Бир Грег. Наковальня звезд

   — Из чего это было сделано? Из металла? — поинтересовалась Тереза.
   — Это походило на тень. Но деталей я не видела. Я не знаю, что это могло быть. Мне Оно показалось живым.
   Роза сцепила руки и крепко их сжала. Внезапно Мартин увидел её такой, какой она была пять лет назад, в начале их путешествия — юной, шестнадцатилетней, нежной, очень хорошенькой. Теперь же она стала непомерно дородной. Мартин не в первый уже раз удивился, почему момы так изменили её внешность. Но с другой стороны, не менее странным выглядело то, что они выбрали для полёта именно её, забраковав очень многих, — тех, кого Мартин считал более удачным выбором.
   Роза тяжело сглотнула и подняла на Мартина большие чёрные глаза, взгляд которых становился всё более и более потерянным:
   — Нет, нет… Это не было частью корабля.
   — Продолжай, рассказывай, — сурово произнесла Тереза. Мартин был благодарен ей за этот тон, на который сам не мог отважиться. — Мы до сих пор не пришли ни к какому заключению.
   — Я видела это, — упрямо защищаясь, повторила Роза.
   — Мы и не оспариваем этого, — заметила Тереза. Хотя Мартину тут же подумалось, что, возможно, им следовало бы поступить именно так. Скорее всего, и Тереза в душе придерживалась того же мнения. — Мы все недавно были крайне возбуждены, и…
   Роза, казалось, вновь ушла в себя.
   — Я видело это, — словно заклинание повторила она. — Я думала, это важно.
   — Хорошо, я верю тебе, Роза. Но давай договоримся, пока ещё кто-нибудь ни увидит что-нибудь подобное или мы не узнаем что-нибудь большее — всё это останется между нами. Хорошо?
   — Но почему?! — широко раскрыв глаза, изумлённо воскликнула Роза. Перед Мартином раскрылась вся глубина стоявшей перед ним проблемы. Было ясно, что она не собирается выполнять его просьбу. Но иного пути, как попытаться уговорить её, Мартин не видел.
   — Пожалуйста, Роза, не рассказывай об этом никому, — повторил он.
   Роза стиснула зубы, глаза сузились до щелей, её лицо излучало вызов, но она ничего не ответила.
   — Я могу идти? — спросила она тоном маленькой девочки, спрашивающей разрешения покинуть класс.
   — Да, ты можешь идти, — откликнулся Мартин. И Роза пошла по направлению к центральному коридору — тяжело перебирая сильными, длинными ногами и ни разу не обернувшись. Мартин наблюдал за нею, как за мишенью, с трудом сдерживая тяжёлый вздох.до тех пор, пока Роза не удалилась настолько, что не могла его услышать.
   — О боже.
   — Сомневаюсь, что это божьи дела, — усмехнувшись, заметила Тереза. Мартин вновь осмотрел стены.
   — Не думаю, чтобы здесь что-то было, — сказал Мартин, стараясь быть сверхблагоразумным, сверхвнимательным даже с Терезой.
   — Конечно же, нет, — согласилась Тереза.
   — Но нам не следует быть столь уверенными, — слова Мартина прозвучали не очень-то убедительно.
   — Ты думаешь. она… Давай-ка, не будем употреблять слова «излишне возбуждена». Тем более, что это слово имеет явную сексуальную окраску. Будем говорить — она под стрессом. Что же или кто же является причиной этого стресса? Ну-ну, Мартин, не будь ханжой. По крайней мере, со мной.
   Мартин скорчил гримасу.
   — Если я расскажу тебе, что я думаю, мы оба рискуем сделать неправильные выводы. Я, конечно, могу предположить, что Роза потеряла невинность. Но это все предположения, а не уверенность. Может быть, она столкнулась с чем-то очень хитрым. Что мы с тобой можем знать об этом?
   — Спроси у Матери Войны, — предложила Тереза.
   Вот это было уже что-то реальное.
   — Нет, пусть спросит сама Роза. Это случилось с ней, а не с нами. Пусть она и будет ответственной за случившееся.
   Тереза прикоснулась указательным пальцем одной руки к мизинцу другой и нажав, отклоняла его до тех пор, пока он не встал перпендикулярно — жест, которым она так часто очаровывала Мартина.
   — Хорошая идея. Как ты думаешь, скоро ли она успокоится?
   — У неё мало друзей…
   — Бедный Мартин, … Ты, кстати. тоже не в их числе.
   — Будем надеяться, что у Розы это временное помутнение рассудка, и вскоре она прийдет в себя. Только бы она не стала опасной…
   Тереза поняла его с полуслова.
   — Я попрошу нескольких Венди понаблюдать за ней.
   Мартин опустил руки с абсолютно чистых стен:
   — Вот и договарились.
   — Может быть, стоит обратиться к Ариэль, — предложила Тереза. — Она, кажется, единственная подруга Розы.
   — Мы все друзья, — не преминул напомнить Мартин.
   — Ты отлично знаешь, что я хотела сказать. Не будь тупицей.
   Тереза, когда они оставались наедине, со временем становилась всё более и более критичной по отношению к нему, но проделывала все это не без нежности. Мартин находил, что ему очень нравится складывающийся стиль их отношений. Он нуждался в оценке со стороны.
   Но существовали вещи, о которых он не мог рассказать даже Терезе — о своём растущем страхе. Роза по-своему выразила страх. Я почти желаю, что бы и я мог выразить его также прямо.
 
   В освещённой учебной комнате Мать Войны размышляла над услышанным от Мартина. Они были только вдвоём — Мартин стоял, Мать Войны, освещённая яркими лучами, покачиваясь, медленно плавала в воздухе. Двери были закрыты — никто не мог услышать их. Роза отказалась идти к Матери Войны. Не исключено, что она вообще была оскорблена, когда они просили её сделать это. Ну и как неизбежность: слухи о случившемся распространялись мгновенно.
   — На корабле не было замечено ничего странного, — наконец, произнесла Мать Войны.
   — Значит, Роза ничего не видела?
   — Мы ничего не обнаружили, — повторила Мать войны.
   — А скажите, возможно ли, что мы можем увидеть нечто, что скрыто от ваших глаз?
   — Вероятность подобного очень мала.
   — Значит, это чисто психологическая проблема… — вывод напрашивался сам. И вы или не можете, или просто не хотите нам помочь.
   — Эту проблему придётся разрешать тебе самому.
   Мартин кивнул. Честно говоря, он был взволнован происшедшим менее, чем был бы, к примеру, дней десять назад. Сейчас хватало и других проблем. К тому же, он уже усвоил: во все, касающееся их личных взаимоотношений, момы никогда не вмешиваются. Ни жалобы, ни просьбы в таких случаях ни к чему не приведут.
   — Напряжение возрастает с каждым днём. Мы тренируемся и днём, и ночью. Тренировки проходят отлично, каждый с честью выполняет свою работу… даже Роза. Но мне не нравится, как дети реагируют на… виденье Розы. Они воспринимают это, как предостережение. Они, будто колдовской властью, очарованы случившимся.
   Мать Войны не отвечала.
   — С тех пор я ни с кем не говорил об этом, но меня не оставляет тревога.
   Мать Войны опять ничего не ответила. Мартин взглянул на чёрные и белые пятна её безликого лица. У него появилось страстное желание хорошенько стукнуть её по голове, но он не сделал этого.
 
   Десятая по счёту тренировка прошла также успешно, как и предыдущие девять. Расположась в носу корабля, Мартин обдумывал план предстоящих приготовлений. Паола, Ганс и Джой развлекались с его жезлом, который несколько отличался от их собственных.
   На изображениях жезла «Спутник Зари» менялся на глазах — корпус сжимался, перемычки укорачивались, нос и хвост становились всё более тупыми. Жёлоб в корпусе, во втором доме-шаре, становился всё более и более глубоким. Кораблю предстояло разбиться на два, причём один из них — «Черепаха» — должен быть примерно вдвое меньше второго — «Зайца». Новые перегородки, в отличии от старых зелёных, сверкали ярко красным цветом.
   — Покажи мне состояние дел на сегодняшний день, — приказал жезлу Мартин. Процесс разделения сразу прекратился — перемычки вновь удлиннялись, дома-шары — округлялись, вокруг третьего дома-шара исчезли магнитные поля, у носа вновь появились следы от улавливателей — воздухозаборников.
   — Мартин, когда у тебя будет окончательно готовы стратегия и тактика ведения боя?
   — Исследовательской команде ведь тоже есть, что показать нам. Мы выслушаем в начале их, затем вас, а потом я и экс-Пэны проведут специальное совещание, — ответил Мартин.
   — О, опять разговоры, разговоры, — улыбаясь, жалобно простонала Паола.
   — Верно, опять это занудство, — шутливо поддержал её Ганс.
   Мартина порадовало, что к команде возвращается прежнее настроение.
   Роза Секвойа безупречно выполняла свои обязанности, и разговоры о том, что она видела, тоже постепенно сошли на нет. Казалось, инцидент исчерпан, и Роза всякий раз бывала смущена, когда кто-нибудь из детей напоминал ей о случившимся.
 
   Лицо Хакима Хаджа перестало быть столь блаженно спокойным, а манеры — столь вежливыми, он выглядел очень усталым. Казалось, он слегка раздражён — возможно, его мучил зуд желания, которое он не мог удовлетворить. Сквозь прозрачный нос «Спутника Зари» виднелась сейчас не непроницаемая глубоководная темнота, а звезды. В исследовательском кабинете, — везде, где только позволяло пространство, валялись эскизы, планы, морские карты. Но чувствовалось, что Хаким и его два ассистента — Мин Муссон и Торкильд Лосось, несмотря на дебри сомнений, всё же нашли верный путь. Хаким подошёл к Мартину.
   — Мы уже достаточно знаем, чтобы приступить к обсуждению, — сказам он, округлив чёрные глаза. — Вскоре, ещё до того, как войдём в первичное облако, мы воспользуемся дистанционной связью для проверки наших исследований. Но уже и сейчас мы имеем весьма обширную информацию о системе. Я выделил для тебя особо важные детали. Обрати внимание на структуру орбитальных пространств между планетами. Они очень интересны, однако, не кажутся обитаемыми. Мы до сих пор не имеем ключа к разгадке, что представляют из себя пять внутренних массивов.
   — Возможно, это мощные станции, при случае готовые атаковать противника? — предположил Мартин.
   Хаким вежливо улыбнулся:
   — Они могут представлять из себя замаскированный запас антиматерии. О, тогда это очень сильная защита! Ведь антиматерия практически невидима, её отражающая способность меньше, чем у углеродной пыли, она не оставляет следов радиации. В таких случаях трудно предположить, что в этом месте находятся какие-либо запасы.
   — И это твоя лучшая теория?
   — Я не в состоянии ничего сделать, — спокойно отреагировал на выпад Мартина Хаким. — Меня самого очень тревожит отсутствие ясности, тем более, что я чувствую, что это какой-то выдающийся случай.
   — Согласен.
   Хаким вытащил из кипы проектов и пододвинул поближе к Мартину план поверхности планеты. Он беззлобно побранил Торкильда и Мин за устроенный беспорядок в кабинете. Но те, проигнорировали его, продолжая работать, тем самым добавляя ещё больше проектов, иммитационных картин, описаний. Вся эта выставка напоказ мерцала, мигала и перемещалась с места на место.
   — Эти миры не очень-то активны — даже для затаившихся преуспевающих цивилизаций. На вид планета кажется старой. Сейсмические и прочие шумы через кору поверхности минимальны. Некоторые из них напоминают гул от вибрации кристаллов. Но мы уверены, это не естественные изменения в структуре планеты — подобные изменения закончились тысячи лет назад…
   — Продолжай…
   — Радиоционные потоки с планет не выше нормы. Обе каменистые планеты или мертвы, или относятся к тем высокоразвитым цивилизациям, что пользуются для передачи информации связью, типа нашего «ноуча».
   — Но есть ли там какие-нибудь физические тела? Неужели ничего органического?
   — Ничего очевидного. Если и есть организмы внутри, то они не оставляют никакого следа на поверхности. Все очень странно. На этой дистанции мы можем и не заметить сверхмалую органическую активность, но если судить по изображению на телескопе… — Хаким пододвинул к себе поближе изображение поверхности планеты. — О, на моём жезле явно переизбыток информации. Торкильд, очисть несколько вместимостей или, если там что-то важное, зашунтируй их к системе момов!
   Торкильд окинул их замутнённым взглядом. Чувствовалось, его мысли принадлежат момерафу и графикам.
   Вторая планета, описывая круги, возвращалась на исходную точку каждые триста два часа, температура её поверхности достигала ста семьдесяти градусов Цельсия, альбедо, то есть отражательная способность, была проверена в семи точках. Цвета — или серый, или рыжевато-коричневый, а это означало, что океаны на планете отсутствовали. Тонкая атмосфера была насыщена двуокисью углерода и азотом, кислорода не обнаружили. Геологической активности также не заметили, — горные хребты очень старые, и все изменения тут давно закончились. Кроме гор, структуры выше десяти метров не просматриваются …
   — Ясно, — Мартин старался подавить накатывающий на него энтузиазм. — Обе планеты спокойны.
   — Следуя библейским заветам предлагаю назвать планеты: Небучаднезаром, Рамзесом и Геродом.
   Мартин скривился:
   — А не плохое ли это предзнаменование?
   — Ну, не принимай все так серьёзно, — лицо Хакима оживилось, — Я вижу, ты понял мои намёки. Герод, убивший первого рождённого… Рамзес, надзиратель над племенем евреев… Небучаднезар, разрушивший первый храм и Иерусалиме…
   — Да, прекрасные имена, — саркастично заметил Мартин.
   — Ну и отлично, — Хаким выглядел польщённым, его трудно было смутить иронией. — Вторая каменистая планета — Рамзес — очень похожа на первую, — Хаким вызвал другую карту, — но попрохладнее, средняя температура поверхности ниже на четыре градуса, альбедо — также из семи точек, в атмосфере нет кислорода и водных испарений. Нет и сейсмической активности: старые горы, старый мир.
   — Скорее всего они необитаемые.
   — Я бы воздержался от этого утверждения. Вызывает сомнение, во-первых, близость температуры поверхности, несмотря на разноудаленность планет от Полыни, во-вторых, — составляющие их атмосфер. Окружающая среда, несомненно, контролируется, но вот какого сорта организмами или механизмами, мне не понятно…
   — Возможно, миниатюрными роботами, — задумчиво произнёс Мартин.
   Хаким кивнул:
   — Не исключено, хотя утверждать трудно. Если подобные механизмы и существуют, их работа полностью изолирована от поверхности.
   — Но миры всё же активны.
   — Да, активны, но они явно не имеют большого количества обитателей — живых существ. Момы, помниться, говорили нам, что множество цивилизаций всю информацию о себе заключили в матрицы, что они отказалось от присущих им физических форм своего тела и внешне выглядят, как простейшие организмы.
   — Да, я помню, что-то около половины цивилизаций… — вспомнил и Мартин уроки момов.
   — Возможно, мы столкнулись именно с таким случаем.
   Может быть, и мы когда-нибудь станем призраками… Мартин содрогнулся при мысли о потере своего облика. Даже если им будет дарована в таком случае вечность — это будет имитация жизни, а не жизнь. Было что-то глубоко безнравственное во всём этом …
   — Помнится, ты говорил, что вы уже почти готовы сделать выводы.
   Лицо Хакима оживилось:
   — Я просто поддразнивал тебя, Мартин. Конечно же, выводы за тобой. Тебе судить, — Хаким повернулся к картам, указал на обломки и пыль, рассеянную по всему пространству в радиусе семи сотен миллионов километров от Полыни, — Пыль и обломки раскалены звездой, а ведь даже незначительное перемещение межзвёздной пыли способствуют возникновению химических реакций… Так… Так… Очень интересно…
   Наличие пыли и обломков указывало на интенсивную активность этого участка космического пространства в прошлом. Многие обломки представляли из себя куски простейших горных пород; металлы и газообразные вещества, отягащенные кремнием, отсутствовали.
   И в составе этой производственной пыли даже более, чем в спектральном составе Полыни, повторялась пропорция элементов, — та, что осталась после машин-убийц.
   — О, это более, чем похоже, — на возбуждение Мартина указывала его слегка приподнятая бровь. — Очень даже может быть, что машины-убийцы сделаны где-то рядом с Полынью.
   — Но не исключена возможность, что и на Левиафане. Нам ещё трудно судить об этом.
   — Но, согласись, не исключена возможножность, что здесь.
   — Да, фактов, указывающих на это, предостаточно.
   Лицо Мартина горело, глаза подёрнулись влагой. Он вдруг осознал всю свою ответственность — его охватило чувство, никогда не испытываемое им прежде. Ему было трудно даже определить, что это было за чувство, правильнее было сказать, не чувство, а целый комплекс эмоций.
   — Итак, ты говоришь, что не замечено никакой защиты?
   — Никакой, — подтвердил Хаким и повторил, — Никакой очевидной защиты на поверхности внутренних миров. Истощённый газовый гигант выказывает наименьшую активность. Кажется, что это просто большая глыба из огромного количества обломков горных пород, с тонкой атмосферой, состоящей из гелия, двуокиси углерода, брома и незначительного количества углеводорода. Вот посмотри список.
   — Где же взять горючее? — риторически произнёс Мартин. В списке не было водорода, метана и аммиака. Гелия было такое мало, что он казался бесполезным. Глядя на этот список, не возникало желания устремиться вниз за топливом с нетерпением Робин Гуда, рванувшегося к кошельку, висящему на дереве.
   — Хороший вопрос. Но я так же, как и ты, могу только догадываться. Звезде больше шести миллиардов лет. Все газообразные вещества могли быть потеряны уже при рождении, вместо них планета могла получить лишь тончайшую оболочку атмосферы. И всё же, это весьма необычно для карликовой жёлтой звезды, да ещё при таком соседстве.
   — Даже если соседство столь многочисленно?
   Хаким кивнул:
   — Даже в этом случае. Хотя ты прав, газообразные вещества могли быть истощены межзвёздными путешественниками. Или… — Мартин поднял голову, — все они могли быть преобразованы в антиматерию для изготовления убийц-зондов.
   — Из этого могло получиться очень много зондов-убийц.
   Хаким кивнул:
   — Миллиарды, с запасом горючего, способных достигнуть соседних звёздных систем. И всё это — за счёт истощения внешней атмосферы, комет, лун, газовых гигантов, всего… Если можно так выразиться, в таком случае работали огромные порочные комбинаты, ведущие весьма рискованную работу, но ставящие перед собой великие цели. Из всего этого логично вытекает, что они мечтали о масштабной колонизации.
   — Но мы же не обнаружили рядом других систем…
   — С той поры, как они могли отправить зонды, до того момента, как те могли вернуться, выполнив задание, должны пройти века. Что если цивилизация изменилась за это время?
   — Да, конечно, возможно и такое.
   — Можно назвать множество потенциальных причин подобных изменений: гнев других цивилизаций, малодушие самой планеты, создавшей машины-убийцы, да и многое другое.
   — Как ты думаешь, какое количество газов могли прежде содержать эти пять массивов? — поинтересовался Мартин.
   — Трудно сказать, ведь основные скопления потеряны, — задумчиво произнёс Хаким. — Мы вряд ли с большой точностью можем указать размеры, но представляется, что каждый из массивов имел диаметр в несколько тысяч километров. Так как удельный вес этих масс почти не изменялся, можно предположить, что они состояли из нейтрино…
   — Я сейчас заканчиваю работу над анализом состава внешнего облака, — вмешался Торкильд Лосось, — Мин Муссон — над анализом состава пыли и обломков внутри системы.
   — Пыль и обломки… Скажите, как много времени понадобится, чтобы вытолкнуть самый огромный из обломков?
   — Это не реально, — откликнулся Торкильд, — Наибольший из обломков слишком велик, чтобы от него можно было избавиться, даже с помощью радиации. Вспомните о направлениях движения звёздной пыли вблизи обломка…
   — Да, это говорит о многом, — кивнул Хаким.
   — Сколько времени вам нужно, чтобы закончить работу? — спросил Мартин.
   — День? — Хаким повернулся к своим коллегам.
   — Мне нужно немного отдохнуть. Мой момераф работает уже не так чётко, как раньше, — пожаловалась Мин Муссон.
   — Ну, хорошо, даю вам полтора дня.
   — Прекрасно, — сказал Мартин.
   Через три дня они должны были войти в первичное облако. До сего момента им необходимо было принять решение. Мартин не сомневался в том, какое решение примут дети. Но, кроме всего прочего, до вхождения в облако необходимо было произвести расщепление «Спутника Зари». После разделения «Черепахе» предстояло немедленно начать суперторможение, а затем рассеять производителей и манипуляторов внутри данной системы планет. «Заяц» должен был оставаться в стороне и, в случае неудачи «Черепахи», попытаться уже самому выполнить задание.
 
   Подходил к концу второй цикл торможения. Мартин ощутил свободу движений, будто бы к нему присоединили высокозарядную батарею. Некоторые из детей почувствовали лёгкое недомогание, которое вскоре прошло.
   Прежде Дженнифер Гиацинт не производила никакого впечатления на Мартина. Это была весьма энергичная и болтливая особа. Её трудно было назвать не только красивой, но даже и миловидной — треугольное лицо, узенькие, постоянно моргающие глазки, тонкие руки и несоразмерно большая грудь. Вдобавок к этому, с её лица не сходило выражение, будто её только что оскорбили. Но постепенно Дженнифер сыскала уважение Мартина своими точными наблюдениями о жизни на корабле, своей готовностью браться за любую работу, — даже за ту, которую другие находили неприятной или рутинной.
   Как и Ариэль, Дженнифер чем больше работала с момами, тем меньше им доверяла. Но она реализовала своё недоверие своеобразной вариацией партизанской войны: она, используя интеллект, догадывалась о таких вещах, о которых момы никогда не рассказывали детям.
   Мартин откликнулся на её просьбу встретиться с ней в первой половине дня, тем более, что в это время Тереза была занята — она тренировалась вместе с другими пилотами бомбардировщиков.
   Взволнованная, Дженнифер поднялась в каюту Мартина. Она явно испытывала смущение.
   — Ну, и зачем я тебе понадобился, — небрежно произнёс Мартин, надеясь, что это поможет Дженнифер расслабиться. Она сделала большие глаза и пожала плечами, будто бы ей действительно не было что ему сказать. Девушка казалось смущённой, как при первом свидании.
   — Ну, Дженнифер… — Мартин начал выходить из себя.
   — Я постоянно думаю, — выпалила она, защищаясь, будто бы он обвинял её том, что она расстроила его планы. — Я только и занимаюсь тем, что работаю с момерафом и размышляю. И я пришла к некоторому заключению, — правда, ещё не очень чёткому, но мне кажется, что ты заинтересуешься им… Надеюсь, что заинтересуешься.
   — Я с удовольствием выслушаю тебя, — вежливо произнёс Мартин.
   — Я ещё не все окончательно обдумала, но мне уже не так-то просто отказаться от этих своих мыслей. Я думаю, тебе будет полезно ознакомиться с большинством из них…
   — Я весь во внимании.
   — Момы ничего нам не говорят…
   — О, я вижу привычка обвинять момов становится всё более и более популярной, — пробормотал Мартин.
   Дженнифер моргнула:
   — Но ведь это правда. К примеру, они не объясняют нам, как преобразовывают простое вещество в антиматерию. Или — как они простое вещество сжимают до нейтрониума. Или как работает связь «ноуча», не опасаясь перехвата информации.
   — Им просто кажется, что нам и не нужно этого знать.
   — По-моему, даже любознательность — уважительная причина.
   — Не спорю.
   Мартин знал, что его способности работы в момерафе были ниже, чем у Дженнифер. Она была явно способнее, более восприимчива к нововведениям, на корабле она уступала, пожалуй, только Джакомо Сицилийцу.
   — Наблюдая за момами, я проанализировала некоторые вещи. Я имею в виду методы Благодетелей — то, что они делали на Земле и на Центральном Ковчеге. Да и на Марсе тоже. Они умеют основательно изменять состояние материи — это ясно, как день. И умеют превращать материю в антиматерию. Но не думаю, что они могут изменить кривизну пространства или вращать галактики — для этого нужно уметь превышать скорость света, а этого они, кажется, не умеют делать.
   — Так, с этим разобрались. Давай дальше.
   — Принцип работы момерафа, — я имею в виду чисто формальную сторону, не психологическую, — строится на так называемой теории информации, связанной с физиологий человека. Есть аргументы и против этой теории, но я ещё не работала над ними.
   Мне непонятно, на что надеятся момы, готовя инструкции для тренировочных занятий. Как их воспринимать? Итак, мы обязаны знать лишь конкретные вещи, — такие, к примеру, как ремонт автоматической системы связи в случае поломки корабля в бою. Но это же смешно! «Спутник Зари» саморемонтируется, а бомбардировщики… Правда, я догадываюсь, что они просто не хотят, чтобы бомбардировщики приближались к их кораблю в случае, если они превратятся …
   — Не продолжай, я всё понял, — Мартину не терпелось перейти к следующему вопросу обсуждения.
   — Хорошо, возвращаемся к разговору о превращении в антиматерию. Я думаю, они имеют доступ к информационной структуре частиц, то есть к той информации, которую несёт каждая частица. Если это действительно так, то они могут вмешиваться в работу так называемых привилигированных каналов. Хотя «каналы», конечно, в данном случае слово неподходящее. Я назвала бы это привилигированным отрядом частиц… но…
   Мартин посмотрел на неё в упор.
   — Несколько наиболее радикальных теоретиков на Земле предполагали, что «пространство-время» представляет из себя гигантскую матрицу, информация в которой передаётся мгновенно привилигированными отрядами частиц по их каналам, а бозоны, … ну фотоны и тому подобное, передают информацию со скоростью не большей скорости света. Вспомни, барионы, мезоны, гипероны — частицы, которые можно превратить в нуклоны, не увеличиваются при расширении Вселенной. Они привязаны только к космическому времени. Но бозоны — фотоны и так далее — в некоторых отношениях очень даже привязаны и к пространству. Когда Вселенная расширяется, длины их волн увеличиваются. Привилигированные отряды не привязаны к «пространству-времени» вообще. Так вот их частицы могут передавать конкретную специфическую информацию. Особый вид космической бухгалтерии. Благодетели, кажется, знают, как обнаруживать подобные отряды частиц и контролировать информацию, которую они несут.