Накануне она написала еще одно письмо в суд с просьбой пересмотреть дело и приговор Крида и отправила его этим утром.
   После долгих колебаний она написала и Криду, но потом скомкала письмо и бросила в камин. Она не могла написать ему, как сильно любит его, но не потому, что он не удосужился черкнуть ей пару слов в ответ на первое письмо, и не потому, что заставил ее пообещать, что она не будет ждать его, уедет из города и начнет новую жизнь. Она не могла ему написать оттого, что ей не хватало духу признаться в том, что Роза украла у нее деньги, которые он ей оставил, и уехала с Рэем Коултёром.
   Накануне, к своему стыду, она подслушала разговор двух кумушек, сплетничавших о Розе и Коултере и о том, как они убежали вместе.
   — Отправились в Сан-Франциско, — сказала миссис Нортон и при этом так сокрушенно покачала головой, что голова едва не отвалилась. — Мне Рэй Коултер всегда казался порядочным человеком, несмотря на то, что работал в салуне. И кто бы мог подумать, что он окажется способным на такое — убежать с проституткой?
   Миссис Ватсон кивала головой, полностью соглашаясь с тем, что говорила ее собеседница.
   — Бедняжка Тэсс. И не знаю даже, как ей удается высоко держать голову после всего случившегося.
   Джесси почувствовала, как запылали щеки, когда эти женщины обернулись и увидели ее.
   — Яблоко от яблони недалеко падает, — надменно заметила миссис Нортон, и обе женщины вышли магазина Грэттона, высоко вздернув подбородки.
   Крид сидел на краю койки, уставившись взглядом в пол. Воскресенье — самый долгий день недели. Он с удовольствием пошел бы поработать, если бы ему, конечно, позволили, ибо нет ничего хуже, чем вот так сидеть в камере и ждать писем, которые не приходят Ведь он сам посоветовал Джесси забыть о нем и начать новую жизнь ради себя самой. Ему некого в этом упрекнуть. И она, по всей вероятности, так и поступила. Ему хотелось бы знать, последовала ли она его совету и уехала ли из города; стала ли она счастливее, думала ли о нем хоть изредка. Он подумал о том не написать ли ей, просто поинтересоваться, как она живет, но решил этого не делать. Они расстались навсегда и лучше оставить все так, как есть. Но, черт возьми, хорошо бы хоть разочек услышать о ней.
   Растянувшись на койке и закинув руки за голову. Крид закрыл глаза и начал вспоминать события своего прошлого, своего далекого и беззаботного детства.
   Первые двенадцать лет жизни Крид провел в племени лакота. Его отец, по имени Оседлавший Ветер считался в племени святым человеком. Мать Крида была белой. Как-то во время набега индейцев на белое поселение ее тяжело ранило, и воин по имени Черная Выдра захватил женщину и привез к Оседлавшему Ветер, чтобы тот ее вылечил. Шаман лечил ее раны и ухаживал за ней. К тому времени, когда она совсем поправилась, шаман был уже без памяти влюблен в белую женщину, выкупил ее у Черной Выдры и женился по обряду своего племени.
   Но Хетер Томас не отвечала его отцу взаимностью
   Она ненавидела всех индейцев, в том числе и своего мужа. Она делала все возможное, чтобы восстановить сына против отца, но Крид любил его и восхищала им. Как мать ни старалась, она так и не смогла заставить сына изменить свое отношение к отцу.
   Стояло тринадцатое лето Крида, когда кавалерийский отряд американской армии напал на их деревню.
   Отца убили в тот момент, когда он защищал горстку индейских детей, а Хетер наконец-то спаслась от дикарей. Крид умолял мать отпустить его, чтобы он мог освободить Черную Выдру и его семью. Он знал, что им удалось избежать страшной резни, но мать была непреклонна. Не реагируя на его просьбы, она потащила Крида с собой на Восток, где два года пыталась приобщить его к цивилизованной жизни.
   Упрямо стремясь сделать из своего сына джентльмена, Хетер сожгла его индейскую одежду, постригла и не выпускала из дома, пока он не согласился не говорить больше на языке племени лакота. К ее глубокому сожалению, Крид наотрез отказался становиться джентльменом. Назло ей он связался с бандой молодых хулиганов. Он курил сигары и пил дешевое виски, участвовал в уличных драках и потасовках в салунах. А поскольку она ненавидела оружие и насилие, купил себе кольт 44-го калибра и тренировался каждый день в стрельбе.
   Когда Криду исполнилось семнадцать, мать отступила. Он стал уже почти взрослым человеком с дурными наклонностями. Когда его в первый раз арестовали с тремя другими парнями за дебош в салуне, Хетер отказалась взять его на поруки. Более того, она заставила его отсидеть в той проклятой тюрьме два долгих месяца. Когда Крида наконец выпустили, он продал все, что имел, и уехал на Запад. Вначале он хотел вернуться в племя своего отца. Но пока добрался туда, было уже слишком поздно. Многие воины из отряда Черной Выдры оказались перебитыми еще зимой в стычке с кавалерийским отрядом регулярных войск, а уцелевших индейцев отправили в резервацию закованными в цепи. И хотя ему очень хотелось остаться жить в племени отца, долго он там не выдержал и, проведя в резервации год, сбежал. Резервация очень походила на тюрьму, а он поклялся больше в тюрьму не попадать.
   Крид уставился на решетку и вполголоса смачно выругался. «Вот тебе и клятва», — подумал он мрачно.
   Сбежав из резервации, Крид направился в Денвер в поисках работы. Но единственное, чем он мог похвастаться, так это умением быстро выхватывать кольт и метко стрелять. Так он стал выполнять различные поручения, связанные с этим ремеслом. За первые девять недель работы ему удалось предотвратит шесть разбойных нападений и ограблений, убить четверых преступников и захватить еще семерых.
   Очень быстро он приобрел репутацию хорошего охранника и стрелка. Многие мужчины, до этого смотревшие на него презрительно из-за того, что он метис полукровка, теперь относились к нему с уважением. Владельцы шахт и банкиры нуждались в его услугах и нанимали для выполнения разных поручений. Они платили ему большие деньги за охрану новых участков под разработку недр, за перевозку золота, денег и других банковских ценностей.
   И чем теперь он может похвастаться? Да ничем, черт возьми.
   Выругавшись вновь, он въехал кулаком в стену, получая удовольствие от боли, отвлекшей его от мыслей об искрящихся карих глазках и своей загубленной жизни.
* * *
   Джесси медленно брела в сторону пансиона миссис Веллингтон. Хоть она и не рассчитывала получить письмо от Крида, все же каждый раз не могла преодолеть разочарования, не находя для себя весточки. Она настолько верила в то, что небезразлична Криду, хоть и пообещала позабыть его и устроить свою жизнь на новом месте, она надеялась, что они — друзья, и он, по крайней мере, ответит на ее письмо.
   — Хай, Джесси.
   Она посмотрела в ту сторону, откуда раздалось приветствие Билли Пэддена.
   — Где ты пропадала все это время? — спросил Билли, подстраиваясь под ее шаг.
   — Я работала.
   — Работала? Ты? Где?
   — В пансионе миссис Веллингтон.
   — И миссис Веллингтон взяла тебя на работу? И что ты там делаешь?
   — Да все, что она не может или не хочет делать сама.
   —Как насчет того, чтобы встретиться со мной сегодня вечером?
   — Не думаю, что это получится.
   — Да брось ломаться, Джесси. Я просто приглашаю тебя пообедать в «Мортон-хауз». — Он взял ее под руку, — потом мы, может быть, погуляем у реки.
   —Нет, Билли. — Она решительно сняла его руку со своей.
   — А почему нет?
   — Ты знаешь почему.
   — Да не будь ты такой недотрогой. Я не стану делать ничего такого, что тебе не понравится.
   — Ну да! Конечно!
   — Обещаю.
   — Нет, Билли.
   — А завтра вечером?
   — Посмотрим, — сказала она, надеясь, что он отстанет.
   Билли недоверчиво фыркнул:
   Ночью, пытаясь побороть одиночество, Джесси сидела в своей комнате и смотрела в окно. Может, ей все-таки следовало пойти погулять с Билли Пэдденом? Он вовсе не такой уж плохой. Но он не был Кридом.
   Глубоко вздохнув, она нашла листок бумаги и написала Криду длинное письмо, рассказав о том, что она обманывала его, пообещав забыть о нем, что она его любит и всегда будет любить. Она рассказала ему про Розу и про то, как ее сестра, украв все деньги, которые он ей оставил, уехала с Коултером в Сан-Франциско, Она описала свою работу в пансионе, приукрасив ее настолько, чтобы ее тяжелый труд показался бы ему пустячным делом, уверяя, что с ней все в полном порядке и что она копит деньги и собирается приехать к нему в Кэнон-сити повидаться.
   Джесси потрогала его бусы-воротничок и, немного застеснявшись, излила ему все сердце, поверяя, как она бережно хранит то немногое, что осталось в его седельных сумках, как почти не снимает бусы-чокер и как спит на его подушке, которую стащила из гостиницы
   В заключение она рассказала ему, что снова написала судье Пэкстону, и попросила Крида не оставлять надежды на оправдательный приговор.
   Потом она подписалась и поторопилась запечатать конверт, боясь, что передумает его отправлять.
   Крид с изумлением смотрел на охранника:
   — Мне? Вы уверены?
   — Адресовано Криду Мэддигану, — ответил охранник, обмахиваясь конвертом, как веером. — Но если не хочешь его получать, так и скажи.
   Крид протянул руку, все свое внимание сосредоточив на конверте.
   — Я хочу.
   — Надеюсь, оно принесло тебе хорошие новости.
   Крид долго смотрел на перекочевавший к нему в руки сквозь прутья решетки конверт, поглаживая написанное на нем имя Джесси. «Благослови тебя Господь, девочка», — подумал он, сидя на краешке койки и разворачивая листок белой бумаги.
   Дорогой Крид. Пожалуйста, не сердись на меня, я знаю, что обещала тебе уехать из города, забыть тебя и начать новую жизнь, но не смогла. Каждый день я думаю о тебе и беспокоюсь, как ты там. Должно быть, это очень противно — сидеть взаперти Что ты делаешь целый день? А еда, наверное, тоже ужасная?
   Крид тихо проворчал:
   — Еда-то как раз самая маленькая проблема.
   Он нахмурился, когда дочитал до того места, где она описывала свою работу в пансионе мадам Веллингтон. Он пришел в бешенство, прочитав, что Роза украла его деньги и сбежала с Коултером в Сан-Франциско. Крид не смог бы объяснить откуда, но в глубине души он знал точно: идея украсть деньги принадлежала именно Коултеру. Он и раньше знавал людей такого рода. Они есть в каждом городе к западу от Миссури: сладкоголосые мужчины, способные своими чарами птиц сманить с деревьев, а уж тем более состояние с любимой женщины еще раньше, чем успеют остынуть простыни. Розе вообще повезет, если она хоть одним глазком посмотрит на Сан-Франциско.
   Он перечитал письмо трижды, и все равно в его мыслях парил хаос.
   Я люблю тебя…
   Я не забыла тебя…
   Роза украла деньги и скрылась из города…
   Я работаю в пансионе миссис Веллингтон… коплю деньги, чтобы приехать в Кэнон-сити… Каждый день ношу твои бусы… сплю по ночам на твоей подушке…
   Она любит его. Он вскочил и заметался по камере. Как же она может любить? Она ведь даже толком не знает его, не знает о его прошлом.
   Она не забыла его. Бог свидетель — и он не забыл ее. Она занимала его мысли каждый прожитый день, оживала каждую ночь в его снах, эта прекрасная женщина-ребенок, с волосами, красными, как огонь, и глазами, такими же теплыми и коричневыми, как земля, покрытая поцелуями солнца. Даже сейчас одна только мысль о ней заставила его страдать от непереносимых мучений, понять которые он не мог; она заставляла его желать чего-то такого, что получить ему уже не суждено.
   Джесси. Она верила в него, словно он был чем-то более значительным, чем простой метис и профессиональный стрелок с дурной репутацией, лишенный всякого будущего.
   Он подумал, что она носит индейский чокер— бусы-воротничок, плотно облегающий шею. А ведь именно этот чокер подарила Криду его бабушка Окока незадолго до своей кончины. Этот подарок был выражением ее любви, напоминанием о том, что любящих и любимых нельзя забывать.
   Как будто он мог ее когда-нибудь забыть. Его мать мало обращала на него внимания, пока они жили в деревне племени лакота. Ее больше занимали мысли о выпавших на ее долю несчастиях. Слишком горько она сетовала на положение пленницы, чтобы почувствовать хоть что-то материнское к своему, пусть и нежеланному ребенку. Зато его бабушка, да будет память о ней благословенна, всегда находила для него теплые чувства. А теперь ее чокер носит Джесси
   И спит на его подушке. Он прикрыл глаза, и образ Джесси, калачиком свернувшейся на кровати, с разметавшимися по подушке медно-красными волосами немедленно возник перед его мысленным взором.
   Крид глухо простонал от жара, охватившего все его существо. Пробормотав ругательство, он снова открыл глаза и стал — уже в который раз — разглядывать и перечитывать письмо, которое так и не выпускал из рук. Ее мелкий почерк был очень аккуратным, но местами строчки были размытыми, будто в этих местах чернила оказались разбавленными водой. Горестная уверенность подсказывала ему, что это были ее слезы.
   «Джесси», — шептал он ее имя. От мыслей о Розе, укравшей его деньги и бросившей Джесси на произвол судьбы, Крида всего перекашивало.
   Проклятие! Он знал наверняка: Джесси преуменьшает трудности, выпавшие на ее долю. Она нарочно не стала писать ему и о долгих часах изнурительной работы, и о мизерном жаловании, если ей вообще платят за ее труд.
   Он невольно посмотрел на руки, представляя, как они сжимают горло Розы Макклауд. «Еще наступит день, — думал он, — когда я заставлю ее заплатить за ложь в суде, и за украденные у Джесси деньги, и за…»
   Он молча обругал себя. Кого он дурачит? Роза давно уехала, а ему в ближайшие девятнадцать лет восемь месяцев и тринадцать дней выйти отсюда вряд ли светит.
   Прошел еще месяц. И с каждым днем беспокойство Крида росло. Его вспыльчивость проявлялась по любому, малейшему поводу. Три дня ему пришлось провести в карцере за драку с одним из заключенных. Раньше ему и в голову не приходило, как он, оказывается, ненавидел маленькие замкнутые пространства, насколько высоко ценил вновь обретенную, хоть и ограниченную свободу.
   Когда после карцера его снова водворили в камеру, он дал себе слово держать эмоции в узде, однако легче было сказать, чем сделать. Он постоянно находился в напряжении, его мысли все время возвращались к образу Джесси, вынужденной выполнять тяжелую работу только потому, что Роза украла у нее его деньги. Он перечитывал ее письмо столько раз, что строчки стали совершенно неразборчивыми, но зато его согревали слова ее любви, поддерживая в нем праведный гнев против Розы, обокравшей собственную сестру и бросившей ее в одиночестве.
   Через шесть недель после того, как Крид получил письмо от Джесси, он нечаянно подслушал разговор двух заключенных, которые договаривались о побеге. На следующий день он подошел к их вожаку — Джорджу Вестерману.
   — Вам не нужен еще один человек? — спросил он чуть охрипшим от волнения голосом.
   — Может, и понадобится.
   — Я хочу войти в дело.
   — А тебе можно верить? Умеешь держать язык за зубами?
   — Да будь я проклят!
   Вестерман оглядел его и кивнул.
   — Дело назначено на завтра. Сегодня вечером, за ужином, Грэхем расскажет тебе все, что надо.
   Крид раньше не знал тех семерых, подготовивших план побега, он только изредка здоровался с ними кивком головы. Он знал, что их вожак, Вестерман, получил пожизненное заключение за убийство. Крепкий, немного грузный Вестерман — парень со светлой кожей, голубыми глазами и вьющимися каштановыми волосами— выглядел лет на двадцать пять. На воле у него остался брат, который и должен был обеспечить побег.
   Билли Грэхем уже отбыл два года за ограбление. Остальные за разные дела тянули сроки от восемнадцати месяцев до десяти лет. Последнему— Райану Сент-Джону-оставалось отсидеть всего несколько месяцев.
   Но это не имело значения. Все они хотели одно — поскорее добыть себе свободу.
   План побега оказался настолько прост, что вызвал у Крида только удивление, почему они не сделали этого раньше..
   В назначенное время Грэхем позвал ночного охранника и сообщил, что нездоров и нуждается в медицинской помощи. Когда охранник удалился, Вестермав и Сент-Джон, сидевшие в соседних камерах, сумела открыть замки своих камер ножами, украденными накануне с кухни.
   Прячась в тени, они дождались возвращения охранника и напали на него. Вестерман накинул ему на голову одеяло и слегка придушил.
   Они затащили охранника в камеру Вестермана, связали и, заткнув кляпом рот, забрали у него револьвер и ключи от камер.
   Сердце Крида бешено стучало от возбуждения, когда Вестерман отомкнул замок его камеры. Захватив с собой письмо Джесси, он последовал за остальными в кладовую одежды. Там они сбросили тюремные робы и через окно в северной стене вылезли из главного здания. К удивлению Крида, охранник, которого они связали в камере Вестермана, оказался единственным на всю тюрьму.
   Они зашли в административный блок, где в казарме взяли шесть винтовок, пару ружей и несколько коробок патронов.
   — Мы направляемся в Техас, — сказал Вестерман Криду, заряжая винтовку. — Хочешь поехать с нами?
   Крид покачал головой:
   — Не могу. Надо закончить одно маленькое дельце, которое ждет меня в Гаррисоне.
   Вестерман пробормотал что-то невнятное.
   — Надеюсь, ты его найдешь.
   — Ее, — поправил Крид, сжимая кулаки и представляя, как его пальцы сжимаются на горле Розы.
   —Это еще лучше, — ответил Вестерман, бросив на Крида плотоядный взгляд. Он кинул Криду револьвер в кобуре а потом сунул в руку пачку мятых долларов. — Удачи тебе.
   — Йе, — Крид сунул деньги в карман, потом застегнул пояс с револьвером. — Вам всем того же. Тихо ступая, они направились к воротам. Брат Вестермана, Чарли, ждал их с широкой улыбкой на круглом лице.
   —Проблемы были? — спросил Джордж. Чарли ткнул большим пальцем руки назад, через плечо.
   — Только он.
   — Мертв?
   — Нет, но когда очнется, голова у него будет как с хорошей попойки, черт бы его побрал.
   Джордж Вестерман даже не взглянул на тело охранника, распластавшегося лицом в грязи. Его гораздо больше интересовали лошади, которых купил его брат. Взяв за поводья высокого мускулистого серого мерина, он взобрался в седло, и они умчались в темноту.
   Крид вскочил на спину большого и спокойного чалого, серого в яблоках жеребца, вдохнул и направился на запад.
   «Черт возьми, — подумал он грустно, — я опять в седле. Опять».

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

   После полудня Джесси вышла из пансиона и направилась по пыльной улице к магазину Грэттона.
   Она работала у миссис Веллингтон уже больше двух месяцев и медленно, мало-помалу жители городка стали принимать ее, видя в ней, в Джесси Макклауд, самостоятельного человека, а не только дочь проститутки, как это бывало раньше. До этого ей казалось, что этого никогда не произойдет. Она и думать не смела, что люди в Гаррисоне смогут забыть о ее прошлом.
   Впервые она стала понимать, что такое настоящее уважение и что значит, когда можно идти по улице с высоко поднятой головой.
   По воскресеньям она ходила в церковь и чувствовала, как от пения церковных гимнов и псалмов на и нисходит покой.
   По дороге она улыбнулась Кейт Брэдшо, хозяйке чайного магазина, обменялась приветствиями с Элизабет Уиллз, стоявшей на широком тротуаре с метелкой. У нее появились друзья. И это было чудесным ощущением.
   Поднимаясь по ступеням магазина Грэттона, Джесси кивнула мистеру Томасу, заметив что-то странное но потом, разобравшись, поняла, что старик всего-навсего сидел в любимом кресле-качалке Крида.
   В голубых глазах мистера Грэттона что-то мелькнуло, когда он вышел ей навстречу из-за конторки. Седыми волосами и розовыми щечками он всегда напоминал Джесси Санта Клауса.
   — Добрый день, мисс, — сказал он жизнерадостно.
   — Здравствуйте, мистер Грэттон. Я не думала…
   — Оно пришло, — сказал он, вытирая руки своим фартуком.
   — Оно?
   Грэттон, улыбаясь ей своей самой приветливой улыбкой, кивнул:
   — Да, письмо!
   Наконец-то! Джесси поспешила за ним в комнату почты, располагавшейся позади магазина. Сердце молотком стучало в ее груди, пока хозяин магазина шел к ячейкам и вынимал из одной длинный коричневый конверт.
   Улыбка потускнела и сошла с ее лица, когда она поняла, что письмо не от Крида. Распечатав конверт, она углубилась, в чтение, глаза ее метались от строчки к строчке. Письмо пришло от судьи. Он просил, чтобы Джесси описала более подробно абсолютно все, то видела и что запомнила в тот злополучный вечер, затем подписала письмо, поставила дату и заверила у нотариуса.
   А судья собирался, в свою очередь, написать начальнику тюрьмы в Кэнон-сити, чтобы тот взял письменные показания у Крида, где тот также должен был изложить свою версию случившегося в тот вечер, когда погиб Гарри Коултер. Если судье покажется, что Крид был осужден по ошибке, тогда, возможно, он рассмотрит вопрос о повторном слушании дела.
   —Добрые вести? — спросил мистер Грэттон.
   —Лучше не бывает! — воскликнула Джесси. Прижав письмо к сердцу, она выбежала из магазина.
   Было далеко за полночь, когда Крид приехал в Гаррисон. Он долго просидел за околицей, раздумывая как ему лучше теперь поступить. По дороге сюда у него было много времени для раздумий, и потому он пришел к выводу, что лучшим и самым разумным для него будет выбраться из штата Колорадо. И сделать это так быстро, насколько способен его конь. Что же касается Джесси Макклауд, то ему лучше оставаться от нее подальше, насколько это возможно.
   Крид кивнул самому себе. Следует ехать и ехать. Рано или поздно Джесси научится заботиться о себе сама. Рано или поздно ей встретится приличный молодой человек, который обеспечит ей такую жизнь, какую ей хочется и какую она заслуживает.
   У него нет причин встречаться с нею. Никаких причин. Он доберется до Фриско, найдет Розу, если она все еще там, получит свои денежки обратно и пошлет их Джесси. Он будет устраивать свою жизнь, а она пусть устраивает свою.
   Нужно просто ехать дальше. Так он думал. И так было бы лучше для них обоих. Но он тем не менее продолжал сидеть и смотреть на гаснущие по очереди окна домов, пока салун «Лэйзи Эйс» не остался единственным освещенным огнями.
   «Я поеду дальше, — сказал он себе, — когда… буду уверен, что с Джесси все в порядке».
   Понимая, что поступает опрометчиво, но, все-таки будучи не в силах от этого отказаться, он направил мня в проулок, ведущий к пансиону Марты Веллингтон.
   Спрыгнув на землю, Крид толкнул заднюю дверь. Она легко открылась на хорошо смазанных петлях. Крид вошел в просторную квадратную кухню. Пахло свежеиспеченным хлебом и щелоковым мылом.
   С минуту он постоял, убедившись, что в доме все спят.
   Он тихонько прошел через темные комнаты в холл и очутился перед той комнатой под лестницей, о которой писала Джесси. Когда Крид. взялся за ручку двери сердце его бешено колотилось.
   С облегчением он убедился, что она не заперта и отворил ее. Он радовался и негодовал одновременно. Радовался тому, что ему не придется взламывать эту проклятую дверь, а негодовал на то, что любой, пусть даже не какой-нибудь громила или насильник, может войти в ее комнату посреди ночи.
   Прикрыв за собой дверь, он устремил свой взгляд на узкую кроватку у дальней стены, а уже через мгновение стоял у кроватки, разглядывая спящую девушку. Ее волосы, как пламя, разметались по белоснежной подушке. Одна рука покоилась у щеки, губы полуоткрылись. Не в силах сдержаться, он отодвинул прядь волос с ее лба. Боже, она выглядела такой молоденькой, такой невинной.
   — Джесси, — позвал он, стоя на коленях у кровати и приложил руку к ее рту, — Джесси.
   Она проснулась сразу же, но веки открытых глаз еще сонно дрожали. В неясном свете луны он заметил мелькнувший в ее взгляде страх, быстро сменившийся изумлением, а потом — неподдельной радостью и счастьем.
   Убрав ладонь с ее рта, он сменил ее своими губами. На вкус она была чистой и свежей, как солнце или летнее утро.
   — Крид, — прошептала Джесси, когда он попытался сделать вдох. Она притянула его к себе, неистово обнимая, а потом вдруг отпрянула: — Что ты здесь делаешь?
   — Я сбежал из тюрьмы.
   Она поморгала, не веря своим ушам:
   — Что ты сделал?
   — Ты слышала, что я сказал.
   — Ох, Крид.
   — Ты как будто разочарована?
   — Я же получила письмо от судьи Пэкстона, — сказала она.
   Потом она торопливо пересказала, что написала судье и что тот обещал пересмотреть дело Крида.
   «Проклятье! Я только сделал себе хуже. Но ведь судья не пообещал ничего определенного. Сказать, что он разберется, не означает, что меня признают невиновным».
   — Может, тебе вернуться с повинной? — робко предложила Джесси.
   Крид посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
   — Ну уж нет. Туда я не вернусь. Никогда.
   — Но…
   — Нет, Джесси. — Он провел рукой по волосам, как делал всегда, когда нервничал. — Не стоило мне сюда приезжать, — пробормотал он, — но я должен был убедиться, что с тобой все в порядке.
   Его взгляд блуждал по ее лицу, запоминая каждую милую черточку: черные густые ресницы, упрямый подбородок, глубокую темноту карих глаз.
   Он резко встал:
   — Мне пора. Береги себя.
   — Нет! — Она схватила его за руку и крепко к ней прижалась. — Я так скучала по тебе. — Она старалась снова притянуть его к себе и посадить рядом. — Не уходи. Не сейчас.