без автора. Тысяча и одна ночь

И затем он вынул из-за пазухи ларчик, исписанный и запечатанный, и сломал печать и рассыпал то, что было в ларце, и посыпались оттуда ожерелья, нанизанные из всевозможных яхонтов и жемчужин, и триста изумрудных прутьев и триста ниток крупных жемчужин, величиной с яйцо страуса, сияние которых ярче сияния солнца и луны, и сказал: «О царь времени, эти жемчужины и яхонты – подарок тебе от меня, так как мы не принесли ещё тебе никакого подарка – мы ведь не знали, в каком месте Джулланар, не видали её следов и не имели о ней вестей. А когда мы увидели, что ты сблизился с ней, и мы стали одной семьёй, мы принесли тебе этот подарок. Через каждые несколько дней мы будем приносить тебе такой же, если захочет великий Аллах, так как этих жемчужин и яхонтов у нас больше, чем на земле камешков. И мы различаем хорошие камни и скверные и знаем все к ним дороги и места, и нам нетрудно добывать их».

И когда царь посмотрел на эти камни и яхонты, его ум был ошеломлён, и смутился его разум, и он воскликнул: «Клянусь Аллахом, один камешек из этих камешков равняется по цене моему царству!» И царь поблагодарил Салиха морского за его милость и посмотрел на царицу Джулланар и сказал ей: «Мне стыдно перед твоим братом, – он оказал мне милость и одарил меня этим роскошным подарком, который не в силах собрать жители земли».

И Джулланар поблагодарила своего брата за то, что он сделал, и её брат сказал: «О царь времени, мы уже были обязаны тебе, и должно нам благодарить тебя, так как ты был милостив к моей сестре, и мы вошли в твоё жилище и поели твоей пищи, а поэт сказал:

И если б заплакать мог я раньше её в любви, Душа исцелилась бы моя до раскаянья, Но раньше заплакала она, и поднялся плач От плача, и я сказал: «Заслуга у первого!»

И если бы, – говорил Салих, – мы тысячу лет простояли на наших лицах, служа тебе, о царь времени, мы не могли бы воздать тебе равным, и этого было бы по отношению к тебе мало». И царь поблагодарил его красноречивой благодарностью, и Салих со своей матерью и двоюродными сёстрами оставался у царя сорок дней, а потом Салих, брат Джулланар, поднялся и поцеловал землю меж рук царя, мужа своей сестры, и когда тот спросил его: «Чего ты хочешь, о Салих?» – Салих сказал: «О царь времени, ты оказал нам благодеяния, и я хочу от твоей близости, чтобы ты подал нам милостыню и дал нам разрешение уйти – мы стосковались по нашим родным, нашей стране и близким и родине, и мы не перестанем служить тебе и нашей сестре и сыну нашей сестры. Клянусь Аллахом, о царь времени, не любо моему сердцу с вами расстаться, но что же нам делать, когда мы воспитаны в море и не хороша для нас земля?»

И когда услышал царь его слова, он поднялся на ноги и попрощался с Салихом-мороким и его матерью и двоюродными его сёстрами, и все заплакали из-за разлуки и затем сказали царю: «Скоро мы будем у вас и никогда не порвём с вами, и через каждые несколько дней мы будем вас навещать». И потом они полетели и направились к морю и погрузились в него, скрывшись из глаз…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот сорок третья ночь

Когда же настала семьсот сорок третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, чти, когда близкие Джулланар-морской попрощались с царём и Джулланар, они заплакали из-за разлуки с ними, а потом полетели и опустились в море и скрылись из глаз, и царь оказал Джулланар милости и величайшее уважение. И мальчик рос прекрасно, и его дядя, и бабка, и тётка, и двоюродные сестры его матери через каждые несколько дней приходили в жилище царя и оставались у него месяц или два месяца, а потом возвращались к себе, и увеличивалась с увеличением лет красота и прелесть юноши, пока не стало ему пятнадцать лет жизни, и был он единственным по совершенству, стройности и соразмерности. И он научился письму и чтению, преданиям и грамматике, и лексике, и метанию стрел, и научился играть копьём и научился верховой езде и всему, что нужно царским детям, и не осталось никого из жителей города, мужчин или женщин, кто бы не говорил о прелестях этого ребёнка, так как он был на редкость красив и прелестен, и заключалось его описание в словах поэта:

Написал пушок тёмной амброю на жемчужине

Пару тонких строк, как на яблоке агатом:

«Убивают нас зрачки тёмные, лишь взглянут на нас,

Опьяняют нас щеки нежные без вина».

А вот ещё слова другого:

Вот пушок явился на коже нежной щеки его,

Точно вышивка, на ней осталось смущение.

И казалось мне, что светильник он, подвешенный

Под тьмой волос на двух цепях из амбры.

И любил его царь великой любовью, и вызвал он везиря, эмиров, вельмож правления и знатных людей царства и заставил их дать верные клятвы, что они поставят Бедр-Басима царём над собой после его отца, и все поклялись ему верными клятвами и обрадовались этому. А царь был милостив к народу и мягок в речах, он был средоточием добра и говорил лишь о том, в чем для людей благо. И на следующий день царь сел на коня, с вельможами правления и всеми эмирами, и все воины пошли по городу и вернулись, и когда они приблизились ко дворцу, царь спешился, чтобы служить своему сыну, и вместе со всеми эмирами и вельможами правления понёс перед ним чепрак, так что каждый из эмиров и вельмож правления нёс чепрак некоторое время. И они шли до тех пор, пока не дошли до входа во дворец, и царевич ехал на коне, а затем он спешился, и его отец и эмиры обняли его и посадили на престол царства, и отец его, как и все эмиры, стоял перед ним. И Бедр-Басим стал творить суд между людьми и отставлял обидчика и назначал справедливого, и он продолжал творить суд, пока не приблизился полдень, а потом он поднялся с престола царства и вошёл к своей матери Джулланар-морской, и был у него на голове венец, и походил он на луну. И когда мать увидала своего сына, перед которым шёл царь, она поднялась и поцеловала его и поздравила со званием султана и пожелала ему и его отцу долгой жизни и победы над врагами. И Бедр-Басим посидел у своей матери и отдохнул.

А когда наступило время предвечерней молитвы, эмиры поехали перед мальчиком, и он приехал на ристалище и играл оружием до времени вечерней молитвы со своим отцом и вельможами правления, а потом он вернулся во дворец, и все люди шли перед ним. И он стал каждый день выезжать на ристалище, а по возвращении садился судить людей и оказывал справедливость и эмиру и бедняку. И он делал так в течение целого года, а после этого стал выезжать на охоту и ловлю и кружил по странам и климатам, которые были ему подвластны, возвещая о безопасности и спокойствии, и поступал так, как поступают цари. И был он единственным среди людей своего времени по величию, доблести и справедливости в делах людей.

И случилось, что царь, родитель Бедр-Басима, заболел в один из дней, и затрепетало его сердце, и почувствовал он, что перейдёт в обитель вечности, и усилилась его болезнь, так что он стал близок к смерти. И тогда призвал он своего сына и наказал ему заботиться о подданных и поручил ему его мать и всех вельмож правления и приближённых и взял с них второй раз обеты и клятвы, что они будут слушаться его сына, и заручился от них клятвами» и после этого он прожил немного дней и преставился к милости Аллаха великого. И стали горевать о нем его сын Бедр-Басим, и жена его Джулланар, и эмиры, и везири» и вельможи правления, и сделали ему могилу и похоронили его в ней. А потом она просидела, принимая соболезнования, целый месяц, и пришёл Салих, брат Джулланар, и её мать и двоюродные сестры, и стали они её утешать в утрате царя и сказали: «О Джулланар, если царь умер, то он оставил этого доблестного юношу, а кто оставил подобного ему, тот не умер. Вот он, этот бесподобный, равный сокрушающему льву…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот сорок четвёртая ночь

Когда же настала семьсот сорок четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что брат Джулланар Салих, её мать и двоюродные её сестры говорили ей: „Царь умер, но он оставил этого бесподобного юношу, равного сокрушающему льву и блестящему месяцу“.

А потом вельможи правления и знатные люди вошли к царю Бедр-Басиму и сказали ему: «О царь, не беда погоревать о царе, но горевать подобает только женщинам. Не занимай же своего сердца и наших сердец печалью о твоём родителе – он умер и оставил тебя, а кто оставил подобного тебе, тот не умер».

И они стали его уговаривать и утешать, а потом сводили в баню. И когда Бедр-Басим вышел из бани, он надел роскошную одежду, вышитую золотом и украшенную драгоценностями и яхонтами, и возложил на голову царский венец и сел на престол власти и исполнил дела людей и воздал справедливость слабому против сильного и взял должное для бедняка от эмира. И полюбили его люди сильной любовью, и продолжал он так поступать в течение целого года. И через всякий небольшой срок его посещали морские его родственники, и приятна стала его жизнь, и глаз его прохладился.

И так он провёл долгое время, и случилось, что его дядя вошёл в одну ночь из ночей к Джулланар и поздоровался с нею. Джулланар поднялась и обняла его и посадила рядом с собой и спросила: «О брат мой, как ты поживаешь и как поживает моя матушка и дочери моего дяди?» И Салих ответил: «О сестрица, они здоровы и живут во благе и великом счастии, и недостаёт им только взгляда на твоё лицо». И потом Джулланар подала Салиху угощение, и он поел, и завязалась между ними беседа, и они заговорили о царе Бедр-Басиме и его красоте, и прелести, и стройности, и соразмерности, и доблести, и уме, и образованности. А царь Бедр-Басим лежал, и когда он услышал, что его мать и дядя упоминают о нем и разговаривают про него, он сделал вид, что спит, и стал слушать их разговор. И сказал Салих своей сестре Джулланар: «Твой сын прожил семнадцать лет и не женился. Мы боимся, что случится с ним что-нибудь и не будет у него сына, и я хочу женить его на какой-нибудь из морских царевен, такой же, как он, красивой и прелестной». – «Назови мне их – я их знаю», – сказала Джулланар. И Салих принялся пересчитывать ей царевен, одну за другой, а она говорила: «Не хочу этой для моего сына, и я женю его только на той, что будет ему равна по красоте и прелести, уму и вере, образованию и благородству, и власти, и роду, и племени».

И сказал Салих: «Я не знаю больше ни одной морской царевны. Я перечислил тебе больше ста девушек, и ни одна из них тебе не понравилась. Но посмотри, о сестрица, спит твой сын или нет». И Джулланар потрогала Бедр-Басима и увидела на нем признаки сна и сказала: «Он спит. Но что ты хочешь сказать и зачем тебе нужно, чтобы он спал?» – «О сестрица, – ответил Салих, – знай, что я вспомнил одну девушку из дочерей моря, которая годится для твоего сына, и боюсь, что, если я заговорю о ней, когда он не будет спать, любовь к ней привяжется к его сердцу, а нам, может быть, нельзя будет её достигнуть, и утомимся и он, и мы, и вельможи правления, и будет в этом для нас забота. А поэт сказал:

Любовь вначале, когда возникнет поток слюны,

А как власть возьмёт, превращается в море бурное».

И, услышав слова Салиха, его сестра молвила: «Скажи мне, что это за девушка и как её имя, – я знаю дочерей моря от царей и других, и если я увижу, что она для него годится, я посватаюсь к ней, даже если истрачу на неё все, чем владеют мои руки. Расскажи же мне о ней и ничего не бойся – мой сын спит». – «Я боюсь, что он бодрствует, – ответил Салих. – Ведь сказал же поэт:

Его полюбил, узнав о качествах я его, —

Ведь ухо влюбляется порой раньше ока».

«Говори и будь краток и не бойся, о брат мой», – сказала Джулланар. И Салих молвил: «Клянусь Аллахом, о сестрица, не подходит для твоего сына никто, кроме царевны Джаухары, дочери царя ас-Самандаля. Она подобна ему по красоте, прелести, блеску и совершенству, и не найти ни в море, ни на суше никого мягче её и нежнее чертами. Она красива, прелестна, стройна и соразмерна, и у неё румяные щеки, блестящий лоб, и уста, подобные жемчугам, и тёмные очи, и тяжёлые бедра, и тонкий стан, и прекрасное лицо. Если она взглянет, то смутит серн и газелей, и когда она идёт, ревнует к ней ветвь ивы, а открывая лицо, она позорит солнце и луну и берет в плен всякого смотрящего, и уста её нежны, и члены ев гибки».

И Джулланар, услышав слова своего брата, сказала: «Ты прав, о брат мой! Я видела её много раз, и она была моей подругой, когда мы были маленькие, а сегодня мы не знаем одна другую по причине отдаления, и вот уже восемнадцать лет, как я её не видела. Клянусь Аллахом, никто не годится для моего сына, кроме неё!»

И когда Бедр-Басим услышал их слова и понял с начала до конца то, о чем они говорили, описывая девушку, о которой упомянул Салих, то есть Джаухару, дочь царя ас-Самандаля, он полюбил её со слов и прикинулся спящим, и возникло из-за неё в его сердце пламя огня, и он погрузился в море, где не достигнуть ни берега, ни дна…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот сорок пятая ночь

Когда же настала семьсот сорок пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда царь Бедр-Басим услышал слова своего дяди Салиха и своей матери Джулланар, оказанные при описании дочери царя ас-Самандаля, в его сердце возникло из-за неё пламя огня, и он погрузился в море, где не достигнуть ни берега, ни дна. А Салих посмотрел на свою сестру Джулланар и сказал: „Клянусь Аллахом, сестрица, нет среди царей моря никого глупее и яростнее, чем её отец! Не осведомляй же своего сына об этой девушке, пока мы не посватаемся к ней у её отца, и если он пожалует нам согласие, мы восхвалим Аллаха великого, а если он нас отвергнет и не выдаст её замуж за твоего сына, мы избавимся от его зла и посватаемся к другой“.

И, услышав слова своего брата, Джулланар сказала: «Прекрасное мнение, которое ты принял». И потом они замолчали и проспали эту ночь, а у царя Бедр-Басима было в сердце огненное пламя из-за любви к царевне Джаухаре, но он скрыл своё дело и не сказал матери и дяде ничего о царевне, хотя был из-за любви к ней точно на сковородках с углём. А утром царь и его дядя пошли в баню и вымылись, а выйдя, напились питья, и перед ними поставили кушанья. И царь Бедр-Басим с матерью и дядей слоя, пока не насытились, а потом она вымыли руки, и после этого Салих поднялся на ноги и сказал царю Бедр-Басиму и его матери Джулланар: «С вашего разрешения, я намерен отправиться к родительнице. Я у вас уже несколько дней, и сердце родных беспокоятся обо мне, и они меня ожидают». – «Посиди у нас сегодня», – сказал царь Бедр-Басим своему дяде Салиху, и тот послушался его слов, а затем Бедр-Басим сказал: «Пойдём, о дядюшка, выйдем в сад».

И они пошли в сад и стали там ходить и гулять, и царь Бедр-Басим сел под тенистое дерево и хотел отдохнуть и поспать, и вспомнил он о том, что говорил его дядя Салих, описывая девушку и её красоту и прелесть, и заплакал обильными слезами и произнёс такие два стиха:

«Когда бы сказали мне (а пламя огня бы жгло,

И в сердце и теле всем огонь бы и жар пылал):

«Что хочешь и жаждешь ты: увидать возлюбленных

Иль выпить глоток воды?» В ответ я сказал бы: «Их!»

А потом он принялся жаловаться, стонать и плакать и произнёс такие два стиха:

«Кто заступник от страсти к девушке-лани,

Чей лик солнце – о нет, скажу – она лучше!

Моё сердце не знало к ней прежде страсти,

И любовью к царевне вод загорелось».

И когда дядя его Салих услышал слова юноши, он ударил рукою об руку и воскликнул: «Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммед – посол Аллаха, и нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!» И потом он спросил: «Разве ты слышал, о дитя моё, что мы говорили с твоей матерью о царевне Джаухаре и какие мы приписывали ей качества?» – «Да, о дядюшка, и я полюбил её со слов, когда услышал то, что говорили, и моё сердце к ней привязалось, и не могу я вытерпеть без неё», – ответил Бедр-Басим. И Салих сказал: «О царь, давай вернёмся к твоей матери и осведомим её о том, что случилось, и я попрошу у неё разрешения взять тебя с собой и посвататься к царевне Джаухаре, а потом мы простимся с ней и вернёмся. Я боюсь, что, если я возьму тебя и пойду без её позволения, твоя мать на меня рассердится и будет иметь право, так как я окажусь виновником вашей разлуки и её ухода от нас. И город останется без царя, и не будет у подданных никого, кто бы ими управлял и рассматривал их обстоятельства. И расстроятся дела в царстве, и выйдет власть из твоих рук».

И Бедр-Басим, услышав слова своего дяди Салиха, сказал ему: «Знай, о дядюшка, что, если я вернусь к моей матери и посоветуюсь с ней об этом, она мне этого не позволит. Я не вернусь к ней и не посоветуюсь с нею никогда!» И он заплакал перед своим дядей и сказал: «Я пойду с тобой, не осведомляя её, а потом вернусь».

И Салих, услышав слова своего племянника, растерялся и воскликнул: «Прошу помощи у великого Аллаха при всех обстоятельствах!» И когда дядя Бедр-Басима, Салих, увидел своего племянника в таком состоянии и понял, что он не хочет вернуться к своей матери и уведомить её, а пойдёт с ним, он снял с пальца перстень, на котором были вырезаны имена из имён великого Аллаха, и подал его царю Бедр-Басиму и сказал: «Надень его себя на палец: ты будешь в безопасности от потопления и прочих бед и от зла морских животных и рыб». И царь БедрБасим взял перстень у своего дяди Салиха и надел его на палец. И потом они нырнули в море…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот сорок шестая ночь

Когда же настала семьсот сорок шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда царь Бедр-Басим и его дядя Салих нырнули в море, они пошли, и шли до тех пор, пока не пришли ко дворцу Салиха. И они вошли туда, и увидала Бедр-Басима его бабушка, мать его матери, которая сидела со своими близкими, и, войдя, царевич с Салихом поцеловали им руки. Бабка Бедр-Басима, увидав их, встала и обняла юношу и поцеловала его между глаз и сказала: „Благословенный приход, о дитя моё! Как ты оставил твою мать Джулланар?“ – „Здоровой, во благе и благополучии, и она желает мира тебе и своим двоюродным сёстрам“, – сказал Бедр-Басим.

И после этого Салих рассказал своей матери, что произошло между ним и его сестрой Джулланар и как царь Бодр-Басим полюбил со слов царевну Джаухару, дочь царя ас-Самандаля, и сообщил ей всю историю с начала до конца.

«Он пришёл лишь для того, чтобы посвататься к ней у её отца и жениться на ней», – сказал Салих. И когда бабка царя Бедр-Басима услышала слова Салиха, она разгневалась на него сильным гневом и встревожилась и огорчилась и воскликнула: «О дитя моё, ты ошибся, упомянув о царевне Джаухаре, дочери царя ас-Самандаля перед твоим племянником. Ты ведь знаешь, что царь ас-Самандаль – глупец и притеснитель, малоумный и сильно яростный и он скупится на свою дочь Джаухару перед её женихами. Все цари моря сватались к ней, но он отказался и не согласился ни за кого из них отдать, напротив, отверг их и сказал: „Не ровня вы ей ни по красоте, ни по прелести, ни по чему другому“. И мы боимся, что, если посватаемся к ней у её отца, он нас отвергнет, как отверг других, а мы обладаем благородством и вернёмся с разбитыми сердцами».

И, услышав слова своей матери, Салих спросил её: «О матушка, как же быть? Ведь царь Бедр-Басим полюбил эту девушку, когда я говорил о ней с моей сестрой Джулланар, и он сказал: „Мы обязательно посватаемся к ней у её отца, хотя бы я отдал все моё царство“, – и утверждает, что если он на ней не женится, то умрёт от страсти и любви к ней».

И потом Салих сказал своей матери: «Знай, что мой племянник – красивей и прекрасней её и что его отец был царём всей Персии, а теперь он сам царь, и не годится Джаухара никому, кроме него. Я решил взять драгоценных камней – яхонтов и других – и поднести царю подарок, подобающий ему, и посвататься у него к царевне, и если он укажет, что он царь, то Бедр-Басим – тоже царь, сын царя; если же он нам укажет на красоту своей дочери, то Бедр-Басим красивей её, а если он нам укажет на обширность царства, то у Бедр-Басима царство обширней, чем у неё и у её отца, и у него больше войск и телохранителей. Его царство больше царства её отца, и я непременно постараюсь исполнить желание моего племянника, хотя бы моя душа пропала. Я ведь был причиной этого дела, и так же, как я бросил его в моря любви к ней, я постараюсь его женить на ней. Аллах великий поможет мне в этом». – «Делай что хочешь, – сказала ему мать, – и берегись быть грубым в словах, когда будешь говорить с царём. Ты же знаешь его глупость и ярость, а я боюсь, что он бросится на тебя, так как он не признает ничьего сана». И Салих отвечал: «Внимание и повиновение!» А затем он поднялся и, взяв с собой два мешка, наполненные драгоценностями: яхонтами, изумрудными прутьями, дорогими металлами и всякими камнями, дал их нести своим слугам и пошёл с ними и со своим племянником во дворец царя ас-Самандаля. Он попросил позволения войти, и царь позволил ему, и Салих, войдя, поцеловал землю меж его рук и приветствовал его наилучшим приветом. И, увидав Салиха, царь ас-Самандаль поднялся и оказал ему величайшее уважение и велел ему сесть, и Салих сел, и когда он уселся, царь сказал ему: «Благословенный приход! Ты заставил нас тосковать, о Салих! Какая у тебя нужда, что ты пришёл к нам? Расскажи мне о твоей нужде, чтобы я её исполнял».

И Салих поднялся и поцеловал землю второй раз и сказал: «О царь времени, нужда моя – в Аллахе и в доблестном царе, льве неустрашимом, о ком прекрасную молву развозят едущие, и распространилась в климатах и странах весть о его щедрости, милости, прощении, извинении и благосклонности».

И потом он развязал мешки и, вынув из них камни и прочее, рассыпал их перед царём ас-Самандалем и сказал ему: «О царь времени, быть может, ты примешь мой подарок и окажешь мне милость и залечишь моё сердце, приняв это от меня…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот сорок седьмая ночь

Когда же настала семьсот сорок седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Салих предложил подарок царю ас-Самандалю и сказал ему: „Я желаю от царя, чтобы он оказал мне милость и залечил моё сердце, приняв это от меня“. И царь ас-Самандаль спросил его: „Почему ты даришь мне этот подарок? Расскажи мне твою историю и поведай о своей нужде, и если я властен её исполнить, я исполню её сию же минуту и не заставлю тебя трудиться, а если я бессилен исполнить её, то Аллах возлагает на душу только то, что ей вмочь“.

И Салих поднялся и поцеловал землю трижды и сказал: «О царь времени, нужду мою ты исполнять можешь, она под твоей властью, и ты ею владеешь. Я не возложу на царя трудности, и я не бесноватый, чтобы говорить с царём о том, чего он не может. Ведь сказал кто-то из мудрецов: „Если хочешь, чтобы тебя слушались, проси о том, что возможно“. Что же касается моей нужды, о которой я пришёл просить, то царь, да хранит его Аллах, на неё властен». – «Проси о твоей нужде, изложи твоё дело и требуй то, чего хочешь», – сказал царь. И Салих молвил: «О царь времени, знай, что я пришёл к тебе как сват и желаю единственной жемчужины и драгоценности, скрываемой – царевны Джаухары, дочери нашего владыки. Не обмани же, о царь, надежды того, кто к тебе направился». И когда услышал царь слова Салиха, он так засмеялся, что упал навзничь, издеваясь над ним, и воскликнул: «О Салих, я считал тебя человеком разумным и юношей достойным, который старается только со смыслом и говорит лишь здравое. Что же поразило твой разум и призвало тебя на это великое дело и значительную опасность; и ты сватаешься к дочерям царей, властителей стран и климатов? Разве дошёл твой сан до этой высокой ступени и разве уменьшился твой ум до такого предела, что ты говоришь мне в лицо подобные слова?»

«Да направит Аллах царя! – воскликнул Салих. – Я сватаюсь к ней не для себя, а если бы я сватал её для себя, я был бы ей ровнею – нет, больше её, так как ты знаешь, что мой отец – царь из царей моря, хотя ты сегодня и наш царь. Но я сватаюсь к ней лишь для царя Бедр-Басима, властителя климатов Персии, и его отец – царь Шахраман, ярость которого ты знаешь. И если ты утверждаешь, что ты великий царь, то царь Бедр-Басим – ещё больший царь, а если ты заявляешь, что твоя дочь красива, то царь Бедр-Басим красивей её и прекрасней лицом и достойней по роду и племени, ибо он витязь людей своих времён. И если ты согласишься на то, о чем я тебя просил, о царь времени, ты положишь вещь на её место, а если ты станешь над нами величаться, то будешь к нам несправедлив и не пойдёшь с нами по пути правому. Ты ведь знаешь, о царь, что царевне Джаухаре, дочери нашего владыки, царя, не избежать брака, и говорит мудрец: „Не избежать девушке брака или могилы“. И если ты намерен выдать её замуж, то сын моей сестры более достоин её, чем все люди».