Бир Грег. Хорал забвения

   Элина опустилась перед ним на колени.
   — Ты знаешь Саварина. Он ученый. Есть и другие люди. Ты с ними не знаком. Только одного видел — он пришел посмотреть на тебя, когда давали обед в гостинице. Помнишь, такой низкорослый, плечистый, с черными волосами?
   Майкл не помнил.
   — Ну, не важно. Он тебя видел и потом сказал, что мы должны решить, сближаться с тобой или нет.
   Зазвенел колокол на городской площади. Майкл подошел к окну, прислушался.
   — Значит, ты вступила со мной в контакт, — произнес он.
   Элина встала и приблизилась к нему.
   — Это набат, — проговорила она дрожащим голосом. — Явился Элионс или кто-то из его свиты. Поэтому я буду говорить быстро. Мы нашли металл сидхов. Неважно где. Он хранится у людей, и они превращают его в… разные вещи: фортепьяно, например. Господи, как хочется поиграть на фортепьяно! Но нам, конечно, не позволят, пока…
   Она вдруг умолкла и побледнела. Совсем близко в переулке раздался топот копыт.
   — Майкл!
   — Что?
   — Они за тобой? Или это ты их привел?
   — Я тут совершенно ни при чем, — заявил Майкл.
   Элина схватила его за руку.
   — Они уже здесь!
   Элионс и двое его помощников не спеша проезжали по улочке. Владыка Фитиля поднял голову и заметил в окне Майкла. Майкл отступил в глубь комнаты.
   — Антрос! Тебя вызывают!
   — Они по твою душу, — шепнула Элина.
   — Похоже на то.
   — О, только не говори им ничего. Мне так страшно. Куда они тебя поведут?
   — Не знаю.
   Они вышли на лестничную площадку, и Майкл огляделся по сторонам. Вот бы опять войти в то состояние… Он повернулся к Элине и неловко — со второй попытки — взял за руку. Ему безумно хотелось расхохотаться.
   — Фортепьяно, говоришь?
   — Тсс!
   — Оказывается, тут целое подполье, а я-то думал…
   — Человеческий детеныш! — позвал Элионс.
   Майкл поцеловал ей руку, испытывая гордость пополам со страхом. Один из сидхов показался на лестнице. Майкл бесцеремонно втолкнул Элину в квартиру и хлопнул дверью. Он стоял на верхней площадке и смотрел вниз, надеясь, что от его позы и выражения лица веет высокомерием и презрением.
   — Что угодно? — осведомился он у сидха.
   Тот, не отвечая, поднимался по ступенькам. Глядя на него, Майкл лихорадочно соображал, нельзя ли и тут сыграть в «волшебный цветок». Выяснить это можно было только одним способом. Максимально сосредоточившись, Майкл устремился вниз по лестнице; он решил, что бросит тень в одну сторону, а сам юркнет в другую. Сидх не раздумывая схватил его и сунул под мышку, как связанного поросенка, вышел из дома и передал свою добычу Владыке Фитиля.
   Пока они обменивались несколькими фразами на каскарском языке, Майкл смотрел в упор на Элионса.
   — Ты обучаешься у Журавлих, но успехи твои невелики, — заметил Владыка Фитиля.
   Его подручный снова заговорил, и оба рассмеялись.
   — Никогда не пользуйся тенью, если ее можно направить только в одну сторону, — посоветовал Элионс.
   Он поднял фитиль и велел привязать Майкла к седлу. Всадники умело развернулись на узкой улочке и повели Майкла за собой на веревке. Он оглянулся через плечо и увидел в окне бледное лицо Элины. Мелькнул страх — а вдруг сидхи заберут и ее?
   Майкла вывели из города. Сидхи ехали так быстро, что ему приходилось бежать. По пути к ним присоединилось еще четверо всадников. Майкла вели по дороге к дому Изомага, дергая за веревку, когда он падал.

Глава семнадцатая

   У порога знакомого Майклу здания Элионс спешился и вошел. Его помощники остались ждать, безмолвные, равнодушные даже друг к другу.
   Через несколько минут появился Элионс, отвязал от седла веревку и принялся сматывать. Оказавшись в двух футах от Майкла, сказал:
   — Человеческий детеныш, она хочет говорить с тобой.
   Лицо Элионса казалось каменным. Он повернулся и повлек за собой на веревке Майкла. Очевидно, Владыка Фитиля сдерживал ярость, и эта догадка приободрила пленника. Дела его, по-видимому, не так уж плохи, если Элионс чем-то недоволен.
   В доме все выглядело по-прежнему. Но солнце уже садилось, и потому стало темнее и холоднее. День выдался особенно короткий. Из прихожей с узкими окнами лестница вела в более светлое помещение. Ламия стояла на балконе, держалась маленькими изящными ручками за балюстраду.
   — Он здесь? — спросила она.
   — Как вы просили, — с явным презрением ответил Элионс.
   — Давайте его сюда.
   Владыка Фитиля неторопливо развязал веревку. Майкл ощущал холодные прикосновения его длинных узловатых пальцев.
   — Иди. — Он грубо толкнул Майкла и указал на лестницу.
   Майкл стал подниматься, растирая покрасневшие запястья и поглядывая в окна, за которыми темнел небосвод. Он не думал, что останется в доме до утра, но и не представлял себе ночное путешествие со всадниками или возвращение в город в одиночку. С Ламией он встретился на лестничной площадке.
   Она изменилась. Это было видно даже при тусклом свете. Лицо уподобилось восковой маске. Кожа вокруг глаз начала шелушиться, на руках появилось множество морщинок, точно трещины на засохшем тесте. Майкл остановился в пяти шагах от нее. Ламия не сделала ни одного шага навстречу. Взгляд ее блуждал, она казалась смертельно усталой.
   — Ты огорчил меня, — проговорила она тихо. — Я дала тебе задание, а ты сбежал.
   — Я не хочу быть рабом, — заявил Майкл.
   — Ты… не… раб. — В ее голосе звучала горькая насмешка. — Ты свободнее меня, свободнее Элионса.
   Она указала дрожащей рукой вниз и тут же схватилась за перила. Майкл посмотрел на нижнюю площадку, где в полумраке стоял Владыка Фитиля. Опустив голову, он наматывал на пальцы веревку.
   — Они все время старались убить меня, — пожаловался Майкл.
   — Кто? Журавлихи?
   Ламия захихикала — словно мелкие камешки покатились по склону горы. И жестом велела Майклу подойти ближе. Он заколебался. Тогда Ламия угрожающе подняла руку и прорычала:
   — Ближе.
   Он приблизился на шаг. Ламия продвинулась на несколько дюймов вдоль перил, которые заскрипели под ее тяжестью. Огромные груди плавно колыхнулись под тканью платья.
   — Тебя учат выживать.
   — Я и так могу выжить! В Эвтерпе, вместе с людьми.
   — Ты не останешься в Эвтерпе. Этот город — для дураков, для трусов, которые боятся самостоятельности.
   — Я не боюсь.
   — Значит, ты слишком глуп, чтобы добиться успеха.
   Она понизила голос и, оттолкнувшись от перил, несколько мгновений опасно шаталась.
   — Тебе необходимо самообладание.
   Майкл отступил на два шага, будто перед ним стояла бочка с ядовитой жидкостью, готовая в любую секунду опрокинуться. Однако Ламия сохранила равновесие.
   — Пойдем, — сказала она. — Надо поговорить с глазу на глаз.
   С трудом переставляя ноги и колыхаясь всем телом, она направилась к двери, что вела в коридор второго этажа. Эта часть дома, по-видимому, сохранилась лучше, чем нижние помещения. По крайней мере, в сумерках стены казались невредимыми. Ковер на полу приглушал тяжелые шаги Ламии. Она протянула левую руку, распахнула дверь и сделала Майклу знак войти первым. Он пробрался боком мимо нее и оказался в просторном пустом помещении. На всех четырех стенах с интервалом в несколько футов висели подсвечники с зажженными свечами. Деревянный пол был натерт до блеска, зеркальное отражение Ламии скользнуло по нему следом за Майкловым. Она закрыла дверь и прислонилась к ней, тяжело дыша.
   — Вы больны? — спросил он.
   Она пожала плечами. Печальный взгляд маленьких глаз обежал пустой зал.
   — Парень, у тебя есть дело, — проговорила она сухо. — Ты узнал еще что-нибудь об этом доме, о Царстве?
   — Немного. То есть совсем мало.
   — Тебе сказали, что здесь жил Изомаг?
   Майкл кивнул.
   — Я не знаю, кто он… Может, это был Дэвид Кларкхэм?
   — Не был, а есть, парень. Он есть.
   На ее лице возникло подобие улыбки. Губы слегка искривились, кожа на щеках покрылась мелкими трещинками.
   — Тебе известно, что он хочет нас спасти?
   Майкл отрицательно покачал головой.
   — Почему же он не здесь?
   — Его изгнали враги. Я тебе уже говорила. В сражении погибла целая долина. А потом людей заставили жить здесь, в мерзости запустения. Я никогда не ходила в город — мне нельзя покидать этот дом. Но я и отсюда оказываю кое-какое влияние. Даже в столь отвратительном состоянии способна помочь. Ты понимаешь?
   — Нет, — ответил Майкл с вызовом. Странное дело, ему было приятно заявлять всем подряд о своем неведении.
   С трудом волоча ноги, она добралась до середины зала. Майкл ощутил ее запах, сладковатый, неприятный, как у вянущих цветов.
   — Ты не должен нарушать наши планы, — продолжала она. — Сидхи, наши враги, только и ждут случая… — Она задумчиво покачала головой, отчего вся шея пошла трещинками.
   — Если так, почему они вообще не лишат вас силы? — спросил Майкл.
   — Они не могут причинить мне больше зла, чем уже причинили. В этой стране, в долине, действует соглашение. Мы несем свою кару, но если недруги попытаются нанести нам вред, соглашение будет нарушено… и сила, сокрытая в глубоких недрах, обрушится на их головы. Сейчас сложилось равновесие. Сидхи считают, что мы побеждены. Может, так оно и есть… а может, и не так. Но если люди нарушат равновесие… — Ее голос опять зазвучал словно издали.
   — Почему у меня такая важная роль?
   — Важная роль? — Ламия плюнула, затем с тяжкими мучениями наклонилась и стерла плевок со сверкающего пола. Когда она выпрямилась, кожа опять покрылась трещинами.
   — Ты — не фигура, а пешка. Всего лишь посредник. Ты должен выжить, иначе какой от тебя прок? А для этого надо вернуться к Журавлихам.
   — У меня есть выбор?
   Ламия повернулась к нему спиной.
   — Я могу оказать влияние на Владыку Фитиля, но лишь небольшое. Если не вернешься к Журавлихам, твоей судьбой распорядится он. Что он с тобой сделает, я не знаю.
   — Значит, никакого выбора?
   Она повернулась на одной ноге — это казалось гротескной пародией на пируэт. Майкл посмотрел на противоположную стену и увидел под свечами длинную горизонтальную перекладину — станок для упражнений балетных танцоров.
   — Может, тебе не доведется изведать эту тяжесть, безвозвратно теряешь что-то дорогое… и знаешь, что оно все еще живет. Возвращайся к Журавлихам. Надо учиться.
   Майкл немного постоял молча, потом повернулся и вышел из зала. Он спустился по лестнице и остановился перед Элионсом, который держал в одной руке веревку.
   — Джакап? — спросил Владыка Фитиля. Веревка начала разматываться, как потревоженная змея.
   — Ламия приказала мне вернуться к Журавлихам.
   — Здесь приказывает не она. Я — Владыка Фитиля.
   — Вы не можете причинить мне зла, — сказал Майкл.
   Сидх наклонился вперед и процедил, глядя на Майкла в упор:
   — Ты прав, человеческий детеныш. Я не могу причинить тебе вред, пока ты исполняешь ее желания. Но сделай только шаг в сторону…
   — Владыка Фитиля! — Тусклое сияние из танцевального зала обрисовало силуэт Ламии у балюстрады. — Блюди Пакт!
   Майкл направился к двери.
   — Обратно я поеду на коне, — заявил он, стараясь, чтобы голос не дрожал от страха и злости.
   — На коне? — язвительно переспросил Элионс, выходя вслед за ним из дома. — И где же твой конь?
   — На вашем коне.
   Элионс презрительно рассмеялся.
   — На моем. Мой прекрасный золотой скакун соблазняет даже людей. Ну что ж, оседлай его, антрос, продемонстрируй нам свою ловкость.
   Майкл осторожно коснулся золотого сидхийского коня, потом вскочил ему на спину, как учили Журавлихи. Стоило ли похищать коня? Майкл решил, что это неблагоразумно, но его ноги уже сжимали бока скакуна.
   Округа, погруженная в серый сумрак, внезапно затуманилась. Плоть коня под Майклом уподобилась расплавленному металлу, в котором пульсировала невероятная сила, и устремилась вперед. Казалось, расплавилось и тело Майкла. В ужасе вцепившись в гриву, он кричал, пытаясь остановить коня, но вопли тонули в шуме ветра.
   Было ощущение, что всадники скачут следом, но, когда Майкл оглянулся на них, все вокруг бешено закрутилось, и он зажмурился, боясь лишиться чувств.
   Вдруг конь остановился. Майкл прильнул к его холке, чтобы не свалиться. Под ними был пригорок, конь дышал ровно и легко. Он тряхнул головой и вздрогнул. Майкл соскользнул с седла и кое-как утвердился на ногах.
   Скакун Элионса был среди коней свиты, окружившей хижину Журавлих. Спины животных поблескивали в лившемся из окон оранжевом сиянии. Элионс сошел с другого коня. Плащ Владыки Фитиля отражал мириады крошечных огоньков, рассыпанных по земле. Всадник, чей конь достался Элионсу, быстро пробежал весь путь, пересек ручей и теперь стоял у подножия пригорка.
   Темные полосы тянулись вверх от горизонта, возвещая наступление ночи.
   Из хижины появилась Спарт. Она глянула на Майкла и, воздержавшись от комментариев, обратилась к Элионсу. Несколько минут они говорили по-каскарски. Майкл поежился от холодного южного ветра. Вадники переговаривались между собой вполголоса.
   Нэр высунулась из окна, позвала Майкла, и он нетвердой походкой побрел к хижине. Роскошные волосы Журавлихи шевелились на ветру и подсвечивались сзади, образуя золотой нимб вокруг головы.
   — Был у Ламии? — спросила она.
   Майкл кивнул.
   — Изменилась?
   — По-моему, она больна. Кожа вся трескается. — Ему полегчало. Похоже, его не собирались отчитывать за побег. — Я не хотел возвращаться, — неожиданно для себя признался он.
   — Конечно. — Нэр закрыла окно.
   Элионс сел на своего коня, и всадники исчезли во тьме. Майкл немного постоял возле хижины, потом забрался в свое убежище. Бири не показывался на глаза. Не с кем поговорить, даже некому бросить вызов.
   Майкл думал об Элевт и Элине. Он надеялся, что Элина не беспокоится, и все же хотелось, чтобы она волновалась за него. Размышлял он и о собственных чувствах, удивительно спокойных. Казалось, он растерял все эмоции.
   «Наблюдай и жди», — мысленно твердил Майкл, пока не провалился в сон.
   Но прежде чем Майкл заснул в ту ночь, его посетили видения: родной дом, дворец Изомага, шелушащаяся кожа вокруг глаз Ламии. Он проснулся до рассвета и прислушался к гулу в небесах. Когда гул стих, Майкл выглянул из дома и увидел полоску света на горизонте. Ночью наползли облака, и хотя не слишком похолодало, хлопьями падал снег. И таял, едва коснувшись земли.
   Приблизительно через час пришла Элевт в светлой шали и сапогах с высокими, до колен, голенищами. И снова девушка-гибрид принесла четыре ведра молока. Майкл стоял у своего дома, а она, едва взглянув на него, прошла мимо. Бири наблюдал за обоими из своего жилища. Поставив ведра перед хижиной Журавлих, Элевт пустилась в обратный путь.
   — Элевт, — окликнул Майкл.
   Она остановилась, по-прежнему не глядя на него.
   — Вчера я не мог прийти.
   — Да, я слышала.
   — Я хочу тебя поблагодарить. — Это прозвучало слишком неестественно, словно сама потребность в таких словах разоблачала их неискренность.
   — У тебя все хорошо? — спросила Элевт. — Я слышала, Элионс забрал тебя из человеческого города.
   — Да, все нормально. Сегодня постараюсь тебя навестить.
   Она наконец повернулась к нему и кивнула. Бири взирал на нее с откровенным равнодушием. К удивлению Майкла, лицо Элевт исказилось злобой, и она побежала по камням через ручей.
   Рядом с Майклом уже стояла Спарт, протягивала чашку молока.
   — Откуда берется молоко? — спросил он, глотнув.
   — Опять вопросы!
   — Опять.
   — За Проклятой долиной пасутся табуны лошадей. Молоко дважды в месяц привозят в Полугород и Эвтерп. Оно очень питательное и долго хранится. — Она вздохнула. — Но я помню молоко Земли. Оно пахло травами, которые едят коровы и козы. — Спарт причмокнула и забрала пустую чашку. — Ты встречаешься с женщиной-гибридом?
   Майкл кивнул. Он не смутился — знал, Журавлихи смотрят на вещи просто.
   — Правда, что сидхи никогда не едят мяса? — спросил Майкл.
   Ждать ответа пришлось долго. Спарт медленно повернулась к дому Бири. Дверной проем был уже занавешен, полог не пропускал ни звука.
   — Нет, даже сама мысль об этом для сидхов отвратительна. Только люди едят мясо. Это символ их поражения.
   — Все сидхи — вегетарианцы?
   Спарт пристально посмотрела ему в глаза.
   — Сидхи никогда не едят и не ели мяса. Поэтому у нас есть волшебство, а у вас нет.
   — Вообще никогда? — не унимался Майкл, чувствуя, что Журавлиха недоговаривает.
   Спарт дернула головой и шагнула прочь.
   — Этот предмет не обсуждается.
   — А что приносят в жертву Адонне? — Майкл подумал о Лирге.
   Спарт повернулась и подошла вплотную, чуть не коснулась носом Майклова подбородка.
   — И это не обсуждается. Запрещено раз и навсегда, потому что так надо. Знаешь этот закон?
   — Кажется, нет.
   Спарт еще раз глянула на дом Бири, потом направилась к своему.
   — Неужели мы даже не можем сказать друг другу больше четырех фраз? — крикнул Майкл ей вслед. — О, Господи!
   По привычке он стал делать упражнения для разогрева мышц, но вскоре утомился. Не зная, когда Журавлихи снова возьмутся за его обучение, Майкл зашел к себе в дом и улегся на тростниковую циновку. Потом взял одну из палок, которым не нашлось места при постройке жилища, и начертил на земле линию.
   — Я поэт, — сказал он спокойно, но твердо. — Я не солдат. Не спортсмен какой-нибудь, черт бы вас всех побрал. Поэт!
   Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Конечно, можно написать о том, что с ним произошло. Об Элине и Элевт. О словах Бири.
   Но ничего определенного не вырисовывалось. Лица появлялись и исчезали, не принося ни слов, ни идей. Зато вспомнилась Земля. Майклом овладела печаль. Он соскучился по отцу и матери, по школе, даже по насмешкам, которые вечно преследовали мечтательного подростка в мире спортсменов и роботов «новой волны». Хотелось плакать. Его просили — нет, заставляли думать и вести себя по-взрослому, принимать решения там, где речь шла о жизни и смерти. А ему, может быть, еще не хочется порывать с детством. Майкл всегда казался себе самостоятельным, потому что умел думать. Располагая временем, в спокойной обстановке он справлялся со многими проблемами, которые вообще считались слишком трудными для его возраста. Но, столкнувшись с любовью, насилием, сексом, смешением рас, к какому заключению он мог прийти?
   Только к тому, что дома лучше. Безопаснее. Тепло, еда, мир и покой, возможность учиться и работать — чего еще желать?
   — Нет места лучше дома, — пробормотал он, хихикнул и ударил пяткой о пятку.
   Страна Оз покажется национальным парком в сравнении с Сидхидарком. Майкл почитывал фантастику, но ни в одной книжке не встречал мира, похожего на Царство. Скорее оно вызывало в памяти уроки истории, нежели волшебные сказки, — что-то из времен Второй мировой. Лагеря для интернированных — Земли Пакта. Проклятая долина — страшная воронка еще более страшной бомбы, полная чудовищ-мутантов. Журавлихи — суровые сержанты.
   Конечно, об этом написать можно.
   Палка пришла в движение. Едва она коснулась земли, у Майкла возникло давно знакомое приятное ощущение: включилось «радио Смерти», источник поэзии.
   В «Орфее» — фильме, который Майкл впервые посмотрел в тринадцатилетнем возрасте, — Смерть являлась современному поэту Орфею под видом женщины в черном лимузине. Радиоприемник в этом лимузине изрекал только вызывающе-бессмысленные фразы… и они потрясли Орфея своей чистотой и поэтичностью. Майклу иногда чудилось, будто он настроился на частоту «радио Смерти», и в такие минуты стихи получались кристально ясные.

 
Вот она идет
С бутылкой в руке,
Идет к микрофону.
Качнулась слегка.
Надтреснутый голос,
Тонкое платье.
Она умрет.
Эта песня
Ее убьет.
Наши уши грубы.
Все мы будем
Слушать ее
Кровь и перегар.
 

   Палка остановилась, и Майкл пробуравил маленькую точку — конец стихотворению. Нечто подобное он написал примерно год назад, после концерта Рики Ли Джонс. Но то стихотворение было цветистым и печально-слащавым, как слабое подражание Вордсворту, а это вышло блеклым, безвкусным. Далеко не шедевр. Майкл нахмурился.
   И прежде ему иногда казалось, что не он настоящий автор стихов, как будто «радио Смерти» распределяло произведения между разными людьми и наугад. Сейчас это ощущение было особенно сильным. Не он сочинил это стихотворение. Кто-то подслушал его «внутреннюю речь» и преобразовал ее в поэтические строки.
   Рука опять потянулась к палке и приписала под стихотворением:
   «Надо спросить».
   О чем? Кого?
   Ребусы. Головоломки.

 
Глупость одна ищет имен,
А слово — мысли могила.
Не из вещей твой мир сотворен,
Но песнь его породила.
 

   Он уронил палку. Буквы собрали в своих крошечных руслах и берегах все искристые крупинки земли. Теперь они поблескивали в полумраке. Не Майкл их написал. Это сильно походило на беседу с невидимкой.
   — Человеческий детеныш!
   Оставив на земле светящиеся слова, он попятился к выходу и поднял тростниковый занавес. Перед домом стояла Спарт.
   — Да?
   — Сегодня у тебя не будет занятий, — объявила она.
   Он встал и ощутил прохладный ветерок.
   — И что же?
   — Ты не в тюрьме. Только не привлекай больше внимание Ламии и не говори, что решил смыться. У Владыки Фитиля всюду уши. — Она ухмыльнулась. — Когда у тебя нет занятий, можешь отсюда уходить. Без нас. — Она многозначительно огляделась по сторонам. — Кстати, куда пойдешь? Только недалеко. Недалеко.
   — Может, в Проклятую долину? Туда, где мы встретили Бири? — спросил он.
   Спарт рассмеялась.
   — Ишь ты какой шустрый! Пока не стоит.
   Она, конечно, была права.
   — А чему вы будете сегодня учить Бири?
   Спарт приложила палец к губам.
   — Человеку это знать не полагается.
   Она ушла, и Майкл опустил полог и снова обратил взор к словам на земле. Они уже не светились. Майкл хотел было стереть их ногой, но передумал и достал из тайника под кровлей книгу. Она случайно раскрылась на длинной поэме Джона Китса «Ламия», которую Майкл прочел несколько лет назад и забыл. Поэма не дала никаких ключей к разгадкам тайн Царства, не сказала ничего существенного о Ламии, лишь вызвала новые вопросы. Откуда у великанши это имя? Она ничуть не похожа на змею.
   Разве что… Ламия сбрасывает кожу. Майкл закрыл книгу и опустил в недавно пришитый карман.
   На пригорке, похоже, никого не осталось. Во второй раз у Майкла возникла безумная идея тайком понаблюдать за Журавлихами и Бири. Наверное, легче было бы в одиночку пересечь Проклятую долину.
   И Майкл отправился в Полугород.
   Приближаясь к базарной площади, услышал шум. Три высоких гибрида, в том числе стражник, который однажды встретил Саварина и Майкла на околице Полугорода, из ворот рынка свирепо глазели на толпу. Разговор шел на каскарском языке, и, похоже, страсти накалялись.
   Элевт с опущенной головой стояла в стороне. Майкл подошел к ней.
   — Что происходит?
   — Я больше не управляю рынком. — Она попыталась улыбнуться, но губы не слушались. — С тех пор как забрали Лирга, порядка нет и в помине. Так решил совет гибридов.
   Майкл посмотрел на стражников и толпу и почувствовал, что краснеет.
   — Что теперь будешь делать?
   — Мне выделят новый дом, а управляющим рынком назначат другого. Я должна переехать.
   — Можно что-нибудь изменить?
   — Нет, что ты! — Казалось, одна лишь мысль о протесте ужаснула ее. — Решения совета — закон.
   — Кто там главный?
   — Халдан. Но он подчиняется Элионсу, ведь тот следит за всем в Землях Пакта, особенно в Полугороде.
   — Я способен чем-нибудь помочь?
   Она дотронулась до его щеки.
   — Нет. Мне поручат другую работу. По способностям.
   Майкла снова кольнула совесть.
   — Я уже быстрее учусь, — сказала она спокойно. — Скоро смогу делать то, что умеет молодой сидх.
   — Ты имеешь в виду волшебство?
   — Да. Майкл, а не сходить ли нам сегодня… — В ее взгляде было такое отчаяние, что Майкл не мог его вынести. — На речку. Кажется, будет тепло… Можно искупаться.
   Майкл поморщился.
   — Вряд ли мне еще когда-нибудь захочется тут искупаться.
   — Днем риверины редко появляются. И потом, я ведь умею замечать их издали. Они не успеют нам ничего сделать.
   Майклу этот довод показался не слишком убедительным. Впрочем, почему бы не провести день с Элевт? Чем плоха эта идея? Только теперь ему стало ясно, как Элевт не хватает друга.
   — Я уже никому не в силах помочь, — сказал Майкл.
   Она молча смотрела в землю.
   В конце концов чувство вины, а также огонек в чреслах заставили Майкла согласиться.
   — А что будет с базаром? — спросил он.
   — Это уже не наша забота. Пойдем.
   Снова появилось солнце, облака большей частью рассеялись. Во второй половине дня стало совсем тепло. Река текла медленнее, чем обычно, и прогрелась, — случись подобное на Земле, Майкл удивился бы. В прозрачной воде длинные серебристые рыбки скользили среди причудливых водорослей. Элевт лежала голая на берегу, а Майкл — рядом, на боку, спиной к ней, подперев голову рукой.
   — Как дела у юного сидха? — спросила Элевт.
   Майкл не распознал тона и повернулся к ней.
   — По-моему, неплохо. Я не знаю, что нужно, чтобы стать тут жрецом. В смысле жрецом Адонны.
   — Отец однажды сказал, что нужен компромисс. Он когда-то пробовал поклоняться Адонне, как сидхи, но ничего не вышло. Все сидхи идут на компромисс. Они поклоняются Адонне, а тот позволяет им здесь жить.