Страница:
— Надо что-то предпринимать, — произнёс Хаким. Два дня подряд их одолевала скука. — Предлагаю поместить себя в центр пустоты и посмотреть, что из этого получится.
Джакомо смотрел на Хакима жалобным взглядом.
— Ты хочешь, чтобы мы спятили?
— Я думаю, это позабавит нас, — усмехнулся Хаким. Его мрачное состояние прогрессировало, чувство юмора приобрело странный оттенок — частично фатальный, частично озорной. Лицо Хакима оставалось спокойным, глаза безучастными, но он иногда предлагал такое, что не могло бы прийти в голову его приятелям.
— Не уверен, — сказал Джакомо.
— Слушай, ты такой сильный, здоровый парень, тебе должно быть всё нипочём, — с улыбкой произнёс Хаким. — Или католик не может принять вызов от мусульманина?
Джакомо отвёл глаза в сторону:
— Мои родители даже не посещали церкви.
— О, а почему никто не вспомнит о моей религии? — в шутку возмутился Мартин. Ему казалось, что разговор становится слишком напряжённым, и он уже не может оставаться в стороне.
— Мы не знаем, какая у тебя вера, — сказал Хаким.
Мартин задумался:
— Я и сам не знаю, — произнёс он наконец, — Я думаю, мои предки были унитарианцами.
— Я предлагаю посидеть внутри проекции окружающего пространства космоса и обменяться впечатлениями, — не отступал от своего Хаким.
Джакомо и Мартин переглянулись.
— О кей, — сказал Мартин.
Мом оказал им услугу, и через несколько минут их уже окружало интенсивно пёстрая тьма — впереди, кружащиеся ожерелья размытых звёзд — сзади.
Мартин мгновенно почувствовал головокружение. Невесомость никогда не беспокоила его раньше, теперь же он со всей силой вцепился руками в сиденье, на теле выступил пот. Они не смотрели друг на друга несколько минут, боясь афишировать собственные чувства.
Голос Хакима вывел Мартина из всепоглощающего ощущения бесконечного падения.
— Это хуже, чем я предполагал, сказал Хаким. — С вами всё в порядке?
— Все нормально, — коротко отозвался Джакомо. — Вот только кто будет убирать, если меня стошнит?
— Хаким бросил вызов, ему и убирать, — поддержал шутку Мартин.
— Эй, подайте мне швабру, — закричал Хаким. Нервное хихиканье немного приободрило их.
— Это весьма странно, — заметил Джакомо, — когда я смотрю налево… Господи! Все крутится и вертится, как карусель.
Мартин попробовал посмотреть направо. Звёздное ожерелье дрожало, неопределённость звёздных очертаний пугала, они напоминали узелки на нитках, раскрашенных разведённой краской. Все увиденное напоминало океан, сзади — извержения подводного вулкана, впереди — загадочное поблёскивание гигантской глубоководной рыбы. Галактической рыбы, гамма-излучение которой брало начало из глубины далёких веков.
— О чём вы думаете? — спросил Хаким после нескольких минут тишины.
— Я думаю о том, что хочу обратно, — признался Мартин.
Но они все ещё оставались снаружи. Минуты тянулись одна за другой. Непроизвольно их руки соединились, дыхание стало синхронным.
— Поразительно, — воскликнул Джакомо. — Неужели я не сплю?
— Нет, ты не спишь, — покачал головой Мартин.
— Когда я смотрю кося в уголки глаз, все вокруг вытягивается, удлиняется, будто пытаясь достать меня. Да, очень таинственно.
— А я слышу глашатаев-мусульман, созывающих верующих на молитву, — сказал Хаким. — Это очень впечатляет. Хотел бы я, чтобы и вы это услышали.
— Ты всё ещё считаешь себя мусульманином, Хаким? — спросил Мартин.
— Мы все мусульмане, — ответил Хаким. — Это наше естественное состояние. Мы должны положиться на Аллаха и стать покорными. Аллах хранит нас, я это чувствую… И Мухаммед его пророк. Но кто может сказать, что представляет из себя Аллах? Поклоны в Мекке не помогут понять этого.
— Да, я вижу ты — мусульманин, — задумчиво произнёс Мартин.
— Папа Римский погиб вместе с Землёй, — сказал Джакомо. — Момы не спасли его. Хотелось бы знать почему?
Сейчас Мартин видел траву, растущую по краям туннеля. Яркая, завораживающая зелень — от неё трудно было отвести взгляд.
— Ты помнишь, как вызвался добровольцем? — спросил Джакомо.
— Это было трудное время для меня, — отвечал Хаким. — Моя мать была против. Отец строго поговорил с ней. Она много плакала. Но я твёрдо решил, что должен лететь. Моя мать… С того дня она просто не замечала меня. Все это очень грустно.
— А как вам удалось пройти тесты?
— У меня их было немного, — теперь ответил уже Мартин.
— А мне пришлось пройти огромное количество тестов, — сказал Джакомо. — Психологические…
— А, эти, — небрежно откликнулся Мартин. Сразу вспомнилось, как погруженный в объёмные поля, он трепетал, ожидая результатов тестирования. А момы ходили туда-сюда и ничего ему не говорили.
Мартин вспомнил гордое и печальное лицо отца в последний день перед отлётом. Семьи собрались рядом с только что построенным Кораблём Правосудия. Светили звезды. Некоторые из детей испытывали нервное возбуждение, слишком сильное для их юных лет. Мартин вспомнил, как Рекса Дубового Листа стошнило, поспешно высланное поле захватило содержимое его желудка и смело прочь. Мартин улыбнулся. Момы никогда не дисквалифицировали детей за взвинченные нервы и страх.
Бессонные ночи, когда «Спутник Зари» уходил в темноту, поднимаясь почти год на горящем факеле, поглощаемом гасителями. Учебные занятия, освоение момерафа. Первое свидание Мартина с Фелиситой Тигровым Хвост — неловкое и восхитительное; небольшое замешательство, охватившее его, когда он понял, что влюбился. Фелисита, обладавшая большей природной мудростью не остановила тогда свой выбор на нём. В мягкой форме она отвергла его настойчивость, без смущения знакомя с другими своими приятелями…
Что удивительно, он не сразу почувствовал влечение к Терезе. В вопросах житейской мудрости момы почти не опекали своих питомцев, позволяя приобрести опыт, не прибегая к помощи Благодетелей — чисто человеческим путём, учась на своих ошибках…
— Мартин, ты помнишь свою первую встречу с Дженнифер? — спросил его Джакомо.
— Да, помню. Кажется, это было в Центральном Ковчеге…
— Нет, ты ошибаешься, на Корабле Правосудия.
— Как она выглядела тогда? Я плохо помню её в тот период.
Они долго ещё вспоминали и беседовали о превратностях судьбы. Постепенно разговор иссяк, и они молча созерцали Вселенную. Мартину казалось, что она вобрала в себя его трепещущее сердце. Звёздное ожерелье ожило, окутав его тонкой паутиной. Он ощутил своё слияние с галактикой и с новой силой испытал эйфорию от нахлынувших чувств.
Сколько времени прошло, Мартин не знал. Джакомо нарушил его блаженство, громко сказав:
— Все, с меня хватит.
— Но почему? — удивился Хаким.
— Потому что, чёрт побери, я только что громко плакал во сне.
Они решили, что действительно пора остановиться. Проекция вновь уменьшилась до маленькой звёздной сферы, возвращая их в тесную, но более комфортную кабину судна.
Торможение прошло быстро. Около двух часов они выравнивали курс и скорость с погибшим судном. Объёмные поля расстаяли. Все трое с нетерпением ожидали, когда же появятся очертания корабля.
То, что они увидели, трудно было предположить. Корабль походил на скрученный, морщащийся в огне лист бумаги. Он был весь в дырах, края которых горели оранжево-красным пламенем. От домов-шаров остался только скелет, который медленно дрейфовал в облаке дыма.
— Господи! — воскликнул Джакомо.
— Что произошло? — Хаким тоже не мог сдержать волнения.
Мом позволил им медленно облететь вокруг корабля.
— Корабль — очень старый, — сообщил робот. — Централизованный контроль имел массу недостатков. Фальшивая материя полностью разрушена. Через несколько сотен лет от реальной материи останется одна шелуха.
— Никто не выжил? — спросил Хаким.
— Мы, кажется, уже на «Спутнике Зари» это знали, — угрюмо напомнил Мартин.
— Но без особой уверенности, — подчеркнул Хаким.
— Выживших нет, — объявил мом. — Мозговой центр корабля не работает. Мы исследуем сейчас секторы долгосрочной памяти.
В их корабле появилось отверстие. Мартин вылез первым. Его окружило сферическое поле с зеленоватым баллоном системы жизнеобеспечения.
— Такое ощущение, будто я нахожусь в мыльном пузыре, — заметил он.
Они работали с такими полями и раньше. Мартин придвинул к себе контрольную панель и освободил стрелку компаса, чтобы определить направление движения. Пузырь начал отходить от корабля. Его движение сопровождалось негромким звуковым сигналом и слабыми вспышками света — этим ознаменовывалась встреча атомов материи и антиматерии. После каждой вспышки на зеркально гладкой поверхности поля появлялись небольшие чашеобразные углубления.
Джакомо следующим вылез из корабля, за ним Хаким. Их снова окутала Вселенная, теперь уже не спроектированная, а реальная. Мартин увидел созвездие Орхидеи. В той же стороне, недалеко от линии проекции на звезду, известную людям под названием Бетельгейзе, находился «Спутник Зари», разделённой с ними двумя сотнями миллиардов километров.
Мартин развернул пузырь в направлении созвездия, которое Хаким прозвал Философом.
— Как назывался этот корабль? — спросил Джакомо.
Голос мома ответил:
— Не знаю.
Они преодолели около двух километров. Мартин следовал за Джакомо, наблюдая стоккато вспышек умирающих атомов.
— Я чувствую себя ангелом. Это невероятно, — прокричал ему сзади Хаким.
Внимание Мартина сконцентрировалось на останках корабля, неясно вырисовывающихся впереди. Он мог разобрать три дома-шара, съёжившихся сейчас до нечто психоделического — скелетов листьев с красными, жёлтыми и белыми пылающими краями.
— Я знал, что кораблю необходима энергия для поддержки фальшивой материи… Но я не знал, что её отсутствие становится причиной такого плачевного финала, — сказал Джакомо.
Мартин развернул пузырь и направился к третьему дому-шару, оставив Джакомо и Хакима у второго. Он заметил отверстие, достаточно большое, чтобы суметь просочиться вовнутрь. Мартин собирался предпринять эту попытку, заручившись поддержкой мома.
Уменьшенный до половины обычного размера, медно-бронзовый мом следовал за ним по пятам. Мартин не видел, как судно создавало уменьшенного робота, но, честно говоря, его несильно интересовал этот процесс. Крошечный мом передвигался, используя энергию собственных вспышек.
— Что я должен искать? — спросил Мартин у мома.
— Мозговой центр корабля должен был оставить маркер, способный контактировать с близ расположенными полями. А архив долгосрочной памяти хранится, скорее всего, в третьем доме-шаре, в месте наибольшей концентрации реальной материи.
Пузырь Мартина пересёк отверстие, которое когда-то было люком оружейного склада.
— Корабль был атакован?
— Нет, — ответил мом. — Он прекратил выполнять свою миссию.
— Почему?
— У нас слишком мало информации для ответа на этот вопрос.
Мартин заметил, что какой-то горящий ком ударился о пузырь. Он замедлил скорость и двинулся дальше. Он увидел искорёженные стены, разрушенные спальные помещения, обломки различных предметов. Куски оторванной материи — реальной, когда-то занимавшей вполне определённое место — проносились мимо пузыря, задевая его и отлетая в сторону. Мартин мог теперь оценить, какой тонкий слой покрывал фальшивую материю — не толще слоя краски.
— Я внутри второго дома-шара, — прозвучал голос Джакомо.
— Я вхожу в первую перемычку, — а это был Хаким. — Корабль здесь полностью истончённый — непонятно, что удерживает его части вместе. Я иду дальше.
Внутри темноты углубления, за листами изогнутой материи, Мартин заметил какую-то тень, непохожую на части корабля. Он отодвинул листы в сторону и увидел ссохшееся застывшее лицо — глаза запали внутрь орбит, казалось, они смотрели прямо на Мартина, длинную шею обтягивала сухая сморщенная кожа.
— Я нашёл одного из них, — закричал Мартин.
— Он заморожен? — спросил Джакомо.
— Точно не знаю. Похоже, что он умер и мумифицировался, а потом долго находился в открытом космосе, — возможно, сотни лет.
— Один из сауроподов?
Мартин передал изображение на жезл Джакомо, чтобы удовлетворить его любопытство. В это время хлопающий парус материи накрыл тело.
Мартин сманеврировал вокруг тела и двинулся дальше.
Внезапно пузырь содрогнулся и вспыхнул бледно-зелёным светом. Затем всё вернулось к норме.
— Это сигнальный огонь маркера, — объяснил крохотный мом. — Мы рядом с архивом долгосрочной памяти.
— Я нашёл ещё тела, — прозвучал голос Джакомо. — Целую дюжину. Такое впечатление, что они просто уснули. Кажется, они умерли спокойно, без сопротивления.
— Корабль должен был ускориться, когда они умерли, — заметил Хаким. — Кстати, пока мы не увидели никаких признаков трупного окоченения.
Мартин вытер глаза рукавом:
— Действительно, всё это ужасно, — выдавил он из себя.
— Как вы думаете, они сдались? Или у них закончилось горючее? Что же случилось? — вопрошал Джакомо.
Никто не ответил ему.
Мартин пробирался сквозь сплетение труб из реальной материи. Он пробирался к самым важным внутренностям корабля.
Пузырь снова вздрогнул. Архив долгосрочной памяти — белый двенадцатигранник, окружённый клеткой из реальной материи — находился в центре третьего дома-шара.
— Думаю, мы нашли то, что искали, — сказал Мартин.
Крохотный робот придвинулся ближе и, используя вместо рук и пальцев поля, достал додекаэдр из клетки.
— Я отправлю его на корабль. Вы можете там исследовать его, если захотите., — сказал робот.
Ощущение ужаса и жалости немного притупились. Мартин смог следовать дальше. Он продвигался по перемычке во второй дом-шар. Там он увидел Джакомо, который заглядывал в это время в огромное помещение, соседнее с учебной комнатой. Множество тел, укрытые плёнкой материи, лежали на так называемом полу, испещрённом ударами частиц. Все тела были сморщены, скованы трупным окоченением, головы запрокинуты в агонии или в отчаянии. Несколько тел дрейфовали в нескольких сантиметрах от пола, освещаемые таинственным отблеском зарева распадающейся на части фальшивой материи.
Джакомо причитал что-то невнятное.
— Говори громче, — раздражённо сказал ему Мартин.
— Это настолько очевидно… Как они делают это…
— Кто делает и что?
— Как Благодетели делают Корабли Правосудия. Все, как в случае «ноучевой» связи. Здесь также присутствует обман, — обман, что материя существует. На самом же деле, на фальшивую матрицу наносится всего лишь тонкий слой реальной и … ву аля! Готов надутый шар фальшивой материи. Вот и весь вам «Спутник Зари». Наш корабль в подобном случае выглядел бы не лучшим образом.
— Я думаю, было что-то около пятидесяти-шестидесяти членов экипажа, — раздался голос Хакима. — Вблизи носового отсека я насчитал тринадцать. Кажется, они уснули до того, как умерли.
— Уверен, они не погибли в сражении, — заявил Джакомо.
— Наша миссия закончена, — сказал крохотный мом. — Пора возвращаться.
Вернувшись на челнок, они отобрали из архива долгосрочной памяти те сведения, что были наиболее понятны для них. Мартин нашёл подтверждение тому, что и предполагал: представители Благодетелей на корабле — момы — мало вмешиваются в жизнь своих питомцев, они не сохраняли записей своих ежедневных наблюдений. Но они оставили записи, сделанные самим экипажем, и именно ими и занялись в первую очередь на обратном пути Мартин, Джакомо и Хаким.
Заметив два шара «Спутника Зари», они приступили к торможению. Экипаж Корабля Правосудия в целости и сохранности встретил их на борту.
Мартин не торопился отчитываться перед Гансом, однако тот немедленно отвёл их всех троих в свою каюту, не дав времени для передышки. За ними последовали только Гарпал и Дженнифер.
— Момы позволили рассмотреть вам то, что вы обнаружили? — спросил Ганс.
— Да, мы поняли всё, что оказались способны понять, — ответил Мартин.
— Большая часть памяти — данные мозгового центра корабля. Мы не знаем, что они содержат, — сказал Хаким.
Мартин достал жезл.
— Мы попытались кое-что перевести и отредактировать, — сообщил он. — Это подробные записи экипажа. Я думаю, основные моменты можно уловить.
Они молча наблюдали, как появляются изображение и звук. Необычный визуальный язык записи делал понимание затрудительным. Наложение различных цветовых объёмов, иные представление о перспективе, трёхмерность изображения — все это плохо воспринималось человеческим глазом, усложняло восприятие.
Однако основные моменты, действительно были поняты.
Час за часом они наблюдали за разными историческими событиями, за церемониями и ритуалами. Они наблюдали, как Корабль Правосудия удалялся все дальше и дальше от Левиафана, стали свидетелями их столкновение с другими цививилизациями и распада социальных структур сауроподов.
Мартин показал, как произошло вымирание. Сауроподы имели вид воспроизводства, которое, в конечном счёте, не выполняло своей функции. Для этого у них имелись яйца — воспроизводящие и невоспроизводящие. Невоспроизводящие были ответственны за снабжение всех необходимым питанием. Если же продукция яйца не выживала, то воспроизводящее яйцо — а оно было не обязательно женского рода: у сауроподов существовало три вида полов — подвергались наказанию, изоляции и, в конечном итоге, погибало.
— Разве они не понимают, что делают? — воскликнула Дженнифер, ошеломлённая увиденным. Они просматривали ритуальное уничтожение последнего яйца-производителя: сауроподы наносили многократные удары молотком по яйцу.
Ганс что-то проворчал и отвернулся.
— Нам понадобится много времени, чтобы найти разгадку, — сказал Джакомо, крепко сжав руку Дженнифер.
— Всё ясно, — сказал Ганс. — Они прибыли на Левиафан. Там они получили от ворот поворот. Они бросили это дело и отбыли. Вернись-ка назад к встрече.
Они в деталях рассмотрели отобранные изображения, иллюстрируещие последовательное приближение сауроподов к Левиафану, их встречи с многоглазыми, двуногими существами, которые, по-видимому, являлись представителями цивилизации системы — эти фрагменты были особенно расплывчаты и в линейном отображении практически бесполезны.
В каюту Ганса вошёл мом и объявил:
— Корабль расшифровал записи Благодетелей и погибшего корабля. Вы можете называть их Беглецы Красного Дерева.
— Что это означает? — спросил Ганс.
— Это наиболее приемлимый для вас перевод их истинного имени. Их родная система была заселена четыре тысячи триста пятьдесят лет назад. Связь с Благодетелями тогда уже была установлена. Происки убийц закончились поражением, миры сохранились. Половина населения выжила и была способна перестроиться. Их снабдили кораблями и оружием для поисков убийц. Они стали частью альянса Благодетелей.
— Сами они не являются Благодетелями? — спросил Ганс.
— Нет. Вы можете считать их младшими партнёрами Благодетелей.
Ганс захихикал:
— Рангом выше, чем мы.
— У Беглецов Красного Дерева другое устройство корабля, другие обстоятельства. Они путешествовали более сотни световых лет, по земному времени это тридцать лет странствования.
— И? — поторопил Ганс.
— Они прибыли на Левиафан тысяча девятьсот лет назад. Левиафан значительно изменился с тех пор.
— Мы заметили, — сказала Дженнифер.
— Причины изменений не ясны. Но они были убеждены, что Левиафан не является их основной целью, поэтому получили горючее от жителей одного из миров и покинули планету.
Мартин тряхнул головой:
— Это все?
— Архив памяти получил значительные повреждения. Беглецы Красного Дерева могли понять, как дезактивировать мозговой центр корабля или вмешаться в его работу. Более девяноста записей плохо воспроизводятся. Одна треть записанного на корабле сохранилась, но все исторические записи об их цивилизации испорчены.
— Что и следовало ожидать, — сухо произнёс Ганс.
— Они провалились, — сказала Дженнифер. — Они потеряли смысл жизни и покончили с собой.
Мартин вспомнил мумифицированные трупы некоторых членов экипажа — тех, что лежали спокойно, безропотно приняв смерть.
— Слава Богу, этого не может случиться с нами, — заметил Ганс.
— Получат ли эту информацию другие члены экипажа? — поинтересовался мом.
Ганс, казалось, был удивлён вопросом. Он подумал и взглянул на Мартина так, будто бы хотел наказать его за какой-то проступок.
— Да, получат, — сказал он наконец. — Пусть знают все. Почему бы и нет? Это предостережение всем нам.
— Они будут для нас альбатросами, — излишне возвышенно выразился Гарпал. — Не знаю, что подумают другие…
— Это проклятый кровавый знак с небес, — оборвал Гарпала Ганс. — Розе будет о чём поговорить.
Буйная Ночь не стала всеобщим раскрепощением, а о том, что это предполагалось, можно было судить даже по названию. Поводов для разгула оказалось несколько. Во-первых, возвращение домой трёх путешественников. Во-вторых, экипажу надо было выпустить пар после получения сообщений о погибшем корабле. Но самой главной целью являлось укрепление авторитета не столько момов, сколько Ганса и его системы планирования.
В столовой экипаж получил отличный обед — впервые со времён Стычки пища показалось такой вкусной. Мартин не участвовал в подготовке Буйной Ночи, поэтому он, также, как и некоторые другие, он был шокирован тем, сколько злословия обрушилось на голову Гансу. Рекс Дубовый Лист, подстригшись под Ганса, с тремя Венди представил пародию на сексуальные выходки Пэна. Интермедия была не такой уж и смешной, скорее откровенно издевательской. Но экипаж очень бурно на неё реагировал. В досаде склонив голову, Ганс лишь мрачно усмехался.
Мартин хотел уйти после третьей пародии, но вдруг он явно заметил то, что нельзя было не заметить. Групповое действо было скоординировано и скооперировано: смеялись вместе, шутили вместе, вылезали из беды вместе. Такая демонстрация единодушия только усилила мрачное состояние Мартина. Он никогда не видел, чтобы на Земле общественные мероприятия вылечивали боль. Наигранная весёлость, оскорбительность неискренного юмора, панибратство маскировали отчаяние и печаль.
Ганс, сидя за столом в некотором отдалении от других, руководил всем этим с невозмутимым спокойствием.
Неожиданное пришло, конечно же, от Розы Секвойа. Она оставалась спокойной все то время, пока Мартин, Джакомо и Хаким путешествовали.
— Ждёт своего часа, — говорил Ганс.
Теперь, когда в представлении наступил перерыв, она взобралась на стол в центре зала. Присутствующие не могли долго сохранять неестественное настроение, и Роза воспользовалась наступившим моментом.
— Вы знаете меня, — сказала она. — Я сумасшедшая. Я вижу виденья и рассказываю сказки. Вы думаете, Ганс забавен. Вы думаете, вы сами забавны. Ну, а как насчёт меня?
Ответа не последовало. Наступила неловкая тишина.
— Как насчёт нас? — Розин свободный комбинзон не скрывал того факта, что её грузность перешла в мышечную массу. Она не была изящной и грациозной, но стала заметно сильнее и самоувереннее за последний месяц.
Её лицо светилось удовольствием от общения с людьми. Из всего экипажа только ей удалось сохранить естественную улыбку.
— Мы плоть и кровь, но мы позволили, чтобы нас протащили через сотни миллиардов километров для борьбы с призраками… для мести за людей, которых нет с нами. Это разве не забавно?
Лицо Ганса стало суровым и опасным. Он откинул голову назад, словно собирался укусить любого, кто подойдёт.
Но было в лице Розы что-то такое, что заставляло его оставаться на месте. Было понятно, что она не собирается горячо нападать на них за их глупость, предрекать гибель, приводя в пример погибший Корабль Правосудия. Она хотела выразить что-то другое.
— Кто из вас видит странные сны?
Вопрос попал в точку. Никто не ответил, но по напрягшимся телам и широко раскрытым глазам можно было определить, — таких большинство. Мартин наблюдал за своими приятелями.
— Вы видите сны о людях, которые умерли, не так ли?
— А ты? — рявкнул Рекс.
— О, да. Я вижу сны, если можно назвать так те ненормальные вещи, что случаются со мной. Мне становится плохо. Я не только говорю с умершими людьми, но и с умершими идеями. Я посещаю места, о которых никто из вас даже не вспоминал с тех пор, как был маленьким ребёнком. Теперь ещё это сумасшествие!
— Сядь, Роза, — приказал Ганс.
Роза не изменила выражения лица. Она улыбалась, не замечая Ганса.
— Я вижу сны о людях, которые умерли на Земле, — выкрикнула Жанеттта Нападающий Дракон. — Они разговаривают со мною.
— Что они говорят тебе? — спросила Роза.
Цель была достигнута, аудитория завоёвана, большинство настроено на изменение планов, на уход от абсурдности Буйной Ночи.
Кай Ворон успел перехватить инициативу разговора:
— Мои родители… — начал он.
— Твои родители что-то говорят тебе?
— Мои друзья детства, — это выкрикивала уже Кирстен Двойной Удар. — Они должно быть погибли. Их не было на Центральном Ковчеге.