без автора. Тысяча и одна ночь

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот семьдесят третья ночь

Когда же настала пятьсот семьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что эмир Муса приблизился к третьей доске и увидел, что там написано: „О сын Адама, ты предаёшься любви к здешнему миру и пренебрегаешь велением твоего господа! Каждый день жизни твоей проходит, и удовлетворён ты этим и доволен. Приготовь же запас для дня возвращения и готовься дать ответ меж рук господа рабов!“

А внизу доски были написаны такие стихи:

«Где ныне тот, что застроил земли когда-то все,

И Синд[495] и Хинд, и был врагом-притеснителем?

Абиссинцы, зииджи[496] послушны были словам его,

И нубийцы также, и гордым был и кичливым он.

Не жди же ты вестей о том, что в могиле с ним:

Не бывать тому, чтобы нашёл об этом ты вестника!

Поражён он был смерти гибельной превратностью,

Не спас его дворец, ему построенный».

И эмир Муса заплакал сильным плачем, а затем он приблизился к четвёртой доске и увидел, что на ней написано: «О сын Адама, на сколько даст тебе отсрочку твой владыка, когда ты погружён в море развлечений? Благо всякого дня принадлежит тебе, пока не помрёшь ты. О сын Адама, пусть не обманывают тебя дни и ночи и часы развлечений с их беспечностью! Знай, что смерть тебя подстерегает и на плечи к тебе залезает; не проходит дня, чтобы не приветствовала она тебя утром и не желала тебе доброго вечера; остерегайся же её нападения и готовься к ней. Я как будто вижу тебя, когда погубил ты свою жизнь и извёл наслаждения бытия; послушай же моих слов и положись на владыку владык! Нет у земной жизни устойчивости, и подобна она жилищу паука».

А внизу доски он увидел такие стихи:

«Где строитель высот земных, что воздвиг их,

И построил ряд крепких стен и возвысил?

Где те люди, что в крепости прежде жили?

Удалились, как путники, что расстались.

И залогом лежат в земле до минуты,

Когда будут испытаны тайны сердца.

Будет вечен один господь наш (велик он!),

И присущи все милости ему вечно».

И заплакал эмир Муса и записал все это и сошёл с горы, и предстала земная жизнь пред его глазами.

И когда пришёл он к своим воинам, они провели этот день, придумывая хитрость, чтобы войти в город, и сказал эмир Муса своему везирю Талибу ибн Сахлю и приближённым, окружавшим его: «Какова будет хитрость, чтобы нам войти в этот город и посмотреть на его диковинки? Может быть, мы найдём в нем что-нибудь, что приблизит нас к желанию повелителя правоверных?» И сказал Талиб ибн Сахль: «Да сделает Аллах вечным благодействие эмира! Мы устроим лестницу и взберёмся на неё; может быть, мы достигнем ворот изнутри». – «Это приходило мне на мысль, и прекрасно такое мнение!» – отвечал эмир Муса.

И затем он позвал плотников и кузнецов и велел им выровнять бревна и сделать лестницу, покрытую железными пластинками. И они сделали её, и изготовили как следует, и просидели за работой целый месяц, и люди собрались вокруг лестницы и поставили её и придвинули к стене вплотную, и она пришлась как раз вровень с нею, как будто была сделана для этого раньше. И эмир Муса удивился и воскликнул: «Да благословит вас Аллах! Вы как будто примеряли её к стене, так хорошо вы её сработали!» А потом эмир Муса сказал своим людям: «Кто из вас поднимется по этой лестнице, взберётся по ней на стену и пройдёт и ухитрится опуститься вниз в город, чтобы посмотреть, как обстоит дело, а затем расскажет нам, как открыть ворота?» И кто-то сказал: «Я влезу, о эмир, и опущусь и открою ворота». И эмир Муса воскликнул: «Полезай, да благословит тебя Аллах!»

И этот человек полез на лестницу и добрался до самого верха, а затем он встал на ноги и, устремив глаза в город, захлопал в ладоши и вскрикнул во весь голос: «Ты прекрасен!» – и бросился внутрь города, и мясо его смешалось с костями. И эмир Муса воскликнул: «Вот поступок разумного, каков же будет поступок безумного? Если мы сделаем то же со всеми нашими товарищами, не останется из них никого, и мы не будем в силах исполнить то, что нам нужно и нужно повелителю правоверных. Отъезжайте, нет нам нужды до этого города!» И кто-то сказал тогда: «Может быть, другой будет устойчивее?» И поднялся второй человек, и третий, и четвёртый, и пятый, и они влезали по этой лестнице на стену один за другим, пока не пропало из них двенадцать человек, и все делали то же, что первый.

И сказал тогда шейх Абд-ас-Самад: «Нет для этого дела дикого, кроме меня, и опытный не таков, как неопытный!» Но эмир Муса воскликнул: «Не делай этого! Я не дам тебе влезть на эту стену, так как, если ты умрёшь, ты будешь причиной смерти всех нас, и не уцелеет из вас никто; ты ведь – наш проводник». – «Может быть, то, что нам нужно, произойдёт благодаря мне, по воле великого Аллаха», – сказал шейх Абд-ас-Самад. И все люди сошлись на том, что он должен лезть, и шейх Абд-ас-Самад встал и подбодрил себя и со словами: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного» – стал подниматься по лестнице, поминая великого Аллаха и читая стихи спасения. И он достиг верхушки стены и захлопал в ладоши и устремил глаза в город, и люди все вместе закричали ему: «О шейх Абд-ас-Самад, не делай, не бросайся вниз! – и восклицали: – Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Если шейх Абд-ас-Самад упадёт, мы все погибли!» А шейх Абд-ас-Самад засмеялся громким смехом и просидел долгое время, поминая великого Аллаха и читая стихи спасения, а потом он встал на ноги и закричал во весь голос: «О эмир, с вами не будет беды! Аллах (велик он и славен!) отвратил от меня козни шайтана и ухищрения его, по благословению слов: „Во имя Аллаха милостивого, милосердного!“ И эмир спросил его:

«Что ты видел, о шейх?» И шейх ответил: «Когда я оказался на верхушке стены, я увидел десять девушек, подобных лунам, которые…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот семьдесят четвёртая ночь

Когда же настала пятьсот семьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что шейх Абд-ас-Самад говорил: „Когда я оказался на верхушке стены, я увидел десять девушек, подобных лунам, которые делали мне руками знаки: „Подойди к нам!“ – и мне представилось, что подо мною море воды. И я хотел броситься вниз, как сделали наши товарищи, но увидел, что они мертвы, и удержался от этого и стал читать кое-что из книги Аллаха великого, и отвратил Аллах от меня козий этих девушек, и они ушли, и я не бросился вниз, и Аллах защитил меня от их козней и чар. Нет сомнения, что это – колдовство и ловушка, которую устроили жители этого города, чтобы защитить его от тех, кто захочет к нему приблизиться и пожелает в него проникнуть. А вон напои товарищи лежат мёртвые“.

И затем он дошёл по стене до медных башен и увидел перед ними двое золотых ворот, на которых не было замков, и ничто не указывало, как их открыть, и шейх постоял, сколько хотел Аллах, и, всмотревшись, увидел посреди ворот изображение медного всадника с протянутой рукой, которой он как будто на что-то указывал, к на руке была какая-то надпись, и шейх Абд-ас-Самад прочитал её и увидел, что она гласит: «Потри гвоздь в лупке этого всадника двенадцать раз – ворота откроются».

И тогда он осмотрел всадника и увидел у него в пупке гвоздь, хорошо сделанный, основательный и крепкий, и потёр его двенадцать раз, и ворота тотчас же распахнулись с шумом, подобным грому.

И шейх Абд-ас-Самад вошёл в ворота (а это был человек достойный, знавший все языки и почерка) и шёл до тех пор, пока не вошёл в длинный проход. Он спустился из него по ступенькам и увидел помещение с красивыми скамьями, на которых лежали мёртвые люди, и в головах у них были роскошные щиты, отточенные мечи, натянутые луки и стрелы, наложенные на тетивы, а за воротами находились железные дубины и деревянные засовы и тонко сделанные замки и разные крепкие орудия.

И шейх Абд-ас-Самад сказал про себя: «Может быть, ключи у этих людей», – а затем он осмотрелся и вдруг заметил старца, по виду старейшего из них годами, который лежал на высокой скамье среди мертвецов. «Почём знать, не находятся ли ключи от города у этого старца?

Может быть, он – привратник города, а эти люди ему подвластны», – сказал шейх Абд-ас-Самад, и, приблизившись к старцу, он приподнял его одежду и увядал, что ключи висят у него на поясе. И, увидев ключи, Абд-асСамад обрадовался великой радостью, и его ум от такой радости едва не улетел. А потом шейх Абд-ас-Самад взял ключи и, подойдя к воротам, отпер замки и потянул ворота, засовы и другие орудия и замки открылись, и ворота распахнулись с громовым шумом, так как они были велики и ужасны я снабжены огромными запорами. И тут шейх Абд-ас-Самад воскликнул: «Аллах велик!» – и все повторили за ним этот возглас и обрадовались и возвеселились.

И эмир Муса обрадовался, что шейх Абд-ас-Самад опасен и ворота города открылись, и все начали благодарить шейха за то, что он сделал. И воины поспешили войти в ворота, и эмир Муса крикнул на них и сказал: «О люди, если мы войдём все, то не будем в безопасности от какого-нибудь случая! Пусть входит половина и остаётся сзади половина!» И эмир Муса вошёл в ворота, и с ним половина его людей, которые несли военные доспехи, и воины увидели своих товарищей мёртвыми и похоронили их, и увидали привратников, слуг, царедворцев и наместников, лежавших на шёлковых коврах, и все они были мёртвые. И они вошли на главный городской рынок и увидели рывок огромный, с высокими постройками, ни одна из которых не возвышалась над другими, и лавки были открыты, и весы повешены, и медь стояла рядами, и ханы были полны всяких товаров, и увидели воины, что купцы лежат подле лавок мёртвые, и у них высохла кожа, и сгнили кости, и стали они назиданием для всех, кто поучается.

И ещё увидели воины четыре особых рынка, где лавки были полны богатств. И сначала они пошли на шёлковый рынок и увидели там разноцветные шелка и парчу, затканную червонным зелотом и белым серебром, но владельцы её были мертвы и лежали на кожаных коврах и только что не говорили. И воины оставили их и ушли на рынок драгоценных камней, жемчуга и яхонтов и, покинув его, пошли на рынок менял и увидели, что они мертвы и под ними всевозможные шелка и парча и лавки их полны золота и серебра. И они оставили их и пошли на рынок москательщиков и увидели, что лавки их полны всевозможных благовоний и мешочков мускуса, и амбры, и алоэ, и недда, и камфары, и прочего, но все люди там мёртвые, и у них нет ничего съестного.

И потом воины ушли с рынка москательщиков и увидели возле него разукрашенный и крепко построенный дворец и, войдя туда, увидали там развёрнутые знамёна и обнажённые мечи и натянутые луки я щиты, подвешенные на серебряных и золотых цепях, и шлемы, покрытые червонным золотом, а в проходах дворца стояли скамейки из слоновой кости, украшенные пластинками из яркого золота и покрытые парчой, а на них лежали люди, у которых кожа высохла на костях, и невнимательный счёл бы их спящими, но они умерли от отсутствия пищи и вкусили гибель.

И эмир Муса остановился, прославляя Аллаха великого и святя его имя, и смотрел, как красив этот дворец, как крепки его постройки и как диковинно он сделан, прекрасен обликом и умело выстроен. Он был обильно разрисован зеленой лазурью, и по стенам его были написаны такие стихи:

«Ты оком взгляни на то, что видишь, о сильный муж.

И будь осторожен ты, пока не пустился в путь.

Запасы ты приготовь благие, чтобы спастись;

Ведь все, кто в домах живёт, когда-нибудь тронутся.

Взгляни ты на тех людей, что дом свой украсили,

И вот за дела свои залогом в земле лежат.

Нет пользы от зданий им, которые строили,

И деяния их не спасли, как кончился жизни срок.

Надеялись все на то, что не было суждено,

Но в землю они ушли, и нет от надежд добра,

С высот их величия и сана сошли они

К позору теснин могильных – дурно жилище их!

И слышали они крик, когда схоронили их

«Где царственный ваш престол, венцы и одежды где?

Где лики тех девушек, что были сокрытыми

За плотной завесою, о ком поговорки шли».

Ответил на это прах могил вопрошающим —

«С ланит их ушли давно все розы прекрасные.

Не мало они в дни они съели и выпили,

Но после прекрасных яств их; может в могиле червь».

И эмир Муса так заплакал, что лишился сознания, а потом он приказал записать это стихотворение. И он во шёл во дворец…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот семьдесят пятая ночь

Когда же настала пятьсот семьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что эмир Муса вошёл во дворец и увидел большую залу и четыре просторные высокие комнаты, одну напротив другой, поместительные и расписанные золотом и серебром разного цвета, и посреди залы был большой мраморный бассейн, и над ним возвышался парчовый шатёр, и в комнатах были уголки, в которых находились богато украшенные бассейны и выложенные мрамором водоёмы, а под полом комнат текли потоки, и эта четыре потока бежали и сливались в большом бассейне, выложенном разноцветным мрамором.

И эмир Муса сказал шейху Абд-ас-Самаду: «Войдём в эти комнаты!» И они вошли в первую комнату и нашли, что она полна золота, белого серебра, жемчуга, драгоценных камней, яхонтов и дорогах металлов, и увидели там сундуки, наполненные красной, жёлтой и белой парчой. И затем они перешли во вторую комнату и открыли там кладовую, и оказалось, что она полна оружия и военных доспехов: раззолоченных шлемов, Давидовых кольчуг, индийских мечей, хеттских копий и хорезмских палиц и всевозможных других доспехов для боя и сечи.

А потом они перешли в третью комнату и нашли там много кладовых, на которых висели замки, скрытые за занавесками, расписаннымн всевозможными вышивками, и, открыв одну кладовую, они увидели, что она полна оружия, разукрашенного золотом и серебром и всякими драгоценными камнями. А оттуда они перешли в четвёртую комнату и увидели там много кладовых и, открыв одну из них, обнаружили, что она полна сосудов для еды и питья из всевозможного золота и серебра, и там находятся хрустальные миски и бокалы, украшенные свежим жемчугом, и сердоликовые чаши и прочее.

И они стали брать из этого то, что им годилось, и всякий воин унёс сколько мог. А когда они решили уходить из этих комнат, они увидели дверь из тека, в которой была вделана слоновая кость и чёрное дерево, и эта дверь, выложенная полосками из яркого золота, находилась посреди дворца, и перед ней была опущена шёлковая занавеска, украшенная всякими вышивками, и были на ней замки из белого серебра, которые открывались хитростью, без ключа. И шейх Абд-ас-Самад подошёл к замкам и отпер их своим уменьем и смелостью и превосходством, и люди прошли выложенный мрамором проход, по сторонам которого были повешены занавески с изображением разных зверей и птиц, и все они были сделаны из червонного золота и серебра, а глаза у них были из жемчуга и яхонта, и всякий, кто их видел, впадал в недоумение. И воины прошли в роскошно отделанную залу, и, увидав её, эмир Муса и шейх Абд-ас-Самад были поражены её отделкой. И они прошли через неё и увидели комнату, отделанную полированным мрамором и украшенную драгоценными камнями, так что смотрящий мог вообразить, что по мрамору течёт вода, и если бы кто-нибудь пошёл по нему, он непременно бы поскользнулся.

И эмир Муса приказал шейху Абд-ас-Самаду накинуть что-нибудь на этот мрамор, чтобы по нему можно было ходить, и шейх сделал это и так ухитрился, что люди прошли. И они увидели в этой зале большой купол, выстроенный из камней, покрытых червонным золотом, прекратив с которого люди не видали среди того, что видели. А под этим куполом был большой великолепный свод из мрамора, вокруг которого были окна, разрисованные и украшенные, с решёткой из изумрудных прутьев, какой не мог иметь никто из царей. И под куполом стоял парчовый шатёр, поставленный на подпорках из червонного золота, а в шатре были птицы, с ногами из зеленого изумруда и под каждой птицей находилась сетка из свежего жемчуга, протянутая над бассейном. А у бассейна стояло ложе, украшенное жемчугом, драгоценными камнями и яхонтом, и на ложе покоилась девушка, подобная незакрытому солнцу, прекрасней которой не видели видящие. Она была в одеждах из свежего жемчуга, на голове у неё был венец из червонного золота и повязка из драгоценных камней, а на шее – драгоценное ожерелье, посреди которого сверкали яркие камни, и на лбу у неё были два камешка, издававшие свет, подобный свету солнца. И казалось, что эта девушка смотрит на людей и оглядывает их справа и слева…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот семьдесят шестая ночь

Когда же настала пятьсот семьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло меня, о счастливый царь, что когда эмир Муса увидал эту девушку, он до крайности удивился её красоте и смутился, видя её прелесть и румянец её щёк и черноту волос, и смотрящему, думалось, что она в живых, а не мёртвая. И он сказал ей: „Мир с тобою, о девушка!“ И Талиб ибн Сахль воскликнул: „Да исправит Аллах твоё дело! Знай, что эта девушка мёртвая, и нет в ней духа; как же она ответит на приветствие?“ И потом Талиб ибн Сахль оказал: „О эмир, это – изображение, мудро придуманное; ей вынули глаза, когда она умерла, и положили под них ртуть, а потом глаза вставили на место, и они блестят и как будто движутся под ресницами, и кажется смотрящему, что девушка мигает глазами, а она мёртвая“. – „Хвала Аллаху, который покарал рабов смертью!“ – воскликнул эмир Муса.

А у ложа, на котором лежала девушка, были ступеньки, и на ступеньках стояли два раба: один – белый, а другой – чёрный, и у одного в руке было оружие из стали, а в руке другого был меч, украшенный драгоценными камнями, который похищал взоры. И была перед рабами золотая доска с надписью, которую можно было прочесть, и она гласила: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! Слава Аллаху, творцу человека, господину господ, первопричине всех причин! Во имя Аллаха, вечного, бесконечного, во имя Аллаха, определяющего судьбу и приговор! О сын Адама, как неразумен ты, долго питая надежду, и как забываешь ты о наступлении срока! Не знаешь ты разве, что смерть тебя уже позвала и спешит, чтобы схватить твой дух? Будь же готов к отбытию и запасись благами мира: через малое время ты его покинешь. Где Адам, отец людей, где Нух и его потомство, где цари Хосрои и Кесари, где цари Хинда и Ирака, где цари стран земных, где амалекиты, где великаны? Свободны стали от них земли, и покинули они семью и родных. Где цари арабов и неарабов? Все они умерли и превратились в тлен. Где господа, обладатели сана? Все они умерли. Где Карун и Хаман, где Шеддад, сын Ада, где Канааи и Обладатель кольев? Срезал их, клянусь Аллахом, срезающий жизнь и освободил от них землю. Приготовили ли они запас для дня возвращения и готовы ли ответить господу рабов? О ты, ест ты меня не знаешь, то я осведомлю тебя о моем имени и происхождении. Я – Тирмиз, сын дочери царей амалекитов, тех, что были справедливы на земле, и владел я тем, чем не владел никто из владык, и был справедлив при приговоре и творил суд правый среди людей и давал и одарял. Я прожил долгое время радостной и приятной жизнью и отпускал невольниц и рабов, пока не поразил меня удар гибели и де опустилась предо мною беда. Сменились над нами семь лёг, в которых не сошло на нас воды с неба и не росла для нас трава на лице земли, я съели мы бывшую у нас пищу, а затем принялись за животных, ходящих по земле, и съели их, и ничего у нас не осталось. И тогда я велел принести деньги и, намеряв их мерой, послал с верными мужами, и они обошли все страны, не пропустив ни одного города, в поисках какой-нибудь пищи и не нашли её. И они вернулись к нам с деньгами после долгой отлучки, и тогда мы выставили наши богатства и сокровища и заперли ворота крепостей, которые в нашем городе, и отдались на суд господа, вручив наше дело владыке. И мы умерли, как ты видишь, и покинули то, что выстроили и накопили. Вот какова наша повесть, и после самого дела остаётся лишь след его».

И воины посмотрели на нижнюю часть доски и увидели, что там написаны такие стихи:

«Адама сын, пусть надежд игрушкой не будешь ты,

Ведь все, что руками накопил ты, покинешь ты.

Я вижу, что жаждешь ты благ мира и роскоши,

Искали и прежде их ушедшие первые.

Они добывали деньги правдой и кривдою,

Но нет от судьбы защиты, если окончен срок.

Бели они воинов, толпой собирая их,

Но, деньги оставив и достройки, ушли они.

В теснины могильных плит и в прах они брошены

Залогом лежат они теперь за дела свои,

Подобные путникам, что кинули кладь свою

В ночной темноте у дома, где угощенья нет,

И молвил хозяин: «Нет, о люди, стоянки вам

В сём доме, седлайте же, хоть вы и сложили кладь»,

Не радостен ни привал для них, ни отъезд теперь,

И в страхе все путники, и сердце трепещет их,

Готовь же запасы ты, чтоб завтра быть радостным,

Лишь в страхе перед господом нам следует действовать».

И заплакал эмир Муса, услышав эти слова, и прочитал дальше: «Клянусь Аллахом, страх божий – начало всех дел и доказательство истины и крепкая опора, и поддано, смерть – явная истина и несомненное обещание. В смерти, о человек, – возврат и возвращение. Поучайся же на примере тех, кто сошёл раньше тебя во прах, и спеши на путь возврата. Не видишь ли ты, что седина к могиле тебя призывает и белизна волос твоих о кончине тебе возвещает? Будь же бдителен и готов к отъезду и расчёту. О сын Адама, как жестоко твоё сердце и как заблуждаешься ты относительно твоего господа! Где люди, бывшие прежде – назидание для поучающихся? Где цари Китая – люди гнева и мощи? Где Ад ибн Шеддад и то, что он возвёл и построил? Где Нимруд, который был горд и заносчив? Где фараон, который отверг и отступил от веры? Всех их покорила смерть, не оставив от них следа, и не пощадила она ни малого, ни великого, ни мужчины, ни женщины: срезал их жизнь срезающий и ночь да день навивающий. Знай, о пришедший к этому месту, о тот, кто видел нас, что не должно соблазняться ничем из земной жизни и суеты её. Она – коварная обманщица, обитель гибели и соблазна, и счастье рабу, который помнит свои прегрешения и боится своего господина и хорошо поступает при сделке и приготовила запас для дня возвращения. Пусть тот, кто войдёт в наш город и достигнет его и кому облегчит Аллах вступление в него, берет из богатств его что может, но пусть не дотрагивается он ни до чего, что на моем теле: это – покров для моей срамоты и снаряжение моё против земной жизни. Пусть же убоится он Аллаха и не похищает с меня ничего: он сам себя погубит. Я сделала это и моим советом и поручением, которое я ему доверяю, и конец. Я прошу Аллаха, чтобы избавил он вас от злых бедствий и недугов…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот семьдесят седьмая ночь

Когда же настала пятьсот семьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, услышав эти слова, эмир Муса заплакал горьким плачем и лишился чувств, а очнувшись, он велел записать все то, что увидел, и извлёк поучение из того, чему был свидетелем. А затем он сказал своим людям: „Принесите мешки и наполните их этим богатством и сосудами и редкостями и драгоценными камнями“. И Талиб ибн Оахль сказал эмиру: „О эмир, разве оставишь ты эту девушку и то, что есть на ней? Это ведь – вещи, которым нет подобных, и ни в какое время не найти равных им. Они дороже того, что ты взял из денег, и будут лучшим подарком, которым приблизишься ты к повелителю правоверных“. – „О такой-то, – воскликнул эмир Муса, – разве не слышал ты, что завещала девушка на этой доске? Больше того, она сделала это поручением, нам доверенным, а мы не из людей обмана“. – „Неужели мы оставим подобные богатства и драгоценные камни? – воскликнул Талиб. – Девушка мертва, и что она будет с этим делать, когда это – украшение земной жизни и красота для живых? Ты накроешь эту девушку одеждой из хлопчатой бумаги, и мы имеем больше прав, чем она, на её богатство“.

И затем он подошёл к лестнице и поднимался по ступенькам, пока не оказался между столбами и не очутился между теми двумя рабами, что стояли на ступеньках, и вдруг один из них ударил его по спине, а другой ударил его мечом, бывшим у него в руке, и снёс ему голову.

И Талиб упал мёртвый, и эмир Муса воскликнул: «Да не помилует Аллах твоего смертного ложа! Этих денег было достаточно, и жадность, нет сомнения, смеётся над испытывающим её!» И он велел воинам входить, и те вошли и нагрузили верблюдов этими богатствами и благородными металлами, а потом эмир Муса приказал им запереть ворота, как раньше. И люди пошли по берегу и подошли к высокой горе, которая возвышалась над морем, и было в ней много пещер.

И вдруг они увидели там чёрных людей, покрытых кожами, и на голове у них были кожаные бурнусы, и речь их была непонятна, и, увидав воинов, эти люди испугались и бросились бежать в пещеры, а их женщины и дети остались стоять у входа. «О шейх Абд-ас-Самад, – спросил тогда эмир Муса, – что это за люди?» И шейх ответил: – «Это те, кого ищет повелитель правоверных».

И воины остановились и разбили палатки и сложили богатства, и не успели они усесться, как царь чернокожих спустился к горе и подошёл к войску. А он знал по-арабски и, подойдя к эмиру Мусе, приветствовал его, и эмир возвратил ему приветствие и оказал ему почёт.