Бейкер Мэдлин. Дар любви

   Погруженная в печаль и отчаяние, она свернулась калачиком на земле, подложив связанные руки под щеку. Крид умер, и ей стало совсем одиноко. Она пыталась плакать, она хотела плакать, но слезы не шли. Сухими глазами Джесси смотрела в темноту ночного неба. Крид умер, и все остальное не имело значения.

Глава СЕМНАДЦАТАЯ

   Крид вглядывался вдаль, недоумевая, почему до сих пор не лег и не умер. Уже два дня как он брел, проклиная себя за то, что оставался в Гаррисоне, когда следовало поехать в Блэк Хоук. Он клял индейцев, жару и жгущий ноги песок. Он проклинал Джесси за то, что она была так молода и неотразима, а себя за то, что у него не хватило здравого смысла понять вовремя, что его победили.
   Он устал и проголодался, избит и к тому же чертовски помешан на любви. А еще озабочен судьбой Джесси больше, чем хотел бы признать это.
   Два дня. Да за это время с нею всякое могло случиться. Ее могли изнасиловать, а то и убить. Он тряхнул головой, пытаясь отделаться от таки мыслей, отказываясь даже предполагать что-либо подобное. Все внимание он сосредоточил на уходивших на север следах, оставленных индейскими лошадями. Кроме отпечатков копыт, индейцы не оставляли никаких других знаков своего пребывания.
   Слабая полоска зелени указывала на присутствие воды, и Крид ускорил шаг, все еще держась одной рукой за саднящий бок. Добравшись до ручья, он упал на колени, ругая себя за неловкость: толчок болезненно отдался в ребрах.
   Какое-то время он сидел, отдыхая и ожидая, пока утихнет боль. А потом одним долгим глотком прильнул к живительной влаге и, утолив жажду, плеснул несколько пригоршней воды в лицо и на грудь.
   Из глубины памяти начали всплывать почти забытые слова благодарности из языка племени лакота.
   «Пиламайя, Ате: благодарю Тебя, Отец-Создатель. За высокие травы. За чистую воду. За теплое солнце. За бизонов».
   Еще ребенком он научился по-особому ценить огромное множество вещей. Что же случилось с той способностью быть благодарным, с тем чувством изумления, наполнявшим его разум и сердце, пока он был молодым?
   «Благодарю Тебя, Отец. За жизнь. За мудрость. За силу воина и мужество. За Джесси».
   Джесси. Она восстановила в нем веру в людей, дала новое ощущение чуда познания… Она единственная пекла ему печенье! Воспоминание об этом заставило его улыбнуться. Какая другая женщина принесла бы печенье наемному убийце? Увозя ее из Гаррисона в долину за городом, он всякий раз видел это место совершенным, когда глядел на него глазами Джесси. Сколько же времени ему понадобилось, чтобы снова научиться видеть и ценить красоту полевых цветов, игру солнечных зайчиков на воде маленького пруда, величественную грацию деревьев, на своих ветвях приютивших птиц и дававших тень во время летнего зноя? Джесси. Несмотря на печальные обстоятельства, в которых ее воспитывали, вопреки тому, что ее мать и сестра были проститутками, она выросла и осталась незатронутой уродством и горечью своего существования, хотя у нее были все основания озлобиться на людей. Каким-то чудом ей удалось сохранить свежесть и открытость молодости, чистоту и веру в то, что жизнь станет лучше. Он вспомнил, что она сама надела и постоянно носит бисерный чокер, который давным-давно подарила ему любимая бабушка.
   Его бабушка, да будет благословенна память о ней! Помимо Джесси, Окока была единственной женщиной, любившей его бескорыстно и всем сердцем. Джесси с ее волосами, подобными темному костру, обладала духом воина племени лакота. Теперь он не может бросить ее одну на произвол судьбы.
   Закрыв глаза, Крид шептал пламенную молитву божеству Бакан Танка— Великому Духу, умоляя помочь найти Джесси и укрепить его силы.
   Он напился из ручья еще раз, наслаждаясь сладким вкусом холодной воды. Потом встал, полный решимости спасти Джесси или погибнуть.
   Сумерки уже сгущались, когда Крид добрался до небольшого пруда с бьющим рядом с ним родником. Покрытый дорожной пылью, с пересохшим горлом, он почти натолкнулся на лошадь, приняв ее сначала за привидение. Замерев, Крид перевел дыхание, разглядывая животное. Это был необъезженный индейский пони, с сильной грудью и большими умными глазами.
   Крид подошел к пони, удивляясь, что пятнистый не унесся от него стрелой. Тогда он разглядел, что кобыла стреножена.
   Раздувая ноздри и широко раскрыв глаза, лошадка попятилась, но путы на ногах не давали ей убежать.
   — Спокойно, девочка, — сказал мягко Крид. — Спокойно, я тебя не обижу. Услышав человеческий голос, кобылка опустила голову и обнюхала его ладонь. Стараясь не делать резких движений, Крид потрепал ее по шее, все еще испытывая благоговейный страх перед неожиданным для него появлением лошади. «Счастливое совпадение, — раздумывал он — в подарок от Великого Духа?»
   — Спокойно, девочка. — Развязав путы на ногах кобылки, он сделал из веревки подобие недоуздка.
   — Пиламайя, Ате, — прошептал Крид и подумал насколько лучше и проще была бы его жизнь, если бы он следовал тому, чему учила его бабушка, если бы он доверял божеству Вакан Танка, а не полагался только на твердую руку и быстрый револьвер.
   Но не было смысла жалеть о прошлом и рассуждать о том, что могло бы случиться, если бы он пошел иной дорогой. Слишком поздно теперь поворачивать назад, поздно отказываться от привычек всей жизни. Он был наемным убийцей и никак не подходил для компании порядочных людей. Надо было помнить об этом раньше, и сейчас жизнь Джесси не подвергалась бы такой опасности.
   Заскрежетав зубами, он прыгнул на спину пятнатой.
   — Я уже еду, Джесси, — прошептал он. — Боже, помоги мне, я уже еду.
   Джесси натянула одеяло на голову. Три дня и три ночи прошло с тех пор, как ее похитили. Три дня. И три ночи. Слезы жгли глаза. Это были худшие дни ее жизни.
   Хуже, чем когда ушел из дома отец. Хуже, чем тот день, когда убили ее мать. Хуже, чем тот день, кoгда сбежала Роза.
   Она прикрыла глаза, и тут же в ее воображении возник образ Крида — с волосами чернее ночи, глазами, глубокими, как бездонный омут, иногда холодными и непостижимыми, иногда горящими от страсти.
   Слезы стекали по ее щекам. Он был мертв. Лучше бы индейцы прикончили и ее. По крайней мере, это положило бы конец всем бедам и тревогам, ей больше не нужно было бы дрожать от страха. А она боялась, смертельно боялась индейца, который ее увез. Его взгляда и всего облика. Страшилась того, что с нею может произойти в дальнейшем. Пока что он ее не трогал. Ей, вроде, следовало бы почувствовать некоторое облегчение, но по какой-то причине именно это пугало. Если он не собирается ее изнасиловать, то как вообще намерен с ней поступить? Мысли о том, что ее будут жестоко мучить, теснились в ее голове днем и преследовали в снах по ночам.
   Они добрались до индейской деревни к полудню на четвертый день пути. Проезжая по деревне, Джесси рассматривала вигвамы и не испытывала ничего, кроме чувства мертвящего страха. Она пыталась успокоить себя мыслями о том, что и Крид был наполовину индейцем, но это не помогало.
   Проезжая сквозь толпу, Джесси чувствовала на себе взгляды, полные подозрения и ненависти. Какая-то женщина плюнула в ее сторону. Другие резкими гортанными голосами выкрикивали что-то, явно похожее на ругательства. Оказывается, некоторые слова звучат на разных языках почти одинаково.
   Ее похититель направил лошадь к большому вигваму и остановился. Соскочив на землю, он снял Джесси с лошади и подтолкнул ко входу в жилище.
   Внутри был прохладный полумрак. Джесси огляделась, и ее взгляд остановился на том, что сначала показалось ей кучей меховых шкур. Но, когда куча зашевелилась, Джесси присмотрелась и увидела два глядящих на нее глаза, а потом поняла, что под меховыми одеялами лежит пожилая женщина.
   Несколько минут индеец говорил с женщиной, а потом жестами и несколькими английскими словами сообщил Джесси, что ей надлежит ухаживать за этой старухой.
   Следующие несколько дней стали для Джесси настоящим кошмаром. Индейские женщины вели себя оскорбительно и насмехались над нею, когда она выходила из вигвама и появлялась у родника или в лесу, когда она собирала сушняк, или когда пыталась сварить что-нибудь в большом железном котле на треноге возле вигвама.
   Дни проходили в уходе за вечно недовольной в капризной старухой. Джесси купала ее, готовила пищу, кормила, одевала, выносила на воздух и по нужде.
   Парализованная в нижней части тела старуха чаще всего спала, оставляя Джесси достаточно времени, чтобы просто посидеть снаружи, по возможности не обращая внимания на издевательства жителей деревни. Конечно, можно было сидеть и внутри сумрачного вигвама и сокрушаться о своей несчастной судьбе под храп и сопение старухи.
   Ночами она спала возле очага, завернувшись в одеяло из шкур бизона, то и дело просыпаясь от страха, что придет ее похититель и станет приставать к ней, хотя пока он не предпринимал никаких попыток. Прошла неделя. За это время Джесси уже поняла, что захвативший ее воин мог сносно объясняться по-английски. Еще она узнала, что его зовут Ча-и-чоуп что старуха была его матерью и что его жена и маленькая дочь погибли в тот день, когда американские солдаты напали на стойбище и изувечили его мать.
   На ломаном английском и жестами Ча-и-чоуп объяснил ей, что их отряд наткнулся на них с Кридом, когда совершил рейд мести. Индеец посчитал справедливым, если убьет белого мужчину и заставит белую женщину ухаживать за своей больной матерью, которую звали У-джи-ен-а-хе-ха, поскольку именно белый мужчина сделал ее калекой.
   Рассказ Ча-и-чоупа затронул какие-то струну в сердце Джесси и помог ей хоть немного избавить от страхов. Он захватил ее не для того, чтобы oбеcчестить или мучить, а чтобы она ухаживала за его матерью.
   Дни шли за днями, и Джесси постепенно привыкла к быту индейского племени. Ранним утром шаман призывал жителей деревни вставать, совершать омовение и выпивать всю воду, которую они могли выпить.
   — Полейте себя водой, — призывал он. — Принесите еще воды и выпейте ее. Сделайте свою кровь чистой.
   Джесси как-то спросила Ча-и-чоупа об этом ритуале и узнала, что люди племени кроу верили: обильное питье разжижает кровь и сохраняет человеку здоровье. Жидкая кровь не закупоривает сосуды и течет свободно. Поэтому тот, кто не пьет много, и не живет долго.
   Она узнала, что, когда в деревне есть мясо, мужчины, которым не надо идти в поход, участвовать в охоте или ритуальных церемониях, чаще всего праздно проводят дни в своих вигвамах. Джесси сделала вывод, что боевые походы и добывание мяса и были главной обязанностью индейцев-мужчин. Иногда ей доводилось видеть воинов занятыми изготовлением острых наконечников для стрел из камня или кости, но древко стрелы и луки изготавливали только опытные умельцы. Маленькие дети делали себе деревянные луки; боевой и охотничий луки изготавливали из рогов, а тетиву — из сухожилий.
   И все же мужчины племени кроу казались намного ленивее в сравнении с женщинами, никогда не сидевшими без дела. Целыми днями они шили и латали одежду, сушили и вялили мясо, выделывали шкуры, готовили еду.
   Теперь, когда Джесси почти перестала бояться, она вдруг заметила, что Ча-и-чоупс был молодым и интересным мужчиной. Она стала наблюдать и увидела, что он нравился индейским женщинам, а мужчины племени относились к нему с уважением.
   Как-то вечером все племя собралось в центре селения. Джесси сидела в тени и наблюдала за танцами мужчин. Когда танец закончился, Ча-и-чоуп встал и начал говорить. Он произнес несколько слов и замолк. Вслед за его словами один из музыкантов ударил в барабан. За Ча-и-чоупом встал другой, потом третий. Позже Джесси спросила у Ча-и-чоупа, что все это значило, и узнала, что каждый мужчина на таких больших собраниях людей племени сообщал о своих свершенных делах. Существовало четыре важнейших поступка, подтверждавших доблесть воина и приносивших ему славу. Первым делом шла военная удача победа над врагом. Вторым был захват оружия — или ружья— в рукопашном бою. Третьим считалась кража лошади в стане врага. Четвертым достижением признавали наличие у воина курительной трубки и способность спланировать рейд или поход. Человек, который добился успеха и мог сообщить соплеменникам о любом из этих поступков, называли «ароа сивайс», что означало «удостоенный чести». Чтобы иметь право стать вождем, человек должен был совершить хотя бы одно такое деяние.
   — Ты, наверное, немало совершил, — рассуждала вслух Джесси, — если барабан бил столько раз. Ча-и-чоуп кивнул:
   — Я побеждал в бою. Я захватил ружье и лук Я водил в поход воинов. Я совершал набеги на селения врагов, охотился за их лошадями и скальпами. Я много раз был на войне.
   Джесси кивнула. Он действительно был воином. И тем не менее относился к ней с известной добротой и даже уважением.
   Той же ночью, свернувшись клубочком под одеялом, Джесси сотворила молчаливую молитву, возблагодарив Бога за то, что осталась жива, что с ней сносно обращаются и что воин, захвативший ее, показался eй человеком чести,
   Лежа в темноте и прислушиваясь к слабым ночным шорохам, доносившимся снаружи, она молилась за успокоение души Крида.
   Вновь вернулись слезы, слезы горя. Она больше его не увидит. Никогда не услышит голос, шепчущий ее имя. Никогда не почувствует прикосновения его рук.
   Глаза щипало от слез, горло разрывали рыдания. К той жизни, которую они могли бы прожить вместе жизни, которая теперь утеряна навеки.
   Выплакавшись, Джесси решила перестать жалеть и оплакивать себя. Крида не стало, и все слезы мира не вернут его назад.
   Завтра же она попытается устроить свою жизнь. Попробует выучить язык кроу, станет лучше относиться к У-джи-ен-а-хе-ха, наденет платье из оленьей кожи, леггинсы-гамаши и мокасины, которые ей принес Ча-и-чоуп.
   Одна слезинка все же скользнула по щеке, когда Джесси притронулась к чокеру на шее. Это было все, что осталось у нее от Крида. Но она решительно вытерла глаза. Время слез прошло.

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

   Крид, съежившись, присел у догорающего костра. После тринадцати часов, проведенных в седле, отбитые ребра чертовски ныли.
   Дотронувшись рукой до лица, он поморщился. Опухоль с глаза почти спала. Кончиками пальцев Крид ощупал края раны на левой щеке — похоже, останется шрам.
   — Одним больше, одним меньше, — пробормотал он в раздумье. Его больше беспокоила совсем другая рана.
   Уставившись на пляшущие язычки пламени, он думал о Джесси: мысли о ней преследовали его неотрывно. Прошла почти неделя с тех пор, как ее похитили. Как же он желал хоть что-нибудь узнать о ее судьбе!
   Уже в который раз Крид представил себе, что, возможно, приходится переносить Джесси, и похолодел.
   — Покипи, Ате… Пожалуйста, Всевышний, сделай так, чтобы она осталась жива. Пожалуйста, Отец Святой, не допусти, чтобы они причинили ей вред. Умоляю Тебя, умоляю Тебя, умоляю…
   Он нервно провел рукой по волосам. Если ему повезет и дальше, то он обязательно, любыми способами должен найти племя кроу. А что потом? Ведь ему не оставили ни оружия, ни чего-либо такого, что могло бы стать предметом сделки. И тем не менее он не может позволить остаться ей там, у них. Из-за него она оказалась в этой переделке, и, черт возьми, он обязан ее вытащить.
   Только бы знать как.
   Возвращаясь с реки, Джесси поняла, что в деревне что-то происходит. Заинтересовавшись, она направилась к центру стойбища.
   Поднявшись на цыпочки, девушка заглянула через плечо стоявшего впереди воина и остолбенела.
   —Крид…— тихо сорвалось с ее губ. Он жив! Облегчение и радость мгновенно охватили ее, но туг же исчезли. Жив. Пока еще жив.
   Она взглянула на лица окружавших ее индейцев
   И хотя женщины смотрели на Крида с ненавистью, в глазах мужчин сквозило любопытство и восхищение.
   Вдруг их взгляды встретились, и она тут же забыла обо всем на свете, понимая только, что Крид жав и пришел за ней. Он ободряюще подмигнул Джесси после чего повернулся к воину кроу, заговорившему с ним на языке жестов.
   Она не представляла себе, о чем они говорили, но спустя несколько минут Крид спешился и передал поводья молодому индейцу.
   Ча-и-чоупс потащил ее в вигвам. Войдя, он занавесил вход.
   — Белый человек говорит, что он твой муж. Это правда?
   Джесси бойко кивнула:
   — Да.
   Ча-и-чоуп что-то тихо пробормотал. У-джи-ен-а-хе-ха привстала, ее темные глаза сузились, и она разразилась диким клекотом на языке племени кроу. Ча-и-чоуп взмахом руки успокоил старую женщину, затем посмотрел на Джесси долгим оценивающим взглядом.
   — Ты останешься здесь, — проговорил он, выходя из вигвама.
   Джесси заметалась взад и вперед по замкнутом пространству, сгорая от нетерпения. Наконец, не выдержав, она слегка раздвинула закрывающий вход полог и припала к узкой щели.
   Казалось, что в центре деревни собрались все жители. Многие разговаривали на повышенных тонах, но гнева в их голосах не слышалось. Возбужденный говор напомнил ей шум толпы перед началом заезда на лошадях или перед кулачными боями в Гаррисоне. Сгорая от любопытства, она вышла из вигвама, не обращая никакого внимания на увещевания У-джи-н-а-хе-ха, пытавшейся ее удержать.
   Индейцы тоже не обратили на нее ни малейшего внимания, и она заняла место в последнем ряду зрителей. Взглянув в круг, она сразу же поняла, что происходит. Слева от нее обнаженный, не считая набедренной повязки и мокасин, с ножом в руках стоял Ча-и-чоуп. Напротив воина кроу она увидела Крида в одних брюках. На его лице и теле по-прежнему были видны следы от побоев. И хотя на левом глазу опухоль почти исчезла, вокруг остался заметный радужный отек.
   Она увидела, как он вздрогнул от боли, принимая нож из рук какого-то старого воина из толпы. Ее поразило то, что Крид в таком состоянии собирается драться.
   Крид и Ча-и-чоуп смерили друг друга взглядами, и в наступившей мертвой тишине Джесси наконец сообразила, что они собираются драться из-за нее.
   Примериваясь, они кружились в напряженном танце, словно волки, принюхивающиеся к запаху крови. Крид казался выше и массивнее. При других обстоятельствах он бы без труда добился победы. Но сейчас, прикрывая согнутой рукой больную грудь, он передвигался с явно видимым напряжением.
   Решив, что неоправившийся от почти смертельных побоев противник в полной мере не сможет оказать ему должное сопротивление, Ча-и-чоуп, по-видимому, обнаглел. Желая покончить с Кридом одним ударом, он с криком сделал стремительный выпад, но неожиданно для себя просчитался: его нож поразил пустоту. Крид, увернувшись, молниеносным движением полоснул по правому плечу Ча-и-чоупа.
   Крутанувшись волчком, индеец с яростным кличем опять набросился на Крида, но и на этот раз промахнулся — всего на несколько дюймов.
   Джесси с ужасом наблюдала за тем, как они кружились среди зрителей, сходясь и расходясь снова и снова.
   Каждый раз атаковал Ча-и-чоуп. И во время каждой атаки сердце ее стремительно падало.
   Джесси беспомощно думала о том, что исход единоборства может решить не столько сила и ловкость, сколько время. Крид быстро уставал. Чтобы сломить сопротивление противника, Ча-и-чоупу оставалось сделать немногое— измотать Крида до такой степени, пока его реакция не станет замедленной, а затем в очередном броске нанести смертельный удар. И все же, несмотря на усталость и боль Криду удавалось пока избегать ударов ножа воина. Более того, он сам уже трижды пустил противнику кровь.
   Уголком глаза Крид разглядел в толпе Джесси с округлившимися от страха глазами и побледневшим лицом. Увидев ее, он почувствовал новый прилив сил и, глубоко вздохнув, повернулся лицом к Ча-и-чоупу как раз в тот момент, когда воин напал на него вновь. Крид позволил ему приблизиться вплотную и в самое последнее мгновение, резко отступив в сторону, въехал кулаком по шее под основание черепа. Ча-и-чоуп тяжело рухнул на землю.
   Не обращая внимания на пульсирующую боль в боку, Крид уселся на лежащего противника верхом и, оттянув за волосы его голову назад, приставил к горлу нож.
   Джесси, затаив дыхание, ждала, что предпочтет Ча-и-чоуп— умереть или сдаться. Время, казалось, остановилось. Толпа с нетерпением ожидала выбора Ча-и-чоупа. Вдруг тело воина обмякло и он, скорее инстинктивно, чем решительно, отбросил нож. Крид глубоко вздохнул, поднимаясь. Выронив нож, он схватился за живот, но, постояв и собравшись с силами, направился к Джесси.
   Никто из индейцев кроу не пытался его остановить.
   — Крид…
   — Все в порядке, Джесси, — пробормотал он, привлекая ее к себе. — Все хорошо. — Она глядела на него во все глаза, сердце учащенно билось.
   — Я думала, ты погиб, — прошептала она и разразилась рыданиями.
   За спиной раздался звук, напоминающий легкое покашливание. Оглянувшись, Крид увидел стоящего позади него высокого воина.
   — Иди за мной.
   Обняв Джесси, Крид последовал за индейцем в направлении маленького вигвама на краю деревни.
   — Вы останетесь здесь, — сказал воин. — Моя женщина принесет вам еду и одежду.
   — Мы вам признательны, — сказал Крид и, взяв Джесси за руку, вошел в вигвам.
   — Что они собираются с нами сделать? — спросила Джесси.
   — Ничего.
   Он взглянул на нее: платье из оленьей кожи, мокасины, обрывок красной ленты, вплетенной в косы. За то время, что они не виделись, ее щеки прихватил легкий загар, а глаза, омытые слезами, сияли, пожалуй, ярче, чем раньше. Сердце его екнуло, когда он увидел на ней чокер своей бабушки.
   Помолившись про себя и возблагодарив Всевышнего за то, что Он сохранил ее здоровой и невредимой, Крид раскрыл свои объятия.
   — Иди ко мне, Джесси.
   Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в грудь, и затряслась в рыданиях.
   — Все в порядке, солнышко, — приговаривал он, стараясь ее утешить. — Не плачь, все в порядке.
   «О Боже, — подумал он, — как хорошо, когда она рядом».
   — Они тебя не обижали? — спросил он.
   — Нет.
   — А он… он не… Ты уверена, что все в порядке?
   Джесси шмыгнула носом.
   — Все в порядке, Крид, я не думала, что когда-нибудь увижу тебя снова. — Она подняла голову и заглянула ему в глаза. — Я думала, они убили тебя.
   — Не совсем. — Он тяжело вздохнул и зашатался. — Мне хочется присесть.
   Она с волнением наблюдала за ним, помогая опуститься на землю. Затем присела рядом.
   — Как ты отыскал меня?
   — По следу, конечно. — Одна из его темных бровей приподнялась. — А ты подумала, что я мог тебя бросить?
   — Я думала, ты умер.
   Крид хмыкнул:
   — Нет, просто устал. Чертовски устал.
   — Тогда поспи, — посоветовала она. Ей не пришлось повторять дважды. Положив голову ей на колени и обняв за талию, Крид Мэддиган закрыл глаза и провалился в глубокий сон.
   Джесси смотрела на него, не отрываясь, боясь поверить, что это правда, что рядом с ней действительно он, живой и невредимый.
   Немного погодя пришла индианка и принесла тушеную оленину и вяленое мясо, а также одежду и мокасины для Крида. Она не забыла и бурдюк с водой, и две деревянные чашки, и даже две сделанные из рога вилки. Джесси улыбкой поблагодарила ее, и женщина вышла. Крид спал. Укрывая его и убирая волосы со лба, Джесси пригладила их. Она увидела наполовину затянувшуюся рану на щеке. «От нее останется уродливый шрам», — с грустью подумала она. Но и тысячи таких шрамов не смогут изменить ее чувство к нему. Ведь он самый отважный и самый великодушный человек из всех, кого ей доводилось когда-нибудь знать.
   И она станет его женой. Наблюдая за спящим Кридом, она продолжала мечтать об их будущем, о том, как они поженятся, как она будет лежать в его объятиях в ночь любви, как станет воспитывать его детей и стариться вместе со своим мужем.
   Миссис Крид Мэддиган. — Миссис Крид Мэддиган. — Она улыбнулась, произнеся это имя вслух. Засыпая, она продолжала улыбаться.

Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   Крид медленно просыпался, чувствуя, что согрелся впервые за много дней. В сознание проникал знакомый запах. По его груди рассыпались чьи-то шелковистые волосы. На талии покоилась чья-то рука; чья-то длинная изящная нога плотно прижималась к его бедру.
   Джесси. Его тело безошибочно и мгновенно отреагировало на ее близость. Какое-то время он продолжая лежать с закрытыми глазами, боясь пошевелиться, впитывая ее тепло и представляя, как чудесно было бы на протяжении всей жизни каждое утро просыпаться в ее объятиях.
   Он отогнал эти мысли прочь. «Какой же я все-таки дурак. Думал, что способен обосноваться где-нибудь на одном месте. И я еще больший дурак, если думал, что смогу избавиться от своего прошлого». Похоже, неприятности подстерегали его на каждом шагу. Пока Джесси находилась рядом с ним, он чувствовал себя спокойно. Но он вздрогнул от страшной мысли о том, что случилось бы с ней, не найди он ее.