Страница:
— Вы можете подойти и рассмотреть поближе, — произнес Балтар. — У меня ушло очень много времени на ее воссоздание.
— Мы пришли не за тем, чтобы рассматривать развалины, — ответил я. — И не за тем, чтобы вас убивать. Нам нужны знания о рей-киррахах.
Старик продолжал возиться у очага.
— Что, вы хотите узнать о демонах? Похоже, вам наконец-то перестало хватать Свитков! — Он снова хихикнул, наполняя свой стакан из котелка.
Меня задели его слова, как будто я сам не возмущался недавно скудостью знаний эззарианских ученых.
— Две вещи, — ответил я, начиная с того, что мне казалось проще. — Однажды вы разбирали случай, когда Смотритель Пендрол сообщил о встрече с демоном, не похожим на других.
Балтар не повернулся, но его руки замерли.
— Да.
— Еще один Смотритель… я… столкнулся с подобным. Я должен понять, что это.
Он поднял к небу свое луноподобное лицо:
— И этот случай так впечатлил вас, что вы пришли к самому дьяволу Балтару? Что вы чувствуете теперь? Вы чувствуете себя испорченным?
— Я не верю в испорченность. — Я изумился самому себе. Я никогда еще, даже мысленно, не высказывался так категорично.
Балтар шлепнул себя по колену и засмеялся:
— Подобного я не ожидал! Вы с самого начала огорошили меня. Неужели эззарианские наставники забыли о дисциплине? Неужели теперь Смотрителям позволяют иметь собственное мнение?
— Я верю в зло, я видел его слишком много, чтобы не верить, но не в то, что испорченность проистекает от воды или заползает в трещины в полу.
— Вы верите, что я есть зло.
— Да. Я видел… я жил… по вашему закону.
— Почему же тогда вы не обнажаете свой меч? Если я зло, вы окажете миру услугу, избавив его от меня. — Он раскинул в стороны руки. — Или я должен остаться для противовеса, из-за которого мы не убиваем рей-киррахов? — Он произнес эти слова не случайно, он особенно выделил их.
Образы из моего сна замелькали перед глазами, мороз обжигал шею.
— Мне нужно выйти отсюда, — пробормотал я и, шатаясь, побрел к ступеням храма. Я остановился, вдыхая тяжелый сырой воздух. Я внезапно понял, что не могу поддерживать осмысленную беседу. Вообще было непонятно, что я здесь делаю. Я не мог вспомнить вопросов, которые собирался задать.
Фиона взяла все на себя и начала объяснять суть происшествия:
— Демон, которого обнаружил этот Смотритель, не вызывал у своего хозяина неприязни. Хозяин — художник, который внезапно покинул семью, друзей и отказался от выгодной работы по росписи замка. Он начал рисовать цветы. Когда спросили Ловца, он подтвердил, что о безумии заявляла жена жертвы и другие знакомые, которые не видели проку в его новом увлечении. Жена родила ему девять детей. Она из богатой семьи и использовала влияние своего отца, чтобы найти художнику работу по росписи замка. Жертва выказывала все признаки одержимости демоном, кроме тяги творить зло, если не считать злом желание уйти от жены. Жена, разумеется, считала именно так.
— Как прошла битва? — спросил Балтар таким же будничным тоном, каким Фиона вела свой рассказ.
Она рассказала ему все, слово в слово, как я рассказывал на Совете, хотя ее не было в комнате. А другие сведения… где она их раздобыла? Я вглядывался в худое личико, понимая, что я совсем не знаю эту девушку.
— Невей… — удивленно сообщил мне Балтар. — Вы натолкнулись на невея. Кто вы?
— Он ничего не говорил…
— Он говорил о «грубых» гастеях, да, да, и о рудеях, они называются создающими форму, хотя я понятия не имею почему. И еще он говорил «остальные», включая в них себя. Это невеи, узкий круг, самые могущественные из демонов.
— Откуда вы знаете все это? — спросила Фиона. — Я нигде не читала о таком.
Но Балтар полностью сосредоточился на мне:
— Вам теперь снится сон, да? Да, я вижу по вашему лицу. Вы видите сон, но вам кажется, что это не сон. Пендрол тоже видел сны. Он умер, так и не узнав, что они означают. — Балтар стучал пальцами по подбородку. — А что за вторая вещь, интересующая вас?
— Дети, — вмешалась Фиона, прежде чем я успел ответить. — Дети, рожденные, как и ваши, захваченными демоном. Дети-демоны.
Старик закивал и продолжал кивать, пока все его тело не начало раскачиваться. Я не удивился, если бы он вдруг начал кусать пальцы и стонать, как Сэта. Но он заговорил разумно:
— Я подозревал. Это вполне объяснимо. «У него их было двое, — решили вы. — Если он что-то разузнал, то это знание заставило его совершить такие ужасные преступления, что его имя стало синонимом греха». Разве не так?
Его слова звучали так горестно, что я едва не посочувствовал ему.
— Два года я искал ответа, после того как родилась и была убита моя дочь. Я прочитал все, что только сумел найти. Я читал записи Смотрителей. Записи Ловцов. Вы знаете, что было еще как минимум три подобных случая? Это за последние несколько сотен лет. А до того… кто знает, сколько их было, не внесенных в записи? Ведь они были свидетельствами испорченности. Мы только недавно решили, что необходимо записывать как можно больше.
Он говорил все быстрее и быстрее, потом затряс головой, словно стараясь замедлить свою речь.
— Я пришел к Пендролу, умоляя его рассказать мне еще раз о том случае. Я думал, что мой ребенок мог быть захвачен именно таким демоном. Я уверен, вы думали то же самое о детях. — Он внимательно посмотрел мне в лицо, потом продолжил: — Но Пендрол и так рассказал уже все, что смог. Я решил найти женщину, жертву странного демона. Но ее нигде не было. Прошло слишком много времени. Я попал в то место, где Ловец и Утешитель держали женщину, чтобы передать ее на попечение Пендролу и его Айфу. — Он поглядел по сторонам и воздел руки к колоннам. — Как раз такие развалины. Построены такими древними людьми, что о них не осталось никаких упоминаний. То сооружение было квадратным, через него успели прорасти травы и деревья. Стены и пол потрескались от времени, черепицы крыши упали и разбились. Даже самые бедные люди не смогли бы найти там ничего полезного для своего хозяйства. То есть там не было ничего, кроме мелидды. Огромная сила, заключенная в развалины. Почему мы не исследовали их внимательнее?
— Они не наше дело, — ответила Фиона. — Наше дело — война.
— Ах да. Война с демонами. Защита мира от ужасов демонов. Наша святая обязанность. Единственная цель нашего существования. Вы никогда не задавались вопросом — почему? — Глаза Балтара сверкали черными бриллиантами в свете костра.
— Расскажите нам, что вы узнали, — попросил я, с трудом удерживаясь, чтобы не поддаться его волнению. — Какое озарение на вас снизошло?
Балтар подошел ко мне, вышел на ступеньки храма и уставился в туман.
— Никакого озарения. То, что я нашел в тот день, было простым кусочком. Фрагментом. Я уронил нож. Я хотел разрезать яблоко, но мои руки дрожали, потому что я рыдал. Я не знал ничего. Я уронил нож в кучу мусора и начал искать его среди обломков стены. Просто искать нож. Но я нашел иное. — Он вытянул из-под рубахи веревочку, болтавшуюся на шее. На ней висел обломок серого камня размером в пол-ладони. На нем был изображен человек с крыльями… тот самый, о котором говорилось в Свитке с Пророчеством… Он мог бы быть моим изображением, после того как я совершаю превращение за Воротами. Я смотрел на него, не понимая, лишь начиная подозревать что-то. Образ из эззарианских легенд со стены древней постройки древних людей.
Балтар не дал мне времени понять, он просто потащил меня за собой, как тащит лодку течение Сайер.
— Два года я изучал все руины от Парнифора до Кареша и обнаружил, что там ничего нет. Ни изображений строителей, ни живописи, ни записей, которые поддавались бы переводу. Все было разрушено. Все. Почему? Неужели кто-то объявил войну этим строителям? Кто-то завидовал этим давно забытым людям и их творениям?
Я дрожал в ночном воздухе, хотя у реки было нехолодно. Балтар взял меня за руку и подвел к сине-красной мозаике на полу у очага.
— Лишь многие годы спустя я нашел это место. После того как родился и погиб мой второй ребенок, я был на грани безумия и мечтал о мести. Я много времени потратил, чтобы создать тот кошмар, с которым вы знакомы. Мой подарок миру. Но годы шли, и постепенно передо мной складывалась полная картина. То, кем я был, и то, что я сделал, было ничем по сравнению с виной всего нашего народа, за которую боги и посылают нам этих одержимых демонами детей. Посмотрите. — Он вытянул руку. — Прочтите историю нашего народа, как прочитал ее я. А потом скажите мне, кто из нас лучше остальных.
Мозаика была неполной. В ней виднелись дыры размером с ладонь. И это была не настоящая мозаика, в которой картинка складывается из кусочков, из цветных камешков. Наоборот, картинки были нарисованы на больших кусках камня, который затем был разбит на маленькие кусочки, а затем снова собран. Но перед нами была целая история, занимающая почти весь пол. Я опустился на колени, чтобы лучше видеть.
Синие и красные изображения были сложены из тысяч кусочков не больше моего пальца. Здесь были мужчины с крыльями, женщины с телами лошадей, дети, превращающиеся в птиц, оленей, лис. Они жили среди деревьев, башен и в постройках, подобных той, где мы сейчас находились. Странная, таинственная жизнь. По краю картины шли слова, но они не отвлекали внимания от изображений. У всех персонажей были черные волосы, бронзовая кожа и немного раскосые глаза. Эззарийцы. Я был зачарован.
Было ясно, что добрая половина сюжетов взята из повседневной жизни. На больших и маленьких картинках были запечатлены все виды деятельности, которые только мог припомнить художник, втиснувший их в и без того богатое деталями полотно. Люди здесь ели, спали, мылись, пряли, собирали урожай, заплетали волосы в косы, строили дома и храмы, играли на музыкальных инструментах. Начиная с центра мозаики, сразу за утерянным фрагментом, начиналась серия сюжетов, выполненных со всеми подробностями. Слева направо тянулся ряд картинок, в которых все время встречалась группа из пяти мужчин и женщин, выполняющих какой-то сложный ритуал. Там были огонь и дым, музыка, ножи и зеркала. Группа побольше, состоящая из детей и взрослых, стояла рядом. Все эти люди были чем-то напуганы, они заламывали руки, отворачивались или закрывали глаза, боясь смотреть на происходящее. А то, что происходило, становилось все больше и четче от картинки к картинке, появилась некая форма, похожая на символическое изображение бури или болезни. На последней картинке форма обрела четкие контуры. Группа из пяти человек стояла перед остальными с виноватым видом, понурив головы, слезы текли по их щекам, их руки были подняты в жесте, обозначающем горе, страх и стыд. А темная форма стала третьей группой — чудовища, которых я увидел и запомнил впервые в семнадцать лет… Демоны. Их удерживали на расстоянии теми же ножами и зеркалами, которые использовались на протяжении всего ритуала Я не до конца понимал то, что разворачивалось перед моими глазами, но голос Балтара подсказал мне то, что я начинал предчувствовать.
— Ты видишь, Смотритель. Мы виноваты. Наша магия и наши чудеса, мы сами создали этих демонов.
ГЛАВА 19
— Как ты можешь так думать? — Фиона стояла у меня за спиной, сверля взглядом Балтара. — Даже если эта куча обломков и значит что-то, картина далеко не полная. Тут повсюду дыры.
— Мне потребовалось двадцать семь лет, чтобы прийти к этому выводу; я не знаю, что еще могу сделать. Мои глаза уже не такие зоркие, как раньше, остальные сохранившиеся фрагменты разбиты в мелкие дребезги, в них сложно угадать рисунок. Все это долгое время пролежало в воде, те, кто разрушил храм, бросили все в реку. Наверное, река вскоре поменяла русло, потому что пропало не так уж много, совсем чуть-чуть. Да, здесь почти все. Картина ясная. Все видно.
— Но откуда ты знаешь, что означает увиденное? Откуда?
— Разве ты не видишь, дитя? Они пришли и уничтожили следы своего преступления. Когда увидели, что они впустили в мир, не позволили другим, обычным людям узнать о случившемся. Они… мы… должны были исправить ошибку. Мы объявили демонам войну, и мы живем с нашей виной уже тысячу лет. Когда мы готовы забыть, боги посылают нам напоминание — детей, захваченных злом, которое мы сотворили. Я нашел разгадку.
— Ты не можешь знать всего.
Голос Фионы звучал неуверенно. Конечно, Балтар прав. Нож на картинках был тем ножом, которым я убивал демонов. И овальное зеркало размером с ладонь. Уж не сам ли Латен держит его? А тот, который поет, возможно, это Иорет? Демоны произошли от эззарианской магии. Отрицать это невозможно.
И все остальное… Я провел рукой по крылатым фигурам и почувствовал жжение в лопатках, тяжесть в желудке и пустоту в сердце. Что с нами произошло?
— В одном ты точно ошибаешься. — Мой голос дрожал от волнения. — Дети не могут быть нашим наказанием. Наши страдания и вполовину не так страшны, как то, что вынуждены переносить они. А мы даже не видим этого, ведь мы сразу убиваем их или увозим подальше. — Я помнил выражение лица Блеза, когда он раскинул руки и стал тем существом, которое было частью его. Там не было боли или страха, зависимости или одержимости, одна лишь радость. Я ясно видел ее, потому что за свою нелепую, сумбурную жизнь я не раз испытывал подобное за Воротами. Неподвижность Блеза была отражением умиротворения, и целостности, и гармонии, которые я не мог даже представить. Только его ждал печальный конец.
— Что вы знаете об этом?! Ничего! — Балтар закричал так, что стая воробьев с гомоном снялась с крыши и перелетела на дерево. — Дети уничтожили бы нас. Мы правы, что уничтожаем их первыми. Я ненавижу это, но другого пути нет. Наше наказание за то, что мы сделали, в необходимости убивать их.
Разумеется, Балтар будет защищать от меня свою теорию. Но он просто не знает. Он ни разу не встречался с Блезом.
Пока я пытался собрать мозаику моих мыслей и воспоминаний, Фиона яростно набросилась на старика. Она отстаивала все накопленные эззарийцами знания. Демоны суть проявления природы, в них самих нет зла, наш магический дар есть у нас не просто так, а чтобы противостоять демонам. В наших манускриптах нет ни слова о нашей вине. Но именно нехватка записей и делала ее доказательства голословными. Она не могла ничем подтвердить своих слов, у нас была только одна история, другой мы не знали. И она рассказала Балтару о Блезе и Сэте и потребовала, чтобы старик объяснил, как они укладываются в его теорию. Балтар назвал ее лгуньей, а меня — худшим из лжецов. Я не винил его. Если бы он поверил, что одержимые демонами дети вырастают разумными и добрыми, значит, смерть его собственных детей была напрасной. Но я не собирался щадить его чувства.
— Вы оба идиоты! — Фиона едва не топтала мозаику ногами. — Ты, старик, убийца и предатель своего народа, ты придумал все это, потому что в тебе самом одно только зло. Ты пытаешься оправдать свои грехи еще более тяжкими. А ты, — она едва не испепелила меня взглядом, — ты просто нечист и испорчен. Твой взгляд замутнен твоей нечистотой. Я не верю вам.
— Я не отрицаю совершенного мною, — с запинкой произнес Балтар. — Но вы… сознательно… малодушно… закрываете глаза. Я так и предполагал. Потому что не вы узнали это первыми. Потому что презренный Балтар нашел это. Эта мозаика могла бы сообщать, что небо синее, но эззарийцы отвергли бы и это. Как я смел надеяться, что смогу донести до вас хоть что-то? А если бы правда была еще хуже, еще страшнее, что бы вы делали тогда? Лучше бы вы убили меня до того, как я заговорил.
Они продолжали кричать друг на друга, пока я не заорал на них, чтобы они спорили где-нибудь в другом месте. Ответ был где-то близко, он ждал, что я ухвачу его, если найду, чем его приманить. Когда бы я мог подумать в тишине…
В верхнем левом углу картины был небольшой фрагмент, изображающий превращение девочки в оленя. Художник несколькими взмахами кисти запечатлел на ее лице боль — боль, которая ждала тысячу лет, чтобы поведать мне правду. У девочки на шее был амулет из трех соединенных колец, по этому амулету я начал узнавать ее на других фрагментах. Женщина гладит ее по голове. Утешение, заклинание… что бы это ни было, оно облегчило страдания ребенка. Я нашел девочку на следующей картинке. Она стала старше. Все еще с амулетом на шее. Она делала то же самое, что и другие: готовила еду, читала, писала, занималась рукоделием. Я продолжал искать. Вот она уже молодая женщина, вот она олень, иногда она представала в облике других животных, иногда она была полуоленем и полуженщиной. Но я каждый раз узнавал ее по трем соединенным кольцам на шее. Я видел, как она выходит замуж за молодого человека в образе птицы. Вот она рожает ребенка.
Взволнованный предчувствием, я начал пропускать другие картинки, выискивая ее. Вот. Маленькая картинка с искаженной перспективой. Молодая женщина, наполовину превратившаяся в другое существо, во всем ее теле сквозили боль и отчаяние, передает ребенка мужу, и на следующей картинке (сбоку не хватало куска мозаики, и сложно было разобрать происходящее) олень был изображен в прямоугольнике. Дверной проем? Я нагнулся пониже. Края прямоугольника размыты, лишены четких контуров, а вдалеке видны призрачные очертания странного вида деревьев, неизвестные мне цветы, тоже размытые по краям. Это Ворота. Знакомая форма, словно созданная Айфом. Я продолжал искать. Я должен знать, что произойдет потом. Эта часть была посвящена демонам и магии, и я боялся, что не найду ничего связанного с повседневной жизнью. Но вот сразу возле утерянного фрагмента, там, где шла серия картинок с пятью магами, нашелся небольшой прямоугольник, внутри которого был заключен олень. Вот он повторился. Потом еще и еще. Он повторялся на всех картинках с группой из пяти, иногда в углу, иногда внизу изображения. Нет, нет, нет. Должен быть другой ответ. Когда я уже был готов отчаяться, я снова нашел ее. Ее встречали муж и ребенок… заметно подросший ребенок. Она вернулась из другого мира за Воротами. Еще ряд картинок… иногда это олень, иногда женщина. Все. И она не сошла с ума. Она не была порабощена злом.
Я вздохнул и уселся на собственные пятки. Изображение не давало мне однозначного ответа. Оставались тысячи возможностей. Но была и надежда. Конечно надежда.
Прошло много времени. Я даже не заметил, что спорщики затихли. Балтар молча возился у огня, готовя какую-то еду, а Фиона сидела на полу рядом с мозаикой и, опустив голову на колени, разглядывала меня.
— Ну и что ты увидел в этих дурацких картинках? — Ее голос звучал совсем не так, как можно было ожидать после ее гневных тирад. В нем слышалась усталость.
— Ничего, кроме новых вопросов, — ответил я. — То, что мы создали демонов, очевидно, но почему они так странно влияют на Блеза и остальных? Демон ли подталкивает их к безумию или заставляет переходить в обличье животного? Или они сами чувствуют тягу к этому? — Я прикоснулся к изображению женщины-оленя, проходящей сквозь Ворота.
— Мне ясно, что превращение заложено в их природе. Это мы устроены неправильно.
— Ты такой же ненормальный, как и он. — На этот раз обвинение прозвучало почти дружелюбно.
Балтар и Фиона пришли к соглашению. Наверное, они поняли, что ни один из них не отступит от своих убеждений и дальнейшие споры не имеют смысла. Сам я тоже смертельно устал, и, когда старик предложил нам черствый хлеб и жидкую ячменную похлебку, я не нашел в себе сил отказаться. Они с Фионой продолжали беседовать, на этот раз о повседневных вещах: о течении реки, о дичи и поставляемом на остров ежегодном запасе — платой Гильдии Магов Дерзи за его преступление. Они совершенно забыли о том, что волновало нас несколько часов назад. Я помнил. Мои глаза и мысли не отрывались от мозаики, следили за изгибами фигур, пытаясь найти разгадку, проникнуть в мысли тех, кто создал это изображение. Когда я утишил похлебкой жалобы желудка, то снова вернулся к подробному изучению мозаики и смотрел, пока мои глаза не заболели, а мысли не начали в двадцатый раз идти по тому же кругу. Тогда я завернулся в плащ и заснул прямо на мозаике.
И сон, конечно же, посетил меня снова. Я спал, видел сон и в то же время думал, не вызвана ли особая яркость образов тем, что я сплю в месте, богатом мелиддой. В эту ночь я умирал и возрождался сотни раз, мои руки и ноги замерзали, внутренности ворочались, глаза слепли, дыхание прерывалось от страха и темноты. Я видел того, в черном и серебряном наряде, командующего своими воинами. Но когда я проснулся туманным утром, уже знал ответ.
— Скажи мне, старик, что снилось Пендролу? — Я растолкал Балтара, лежавшего на подстилке из опавших листьев, с трудом удерживаясь, чтобы не взбодрить озадаченного старца пощечинами. — И всем остальным, встречавшим подобных демонов?
— Замок, — пробормотал он. — Пендролу снился замок в снегах, и он хотел попасть в него. Катору, одному из Смотрителей, тоже снился замок. Он записал свой сон. То же самое, что и у Пендрола. Странно, но это так. Феллид исчез вскоре после битвы. Кто-то говорил, что он ушел на север.
— А у них упоминались существа из замка, призраки, прекрасные и гордые, которые не замечали их?
— Да, да. Пендрол говорил о них. — Старик сел и поскреб затылок. — А что?
Сны… сны о сопричастности. Желание попасть в этот замок в скованной льдами земле. Эти рей-киррахи пытались сказать нам что-то, подтолкнуть нас к чему-то. Как мы всегда и боялись, демоны нашли к нам дорогу. Но не для того, чтобы наполнить нас страхом и безумием, а чтобы сообщить нам о загадке, которую мы должны разгадать. Но почему? Я не верил, что все это ради того, чтобы уничтожить нас.
— Пендрол чувствовал, что его изнутри пожирает тьма, он видел, как отряд призраков выходит из замка и уходит в пургу, где его ждет некий человек? Тот, кто, как он знал, был воплощением зла, могучим и властным, одно прикосновение которого могло уничтожить?
Балтар задумался:
— Нет. Не помню ничего такого. Ни у кого из них. Их пугал сон, пугало собственное желание попасть в замок. Но не существа в самом сне. Они их совсем не пугали. Пендрол говорил, что они прекрасны.
В моем сне страшными были только человек в буране и тьма, заползающая в меня, когда я не мог попасть туда, куда хотел.
— Боги, все совпадает! — Я вскочил на ноги и забегал по полу, дергая себя за волосы. Я нашел недостающее звено. Я ясно видел его. Пендрол и Катор не поняли, потому что они не знали Блеза.
Фиона поднялась в храм, выйдя из утреннего тумана:
— Что совпадает?
— Ответы на загадки. Кто эти дети. Почему мы с трудом заставляем себя убивать демонов. Почему демоны ищут тепла и жизни. Что такое испорченность и нечистота и почему нам приказывали соблюдать осторожность, чтобы демоны не нашли путь в наши души. — Мое лицо пылало, кровь бурлила в жилах. — Мы не создали демонов, Фиона. Демоны — часть нас самих.
— Ты ненормальный!
— Они часть наших душ, часть, оторванная от них магией. — Я упал на колени перед мозаикой, слова теснились у меня в голове, идеи рождались и умирали, сменяясь другими, мир менялся у меня на глазах, как когда-то менялся у меня на глазах Блез. — Посмотри сюда. Превращение. Это часть их жизни. Такая же, как приготовление еды или рождение детей. И Ворота… — Теперь, когда я догадался, что это, я замечал призрачные прямоугольники повсюду. — Они легко проходили через них, живя в двух мирах: одном таком же, как и наш, и другом, где все иначе… наверное, такой как у Блеза. И еще вот это. — Я указал на утерянный фрагмент в картинах, изображающих страшный магический обряд. — Мы должны узнать, что было на этом месте, тогда все, наверное, обретет смысл. Но что бы там ни было, люди напуганы тем, что сотворила магия. Посмотри на них в следующей сцене. Это первый раз, когда никто из них не превращается. Ворот нет. Другого мира больше не видно. И эти чудовища, которых мы называем демонами, стоят отдельно. Все свершилось за один миг.
— Ни за что! — воскликнула Фиона. Она отшатнулась от меня и помотала головой, ее лицо вспыхнуло. — Ты никогда не убедишь меня, что я демон.
— Ты не демон. Нет. Разумеется нет. Но ты не целая. Так же как и я. И Исанна или Талар. Никто из нас. Только дети. — Мой сын. Знакомый мир рушился у меня под ногами, осталась только одна мысль: мой сын родился таким, каким и должен был быть. — Мы всегда утверждали, что рей-киррахи незлые по своей природе, они только ищут тепло и жизнь. В Свитке говорится, что зло есть желание обладать чужой душой, и именно поэтому мы отправляем их назад, вместо того чтобы убивать. Как ты не понимаешь? Они такая же часть нас самих, как наши руки и ноги, как наше сердце, наши желания, и в снах, когда мы видим их, мы понимаем это. Тысячу лет назад нас разлучили, — я постучал по изображению пяти магов, творящих заклятие, — и эти пятеро хотели, чтобы мы никогда больше не воссоединились. Подумай о законах, по которым мы жили. Вспомни о наших страхах, которые в нас вбивали с детства. Они не зря не верили нам, и они уничтожили все, чтобы мы никогда не узнали, кем мы были. — Мое убеждение, что мой сон — предупреждение, росло и крепло. Предтеча. Все это как-то связано с пробелом в наших знаниях, там кроется причина всего.
— Мы пришли не за тем, чтобы рассматривать развалины, — ответил я. — И не за тем, чтобы вас убивать. Нам нужны знания о рей-киррахах.
Старик продолжал возиться у очага.
— Что, вы хотите узнать о демонах? Похоже, вам наконец-то перестало хватать Свитков! — Он снова хихикнул, наполняя свой стакан из котелка.
Меня задели его слова, как будто я сам не возмущался недавно скудостью знаний эззарианских ученых.
— Две вещи, — ответил я, начиная с того, что мне казалось проще. — Однажды вы разбирали случай, когда Смотритель Пендрол сообщил о встрече с демоном, не похожим на других.
Балтар не повернулся, но его руки замерли.
— Да.
— Еще один Смотритель… я… столкнулся с подобным. Я должен понять, что это.
Он поднял к небу свое луноподобное лицо:
— И этот случай так впечатлил вас, что вы пришли к самому дьяволу Балтару? Что вы чувствуете теперь? Вы чувствуете себя испорченным?
— Я не верю в испорченность. — Я изумился самому себе. Я никогда еще, даже мысленно, не высказывался так категорично.
Балтар шлепнул себя по колену и засмеялся:
— Подобного я не ожидал! Вы с самого начала огорошили меня. Неужели эззарианские наставники забыли о дисциплине? Неужели теперь Смотрителям позволяют иметь собственное мнение?
— Я верю в зло, я видел его слишком много, чтобы не верить, но не в то, что испорченность проистекает от воды или заползает в трещины в полу.
— Вы верите, что я есть зло.
— Да. Я видел… я жил… по вашему закону.
— Почему же тогда вы не обнажаете свой меч? Если я зло, вы окажете миру услугу, избавив его от меня. — Он раскинул в стороны руки. — Или я должен остаться для противовеса, из-за которого мы не убиваем рей-киррахов? — Он произнес эти слова не случайно, он особенно выделил их.
Образы из моего сна замелькали перед глазами, мороз обжигал шею.
— Мне нужно выйти отсюда, — пробормотал я и, шатаясь, побрел к ступеням храма. Я остановился, вдыхая тяжелый сырой воздух. Я внезапно понял, что не могу поддерживать осмысленную беседу. Вообще было непонятно, что я здесь делаю. Я не мог вспомнить вопросов, которые собирался задать.
Фиона взяла все на себя и начала объяснять суть происшествия:
— Демон, которого обнаружил этот Смотритель, не вызывал у своего хозяина неприязни. Хозяин — художник, который внезапно покинул семью, друзей и отказался от выгодной работы по росписи замка. Он начал рисовать цветы. Когда спросили Ловца, он подтвердил, что о безумии заявляла жена жертвы и другие знакомые, которые не видели проку в его новом увлечении. Жена родила ему девять детей. Она из богатой семьи и использовала влияние своего отца, чтобы найти художнику работу по росписи замка. Жертва выказывала все признаки одержимости демоном, кроме тяги творить зло, если не считать злом желание уйти от жены. Жена, разумеется, считала именно так.
— Как прошла битва? — спросил Балтар таким же будничным тоном, каким Фиона вела свой рассказ.
Она рассказала ему все, слово в слово, как я рассказывал на Совете, хотя ее не было в комнате. А другие сведения… где она их раздобыла? Я вглядывался в худое личико, понимая, что я совсем не знаю эту девушку.
— Невей… — удивленно сообщил мне Балтар. — Вы натолкнулись на невея. Кто вы?
— Он ничего не говорил…
— Он говорил о «грубых» гастеях, да, да, и о рудеях, они называются создающими форму, хотя я понятия не имею почему. И еще он говорил «остальные», включая в них себя. Это невеи, узкий круг, самые могущественные из демонов.
— Откуда вы знаете все это? — спросила Фиона. — Я нигде не читала о таком.
Но Балтар полностью сосредоточился на мне:
— Вам теперь снится сон, да? Да, я вижу по вашему лицу. Вы видите сон, но вам кажется, что это не сон. Пендрол тоже видел сны. Он умер, так и не узнав, что они означают. — Балтар стучал пальцами по подбородку. — А что за вторая вещь, интересующая вас?
— Дети, — вмешалась Фиона, прежде чем я успел ответить. — Дети, рожденные, как и ваши, захваченными демоном. Дети-демоны.
Старик закивал и продолжал кивать, пока все его тело не начало раскачиваться. Я не удивился, если бы он вдруг начал кусать пальцы и стонать, как Сэта. Но он заговорил разумно:
— Я подозревал. Это вполне объяснимо. «У него их было двое, — решили вы. — Если он что-то разузнал, то это знание заставило его совершить такие ужасные преступления, что его имя стало синонимом греха». Разве не так?
Его слова звучали так горестно, что я едва не посочувствовал ему.
— Два года я искал ответа, после того как родилась и была убита моя дочь. Я прочитал все, что только сумел найти. Я читал записи Смотрителей. Записи Ловцов. Вы знаете, что было еще как минимум три подобных случая? Это за последние несколько сотен лет. А до того… кто знает, сколько их было, не внесенных в записи? Ведь они были свидетельствами испорченности. Мы только недавно решили, что необходимо записывать как можно больше.
Он говорил все быстрее и быстрее, потом затряс головой, словно стараясь замедлить свою речь.
— Я пришел к Пендролу, умоляя его рассказать мне еще раз о том случае. Я думал, что мой ребенок мог быть захвачен именно таким демоном. Я уверен, вы думали то же самое о детях. — Он внимательно посмотрел мне в лицо, потом продолжил: — Но Пендрол и так рассказал уже все, что смог. Я решил найти женщину, жертву странного демона. Но ее нигде не было. Прошло слишком много времени. Я попал в то место, где Ловец и Утешитель держали женщину, чтобы передать ее на попечение Пендролу и его Айфу. — Он поглядел по сторонам и воздел руки к колоннам. — Как раз такие развалины. Построены такими древними людьми, что о них не осталось никаких упоминаний. То сооружение было квадратным, через него успели прорасти травы и деревья. Стены и пол потрескались от времени, черепицы крыши упали и разбились. Даже самые бедные люди не смогли бы найти там ничего полезного для своего хозяйства. То есть там не было ничего, кроме мелидды. Огромная сила, заключенная в развалины. Почему мы не исследовали их внимательнее?
— Они не наше дело, — ответила Фиона. — Наше дело — война.
— Ах да. Война с демонами. Защита мира от ужасов демонов. Наша святая обязанность. Единственная цель нашего существования. Вы никогда не задавались вопросом — почему? — Глаза Балтара сверкали черными бриллиантами в свете костра.
— Расскажите нам, что вы узнали, — попросил я, с трудом удерживаясь, чтобы не поддаться его волнению. — Какое озарение на вас снизошло?
Балтар подошел ко мне, вышел на ступеньки храма и уставился в туман.
— Никакого озарения. То, что я нашел в тот день, было простым кусочком. Фрагментом. Я уронил нож. Я хотел разрезать яблоко, но мои руки дрожали, потому что я рыдал. Я не знал ничего. Я уронил нож в кучу мусора и начал искать его среди обломков стены. Просто искать нож. Но я нашел иное. — Он вытянул из-под рубахи веревочку, болтавшуюся на шее. На ней висел обломок серого камня размером в пол-ладони. На нем был изображен человек с крыльями… тот самый, о котором говорилось в Свитке с Пророчеством… Он мог бы быть моим изображением, после того как я совершаю превращение за Воротами. Я смотрел на него, не понимая, лишь начиная подозревать что-то. Образ из эззарианских легенд со стены древней постройки древних людей.
Балтар не дал мне времени понять, он просто потащил меня за собой, как тащит лодку течение Сайер.
— Два года я изучал все руины от Парнифора до Кареша и обнаружил, что там ничего нет. Ни изображений строителей, ни живописи, ни записей, которые поддавались бы переводу. Все было разрушено. Все. Почему? Неужели кто-то объявил войну этим строителям? Кто-то завидовал этим давно забытым людям и их творениям?
Я дрожал в ночном воздухе, хотя у реки было нехолодно. Балтар взял меня за руку и подвел к сине-красной мозаике на полу у очага.
— Лишь многие годы спустя я нашел это место. После того как родился и погиб мой второй ребенок, я был на грани безумия и мечтал о мести. Я много времени потратил, чтобы создать тот кошмар, с которым вы знакомы. Мой подарок миру. Но годы шли, и постепенно передо мной складывалась полная картина. То, кем я был, и то, что я сделал, было ничем по сравнению с виной всего нашего народа, за которую боги и посылают нам этих одержимых демонами детей. Посмотрите. — Он вытянул руку. — Прочтите историю нашего народа, как прочитал ее я. А потом скажите мне, кто из нас лучше остальных.
Мозаика была неполной. В ней виднелись дыры размером с ладонь. И это была не настоящая мозаика, в которой картинка складывается из кусочков, из цветных камешков. Наоборот, картинки были нарисованы на больших кусках камня, который затем был разбит на маленькие кусочки, а затем снова собран. Но перед нами была целая история, занимающая почти весь пол. Я опустился на колени, чтобы лучше видеть.
Синие и красные изображения были сложены из тысяч кусочков не больше моего пальца. Здесь были мужчины с крыльями, женщины с телами лошадей, дети, превращающиеся в птиц, оленей, лис. Они жили среди деревьев, башен и в постройках, подобных той, где мы сейчас находились. Странная, таинственная жизнь. По краю картины шли слова, но они не отвлекали внимания от изображений. У всех персонажей были черные волосы, бронзовая кожа и немного раскосые глаза. Эззарийцы. Я был зачарован.
Было ясно, что добрая половина сюжетов взята из повседневной жизни. На больших и маленьких картинках были запечатлены все виды деятельности, которые только мог припомнить художник, втиснувший их в и без того богатое деталями полотно. Люди здесь ели, спали, мылись, пряли, собирали урожай, заплетали волосы в косы, строили дома и храмы, играли на музыкальных инструментах. Начиная с центра мозаики, сразу за утерянным фрагментом, начиналась серия сюжетов, выполненных со всеми подробностями. Слева направо тянулся ряд картинок, в которых все время встречалась группа из пяти мужчин и женщин, выполняющих какой-то сложный ритуал. Там были огонь и дым, музыка, ножи и зеркала. Группа побольше, состоящая из детей и взрослых, стояла рядом. Все эти люди были чем-то напуганы, они заламывали руки, отворачивались или закрывали глаза, боясь смотреть на происходящее. А то, что происходило, становилось все больше и четче от картинки к картинке, появилась некая форма, похожая на символическое изображение бури или болезни. На последней картинке форма обрела четкие контуры. Группа из пяти человек стояла перед остальными с виноватым видом, понурив головы, слезы текли по их щекам, их руки были подняты в жесте, обозначающем горе, страх и стыд. А темная форма стала третьей группой — чудовища, которых я увидел и запомнил впервые в семнадцать лет… Демоны. Их удерживали на расстоянии теми же ножами и зеркалами, которые использовались на протяжении всего ритуала Я не до конца понимал то, что разворачивалось перед моими глазами, но голос Балтара подсказал мне то, что я начинал предчувствовать.
— Ты видишь, Смотритель. Мы виноваты. Наша магия и наши чудеса, мы сами создали этих демонов.
ГЛАВА 19
— Как ты можешь так думать? — Фиона стояла у меня за спиной, сверля взглядом Балтара. — Даже если эта куча обломков и значит что-то, картина далеко не полная. Тут повсюду дыры.
— Мне потребовалось двадцать семь лет, чтобы прийти к этому выводу; я не знаю, что еще могу сделать. Мои глаза уже не такие зоркие, как раньше, остальные сохранившиеся фрагменты разбиты в мелкие дребезги, в них сложно угадать рисунок. Все это долгое время пролежало в воде, те, кто разрушил храм, бросили все в реку. Наверное, река вскоре поменяла русло, потому что пропало не так уж много, совсем чуть-чуть. Да, здесь почти все. Картина ясная. Все видно.
— Но откуда ты знаешь, что означает увиденное? Откуда?
— Разве ты не видишь, дитя? Они пришли и уничтожили следы своего преступления. Когда увидели, что они впустили в мир, не позволили другим, обычным людям узнать о случившемся. Они… мы… должны были исправить ошибку. Мы объявили демонам войну, и мы живем с нашей виной уже тысячу лет. Когда мы готовы забыть, боги посылают нам напоминание — детей, захваченных злом, которое мы сотворили. Я нашел разгадку.
— Ты не можешь знать всего.
Голос Фионы звучал неуверенно. Конечно, Балтар прав. Нож на картинках был тем ножом, которым я убивал демонов. И овальное зеркало размером с ладонь. Уж не сам ли Латен держит его? А тот, который поет, возможно, это Иорет? Демоны произошли от эззарианской магии. Отрицать это невозможно.
И все остальное… Я провел рукой по крылатым фигурам и почувствовал жжение в лопатках, тяжесть в желудке и пустоту в сердце. Что с нами произошло?
— В одном ты точно ошибаешься. — Мой голос дрожал от волнения. — Дети не могут быть нашим наказанием. Наши страдания и вполовину не так страшны, как то, что вынуждены переносить они. А мы даже не видим этого, ведь мы сразу убиваем их или увозим подальше. — Я помнил выражение лица Блеза, когда он раскинул руки и стал тем существом, которое было частью его. Там не было боли или страха, зависимости или одержимости, одна лишь радость. Я ясно видел ее, потому что за свою нелепую, сумбурную жизнь я не раз испытывал подобное за Воротами. Неподвижность Блеза была отражением умиротворения, и целостности, и гармонии, которые я не мог даже представить. Только его ждал печальный конец.
— Что вы знаете об этом?! Ничего! — Балтар закричал так, что стая воробьев с гомоном снялась с крыши и перелетела на дерево. — Дети уничтожили бы нас. Мы правы, что уничтожаем их первыми. Я ненавижу это, но другого пути нет. Наше наказание за то, что мы сделали, в необходимости убивать их.
Разумеется, Балтар будет защищать от меня свою теорию. Но он просто не знает. Он ни разу не встречался с Блезом.
Пока я пытался собрать мозаику моих мыслей и воспоминаний, Фиона яростно набросилась на старика. Она отстаивала все накопленные эззарийцами знания. Демоны суть проявления природы, в них самих нет зла, наш магический дар есть у нас не просто так, а чтобы противостоять демонам. В наших манускриптах нет ни слова о нашей вине. Но именно нехватка записей и делала ее доказательства голословными. Она не могла ничем подтвердить своих слов, у нас была только одна история, другой мы не знали. И она рассказала Балтару о Блезе и Сэте и потребовала, чтобы старик объяснил, как они укладываются в его теорию. Балтар назвал ее лгуньей, а меня — худшим из лжецов. Я не винил его. Если бы он поверил, что одержимые демонами дети вырастают разумными и добрыми, значит, смерть его собственных детей была напрасной. Но я не собирался щадить его чувства.
— Вы оба идиоты! — Фиона едва не топтала мозаику ногами. — Ты, старик, убийца и предатель своего народа, ты придумал все это, потому что в тебе самом одно только зло. Ты пытаешься оправдать свои грехи еще более тяжкими. А ты, — она едва не испепелила меня взглядом, — ты просто нечист и испорчен. Твой взгляд замутнен твоей нечистотой. Я не верю вам.
— Я не отрицаю совершенного мною, — с запинкой произнес Балтар. — Но вы… сознательно… малодушно… закрываете глаза. Я так и предполагал. Потому что не вы узнали это первыми. Потому что презренный Балтар нашел это. Эта мозаика могла бы сообщать, что небо синее, но эззарийцы отвергли бы и это. Как я смел надеяться, что смогу донести до вас хоть что-то? А если бы правда была еще хуже, еще страшнее, что бы вы делали тогда? Лучше бы вы убили меня до того, как я заговорил.
Они продолжали кричать друг на друга, пока я не заорал на них, чтобы они спорили где-нибудь в другом месте. Ответ был где-то близко, он ждал, что я ухвачу его, если найду, чем его приманить. Когда бы я мог подумать в тишине…
В верхнем левом углу картины был небольшой фрагмент, изображающий превращение девочки в оленя. Художник несколькими взмахами кисти запечатлел на ее лице боль — боль, которая ждала тысячу лет, чтобы поведать мне правду. У девочки на шее был амулет из трех соединенных колец, по этому амулету я начал узнавать ее на других фрагментах. Женщина гладит ее по голове. Утешение, заклинание… что бы это ни было, оно облегчило страдания ребенка. Я нашел девочку на следующей картинке. Она стала старше. Все еще с амулетом на шее. Она делала то же самое, что и другие: готовила еду, читала, писала, занималась рукоделием. Я продолжал искать. Вот она уже молодая женщина, вот она олень, иногда она представала в облике других животных, иногда она была полуоленем и полуженщиной. Но я каждый раз узнавал ее по трем соединенным кольцам на шее. Я видел, как она выходит замуж за молодого человека в образе птицы. Вот она рожает ребенка.
Взволнованный предчувствием, я начал пропускать другие картинки, выискивая ее. Вот. Маленькая картинка с искаженной перспективой. Молодая женщина, наполовину превратившаяся в другое существо, во всем ее теле сквозили боль и отчаяние, передает ребенка мужу, и на следующей картинке (сбоку не хватало куска мозаики, и сложно было разобрать происходящее) олень был изображен в прямоугольнике. Дверной проем? Я нагнулся пониже. Края прямоугольника размыты, лишены четких контуров, а вдалеке видны призрачные очертания странного вида деревьев, неизвестные мне цветы, тоже размытые по краям. Это Ворота. Знакомая форма, словно созданная Айфом. Я продолжал искать. Я должен знать, что произойдет потом. Эта часть была посвящена демонам и магии, и я боялся, что не найду ничего связанного с повседневной жизнью. Но вот сразу возле утерянного фрагмента, там, где шла серия картинок с пятью магами, нашелся небольшой прямоугольник, внутри которого был заключен олень. Вот он повторился. Потом еще и еще. Он повторялся на всех картинках с группой из пяти, иногда в углу, иногда внизу изображения. Нет, нет, нет. Должен быть другой ответ. Когда я уже был готов отчаяться, я снова нашел ее. Ее встречали муж и ребенок… заметно подросший ребенок. Она вернулась из другого мира за Воротами. Еще ряд картинок… иногда это олень, иногда женщина. Все. И она не сошла с ума. Она не была порабощена злом.
Я вздохнул и уселся на собственные пятки. Изображение не давало мне однозначного ответа. Оставались тысячи возможностей. Но была и надежда. Конечно надежда.
Прошло много времени. Я даже не заметил, что спорщики затихли. Балтар молча возился у огня, готовя какую-то еду, а Фиона сидела на полу рядом с мозаикой и, опустив голову на колени, разглядывала меня.
— Ну и что ты увидел в этих дурацких картинках? — Ее голос звучал совсем не так, как можно было ожидать после ее гневных тирад. В нем слышалась усталость.
— Ничего, кроме новых вопросов, — ответил я. — То, что мы создали демонов, очевидно, но почему они так странно влияют на Блеза и остальных? Демон ли подталкивает их к безумию или заставляет переходить в обличье животного? Или они сами чувствуют тягу к этому? — Я прикоснулся к изображению женщины-оленя, проходящей сквозь Ворота.
— Мне ясно, что превращение заложено в их природе. Это мы устроены неправильно.
— Ты такой же ненормальный, как и он. — На этот раз обвинение прозвучало почти дружелюбно.
Балтар и Фиона пришли к соглашению. Наверное, они поняли, что ни один из них не отступит от своих убеждений и дальнейшие споры не имеют смысла. Сам я тоже смертельно устал, и, когда старик предложил нам черствый хлеб и жидкую ячменную похлебку, я не нашел в себе сил отказаться. Они с Фионой продолжали беседовать, на этот раз о повседневных вещах: о течении реки, о дичи и поставляемом на остров ежегодном запасе — платой Гильдии Магов Дерзи за его преступление. Они совершенно забыли о том, что волновало нас несколько часов назад. Я помнил. Мои глаза и мысли не отрывались от мозаики, следили за изгибами фигур, пытаясь найти разгадку, проникнуть в мысли тех, кто создал это изображение. Когда я утишил похлебкой жалобы желудка, то снова вернулся к подробному изучению мозаики и смотрел, пока мои глаза не заболели, а мысли не начали в двадцатый раз идти по тому же кругу. Тогда я завернулся в плащ и заснул прямо на мозаике.
И сон, конечно же, посетил меня снова. Я спал, видел сон и в то же время думал, не вызвана ли особая яркость образов тем, что я сплю в месте, богатом мелиддой. В эту ночь я умирал и возрождался сотни раз, мои руки и ноги замерзали, внутренности ворочались, глаза слепли, дыхание прерывалось от страха и темноты. Я видел того, в черном и серебряном наряде, командующего своими воинами. Но когда я проснулся туманным утром, уже знал ответ.
— Скажи мне, старик, что снилось Пендролу? — Я растолкал Балтара, лежавшего на подстилке из опавших листьев, с трудом удерживаясь, чтобы не взбодрить озадаченного старца пощечинами. — И всем остальным, встречавшим подобных демонов?
— Замок, — пробормотал он. — Пендролу снился замок в снегах, и он хотел попасть в него. Катору, одному из Смотрителей, тоже снился замок. Он записал свой сон. То же самое, что и у Пендрола. Странно, но это так. Феллид исчез вскоре после битвы. Кто-то говорил, что он ушел на север.
— А у них упоминались существа из замка, призраки, прекрасные и гордые, которые не замечали их?
— Да, да. Пендрол говорил о них. — Старик сел и поскреб затылок. — А что?
Сны… сны о сопричастности. Желание попасть в этот замок в скованной льдами земле. Эти рей-киррахи пытались сказать нам что-то, подтолкнуть нас к чему-то. Как мы всегда и боялись, демоны нашли к нам дорогу. Но не для того, чтобы наполнить нас страхом и безумием, а чтобы сообщить нам о загадке, которую мы должны разгадать. Но почему? Я не верил, что все это ради того, чтобы уничтожить нас.
— Пендрол чувствовал, что его изнутри пожирает тьма, он видел, как отряд призраков выходит из замка и уходит в пургу, где его ждет некий человек? Тот, кто, как он знал, был воплощением зла, могучим и властным, одно прикосновение которого могло уничтожить?
Балтар задумался:
— Нет. Не помню ничего такого. Ни у кого из них. Их пугал сон, пугало собственное желание попасть в замок. Но не существа в самом сне. Они их совсем не пугали. Пендрол говорил, что они прекрасны.
В моем сне страшными были только человек в буране и тьма, заползающая в меня, когда я не мог попасть туда, куда хотел.
— Боги, все совпадает! — Я вскочил на ноги и забегал по полу, дергая себя за волосы. Я нашел недостающее звено. Я ясно видел его. Пендрол и Катор не поняли, потому что они не знали Блеза.
Фиона поднялась в храм, выйдя из утреннего тумана:
— Что совпадает?
— Ответы на загадки. Кто эти дети. Почему мы с трудом заставляем себя убивать демонов. Почему демоны ищут тепла и жизни. Что такое испорченность и нечистота и почему нам приказывали соблюдать осторожность, чтобы демоны не нашли путь в наши души. — Мое лицо пылало, кровь бурлила в жилах. — Мы не создали демонов, Фиона. Демоны — часть нас самих.
— Ты ненормальный!
— Они часть наших душ, часть, оторванная от них магией. — Я упал на колени перед мозаикой, слова теснились у меня в голове, идеи рождались и умирали, сменяясь другими, мир менялся у меня на глазах, как когда-то менялся у меня на глазах Блез. — Посмотри сюда. Превращение. Это часть их жизни. Такая же, как приготовление еды или рождение детей. И Ворота… — Теперь, когда я догадался, что это, я замечал призрачные прямоугольники повсюду. — Они легко проходили через них, живя в двух мирах: одном таком же, как и наш, и другом, где все иначе… наверное, такой как у Блеза. И еще вот это. — Я указал на утерянный фрагмент в картинах, изображающих страшный магический обряд. — Мы должны узнать, что было на этом месте, тогда все, наверное, обретет смысл. Но что бы там ни было, люди напуганы тем, что сотворила магия. Посмотри на них в следующей сцене. Это первый раз, когда никто из них не превращается. Ворот нет. Другого мира больше не видно. И эти чудовища, которых мы называем демонами, стоят отдельно. Все свершилось за один миг.
— Ни за что! — воскликнула Фиона. Она отшатнулась от меня и помотала головой, ее лицо вспыхнуло. — Ты никогда не убедишь меня, что я демон.
— Ты не демон. Нет. Разумеется нет. Но ты не целая. Так же как и я. И Исанна или Талар. Никто из нас. Только дети. — Мой сын. Знакомый мир рушился у меня под ногами, осталась только одна мысль: мой сын родился таким, каким и должен был быть. — Мы всегда утверждали, что рей-киррахи незлые по своей природе, они только ищут тепло и жизнь. В Свитке говорится, что зло есть желание обладать чужой душой, и именно поэтому мы отправляем их назад, вместо того чтобы убивать. Как ты не понимаешь? Они такая же часть нас самих, как наши руки и ноги, как наше сердце, наши желания, и в снах, когда мы видим их, мы понимаем это. Тысячу лет назад нас разлучили, — я постучал по изображению пяти магов, творящих заклятие, — и эти пятеро хотели, чтобы мы никогда больше не воссоединились. Подумай о законах, по которым мы жили. Вспомни о наших страхах, которые в нас вбивали с детства. Они не зря не верили нам, и они уничтожили все, чтобы мы никогда не узнали, кем мы были. — Мое убеждение, что мой сон — предупреждение, росло и крепло. Предтеча. Все это как-то связано с пробелом в наших знаниях, там кроется причина всего.