собирались. Я чувствовал, как сильно он переживает гибель товарищей. И он делал все, чтобы примириться со мной, хотя и не понимал причин моей злости. Я бы и сам не смог объяснить всего, но я ясно чувствовал, что разрушил что-то ценное и прекрасное. Однако я был уверен, что он не станет сочувствовать мне из-за потери этого чего-то только в том случае, если меня снова обратят в рабство. Подобный исход был бы самым безобидным.
Фаррол топтался в нескольких шагах от нас, словно мы с Блезом были очерчены магическим кругом, за который ему было запрещено заступать. Его круглое лицо покраснело, он метался, то делая шаг к Блезу, то снова отступая.
Я встал и потоптался на раненой ноге.
— Через пару дней все будет в порядке, — объявил я. — Тут нигде нет воды? Надо бы промыть.
Блез кивнул и махнул остальным, чтобы они садились на коней.
Магический круг исчез. Фаррол подскочил к Блезу:
— Я не знаю, как они вышли на нас. Это точно не Яккор. Он ненавидит этих дерзийских псов. — Он сверкнул на меня глазами. — Нас предал кто-то другой. Они не могли…
— Ты проклятый идиот! — крикнул я. — Я убил из-за тебя. Ты понятия не имеешь, что ты наделал.
— Поговорим об этом позже, — прервал Блез. — Теперь нам пора домой.
Я старался подавить свой гнев, разглядывая слои заклинания, пока Блез вел нас волшебными тропами по зеленым долинам Кувайских холмов. Если бы я не знал точно, что он использует магию, то никогда не заметил бы этого. Даже теперь, когда я знал, я не мог понять, из чего состоит заклятие. Я никогда не встречался с человеком, внутри которого так глубоко жили бы заклинания. Я словно пытался увидеть биение живого сердца, глядя сквозь плоть. Никакие способности к наблюдению, зрение, слух не помогали понять механизм движения.
Мы вернулись ночью. Костер не зажигали, он возвышался пирамидой в центре поляны, в долине Олень был подстрелен, но его разделили между воинами, чтобы они приготовили мясо на маленьких лагерных кострах. Пели по погибшей Яллин. У нее в долине жила сестра, она надела красную вуаль и начала траурное сузейнийское песнопение. Звуки разносились между деревьями, оплетая их своей паутиной, охватывая всех нас сетью печали.
Когда горестная музыка заполнила долину, я разжег свой маленький костерок под деревьями Я сидел там один, разогревая похлебку, чтобы наполнить желудок, и кипятя отвар дубовой коры, чтобы промыть рану. Я развязал тряпку на бедре и почувствовал, что у меня за спиной кто-то стоит.
— Иди к костру, если хочешь. Незачем прятаться в тени. — Это был эззарианский юноша.
Ему было лет пятнадцать. За все те дни, что я провел в отряде, он сказал мне не больше пары слов. Они с братом учились у меня, наблюдали, слушали, но не спешили знакомиться ближе.
Я жестом указал на котелок, но он отрицательно покачал головой и неловко опустился на землю напротив меня.
— Я просто хотел спросить… а у эззарийцев есть траурные песни?
— Да. — Я обмакнул бинт в кипящий дубовый отвар, стиснул зубы и прижал его к ране. — Они очень похожи на плачи сузейнийцев. — Сузейнийцы верили, что смерть — только первое из сотни испытаний на пути души, которая должна найти свой путь в земли смерти, причем эти земли были совсем даже не тем местом, в которое стоило стремиться, преодолевая такие сложности. — Но они нравятся мне больше. Они не такие безнадежные. Наши боги, Вердон и его сын Валдис, добрее Госсопара. Наши погребальные песни поются, чтобы отдать дань уважения мертвым и запечатлеть их в нашей памяти, — и еще утешить тех, кто остался.
— Я бы хотел… Я не знаю…
— Я научу тебя, если хочешь.
Он кивнул, свет костра отражался в его черных глазах. И мы начали готовиться к песнопению. Это действие само по себе уже утешало, даже больше чем слова. Но сначала я научил его словам, я произнес их по-эззариански, и мне показалось, что он не понимает этого языка. Тогда я произнес их на азеоле, общем языке Империи. Потом я пропел слова, объяснив мальчику, как следует сидеть, раскрыв ладони, чтобы настроить себя на нужный лад. Когда я дошел до фразы, в которой необходимо упомянуть имя покойного, он хотел сказать мне имя, но я предостерегающе поднял руку:
— Ты веришь, что его душа жива?
— Я хотел бы верить… — Надежда. Горе. Неуверенность. Страх, что он ошибается. Все как у всех.
— Тогда не говори имя мне, чужаку, — только не тому, кого коснулся демон. — Имена ведут к душе человека. Никогда не называй их просто так.
— Это поэтому ты не спросил наших имен? Да… мой брат решил, что ты презираешь нас. Нам всегда говорили, что не существует эззарийца…
— Прошу прощения. — Блез шагнул в круг света и протянул руку мальчику, который сразу же вскочил на ноги, преданно глядя на своего командира. — Я не хотел вас прерывать, но мне необходимо поговорить с нашим новым другом… — Блез притянул мальчика к себе и пристально посмотрел в его печальное лицо. — Я не смог скорбеть вместе с вами. Завтра на закате мы возведем в его честь пирамиду, и ты сможешь спеть ту песню, которую сейчас узнал. — Он крепко взял юношу за плечо. — Его смерть не была напрасной. Клянусь. А теперь ступай к Фарролу. Скажи ему, что я буду в Веллитской долине. Пусть позаботится о часовых. Люди устали.
Мальчик неловко поклонился, прежде чем уйти:
— Благодарю тебя. — Он исчез в лесу, но скоро вернулся. — Его звали Давет. А я Кьор. Я кивнул и прижал кулак к груди.
— Лис на Сейонн, — сказал я по-эззариански, даря ему свое имя и дружбу. — Доброй ночи, Кьор.
Когда он убежал по направлению к остальным кострам, Блез кинул мне мои башмаки:
— Пойдем прогуляемся. Ты ведь сказал, что твоя нога не сильно повреждена?
— Все в порядке, — ответил я, натягивая целые штаны и засовывая ноги в башмаки. — Прогулка не повредит. Даже наоборот. — Сейчас я был рад любому развлечению.
Мы пошли по аккуратной дорожке, вымощенной лишь в южной части долины. Она постепенно перешла в тропинку, вьющуюся между берез и сосен. Звуки и огни лагеря постепенно исчезли, остались лишь голоса ночных птиц и шум потока и еще шорох листьев собачьих ягод и лисьих перчаток. Я ждал, пока Блез заговорит. Очевидно, он не просто так вытащил меня сюда. Но он молчал, и я тихо наслаждался свежим прохладным ветром, в запахе которого уже чувствовалась близкая зима. Начался подъем. Блез провел меня через березовую рощицу, и мы вышли на тропу, ведущую в следующую долину, распростершуюся под яркой луной. В воздухе пахло дымом и почему-то козами, потом я услышал шум другой реки и заметил впереди свет.
Покрытая дерном избушка стояла на краю леса. За ней начинался широкий луг, через который текла река, сияя в свете луны, как драгоценное ожерелье. С одной стороны от дома был разбит сад, какой-то высокий человек запирал козий загон, располагавшийся у другой стороны. Он замер, заметив нас.
— Я привел гостя, — обратился к нему Блез. — Надеюсь, еще не слишком поздно.
— Только что закончил дойку, — ответил человек. — Еще рано для тех, кто занят добычей хлеба насущного. — Голос великана звучал приветливо. Он не стал тратить время на церемонии, а просто пошел к домику, неся в одной руке ведро с молоком, а другой опираясь на палку. Я не заметил у загона, что у него только одна нога. — Линии! Пришел Блез с товарищем!
Когда мы подошли к дому, дверь распахнулась и желтый свет осветил тропинку. Одноногий человек, манганарец, чьи каштановые кудрявые волосы и широченные плечи заставили меня мысленно сравнить его с медведем, остановился в пятне света, чтобы наконец поздороваться с нами. В дверях стояла женщина, в руках у нее был сверток из одеяла. Длинные темные волосы, перехваченные зеленой лентой, красновато-золотистая кожа. Эззарийка.
— Добро пожаловать! — Человек поставил ведро и пожал Блезу руку. — Хорошо, что ты пришел. Мы уже сто лет не получаем новостей.
— Сейчас у тех, кто не занят добычей хлеба насущного, тяжелые времена, — ответил Блез, улыбаясь.
— Тише, вы оба! — шикнула на них женщина. — Я только что уложила его спать. Только попробуйте разбудить! — Она позволила Блезу поцеловать ее в щеку. Когда их лица оказались рядом, у меня не осталось сомнений в их близком родстве.
— Моя сестра, Элинор, — пояснил Блез, счастливо улыбаясь женщине. — И ее муж Горден. Это, — он кивнул на меня, — наш новый товарищ, пришел к нам месяц назад. Пусть он сам представится.
— Сейонн, — произнес я.
Одноногий человек кивнул, чтобы я шел в дом за его женой. В домике было чисто и уютно, хотя и тесновато для трех мужчин и высокой женщины. На маленьком сосновом столике стояли две деревянные миски и две кружки, которых тут же стало четыре. У стены выстроились три прочных стула. В открытом шкафу со множеством полок виднелись мешочки с мукой и солью, травы, тарелка с маслом и прочие вещи, которые часто бывают в таких небогатых кухнях. Деревянный пол покрывала чистая солома. Кровать в углу была застлана покрывалом, связанным из голубой шерсти. Над огнем кипел котелок с вечерней похлебкой.
— Отужинаете с нами? — спросила Элинор, накрывая на стол одной рукой, пока Горден наливал молоко в кувшин. — Вы оба выглядите усталыми. Мой братец мастер создавать трудности, правда?
— Никогда не видел никого похожего на него, — подтвердил я, забирая у нее тарелку с маслом и ставя ее на стол.
Блез пододвинул к столу стулья и бочку для четвертого, потом взял с полки нож и нарезал хлеб, положив по ломтю в каждую миску. Его сестра сняла с полки синюю мисочку, в которой было ложки две сахара, и поставила ее на почетное место в центре стола.
— Сейчас Горден вынесет молоко на холод, и мы сядем за стол. Попробую положить этого господина хоть ненадолго. Он обожает быть на руках. — Она отогнула край одеяла так, чтобы я мог увидеть содержимое свертка. — Сейонн, познакомься с Эваном-диарфом.
Видение ожило. То видение, которое являлось ко мне в безумии и отчаянии на башне Кол-Диата. Теперь оно обрело теплую розовую плоть, прямые черные волоски и длинные темные ресницы, тень от которых всегда лишает блеска эззарианские глаза. Я коснулся круглой щеки дрожащим пальцем, младенец зашевелился, вздохнул и уткнулся носом в длинную шею Элинор, так и не открыв глаза Я знал его, как человек знает свои руки и ноги, как он знает взошедшее солнце или звезды Эззарии. Это был мой сын.