Страница:
— Нет, — хором ответили мы с Фионой.
— Тсс… — В нишу скользнул Хаззир. Он взял Лидию за руку. — На улице перед храмом какой-то шум.
— Простите меня, моя госпожа. — Я начал теснить Фиону назад. Я тоже слышал крики и шум у ворот храма. — Я не должен был компрометировать вас.
Лидия задержалась на минуту, несмотря на волнение своего спутника. Она всматривалась в мое лицо, словно запечатлевая его в памяти, чтобы позже подумать над его выражением:
— Ты получишь ответ в полночь у фонтана Гассервы.
— Моя госпожа, из этого храма есть другой выход. — Хаззир едва сдерживался, чтобы не потащить ее силой.
— Я позабочусь о том, чтобы у вас было время уйти, — сказал я. — Оставайтесь у задней двери, пока свет не погаснет. — Они ушли, прежде чем я успел договорить. Я потащил Фиону в глубину ниши. Там, в камнях, было углубление, в котором мог спрятаться ребенок или миниатюрная женщина. — Сиди здесь, не привлекай внимания, но будь готова уйти в любой момент.
— Где ты, предатель? — Гнев Александра бился о стены храма, словно язык огромного колокола. — Трус! Обманщик! — Молящиеся в ужасе покидали храм. — С кем ты встречаешься тут? Где она? Какое заклятие ты наложил на нее, заставив прийти сюда?
Я не позволю ему найти Лидию или причинить вред тем, кто находится сейчас в храме.
— Я здесь, мой господин, — отозвался я, переходя от одной колонны к другой, колокольчики заволновались и зазвучали от моего движения. — Я действительно искал ее общества, чтобы просить разобраться в происшедшем. Я надеялся, что вы выслушаете того, в ком не сомневаетесь, если вы сомневаетесь во мне.
— Где она? Как ты смеешь впутывать в свои дела мою семью?
— Она отказалась выслушать меня, мой господин. Она вернулась домой. Она говорит, что сначала я должен объяснить все вам. — В последние дни ложь давалась мне особенно легко. Сейчас он не увидит, если мое лицо вдруг пожелтеет. — И я прошу вашего внимания…
— Не проси меня ни о чем! — Его сапоги стучали по глиняным плитам пола, он метался между колоннами, выслеживая меня не с помощью мелидды, а с помощью одного только инстинкта опытного воина. — Все твои разговоры о вере, чести, свете и тьме… ты все время лгал?
Выйди ко мне и повтори все снова, я поаплодирую твоему умению притворяться.
Я переключил восприятие, прислушиваясь.
— Нет, убери, — негромко сказал он кому-то рядом с ним. — Я хочу, чтобы все ушли отсюда. Я понятия не имею, что он может сделать. И, Совари, — я безошибочно узнал звук вынимаемого из ножен меча, — если ты найдешь мою жену…
— Я буду осторожен.
Шаги затихли, в храме остался только один дерзиец, тот, что обнажил меч. Я прикрыл глаза и начал вызывать ветер, чтобы задуть свечи. Он остановился, когда в храме стемнело. Я надеялся, что леди Лидия будет двигаться быстро и бесшумно.
— Ты можешь колдовать сколько угодно, Сейонн, но один из нас доберется до тебя. Ты не предашь меня снова.
Он был совсем близко. Достаточно близко, чтобы мы могли говорить нормальным голосом, но я продолжал медленно пробираться между колоннами, заставляя умолкать колокольчики у меня за спиной и раскачивая вызванным ветром те, что висели в дальних углах храма, чтобы держать его на расстоянии.
— Мой господин, неужели вы даже не выслушаете меня?
— Я достаточно слушал. И знаешь, что я услышал? Историю о том, как Айвор Лукаш и его разбойники едва не похитили лошадей Императора, и о том, как некий маг бился с моими воинами, убив двоих и искалечив третьего. Дворяне говорят мне, что человек, неспособный уследить за своими лошадьми, не может уследить за Империей. — Его шаги звучали все ближе, его голос стал громче. В нем звучал металл. Шагах в десяти от меня вспыхнул факел. — Некоторые говорят, что это был тот же самый маг, который напал на крепость одного из моих баронов и зарубил безоружного воина; возможно, именно он ограбил сборщика налогов в Вайяполисе. Говорят, что его владение мечом превосходит умения Лидуннийских Братьев. Я знаю только одного такого человека. Я слышал, что человек, которому я верил как самому себе… которому я отдал свою дружбу и доверил свою честь… намалевал себе на лице белый кинжал и насмеялся надо мной. Это та самая история, которую ты собирался мне рассказать? Или ты изобрел иную ложь, как тогда в Дазет-Хомоле, и теперь снова скажешь, что ты не один из них?
— Если бы вы…
— Друйя, вложи разум в мою пустую голову… Я верил тебе. Но больше не стану. Выйди и расскажи мне свою историю. Но только на этот раз возьми с собой меч.
Слушать его слова было больно. Связывающие нас узы были важнее родственных, они были для меня ценнее собственной жизни. Я не мог переубедить его, не рассказав всего (если переубедить его вообще было возможно), а сейчас было не время говорить о Блезе. Слишком сильно задета гордость. Слишком много подозрений. Я должен найти способ спасти молодого мятежника. Только тогда они смогут примириться друг с другом и со мной.
— Я не прошу верить мне, мой господин. Я знаю, что слова ничего не значат, когда нанесена такая рана. Я понимаю…
— Понимаешь? Половина двадцатки Совета потребовала встречи через месяц. Они призывают меня… призывают меня… явиться и рассказать, что мне удалось сделать с мятежниками. Ты понимаешь, что это значит?
Я понимал. Унижение. А для дерзийского воина существовал лишь один способ отплатить за оказанное неуважение. Война. Все обстояло хуже, чем я предполагал.
— Что ж, если это поможет привести все в порядок… Но, господин, моя смерть, даже если она станет настоящим зрелищем, не решит проблемы. Так же как и война против собственного народа, как ни желали бы ее ваши бароны. Удержите их. Убедите их. Никто не разбирается в людях лучше вас. Когда ваш гнев поутихнет, вы вспомните, почему мы не можем лгать друг другу. Вы знаете меня так, как ни один мужчина и ни одна женщина не знают меня. Дайте мне время, и я найду способ покончить с мятежами. Клянусь!
— У меня нет времени. И у тебя тоже. — Александр не верил мне. — Я не стану забирать то, что дал тебе, но ты будешь не рад моим дарам, эззариец. Я уже издал указ, где говорится, что Айвор Лукаш и его люди считаются предателями. Я поймаю их и предам казни. Их смерть будет на твоей совести. И любой мужчина, женщина или ребенок, помогающие Лукашу едой, лекарствами или одеждой, будут считаться предателями и будут казнены как предатели.
— Мой господин, прошу…
— Что до тебя, если ты попробуешь вернуться к себе на родину, твой народ будет считаться пособником мятежников. Я сожгу Эззарию, и ни один маг не сможет погасить зажженные мною костры.
Кровь застыла у меня в жилах. Я едва мог отвечать:
— Этого можете не опасаться. Они не примут меня назад. — «Лишить меня выбора…» При всем моем знании Александра на этот раз я недооценил его ярости.
Голос принца упал почти до шепота, что было гораздо опаснее простого гнева. С остротой его слов не мог бы поспорить и самый острый клинок.
— Когда-то я думал, что ваша манера не замечать человека — странный трусливый способ наказать его. Но теперь я понял. Иногда просто невыносимо видеть настоящее лицо того, кого ты считал прекрасным. Но я упрямый и тупоголовый дерзиец. Я пойду своим путем. Ты можешь сдаться и потом предстать перед судом вместе со своими друзьями, а можешь сражаться со мной и умереть сейчас. Тебе осталось выбрать. Сдаться или умереть.
Его умения не были соединены с мелиддой, но он был прекрасным бойцом. Он стоял в пяти шагах от меня и прекрасно знал, где я.
— Прошу прощения, мой господин. Ни то, ни другое мне не подходит. — Я очертил рукой круг, и по всему храму загорелись огни и зазвенели, надрываясь, колокольчики. Можно было подумать, что земля под храмом вдруг заворочалась.
Я хотел бежать в нишу, но Фиона была уже у меня за спиной. Мы помчались к задней двери. Солдаты Александра бежали ему на помощь. На какой-то миг они застыли, ослепленные сиянием и оглушенные какофонией. Мы прокрались мимо них, выбежали в ночь и мчались, пока не очутились посреди беднейших кварталов столицы.
— Он считает, что все еще владеет тобой, — выдохнула Фиона, когда мы наконец замедлили бег, смешавшись с толпой нищих, пьяниц, рабов, воров и проституток, снующих по пыльным улицам.
Я не мог ей ответить. Моя голова кружилась от только что созданных сильных заклинаний и от злости. На себя, на Александра и на его нелепую гордость, на Блеза и его дурацкий идеализм, на мир, в котором я разрушал все, что люблю.
В призрачном желтом свете факелов женщины с грубыми лицами ссорились из-за мяса явно больных коз и костлявых тушек цыплят. Чумазые детишки цеплялись за их юбки. Беззубый фритянин убеждал нас присоединиться к компании играющих в ульяты. Призом победителю была оборванная дрожащая девочка лет десяти.
— Для работы и для удовольствия, — уговаривал он. — Почти еще не тронутая.
Я отшвырнул его в сторону, с трудом подавляя желание всадить в него нож. Фиона потащила меня дальше:
— Ты не будешь в безопасности, пока не уедешь из этого кошмарного города.
— Он не собирался убивать меня. — Я изо всех сил хватался за соломинку надежды.
— Его слова звучали вполне убедительно.
— Я знаю его лучше, чем он сам знает себя. — Но не настолько хорошо, чтобы предположить, что он сможет так резко от меня отвернуться.
— Ты глупец.
— Точно.
Из пустыни дул холодный ветер, Фиона дрожала. Она избавилась от белого платья, чтобы было удобнее убегать, и теперь на ней были только штаны и тонкая рубашка. Я покопался в куче старой одежды, сложенной прямо на улице перед зорко поглядывающей по сторонам старухой, и нашел драный плащ, пахнущий овцами, и короткую куртку из алой шерсти с темным пятном на спине. Я кинул Фионе куртку, а сам завернулся в плащ. Хотя я не верил, что Александр станет причинять мне вред, у меня не было сомнений насчет его чувств к Айвору Лукашу.
— А теперь тебе пора домой. Закрой лицо и держись от меня как можно дальше. — Эззарийцы и так все время находились под угрозой попасть в рабство, а если я покажу свою бумагу, чтобы избежать его, я сразу же раскрою свое инкогнито. Тот, кто окажется рядом со мной, будет считаться пособником Лукаша. Значит, ее отправят на смерть. Медленную и мучительную.
— А обещание госпожи?
Действительно, вопрос. Мне необходимо найти Бал-тара. Теперь, когда я не имею права возвращаться в Эззарию, у меня просто нет выбора. Но я не мог и дальше пользоваться любезностью принцессы.
— Я найду другой способ добыть информацию. А теперь иди и не останавливайся. Если ты останешься и тебя не убьют дерзийцы, клянусь, я сделаю это сам.
Но на мою ищейку не действовали подобные слова.
— Она отправит гонца. Если на встречу с ним приду я, то она никак не будет связана ни с тобой, ни с Лукашем. Я не принадлежу к мятежникам. Принц это знает.
— Слишком опасно. Я не позволю тебе. — Я пошел по грязному переулку к трактиру, но Фиона схватила меня за рукав и прижала к стене:
— Не позволишь? С каких это пор ты сделался моим защитником? — Прежде чем я успел ответить, сторож начал отбивать полночь — Жди здесь. Я вернусь раньше, чем ты успеешь закрыть рот.
— Но ты даже не знаешь…
— Я знаю, как найти фонтан Гассервы. Так уж получилось, что однажды я убила рядом с ним человека. — С этими словами она исчезла в толпе.
Я побрел по переулку, размышляя, увижу ли я Фиону снова. Первый раз за все время нашего знакомства я хотел этого.
ГЛАВА 18
Я тащился к скованному льдом замку, оставляя за собой кровавый след. Острые льдинки впивались в мои замерзшие обнаженные руки и ноги. Все еще далеко. Тьма поглотит меня раньше, чем я попаду внутрь. Я заставил себя вдохнуть порцию морозного воздуха. В этот миг величественные ворота открылись, выпустив отряд светящихся призраков. С трепетом наблюдал я за их продвижением. Высокие, гордые и прямые, они ехали по сияющему мосту, то угасая, то становясь ярче перед моим взором. Прекрасные. Опасные. Человек, идущий впереди отряда, вел в поводу белого коня в чернено-серебряной сбруе. Конь без всадника, огромный, сильный, умный. Призрачный отряд уходил в туман, все дальше и дальше от меня, пока наконец не приблизился к одинокой фигуре, человеку в серебристо-черных одеждах, возвышающемуся посреди бурана. Он был повелителем этой бури, хозяином тех земель, по которым ступал. В нем были сила, мощь и угроза, но в то же время и величие. Когда человек сел на белого коня, я выкрикнул предостережение, потому что знал, что он порожден той тьмой, которая заползала в мою замороженную душу, это он наслал на меня пожирающий внутренности ледяной огонь. Но как бы громко я ни кричал, призраки не слышали меня из-за бешеных завываний ветра. И сколько бы я ни старался, не мог разглядеть лица гиганта.
— Когда ты расскажешь мне о том, что происходит? — Голос за моей спиной вернул меня в реальный мир. — Мало того что ты кричишь во сне, так ты и сейчас сидишь, вращая глазами, и дергаешься, словно собираешься перевернуть эту грязную лодку. Если хочешь меня утопить, просто выброси за борт.
— Извини. — Я отдышался и взялся за весла. Нашу утлую лодчонку медленно кружил водоворот, увлекая на середину реки. Темно-зеленая вода готова была захлестнуть низкие борта.
— Так что же это?
— Возможно, я расскажу тебе, если ты поведаешь, кого ты убила у фонтана Гассервы.
— Я не обязана исповедоваться тебе в чем-либо.
Поэтому я не рассказал ей о моем сне, который снова начал преследовать меня наяву. Упорнее, чем когда-либо. Сильнее. Страшнее. Серебристо-черный человек, стоящий посреди бури… Его сила и исходящая от него опасность леденили мне кровь.
— Я никогда не слышала об этом месте, — произнесла Фиона. — Почему кто-то должен жить на этом острове? Сюда слишком трудно добраться.
Я сосредоточился на веслах, борясь с сильным течением, и в очередной раз подумал, что Фиона была специально придумана богами как наказание за мои многочисленные грехи. Если речь шла о лошади, то для нее это было коварное животное с дурными намерениями, если это была дорога, то слишком неровная, если день, то он был слишком жарким, или холодным, или ветреным, или сырым, ну а то, что делал я, всегда было слишком быстрым или медленным, трусливым или необдуманным. С той ночи, когда она вернулась с сообщением, что Балтар живет в одиночестве на острове, на реке Сайер, она не умолкала ни на минуту все часы, пока мы бодрствовали. Я подозревал, что ее жалобы продолжали литься и когда я спал. Возможно, она хотела непрерывной болтовней заставить меня забыть свои слова о том, что она кого-то убила у фонтана в те дни, когда была сборщиком.
Сборщики были ворами, которых Талар отряжала в города Дерзи, чтобы они похищали те вещи, без которых эззарийцы, укрывающиеся в лесах, не могли обойтись и которые было невозможно вырастить или найти. Подобные рейды были очень опасны, сборщиков могли схватить в любой момент. Но те, кто выживал, становились отличными шпионами и следопытами. Неудивительно, что у Фионы были такие навыки. Удивительно то, что она бывала в Загаде. Что эззарианский сборщик забыл в столице Империи?
Я несколько раз подталкивал ее к тому, чтобы она рассказала, что это было за событие, думая, что девушка не случайно упомянула о нем. Но все время, пока мы ехали к острову, она ни словом не обмолвилась о своем прошлом. Теперь мы были совсем близко от берлоги Балтара, и моя ищейка все еще продолжала вынюхивать и болтать без умолку:
— Тучи когда-нибудь расходятся над этой мерзкой рекой? Мы свернули на север три дня назад и с тех пор так и не видели солнца.
— Фиона, пожалуйста, просто правь. Я хочу покончить с этим как можно скорее. — Чем ближе мы подбирались к Балтару, тем более бессмысленным мне казался этот визит. Ну что может рассказать нам эта древняя развалина? Человек из мести придумал способ уничтожать самое главное в душе эззарийцев. Даже если он и нашел что-то касающееся младенческой одержимости, он не станет делиться этими сведениями ни с кем из нас. Он не помчится спасать чужих детей.
Мы с Фионой ехали сначала на запад, потом на север от Загада, ни с кем не общаясь, потратив остатки денег, данных виноторговцем, на покупку припасов и часту для переезда через пустыню. Потом мы продали часту на рынке в Пассиле, городке Северной Базрании, и нашли человека, который давал напрокат лодки. Впереди у нас было широкое озеро и бурная река, на которой располагался остров Балтара. Мы могли б дождаться баржи, идущей через озеро. Она сумела бы доставить нас вместе с лодкой к устью реки Сайер, но баржами часто пользовались работорговцы, а в городе уже заметили характерную эззарианскую внешность Фионы. Я сам не посмел сунуться в Пассиль, после того как Фиона услышала разговор солдат об указе принца, касающемся поимки Айвора Лукаша. Мы хотели убраться из города до того, как кто-нибудь решит получить вознаграждение за наши головы.
Сон преследовал меня все время нашего путешествия, становясь хуже день ото дня. И теперь, когда мы были уже у самого Фаллатьеля, я не мог собраться с мыслями.
Хотя стоял еще ранний вечер, сделалось совсем темно. Над нами покачивались клубы плотного тумана, от которого моментально отсырели одежда, сумки и даже весла. Было холодно, но волосы прилипали к лицу, и невозможно было с уверенностью сказать, что за капли стекают по шее — пот или вода. Я прислушивался к звуку бегущей воды, который слабел по мере того, как река заворачивала на запад к острову Фаллатьель.
В западной части острова, как сообщил нам владелец одной из барж, мы найдем небольшую бухту с полоской песка — самое удобное место для высадки. Раз в год на этом пляже оставляли соль, муку, масло, свечи и другие необходимые для жизни вещи, но обитателя острова никто никогда не видел. За товары кто-то расплачивался в Загаде, но кто это был — неизвестно.
— Готовь канат, — сказал я. Бурный поток тащил нас к скалам, из тумана вынырнули два гигантских темных силуэта. — Это те камни, о которых нас предупреждали. Теперь нам надо уйти вправо и позволить течению вынести нас на берег.
Уже несколько минут спустя я вел лодку между камнями, правя на узкую песчаную косу. По берегу расхаживал зимородок, готовый в любой миг кинуться в воду за своим ужином. Стайка ласточек, спугнутая нашим прибытием, исчезла в тумане, сорвавшись с обломка скалы, лежавшего на пляже.
— Привет! — прокричал я. Мой крик растворился в тумане, и я не удивился, не услышав ответа. — Пойдем. Я не собираюсь торчать здесь и ждать, пока он явится и пригласит нас войти. — Я стряхнул с ног налипшие песчинки и натянул башмаки, которые снимал, чтобы затащить лодку на берег. Фиона привязала наше судно веревкой к ближайшей иве.
Узкая тропинка, извиваясь, уходила в заросли елей и сосен. Птицы слетали с веток при нашем приближении. Какие-то мелкие зверюшки шуршали в кустиках черники, покрывающих все пространство под деревьями.
— Привет! — снова закричал я.
Мы шли уже минут пятнадцать, все еще не замечая признаков жилья. Вокруг были только деревья, валуны и птицы. Я начал подумывать, туда ли мы попали. Но тут почувствовал движение у нас за спиной и тронул Фиону за руку, предупреждая.
— Нет ничего удивительного, что он прячется от пришедших к нему эззарийцев, — сказал я громко. — Он же не знает, что мы приехали только узнать кое-что.
— Я слышала, что он единственный ученый, разбирающийся в таких вопросах, — в тон мне ответила Фиона. — Будет очень жаль, если… ой! — Она замерла на вершине холма, который, по моим расчетам, должен был быть самой высокой точкой острова. Но напротив нас оказался холм повыше, а на его фоне — развалины. Пять пар высоких изящных колонн, собравшихся в призрачный хоровод в густом тумане. Деревянная крыша над ними давно прогнила, но сохранились фигурные каменные перемычки над колоннами. Несколько фрагментов когда-то обрушились и теперь виднелись под выросшими над ними мхами и черничником.
Я видел много построек древних мастеров, все они были прекрасны и пропорциональны, в них чувствовался тонкий вкус и высокий интеллект строителей. Все, что моя мать рассказывала мне об артистизме, о пропорциях и соразмерности, симметрии и изяществе, зримо воплощалось в их каменных творениях. Но ни разу я не видел постройки, которая была бы настолько совершенной. Это сооружение выглядело так же, как эззарианские храмы. Но теперь, увидев ее, я ни за что не спутал бы маленькую грубую копию с величественным оригиналом. Кто-то из наших предков видел это место и нашел в нем образец для своих творений, идеал, а потом постройки, подобные ей, стали возводить по всей Эззарии. Как странно найти ее именно теперь, когда я начал верить, что мы обречены на вымирание.
Внизу, в заросшей густым лесом долине, между холмами виднелся прямоугольный водоем, бассейн с каменными бортиками. С темной неподвижной поверхности воды поднимались клубы тумана. Мы с Фионой одновременно зашагали вниз по едва заметной тропинке, ведущей к воде, и уставились на ее поверхность. Не знаю, чего именно мы ожидали, но точно не того, что увидели в отражении. У нас за спиной оказалось радостное лицо: круглые щеки, небольшой пухлый рот, живые черные глаза и облачко легких белых, как пух, волос на голом черепе.
— Вы видите там что-нибудь? За эти годы я столько раз заглядывал туда, но ни разу так и не увидел ничего интересного. Вода. Звезды. Ветер. Я сам. Я уверен, что там есть на что взглянуть, иначе почему бы вы пошли прямо сюда и начали смотреть? — Он переводил взгляд с Фионы на меня и обратно. — Я вас знаю?
Я вздрогнул и отвернулся от прозрачного отражения к человеку из плоти и крови.
— Мы пришли сюда к… — Я взглянул на бодрого ясноглазого старика, ростом чуть выше Фионы. Я не мог поверить, что это и есть искомое чудовище.
— Не называйте имени, если оно беспокоит вас. Или называйте, если хотите. Мне все равно. Тут никого нет, поэтому я давно его не слышу. Иногда мне кажется, что я его уже забыл, что было бы прекрасно. Имена действительно тяжкий груз.
Человек, способный так беззаботно болтать, неся на себе груз кошмаров, смерти и безумия — он худшее из чудовищ. Я машинально провел рукой перед глазами. Полностью сосредоточившись, я использовал мелидду, но не заметил ни малейшего признака влияния демона Я видел перед собой маленького человечка с белым пухом на розовой голове. Он хмурил широкие седые брови и морщился, словно чувствуя дискомфорт от моего пристального взгляда.
— Не слишком дружелюбный гость. Совсем недружелюбный. А вы, — он кивнул на Фиону, — не так ужасны, как ваш спутник. Вам не нравится все происходящее, но в вас есть хотя бы любопытство. А он не снимает руку с рукоятки кинжала. Вы мои первые гости за столько лет, и, похоже, ваш визит меня доконает. — Он вздохнул. — Не могу сказать, что стану сильно возражать.
Он сцепил руки за спиной и начал вышагивать вокруг водоема, вглядываясь в воду, словно желая лишний раз убедиться, что там нет ничего интересного. Потом оглянулся на нас:
— Вы, конечно, можете пойти со мной. Я покажу вам все, а потом вы убьете меня или не убьете, как вам будет угодно.
Он сделал еще несколько шагов. Ни я, ни Фиона не двинулись.
— Понимаете, все эти годы я ждал. И никто не приходил. Я не мог уйти, потому что никто не поверил бы мне, не увидев. Я был уверен, что в один прекрасный день они пошлют кого-нибудь. Я знаю, кто вы такой. Смотритель. Никакого сомнения. Я чувствую запах вашей мелидды, он очень сильный. Его даже можно попробовать на вкус. Лично у меня никогда не было такой силы, которую другие могли бы ощущать. Весьма посредственная сила. Какую славу вы, должно быть, знали… и узнаете, если не будете убивать меня сразу. Идемте. Там огонь и глинтвейн, я всегда заказываю у них вино. Два бочонка на год. Они прислали бы и больше, но я никогда не прошу больше. Пусть шлют то, что всегда. Так проще, знаете ли.
Он покачал головой и шагнул между парными колоннами.
— Ну же, идемте! А то можно подумать, что вы просто шестая пара этих столбов. — Он шлепнул ладонями по колоннам, хихикнул и вошел в храм.
Странное оцепенение покинуло нас, мы оба двинулись за ним. Мы не разговаривали. Что можно сказать, когда все наши ожидания не оправдались? И наши, и его. Он думал, что мы пришли убить его… Я всегда боялся, что именно так и поступлю, когда увижу наконец негодяя… а на самом деле мы пришли сюда услышать его историю… хотя, кажется, этого он и хотел.
Ступени храма были разрушены, из разломов выползали цепкие усики каких-то растений, но пол в круге колонн был гладким и ничем не поврежденным. В специальном углублении в полу горел огонь, жаркий, недымный, над ним висел медный котелок. В воздухе пахло сладким вином и пряностями. Я остановился у огня, чтобы подсушить промокшую одежду, но, когда старик предложил мне стакан вина, я отказался:
— Я пришел сюда не для того, чтобы пить с вами.
— Нет, нет, конечно нет. — Он смотрел на клеймо на моем лице, которым клеймили рабов императорского семейства. — Вы, должно быть, исключительная личность. Вы прошли через обряды и восстановили свою мелидду. Могу ли я просить вас рассказать, как это произошло? — Он тяжело вздохнул и предложил вина Фионе. Она посмотрела на меня, потом взяла стакан и поднесла к лицу, вдыхая горячий пар. Она была такой тоненькой, что мгновенно замерзала. Я не умел обнаруживать яд в напитках. Надеюсь, она умеет.
Балтар подкинул в огонь полено и щелкнул пальцами. Дерево моментально вспыхнуло жарким пламенем, разогнавшим сумрак внутри храма. Мое внимание тут же привлекло цветное пятно у очага. Мозаика. Такая же, как и в наших храмах. Я никогда не видел мозаик в других развалинах. Возможно, они были разрушены, а возможно, их выкладывали только в таких постройках, как эта. Как они использовали это место? Уж точно не для прогулок в чужих душах.
— Тсс… — В нишу скользнул Хаззир. Он взял Лидию за руку. — На улице перед храмом какой-то шум.
— Простите меня, моя госпожа. — Я начал теснить Фиону назад. Я тоже слышал крики и шум у ворот храма. — Я не должен был компрометировать вас.
Лидия задержалась на минуту, несмотря на волнение своего спутника. Она всматривалась в мое лицо, словно запечатлевая его в памяти, чтобы позже подумать над его выражением:
— Ты получишь ответ в полночь у фонтана Гассервы.
— Моя госпожа, из этого храма есть другой выход. — Хаззир едва сдерживался, чтобы не потащить ее силой.
— Я позабочусь о том, чтобы у вас было время уйти, — сказал я. — Оставайтесь у задней двери, пока свет не погаснет. — Они ушли, прежде чем я успел договорить. Я потащил Фиону в глубину ниши. Там, в камнях, было углубление, в котором мог спрятаться ребенок или миниатюрная женщина. — Сиди здесь, не привлекай внимания, но будь готова уйти в любой момент.
— Где ты, предатель? — Гнев Александра бился о стены храма, словно язык огромного колокола. — Трус! Обманщик! — Молящиеся в ужасе покидали храм. — С кем ты встречаешься тут? Где она? Какое заклятие ты наложил на нее, заставив прийти сюда?
Я не позволю ему найти Лидию или причинить вред тем, кто находится сейчас в храме.
— Я здесь, мой господин, — отозвался я, переходя от одной колонны к другой, колокольчики заволновались и зазвучали от моего движения. — Я действительно искал ее общества, чтобы просить разобраться в происшедшем. Я надеялся, что вы выслушаете того, в ком не сомневаетесь, если вы сомневаетесь во мне.
— Где она? Как ты смеешь впутывать в свои дела мою семью?
— Она отказалась выслушать меня, мой господин. Она вернулась домой. Она говорит, что сначала я должен объяснить все вам. — В последние дни ложь давалась мне особенно легко. Сейчас он не увидит, если мое лицо вдруг пожелтеет. — И я прошу вашего внимания…
— Не проси меня ни о чем! — Его сапоги стучали по глиняным плитам пола, он метался между колоннами, выслеживая меня не с помощью мелидды, а с помощью одного только инстинкта опытного воина. — Все твои разговоры о вере, чести, свете и тьме… ты все время лгал?
Выйди ко мне и повтори все снова, я поаплодирую твоему умению притворяться.
Я переключил восприятие, прислушиваясь.
— Нет, убери, — негромко сказал он кому-то рядом с ним. — Я хочу, чтобы все ушли отсюда. Я понятия не имею, что он может сделать. И, Совари, — я безошибочно узнал звук вынимаемого из ножен меча, — если ты найдешь мою жену…
— Я буду осторожен.
Шаги затихли, в храме остался только один дерзиец, тот, что обнажил меч. Я прикрыл глаза и начал вызывать ветер, чтобы задуть свечи. Он остановился, когда в храме стемнело. Я надеялся, что леди Лидия будет двигаться быстро и бесшумно.
— Ты можешь колдовать сколько угодно, Сейонн, но один из нас доберется до тебя. Ты не предашь меня снова.
Он был совсем близко. Достаточно близко, чтобы мы могли говорить нормальным голосом, но я продолжал медленно пробираться между колоннами, заставляя умолкать колокольчики у меня за спиной и раскачивая вызванным ветром те, что висели в дальних углах храма, чтобы держать его на расстоянии.
— Мой господин, неужели вы даже не выслушаете меня?
— Я достаточно слушал. И знаешь, что я услышал? Историю о том, как Айвор Лукаш и его разбойники едва не похитили лошадей Императора, и о том, как некий маг бился с моими воинами, убив двоих и искалечив третьего. Дворяне говорят мне, что человек, неспособный уследить за своими лошадьми, не может уследить за Империей. — Его шаги звучали все ближе, его голос стал громче. В нем звучал металл. Шагах в десяти от меня вспыхнул факел. — Некоторые говорят, что это был тот же самый маг, который напал на крепость одного из моих баронов и зарубил безоружного воина; возможно, именно он ограбил сборщика налогов в Вайяполисе. Говорят, что его владение мечом превосходит умения Лидуннийских Братьев. Я знаю только одного такого человека. Я слышал, что человек, которому я верил как самому себе… которому я отдал свою дружбу и доверил свою честь… намалевал себе на лице белый кинжал и насмеялся надо мной. Это та самая история, которую ты собирался мне рассказать? Или ты изобрел иную ложь, как тогда в Дазет-Хомоле, и теперь снова скажешь, что ты не один из них?
— Если бы вы…
— Друйя, вложи разум в мою пустую голову… Я верил тебе. Но больше не стану. Выйди и расскажи мне свою историю. Но только на этот раз возьми с собой меч.
Слушать его слова было больно. Связывающие нас узы были важнее родственных, они были для меня ценнее собственной жизни. Я не мог переубедить его, не рассказав всего (если переубедить его вообще было возможно), а сейчас было не время говорить о Блезе. Слишком сильно задета гордость. Слишком много подозрений. Я должен найти способ спасти молодого мятежника. Только тогда они смогут примириться друг с другом и со мной.
— Я не прошу верить мне, мой господин. Я знаю, что слова ничего не значат, когда нанесена такая рана. Я понимаю…
— Понимаешь? Половина двадцатки Совета потребовала встречи через месяц. Они призывают меня… призывают меня… явиться и рассказать, что мне удалось сделать с мятежниками. Ты понимаешь, что это значит?
Я понимал. Унижение. А для дерзийского воина существовал лишь один способ отплатить за оказанное неуважение. Война. Все обстояло хуже, чем я предполагал.
— Что ж, если это поможет привести все в порядок… Но, господин, моя смерть, даже если она станет настоящим зрелищем, не решит проблемы. Так же как и война против собственного народа, как ни желали бы ее ваши бароны. Удержите их. Убедите их. Никто не разбирается в людях лучше вас. Когда ваш гнев поутихнет, вы вспомните, почему мы не можем лгать друг другу. Вы знаете меня так, как ни один мужчина и ни одна женщина не знают меня. Дайте мне время, и я найду способ покончить с мятежами. Клянусь!
— У меня нет времени. И у тебя тоже. — Александр не верил мне. — Я не стану забирать то, что дал тебе, но ты будешь не рад моим дарам, эззариец. Я уже издал указ, где говорится, что Айвор Лукаш и его люди считаются предателями. Я поймаю их и предам казни. Их смерть будет на твоей совести. И любой мужчина, женщина или ребенок, помогающие Лукашу едой, лекарствами или одеждой, будут считаться предателями и будут казнены как предатели.
— Мой господин, прошу…
— Что до тебя, если ты попробуешь вернуться к себе на родину, твой народ будет считаться пособником мятежников. Я сожгу Эззарию, и ни один маг не сможет погасить зажженные мною костры.
Кровь застыла у меня в жилах. Я едва мог отвечать:
— Этого можете не опасаться. Они не примут меня назад. — «Лишить меня выбора…» При всем моем знании Александра на этот раз я недооценил его ярости.
Голос принца упал почти до шепота, что было гораздо опаснее простого гнева. С остротой его слов не мог бы поспорить и самый острый клинок.
— Когда-то я думал, что ваша манера не замечать человека — странный трусливый способ наказать его. Но теперь я понял. Иногда просто невыносимо видеть настоящее лицо того, кого ты считал прекрасным. Но я упрямый и тупоголовый дерзиец. Я пойду своим путем. Ты можешь сдаться и потом предстать перед судом вместе со своими друзьями, а можешь сражаться со мной и умереть сейчас. Тебе осталось выбрать. Сдаться или умереть.
Его умения не были соединены с мелиддой, но он был прекрасным бойцом. Он стоял в пяти шагах от меня и прекрасно знал, где я.
— Прошу прощения, мой господин. Ни то, ни другое мне не подходит. — Я очертил рукой круг, и по всему храму загорелись огни и зазвенели, надрываясь, колокольчики. Можно было подумать, что земля под храмом вдруг заворочалась.
Я хотел бежать в нишу, но Фиона была уже у меня за спиной. Мы помчались к задней двери. Солдаты Александра бежали ему на помощь. На какой-то миг они застыли, ослепленные сиянием и оглушенные какофонией. Мы прокрались мимо них, выбежали в ночь и мчались, пока не очутились посреди беднейших кварталов столицы.
— Он считает, что все еще владеет тобой, — выдохнула Фиона, когда мы наконец замедлили бег, смешавшись с толпой нищих, пьяниц, рабов, воров и проституток, снующих по пыльным улицам.
Я не мог ей ответить. Моя голова кружилась от только что созданных сильных заклинаний и от злости. На себя, на Александра и на его нелепую гордость, на Блеза и его дурацкий идеализм, на мир, в котором я разрушал все, что люблю.
В призрачном желтом свете факелов женщины с грубыми лицами ссорились из-за мяса явно больных коз и костлявых тушек цыплят. Чумазые детишки цеплялись за их юбки. Беззубый фритянин убеждал нас присоединиться к компании играющих в ульяты. Призом победителю была оборванная дрожащая девочка лет десяти.
— Для работы и для удовольствия, — уговаривал он. — Почти еще не тронутая.
Я отшвырнул его в сторону, с трудом подавляя желание всадить в него нож. Фиона потащила меня дальше:
— Ты не будешь в безопасности, пока не уедешь из этого кошмарного города.
— Он не собирался убивать меня. — Я изо всех сил хватался за соломинку надежды.
— Его слова звучали вполне убедительно.
— Я знаю его лучше, чем он сам знает себя. — Но не настолько хорошо, чтобы предположить, что он сможет так резко от меня отвернуться.
— Ты глупец.
— Точно.
Из пустыни дул холодный ветер, Фиона дрожала. Она избавилась от белого платья, чтобы было удобнее убегать, и теперь на ней были только штаны и тонкая рубашка. Я покопался в куче старой одежды, сложенной прямо на улице перед зорко поглядывающей по сторонам старухой, и нашел драный плащ, пахнущий овцами, и короткую куртку из алой шерсти с темным пятном на спине. Я кинул Фионе куртку, а сам завернулся в плащ. Хотя я не верил, что Александр станет причинять мне вред, у меня не было сомнений насчет его чувств к Айвору Лукашу.
— А теперь тебе пора домой. Закрой лицо и держись от меня как можно дальше. — Эззарийцы и так все время находились под угрозой попасть в рабство, а если я покажу свою бумагу, чтобы избежать его, я сразу же раскрою свое инкогнито. Тот, кто окажется рядом со мной, будет считаться пособником Лукаша. Значит, ее отправят на смерть. Медленную и мучительную.
— А обещание госпожи?
Действительно, вопрос. Мне необходимо найти Бал-тара. Теперь, когда я не имею права возвращаться в Эззарию, у меня просто нет выбора. Но я не мог и дальше пользоваться любезностью принцессы.
— Я найду другой способ добыть информацию. А теперь иди и не останавливайся. Если ты останешься и тебя не убьют дерзийцы, клянусь, я сделаю это сам.
Но на мою ищейку не действовали подобные слова.
— Она отправит гонца. Если на встречу с ним приду я, то она никак не будет связана ни с тобой, ни с Лукашем. Я не принадлежу к мятежникам. Принц это знает.
— Слишком опасно. Я не позволю тебе. — Я пошел по грязному переулку к трактиру, но Фиона схватила меня за рукав и прижала к стене:
— Не позволишь? С каких это пор ты сделался моим защитником? — Прежде чем я успел ответить, сторож начал отбивать полночь — Жди здесь. Я вернусь раньше, чем ты успеешь закрыть рот.
— Но ты даже не знаешь…
— Я знаю, как найти фонтан Гассервы. Так уж получилось, что однажды я убила рядом с ним человека. — С этими словами она исчезла в толпе.
Я побрел по переулку, размышляя, увижу ли я Фиону снова. Первый раз за все время нашего знакомства я хотел этого.
ГЛАВА 18
Я тащился к скованному льдом замку, оставляя за собой кровавый след. Острые льдинки впивались в мои замерзшие обнаженные руки и ноги. Все еще далеко. Тьма поглотит меня раньше, чем я попаду внутрь. Я заставил себя вдохнуть порцию морозного воздуха. В этот миг величественные ворота открылись, выпустив отряд светящихся призраков. С трепетом наблюдал я за их продвижением. Высокие, гордые и прямые, они ехали по сияющему мосту, то угасая, то становясь ярче перед моим взором. Прекрасные. Опасные. Человек, идущий впереди отряда, вел в поводу белого коня в чернено-серебряной сбруе. Конь без всадника, огромный, сильный, умный. Призрачный отряд уходил в туман, все дальше и дальше от меня, пока наконец не приблизился к одинокой фигуре, человеку в серебристо-черных одеждах, возвышающемуся посреди бурана. Он был повелителем этой бури, хозяином тех земель, по которым ступал. В нем были сила, мощь и угроза, но в то же время и величие. Когда человек сел на белого коня, я выкрикнул предостережение, потому что знал, что он порожден той тьмой, которая заползала в мою замороженную душу, это он наслал на меня пожирающий внутренности ледяной огонь. Но как бы громко я ни кричал, призраки не слышали меня из-за бешеных завываний ветра. И сколько бы я ни старался, не мог разглядеть лица гиганта.
— Когда ты расскажешь мне о том, что происходит? — Голос за моей спиной вернул меня в реальный мир. — Мало того что ты кричишь во сне, так ты и сейчас сидишь, вращая глазами, и дергаешься, словно собираешься перевернуть эту грязную лодку. Если хочешь меня утопить, просто выброси за борт.
— Извини. — Я отдышался и взялся за весла. Нашу утлую лодчонку медленно кружил водоворот, увлекая на середину реки. Темно-зеленая вода готова была захлестнуть низкие борта.
— Так что же это?
— Возможно, я расскажу тебе, если ты поведаешь, кого ты убила у фонтана Гассервы.
— Я не обязана исповедоваться тебе в чем-либо.
Поэтому я не рассказал ей о моем сне, который снова начал преследовать меня наяву. Упорнее, чем когда-либо. Сильнее. Страшнее. Серебристо-черный человек, стоящий посреди бури… Его сила и исходящая от него опасность леденили мне кровь.
— Я никогда не слышала об этом месте, — произнесла Фиона. — Почему кто-то должен жить на этом острове? Сюда слишком трудно добраться.
Я сосредоточился на веслах, борясь с сильным течением, и в очередной раз подумал, что Фиона была специально придумана богами как наказание за мои многочисленные грехи. Если речь шла о лошади, то для нее это было коварное животное с дурными намерениями, если это была дорога, то слишком неровная, если день, то он был слишком жарким, или холодным, или ветреным, или сырым, ну а то, что делал я, всегда было слишком быстрым или медленным, трусливым или необдуманным. С той ночи, когда она вернулась с сообщением, что Балтар живет в одиночестве на острове, на реке Сайер, она не умолкала ни на минуту все часы, пока мы бодрствовали. Я подозревал, что ее жалобы продолжали литься и когда я спал. Возможно, она хотела непрерывной болтовней заставить меня забыть свои слова о том, что она кого-то убила у фонтана в те дни, когда была сборщиком.
Сборщики были ворами, которых Талар отряжала в города Дерзи, чтобы они похищали те вещи, без которых эззарийцы, укрывающиеся в лесах, не могли обойтись и которые было невозможно вырастить или найти. Подобные рейды были очень опасны, сборщиков могли схватить в любой момент. Но те, кто выживал, становились отличными шпионами и следопытами. Неудивительно, что у Фионы были такие навыки. Удивительно то, что она бывала в Загаде. Что эззарианский сборщик забыл в столице Империи?
Я несколько раз подталкивал ее к тому, чтобы она рассказала, что это было за событие, думая, что девушка не случайно упомянула о нем. Но все время, пока мы ехали к острову, она ни словом не обмолвилась о своем прошлом. Теперь мы были совсем близко от берлоги Балтара, и моя ищейка все еще продолжала вынюхивать и болтать без умолку:
— Тучи когда-нибудь расходятся над этой мерзкой рекой? Мы свернули на север три дня назад и с тех пор так и не видели солнца.
— Фиона, пожалуйста, просто правь. Я хочу покончить с этим как можно скорее. — Чем ближе мы подбирались к Балтару, тем более бессмысленным мне казался этот визит. Ну что может рассказать нам эта древняя развалина? Человек из мести придумал способ уничтожать самое главное в душе эззарийцев. Даже если он и нашел что-то касающееся младенческой одержимости, он не станет делиться этими сведениями ни с кем из нас. Он не помчится спасать чужих детей.
Мы с Фионой ехали сначала на запад, потом на север от Загада, ни с кем не общаясь, потратив остатки денег, данных виноторговцем, на покупку припасов и часту для переезда через пустыню. Потом мы продали часту на рынке в Пассиле, городке Северной Базрании, и нашли человека, который давал напрокат лодки. Впереди у нас было широкое озеро и бурная река, на которой располагался остров Балтара. Мы могли б дождаться баржи, идущей через озеро. Она сумела бы доставить нас вместе с лодкой к устью реки Сайер, но баржами часто пользовались работорговцы, а в городе уже заметили характерную эззарианскую внешность Фионы. Я сам не посмел сунуться в Пассиль, после того как Фиона услышала разговор солдат об указе принца, касающемся поимки Айвора Лукаша. Мы хотели убраться из города до того, как кто-нибудь решит получить вознаграждение за наши головы.
Сон преследовал меня все время нашего путешествия, становясь хуже день ото дня. И теперь, когда мы были уже у самого Фаллатьеля, я не мог собраться с мыслями.
Хотя стоял еще ранний вечер, сделалось совсем темно. Над нами покачивались клубы плотного тумана, от которого моментально отсырели одежда, сумки и даже весла. Было холодно, но волосы прилипали к лицу, и невозможно было с уверенностью сказать, что за капли стекают по шее — пот или вода. Я прислушивался к звуку бегущей воды, который слабел по мере того, как река заворачивала на запад к острову Фаллатьель.
В западной части острова, как сообщил нам владелец одной из барж, мы найдем небольшую бухту с полоской песка — самое удобное место для высадки. Раз в год на этом пляже оставляли соль, муку, масло, свечи и другие необходимые для жизни вещи, но обитателя острова никто никогда не видел. За товары кто-то расплачивался в Загаде, но кто это был — неизвестно.
— Готовь канат, — сказал я. Бурный поток тащил нас к скалам, из тумана вынырнули два гигантских темных силуэта. — Это те камни, о которых нас предупреждали. Теперь нам надо уйти вправо и позволить течению вынести нас на берег.
Уже несколько минут спустя я вел лодку между камнями, правя на узкую песчаную косу. По берегу расхаживал зимородок, готовый в любой миг кинуться в воду за своим ужином. Стайка ласточек, спугнутая нашим прибытием, исчезла в тумане, сорвавшись с обломка скалы, лежавшего на пляже.
— Привет! — прокричал я. Мой крик растворился в тумане, и я не удивился, не услышав ответа. — Пойдем. Я не собираюсь торчать здесь и ждать, пока он явится и пригласит нас войти. — Я стряхнул с ног налипшие песчинки и натянул башмаки, которые снимал, чтобы затащить лодку на берег. Фиона привязала наше судно веревкой к ближайшей иве.
Узкая тропинка, извиваясь, уходила в заросли елей и сосен. Птицы слетали с веток при нашем приближении. Какие-то мелкие зверюшки шуршали в кустиках черники, покрывающих все пространство под деревьями.
— Привет! — снова закричал я.
Мы шли уже минут пятнадцать, все еще не замечая признаков жилья. Вокруг были только деревья, валуны и птицы. Я начал подумывать, туда ли мы попали. Но тут почувствовал движение у нас за спиной и тронул Фиону за руку, предупреждая.
— Нет ничего удивительного, что он прячется от пришедших к нему эззарийцев, — сказал я громко. — Он же не знает, что мы приехали только узнать кое-что.
— Я слышала, что он единственный ученый, разбирающийся в таких вопросах, — в тон мне ответила Фиона. — Будет очень жаль, если… ой! — Она замерла на вершине холма, который, по моим расчетам, должен был быть самой высокой точкой острова. Но напротив нас оказался холм повыше, а на его фоне — развалины. Пять пар высоких изящных колонн, собравшихся в призрачный хоровод в густом тумане. Деревянная крыша над ними давно прогнила, но сохранились фигурные каменные перемычки над колоннами. Несколько фрагментов когда-то обрушились и теперь виднелись под выросшими над ними мхами и черничником.
Я видел много построек древних мастеров, все они были прекрасны и пропорциональны, в них чувствовался тонкий вкус и высокий интеллект строителей. Все, что моя мать рассказывала мне об артистизме, о пропорциях и соразмерности, симметрии и изяществе, зримо воплощалось в их каменных творениях. Но ни разу я не видел постройки, которая была бы настолько совершенной. Это сооружение выглядело так же, как эззарианские храмы. Но теперь, увидев ее, я ни за что не спутал бы маленькую грубую копию с величественным оригиналом. Кто-то из наших предков видел это место и нашел в нем образец для своих творений, идеал, а потом постройки, подобные ей, стали возводить по всей Эззарии. Как странно найти ее именно теперь, когда я начал верить, что мы обречены на вымирание.
Внизу, в заросшей густым лесом долине, между холмами виднелся прямоугольный водоем, бассейн с каменными бортиками. С темной неподвижной поверхности воды поднимались клубы тумана. Мы с Фионой одновременно зашагали вниз по едва заметной тропинке, ведущей к воде, и уставились на ее поверхность. Не знаю, чего именно мы ожидали, но точно не того, что увидели в отражении. У нас за спиной оказалось радостное лицо: круглые щеки, небольшой пухлый рот, живые черные глаза и облачко легких белых, как пух, волос на голом черепе.
— Вы видите там что-нибудь? За эти годы я столько раз заглядывал туда, но ни разу так и не увидел ничего интересного. Вода. Звезды. Ветер. Я сам. Я уверен, что там есть на что взглянуть, иначе почему бы вы пошли прямо сюда и начали смотреть? — Он переводил взгляд с Фионы на меня и обратно. — Я вас знаю?
Я вздрогнул и отвернулся от прозрачного отражения к человеку из плоти и крови.
— Мы пришли сюда к… — Я взглянул на бодрого ясноглазого старика, ростом чуть выше Фионы. Я не мог поверить, что это и есть искомое чудовище.
— Не называйте имени, если оно беспокоит вас. Или называйте, если хотите. Мне все равно. Тут никого нет, поэтому я давно его не слышу. Иногда мне кажется, что я его уже забыл, что было бы прекрасно. Имена действительно тяжкий груз.
Человек, способный так беззаботно болтать, неся на себе груз кошмаров, смерти и безумия — он худшее из чудовищ. Я машинально провел рукой перед глазами. Полностью сосредоточившись, я использовал мелидду, но не заметил ни малейшего признака влияния демона Я видел перед собой маленького человечка с белым пухом на розовой голове. Он хмурил широкие седые брови и морщился, словно чувствуя дискомфорт от моего пристального взгляда.
— Не слишком дружелюбный гость. Совсем недружелюбный. А вы, — он кивнул на Фиону, — не так ужасны, как ваш спутник. Вам не нравится все происходящее, но в вас есть хотя бы любопытство. А он не снимает руку с рукоятки кинжала. Вы мои первые гости за столько лет, и, похоже, ваш визит меня доконает. — Он вздохнул. — Не могу сказать, что стану сильно возражать.
Он сцепил руки за спиной и начал вышагивать вокруг водоема, вглядываясь в воду, словно желая лишний раз убедиться, что там нет ничего интересного. Потом оглянулся на нас:
— Вы, конечно, можете пойти со мной. Я покажу вам все, а потом вы убьете меня или не убьете, как вам будет угодно.
Он сделал еще несколько шагов. Ни я, ни Фиона не двинулись.
— Понимаете, все эти годы я ждал. И никто не приходил. Я не мог уйти, потому что никто не поверил бы мне, не увидев. Я был уверен, что в один прекрасный день они пошлют кого-нибудь. Я знаю, кто вы такой. Смотритель. Никакого сомнения. Я чувствую запах вашей мелидды, он очень сильный. Его даже можно попробовать на вкус. Лично у меня никогда не было такой силы, которую другие могли бы ощущать. Весьма посредственная сила. Какую славу вы, должно быть, знали… и узнаете, если не будете убивать меня сразу. Идемте. Там огонь и глинтвейн, я всегда заказываю у них вино. Два бочонка на год. Они прислали бы и больше, но я никогда не прошу больше. Пусть шлют то, что всегда. Так проще, знаете ли.
Он покачал головой и шагнул между парными колоннами.
— Ну же, идемте! А то можно подумать, что вы просто шестая пара этих столбов. — Он шлепнул ладонями по колоннам, хихикнул и вошел в храм.
Странное оцепенение покинуло нас, мы оба двинулись за ним. Мы не разговаривали. Что можно сказать, когда все наши ожидания не оправдались? И наши, и его. Он думал, что мы пришли убить его… Я всегда боялся, что именно так и поступлю, когда увижу наконец негодяя… а на самом деле мы пришли сюда услышать его историю… хотя, кажется, этого он и хотел.
Ступени храма были разрушены, из разломов выползали цепкие усики каких-то растений, но пол в круге колонн был гладким и ничем не поврежденным. В специальном углублении в полу горел огонь, жаркий, недымный, над ним висел медный котелок. В воздухе пахло сладким вином и пряностями. Я остановился у огня, чтобы подсушить промокшую одежду, но, когда старик предложил мне стакан вина, я отказался:
— Я пришел сюда не для того, чтобы пить с вами.
— Нет, нет, конечно нет. — Он смотрел на клеймо на моем лице, которым клеймили рабов императорского семейства. — Вы, должно быть, исключительная личность. Вы прошли через обряды и восстановили свою мелидду. Могу ли я просить вас рассказать, как это произошло? — Он тяжело вздохнул и предложил вина Фионе. Она посмотрела на меня, потом взяла стакан и поднесла к лицу, вдыхая горячий пар. Она была такой тоненькой, что мгновенно замерзала. Я не умел обнаруживать яд в напитках. Надеюсь, она умеет.
Балтар подкинул в огонь полено и щелкнул пальцами. Дерево моментально вспыхнуло жарким пламенем, разогнавшим сумрак внутри храма. Мое внимание тут же привлекло цветное пятно у очага. Мозаика. Такая же, как и в наших храмах. Я никогда не видел мозаик в других развалинах. Возможно, они были разрушены, а возможно, их выкладывали только в таких постройках, как эта. Как они использовали это место? Уж точно не для прогулок в чужих душах.